CC BY
66
УДК 002.6:94(470.342)
В. В. Машковцева
ДЕЛОПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ ПО ИСТОРИИ ВЯТСКОГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX - НАЧАЛО XX в.)
В статье рассмотрены основные виды делопроизводственной документации Государственного архива Кировской области, позволяющие охарактеризовать главные направления конфессиональной политики властей по отношению к вятским старообрядцам. Автором проанализированы материалы деловой переписки государственных учреждений.
The article describes the main types of clerical documentation of the State Archives of the Kirov region, allowing to characterize the main lines of religious policy of the authorities in relation to the Old Believers in Vyatka province. The author analyzes the materials clerical correspondence of the government agencies.
Ключевые слова: старообрядчество, делопроизводственная документация, конфессиональная политика, Русская православная церковь, миссионерская деятельность.
Keywords: Old Believers, clerical documentation, confessional politics, Russian Orthodox Church, missionary activity.
К началу рассматриваемого хронологического периода сформировались крупные центры старообрядчества на Вятской земле. Адепты старо-верия проживали здесь на территории всех уездов, за исключением Котельничского. Официальные власти и Русская православная церковь на протяжении столетий рассматривали старообрядцев как вероотступников. В связи с этим по отношению к ним проводилась активная конфессиональная политика, включавшая в себя как репрессивные, так и увещевательные меры. В фондах Государственного архива Кировской области (ГАКО) хранится большое количество материалов по истории староверия. Одним из наиболее информативных источников является делопроизводственная документация, анализу которой посвящена данная статья.
Разновидностью указанной группы исторических источников является переписка вышестоящих органов с подчиненными. Она представлена циркулярами, распоряжениями, предписаниями, запросами и пр. В фонде канцелярии вятского губернатора (Ф. 582) ГАКО отложились циркуляры министра внутренних дел. Они носят инст-
© Машковцева В. В., 2013
руктивный, разъяснительный характер и связаны с реализацией на практике того или иного нормативно-правового акта, касающегося положения старообрядцев. В частности, к ним относятся циркуляры, конкретизирующие отдельные положения такого крупного законодательного акта, как указ 3 мая 1883 г. «О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб». Он свидетельствует о значительной либерализации конфессиональной политики самодержавия по отношению к старообрядцам. Так, например, им были дарованы некоторые гражданские и духовные права, в т. ч. право совершать общественную молитву, исполнять духовные требы, проводить богослужение по своим обрядам. Согласно закону, староверы получили возможность восстанавливать пришедшие в ветхость молельни, не изменяя при этом общий вид здания и при условии предварительного получения разрешения губернатора. По согласованию с министерством внутренних дел и без особой торжественности могло производиться открытие ранее запечатанных молельных домов старообрядцев. Наконец, староверы, вновь с разрешения министра внутренних дел, получили право использовать для организации общественного богослужения уже существовавшие здания. Однако закон требовал, чтобы старообрядческие молельни не имели внешнего сходства с православным храмом; запрещалось также наличие наружных колоколов [1].
Таким образом, спектр духовных прав старообрядцев был существенно расширен. Тем не менее нельзя не признать, что указ 3 мая 1883 г. содержал в себе и ряд ограничений прав и свобод «ревнителей древнего благочестия». Так, например, уставщики, наставники — лица, исполнявшие духовные требы у старообрядцев, по закону не подвергались преследованиям за их деятельность. Однако за ними не признавалось какого-либо духовного сана, им не разрешалось распространять свое вероучение среди адептов Русской православной церкви. Последнее названо в законе «преступным деянием». Кроме того, приверженцам староверия запрещалось «публичное оказательство раскола», то есть крестные ходы, употребление вне домов и молелен монашеского одеяния, публичное ношение икон, пение на улицах «раскольнических песен» [2].
