CC BY
501
УДК 94 (571)
Л. В. Шепотько
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК РОССИИ В ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ И ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ КОНТЕКСТЕ
Автор анализирует русские геополитические теории конца Х1Х-начала ХХ в. и на их основе - значение присоединения Сибири и Дальнего Востока к России. С позиций геополитического и цивилизационного подходов раскрывается специфика этого региона и угрозы безопасности России в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Ключевые слова: Геополитика, цивилизация, методология, регионализация, модернизация.
Russian Far East in geopolitical and civilization context. LUDMILA V. SHEPOTKO (MSU named after G. Nevelskoy, Vladivostok).
The paper is devoted to the main point of the Russian geopolitical theories of the XIX - late XX centuries. The importance of Siberia and Far East inclusion in the Russian territory is stressed. Civilization peculiarity of this region is shown. Geopolitical threats to Russia security in the Asian-Pacific region are revealed.
Key words: Geopolitics, civilization, methodology, regionalization, modernization.
В последнее десятилетие «происходит не переписывание, а переосмысление истории России» [6, с. 10], идет процесс поиска «смыслового ключа», способного объяснить с позиций системного подхода механизм мировой политики и территориальных трансформаций. Особое внимание уделяется соотношению между географическим расположением стран, их этническим составом и общественно-политическим строем, а также международным статусом соответствующих государств.
Главные принципы геополитического подхода к осмыслению истории были изложены германским географом и этнографом, профессором Лейпцигского университета Ф. Ратцелем в его работах «Антропогеография» и «Политическая география», изданных в 1882-1887 гг. В этих трудах естественно-природные элементы физической географии «оживали», становясь частью политической системы - государства. При этом определялась прямая зависимость пространственногеографических характеристик государства от культурного (в широком смысле) развития. Одновременно отмечалась прямая связь между социально-хозяйственной деятельностью государства и территориальными изменениями, выявлялся алгоритм его роста. Составляющими этого процесса были поглощение малых государств, стремление абсорбировать в своих границах всю полноту географического ландшафта (прежде всего выходы к морям, реки, равнинные территории). Фактически Ф. Ратцелем делались два основных вывода в отношении закономерностей развития государства - стремление к охвату политически ценных территорий и непрерывность изменения политического пространства.
Системную картину взаимодействия пространства и политики попытался представить британский географ Х. Маккиндер в опубликованной им в 1904 г. лекции «Географический стержень истории». Главной ее идеей стала констатация значимости внутреннего пространства (так называемой сердцевины) Евразии - как основного исторического региона мировой политики. Господство над «стержнем» рассматривалось как фактическое господство в мире, предусматривавшее контроль над морями. К сожалению, работа Х. Маккиндера оказалась вне поля зрения российских геополитиков.
Проблема российского могущества русскими геополитиками рассматривалась в контексте системы координат - Россия между Западом и Востоком. Для Д. Менделеева, П. Струве, В. Ламанского, П. и В. Семеновых Тянь-Шанских главными вопросами были определение места России на континенте и в мире в целом, поиск формулы развития государственнотерриториального организма страны, выявление наиболее подходящего для нее вектора внешнеполитических устремлений.
Вопрос о пространственно-цивилизационном расположении был наиболее дискуссионным, так как касался практической проблемы - внешнеполитического курса страны. Пространственное и культурологическое место России определялось, в частности Д. Менделеевым, как элемент внесистемный, испытывающий на себе постоянно «эффект сжатия»: «Страна-то ведь наша особая, стоящая между молотом Европой и наковальней Азией, долженствующая так или иначе их помирить» [5, с. 22].
Проблема поиска так называемого пространственного центра России, имеющая практическое значение для решения задач государственно-территориального строительства и и внешней политики, по-разному звучит в работах русских геополитиков.
ШЕПОТЬКО Людмила Владимировна - кандидат исторических наук, доцент Морского государственного университета им. адм. Г.И. Невельского, Владивосток. E-mail shulzhenko@msun.ru
© Шепотько Л.В., 2009
П. Струве после поражения в Русско-японской войне считал, что России необходимо направить усилия на ту область, которая действительно доступна влиянию русской культуры. Эта область - весь бассейн Черного моря, т.е. все европейские и азиатские страны, выходящие к Черному морю [7, с. 53]. Из такого господства само собой вытекает политическое и культурное преобладание России на всем так называемом Ближнем Востоке.
