CC BY
73
ПТСР у участников боевых действий), суицидальным поведением и др.
5. Социально-педагогические проблемы: сложности в детско-родительских отношениях, в реализации отцовской роли, сложности воспитания ребенка одиноким отцом и ряд других проблем.
Наличие специфических проблем, возникновение и развитие кризисов у мужчин позволяют говорить о социальной уязвимости мужчин как социально обусловленном феномене. При всей кажущейся благополучности
социального положения мужчин по сравнению с женщинами сегодня очевидны рост психосоматической заболеваемости, низкая продолжительность жизни, ухудшение социально-психологического статуса, расширение деструктивных основ социального поведения мужчин. В связи с этим очевидно, что в настоящее время назрела необходимость разработки системы мер социальной поддержки мужчин, развития и совершенствования технологий социальной работы с данной категорией населения.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов) /
А. И. Антонов. — М. : Nota Bene, 1998. — 360 c.
2. Зуйкова Е. М. Феминология и гендерная политика / Е. М. Зуйкова, Р. И. Ерусланова. — М. : Дашков и К°, 2007. — 243 с.
3. Кон И. С. Мужское здоровье как глобальная проблема / И. С. Кон // Мужское здоровье :
материалы Всерос. науч. конф. — М. : НИИ урологии МЗ СР РФ. — 2005. — С. 27—39.
4. Костенко М. Проблемы сильного пола и способы их решения / М. Костенко // Соц. работа. —
2002. — № 4. — С. 29—31.
5. Петрова Р. Г. Гендерология и феминология / Р. Г. Петрова. — М. : Дашков и К°, 2007. — 232 с.
6. Урланис Б. Берегите мужчин! / Б. Урланис // Лит. газ. — 1968. — 26 июля.
Поступила 12.01.10.
AA li ADAOЁxANЁЁA Id і oannu Ё n і no і В Г ЁA NA l иЁ А D I ЙйЁЁ О. А. Ёоди! afeT
А noaoua їбaanoaaёa^a oaбaёoaбёnoёёa aa^тaбaбё+anёёo i^ToannTa а ршёё, i^asaa anaaT ^ёgёTё бTжaaa^Шё ё, ёаё nёaanoaёa, ЇбTaёa^Q aaїтї0ёy0ёё. Ебт oTaT, їт-ёaga^Q ёg^a^a^ёy ё OбamбTб^aOёё a ё^n0ё000a бTnnёёnёTё nalиё, aQgaaTTQa ёд!a-ra^ai a nenoala йдттт№>дё ^anaёa^ёy, ё їбёaтayйёa ё ^aaёaaтїбёyo^Q^ aa^тaбa-бё+anёё^ їтnёaanoaёy i.
Россия имеет уровень воспроизводства населения, как в развитых странах, и снижение рождаемости некоторыми российскими исследователями рассматривается как объективный, вполне ожидаемый процесс. Но есть в нашей стране ученые, которые характеризуют падение рождаемости в России как демографическую катастрофу, особенно в 1990-е гг. (табл. 1). Рождаемость не достигает уровня, необходимого для простого воспроизвод-
ства населения; суммарный коэффициент рождаемости составляет 1,32, тогда как для простого воспроизводства населения без прироста численности необходим суммарный коэффициент рождаемости 2,11—2,15. По мнению ряда исследователей, полное восстановление демографических потерь невозможно, поскольку кризис продолжается уже более 10 лет, и рождаемость остается на крайне низком уровне.
© О. А. Eogul a Тё і, 2010 ААЯОГЕЁ 1 ТбаТапёТаТ бГёаабпёоаоа | 2010 | 1 2
Оааёёоа 1
хёпёамТпои, ЗТжаааІТпои, пІаЗоТТпои ё апоапоааТТиё УЭёЭТпо (оаиёи)
ТапаёаТёу а ВО а 1970—2007 аа.*
Аіа хёпё1 9|аёа0ёопу (Та 1 000 ТапаёаТёу) хёпё1 б1а00ёо (Та 1 000 ТапаёаТёу) АпоаПоаат Тйё ТЭёЭто/ баиёи (-) (Та 1 000 ТапаёаТёу)
1970 14,6 8,7 5,9
1975 15,7 9,8 5,9
1980 15,8 10,7 5,0
1985 16,6 11,3 5,3
1990 13,4 11,2 2,2
1991 12,1 11,4 0,7
1992 10,7 12,2 -5,1
1993 9,4 14,5 -5,1
1994 9,6 15,7 -6,1
1995 9,3 15,0 -5,7
1996 8,9 14,2 -5,3
1997 8,6 13,8 -5,2
1998 8,8 13,6 -4,8
1999 8,3 14,7 -6,4
2000 8,7 15,3 -6,6
2001 9,0 15,6 -6,6
2002 9,7 16,2 -6,5
2003 10,2 16,4 -6,2
2004 10,4 16,0 -5,6
2005 10,2 16,1 -5,9
2006 10,4 15,2 -4,8
2007 11,3 14,6 -3,3
* Официальный сайт Государственного комитета по статистике — http://www.gks.ru.
