CC BY
34
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
УДК 271.2
В. В. Машковцева
Ситминская молельня как духовный центр старообрядчества Вятской губернии
В основу статьи положены архивные материалы, извлеченные из фондов Вятской духовной консистории и канцелярии вятского губернатора Государственного архива Кировской области. Помимо этого активно привлекались законодательные акты, регламентировавшие конфессиональную политику властей по отношению к старообрядцам. Опираясь на опубликованные и неопубликованные источники, автором воссоздана история Ситминской молельни как духовного центра старообрядцев Вятской губернии с момента ее основания на протяжении первой половины XIX в. Действовавшее в указанный период законодательство ограничивало права старообрядцев, в том числе в сфере культуры и просвещения. В частности, старообрядцы не имели возможности строить новые молельни и производить ремонт старых. В данном исследовании показана реализация политики властей по отношению к культовым центрам старообрядцев на примере судьбы Ситминской молельни, раскрыты взаимоотношения староверов с представителями местной администрации и духовенства Русской православной церкви. Помимо этого автором рассмотрено противодействие староверов попыткам передачи их храмов в ведение официальной церкви. Так, например, выявлены и проанализированы факты поджога старообрядцами закрытых по решению властей молельных домов в случае обращения их в единоверческие церкви, кражи икон и богослужебных книг в аналогичной ситуации. Хронологические рамки исследования ограничиваются первой половиной XIX столетия, при этом акцент сделан на периоде царствования Николая I, характеризующемся разработкой системы строгих мер для борьбы со староверием. Именно во второй четверти XIX в. против ситминских старообрядцев неоднократно возбуждалось следствие. В результате в 1850 г. деревянная молельня была разрушена, а в 1859 г. здание богадельни преобразовано в единоверческий храм.
The article is based on archival materials extracted from the Vyatka spiritual consistory funds and the office of the Vyatka governor of the State Archive of the Kirov region. In addition, legislative acts regulating the confessional policy of the authorities towards the Old Believers were actively involved. Based on published and unpublished sources, the author reconstructed the history of the Sitminskaya chapel as the spiritual center of the Old Believers of Vyatka province from the moment of its foundation throughout the first half of the 19th century. The legislation in force during this period limited the rights of the Old Believers, including in the sphere of culture and education. In particular, the Old Believers could not build new chapels and repair old ones. This study shows the implementation of the policy of the authorities in relation to the cult centers of the Old Believers on the example of the fate of the Sitminskaya chapel, the relationship between the Old Believers and representatives of the local administration and the clergy of the Russian Orthodox Church is revealed. In addition, the author examined the opposition of the Old Believers to attempts to transfer their churches to the official church. Thus, for example, the facts of arson attacks by the Old Believers closed at the decision of the authorities of prayer houses were revealed and analyzed, if they were converted into Orthodox Church, the theft of icons and liturgical books in a similar situation. The chronological scope of the research is limited to the first half of the XIX century, with an emphasis on the period of the reign of Nicholas I, characterized by the development of a system of strict measures to combat Old Believers. It was in the second quarter of the 19th century against the Old Believers of Sitma that the investigation was repeatedly instituted. As a result, in 1850 the wooden chapel was destroyed, and in 1859 the building of the poorhouse was transformed into a Orthodox Church.
Ключевые слова: старообрядчество, Русская православная церковь, Вятская епархия, миссионерская деятельность, духовенство, молельня, единоверие, икона, религиозная литература.
Keywords: Old Believers, Russian Orthodox Church, Vyatka diocese, missionary activity, clergy, chapel, icon, religious literature.
Впервые приверженцы староверия на Вятской земле открыто заявили о себе в 1764 г. Именно тогда 690 крестьян, проживавших на территории Куменской, Ошетской, Курчумской и Сунской вотчин, а также Лудянской и Нолинской пятидесятен, подали прошение о том, чтобы их
© Машковцева В. В., 2017
официально признали старообрядцами. В связи с этим они выразили согласие платить подушную подать в двойном размере, как это полагалось по действовавшему тогда законодательству. Вятская духовная консистория, рассмотрев данное ходатайство, не сочла возможным его удовлетворить. Это было обусловлено особым восприятием старообрядцев как светскими, так и духовными властями: они оценивались исключительно как вероотступники. В связи с этим миссионерам было поручено провести с ними назидательные беседы, которые, однако, не имели успеха. В апреле 1765 г. еще 273 человека заявили о своей приверженности старообрядчеству. Центрами сосредоточения староверов стали Сунский и Верхосунский приходы Нолинского уезда [1].