Совершенно иначе к проблеме «центра» подходили антропогеографы. Их позицию сформулировал А. Семенов Тянь-Шанский весной 1908 г. Место России в Азии объяснялось им в практическом плане: «Главное значение для всех наших азиатских владений и прежде всего для Сибири заключается в том, что они представляют для нашей колонизации, т. е. для стока избытков возрастающего населения Европейской России, почти такую же площадь, какую представляет для всей Западной Европы Америка» (цит по [10, с. 68]).
Близки к этим тезисам и выводы Д. Менделеева, который считал пространственным центром России условную точку южнее Туруханска.
В законченной (насколько это определение может относиться к развивающейся науке) форме российская геополитическая теория относительно России была сформулирована В. Семеновым Тянь-Шанским в 1915 г. Он утверждал, что Европу и Азию следует соединить - в противовес доктрине «Азия для азиатов», а также выделить между Волгой и Енисеем особую культурно-экономическую единицу в виде Русской Евразии (см. [10, с. 69]).
Таким образом, русская геополитическая мысль начала ХХ в. стремится найти для России наиболее комфортное место в системе геополитического структурирования, выявить наиболее подходящий для нее вектор внешнеполитических устремлений.
В конце ХХ в. появляется заслуживающая внимания геополитическая теория В.Л. Цимбурского о России как гигантском острове, отделенном от Европы и Среднего Востока «территориями-проливами» [11, 12]. К «территориям-проливам» автор относит территории Восточной Европы, Кавказ и Среднюю Азию.
Логика рассуждений автора: ХУІ-ХУІІ века, для России, когда она геополитически, цивилизационно признавала себя вне коренной Европы, стали эпохой «островной» самореализации - Россия вбирала в себя сибирские и приморские пространства. Русские
брали, как шедшие позднее на запад североамериканские колонисты, «ничейное», заполняя собой остров. По инерции, начиная затухать, тот же процесс шел и в XVIII в., когда русские дошли до Южных Курил, Аляски, Калифорнии.
Но после завоевания шведско-немецкой Прибалтики и переноса столицы на крайний северо-запад акценты российской геополитики кардинально поменялись. Петр I ошибался, когда сулил России судьбу страны, которая через несколько десятилетий будет пожинать плоды европейских достижений, а затем повернется к Европе «задом». Не европейцы, а пожелавшие стать европейцами русские облекли свой западнический порыв в поэтапное «похищение» Европы - «территорий-проливов». Россия, вбирая в ХУШ-ХЕХ вв. в свой состав Прибалтику, Украину, Крым, Белоруссию, Бессарабию, Финляндию, Польшу, боролась за роль непосредственно европейской силы, изживая допетровское «островитянство».
Запад рано осознал связь нашей евромании с исходящей от нее угрозой. У многих, включая К. Маркса, А. де Кюстина, Г. Джеймса, эти страхи усугублялись сознанием нашей неевропейской социальности: мы «инородная» сила. Ф.М. Достоевский писал по этому поводу: «Они поняли, что нас много, 80 миллионов, что мы знаем и понимаем все европейские идеи, а что они наших русских идей не знают, а если и узнают, то не поймут... Кончилось тем, что они прямо обозвали нас врагами и будущими сокрушителями европейской цивилизации» [2, с. 22].
Выявляется связь между затрудненностью в отдельные эпохи расширения России в Европе и движением на восток. Весь XIX в. - это помыслы о Дальнем Востоке, но Россия не заглядывает дальше естественных границ уссурийско-амурского междуречья, а на исходе столетия вдруг устремляется в Маньчжурию. И причина тому - англо-американская активность в Китае. В результате Япония в 1904-1905 гг. фактически оказывается агентом Европы и США против России. Вывод - Россия склонна предпринимать широкие акции на Востоке, когда ей заблокируют вход в Европу, причем объектом восточной экспансии всегда оказываются регионы, судьба которых должна в данный момент задеть интересы Запада.
Вследствие такой политики Средняя Азия, Кавказ оказались преобразованы Россией в новый вторичный ряд «территорий-проливов» и играющие такую же роль относительно Среднего Востока, какая принадлежит Восточной Европе в отношении Европы Западной.
Таким образом, логика рассуждений В.Л. Цимбурского приводит к выводу о равнодушии России «к трудным пространствам изначального острова, лежащим в стороне от регионов, так или иначе охваченных игрой за русское европейство». Она сдает южные Курилы Японии. Продвигаясь в Среднюю Азию навстречу англичанам, отказывается от Аляски. И войну за Маньчжурию проигрывает «по убожеству сибирской инфраструктуры»: осваивает Китай, не освоив Дальний Восток [12, с. 12].