Вышеперечисленных аспектов ограничения прав старообрядцев касается циркуляр министра внутренних дел вятскому губернатору от 30 апреля 1900 г. В частности, в нем идет речь о «заблуждении» старообрядцев-поповцев белокриниц-кого согласия «относительно истинного характера закона 3 мая 1883 г.». Проявлением этого названо поведение тех служителей старообрядческого культа, которые именуют себя, исполь-
зуя терминологию из иерархии духовенства Русской православной церкви. Последнее закон запрещал. Помимо этого министр обращает внимание на недопустимость ношения представителями старообрядческого клира одежды священнослужителей официальной церкви в целях соблюдения п. 11 анализируемого указа. Порицается также организация старообрядцами «самовольных сборищ, именуемых... соборами», издание книг и брошюр в целях пропаганды своего вероучения. Завершает циркуляр распоряжение министра вятскому губернатору: «Принять меры для пресечения действий раскольников, нарушающих закон 3 мая 1883 г.» [3].
Необходимости установления строгого контроля полиции за старообрядцами с целью выявления и пресечения их «незаконных собраний» посвящен циркуляр министра внутренних дел и более раннего периода. Он вновь адресован вятскому губернатору и датирован 5 февраля 1890 г. Исполняя данное распоряжение министра, губернатор А. Ф. Анисьин адресовал полицейским управлениям циркуляр, содержащий требование обратить особое внимание на деятельность приверженцев федосеевского согласия, среди которых было немало состоятельных купцов [4].
Действительно, предприниматели из числа старообрядцев способствовали поддержанию и развитию общин «ревнителей древнего благочестия». На их средства строились и содержались молельные дома, приобреталась соответствующая религиозная литература, предметы культа и т. п. Они активно помогали материально нуждающимся староверам. Например, в Уржумском уезде Вятской губернии проживали купцы Шамовы и Бушковы. Савва Дмитриевич Шамов содержал на свои средства старообрядческую молельню в деревне Комарово, открытую с разрешения министра внутренних дел, инициировал проведение старообрядческих соборов, приглашая для этого наставников из других губерний. Кроме того, он занимался распространением книг и брошюр в защиту «древнего благочестия». Лесопромышленники Бушковы финансировали молельню староверов в селе Русский Турек. Их роль в развитии старообрядчества подчеркнул миссионер Федор Тихвинский, отметив, что основу турекской общины составляла «экономическая зависимость населения от щедрот работодателей богатых лесопромышленников — раскольников» [5].
Общей либеральной направленности конфессионального курса Александра II соответствует постановление от 29 ноября 1863 г., согласно которому старообрядцы, не принадлежавшие к «особенно вредным сектам», могли исполнять общественные должности волостного и сельского управления государственных крестьян. Исклю-
чение представляли должности волостного головы и сельского старосты, избираться на которые разрешалось только сторонникам Русской православной церкви. Данное постановление распространялось на Великороссийские и Западные губернии, где часть населения составляли старообрядцы, а другую — адепты официального православия [6]. Разъяснению указанного нормативно-правового акта посвящен циркуляр министра внутренних дел вятскому губернатору от 13 марта 1873 г. В нем подчеркивается, что в случае планируемого избрания старообрядца на ту или иную общественную должность предварительно следовало собрать о нем «подробные сведения» и предоставить их на рассмотрение министра внутренних дел для вынесения окончательного решения. Подобные материалы свидетельствуют об ограничении прав старообрядцев по сравнению с приверженцами Русской православной церкви. И в рассматриваемый хронологический период они по-прежнему воспринимались властями, как светскими, так и духовными, в качестве вероотступников, которых нужно вернуть в лоно официальной церкви. Со временем менялись лишь методы воздействия на старообрядцев: происходило смещение акцента в сторону мероприятий просветительской направленности.
Переписка вышестоящих органов с подчиненными представлена также распоряжениями вятского губернатора, адресованными уездным исправникам. В частности, принимая во внимание названный выше циркуляр, губернатор Н. В. Ча-рыков обратился к вятскому полицмейстеру и уездным исправникам с требованием предоставлять ему «без малейшего промедления» всю информацию о каждом старообрядце, избираемом или уже избранном на ту или иную общественную должность. Исправники должны были выяснить, «к какой раскольнической секте и толку принадлежит. и насколько. привержен к расколу» тот или иной старообрядец [7]. В ответ на данный запрос уездные полицейские исправники составляли соответствующие списки старообрядцев, которые прилагались ими к рапорту вятскому губернатору. Анализ подобных ведомостей позволяет выделить наиболее часто занимаемые старообрядцами должности в системе волостного управления, установить их возраст, социальный статус и принадлежность к тому или иному толку (согласию). В частности, в Малмыжском уезде, согласно данным на 1886 г., 74 старообрядца исполняли общественные должности. Из них 51— поповцы и 23 — беспоповцы. По своему социальному положению все они являлись крестьянами. Возрастные границы весьма обширны — от 25 до 60 лет. Представление о занимаемых староверами должностях дает нижеприведенная таблица [8].
