CC BY
26
НАУЧНАЯ СМЕНА
Л.Г. Ишемгужина ДЕМОНИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭЗИИ Ш. БАБИЧА
Шайхзада Бабич — один из интереснейших поэтов башкирской литературы начала XX века. Его произведения содержат в себе в концентрированном виде лучшие эстетические и художественные достижения письменной поэзии данного времени. Высокая гражданственность, гуманность и нравственность, чувствительность и мелодичность были их основными чертами.
Необходимо отметить, что поэт привлек внимание литературной критики уже своими первыми произведениями. В этом плане внимания заслуживают статьи Г.Г. Ибрагимова, X. Туфана. Большую работу по восстановлению и сбору творческого наследия Ш. Бабича, изданию его книг на башкирском и русском языках проделал А.И. Харисов [6]. Ее можно назвать поворотной в исследовании лирики Бабича. Также в изучении творческого наследия значительное место занимают работы Г.Г. Шафикова, В.И. Ахмадиева, Г.Б. Хусаинова, Г.С. Кунафина. Самый большой вклад в изучение литературного наследия поэта внесли Р.Т. Бикбаев и Г.С. Кунафин. Бик-баеву принадлежит монография «Шайхзада Бабич. Жизнь и творчество» [2]. Г.С. Кунафин подробно изучил жанровую природу поэзии великого поэта [3; 4]. Наша задача — рассмотреть творчество Бабича в контексте одной проблемы — проблемы демонизма. Такой подход не является совершенно неожиданным, так как исследователи творчества башкирского поэта отмечают бунтарский дух его поэзии как определенную черту романтизма нового качества, возникновение которого в башкирской литературе связано, прежде всего, с именем Бабича. Сущностью романтизма является субъективная устремленность исключительного героя к невозможному в реаль-
ной действительности идеалу, абсолютной свободе, духовному совершенству, не взирая на недостатки и пороки мира, в котором он живет [6]. Романтический герой наделен яркими страстями, чертами индивидуализма, демонизма, тягой к интуитивному, бессознательному поступкам.
«Демонизм — обозначение отношения к миру, цель которого разрушение существующих духовных и материальных ценностей» [5, с. 138]. Демонизм основывается на абсолютной свободе воли его носителя, который воспринимает эту свободу, прежде всего, как свободу от моральных обязательств перед людьми, утверждает ее как свободу проявления собственных волеизъявлений.
В начале XX века в творческом сознании ряда башкирских поэтов возникает и утверждается концепция демонизма, в идеологическом и нравственном содержании которой доминировали сомнения, настроения отчаяния, злости и ненависти. Идеи бунтарства, революционности, призывы к активности, к новым формам жизни порою приобретали религиозно-мифологическое осмысление и в значительной мере выливались в форму демонизма. В башкирской литературе усилился протест личности против насилия, желание утвердить самого себя в новых условиях. В поэзии Бабича демоническое и гражданское начала были объединены в лице одного романтического лирического героя. Его индивидуалистическое, эгоистическое зло, происшедшее от одного начала с добром, является возвышенным, демонизм трактуется не только в аспекте трагического богоборчества, но и тесно связан с проблемами общественной жизни своего времени.
Ш. Бабич в поисках духовно сильных героев обращается к русской и европейской поэзии. В
Ишемгужина Лэйсен Гилъмановна, аспирантка Башкирского государственного университета
© Ишемгужина Л.Г., 2009
своем творчестве он опирался на романтические традиции A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Д. Байрона и И.В. Гете [4].
Особенно близок был ему по духу М.Ю. Лермонтов. В нем он видел родственную себе душу. Известный ученый C. Шаталов отметил, что в тоне голоса русского поэта звучит мужество и грусть, вызов судьбе и предчувствие утрат, порыв к свободе и ощущение ее недостижимости, любовь к родине и ненависть к ее угнетателям, и этот особый тон поэзии Лермонтова перекликается с господствующим настроением эпохи. Не лучшее было и время, в котором жил и творил Ш. Бабич. Оба они свои лучшие стихотворения написали в годы реакции: Лермонтов — в начале XIX века, Бабич — в начале XX века.
Герой романтических произведений Бабича — внутренне свободный человек, носитель мятеж-ности, неугасаемых страстей, духа отрицания и свободы. Источник его демонизма — безбожие, богоборчество. «Гений я! Потерплю ль униженье?», «Делом будущих дней докажу», — говорил его лирический герой («Я — гений»). В этих словах нетрудно уловить мотивы демонизма. Лирический герой не довольствуется судьбой обычного человека, пытается по-своему пробиться к свету:
Свой маяк я сам Изберу себе.