Приоритетным направлением геополитических интересов России сегодня является развитие регионов «острова» -Сибири и Дальнего Востока. В направлении западных «территорий-проливов» у России нет никаких перспектив, в направлении южных «территорий-проливов» у нее лишь оборонительный интерес, поэтому восточные районы начинают добирать недобранное за великоимперские века. Можно предвидеть, что в ближайшее время они «потянут одеяло на себя», и геополитический фокус России будет смещаться на ее проблемные, такие же неосвоенные, как в ХУШ-ХЕХ вв., сибирские и дальневосточные территории. Геополитический центр России должен будет сместиться во внутренние и восточные области. Возможно, Россия в XXI в. сможет опровергнуть слова А. Солженицына о том, что Сибирь и Дальний Восток - это больная совесть нашей государственности.
Об освоении Сибири и Дальнего Востока писали много, но обычно в духе региональной истории, при этом геополитический и цивилизационный подходы практически не использовались. А ведь именно данная методология позволяет показать, как и насколько глубоко повлияла восточная часть России на развитие европейской части страны, на
всю русскую историю, в какой степени Дальний Восток определяет перспективы России в XXI в. Геополитический подход позволяет увидеть сходство исторических ритмов развития западно-европейских держав и Российского государства. Во многом открытие Америки и покорение Сибири синхронизированы и качественно сходны как процессы, принадлежащие эпохе великих географических открытий и расцвета международной торговли - той эпохе, которую можно характеризовать как первую глобализацию. Потребность в приращении ресурсов и развитии торговли направляла усилия европейских держав за океан, и эта экспансия обеспечила рост их могущества и высокие темпы развития. Устремление Российского государства на Восток также диктовалось потребностями в дополнительных ресурсах и стратегической безопасности. Последние были по-своему еще более острыми, так как страна находилась в отдалении от мировых торговых путей, и даже за выход к морям ей приходилось вести нелегкую борьбу с соседями. Для России вопрос заключался не столько в создании предпосылок для нового витка развития, сколько в том, чтобы не оказаться на обочине исторического прогресса, превратившись в заштатное государство и объект колонизации более развитых государств.
Успешный выход российского государства в Сибирь и на Дальний Восток имел глубокие последствия для развития страны и упрочил ее положение в тогдашнем мире. Россия не была оттеснена на периферию исторического развития, и, более того, освоение восточных территорий превратило не слишком устойчивое Московское государство в мощную, богатую природными ресурсами, многонациональную мультикультурную Российскую империю. При этом значение восточной части России все более возрастало, и в силу своего географического положения она превратилась в военностратегический тыл Российского государства, стала своеобразным «донором» европейской части страны, не раз выручая ее в критических ситуациях.
С освоением Сибири и Дальнего Востока Россия вступила в культурно-цивилизационное взаимодействие с исламскими и буддистско-ламаистскими народами Северной Азии, а затем и с пограничными конфуцианскими странами. При этом русская цивилизация, не оставаясь неизменной, сохраняла свою основу и сама оказывала глубокое влияние на другие народы и культуры. Вхождение в состав России новых необъятных территорий нашло свое отражение и в менталитете русского народа.
Русская колонизация отличалась от западноевропейской, причем дело здесь не только в том, что первая была сухопутной, вторая - заморской, но и в том, что в случае России не возникали колонии, а складывалась единая государственная территория. Иным, в целом более гуманным и конструктивным, было и отношение к аборигенам как русских переселенцев, так и государства. Туземное население не вытеснялось и не уничтожалось, а сохраняло собственный образ жизни, нормальный естественный прирост, обменивалось с пришельцами опытом ведения хозяйства в суровых природных условиях. В отличие от «плавильного котла» Соединенных Штатов, восточные регионы России заселялись преимущественно одними русскими, сохранявшими свои национальные черты и оказавшими положительное влияние на развитие духовной и материальной культуры коренного населения.
Конечно, нельзя идеализировать процесс освоения восточной территории России. Дело в том, что русская колонизация осуществлялась в более архаичных, отсталых формах, нежели освоение «дикого Запада» в Америке. С приходом русских на начальной стадии порой не только не утверждались прогрессивные экономические отношения, но могли использоваться и самые «теневые» формы эксплуатации, заимствованные из туземной практики. Имели место и негативные экологические последствия. В то же время культурная дистанция между русским землепроходцем и сибирским аборигеном была не столь велика, чтобы породить полную несовместимость их хозяйственных укладов. Это обстоятельство вместе со слабой заселенностью края не вело к «очищению» территории от коренного населения. Взаимодействие духовных традиций и верований не всегда протекало гладко, хотя дело никогда не доходило до религиозных войн.