Поскольку Вятская губерния являлась одним из центров староверия в России, то важнейшим направлением миссионерской деятельности православного духовенства являлась работа со старообрядцами в целях воссоединения их с официальной церковью. Еще в XVIII столетии среди функционировавших духовных миссий называются Тобольская (в Западной Сибири], Иркутская, Астраханская, Рязанская и Вятская [2]. Что касается Нолинского уезда, то так называемая «про-тивораскольническая» миссия была учреждена здесь в 1837 г. [3] Несмотря на все усилия православного клира, численность адептов староверия в Нолинском уезде, как и в целом на территории Вятской губернии, стремительно росла. В частности, по данным, содержащимся в отчете вятского губернатора, в 1838 г. в Нолинском уезде проживало 6 769 последователя «древнего благочестия» [4], что составляло 21,4% от общей численности старообрядцев губернии.
Сравним данные статистики, характеризующие распределение старообрядцев по уездам Вятской губернии в 1838 г.:
Уезд Численность старообрядцев (чел.)
Глазовский 10 136
Нолинский 6 769
Малмыжский 5 298
Уржумский 4 751
Сарапульский 2 485
Орловский 703
Яранский 583
Вятский 331
Елабужский 82
Слободской 40
Как видим, Нолинский уезд занимал второе место в губернии по количеству старообрядцев после Глазовского [5].
Данные о районах компактного проживания старообрядцев по волостям уезда могут быть представлены в виде таблицы:
Волость Численность старообрядцев (чел.)
поповцев беспоповцев
Лобанская 1 197 1 646
Лудяно-Экономическая 937
Немская 352 192
Никольская 406 65
Сретенская 436
Ситминская 225
Верхосунская 222
Ошетско-Архиерейская 126
Кырчанская 109
Численно старообрядцы были представлены наиболее значительно в таких населенных пунктах, как села Слудка и Сретенское, деревни Крысовская, Копосовская, Медкоедовская, Евсе-евская, Поломская, Еловская, Мизгиревская, Михинская, Липовый мыс, Полетаевская, Ларинская, Кузнецовская, Рябиновый мыс, Антоновская, Над ключом, Красная горка и др. [6]
На территории Нолинского езда располагалось пять старообрядческих молелен. Четыре из них, Слудская, Ситминская, Боровская и Таратихинская, принадлежали беспоповцам-федосеевцам. Одна молельня была открыта в с. Слудка поповцами. Одним из важнейших религиозных и культурных центров староверов Нолинского уезда и всей Вятской губернии являлся Ситминский молельный дом, построенный близ деревни Красная горка в 1792 г. (по другим данным - в
1793 г.] крестьянином Иосифом (Осипом] Безносиковым с разрешения чиновника казенной палаты, директора экономии Депрейса [7]. Судьба этого культового центра позволяет проследить реализацию конфессиональной политики государства в отношении старообрядческих молелен во второй четверти XIX в.
Напомним, что рассматриваемый период характеризуется разработкой системы строгих мер для борьбы со староверием. В значительной степени было скорректировано законодательство, регулировавшее функционирование старообрядческих молелен. В частности, следовало оставлять без изменений молитвенные дома староверов, построенные до 17 сентября 1826 г., однако строить вновь «что-либо, похожее на церкви», производить ремонт старых часовен не разрешалось. В случае закрытия той или иной старообрядческой молельни закон предусматривал представление всех хранившихся в ней икон, книг и предметов церковной утвари на рассмотрение местной духовной консистории для передачи их в распоряжение ближайшего единоверческого храма. Руководствуясь постановлением от 5 мая 1839 г., необходимо было уничтожать те молельни, действие которых было возобновлено без соответствующего разрешения официальной власти [8].