Резкое падение рождаемости в начале 90-х гг. и продолжавшееся ее снижение в последующие годы часто объясняют экономическим и политическим кризисами. Но как указывает Г. Бондарская, нынешнее снижение рождаемости — продолжение объективного процесса ее эволюции, которая длится уже более столетия. По мнению А. Вишневского, происходит поиск нового демографического равновесия и нащупывания соответствующих ему ценностей и норм демографического поведения [4, с. 311]. ХХ в. во всех странах стал временем таких поисков, которые, по-видимому, нигде не завершены. Но в России эта незавершенность намного больше, чем в «западных» промышленно развитых странах, что объясняется отчасти более поздним
началом демографической модернизации. В прошлых аграрных обществах семья была производственной ячейкой, отношения между членами семьи во многом определялись производственными факторами. Дети имели значение для родителей как работники, помощники в хозяйстве, его наследники, воины-защитники хозяйства. Большое число детей способствовало благосостоянию семьи (рода, племени), росту авторитета родителей в общине. Семья выполняла, кроме того, важную посредническую роль между членами и обществом.
С демографической точки зрения прежде всего представляет интерес радикальная перестройка отношений между обществом — семьей — личностью. «Прежняя роль семьи как
посредника во взаимосвязи общества и личности, как основной производственной и социальной ячейки общества, способной к поддержанию норм многодетности и развитию многообразных стимулов к рождению большого числа детей, стала приходить в упадок под влиянием капиталистического производства, вытягивающего всех членов из лона семейного производства в сферу наемного труда. Переход ряда функций семьи к другим социальным институтам превращает семью в хозяйственно-потребительскую ячейку, где каждый из ее членов вовлекается в такую деятельность, в которой семейные связи утрачивают свое прежнее значение посредника» [2, с. 19]. Человек мог повысить свой социальный статус и материальное положение своим собственным трудом, участием в профессиональной деятельности независимо от положения в обществе его родителей. Индустриальный мир нуждался в работниках, готовых полностью выложиться в промышленном производстве, и, естественно, приветствовал ориентацию на личные достижения и успех, а также свободу и автономию человека от семьи. Большая часть усилий и времени человека уходила на его самореализацию в производстве, тогда как раньше эти ресурсы были бы потрачены на рождение и уход за детьми. Особо заметным снижение рождаемости стало тогда, когда в промышленное производство, в общественную деятельность помимо мужчин начали активно вовлекать женщин.
Таким образом, происходит поляризация семейных и внесемейных интересов и способов жизнеобеспечения. Постепенно полезность детей для родителей снижается до 1—2. Это тот оптимум, который позволяет родителям сочетать удовлетворение потребности в родительстве с удовлетворением других потребностей (в труде с целью заработка, в социальном продвижении, отдыхе и т. п., все в основном — вне семьи).
