CC BY
86
УДК 94(47).083
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2013. Вып. 4
Н. А. Портнягина
ДЕБАТЫ ПО ПРОБЛЕМЕ ТЕРРОРА В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ПЕРИОД РЕВОЛЮЦИИ 1905-1907 гг.*
В результате революции 1905-1907 гг. у России появились парламент, ограничивающий власть императора, и конституция, каковой можно считать новые Основные законы 1906 г. Но становление конституционной монархии в стране проходило крайне болезненно, так как и общество, и власть полагали, что они могут прибегать к насилию, действовать не считаясь с законом. Первое активно использовало в борьбе с правительством революционный террор, а второе применяло военно-полевые суды. Поэтому обсуждение проблемы террора в парламенте первого и второго созывов стало едва ли не основным вопросом. Оно показало все болезненные точки российского общества: степень его готовности к построению правового государства, к сотрудничеству с правительством, претензии к власти, понимание интересов народа и т. д. Нежелание I и II Государственных дум осудить революционный террор способствовало их роспуску. Настоящая статья — одна из первых попыток проследить отношение к террору в верхней палате парламента Российской империи, все еще находящееся практически вне поля зрения исследователей.
Уже в первую сессию в Государственном совете сложились три основные внепартийные группы, которые согласовывали свою деятельность с родственными думскими фракциями [1, с. 124]. Самой многочисленной стала умеренно-либеральная группа центра, созданная в мае-июне 1906 г. Она состояла из ряда подгрупп и насчитывала в первую сессию 107 человек, а во вторую — 100 [1, с. 131, 304-307]. В правую группу, созданную в мае 1906 г., входило всего 55 человек в первую сессию и 58 во вторую, но зато она была более сплоченной. Своей целью правые видели поддержку правительства [1, с. 146, 304-306]. В левую, или академическую группу, возникшую в апреле-мае 1906 г., входили представители Академии наук и университетов. Она была самой малочисленной (13 человек в первую и вторую сессии) и считала своей задачей поддержку Государственной думы [1, с. 305 — 307]. Левая и либеральная общественность негативно оценивала реформированный Государственный совет, считая его помехой для законодательной деятельности Думы [1, с. 36-37]. Это осложняло работу Совета и взаимоотношения двух палат. Известный социолог М. М. Ковалевский, ставший членом Совета в 1907 г., дал типичную для либеральной среды оценку верхней палаты: «Из всех законодательных палат Европы нет ни одной, которая бы в больше степени заслуживала названия аморальной, в которой бы так часто голосовали против своего убеждения по соображению, как у нас говорят, "государственной пользы и нужд"». Он критиковал ораторское искусство членов Совета, их недоверие к демократам
Портнягина Наталья Александровна — кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: nap.spb@mail.ru
* Статья подготовлена при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации в рамках выполнения работ по Соглашению № 14.В37.21.0952 от 07.09.12 по теме: «Российская общественность и власть в начале XX в.: реакция на революционный террор».
© Н. А. Портнягина, 2013
и либералам, ограничение свободы слова [2, с. 391-396]. Поэтому в письме к своему другу А. И. Чупрову знаменитый ученый так определил тактику своего поведения в Государственном совете: «Буду до поры до времени сидеть в Совете и, при случае, который, к сожалению, представляется нечасто, злить бюрократическую сволочь откровенной беседой» [2, с. 530].
Такое восприятие Совета либеральной общественностью не вполне соответствует действительной роли верхней палаты парламента в структуре законодательной власти. Совет работал довольно эффективно [3, с. 160], хотя, возможно, и не проявлял собственной законодательной инициативы, не стремился воздействовать на правительственную политику [1, с. 251]. Тот же М. М. Ковалевский отмечал, что в Совете много знающих людей, что «бюрократические элементы в нашем Совете» по уму, талантливости, знанию и практическому опыту выигрывают от сравнения с общественностью, а «власть председателя ни разу не помешала мне развить мою мысль во всей ее полноте» [2, с. 396-400].