Должность Количество
старообрядцев
Сельский староста 25
Десятский 23
Волостной судья 10
Сборщик податей 6
Полицейский сотский 4
Волостной старшина 3
Полицейский десятский 1
Волостной заседатель 1
Кандидат в сельские старосты 1
Особую важность имеют замечания исправников относительно поведения старообрядцев, их образа жизни и религиозных воззрений. Так, пристав 3-го стана Малмыжского уезда о сборщике податей — старообрядце поморского толка Д. М. Кузнецове сообщает: « „.ведет себя добропорядочно... возложенная на него обязанность им исполняется исправно и влияния на нравственность других исповеданий он не имеет» [9]. Вероятно, последнее замечание касается прежде всего взаимодействия с адептами православной церкви, на которых старообрядцы, с точки зрения властей, могли оказать негативное влияние. Пристав 5-го стана Малмыжского уезда дает в целом характеристику поповцев, проживающих в Сюмской и Сельпинской волостях: «Ходят в православную церковь, где наравне с православными христианами молятся за царя и отечество, на исповедь и к святому причастию не ходят и святых икон в свои дома не принимают». Поморцы же, хотя и ведут себя «добропорядочно», но православные храмы не посещают [10].
Распоряжение губернатора Ф. Ф. Трепова от 14 декабря 1895 г. посвящено правилам оформления «вида на жительство» старообрядцам в соответствии с указом 3 мая 1883 г. В частности, губернатор обращает особое внимание уездных полицейских исправников на недопустимость использования терминологии из иерархии православного духовенства применительно к представителям старообрядческого клира. В связи с этим Ф. Ф. Трепов отмечает, что формулировка «священник по старообрядчеству» противоречит действующему закону, способствует «укреплению. раскола, придавая лжесвященству его характер признаваемого правительством учреждения» [11].
Если старообрядцы подавали прошение разрешить им строительство новой молельни или ремонт обветшавшего культового здания, губернатор отдавал распоряжение уездному полицейскому исправнику собрать необходимую для решения возникшего вопроса информацию. Так, исправник должен был предоставить следующие данные: соотношение численности старообрядцев и адептов Русской православной церкви в
данном населенном пункте и близлежащих деревнях и селах; наличие в них старообрядческих молелен; принадлежность староверов к тому или иному толку или согласию; поведение местных старообрядцев и их отношение к приверженцам официальной церкви; лояльность по отношению к властям и т. п. Всю информацию по перечисленным выше пунктам вятский губернатор отправлял в Министерство внутренних дел с приложением своего мнения [12].
Весомый пласт архивных источников являет собой переписка равных учреждений. В частности, рапорты благочинных, миссионеров Русской православной церкви служили основанием для составления отношений епископа Вятского и Слободского вятскому губернатору. Как правило, они содержали просьбу принять соответствующие меры с целью пресечения распространения староверия, а в связи с этим — установить полицейский надзор за наиболее активными приверженцами «древнего благочестия», представителями старообрядческого клира. Например, в отношении епископа Вятского и Слободского от 15 марта 1879 г. вятскому губернатору переданы сведения о незаконной богослужебной деятельности старообрядца Ильи Русских в селе Зюзди-но-Христорождественском Глазовского уезда. Особое внимание преосвященный обращает на совершение им обряда венчания с многочисленными отступлениями от канонов Русской православной церкви. В частности, И. Русских венчает несовершеннолетних или организует названный обряд в неположенные дни (в мясопустное воскресенье). Дело о «раскольническом лжепопе» Илье Русских было рассмотрено Св. Синодом и прокурором Вятского окружного суда. Несмотря на то что И. Русских не был признан виновным в распространении староверия, духовные власти квалифицировали его поведение как вредное для православия. В связи с этим, ссылаясь на соответствующее распоряжение министра внутренних дел, епископ Вятский и Слободской просит губернатора установить за И. Русских строгий надзор со стороны полиции [13].