Подобное снижение рождаемости в нашей стране рассматривается обычно как социальная патология, социальное отклонение — т. е. отклонение от нормального течения жизни. Низкая рождаемость оценивается и понимается чаще всего как отклонение от нормального уровня рождаемости, в качестве которого понимается только высокая рождаемость. Как следствие предлагается обязательно вылечить это «заболевание» (низкую рождаемость), чтобы «организм» (общество) смог нормально жить дальше, быть здоровым. Однако статистика показывает, что рождаемость в нашей стране снижается давно и постепенно, начиная с двадцатых годов ХХ в. Лишь в девяностые годы прошлого века был
резкий спад рождаемости, но анализ в целом всей тенденции данного процесса показывает, что отказ от рождения детей — это не временное отклонение, не разовая реакция семей на плохие материальные условия и экономический кризис, а вполне закономерное явление. Этого следовало ожидать, поскольку в начале ХХ в. существенно поменялись политико-экономическая ситуация в стране (стали развиваться капиталистические отношения, затем появилась советская Россия) и, как следствие, социальные условия жизни семьи, поменялся весь образ ее жизни. Постепенно стали меняться ценностные ориентиры у населения: семейные сменялись несемейными. Это происходило в течение жизни нескольких поколений: от поколения к поколению внесемей-ные интересы и тенденция к рождению меньшего числа детей стали усиливаться. Низкая рождаемость является естественным процессом, отражает вполне ожидаемые результаты смены одних норм детности другими: в настоящее время более нормальным является следование нормам малодетности, чем многодетности.
Таким образом, нормы многодетности не являются чем-то единственно верным и правильным. Низкая рождаемость не является какой-то дезорганизацией (якобы это отказ следовать нормам многодетности), поскольку в основе такого репродуктивного поведения лежат свои нормы — нормы малодетности, которые имеют свою определенную структуру и эффективно и достаточно четко регулируют поведение населения, семьи, родителей. В итоге сформированная система норм мало-детности стала более распространенной, действительно «нормальной», а следование нормам многодетности в настоящее время становится отклонением.
Как было указано выше, одной из причин депопуляции является смена жизненных ориентиров у людей, замена семейных ценностей идеями индивидуализма. Человек стремится достичь определенного положения в обществе, приобщиться к существующей в обществе системе ценностей и приоритетов. В современной России становятся важными и ценными несемейный образ жизни и построение карьеры. Для достижения этой цели человек вынужден отказаться от иных ценностей, в частности, от семьи, рождения детей. В данном случае складывается двойная система требований: человек должен работать, производить какой-либо продукт, быть успешным, строить карьеру, но при этом должен создать семью, родить и воспитать как можно большее число детей. Какой из образцов, какая из систем норм поведения более нормальна
трудно судить: в идеале хорошо бы их сочетать, но в реальности это сделать сложно. Человеку, прежде всего, женщине приходится делать выбор, и в условиях большей привлекательности («красивости», «интересности», наличию специальной инфраструктуры) вне-семейного образа жизни выбор делается не в пользу рождения детей. Все большую популярность приобретает образ внесемейной жизни, ценности свободы от семейных обязательств и самореализации в профессиональной деятельности, что поддерживается и всей экономической системой, предпочитающей работника, не обремененного семьей и детьми.
Трансформация семьи как социального института, ее переход от «традиционного» типа к «современному» сопровождаются ростом альтернативных форм семейных отношений, таких как материнские семьи, сожительства, бигамные и полигамные семьи и т. д. Среди разнообразия альтернативных форм наиболее близкой к браку и, как показывают исследования, наиболее принимаемой обществом формой семейных отношений является сожительство. В большинстве стран Западной Европы добрачное сожительство уже практика большинства. Для молодых людей стало нормой жить вместе до вступления в брак. В то же время рост числа незарегистрированных союзов сопровождается ростом числа рожденных в них детей. Часто юридическая регистрация отношений происходит лишь в случае, когда мужчина и женщина принимают решение о рождении ребенка. Зарубежные социологи, занимающиеся изучением этого феномена, обращают внимание на негативные черты подобных союзов (непродолжительность, нестабильность, негативное влияние на последующие брачные отношения, низкую рождаемость в них и т. д.). Поэтому их распространение часто вызывает опасения: не является ли принятие сожи-тельств уходом от семьи современного человека. Было бы ошибочным полагать, что сожительство — удел молодых людей, но совместно проживающие без регистрации пары встречаются и в средних возрастах, и среди пожилых. Сожительство разнообразно и часто содержит многие характеристики брака: совместное проживание, разделение ресурсов, исключительность отношений, наличие детей.
Положительная динамика отношений сожительства в современном обществе интерпретируется как институциализация отношений сожительства, в этом контексте сожительство рассматривается как элемент современной семейной системы. Анализ факторов, способствующих распространению сожи-
тельств во второй половине ХХ в., позволяет рассматривать рост отношений сожительства как долговременную тенденцию. Среди причин, определяющих рост подобных союзов, важными являются следующие: изменение положения женщины, социальная политика государства и отношения собственности, либерализация общественного мнения, мода на «бойфрендизм», социально-психологические причины.