Проблема террора была затронута на первой сессии Совета при обсуждении ответного адреса императору и законопроекта Думы об отмене смертной казни. Дебаты по этому вопросу в верхней палате протекали не так бурно, как в нижней, но ораторы были не менее красноречивы. Ведь работа парламента проходила на фоне террора, который буквально захлестнул Россию в период революции 1905-1907 гг. По неполным данным, в 1905 г. было убито и ранено 591 человек, с февраля по май 1906 г. — 1421 человек, в 1907 г. было совершено 3487 терактов [4, с. 129]. Террористы добились того, что страх стал постоянно действующим фактором в жизни российских чиновников, определяя их поведение. Например, пензенский губернатор С. А. Хвостов из-за постоянных угроз в свой адрес вынужден был просить, чтобы его перевели из Пензы в Санкт-Петербург [5, с. 9-10]. По мнению В. И. Гурко, заигрывание С. Ю. Витте с либералами, публичная критика действий министра внутренних дел П. Н. Дурново, «неуравновешенная растерянность» в 1905-1906 гг. были «желанием обеспечить собственную безопасность от террористических покушений, ибо, увы, физической храбростью Витте не обладал» [6, с. 517]. Многие чиновники уходили в отставку, и наверное, все при новых ответственных назначениях испытывали двойственные чувства, подобно И. Ф. Кошко. Когда последнего назначили вице-губернатором в очень неспокойную Самарскую губернию, им «овладело весьма сложное чувство. Радость и сосущая тревога» [5, с. 37]. Многие чиновники, как, например, градоначальник Петербурга В. Ф. Лауниц, пытались уберечься от терактов с помощью специальных панцирей [7, с. 386, 412].
Общественность была прекрасно осведомлена об этом и реагировала по-разному. Консервативная — возмущалась. Так, С. Ю. Витте, будучи премьером, в декабре 1905 г. получил письмо с критикой действий правительства, в частности и за то, что министры увольняются в трудный для страны момент: «...Самые черные крестьяне говорят, что это за министры, когда было все благополучно, то ни один министр не подавал в отставку. За тем настало смутное время в России, пошли в отставку многие губернаторы, боясь их убьют» [8, л. 153-154]. Консервативные газеты винили судей за то, что те выносят слишком мягкие приговоры террористам из-за боязни терактов в отношении себя. Либеральная общественность высмеивала «глупые» действия власти. Кадет В. А. Оболенский вспоминал, что начальник военного гарнизона Феодосии из-за опасения покушений на свою жизнь издал постановление о том, что всякий житель города при встрече с ним на улице должен поднимать руки вверх [9, с. 317].
С террором приходилось считаться и во время сессий парламента. Например, 26 мая 1907 г. заседание Государственного совета было перенесено на 30 мая вследствие того, что полиция получила сведения о готовящемся теракте [10, с. 406]. 5 мая 1906 г. на четвертом заседании верхней палаты обсуждался вопрос о том, как проводить голосование за адрес императору, в который был включен вопрос об амнистии: открытым или закрытым голосованием. Правый член Государственного совета по выборам В. А. Бутлеров откровенно заявил: «Меньшинство, открыто высказываясь против амнистии, рискует даже своей жизнью и потому закрытая подача голосов в данном случае представляется мне целесообразнее. Я, например, благодаря закрытой баллотировке, высказался против амнистии, а при открытой подаче голосов, может быть, у меня и не хватило бы на это смелости» [11, с. 6]. А. А. Половцев, входящий в группу правых, полагал, что либералы специально предложили в том же заседании Государственного совета голосовать поправку в отношении амнистии, предложенную Ф. Д. Самариным, в форме переклички всех присутствующих, чтобы «запугать баллотирующих» [12, с. 109].
Уже на первом заседании Совета 28 апреля 1906 г. председателю Д. М. Сольскому сообщили, что кадет В. А. Кугушев собирается обсудить вопрос о включении в ответный адрес царю требование о даровании амнистии всем политическим заключенным. Этот вопрос был тесно связан с проблемой революционного террора, так как значительная часть заключенных, сидевших в тюрьмах в 1906 г., была осуждена за террористические акты или экспроприации. Председатель немедленно объявил заседание закрытым и пригласил некоторых членов Совета, вошедших позже в группы правых и центра, на совещание, на котором более всего говорилось об амнистии, причем большинство присутствующих высказалось «за амнистию». С 28 апреля по 4 мая по вопросу об амнистии состоялось шесть частных заседаний членов Совета [12, с. 106-109]. Думается, что именно в это время, когда определялось отношение членов Совета к амнистии, а следовательно, к террору, и стали оформляться группы Совета. 3 мая на втором заседании Госсовета была избрана комиссия во главе с А. С. Ермоловым, организатором группы центра, для составления ответного адреса. Также в комиссии шли основные дебаты по вопросу об амнистии. В результате было составлено 3 адреса, отличавшиеся подходом к этой проблеме. В умеренно-либеральном проекте большинства комиссии осуждались «злодеяния, совершаемые в увлечении политическою борьбою», и излагалась просьба к царю о даровании частичной политической амнистии [11, с. 4]. Консервативный проект Ф. Д. Самарина также осуждал «неслыханные злодеяния, направленные против всех верных присяге должностных лиц» и не затрагивал вопроса амнистии [13, с. 3]. Проект академической группы, составленный профессором Д. И. Багалеем, ратовал за полную политическую амнистию [13, с. 29]. 4 и 5 мая в общем заседании Государственного совета состоялось обсуждение этих проектов и разгорелись споры о терроре.