Против ситминских старообрядцев в период царствования Николая I неоднократно возбуждалось следствие. В частности, в конце 1835 г. и начале 1837 г. по решению императора с молельни были сняты колокол весом в шесть пудов и крест как атрибуты православного храма [9]. Их наличие по действовавшему тогда законодательству считалось недопустимым [10]. Помимо этого, руководствуясь Уставом о предупреждении и пресечении преступлений (Т. 14, ст. 48], за старообрядцами Ситминской волости Нолинского уезда необходимо было установить контроль, для того чтобы не допустить использование ими нового каменного дома, построенного для «призрения престарелых и убогих», в качестве молельни [11]. Согласно решению Комитета министров от 21 января 1836 г. Ситминскую часовню, как основанную до 1826 г., разрешено было оставить в существующем положении. Власти, вероятно, приняли во внимание тот факт, что к тому моменту она функционировала достаточно давно, попыток изменить ее внешний вид со стороны старообрядцев не наблюдалось.
В 1841 г., когда обсуждался вопрос о возможном преобразовании ряда старообрядческих молелен в единоверческие церкви, в том числе Ситминской (наряду с Боровской и Таратихин-ской], вятский губернатор, представляя свое суждение по обозначенной проблеме в Министерство внутренних дел, подчеркнул нецелесообразность данной акции, в связи с тем что в местных старообрядцах не наблюдалось ни малейшей «искры готовности обратиться в единоверие» [12].
Со временем молельня приходила в ветхость. Тогда Михаил и Климонт - сыновья Иосифа, -получив разрешение Нолинского земского суда от 7 июня 1825 г., построили каменный двухэтажный дом, куда планировали перенести богослужения [13]. Однако они не получили на это разрешения властей, после чего здание было обращено ими в богадельню, где поселились «призреваемые на общественный счет раскольников бедные люди» [14]. Сделано это было на основании особых правил, которые не распространялись на другие молельни. Дело рассматривалось самим императором, и, в соответствии с решением, принятым Николаем I 17 ноября 1835 г., до сведения Святейшего Синода было доведено, чтобы «раскольники Ситминской волости Вятской епархии не заводили молельни во вновь выстроенном доме, в котором допускается только призревать престарелых и убогих» [15].
В отношении вятского губернатора преосвященному Неофиту содержится список лиц, проживавших в Ситминской богадельне, по данным на июнь 1843 г. В общей сложности это 16 человек (15 женщин и один мужчина], среди которых преобладали люди преклонного возраста (60 и более лет]. По сословной принадлежности все они, за исключением Т. Усковой, являлись крестьянами, проживавшими, главным образом, в Нолинском уезде. Между тем среди призреваемых значились и прибывшие из Орловского (два человека] и Яранского уезда (один человек] [16].
Интересно, что епископ Вятский и Слободской Неофит в отчете Святейшему Синоду отметил, что считал возможным оставить больных и престарелых исключительно в Ситминской богадельне. При этом в целях предотвращения распространения староверия преосвященный рекомендовал принять ряд мер. В их числе предоставление возможности «в оном доме лиц, имеющих законные увольнительные виды, принимать не иначе как с разрешения губернского начальства». Кроме того, по мнению вятского епископа, следовало запретить проживание в богадельне лиц, получивших временный паспорт «на отлучки для промыслов или других надобностей», равно как и «временные посещения пришлых людей под видом родства и знакомства, под коим может скрываться расколоучение». Наконец, вятский преосвященный просил усилить надзор и контроль за старообрядцами со стороны местной полиции, чтобы не допустить распространение староверия «богохульными бродягами» [17].
С мнением епископа согласился вятский губернатор А. Н. Мордвинов. Лишь в отношении последнего губернатор добавил, что сокращение числа последователей старообрядчества и его искоренение зависит, прежде всего, от активной деятельности духовенства Русской православной церкви. Православные пастыри, воздействуя на староверов силой слова и личным примером добропорядочной жизни, «могут повлиять на заблудших». Более того, А. Н. Мордвинов подверг критике представителей православного клира за некомпетентность и образ жизни, не всегда подобающий сану священника [18].
Отметим, что, анализируя причины развития староверия, и сами представители православного духовенства признавали недостаточное знание священнослужителями основ старообрядческого вероучения. Эта проблема сохранит свою актуальность и во второй половине XIX в. В целях ее решения властями предпринимались определенные шаги, например в духовных семинариях в 1881 г. по решению Синода были открыты специальные кафедры по изучению старообрядчества. Тогда они назывались кафедрами «по истории и обличению русского раскола и сектантства», что отвечало поставленным перед православными клириками задачам критики и искоренения ста-роверия. Сначала это коснулось отдельных духовных учебных заведений, например Московской, Нижегородской, Саратовской семинарии, а в 1886-1887 гг. подобные кафедры появились во всех семинариях страны. В учебных планах появился новый предмет - «обличительное богословие», закрепленный за названной кафедрой. Предполагалось, что подготовленный священник сможет грамотно оппонировать старообрядцам, доказывая ложность их идеологии. Акцент на просветительской деятельности среди старообрядцев, работе православных миссионеров в целях воссоединения староверов с официальной церковью будет сделан в конфессиональной политике государства лишь во второй половине XIX в. В рассматриваемую же эпоху - вторая четверть XIX столетия - превалировало силовое воздействие на старообрядцев, жесткая система наказаний за совершение ими противоправных деяний.