9 сентября 1903 г. епископ Вятский и Слободской Никон информировал губернатора о приглашении старообрядцами села Волипельга начетчика Пермякова из Саратовской губернии для ведения бесед с православным миссионером. В связи с этим вятский архиерей обратился к губернатору с просьбой отдать соответствующие распоряжения, чтобы «полиция проследила за Пермяковым и не дозволяла ему сеять лжеучение среди православных и единоверцев» [14]. Аналогичное обращение Никона вятскому губернатору последовало спустя год — 3 сентября 1904 г., когда стало известно о возможном прибытии Пермякова в село Старая Тушка Малмыж-
ского уезда. Епископ Вятский и Слободской вновь настаивает на установлении жесткого полицейского надзора за старообрядцем-начетчиком, «чтобы он не мог к соблазну православных агитировать путем частных собеседований в частных домах и особенно в присутствии православных лиц против святой православной церкви и ее пастырей» [15]. Обращает на себя внимание датировка событий — начало XX столетия. Уже увидели свет законы 19 апреля 1874, 3 мая 1883 гг., свидетельствующие о либерализации конфессиональной политики самодержавия по отношению к старообрядцам. Однако власти по-прежнему оценивают возможное влияние старообрядцев на адептов официальной церкви исключительно как негативное и считают первейшей необходимостью пресечь его. При этом, как видно из материалов дела, ставка делается на совместные действия светских и духовных властей — органов полиции и Русской православной церкви. Настаивая на применении мер административно-полицейского порядка, по справедливому замечанию Н. А. Смирнова, православные пастыри тем самым признавали свою несостоятельность противостоять старообрядцам только с помощью их увещевания и назидания.
Реализации вышеобозначенной цели подчинено также обращение епископа Вятского и Слободского Агафангела губернатору относительно недопустимости воспитания старообрядцами детей приверженцев Русской православной церкви. Согласно секретному указу духовной консистории от 22 сентября 1849 г., старообрядцам-поморцам запрещалось «держать в своих домах православных лиц» [16]. Известны случаи, когда староверы игнорировали распоряжения органов власти. В таких случаях епархиальное начальство обращалось к вятскому губернатору с просьбой распорядиться о проведении следствия органами полиции. В частности, Агафангел довел до сведения губернатора, что крестьянин починка Туманура Яранского уезда Григорий Меркушев воспитывал двух детей, родителями которых являлись приверженцы Русской православной церкви, — Марфу Редькину (16 лет) и Василия День-гиных (5 лет). После принятых полицией мер Василий был возвращен в свою семью, Марфа же отказалась жить у родных братьев. Преосвященный ходатайствовал об отобрании Марфы у Григория Меркушева и передаче её православным родственникам. В соответствии с постановлением вятского губернатора полиция провела соответствующую акцию, и с брата Марфы, Тимофея Редькина, была взята подписка в том, что он забирает к себе сестру и обязуется «в дом Меркушева не возвращать её и даже не отпускать к нему на короткое время» [17]. Однако Марфа Редькина вторично не подчинилась ука-
занию властей и вновь вернулась жить к старообрядцу. С помощью полиции она была возвращена в дом брата, а Григория Меркушева обязали подпиской не принимать к себе более Редьки-ну под страхом судебного преследования.