Председатель комиссии А. С. Ермолов, объясняя позицию большинства комиссии, заявил, что Совет должен просить амнистию не для террористов, а лишь для тех, кто совершил преступления, которые утратили свое значение после Манифеста 17 Октября. Он говорил: «Мы не можем ручаться, что в России водворится порядок, если амнистия будет провозглашена; но с еще меньшей уверенностью мы можем сказать, что водворится порядок и настанет мир, если не будет дарована амнистия и будут применяться дальше те же меры репрессии, которые не всегда справедливы, не всегда
беспристрастны и не всегда покоятся на твердом основании закона» [11, с. 2]. В защиту проекта большинства лучшую речь произнес известный криминалист профессор Н. С. Таганцев. Он доказывал, что просьбу об амнистии можно включить в адрес, не нарушая закон, так как речь идет не о праве помилования, а лишь об инициативе помилования, на что у Госсовета есть полномочия. Эта инициатива, по его мнению, важна с нравственной и политической точки зрения, так как «милость и справедливость» со стороны власти приведет к успокоению страны. Он полагал, что амнистированные не пойдут больше в революцию [13, с. 3-6]. К проекту большинства присоединился и С. Ю. Витте. Правда, он не верил в то, что только с помощью амнистии, без установления порядка и проведения необходимых реформы, можно привести к успокоению страну [13, с. 17-18]. Октябрист Д. Н. Шипов стал единственным из ораторов, попробовавшим определить причины террора. Он увидел их в бюрократическом строе, который «столько лет властвовал над нами» [13, с. 26-27]. Защитники адреса (большинство комиссии) отмечали, что амнистии требует народ, что включение этого вопроса в адрес императору станет проявлением единения Думы и Госсовета и будет способствовать умиротворению страны.
Поборники проекта правых, напротив, полагали, что амнистии требует не народ, а партия кадетов, борющаяся за власть. Террористы, по их мнению, не отличаются от обычных убийц. В защиту своего проекта блестящую речь произнес Ф. Д. Самарин. Он доказывал, что амнистия оправдывает сами деяния, а выпущенные убийцы продолжат свои злодеяния. Возражая левым, потомок знаменитого славянофила подчеркнул, что заключенные террористы боролись вовсе не за ту свободу, которую обрела Россия. По его мнению, адрес, включив в себя просьбу об амнистии, произведет самое неблагоприятное впечатление на население и будет опасен для страны [13, с. 14-17].
Левые члены Совета (Д. И. Багалей, А. А. Шахматов, В. И. Вернадский) высказались за полную амнистию и повторили аргументы, приводимые кадетскими депутатами в Думе. Они говорили о том, что граждане России не могут пользоваться плодами политической свободы, тогда как «идейные борцы за свободу томятся в тюрьмах...», о том, что «градация политических преступлений — искусственная», что без амнистии не произойдет успокоения страны, а работа новых законодательных учреждений будет невозможна [13, с. 9,12, 21].
Из 148 членов Совета 92 проголосовали за проект большинства, 47 — против и 9 членов воздержалось [11, с. 7]. Таким образом, группа центра провела через Госсовет проект адреса императору с требованием политической амнистии [1, с. 135]. В адрес на общем собрании были внесены две поправки. В одной из них более ясно говорилось о том, что амнистия не должна коснуться тех, кто «посягнул. на чужую жизнь и имущество» или вовлек «в эти преступления людей неразвитых и слабых». Согласно другой, предложенной Ф. Д. Самариным, амнистия должна была распространяться и на тех, «кто совершил преступления в борьбе за царя, .или в борьбе против революционного движения» [11, с. 4, 12].