28 января 1849 г. последовало Высочайшее повеление, согласно которому Ситминская богадельня, в связи с кончиной ее основателя - О. Безносикова, - передавалась «со всем имуществом, строениями и участками земли в ведение Вятской палаты государственных имуществ». При этом все проживавшие там старообрядцы, в силу преклонного возраста, переходили на попечение родственников или «тех обществ, к которым они принадлежат». В случае же возникновения каких-либо трудностей их следовало разместить в общественных богадельнях Вятского приказа общественного призрения. Духовное завещание О. Безносикова о передаче молельного дома в пользу Устина Крысова подлежало уничтожению [19].
Что касается деревянного молельного дома, то он был осмотрен нолинским земским исправником в конце декабря 1847 г. В своем рапорте исправник подробно описывает некоторые архитектурные особенности строения, фиксирует его размеры. В частности, он отмечает, что здание «имеет вид неправильного четырехугольника с капитальной... пристройкой к главному корпусу в виде паперти длиной в две, шириной в 4,5 сажени и высотой в 5 аршин. Главный корпус здания длиной в 6, шириной в 4,5 аршина, а высотой в 3 сажени». Что касается технических характеристик, то исправник констатирует факт сильного износа и ветхости молельного дома: «В восточном углу стены верхние 6 рядов бревен сгнили, отвалились. Посередине 3 верхних бревна тоже подгнили. Вообще все здание ветхое, заметно осело, имеет подставки, подпорки, связи как продольные, так и поперечные, которые сделаны. для поддержания всего корпуса, который, как видно, построен из старого леса и, сделавшись ветхим, немного простоит без этих поддержек». Изучая особенности интерьера, исправник отмечает, что внутри помещение «капитальной стеной во всю ширину корпуса» разделено на две половины, «из которых восточная с иконостасом имеет вид главного предела» [20].
4 мая 1850 г. министр внутренних дел довел до сведения вятского губернатора решение Комитета министров, касавшееся судьбы Ситминской молельни. Ее следовало уничтожить «во избежание опасности от разрушения», в связи с тем что она пришла в «совершенную ветхость». Показательно, что данное решение рекомендовалось привести в исполнение «по избрании удобного времени со всевозможною осмотрительностью и без малейшей преждевременной огласки». Строительный материал необходимо было продать в пользу Вятского приказа общественного призрения. Все находившиеся в молельне иконы, книги, предметы богослужения должны были быть переданы на рассмотрение местной духовной консистории [21]. Об исполнении данного распоряжения властей нолинским земским исправником был составлен рапорт, из которого следует, что 26-27 августа 1850 г. Ситминская молельня в присутствии представителей церкви и понятых была разрушена.
По рассмотрении церковного имущества Вятской духовной консисторией некоторые деревянные иконы были признаны написанными «с произвольным суемудрием и несообразно с при-48
нятыми церковью образцами святых изображений... грубо и неправильно, притом многие из них так потемнели, полиняли и обветшали, что уже неприлично чествовать их поклонением пред ними Богу и святым его». Медные иконы и кресты представители православного клира сочли выполненными «весьма грубо» и рекомендовали изъять их из церковного и домашнего употребления в соответствии с действовавшим законодательством [22]. Вспомним, что еще при Петре I, в 1723 г., вышел указ, запрещавший производство и продажу медных и оловянных икон на том основании, что «выливаются оныя зело неискусно и неизобразительно, и тем достойныя чести весьма лишаются» [23]. В случае обнаружения таковых их следовало использовать на церковные нужды. Исключение составляли лишь нательные кресты. Появление подобного запрета, вероятно, было обусловлено не только потребностями государства в меди и олове, но и развитием меднолитейного культового производства именно в старообрядческой среде. Отливаемые староверами иконы имели отличительный признак - изображение двуперстного крестного знамения. Этот символ «дониконовских» обрядов служил поводом для запрета на их распространение.
