CC BY
83
С.М. Стасюкевич
ДЕНЬГИ ДЛЯ КРЕСТЬЯНСТВА:
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЙ КРЕДИТ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В УСЛОВИЯХ НЭПА
S. Stasyukevich
Money for the Peasantry: Agricultural Credit in Russian Far East under the NEP
В постсоветской историографии развитие сельскохозяйственной кооперации в период новой экономической политики рассматривается в контексте противоречий между рыночной сутью кооперации и социальными устремлениями большевистского политического режима 1920-х гг. В литературе сложилось устойчивое понимание того, что деформация кооперативных принципов, произошедшая в условиях Советской власти, ограничивала развитие хозяйственного потенциала крестьянства и способствовала огосударствлению кооперативной системы на протяжении всего нэпа1. В региональной дальневосточной историографии данные подходы к анализу советской кооперации до настоящего времени не нашли отражения. В последних публикациях деятельность сельскохозяйственной кредитной кооперации показана лишь фрагментарно2.
В настоящей статье функционирование сельскохозяйственной кредитной кооперации Дальнего Востока реконструируется на основе как документов советских и партийных органов, так и сохранившейся финансовой информации: актов ревизионных обследований дальневосточных союзов сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации (сельсоюзов), балансов сельсоюзов и кредитных товариществ.
К моменту восстановления Советской власти в ноябре 1922 г. дальневосточная кооперация находилась в состоянии глубокого кризиса: практически полностью распалась низовая сеть, прекратилась кредитная работа, произошла коммерциализация деятельности кооперативных союзов. Причины кризиса крылись как в экономической дестабилизации периода Гражданской войны и интервенции, так и в военно-коммунистической модели кооперативной политики Дальневосточной республики, отводившей кооперации роль составной части государственного заготовительно-распределительного аппарата и взявшей курс на объединение потребительской, сельскохозяйственной и кредитной кооперации3.
В октябре-ноябре 1922 г. решениями IV Дальневосточной краевой конференции РКП(б), Дальневосточного бюро (Дальбюро) ЦК РКП(б) и 3-го кооперативного съезда Дальнего Востока были
определены основные цели и принципы кооперативной политики на этапе «советизации»: усиление партийной работы в кооперации, объединение ее вокруг одного центра, ликвидация неподконтрольных коммунистам союзов и первичных товариществ4. 3-й кооперативный съезд, формально предоставив крестьянству право выбора специальных или объединенных кооперативов, фактически признал необходимым сохранить в регионе трехступенчатую систему единых кооперативов: первичные объединенные кооперативы, губернские союзы кооперативов, Дальневосточное отделение Центросоюза (Дальцентросоюз)5.
Эти решения принимались в условиях, когда в Советской России, начиная с лета 1921 г., шел процесс формирования самостоятельных специализированных кооперативных систем6. С введением советского законодательства возможность создания специальных видов кооперации через регистрацию в местных органах государственной власти появилась и на Дальнем Востоке7. Дальневосточный революционный комитет (Дальревком) и Дальбюро ЦК РКП(б), продолжая в 1923-1924 гг. курс на сохранение объединенных кооперативов, руководствовались в первую очередь политическими мотивами: создание на Дальнем Востоке специализированных кооперативов тормозилось в силу того, что в них сильное влияние сохраняли «белкооператоры» - сторонники эсеров и меньшевиков, деятельность которых расценивалась как угроза Советской власти8. В постановлениях Кооперативной комиссии Дальбюро ЦК РКП(б), кооперативных комиссий дальневосточных губкомов партии, принимавшихся в конце 1922 - начале 1923 гг. неоднократно подчеркивалась необходимость завершения борьбы с антикоммунистическими элементами в кооперативном движении9.
Политика сохранения объединенных кооперативов объективно препятствовала восстановлению дальневосточной кооперации и усугубляла ее состояние. В 1923 г. через кооперацию удовлетворялось менее половины крестьянского спроса, кооперативного кредита не существовало10. В деревне, особенно приморской, широко распространились антикооперативные настроения, продолжался распад сельских ячеек. Сохранявшиеся низовые кредитные и потребительские общества отказывались от перерегистрации на уставе единого товарищества, не выполняли решений областного съезда11. Крестьяне, остро ощущавшие потребность в деньгах для восстановления хозяйства, идею кредитования через объединенные кооперативы отторгали. «Сельское население сущность кредитных операций при кооперативных товариществах улавливает плохо и говорит, что для них более понятны и приемлемы специальные кредитные товарищества», - отмечалось в аналитических материалах Дальневосточного общества сельскохозяйственного кредита (Дальселькре-дита) по Забайкалью12.