Ценным историческим источником по изучению старообрядчества являются материалы переписки нижестоящих органов с вышестоящими. К таковым относятся рапорты, донесения, представления и пр. В фондах ГАКО отложились многочисленные рапорты священнослужителей, миссионеров Русской православной церкви епископу Вятскому и Слободскому. В частности, они содержат сведения о попытке староверов легализовать свое положение путем распространения «подложных» указов императора и Сената. Таковая имела место быть в 60-е гг. XIX в. Суть распространяемых старообрядцами указов сводится к утверждению обретения ими свободы вероисповедания согласно воле самого императора и разрешения всем «записываться в старую спасенную веру» [18]. Порой староверы называли конкретную дату подписания указа Александром II: например, 1859 г.Вероятно, это связано с желанием придать большую достоверность распространяемой информации. Встречается также четкое обозначение верхней хронологической границы возможности перехода из официальной церкви в староверие — 1862 г. [19] Возможно, тем самым старообрядцы стремились активизировать данный процесс и увеличить число своих сторонников. Так, например, малмыжский окружной благочинный — протоиерей Николай Шибанов — в рапорте епископу Вятскому и Слободскому Агафангелу сообщает о том, что старообрядцы активно распространяют слух о грядущем закрытии всех православных храмов, начиная с апреля 1862 г. При этом все православные служители культа будут изгнаны, поскольку «правительство ныне убедилось, что истинная спасительная вера находится не у православных, а у староверов». В связи с этим «ныне и дана полная свобода переходить из православия в раскол, так что уже никто не смеет преследовать» старообрядцев. Более того, новый закон, по убеждению старообрядцев, разрешает чтение и печать древних, дониконовских книг [20].
Н. Шибанов в своем рапорте приводит вопрос, заданный ему крестьянином-старообрядцем Саввой Пономаревым: «Зачем вы, духовные, зажали указ Государя, которым позволяется свободно переходить в раскол?» [21] Протоиерей подчеркивает, что крестьяне твердо убеждены в возможности исповедовать старую веру только лишь при условии заявления о своем желании местному начальству и духовенству. Воинствующий настрой старообрядцев, их неприятие православных священнослужителей подтверждает в
рапорте Агафангелу и миссионер Нолинского уезда Михаил Зубарев. Старообрядцы «приходских своих священников не впускают и в дома свои, будучи твердо уверены в том, что ныне предоставлена им свобода» [22].
«Ныне дана свобода и начальство не запрещает: кто хочет, тот и идет в раскол» — так мотивировал легитимность своего перехода в ста-роверие бывший адепт Русской православной церкви крестьянин Демид Решетников. О возникшей ситуации конфронтации в семье Решетниковых сообщил в своем рапорте епископу Вятскому и Слободскому Агафангелу священник Георгий Воецкий. Отец — Алексей Решетников, отчаявшись вразумить сына, потребовал: «„куда будет угодно начальству, но удалить из моего дому и тем избавить мое семейство от расколоучите-ля» [23]. Самого царя старообрядцы тоже называли приверженцем «древнего благочестия», который защищает их «от волков никонианских» [24].
Помимо этого рапорты миссионеров Русской православной церкви содержат информацию об открытии старообрядческих молелен и школ, совершении староверами таинств крещения, венчания и отпевания, а также богослужений по обрядам дониконовской церкви. Подобные рапорты служили основанием для проведения расследования по распоряжению вятского губернатора. Итогом зачастую становилось закрытие старообрядческого молельного дома, наказание староверов в соответствии с действовавшим законодательством. Все это обостряло и без того непростые отношения «ревнителей древнего благочестия» и духовенства (и в целом — адептов) официальной церкви.
Порой противостояние со стороны старообрядцев перерастало словесные рамки; тогда они применяли физическую силу. В частности, много пришлось претерпеть единоверческому священнику Глазовского уезда Андрею Устюгову за свою миссионерскую деятельность. Соответствующие факты изложены в его рапорте вятскому преосвященному Агафангелу. Так, когда А. Устюгов добился присоединения к Русской православной церкви крестьянина Онисима Веселухина и попытался зайти к нему в дом, отец новообращенного схватил священника за воротник рясы, «толкал с крыльца своим кулаком. то в грудь, то в спину и так провожал до самой лестницы» с криками: «Прочь-прочь, я здесь хозяин, я сам ребят крещу, тебя знать не желаю». В завершении он так сильно толкнул священника в спину, что тот скатился по лестнице до самого низа [25]. Отход от староверия, обращение в лоно официальной церкви, даже через единоверие, воспринимались старообрядцами крайне негативно — как измена «древнему благочестию». Доказательством тому
является, например, информация, содержащаяся в рапорте миссионера Василия Сырнева епископу Вятскому и Слободскому Аполлосу. Крестьянин деревни Филинской Петр Сентемов порицал своих односельчан за присоединение к Русской православной церкви, публично произносил ругательства в их адрес (называл «собаками») и даже позволил себе применить физическую силу в их отношении.