Медные иконы действительно имели широкое бытование в среде поборников «древнего благочестия». Например, их литьем занимался известный вятский старообрядец, основатель типографии в с. Старая Тушка Малмыжского уезда Л. А. Гребнев. Крупный старообрядческий меднолитейный центр находился в Поморье - Выговском (Данилове] монастыре. Активно развивалось меднолитейное производство в Мстёре - центре староверия Владимирской губернии. Известная в старообрядческом мире мастерская медного литья функционировала в д. Сопырево Красносельской волости Костромской губернии. Как справедливо оценил медные кресты и иконы известный филолог и искусствовед Ф. И. Буслаев, «это были святыни самые удобные для перенесения, прочные и дешевые; потому они и доселе в большом употреблении в простом народе...» [24]. В условиях гонений на старообрядцев факт хорошей сохранности имел немаловажное значение.
Создаваемые старообрядцами медные иконы отличались высоким уровнем художественного мастерства. В частности, известный ценитель, реставратор и собиратель памятников старообрядческого искусства Ф. А. Каликин отмечал особый вклад староверов-поморцев в развитие религиозной культуры: «Вклад поморцев в общую сокровищницу русской культуры заключается еще и в том, что они впервые в первой четверти XVIII века дали такое совершенное по четкости линий и пластичности формы литье, которое не нуждалось в последующей прочеканке...» Однако представители региональных властей, занимавшиеся изъятием культовых ценностей старообрядцев, зачастую крайне низко оценивали их художественный уровень. Вероятнее всего, это обусловлено тенденциозным отношением к «ревнителям древнего благочестия».
Ряд икон из Ситминской молельни, например, образы святых Иоанна Дамаскина и Леонтия Ростовского, «Похвала Пресвятой Богородице», «Рождество», «Распятие с изображением страстей», консистория оценила как написанные «по раскольническим канонам о перстосложении руки благословляющее». В связи с этим названные святыни, по решению консистории, были отправлены на хранение в ризницу кафедрального собора Вятки, равно как и два медных Распятия. Икона великомученика Никиты была признана «странным изображением и сильно обветшавшим в красках», поэтому ее рекомендовано было уничтожить [25].
Наряду с иконами в Ситминском молельном доме хранилась также и религиозная литература. Так, в двух изъятых богослужебных книгах Вятская духовная консистория усмотрела несоответствие вероучению Русской православной церкви и «суемудрые прибавления» [26]. «Сказание о житии Пресвятой Богородицы» православное духовенство оценило как «частично непристойное» и рекомендовало «препроводить в Министерство внутренних дел». Наконец, лестовка, подручник, нотная книга и чугунная доска были переданы в распоряжение благочинного единоверческих церквей, поскольку православные клирики выразили убеждение в том, что, оказавшись в руках старообрядцев, данные вещи могли «подать повод к самочинному служению» [27].
С момента учреждения единоверия в 1800 г. власти, как светские, так и духовные, рассматривали его как возможную форму воссоединения старообрядцев с Русской православной церковью и возлагали на него большие надежды в деле искоренения староверия. Так, после уничтожения Ситминской молельни миссионер Михаил Зубарев принял меры для убеждения местных старообрядцев в необходимости перехода в единоверческую церковь. Для обустройства единоверческого храма он предлагал использовать каменное здание бывшей Ситминской богадельни. О результатах своей деятельности священник информировал епископа Неофита, предоставив подписку от 65 старообрядцев, изъявивших желание принять единоверие. При этом М. Зубарев подчеркнул, что 85 приверженцев староверия дали свое согласие, но отказались предоставить об этом подписку. Свои действия они мотивировали тем, что не готовы нести расходы на устройство церкви. Некоторые выразили опасение в том, что духовные власти будут принуждать их к со-
49
вершению обрядов венчания и крещения в православном храме. Тем не менее в декабре 1857 г., благодаря проведенной миссионером работе, в общей сложности 164 человека дали согласие стать прихожанами нового единоверческого прихода (из них 124 - старообрядцы и 40 - единоверцы Ясашно-Лудянского прихода] [28].