Ринусь к небесам,
Бросив клич судьбе.
Сам пробью я путь —
Вспять не повернуть.
Жаркий поцелуй До звезды дойдет.
Море светлым струй Перейду я вброд.
Я — свободы тварь,
Хан ее и царь [I, с. 82].
Лирический герой Бабича не верит и не поддается никаким другим силам, кроме как силе своего собственного «я», что и является смыслом его существования. «Я» — и есть тот бог, перед которым он преклоняется, на которого он молится. «Я» Бабича — индивидуалистический протест личности против всяческого насилия; в конечном итоге речь идет не только о гнете общества и государства, но и о самих основах миропорядка. «Я» — символ свободной личности, сильной и независимой. Нет ничего удивительного в
том, что свободолюбивый Бабич мечтает о сверхличности. Эта высокая мечта даже гордого поэта заставляет склонить голову:
Плача перед богом, желаю
Мощи — рукам, сердцу — смелости.
Желаю дыхания, как огненный пар,
Хочу меча — как волшебный меч Зулъфикар.
Пустъ вспыхнет мир, если я подую,
Пустъ поклоняются мне дракон, злой демон!
[I, с. 123].
В стихах, навеянных идеей демонизма, мечтой о незаурядной личности, о необычном характере, прием «самовозвеличивания» был мерой вынужденной. Потеряв бога, человек сам хочет стать богом. Такой демонизм не означает замыкания в своих страданиях, наоборот, он выражает стремление разрушить оковы, в которые закована личность.
Мятежный герой Бабича даже тогда, когда летит на Луну или странствует по Вселенной, думает прежде всего о земной жизни, о поисках света для своего народа. Даже достигнув божьего престола, он не успокаивается, все еще остается неудовлетворенным и мятежным, потому что на земле царит зло, жестокость, нищета и хаос.
Ш. Бабич ищет идеальные моменты земной жизни, смотрит на мир в первую очередь через свое «я», через свои внутренние чувства. Но человек в одиночку не может переустроить общество и изменить мир. И, если романтический герой не воспринимает этот мир и не может его изменить, то ему остается испытывать очень сильные потрясения и страдать, посылать проклятья постылому миру и уходить в иной мир — мир чистоты, красоты в поисках своего идеала.
Под впечатлением исторической трагедии, обрушившейся на человечество, на народ, лирический герой вступает в конфликт с богом («Бог или черт?»). Соседство сатаны с богом подчеркивает романтическое, а также демоническое качества в облике лирического героя. Это показывает, что он находится в очень противоречивом психологическом состоянии:
Бог — посреди небес.
В земной юдоли — бес.
Я малъчуган.
Один твердит: «Ислам!»
В словах — туман.
Другой кричит: «Я сам!»
Но справедлив ли бог?
А бес — кому помог?
На чъей из двух дорог Обман? [1, с. 106].
То ли бог, то ли сатана... И стоящий между ними человек. На кого же опереться в таком случае? Кажется, человек еще не осознал своих творческих сил и собственного достоинства, не занял в жизни подобающего ему места. Поэт как бы умышленно ставит себя в положение мальчика, искренне недоумевающего: «Не знаю, кто обманывает, то ли аллах, то ли иблис-сатана». Когда бог и сатана из-за этого мальчика вступают в конфликт, каждый из них тянет его в свою сторону, они оказываются в смешном положении. Все это придает сатире Бабича очень оригинальное звучание.
Душу поэта волнуют тысячи страстей, а дни его серы и однообразны. Придя на гору Каф, наблюдает мир бесов и чертей и находит эту жизнь куда осмысленней и лучше человеческой:
Отчего родился я не джином,
Не произрастал на той горе,
Не гуляю по ее вершинам,
Ползатъ обречен в земной коре?
Если б я от сатаны родился,
Из утробы пламени возник,
Я в норе бы этой не томился,
Не бродил средъ воров и ханыг [1, с. 72].
«Отчего родился я не джином.». Эта мечта — отражение неудовлетворенности поэта в поисках красоты жизни. Предпочтение бесовского мира реальному, погрязшему в грехах, противопоставление бесов людям — подобные настроения были свойственны и другим башкирским поэтам.
Долго блуждая по миру в поисках счастья, поэт так заканчивает элегию:
О, тот чертов мир — огонъ лучистый, Дъяволъским перстом он осенен!
Человек — он сам из сил нечистых:
Потому что — от пророка он! [1, с. 72].