В 1923 г., на основании декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 21 дека-
бря 1922 г. «О восстановлении сельского хозяйства и создании сельскохозяйственного кредита», на Дальнем Востоке начала формироваться советская система сельскохозяйственного кредита. В январе
1923 г. вопрос о создании Дальневосточного общества сельскохозяйственного кредита обсуждался на заседании межведомственной комиссии при Дальревкоме. В марте был утвержден проект устава Дальселькредита, определены размер основного капитала, стоимость учредительских и крестьянских паев, избрано временное бюро. Дальселькредит начал свою работу с 1 октября 1923 г. и вскоре был преобразован в Дальневосточный сельскохозяйственный банк (Дальсельбанк), остававшийся главным кредитором сельского хозяйства на протяжении всех 1920-х гг.13 Основной капитал Даль-сельбанка составил 1 200 тыс. руб. Формировался он путем продажи учредительских и крестьянских паев. На момент открытия, в октябре 1923 г., средства банка составили 300 тыс. руб., на 1 октября
1924 г. - 904,2 тыс. руб., на 1 октября 1925 г. - 2 321,8 тыс. руб., на 1 октября 1926 г. - 6 998,7 тыс. руб.14
В конце 1923 г. под эгидой Дальсельбанка в деревнях стали открываться кредитные товарищества, занимавшиеся исключительно ссудными операциями15. Одновременно при Дальцентросоюзе и губернских союзах кооперативов создавались сельскохозяйственные кредитные отделы16. Эти шаги ознаменовали начало выделения сельскохозяйственной кооперации Дальнего Востока в самостоятельную систему. Дальневосточная деревня сначала очень осторожно отнеслась к новой инициативе власти. Интерес крестьян к кредитным товариществам проявлялся только после того, как они на практике убеждались в том, что те действительно оказывают по-мощь17.
После решения XIII съезда ВКП(б) о разграничении функций потребительской и производственной кооперации и постановления СНК СССР «О возврате имущества сельскохозяйственной, промысловой и кредитной кооперации» от 22 июля 1924 г. процесс выделения сельскохозяйственной кооперации в самостоятельную систему вступил в завершающую стадию. В октябре-ноябре 1924 г. состоялись учредительные собрания союзов сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации (сельсоюзов) Забайкальской, Амурской и Приморской губерний. 22-23 декабря 1924 г. в Хабаровске прошел учредительный съезд Дальневосточного краевого союза сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации Дальнего Востока (Дальсельсоюза), объединившего все губернские союзы и выполнявшего функции районного союза для селений, расположенных вокруг Хабаровска и в низовьях Амура18.
Основные задачи, стоявшие перед сельсоюзами на начальном этапе, заключались в расширении низовой сети, организации кредитования крестьянства, сбыте сельхозпродукции и снабжении села инвентарем19.
Центром сельскохозяйственной кооперации на местах, вокруг которого объединялось крестьянство и формировалась специальная кооперация, становилось кредитное товарищество20. На Дальнем Востоке процесс роста кредитных товариществ и численности кооперированного населения шел быстро: осенью 1924 г. их насчитывалось 114, в 1926 г. - 140, в которые вступили 31,2 % крестьянских хозяйств, в 1927 г. - 153, в которых состояли 48,1 % дворов21.
В 1920-х гг. проводилась активная кампания против «диких» кооперативов - объединений, стремившихся сохранить свою самостоятельность и не подпасть под контроль официальных союзов. Наибольшее число «диких» кредитных товариществ было в приморской деревне: в 1924 г. - 28 из 41. В амурской и забайкальской деревне в середине 1920-х гг. начитывалось по 40-45 товариществ, входивших в систему сельсоюзов, и до 10 независимых объединений. В дальнейшем, в ходе реорганизации сельской кооперации, часть низовых кредитных кооперативов была ликвидирована или объединена с другими, и к апрелю 1928 г. все они были поставлены под контроль сельсоюзов.