Религиозные вопросы часто становились причиной обострения внутрисемейных отношений. Старообрядцы жестоко преследовали тех членов своей семьи, которые сохраняли приверженность официальному православию. Обозначенная проблема нашла отражение в рапортах православных миссионеров в Вятскую духовную консисторию. В частности, миссионер Нолинского и Уржумского уездов Василий Мышкин доводит до сведения консистории факты притеснений Григорием Хохловым — старовером — сына Дмитрия и снохи Матрены — адептов Русской православной церкви. Последняя, по словам священника, даже намеревалась покончить жизнь самоубийством, но была остановлена мужем. После увещеваний миссионера Дмитрий и Матрена дали обет «неуклонно пребывать в православии» и «во имя Христово» претерпеть все притеснения и гонения со стороны родителей [26]. С просьбой о помощи к миссионеру Глазовского уезда Василию Дьякову обратилась крестьянка Ирина Пеш-кина. Все члены ее семьи перешли в староверие; она же сохранила приверженность официальному православию. В рапорте в Вятскую духовную консисторию В. Дьяков сообщает, что Ирина Пешкина ежедневно подвергается избиениям со стороны своих домочадцев. Данный рапорт послужил основанием для обращения духовной консистории к вятскому губернатору, который, в свою очередь, предписал глазовскому уездному исправнику принять все необходимые меры для защиты Ирины Пешкиной [27].
Рапорты благочинных и миссионеров позволяют получить представление о взглядах старообрядцев на официальную церковь и причинах их отказа от воссоединения с нею. В числе последних чаще всего фигурирует необходимость соблюдения принципа религиозной преемственности, желание сохранить незыблемой веру предков и передать ее последующим поколениям. Анализируя сложившуюся ситуацию, миссионер Виктор Ардашев в рапорте Аполлосу пишет: «„некоторые из них (старообрядцев. — В. М.), по-видимому, и рады бы оставить свои заблуждения... но боятся нарушить предания своих предков, называя православие "новшеством"» [28]. Староверы не приняли тех обрядовых изменений, которые были введены согласно реформе патриарха Никона. «„В вашей церкви иконы и
книги новые и таинства совершаются не по чину, какой существовал в древней церкви, это-то самое как легло на совести и оттолкнуло нас от вашей церкви » — так мотивировали свою приверженность «древнему благочестию» старообрядцы Алексей Подьячев и Стефан Соловьев [29]. Действительно, религиозные причины раскола Русской православной церкви доминировали над его социальной сущностью. По словам одного из крупнейших исследователей староверия С. Зень-ковского, «без знамени защиты древлего православия боголюбцы и капитоны вряд ли пошли бы на открытый разрыв с церковью» [30]. Еще со времен формулирования концепции «Москва — Третий Рим» на Руси считали истинным и единственно правильным лишь русское православие. Закономерно, что по этой причине русские православные не могли даже допустить мысли о «повреждении» их религиозных обрядов в противовес греческим, требующим исправления [31].
Наконец, старообрядцы негативно отзывались о нравственном облике православных священнослужителей (и адептов Русской православной церкви в целом). В православном храме можно столкнуться «с человеком пьяным, с явным грешником — табащиком» — такую оценку православным прихожанам дали вышеназванные старообрядцы А. Подьячев и С. Соловьев [32]. Не устраивало старообрядцев и взимание платы за совершение духовных треб священнослужителями Русской православной церкви. Отчасти их высказывания, касающиеся обозначенной проблемы, действительно справедливы. Большая часть священников, посвятивших себя работе со староверами, являли собой пример высокой нравственности и безграничной преданности своему делу. Однако среди них встречались и те, кто злоупотреблял своим положением, не отличался чистотой морального облика. Справедливости ради, отметим, что и представители старообрядческого клира служили не бескорыстно, только сами староверы старались не акцентировать на этом внимание, не разглашали данную информацию.