В «Прожитых годах» Бабича — ожидания счастья и знание того, что оно недостижимо. Не
найдя его ни на земле, ни во всей вселенной, поэт яростно проклинает людей, что во зле обогнали самого сатану.
Находящиеся в вечном конфликте с богом сатана и демоны, представленные в поэзии Бабича, являются своеобразным проявлением традиционно-демонического образа, с высоким вдохновением изображенного в романтической литературе. Бабич с любовью возродил эти образы именно за то, что они находятся в конфликте, в распрях с богом, и находил символический смысл в недобрых отношениях между богом и человеком.
В 1916 году в башкирской поэзии случилось событие, привлекшее внимание не только башкирской и татарской общественности, но и всего мусульманского мира России. Появилось на свет большое лиро-эпическое произведение под названием «Газазил», посвященное социально-философским и нравственным проблемам взаимоотношений бога и дьявола, земли и неба, добра и зла. Этим произведением он внес большой вклад в разработку темы демонизма в башкирской литературе.
Действительно, среди лиро-эпических произведений, созданных башкирскими поэтами в 1910-е годы, в период распространения в башкирской литературе романтизма, «Газазил» отличается не только высоким художественным уровнем, но и эпической широтой. Масштабы изображения, система образов свидетельствуют о том, что «Газазил» — сатирическая поэма. Характерное отличие поэмы — необъятная развернутость аллегорической метафоры, живая фантасмагория окружающего мира, где в один узел сведены и правда, и вымысел, и сказка, и миф, и людские суеверия. Богатство художественных красок и смысловых оттенков и ассоциативных парадигм — все это и поныне ставит в тупик исследователей башкирской литературы и творчества Ш. Бабича.
Действующие в поэме силы, противоборствующие друг с другом, объединены в три группы. Первая — рай и его обитатели: ангелы, гурии, служители рая, а также адское воинство, сжигающее грешных душ в аду. Во главе этой группы — Бог. Вторая группа — Иблис и его подчиненные: черти, различные чудовищные великаны. А между этими двумя группами — люди, которые обманываются то в боге, то в дьяволе.
Бабич не ограничивается описанием столкновений этих сил, он как бы переносит события
в сегодняшний день. Поэт не говорит о каком-то абстрактном боге и мифическом сатане, он пишет о «дьяволах» современности. Герои поэмы — бог, дьявол, ангелы и другие действуют на конкретной основе.
Газазил — самый противоречивый образ в поэме. С первых же строк чувствуется ироническое отношение автора к нему. У него все произведение направлено против Иблиса, всякий эпизод служит разоблачителем его двуличия и ничтожества. В романтически-возвышенном стиле поэт описывает предысторию демонического героя:
... Он пребывал в раю, и, может статься,
Вовеки б не узнал, что значит ад.
Он был фигурой важной. Подчинялись Все херувимы, ангелы ему [I, с. 125].
«Трагический перелом в судьбе Газазила, утерявшего имя и получившего кличку Сатана (Иб-лис) за «мерзкую гордыню», «двуличие» и «черную неблагодарность», окутан покрывалом таинственности, автор не мотивирует его подробно и вообще не уделяет ему большого внимания, потому что в центре повествования стоит не только конфликт Иблиса с богом, как полагают некоторые исследователи, но и борьба добра и зла в его душе после изгнания его из рая» [3, с. 237]. Зато Ш. Бабич значительное место отводит описанию внутреннего и внешнего облика Иблиса:
Средь ангелов Иблис — все то же шило,
Которое в мешке не утаишь.
В нем жил злой дух и мерзкая гордыня, Неблагодарность черная жила...
Надет хомут на шею злого духа И хвост приделан, чтоб змеился зад.
И губы были смазаны маслами,
И внешний наведен был марафет:
Клеймо на лоб; на щеки — сажу... Сами Теперь представьте демона портрет.
Добавьте рог, что вбит в иблисов череп —
Ну, чем не устрашение для черни? [1, с. 125].
Перед нами предстает существо бодрое, с живым характером, остроумный, рвущийся к своей цели, любящий славу — образ получился выпуклый, яркий. На угрозы и устрашения творца он ехидно отвечает: «Посмотрим, о созданье!» После этого разговора противоборство между
богом и сатаной еще больше обостряется. Изгоняемый из рая Газазил обращается к Богу с единственной просьбой — дать ему жить до конца света. Бог не только не возражает против коварный планов сатаны, наоборот, подталкивает его:
Что ж, уходи, — Аллах в сердцах промолвил, —
Ищи себе подобньх, и найди
Другого бога...