Уровень объединения и активность крестьянства во многом зависели от степени приближенности населенных пунктов к кредитным товариществам. По данным Всероссийского союза сельскохозяйственной кооперации, в селениях европейской части страны, расположенных в радиусе 4 верст от правления, членами кредитных товариществ были 77 % крестьянских дворов, из которых 56 % имели текущие ссуды, средний размер кредита составлял 59 руб. В селениях, расположенных в радиусе от 6 до 16 верст, членами кредитной кооперации были только 29 % дворов, получателями ссуды - 17 %, размер ссуды составлял только 23 руб.22
Дальневосточные расстояния и плохие дороги делали связь кредитных товариществ с крестьянским хозяйством еще более слабой, чем в центральных районах РСФСР. В этих условиях по инициативе самого крестьянства создавались ячейки содействия сельскохозяйственному кредиту. Во второй половине 1920-х гг. их насчитывалось до 600. В мае 1928 г. Дальневосточный краевой комитет (Далькрай-ком) ВКП(б) констатировал, что «этот институт нарождается почти стихийно, без санкции партийных организаций»23.
Важным вопросом является выявление реальных механизмов функционирования сельскохозяйственного кредита.
Дальсельбанк постоянно увеличивал размер средств, выделяемых на нужды сельского хозяйства. Без учета вложений в основной капитал, оборотный капитал и страхование, в 1923/24 хозяйственном году в деревню было направлено 338 тыс. руб., 1925/26 г. - 3 964,1 тыс. руб.24
Далеко не все эти деньги поступали непосредственно в крестьянское хозяйство. В 1925/26 г. не менее 25 % пошло на целевое финансирование промысловой, производственной и специальной
кооперации, еще часть средств предоставлялась госучреждениям, обслуживавшим аграрный сектор, на покупку машин и семян25. Во второй половине 1920-х гг. государственное кредитование сельскохозяйственного производства Дальнего Востока значительно увеличилось. В 1926/27 г. Дальсельбанк ассигновал на эти нужды 7 443,7 тыс. руб., в 1927/28 г. - 13 112,1 тыс. руб. Однако непосредственно в крестьянские руки попадало 55-58 % выделенных сумм: в 1926/27 г. - 4 055,7 тыс. руб., в 1927/28 г. - 7 867,2 тыс. руб. Остальные средства направлялись преимущественно на переселение (22,4 % в 1927/28 г.) и государственное строительство гидротехнических сооружений на рисовых полях (19,7 %)26.
Основополагающим принципом кооперативной политики Советской власти был классовый подход, декларировавший предоставление преимуществ бедняцкому слою крестьянства. В то же время практика распределения кредитов не могла не опираться на экономическую целесообразность. Отдельный крестьянин, чтобы получить ссуду, должен был стать членом кооперативного товарищества, которое открывало ему кредит с учетом хозяйственных способно-стей27. Ссуда предоставлялась под 15 % годовых на срок от 6 до 12 месяцев, причем, как правило, без залога, по личному доверию. Ответственность перед банком несло кооперативное товарищество в двукратном размере открытого своему члену кредита, поэтому средства выдавались при достаточной уверенности в том, что они будут возвращены28.
Детальное выборочное обследование 12-ти сельскохозяйственных кредитных товариществ, произведенное в 1925/26 г. в Читинском, Амурском, Хабаровском и Владивостокском округах показало, что беднота повсеместно находилась в худших условиях по сравнению с более состоятельными слоями крестьянства. Если среди крупных и средних дворов более половины (от 50 до 70 % по разным посевным группам) были членами местных «кредиток», то среди «беспосевных» и «малопосевных», имевших до 3-х десятин, дворов в кооператив вступили только 14 %, среди хозяйств, не имевших скота, - 17 %. Не в пользу бедноты складывалось и распределение кредитных средств. Так, по Александровскому товариществу Амурского округа удовлетворялась 49,6 % кредитных заявок бедняков, 72,0 % заявок середняков, 92,1 % заявок зажиточных. Средний размер кредита в бедняцких хозяйствах колебался в пределах 14-55 руб., середняцких - 17-101 руб., зажиточных - 21-171 руб.29 Забайкальский сельсоюз в феврале 1926 г. отмечал, что беднякам чаще всего отказывали именно в долгосрочных ссудах, а краткосрочные приносили слишком мало пользы. Бедняки, не способные быстро отработать полученные средства, когда наступало время платежа, вынуждены был продавать взятые в кредит скотину или инвентарь30.
В апреле 1926 г. для укрепления и развития бедняцкого хозяйства решением Далькрайисполкома при Дальсельбанке был образован
фонд льготного кредитования деревенской бедноты в размере 150 тыс. руб. К осени 1927 г. размер фонда достиг 266,1 тыс. руб., на 1 октября 1928 г. - 704,3 тыс. руб. Деньги отпускались банком под 4 % годовых сроком до 5 лет. Средства фонда бедноты, сами по себе небольшие, распределялись в первую очередь крестьянским комитетам общественной взаимопомощи (кресткомам) на организацию мероприятий, способствующих коллективизации, и непосредственно в коллективные хозяйства. В 1926/27 г. только в колхозы было направлено 34,6 % средств фонда, в 1927/28 г. - 38,3 %31.