К переписке нижестоящих органов с вышестоящими относятся также рапорты уездных полицейских исправников вятскому губернатору. В частности, они содержат сведения о лицах, подозреваемых или уличенных в распространении старообрядчества. Так, в 1854 г. в Вятку был сослан Егор Гаврилов — «закоренелый и вредный раскольник, один из старшин» на Преображенском кладбище в Москве [33]. За ним был установлен строгий полицейский надзор. Об образе жизни Е. Гаврилова, его поведении, круге общения регулярно сообщает губернатору в своих рапортах вятский полицмейстер. Например, он доводит до сведения губернатора, что старо-
обрядец живет на квартире мещанина Попова скромно и уединенно — «похвально»; выходит только на рынок для приобретения продуктов питания; общается со своей сестрой — Прасковьей Гавриловой, приехавшей в Вятку. Последняя ходатайствовала о разрешении Е. Гаврилову вернуться в Москву. Ее прошение было удовлетворено: согласно постановлению Кабинета министров, Е. Гаврилову позволили вернуться в Москву, но при этом с него была взята подписка «отнюдь не обнаруживать свою ересь к соблазну православных» [34].
Одно из направлений конфессиональной политики властей по отношению к старообрядцам касается их образовательных учреждений. Весьма обширную информацию о старообрядческих школах, староверах, занимающихся педагогической деятельностью, а также количестве детей старообрядцев, обучающихся в учебных заведениях Министерства народного просвещения, позволяют получить рапорты инспекторов народных училищ директору народных училищ Вятской губернии. Как известно, до издания закона 17 апреля 1905 г. старообрядцы не имели возможности легально открывать свои школы и осуществлять педагогическую деятельность. Строго наказывалось обучение старообрядцами детей адептов официальной церкви. Приверженцы «древнего благочестия» либо давали своим детям домашнее образование, обучая их грамоте по Псалтыри и Часослову, либо открывали школы тайно, без соответствующего разрешения властей. В случае обнаружения они подлежали немедленному закрытию. Несмотря на существовавшую систему запретов, уровень грамотности в среде старообрядцев был выше, чем в среде адептов официальной церкви.
Инспектор народных училищ Нолинского уезда в донесении от 28 февраля 1904 г. отметил, что тайные старообрядческие школы существовали почти во всех крупных деревнях, населенных староверами, особенно в Мальканской и Немской волостях. Инспектор выделил два типа нелегальных школ староверов. В одних детей учили «только механизму славянского чтения... буквосочетательным методом»; обучение письму не предполагалось. В других школах детей готовили к проведению общественных богослужений и с этой целью учили «пению с голоса и по нотам (крюковым)», беглому чтению по славянским книгам, знакомили со старообрядческим уставом [35]. Инспектор народных училищ Малмыжско-го уезда также указал на существование в старообрядческих селениях тайных школ, в которых велось обучение церковно-славянской грамоте, чтению Псалтыри и молитв. Например, в деревне Хвощанке Вихаревской волости детей учил крестьянин Степан Сухих [36].
Рапорты инспекторов народных училищ содержат информацию о конфессиональном составе учащихся школ, находящихся в ведении Министерства народного просвещения. Изначально старообрядцы выступали категорически против обучения их детей вместе с адептами официальной церкви. В первую очередь их не устраивало совместное изучение Закона Божьего. Однако к концу XIX — началу XX в. процент старообрядцев в министерских и церковно-приходских школах постепенно увеличивается, что является одним из свидетельств нормализации отношений между староверами и приверженцами Русской православной церкви. Например, согласно рапорту уездного инспектора, в 1903 г. в начальных училищах и церковных школах Сарапульского уезда обучалось 357 старообрядцев, что составляет примерно 15,6% от общего числа детей староверов школьного возраста (2295 человек). В Орловском уезде начальные училища Министерства народного просвещения в 1903 г. посещало 296 старообрядцев из 1477 детей староверов школьного возраста (20%), в Глазовском — 312 из 2734 (11,4%), Малмыжском — 470 из 2360 (19,9%) [37].