Учитывая, что по решению императора здание богадельни со всем имуществом и землей было передано в ведение Вятской палаты государственных имуществ, губернатор А. И. Середа обратился к её управляющему для выяснения вопроса о том, возможно ли устройство единоверческой церкви в помещении бывшей старообрядческой богадельни на общественный счет. При вынесении вердикта А. П. Середа просил учесть значимость будущего храма для утверждения единоверия на территории всего Нолинского уезда. Согласившись с губернатором в том, что открытие единоверческой церкви как нельзя лучше будет способствовать решению поставленной в масштабах всей России задачи - искоренению старообрядчества, управляющий палатой государственных имуществ тем не менее выразил сомнение в возможности осуществления данного мероприятия за счет общества. Свою неуверенность он мотивировал рядом объективных факторов, прежде всего, тем, что прихожанами храма будут вчерашние старообрядцы-беспоповцы. Уже только поэтому «добровольных приношений ждать нельзя или они буду весьма ничтожными». Кроме того, «свободных сумм в обществах, из которых можно было бы сделать ассигнование на устройство единоверческой церкви, нет» [29]. Поскольку речь шла о решении важной правительственной задачи, управляющий рекомендовал попытаться добиться финансирования из государственной казны.
Гражданским инженером Н. А. Галкиным был составлен проект перестройки здания богадельни в единоверческий храм и смета предполагаемых расходов в общей сложности на сумму 589 руб. 78 коп. На устройство церкви дали согласие внести пожертвование православные крестьяне Большеситминского и Прозоровского обществ. Кроме того, от продажи келий, а также зерна и сена с участка земли при бывшей старообрядческой богадельне была получено 482 руб. 10 коп. [30] В 1859 г. план властей в конечном итоге был реализован.
Помимо уничтоженной деревянной молельни при старообрядческом кладбище функционировала часовня, предназначение которой Михаил Безносиков объяснил нолинскому земскому исправнику следующим образом: «Не для молитвословия, а для бытия в день поминовения умерших на кладбище» [31]. По его словам, часовня была построена старообрядцами не самовольно, а с согласия исправника Пироговского, о чем сохранилось письменное свидетельство -копия с соответствующего распоряжения Ситминскому волостному правлению от 20 июня 1811 г. В 1843-1844 гг. нолинским земским исправником, по приказу вятского губернатора, проводилось расследование на предмет выявления законности действий местных староверов. Подготовленный им рапорт позволяет представить размеры данной кладбищенской молельни. Ее длина составляла 7,5, ширина - 7 аршин, а высотою она была «в 25 рядов с покатою крышею из лубьев и в два ряда тесу» - «вид ее был обыкновенный, в два этажа крестьянский сруб». Лучший внешний вид часовни, по сравнению с ветхим деревянным молельным домом, опрошенные крестьяне-старообрядцы объяснили рядом факторов. В частности, удобным расположением, вследствие чего от неблагоприятного природно-климатического воздействия она защищена березовой рощей, а также отсутствием печки, что, по их словам, тоже могло привести к «преждевременной дряблости и гниению, от того самого штукатурка и не испортилась» [32]. Последнее, впрочем, весьма сомнительно; логичнее было бы предположить обратное. Епископ Вятский и Слободской Неофит, обращаясь к вятскому губернатору, ходатайствовал об уничтожении данной кладбищенской молельни как незаконно построенной. В действиях исправника Пироговского преосвященный усмотрел нарушение законодательства.
В декабре 1849 г., по распоряжению губернатора, часовня была закрыта. Однако старообрядцы, настроенные наиболее негативно по отношению к официальной церкви, выразили свой протест в открытой форме. В ночь на 23 июня 1853 г. из часовни, опечатанной властями, через её верхнее окно была совершена кража четырех икон: Спасителя, Божьей Матери, Иоанна Предтечи и св. Георгия. Функции караульного в то время выполнял 15-летний сын десятского. Проведенное расследование, в ходе которого было опрошено 44 человека из числа местных крестьян, не дало результатов: виновных установить не удалось. Можно с известной долей уверенности предположить, что кражу совершили старообрядцы, не настроенные на диалог с Русской православной церковью.