Фонды бедноты не изменили положения индивидуального бедняцкого хозяйства. Далькрайком партии в мае 1927 г. опять констатировал, что бедняцкие хозяйства в среднем по краю кооперированы ниже их удельного веса в общей массе крестьянства, особенно по Амурскому округу32. Ревизионные обследования Амурского и Забайкальского сельсоюзов в начале 1928 г. показали, что кредитные запросы зажиточного крестьянства по-прежнему удовлетворяются более полно33.
На протяжении всех 1920-х гг. крайне незначительным оставался размер ссуды, на которую мог рассчитывать крестьянин. На Дальнем Востоке в 1926 г. средний размер выплат составлял всего 34,9 руб., осенью 1928 г. - 59,4 руб.34 В хлебопроизводящих районах Амурского и Владивостокского округов, куда направлялись основные денежные ресурсы, размер ссуды сильно варьировался в зависимости от мощности двора. В Забайкалье на двор, независимо от его социальной характеристики, приходилось 30-40 руб.35 В целом, по мнению специалистов Дальсельбанка, размеры выдаваемых ссуд были совершенно недостаточны для действительного укрепления крестьянского хозяйства36.
С помощью кредита индивидуальное хозяйство могло решить лишь наиболее неотложные проблемы: приобрести семена, рабочий или продуктивный скот, сельхозинвентарь. Средства на покупку машин, мелиоративные и землеустроительные работы выделялись, как правило, коллективам.
Как отмечалось выше, Дальсельбанк предоставлял крестьянам ссуду под достаточно высокий процент. Дальневосточные сельсою-зы подчеркивали неприемлемость дорогостоящих банковских кредитов для крестьянства37, однако реализовать иную модель кредитования не смогли из-за хронической нехватки собственных средств.
Первоначальные ресурсы дальневосточных сельсоюзов, полученные при выделении в самостоятельную систему, составили всего 380,5 тыс. руб., при этом часть из них была неликвидной. В дальнейшем финансы дальневосточных сельсоюзов росли очень быстро: уже к маю 1925 г. их совокупный баланс увеличился до 1 094 тыс. руб. Проблема, однако, заключалась в том, что свыше 80 % составляли заемные средства. Баланс Амурсельсоюза за период с 1 октября 1925 г. по 1 октября 1928 г. вырос с 734,1 тыс. руб. до 4 165,4
тыс. руб., при этом доля заемных средств увеличилась с 85,3 % до 89,8 %. Между тем, для нормальной хозяйственной деятельности удельный вес заемных средств не должен превышать 60 % баланса организации, а среднее соотношение собственных и привлеченных кооперативных средств по РСФСР составляло 20 % к 80 %38.
Крайне медленно шел приток паевых капиталов и вкладов от населения, необходимых для развития самостоятельных ссудных операций, и в первичные кредитные кооперативы. Средства низовой кооперации увеличивались исключительно за счет государственных вливаний. Баланс среднего кредитного товарищества в 1925 г. достиг 16,4 тыс. руб., из них 9,67 тыс. руб. были заемными средствами, в то время как вклады составляли только 0,2 тыс. руб. Отметим, что до революции средний размер вкладов в дальневосточных кредитных кооперативах составлял 9,2 тыс. руб., а внешние займы - всего 1,68 тыс. руб.39
В дальнейшем, несмотря на постоянный рост балансов первичных кооперативов, наметилась тенденция ухудшения их структуры. В сводном балансе дальневосточных кредитных товариществ на 1 октября 1926 г. около половины по-прежнему составляли кредиты Дальсельбанка40. В Забайкалье средства, находившиеся в распоряжении «кредиток», с октября 1926 по октябрь 1927 гг. увеличились с 858,5 тыс. руб. до 1 644,5 тыс. руб., в том числе долги выросли с 689,8 тыс. руб. до 1 388,4 тыс. руб., или с 80,4 % до 84,4 %41.