Происходит падение традиций больших неразделенных семей. Конкретным показателем эволюции моногамной семьи является существенное изменение модели матримониального поведения. Полная зависимость детей от родителей в выборе брачного партнера сменяется браками по взаимной склонности. Выбор супруга стал личным делом молодоженов, «начал зависеть от желания поддерживать отношения, основанные на любви и привязанности» [5, с. 367]. Зарождение избирательности в предбрачный период предопределило новую семейную стратегию. Появляются «замкнутые привязанные к дому нуклеарные семьи, для которых были характерны тесные эмоциональные связи между их членами, высокий уровень обособленности семьи и повышенное внимание к воспитанию детей» [5, с. 354]. На эту тенденцию указывает и С. И. Голод: «В прошлом все или, за редким исключением, мужчины и женщины вступали в брак. Стремились они к этому, вероятно, в ожидании удовлетворения наиважнейших потребностей. Эвдемонизм всегда был в их числе, но счастье в браке рассматривалось, по крайней мере, теоретически, как вторичное по отношению к приоритетной — прокреации. Касательно любви ожидалось, что она придаст рутинной жизни определенную теплоту. Реально же между мужем и женой, как правило, не выливались в страсть, скорее, в заботу или, в лучшем случае, в нежность. К настоящему времени порядок приоритетов для большинства европейского населения стал обратным: прежде всего, каждый из супругов ждет от брака того, чего не заложено в его природе, — эротики (или страсти) и счастья, т. е. личной самореализации, а рождение ребенка рассматривается как исполнение хотя и важного, но не первоочередного желания» [6, с. 87—88]. Возвышение роли частной жизни, интимности привели к осознанию того, что сексуальность, практикуемая в браке, не сводима к прокреации, эротизм, по меньшей мере, столь же значим. Таким образом, в создании семьи будущие супруги видят средство удовлетворения своего желания любви, интимной близости, а лишь затем благоприятную среду для рождения детей. Кроме того,
распространение автономии частной жизни семьи сказывается и на процессе принятия решения о рождении ребенка; супруги уже меньше считаются с мнением общины, рода, социума, который ориентировал их на многодетность.
В последние годы постепенно меняется и характер отношений между родителями и детьми. По мнению С. И. Голода, формируется модель семьи, представляющая собой «переходный этап от ярко выраженного дето-центризма — родители осуществляют по преимуществу культурную инвестицию в детей — к новому типу семьи, в котором придается главенствующее значение автономному развитию ребенка» [6, с. 156]. Кроме того, для нового типа семьи характерно изменение во внутрисемейной функции женщины, что связано с ее участием в профессиональной деятельности. Происходит «эмансипация женщин от своей социокультурной сущности» [1 , с. 82]. Сочетание двух эмансипаторских движений (освобождение детей от родителей и женщин от мужчин), как считает С. И. Голод, содействует возникновению постсовременно-го типа семьи. Обозначенную семью С. И. Голод называет супружеской. «В этом типе стра-
тегические отношения определяются не родством (как в патриархальном) и не порождением (как в детоцентристском типе), а свойством. Муж и жена отказываются безоговорочно подчинять собственные интересы интересам детей; сексуальность не сводится к про-креации; в супружеские отношения проник эротизм, акцентируемый как ключевой момент постмодернистской семьи» [6, с. 178]. Либерализация общественного мнения приводит к возникновению множества альтернативных моделей семьи. Уже не воспринимаются маргинальными дети, рожденные вне брака. Кроме того, меняется характер такой формы отношений мужчины и женщины, как сожительство. Выполнявшее прежде только роль пробного брака, сожительство становится проявлением стремления мужчин и женщин к браку, к семье, в которой не придается значения отсутствию официального статуса. В тех странах, где бурно развивается экономика по капиталистическому пути, где формируется информационное общество, все более распространенным является нуклеарный тип семьи, отказ от рождения детей, откладывание вступления в брак. Тенденции брачности и разводимости показаны в табл. 2.