Более бурно проблема террора обсуждалась 27 июня на 9-м заседании верхней палаты, когда из Думы поступил законопроект об отмене смертной казни. Государственный совет еще не успел приступить к его обсуждению, как левая и либеральная печать уже обрушилась на верхнюю палату с критикой. Кадеты писали: «В настоящее время предстоит рассмотрение законопроекта в Государственном Совете. По слухам, большинство нашей "верхней палаты" не склонно относиться одобрительно к мысли
о полной отмене смертной казни. Но в Государственном Совете есть убежденные противники смертной казни и среди них — наш маститый криминалист Н. С. Таганцев, посвятивший столько красноречивых и убедительных страниц вопросу о необходимости покончить с наследием старого варварства. Будем надеяться, что они возвысят свой голос, и что этот голос будет услышан их товарищами» [14, стб. 1092]. Через некоторое время кадетские публицисты сетовали: «.На прошлой неделе впервые заговорила, как выразилось предательски "Новое время", "ослица Валаама". Государственный Совет приступил к обсуждению рассмотренного Думой законопроекта об отмене смертной казни. Как и можно было предвидеть, надежда на то, что вторая палата не будет служить Государственной Думе помехой в стремлении ее к обновлению России, сразу же разбилась» [15, стб. 2267]. Меньшевистский «Голос труда» отмечал: «...Мертвое учреждение всколыхнулось. В переустроенном Совете оказались защитники отмены смертной казни. Против смертной казни высказались преимущественно выборные члены» [16].
На самом деле в Госсовете в дебатах по этому вопросу приняли участие 12 человек, из них 10 — члены по выборам. Полемика развернулась между группой центра и правой группой. От умеренных либералов выступило 6 человек, из них 5 — члены по выборам. Все высказались против смертной казни, но два оратора отметили, что в настоящий момент вряд ли можно пойти на ее полную отмену. Аргументы группы центра сводились к следующему: причины террора — в «строе русской жизни и школы», а выход из него — в реформах, но никак не в репрессиях, которые вряд ли устрашат политических преступников. Напротив, смертные казни, по мнению этой группы, приведут к «учащению политических убийств» [17, с. 11-13]. Одну из самых ярких речей против смертной казни произнес В. И. Тимирязев. Министр торговли и промышленности в кабинете С. Ю. Витте отметил, что усиление террора сверху не ведет к его ослаблению снизу, «но колеблет престиж законной власти и основы нравственности». Он предложил примкнуть к решению Госдумы, быстро без всякой комиссии обсудить вопрос и принять закон об отмене смертной казни, который станет «более сильным осуждением всякого насильственного отнятия жизни у ближнего, всяких политических убийств» [17, с. 19]. Самую аргументированную речь произнес Н. С. Таганцев, который был известен в России как последовательный противник смертной казни. Он доказывал нецелесообразность и даже вред смертной казни для государства, отрицал, что ее отмена приведет к усилению террора: «Государство должно воспитывать в народе уважение к личности, свободе, а этого нет при исполнении смертной казни» [17, с. 13-18].
От правых выступило пять человек, четверо из них — члены по выборам. Все высказались против отмены смертной казни, настаивая на ее применении, исходя из реальных условий страны. Они считали смертную казнь сдерживающим фактором в революции, «оружием» в борьбе с «врагами» и не видели оснований идти на соглашение с Государственной думой, которая не осуждает террор [17, с. 20-24]. Ф. Д. Самарин, один из лучших ораторов правых, отметил сочувствие части общества террору и террористам. Причины террора виделись ему в «нездоровом состоянии общества», в «преступном внушении» извне, а его преодоление — в укреплении власти [17, с. 31-32]. От левых выступил только кадет Г. В. Выковский, который предложил быстро принять законопроект, поскольку вопрос хорошо разработан в науке и не требует дальнейших обсуждений [17, с. 10-11].