В теории и практике кооперации паевому капиталу придавалось большое значение. На основе паевых взносов формировались собственные средства, размер которых характеризовал надежность кооператива и позволял притягивать капиталы со стороны. Паевой взнос дисциплинировал крестьянина, стимулировал его к активному участию в жизни товарищества. Дальневосточные кооператоры отмечали: «С какой бы стороны не рассматривали пай, значение его огромное и основное. Без пая вся кооперативная организация стоит на песке»42.
На Дальнем Востоке стоимость пая в «кредитке» оставалась мизерной, в середине 1920-х гг. - от 2 до 4 руб.43 На протяжении всех 1920-х гг. привлечение крестьянских средств - постоянный пункт резолюций по вопросам развития кооперации. Ставилась задача довести размер пая в «кредитках» до 10 руб. и увеличить вклады на-селения44. Однако решить эту проблему не удалось ни с помощью агитационной риторики середины 1920-х г., ни прямым давлением на деревню на исходе нэпа. Только в 1928 - начале 1929 гг. размеры крестьянского пая едва превысили 5 руб.45 Незначительными оставались и вклады населения: осенью 1928 г. в среднем по Дальнему Востоку на одного члена кредитной кооперации приходилось 6,5 руб. вкладов46.
В первые годы нэпа работа кредитной кооперации на заемные банковские средства вполне оправдывалась общей бедностью даль-
невосточной деревни, отсутствием у крестьянства свободных де-нег47. Но во второй половине 1920-х гг. ситуация существенно изменилась. В деревне оседали внушительные денежные ресурсы: осенью 1926 г. накопления дальневосточного крестьянства оценивались в 3,1 млн. руб., осенью 1927 г. - 7,8 млн. руб., осенью 1928 г. - 18,2 млн. руб. Однако крестьянство предпочитало держать свои средства в наличных денежных знаках, а не использовать такие финансовые инструменты, как госзаймы, банковские и кооперативные вклады, паи в кооперации. Доля наличных денег в накоплении увеличилась и абсолютно - с 2,2 до 13,8 млн. руб., и относительно - с 71 до 76 %48. Крестьянские вклады и паевые капиталы в сельскохозяйственную кредитную кооперацию росли более медленными темпами: в 1926 г. они составляли 806,7 тыс. руб., в 1928 г. - 1 801,5 тыс. руб., а их доля в общем накоплении снизилась с 26 % до 10 %49.
Такое отношение крестьянства к размещению накопленных средств свидетельствовало о его недоверии к кооперативной системе, имевшем как экономические, так и социально-психологические причины. Экономические корни крылись в том, что в советской кооперации второй половины 1920-х гг. перестали работать механизмы стимулирования паевого участия через выплату дивидендов, распределение кооперативной прибыли, доплаты за реализуемую про-дукцию50. Советская власть вменяла кредитным товариществам осуществление зачастую нерентабельных заготовок сельхозпродукции по твердо установленным ценам, ведение непрофильных акций по массовой агрономической пропаганде и культурно-просветительской работе. Социально-психологические причины отражали реакцию крестьянства на классовые принципы политики большевиков в деревне. Декларация приоритетности интересов не самых успешных в хозяйственном отношении бедняцких и маломощных середняцких слоев не могла не настораживать остальную часть крестьянства. Политика ограничения зажиточных слоев деревни привела к тому, что крестьяне, даже имея свободные деньги, опасались вкладывать их в кооперацию, дабы не быть причисленными к кулакам. Негативное впечатление на деревню производили и многочисленные факты растрат, использования кооперативов в личных целях, грубость кооперативных работников, их нежелание и неумение приспосабливаться к нуждам крестьянства51.
Советская практика кредитования способствовала распространению в крестьянской среде иждивенческих настроений. Крестьянство начинало смотреть на кооперацию как на казенное учреждение, а не свое общественное дело, хозяином которого оно само является52. На Дальнем Востоке фиксировалось «собезническое» отношение крестьян к кооперативам (то есть отношение как к собесу, учреждению социального обеспечения): «...Каждый старается как бы взять у кооператива в долг и затянуть погашение этого долга., а если не сможет рассчитаться, то перевести на следующий год»53.
В 1927-1928 гг. о неблагополучном положении в кредитной кооперации «сигнализировали» массовые просрочки кредитных товариществ по платежам, резко возросшие и в абсолютных размерах и относительно аналогичных прошлых периодов54.