Таким образом, материалы делопроизводственной документации Государственного архива Кировской области позволяют проанализировать основные направления конфессиональной политики властей по отношению к вятским старообрядцам. В фондах архива содержится большой пласт информации о взаимоотношениях староверов с православным духовенством и адептами официальной церкви. Наконец, ценными являются источники, характеризующие попытки старообрядцев легализовать свое положение.
Примечания
1. Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗРИ). Собрание третье. Том III. 1883. От № 1293-1933 и дополнения. СПб., 1886. С. 219-220.
2. Там же. С. 220
3. Государственный архив Кировской области (далее - ГАКО). Ф. 582. Оп. 138. Д. 215. Л. 1.
4. ГАКО. Ф. 582. Оп. 75. Д. 42. Л. 1.
5. ГАКО. Ф. 811. Д. 669. Л. 3.
6. ПСЗРИ. Собрание второе. Том XXXVIII. Отделение второе. 1863. От 40025 - 40456. СПб., 1866. С. 265.
7. ГАКО. Ф. 716. Оп. 4. Д. 33. Л. 1.
8. ГАКО. Ф. 716. Оп. 4. Д. 123. Л. 165-181.
9. ГАКО. Ф. 716. Оп. 4. Д. 33. Л. 7.
10. Там же. Л. 12-12об.
11. ГАКО. Ф. 716. Оп. 2. Д. 101. Л. 105.
12. ГАКО. Ф. 716. Оп. 5. Д. 22; Ф. 716. Оп. 3. Д. 57, 74.
13. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 п. Д. 138.
14. ГАКО. Ф. 582. Оп. 144. Д. 351. Л. 1.
15. Там же. Л. 5об.
16. ГАКО. Ф. 237. Оп. 11а. Д.193. Л. 1.
17. ГАКО. Ф. 582. Оп. 52б. Д. 25. Л. 5-5об.
18. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15д. Д. 703. Л. 4.
19. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15д. Д. 977. Л. 3.
20. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15е. Д. 590. Л. 3об.
21. Там же. Л. 5.
22. Там же. Л. 11-11об.
23. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15ж. Д. 359. Л. 2об.
24. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15ж. Д. 423. Л. 1об.
25. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15и. Д. 49. Л. 1-1об.
26. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15р. Д. 25. Л. 3об.
27. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15и. Д. 553. Л. 1-7.
28. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15к. Д. 441. Л. 15.
29. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15к. Д. 441. Л. 69.
30. Зеньковский С. Русское старообрядчество. М., 1995. С. 496.
31. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. М., 1992. С. 155.
32. ГАКО. Ф. 237. Оп. 15 к. Д. 441. Л. 69.
33. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 48. Л. 1.
34. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 48. Л. 59об.
35. ГАКО. Ф. 205. Оп. 3. Д. 2480. Лл. 39об. - 40.
36. Там же. Л. 44об.
37. Там же. Л. 30, 33, 21, 44.
УДК 35.072:94(470)"19/ 20"
Д. А. Калинина
СИСТЕМА СОПОДЧИНЕННОСТИ ОРГАНОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО И МЕСТНОГО
УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ КОНЦА XIX -НАЧАЛА XX в. КАК ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МЕХАНИЗМ И ЕЕ ВОПЛОЩЕНИЕ НА ПРАКТИКЕ*
На основе анализа российского законодательства конца XIX - начала XX в. и оценки исследований ученых в статье сделана попытка воссоздания общей картины сложившейся в России системы взаимодействия органов центрального и местного управления.
Based on the analysis of the Russian legislation the late XIX - early XX century. and evaluation of research scientists in the article is an attempt to recreate the picture in the current Russian system of cooperation between central and local government.
Ключевые слова: система органов центрального управления, органы местного управления, губернатор, подчинение, соподчинение, Россия конца XIX -начала XX в.
Keywords: central government, local government, the governor, obedience, subordination, Russia late XIX - early XX.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ и Правительства Кировской области в рамках проекта проведения научных исследований «Взаимодействие системы центрального управления и органов местного управления и самоуправления и их влияние на общественно-политическую жизнь Вятско-Камского региона в конце XIX - начале ХХ в. (18811917 гг.)», проект № 12-11-43004
© Калинина Д. А., 2013