Оааёёоа 2
АЭаёё ё ЭадаТаи а ВТппёё*
А|а АЭаёё, ойп. Вада1ай, оип. Га 1 000 +аё1ааё ТапаёаТёу
аЭаё1а Эада1а1а
1970 1 319,2 396,6 10,1 3,0
1980 1 464,6 580,7 10,6 4,2
1990 1 319,9 559,9 8,9 3,8
1995 1 075,2 665,9 7,3 4,5
2000 897,3 627,7 6,2 4,3
2001 1 001,6 763,5 6,9 5,3
2002 1 019,8 853,6 7,1 5,9
2003 1 091,8 798,8 7,6 5,5
2004 979,7 635,8 6,8 4,4
2005 1 066,4 604,9 7,5 4,2
2006 1 113,6 640,8 7,8 4,5
2007 1 262,5 685,9 8,9 4,8
2008 1 179,0 703,4 8,3 5,0
* Официальный сайт Государственного комитета по статистике — http://www.gks.ru.
При этом необходимо отметить, что кри- мейных ценностей, сколько с трансформаци-зисные тенденции развития института семьи ей самого института семьи, прежде всего, вы-связаны не столько с низкой значимостью се- ражаемого сокращением семей с «ядром» —
полных брачных пар с детьми. Снижается ценность легитимного брака, что в свою очередь связано с повышением нерегистрируе-мых сожительств и с наметившимся ростом среднего возраста вступления в брак. То есть семья важна для молодежи, но важна в новой ее форме. Традиционная семья была значима для предыдущих поколений настолько же, насколько изменившийся тип семьи (а точнее многообразие ее форм) для современных поколений молодых людей.
Происходящие серьезные изменения приобретают широкое распространение не только в отдельно взятой стране, а в большинстве государств мира. Переход к ценностям новой индустриальной цивилизации неизбежен, хотя и неравномерен для семей разной социальной принадлежности. «Сначала к новым социальным ценностям и нормам (в том числе нормам детности) переходят наиболее образованные и, главное, ранее других социальных групп утратившие связь с сельскохозяйственным укладом жизни слои интеллигенции. В результате появляется заметная дифференциация в рождаемости (вернее, в числе детей). Затем нормы малодетности усваиваются рабочим классом, также начиная с его относительно высокооплачиваемой и образованной верхушки. Наконец, по мере индустриализации сельского хозяйства и урбанизации деревенского быта (пресловутое «сближение города и села») нормы малодет-ности закономерно распространяются и среди крестьян. Рождаемость снова нивелируется, но уже на минимальном уровне» [3, с. 191].
В результате изменения норм детности возникает противоречие между репродуктивными интересами семьи и общества. Общество не может длительно существовать (физически) без довольно большой доли семей с тремя и более детьми, в то время как большинство семей уже не имеют потребности в таком их числе. Для преодоления этого противоречия недостаточно лишь мер «социальной поддержки» семей, экономической помощи отдельным семьям: пособий, льгот и т. п. Эти меры способны повысить рождаемость, но лишь до уровня желаемого числа детей в семье. «Однако, если это желаемое число детей сократилось до величины, не достигающей даже уровня простого воспроизводства населения (как это и произошло уже в России), то одних экономических мер поддержки становится недостаточно. Необходимо так изменить всю культуру, весь образ жизни, чтобы полезность детей для родителей в количественном аспекте повысилась до общественно необходимого уровня. Только в этом случае совпадут репродуктивные интересы семьи и общества» [3, с. 190].
Утверждения о том, что изменить уровень рождаемости можно путем увеличения экономической поддержки семьи, являются не совсем верными и обоснованными. Хотя именно призывы к материальному стимулированию рождаемости являются наиболее обсуждаемыми на протяжении всего ХХ в. и в начале нашего столетия. В двадцатые годы прошлого века даже появилась концепция помех, которая также была популярна и в 60—70-е гг. Она легко вписывалась в существовавшую советскую идеологию: стоит
только улучшиться материальным условиям жизни семьи (т. е. наступить коммунизму), то рождаемость начнет расти и все придет в норму. Но это ничего не объясняло, когда уровень жизни улучшался (особенно по сравнению с досоветским), а уровень рождаемости продолжал падать (для сравнения, в царской России крестьянки рожали намного больше, хотя условия жизни, условия ухода за ребенком были намного тяжелее, чем у советской работницы).