Таким образом, начальный этап «советизации» Дальнего Востока отмечен кризисом системы кооперации, что обусловливалось не только более поздним окончанием Гражданской войны и интервенции, но и политически мотивированным продлением существования военно-коммунистической кооперативной модели, сложившейся в период ДВР. После формирования самостоятельной системы сельскохозяйственной кооперации в конце 1924 г. региональная система сельхозкредита развивалась по общему для советской кооперации алгоритму. С одной стороны, бурный количественный рост кредитных товариществ и членства в них, инициатива деревни по созданию ячеек содействия сельхозкредиту свидетельствовали о большой заинтересованности дальневосточного крестьянства в развитии кооперативного кредита. Вместе с тем, формализация фундаментальных кооперативных принципов привела к тому, что сельскохозяйственная кредитная кооперация, в отличие от дореволюционного времени, так и не стала самостоятельным и действенным инструментом накопления средств населения и их инвестирования в производство. Кредитные товарищества и сельсоюзы оставались низовыми звеньями государственно-кооперативной системы сель-хозкредита, выполняли преимущественно посредническую роль в продвижении банковских средств в деревню. По сути, сельскохозяйственный кредит в 1920-х гг. на Дальнем Востоке был банковским, а не кооперативным.
Примечания
1 Файн Л.Е. Советская кооперация в тисках командно-административной системы (20-е годы) // Вопросы истории. 1994. № 9. С. 35-47; Файн Л.Е. Нэповский эксперимент над российской кооперацией // Вопросы истории. 2001. № 7. С. 35-55; Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. М., 1996; Ильиных В.А. Реорганизация системы сельскохозяйственной кооперации в конце 1920-х - начале 1930-х гг. // Кооперация Сибири: проблемы истории, экономики и социальных отношений. Новосибирск, 2009. Вып. 6. С. 87-105; Николаев А.А. Перестройка органов кооперативного управления в Сибири в начале 1920-х гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2010. № 1. С. 68-72.
2 Лыкова Е.А., Проскурина Л.И. Деревня российского Дальнего Востока в 20 - 30-е гг. XX века: Коллективизация и ее последствия. Владивосток, 2004; Иванов А.В. Кооперация Сибири и Дальнего Востока России в годы ДВР и НЭПа. М., 2008.
3 Днепровский С.П. Кооперация на Дальнем Востоке в 1922 г. Чита, 1923.С. 19.
4 Долгов Л.Н. Экономическая политика Гражданской войны: Опыт Дальнего Востока России. Комсомольск-на-Амуре, 1996. С. 99.
5 Государственный архив Приморского края (ГАПК). Ф. п-61. Оп. 1. Д. 478. Л. 6; Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. п-335. Оп. 1. Д. 67. Л. 53-56.
6 Файн Л.Е. Советская кооперация в тисках командно-административной системы (20-е годы) // Вопросы истории. 1994. № 9. С. 36-37.
7 ГАХК. Ф. п-335. Оп. 1. Д. 67. Л. 53-56.
8 Там же.
9 ГАХК. Ф. п-335. Оп. 1. Д. 67. Л. 53-56; ГАПК. Ф. п-61. Оп. 1. Д. 72. Л. 18, 20; Д. 478. Л. 5-6.
10 Лукомский И.С. Начало разинтеграции кооперации в ДВО // Дальневосточная кооперация. 1924. № 13-14. С. 7.
11 ГАПК. Ф. п-61. Оп. 1. Д. 55. Л. 14-16.
12 ГАЗК. Ф. п-81, оп. 1. Д. 1032. Л. 29.
13 Ващук А.С., Галлямова Л.И., Лыкова Е.А., Осипов Ю.Н., Проскурина Л.И., Сергеев О.И., Щагин Э.М. и др. Крестьянство Дальнего Востока СССР XIX - XX вв.: Очерки истории. Владивосток, 1991. С. 171-172.
14 Сельское и лесное хозяйство Забайкалья. Чита, 1927. С. 136.
15 Там же. С. 127.
16 ГАПК. Ф. п-61. Оп. 1. Д. 478. Л. 6.
17 ГАЗК. Ф. п-81, Оп. 1. Д. 1032. Л. 28.
18 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 3938. Оп. 10. Д. 53. Л. 185; Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ). Ф. р-2422. Оп. 1. Д. 365. Л. 298; Кооперация ДВК. Хабаровск, 1926. С. 36.
19 Дальневосточный краевой союз сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации («Дальсельсоюз»): Отчет за 1925 год. Хабаровск, 1926. С. 3.
20 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 97. Л. 144 .
21 РГИА ДВ. Ф. р-2422. Оп. 1. Д. 365. С. 299, 303; Справочник по ДВК за 1927. Хабаровск, 1927. С. 66.
22 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 97. Л.144.