Однако этот разговор между богом и дьяволом, носящий явно пародийный характер, не придуман Бабичем. Например, в пятой суре Корана есть такие слова, предупреждающие людей о дьявольских искушениях: «Сатана желает зародить среди вас вражду и ненависть вином и майсиром и отклонить вас от поминания Аллаха и от молитвы. Удержитесь ли вы?». А дьяволу, изгнанному в ссылку из рая в людское общество, говорится: «Соблазняй, кого ты можешь из них своим голосом и собирай против них свою конницу и пехоту, участвуй с ними в их богатствах и детях и обещай им, поистине обещает сатана только для обмана». Чтобы испытать веру людей, стойкость их духа, бог благословляет дьявола сеять на земле рознь и смуту. В третьей суре Корана «Семейство Гимрана» есть такие слова: «Хитрили они, и хитрит Аллах, а Аллах — лучший из хитрецов» [4, с. 123].
Комические ситуации, в которых оказывается бог, в поэме повторяются на каждом шагу. На вопрос бога: «Почему не подчиняешься мне, не считаешься с таким могуществом?» Иблис отвечает: «Покоряться тебе оскорбительно для меня. Я сам для себя маленький бог!».
Цель Иблиса — владеть человеческой душой. И чтобы достичь желаемого результата, ему требуется только одна вещь — «великая» идея. Одна хорошая идея и весь народ в твоих руках. «Райский отщепенец», оказавшись на земле, ревностно принимается за дело, оставляя всюду свой коварный след, «ожесточая» сильных духом людей.
То, что дьявол находится в непрерывном движении (спор с богом, игра на скрипке, угощение волосами, речь перед обитателями шайтанията, вышивание вина в озеро и спаивание людей), еще больше дополняет его характер. Особой остротой иронии и сарказма отличается эпизод дарения Иблисом волосков из своей бороды для съедения людям:
— ... Коль каждый вырвет волосок один И съесть его — он вмиг преобразится,
В парчовые одежды облачится И с виду станет важный господин...
О, что тут началось!..
Хватают люди «божий дар» и с хрустом Съедают, чертыхаясь и давясь.
И на лице Иблиса стало пусто,
Зато обрел он над народом власть [I, с. 132].
Поразительная активность, решительность, бунтарство, презрительное отношение к устоявшимся канонам «неба и земли», мятежность могут вызвать невольную симпатию. Но по мере ознакомления с произведением это чувство начинает меняться. Скажем, его желание похитить у неба воду вечной жизни и подарить ее земле, конечно, выглядит мужественным поступком, добрым делом. На первый взгляд его намерение и поступок напоминают смелый шаг главного героя эпоса «Урал батыр», напоившего живой водой жаждущую землю. А с какой целью дьявол желает подарить человеку бессмертие: чтобы вечно глумиться над ним, развращать его и в этом находить удовольствие. На первый взгляд, дьявол предстает бунтарем, но по сути дела он оказывается похитителем человеческих душ и сердец. Перед нами во весь рост встает грандиозный, остроумный образ злого духа, врага неба и людей, рвущийся любыми путями и средствами к своей цели. Даже бог не смог заставить покаяться Газазила, исцелить его душу. Раздав до последнего волоса усы и бороду людям, тем самым, развратив их, дьявол говорит:
Ну, всевышний, могучий бог. Почувствовал? Увидел, как я исковеркал душу человека?
В этот момент дьявол выглядит победителем. А бог молчит, не вмешивается в их жизнь. «Все это дает основание сказать, что произведение «Газазил» пропитано религиозным скептицизмом» [3, с. 241]. Одна из центральный: мыслей — наказанный богом Газазил направляет судьбы людей — уже есть насмешка над божественным промыслом и верой, над человеческими предрассудками. По мнению автора, в этом мире человек предоставлен самому себе и он сам должен оценить поступки дьявола, сам должен избрать праведный путь.
Хотя в основе произведения лежит религиозная мифология, выбранные детали приближают его к повседневной человеческой жизни. Например, повадки дьявола словно повторяют повадки земных правителей.
А такие картины, как шествие толпы с флагами, на которых написано «Да здравствует Иб-лис!», по одной из улиц огромного города, появление дьявола на балконе с бутылкой вина в руке, его пламенные речи, направленные на то, чтобы вдохновить людей на дурные дела, слить их и бесов воедино, несмотря на их фантастичность, очень напоминают реальные жизненные события. «В поэме философско-фантастического характера, жизненно-фантастического характера жизненно-бытовая линия зримо дает о себе знать. Она прикрепляла образы и действие поэмы к земной действительности, наполняя произведение реально-конкретным, эмпирическим содержанием» [3, с. 244].