Итак, в первой половине XIX в. на территории Нолинского уезда действовало пять старообрядческих культовых центров. К середине столетия все они прекратили свое существование. Первой, в 1840 г., по решению властей была уничтожена Таратихинская молельня, в 1845 г. та же участь постигла две Слудских молельни. В 1848 г. от удара молнии во время грозы сгорела Бо-50
ровская молельня. Однако нельзя исключать и факт намеренного поджога молельного дома местными старообрядцами. Такое предположение обусловлено объективными обстоятельствами. Речь шла о возможности преобразования молельни в единоверческий храм. Старообрядцы, не желавшие этого, могли в открытой форме выразить свой протест. Косвенно подтверждает это тот факт, что ранее из закрытой молельни они сумели вынести часть имущества - богослужебные книги и иконы. Доказать причастность староверов к целенаправленному уничтожению молельного дома следствию не удалось, но и отрицать данное предположение не представляется возможным, тем более что аналогичная ситуация впоследствии сложилась в с. Старая Тушка, где старообрядческий молельный дом по решению Святейшего Синода был в 1850 г. преобразован в единоверческую церковь, но просуществовала она недолго - лишь до 1860 г. В ночь на 15 августа в результате пожара храм полностью сгорел. Следствием было установлено только то, что поджог церкви совершили сами старообрядцы села Старая Тушка или близлежащих деревень, но назвать имена конкретных виновных властям не удалось. Как видим, ситуация напоминает историю Боровской молельни. Наконец, в 1850 г. по решению Комитета министров была подвергнута разрушению Ситминская молельня. В каменном же здании старообрядческой богадельни в 1859 г. был открыт единоверческий храм.
Примечания
1. Фармаковский И. Ф. О первоначальном появлении раскола в Вятской епархии // Вятские епархиальные ведомости. 1868. № 5. С. 76-88.
2. Смирнов Н. А. Миссионерская деятельность церкви (вторая половина XIX - 1917 г.] // Церковь в истории России (IX в. - 1917 г.]. Критические очерки. М., 1967. С. 281.
3. ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 428. Л. 1.
4. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128з. Д. 34. Л. 126.
5. Там же. Лл. 115-133 об.
6. Там же. Лл. 121 об.-126.
7. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128. Д. 155. Л. 52; ГАКО. Ф. 582. Оп. 126. Д. 103. Л. 30.
8. Обзор мероприятий Министерства внутренних дел по расколу с 1802 по 1881 год. СПб., 1903. С.141, 209, 441, 261.
9. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128 г. Д. 4. Лл. 24, 39.
10. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе (1825-1881]. Т. 11 (1836]. СПб., 1837. С. 446.
11. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128 г. Д. 4. Л. 13 об.
12. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128 а. Д. 4. Л. 19.
13. ГАКО. Ф. 237. Оп. 3. Д. 1473. Л. 6 об.
14. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128. Д. 155. Л. 52.
15. ГАКО. Ф. 237. Оп. 3. Д. 1473. Л. 1.
16. ГАКО. Ф. 237. Оп. 5. Д. 1782. Лл. 7-7 об.
17. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128 а. Д. 4. Л. 12.
18. Там же. Лл. 22-22 об.
19. Обзор мероприятий Министерства внутренних дел по расколу с 1802 по 1881 год. СПб., 1903. С. 157.
20. ГАКО. Ф. 237. Оп. 5. Д. 1782. Лл. 86-87.
21. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 6. Л. 324-324 об.
22. Там же. Л. 400.
23. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (1649-1825]. Т. VII (1723-1727]. СПб., 1830. С. 19.
24. Буслаев Ф. И. Общие понятия о русской иконописи // Буслаев Ф. И. О литературе: Исследования. Статьи. М., 1990. С. 360-361.
25. ГАКО. Ф. 237. Оп. 5. Д. 1782. Лл. 105-106 об.
26. ГАКО. Ф. 582. Оп. 84. Д. 6. Л. 400 об.
27. ГАКО. Ф. 237. Оп. 5. Д. 1782. Л. 107, 106 об.
28. Там же. Л. 373 об.
29. Там же. Лл. 273-274.
30. Там же. Лл. 388-389.
31. ГАКО. Ф. 582. Оп. 128 ж. Д. 57. Л. 2.
32. Там же. Лл. 4-4 об.
Notes
1. Farmakovskij I. F. O pervonachal'nom poyavlenii raskola v Vyatskoj eparhii [About the initial appearance of the split in the Vyatka diocese] // Vyatskie eparhial'nye vedomosti - Vyatka diocesan gazette. 1868. No. 5. P. 76-88.