23 Там же.
24 ГАХК. Ф. р-58 сч. Оп. 1. Д. 73. Л. 184; ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 11. Л. 125-127.
25 ГАХК. Ф. р-58 сч. Оп. 1. Д. 73. Л. 184; Дальневосточный краевой съезд сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации: Труды 2-го собрания уполномоченных Дальсельсоюза 5 - 9 февраля 1926 г. Хабаровск, 1926. С. 40.
26 ГАЗК. Ф. п-75. Оп. 1. Д. 333. Л. 140; Два года работы Далькрайиспол-кома в 1926 - 1928 гг. Хабаровск, 1929. С. 218-219.
27 Сельское и лесное хозяйство Забайкалья. С. 142.
28 Кредитный отдел работает // Забайкальский кооператор. 1924. № 7-8. С. 39.
29 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 40 . Л. 147-149.
30 ГАЗК. Ф. п-81. Оп. 1. Д. 1334. Л. 214.
31 ГАЗК. Ф. п-81. Оп. 1. Д. 1334. Л. 214; Два года работы Далькрайи-сполкома в 1926 - 1928 гг. С. 220.
32 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 44. Л. 188.
33 РГАЭ. Ф. 3983. Оп. 2. Д. 127. Л. 10; Ф. 3983. Оп. 10. Д. 116. Л. 45.
34 Два года работы Далькрайисполкома в 1926 - 1928 гг. С. 224.
35 РГАЭ. Ф. 3983. Оп. 2. Д. 127. Л. 10.
36 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 40 . Л. 149.
37 Дальневосточный краевой союз сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации («Дальсельсоюз»): Отчет за 1925 год. С. 3.
38 РГИА ДВ. Ф. р-2422. Оп. 1. Д. 365. Л. 308-309; РГАЭ. Ф. 3983. Оп. 10. Д. 116. Л. 11об.
39 Дальневосточный краевой съезд сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации.. .С. 38.
40 Сельское и лесное хозяйство Забайкалья. С. 140.
41 РГАЭ. Ф. 3983. Оп. 2. Д. 127. Л. 14-15.
42 Наша очередная кампания - привлечение паевых взносов // Забайкальская деревня. 1924.№ 1. С. 62.
43 ГАЗК. Ф. п-75. Оп. 1. Д. 333. Л. 140.
44 ГАХК. Ф. п-2. Оп. 1. Д. 40. Л. 153-154; РГАЭ. Ф. 3938. Оп. 2. Д. 372. Л. 56-57.
45 РГАЭ. Ф. 3983. Оп. 10. Д. 116. Л. 30; ГАЗК. Ф. п-75. Оп.1. Д. 585. Л. 10-11.
46 ГАЗК. Ф. п-75. Оп.1. Д. 585. Л. 11; Сельское и лесное хозяйство Забайкалья. С. 140.
47 Кредитный отдел работает // Забайкальский кооператор. 1924. № 7-8. С. 39.
48 ГАХК. Ф. р-353. Оп. 1. Д. 10. Л. 37.
49 Два года работы Далькрайисполкома в 1926 - 1928 гг. С. 218.
50 Файн Л.Е. Советская кооперация в тисках командно-административной системы (20-е годы) // Вопросы истории. 1994. № 9. С. 41-42.
51 ГАЗК. Ф. п-71. Оп. 1. Д. 121. Л. 148; Дальневосточный краевой съезд сельскохозяйственной кредитной и промысловой кооперации. С. 9.
52 Кооперация ДВК. Хабаровск, 1926. С. 37, 49.
53 ГАПК. Ф. п-61. Оп. 1. Д. 164. Л. 145.
54 ГАЗК. Ф. п-75. Оп.1. Д. 585. Л. 10-11.
Автор, аннотация, ключевые слова
Стасюкевич Светлана Михайловна - канд. ист. наук, профессор Дальневосточного государственного аграрного университета (Благовещенск Амурской обл.)
В статье впервые в российской историографии анализируется практика кредитования крестьянства, которую Советская власть проводила на Даль-
нем Востоке в период новой экономической политики. Особое внимание в статье уделяется реализации кооперативной политики, формированию системы сельскохозяйственного кредита, анализу механизмов кредитования крестьянского хозяйства, отношению крестьянства к советской системе кредитования. Делается вывод о том, что более позднее формирование системы сельскохозяйственной кооперации на Дальнем Востоке по сравнению с Европейской частью России объясняется не только затянувшейся Гражданской войной, но и политическими целями партии большевиков. В условиях новой экономической политики дальневосточная система сель-хозкредита хотя и развивалась по общему для советской кооперации алгоритму, однако она не смогла стать эффективным инструментом накопления средств населения и их инвестирования в производство. Кредитная кооперация оставалась низовым звеном государственно-кооперативной системы, выполняла преимущественно посредническую роль в продвижении банковских средств в деревню.