Результаты проводимых в 1980-е гг. мер материальной поддержки хотя и создавали эйфорию успеха и возможности изменить демографическую ситуацию, имели лишь временный характер: поскольку способствовали более быстрой реализации сформированных у потенциальных родителей репродуктивных установок, но не меняли размер самих этих установок. Снижение рождаемости шло постепенно, был резкий спад в начале 90-х гг. ХХ в. (это можно объяснить в том числе и экономическим, и политическим кризисом). Однако в то время так много о проблеме снижения рождаемости, депопуляции не говорили, так активно ее не обсуждали.
Проблема катастрофически низкой рождаемости была сконструирована только в последнее время. Хотя именно за прошедшие 3—4 года (до 2007 г. — года введения материнского капитала) рождаемость начала расти и без вмешательства «сверху», без активной семейной политики. Государство (органы власти) формирует проблему снижения рождаемости и, как следствие, нехватки трудовых ресурсов, притока мигрантов и увеличения межнациональных конфликтов, а население — проблему трудностей ухода и содержания ребенка, что и приводит к снижению рождаемости. Представители власти, желая вызвать доверие населения, поддерживают обывательскую точку зрения, что рождаемость можно повысить путем материального стимулирования. В итоге обе стороны еще больше убеждаются в истинности данной закономерности. Хотя, скорее всего, данная проблема поднимается государством не с гу-
манистической целью, т. е. оказать помощь семье в содержании ребенка, а с инструментальной — привлечь избирателя. Несомненно, политики в стране начнут сетовать на снижение внешнеполитического статуса нашего государства из-за уменьшения численности населения. На это указывают и некоторые исследователи, в частности демограф В. А. Борисов, отмечает, что «гибель страны может произойти, когда численность населения сократится настолько, что она ослабеет и кто-либо из крупных соседей присоединит ее к себе» [3, с. 192], но при этом необходимо отметить, что многие европейские страны имеют вес на политической арене, отнюдь не обладая миллионной численностью.
На наш взгляд, нужно рассмотреть данную проблему в несколько ином аспекте. Вспомним слова А. Шопенгауэра: «То упоительное восхищение, какое объемлет мужчину при виде женщины соответствующей ему красоты, суля ему в соединении с нею высшее счастье, это именно и есть тот дух рода, кото-
рый, узнавая на челе этой женщины явный отпечаток рода, хотел бы именно с нею продолжать последний» [7, с. 85]. Отталкиваясь от этого высказывания, мы можем предположить, что в некоторых странах, в частности в России, человечество как биологический вид не имеет в своих представителях особого качества — того самого «отпечатка рода», ради которого стоило бы поддерживать необходимую численность, т. е. население России исчезает из-за плохого состояния здоровья. Аналогично можно сказать и в отношении человечества как социальной общности, которая уменьшается, поскольку обладает плохими социальными и психологическими качествами. Поэтому необходимо задуматься о качестве новых поколений, ведь увеличение количества людей, больных социально, физически и психологически, приведет к деградации пусть даже многочисленного общества. Видимо, пока мы имеем ту численность, тот уровень рождаемости, которого мы заслуживаем.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Антонов А. И. Судьба семьи в России XXI века / А. И. Антонов, С. А. Сорокин. — М. : Nota Bene, 2000. — 416 с.
2. Антонов А. И. Демографические процессы в России XXI века / А. И. Антонов, В. М. Медков,
В. Н. Архангельский ; под ред. проф. А. И. Антонова. — М. : Грааль, 2002. — 168 с.
3. Борисов В. А. Демография / В. А. Борисов. — М. : Nota Bene, 2003. — 344 с.
4. Вишневский А. Г. Русский или прусский? Размышления переходного времени / А. Г. Вишнев-
ский. — М. : Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005. — 384 с.
5. Гидденс Э. Социология / Э. Гидденс. — М. : Эдиториал УРСС, 1999. — 704 с.
6. Голод С. И. Семья и брак : историко-социологический анализ / С. И. Голод. — СПб. : ТОО ТК Петрополис, 1998. — 272 с.
7. Шопенгауэр А. Метафизика половой любви / А. Шопенгауэр // Шопенгауэр А. Избранные произведения. — М. : Просвещение, 1992. — С. 83—104.
Поступила 02.02.10.