Хотя события в поэме совершаются вокруг конфликта бога и дьявола (сатана) и последующей его деятельности, главной фигурой, которая выносит приговор и говорит последнее слово, становится сам поэт. Выражая свое отношение к происходящим событиям и вынося собственный суд, в конце поэмы Бабич переходит к непосредственным действиям: получив телеграмму и оседлав гифрита, поэт отправляется на юбилей дьявола. Но что это за юбилей? В заключительной части поэмы говорится:
И сейчас еще естъ бесы, демоны, дъяволы,
И сейчас они развращают и обманывают,
С тех пор, как проклятый дъявол вступил на землю, Мир перевернулся с ног на голову.
Сговорившисъ меж собой,
Вспоминая давно ушедшие времена,
Чтобы восхвалятъ дъяволов падишаха,
Выдавая его деяния как судъбу,
Вознося его до небес,
Едут праздноватъ завтра юбилей надменного индюка!
[1, с. 147].
Здесь поэт говорит без всяких обиняков, прямо: «И сейчас еще есть бесы, демоны, дьяволы». И не случайны тут слова о дьяволе-падиша-хе, о его юбилее. Дьявол в поэме — правящий на земле с разрешения бога. Падишах и дьявол как бы сливаются воедино.
В поэме «Газазил» по-своему развивается тема «земли и неба». Романтический ореол, окружавший «шайтаният» и дьявола, сменяется утратой всяческих иллюзий относительно их. В поэме через безбожность бога и дьявольство дьявола осуждается бесчеловечность человека. Пародия на мифологические сюжеты поднимается до высот обличения пороков реальной жизни.
Для Ш. Бабича проблема демонизма никогда не была абстрактной, оторванной от реальной жизни и отношений людей. Наоборот, проблема борьбы добра и зла осмысливается им как важный социальный и нравственный фактор в повседневной жизни людей.
Определявшее целую эпоху в истории развития башкирской поэзии поэтическое сокровище «Газазил» по-своему освещает мировую тему о «падшем ангеле» и является вершиной бабичевс-кого гения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бабич Ш. Весенняя песнь: Поэзия. Проза. Перевод с башкирского Г. Шафикова. — Уфа: Ки-тап, 1995. — 304 с.
2. БикбаевР.Т. Ш. Бабич. Тормошо Ьэм ижады. — 0фе: Башкортостан китап нэшриэте, 1987. — 320 б.
3. Кунафин Г.С. И песней, и сатирой. Развитие жанровой системы башкирской литературы и сатирической поэзии XIX — начала XX вв. — Уфа: Китап, 1999. — 257 с.; его же. Концепция демонизма в творчестве Ш. Бабича // Актуальные вопросы башкирского эпосоведения. Материалы международной научной коференции. 30 сентября 2002 г. — Уфа: Гилем, 2003. — С. 85—96; его же. Тема демонизма в поэзии Ш. Бабича // Ватандаш (Соотечественник). — 2003. — № 10. — С. 128—134.
4. Кунафин Г.С. Поэтическое эхо прошлого. Развитие жанровой системы башкирской манифестаци-онно-публицистической и нарративной поэзии. — Уфа: Китап, 2004. — 316 с.
5. Коран / Пер. акад. И.Ю. Крачковского. — М., 1990.
6. Лермонтовская энциклопедия. — М.: Сов. энциклопедия, 1981. — 784 с.
7. Харисов Э.И. Шэйхзада Бабич (баш hy?) // Шэйхзада Бабич: Эдэр?эр. — 0фе: Башкортостан китап нэшриэте, 1958; Харисов А.И. Бабич начинается (предисловие) // Бабич Ш. Избранная лирика. — Уфа: Башк. кн. изд., 1966. — 57 с.
Ключевые слова: демонизм, демоническая личность, лирический герой, образ, бог, сатана, субъект, романтизм, поэма.
Key words: demonizm, demonic person, lyric hero, image, God, Satan, subject, romanticism, poem.
Leisen G. Ishemguzhina
DEMONIC MOTIFS IN SH. BABICH’S POETRY
In the given article an attempt to retrace the demonic hero of Sh. Babich’s works has been made. Appearing as image the demonic hero helps to convey the wholeness and civil tendency of the author’s consciousness. Sh. Babich pushes into the foreground the problem «man and the world». Demonism is interpreted not only in the aspect of a tragic struggle against God, but it is also connected with the problems of public life. Much attention is paid to the analysis of the poem «Gazazil».