Пресса отреагировала прежде всего на речь Н. С. Таганцева. Либералы поддержали его аргументы [18]. Несколько позже, в период второй сессии Совета, «Вестник Европы» напечатал большую статью известного юриста, в которой тот расширил аргументы в пользу отмены смертной казни [19]. Консервативная печать увидела опасность в том, что отмена смертной казни оправдывает террор, возводит террористов «в сан народных героев» [20]. Один из лучших публицистов «Нового времени» М. О. Меньшиков в большой статье назвал речь Н. С. Таганцева «слабой». Опровергая аргументы известного профессора, публицист издевался: «Чуть ли не самым важным доводом его была ссылка на собственный авторитет: Таганцев, видите ли, сорок лет доказывал с кафедры нецелесообразность смертной казни. .Продолжительное время дает ценность вину, но не мысли, выдерживаемой в ученых погребах». По мнению публициста, смертная казнь для террористов остановит их практику. Он не согласился с утверждением Н. С. Таганцева, будто все 430 депутатов Думы «как один человек» высказались сознательно против смертной казни. В любом случае, с точки зрения М. О. Меньшикова, «если единодушие нижней палаты — аргумент для верхней, зачем верхней и собираться?» [21].
Государственный совет отверг предложение части своих членов сразу рассмотреть этот законопроект. 28 июня была создана комиссия из 15 человек, которая и должна была предоставить доклад общему собранию. Сроков для доклада Совет комиссии не поставил, но выразил общее желание, чтобы она разработала его как можно быстрее [22, с. 1-2]. Перед самым роспуском Государственного совета вечером 7 июля состоялось собрание у С. С. Гончарова для выслушивания отчета о заседании комиссии по вопросу об отмене смертной казни. В комиссии лишь проф. В. И. Вернадский выступил за принятие думского законопроекта, С. С. Гончаров, Ф. Д. Самарин, А. А. Нарышкин, Н. Ф. Касаткин-Ростовский высказались против проекта Думы, а семь членов — за применение смертной казни в редких случаях [12, с. 117]. Таким образом, если бы парламент не был распущен, законопроект нижней палаты, скорее всего, был бы принят Госсоветом с поправками. Это было обусловлено тем, что Госсовет считался с I Думой, полагая, что она выражает волю народа [1, с. 106], и, со своей стороны, искренне стремился к взаимодействию с ней и умиротворению страны.
В отличие от Думы Госсовет осудил террор. Это произошло 30 июня на 11-м заседании. 28 июня 1906 г. был убит командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г. П. Чухнин. Барон П. Л. Корф, входивший в группу центра, предложил Госсовету «выразить чувство негодования по поводу этого прискорбного события, чтобы Россия знала, как мы отнеслись к нему». Группа центра подготовила текст резолюции, который Совет и принял. В ней говорилось: «Государственный Совет выражает глубокое свое негодование по случаю злодейского убиения главного командира Черноморского флота Вице-Адмирала Чухнина и выражает свое соболезнование Черноморскому флоту и семье погибшего» [23, с. 1].
Заседания второй сессии Госсовета начались также с осуждения террора в связи с убийством 9 декабря 1906 г. члена Госсовета А. П. Игнатьева, но прежних дебатов уже не было. Верхняя палата вернулась к обсуждению проблемы террора лишь один раз, когда решала вопрос о том, что делать с законопроектом об отмене смертной казни, доставшимся в наследство от I Думы. 14 марта на 6-м заседании Госсовета докладчик комиссии по законопроекту «Об отмене смертной казни» С. С. Манухин ознакомил общее собрание верхней палаты с постановлением комиссии не рассматривать
законопроект в связи с роспуском прежней Думы. Против выступили лишь два члена комиссии: Н. С. Таганцев и С. Ф. Платонов. Они предложили Государственному совету завершить работу над законопроектом. Н. С. Авдаков, входивший в группу центра, попытался рассмотреть вопрос по существу, настаивая на том, что он связан и с проблемой террора, и с восстановлением порядка в стране [24, с. 158], но его не поддержало большинство собрания. Госсовет не стал рассматривать законопроект, руководствуясь формальными мотивами, хотя в 1912 г., при схожих обстоятельствах, Совет рассмотрел законопроект III Думы после ее роспуска [1, с. 94]. 2 мая, также по формальным причинам, Госсовет отклонил одобренный II Думой законопроект об отмене военно-полевых судов [24, с. 344-359]. Д. Н. Шипов и еще 10 членов Госсовета уклонились от участия в решении вопроса — принимать или отклонять данный законопроект. Они считали, что военно-полевая юстиция действует часто неправомерно, и полагали, что Совет мог бы создать комиссию, которая нашла бы путь «правильного удовлетворения требований общественного мнения» [24, с. 359]. Позже Д. Н. Шипов напишет, что в обоих случаях формальный подход Госсовета к этим законопроектам Думы связан с тем, что он «не смог настолько игнорировать общественное мнение и общественное настроение, чтобы высказаться открыто против отмены смертной казни и военно-полевых судов, но и не хотел выразить своего положительного отношения к этим вопросам, так как такого рода постановления Государственного совета имели бы значение косвенного осуждения политического террора, применяемого П. А. Столыпиным» [25, с. 502-504].