Советская власть, Дальний Восток России, новая экономическая политика, крестьянство, кооперация, сельская кооперация, сельскохозяйственная кредитная кооперация, кредитование
References (Articles from Scientific Journals)
1. Fayn L.E. Nepovskiy eksperiment nad rossiyskoy kooperatsiey. Voprosy istorii, 2001, no. 7, pp. 35-55.
2. Fayn L.E. Sovetskaya kooperatsiya v tiskakh komandno-administrativnoy sistemy (20-e gody). Voprosy istorii, 1994, no. 9, pp. 35-47.
3. Fayn L.E. Sovetskaya kooperatsiya v tiskakh komandno-administrativnoy sistemy (20-e gody). Voprosy istorii, 1994, no. 9, pp. 36-37.
4. Fayn L.E. Sovetskaya kooperatsiya v tiskakh komandno-administrativnoy sistemy (20-e gody). Voprosy istorii, 1994, no. 9, pp. 41-42.
5. Nikolaev A.A. Perestroyka organov kooperativnogo upravleniya v Sibiri v nachale 1920-kh gg. Gumanitarnye nauki v Sibiri, 2010, no. 1, pp. 68-72.
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
6. Ilinykh V.A. Reorganizatsiya sistemy selskokhozyaystvennoy kooperatsii v kontse 1920-kh - nachale 1930-kh gg. Kooperatsiya Sibiri: problemy istorii, ekonomiki i sotsialnykh otnosheniy [Cooperation in Siberia: History, Economics, and Social Relations]. Novosibirsk, 2009, vol. 6, pp. 87-105.
(Monographs)
7. Dolgov L.N. Ekonomicheskaya politika Grazhdanskoy voyny: Opyt Dalnego Vostoka Rossii [The Economic Policy of the Civil War: The Experience
of Russian Far East]. Komsomolsk-na-Amure, 1996, p. 99.
8. Gallyamova L.I., Lykova E.A., Osipov Yu.N., Proskurina L.I., Sergeev O.I., Shchagin E.M., Vashchuk A.S., et al. Krestyanstvo Dalnego Vostoka SSSR XIX - XX vv.: Ocherki istorii [The Peasantry of the Far East of the USSR in 19th - 20th centuries: Essays on History]. Vladivostok, 1991, pp. 171-172.
9. Ivanov A.V. Kooperatsiya Sibiri i Dalnego Vostoka Rossii v gody DVR i NEPa [The Cooperation of Siberia and Russian Far East during the existence of the Far East Republic and under the NEP]. Moscow, 2008, 341 p.
10. Kabanov V.V. Kooperatsiya, revolyutsiya, sotsializm [Cooperation, Revolution, and Socialism]. Moscow, 1996, 205 p.
11. Lykova E.A., Proskurina L.I. Derevnya rossiyskogo Dalnego Vostoka v 20 - 30-e gg. XX veka: Kollektivizatsiya i ee posledstviya [The Countryside of Russian Far East in 1920s - 1930s: Collectivization and its Consequences]. Vladivostok, 2004, 188 p.
Author, Abstract, Key words
Svetlana M. Stasyukevich - Candidate of History, Professor, Far Eastern State Agrarian University (Blagoveshchensk, Amur Region, Russia)
The article apparently for the first time in the Russian historiographical tradition examines peasantry lending practices in the Russian Far East. The article is focused on the implementation of cooperative policy of the Soviet state in the Far East, formation of agricultural credit system, the mechanisms of crediting the peasant economy and the attitude of peasantry to the Soviet lending system. The author concludes that the longer formation of the agricultural cooperation in the Far East is determined not only by the protracted Civil War and intervention, but by the political objectives of the Soviet state as well. Regional system of agricultural credit being developed according to the general Soviet algorithm could not become an effective instrument for the accumulation of public funds and their investment in production. Credit cooperatives remained lower echelons of state-cooperative system and mainly performed a mediating role in the promotion of banking facilities in the village.
Soviet power, Russian Far East, NEP (New Economic Policy), peasantry, cooperation (cooperative system), rural cooperatives, rural credit cooperatives, lending