2. Smirnov N. A. Missionerskaya deyatel'nost' cerkvi (vtoraya polovina XIX - 1917 g.) [Church's missionary activity (second half of XIX - 1917)] // Cerkov' v istorii Rossii (IX v. - 1917g.). Kriticheskie ocherki - Church in the Russian history (IX century - 1917). Critical essays. M. 1967. P. 281.
3. State Archieve of Kirov Region (GAKO). F. 811. Sh. 1. File 428. Sh. 1.
4. GAKO. F. 582. Sh. 1283. File 34. Sh. 126.
5. Ibid. Sh. 115-133.
6. Ibid. Sh. 121-126.
7. GAKO. F. 582. Sh. 128. File 155. Sh. 52; GAKO. F. 582. Sh. 126. File 103. Sh. 30.
8. Obzor meropriyatij Ministerstva vnutrennih del po raskolu s 1802 po 1881 god - An overview of the activities of the Ministry of Internal Affairs on split from 1802 to 1881. SPb. 1903. Pp. 141, 209, 441, 261.
9. GAKO. F. 582. Sh. 128. File 4. Sh. 24, 39.
10. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii. Sobranie vtoroe (1825-1881) - Complete collection of laws of the Russian Empire. The second meeting (1825-1881). V. 11 (1836). SPb. 1837. P. 446.
11. GAKO. F. 582. Sh. 128 File 4. Sh. 13.
12. GAKO. F. 582. Sh. 128. File 4. Sh. 19.
13. GAKO. F. 237. Sh. 3. File 1473. Sh. 6.
14. GAKO. F. 582. Sh. 128. File 155. Sh. 52.
15. GAKO. F. 237. Sh. 3. File 1473. Sh. 1.
16. GAKO. F. 237. Sh. 5. File 1782. Sh. 7-7.
17. GAKO. F. 582. Sh. 128. File 4. Sh. 12.
18. Ibid. Sh. 22-22 turn.
19. Obzor meropriyatij Ministerstva vnutrennih del po raskolu s 1802 po 1881 god - An overview of the activities of the Ministry of Internal Affairs on split from 1802 to 1881. SPb. 1903. P. 157.
20. GAKO. F. 237. Sh. 5. File 1782. Sh. 86-87.
21. GAKO. F. 582. Sh. 84. File 6. Sh. 324-324 about.
22. Ibid. Sh. 400.
23. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii. Sobranie pervoe (1649-1825) - Complete collection of laws of the Russian Empire. The collection first (1649-1825). Vol. VII (1723-1727). SPb. 1830. C. 19.
24. Buslaev F. I. Obshchie ponyatiya o russkoj ikonopisi [General concepts of Russian icon painting] // Buslaev F. I. O literature: Issledovaniya. Stat'i [About literature: Research. Articles]. M. 1990. Pp. 360-361.
25. GAKO. F. 237. Sh. 5. File 1782. Sh. 105-106.
26. GAKO. F. 582. Sh. 84. File 6. Sh. 400 turn.
27. GAKO. F. 237. Sh. 5. File 1782. Sh. 107, 106.
28. Ibid. Sh. 373.
29. Ibid. Sh. 273-274.
30. Ibid. Sh. 388 and 389.
31. GAKO. F. 582. Sh. 128». File 57. Sh. 2.
32. Ibid. Sh. 4-4.
УДК 94(47)08
Н. Л. Семенова
Оренбургский край в региональной политике Российской империи
в XVIII - начале XIX в.
В статье предпринята попытка рассмотреть Оренбургский край как историко-географическое и политико-административное пространство, как единый регион в составе Российской империи. Автор пришла к выводу, что Оренбургский край не являлся административно-территориальной единицей, а представлял собой более широкое объединение, которое уже в XVIII в. выделилось в отдельный сегмент правительственной политики. В рассматриваемом крае сохранялись приоритет военной власти над гражданской, недорогой управленческий механизм, традиционные институты самоуправления и суда у коренного населения. Военная власть отвечала за внутреннее устройство края, но самое главное - за внешнюю политику и пограничную линию. Региональная политика в крае определялась военно-политическими и экономическими приоритетами, географическими условиями, этноконфессиональной ситуацией.
There is made an attempt to study the Orenburg region as a historic-geographical and political-administrative area, as a united region as a part of the Russian Federation. The author comes to the conclusion that the Orenburg region was not an administrative-territorial unit, but a wider unity which was treated as a separate
© Семенова Н. Л., 2017 52