Таким образом, Государственный совет занял более взвешенную позицию в оценке политического террора, чем Государственная дума. Верхняя палата не смогла, правда, дать глубокий анализ проблемы террора, указать на его причины и наметить программу его преодоления. Но она осудила террор и была готова пойти на примирение с общественностью, выступив за амнистию и частичную отмену смертной казни. Однако найденная для примирения почва была утрачена Государственным советом второго созыва, поддержавшим правительство и не захотевшим уже идти на компромиссы со слишком оппозиционной Думой.
Источники и литература
1. Демин В. А. Верхняя палата Российской империи. 1906-1917. М.: РОССПЭН, 2006. 376 с.
2. Ковалевский М. М. Моя жизнь. Воспоминания. М.: РОССПЭН, 2005. 784 с.
3. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): в 2 т. 3-е изд., испр., доп. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. 583 с.
4. Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. М.: РОССПЭН, 1997. 512 с.
5. Кошко И. Ф. Воспоминания губернатора. Новгород-Самара-Пенза. Петроград: Типогр. «Содружество», 1916. 259 с.
6. Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого: правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / вступ. статья Н. П. Соколова и А. Д. Степанского, публ. и ком-мент. Н. П. Соколова. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 810 с.
7. Богданович А. В. Три последних самодержца. Дневник. М.: Новости, 1990. 608 с.
8. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1276. Канцелярия Совета министров. Оп. 1. Д. 58.
9. Оболенский В. А. Моя жизнь. Мои современники. Париж: Ymca-Press, 1988. 754 с.
10. Витте С. Ю. Воспоминания: в 3 т. Т. 3 (17 октября 1905-1911). Царствование Николая II / коммент. А. В. Игнатьева и А. Г. Голикова. Таллинн; М.: Скиф Алекс, 1994. 608 с.
11. Заседание 4-е // Государственный совет. Стеногр. отчеты. 1906. Сессия первая. Заседания 1-15 (28 апреля — 7 июля). СПб.: Гостипография, 1906. С. 1-29.
12. Половцев А. А. Дневник // Красный архив. 1923. Т. 4. С. 104-117.
13. Заседание 3-е // Государственный совет. Стеногр. отчеты. 1906. Сессия первая. Заседания 1-15 (28 апреля — 7 июля). СПб.: Гостипография, 1906. С. 1-52.
14. Набоков В. Д. Парламентская неделя // Вестник Партии народной свободы. 1906. № 17. Стб. 1089-1095.
15. Набоков В. Д. Минувшая неделя // Право. 1906. № 26. Стб. 2265-2268.
16. Смертная казнь в Государственном Совете // Голос труда. 1906. 28 июня.
17. Заседание 9-е // Государственный совет. Стеногр. отчеты. 1906. Сессия первая. Заседания 1-15 (28 апреля — 7 июля). СПб.: Гостипография, 1906. С. 1-37.
18. Из общественной хроники // Вестник Европы. 1906. № 7. С. 428.
19. Таганцев Н. С. Законопроект о смертной казни в Государственном Совете // Вестник Европы. 1906. № 11. С. 5-34.
20. Н. С. Таганцев и амнистия // Московские ведомости. 1906. 16 мая.
21. Меньшиков М. О. Письма к ближним. Право войны // Новое время. 1906. 8 июля.
22. Заседание 10-е // Государственный совет. Стеногр. отчеты. 1906. Сессия первая. Заседания 1-15 (28 апреля — 7 июля). СПб.: Гостипография, 1906. С. 1-46.
23. Заседание 11-е // Государственный совет. Стеногр. отчеты. 1906. Сессия первая. Заседания 1-15 (28 апреля — 7 июля). СПб.: Гостипография, 1906. С. 1 -32.
24. Государственный совет. Сессия 2. Стенографические отчеты. СПб.: Гостипография, 1907. 630 с.
25. Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М.: РОССПЭН, 2007. 679 с.
Статья поступила в редакцию 22 апреля 2013 г.