При характеристике отношения к нерусским народам царских властей отмечаются патерналистские тенденции и прагматизм, стремление законсервировать традиционные формы социальной организации, быта и хозяйствования аборигенов. Революция 1917 г. повлекла за собой социалистическую модернизацию и ускоренную унификацию, что нанесло серьезный урон социокультурному «плюрализму» старой России. Политика советской власти имела для малых народов как положительные, так и отрицательные последствия, причем цивилизационно-культурная унификация все же не была доведена до конца: социокультурные и этнокультурные различия сохранились.
При общем прогрессивном значении для страны колонизации восточных регионов, появление в составе России огромных территорий, богатых разнообразными ресурсами, в целом способствовало упрочению и сохранению существующих режимов, поскольку сама возможность переселения людей из европейской части в Сибирь и на Дальний Восток снижала остроту социальных противоречий, замедляя в то же время переход к интенсивным методам хозяйствования.
В результате крушения советской системы, распада СССР и «либеральных» реформ восточный регион страны оказался в положении тяжелого и затяжного кризиса, а то и разрушения. Как в Сибири, так и на Дальнем Востоке резко упало индустриальное производство, что привело к деформации экономики, да и всей жизни населения. Позиции России на ее восточных территориях критически ослабли, в то время как Азиатско-Тихоокеанский регион, по общему признанию геополитиков, имеет в XXI в. большие перспективы.
А. Тойнби в своей широко известной работе «Постижение истории» относит Россию к странам, существующим в постоянной борьбе за сохранение своего геополитического пространства [9, с. 140, 141, 146, 147]. В истории России выделяются четыре великих национальных катастрофы: в XIII веке, когда древнерусские княжества потеряли независимость; в 1603-1613 гг., во время первой смуты; в течение 1914-1921 гг., когда происходило фундаментальное изменение государственного строя, и в 1990-е годы, ознаменовавшиеся разрушением СССР.
По своему масштабу события последних лет напоминают не 1917 г., и даже не Смутное время, а эпохальные изменения XIII в. - крах одного суперэтноса (Киевская Русь) и зарождение нового народа, цивилизации с новыми
национальными устремлениями. Таким образом, переживаемый в настоящее время кризис не столько экономический, социальный, сколько геополитический и этнический.
Территория Дальнего Востока всегда находилась в тени великих цивилизаций и не становилась объектом экспансии и хозяйственного освоения. Дальний Восток был дальним не только для Европы, но и для всей цивилизованной Восточной Азии, отличаясь от нее суровостью природно-климатических и сложностью географических условий.
Главная черта дальневосточного побережья, препятствующая его «игре на равных» с российским центром и восточноазиатскими соседями, - его периферийность. Эти качества периферийной территории (слабые освоенность и заселенность, постоянная миграция населения) регион несет в себе на протяжении всей своей истории.
До 1980-х годов Советский Союз считал себя «великой тихоокеанской державой». Но фактически СССР не имел основания так себя именовать, поскольку являлся «аутсайдером» во внутрирегиональных отношениях. Во внешнеполитической стратегии СССР делал ставку на военную мощь в ущерб экономическим отношениям. Изолированность такого подхода в регионе особенно наглядна, если проанализировать экономические связи Советского Союза в АТР.
Во-первых, доля тихоокеанского рынка в общем товарообороте СССР ничтожно мала и практически не меняется на протяжении 15-20 лет: 7,6% в 1970 г., 7,2% в 1980 г., 7% в 1985 г. В то же время для всех других стран региона эта доля превышала половину всего их товарооборота [4, с. 315]. Во-вторых, для Советского Союза характерно отсутствие «регионализации» внешнеэкономических связей в АТР в отличие от отношений со странами Восточной и Западной Европы. Экономические отношения были установлены только с отдельными государствами региона на сугубо двусторонней основе. За исключением Монголии и КНДР, другие государства региона - Япония, Китай, Южная Корея, Тайвань, Гонконг - не рассматривали СССР в качестве важного торгового партнера. С последними тремя СССР не поддерживал официальных внешнеэкономических связей, несмотря на то что они являлись наиболее активными (наряду с Японией) участниками региональных связей.
83,5% экспорта советского Дальнего Востока составляли товары сырьевой специализации (лесной и рыбной промышленности), продажа которых осуществлялась через внешнеторговые объединения Москвы [8, с. 34]. На фоне регионализации внешних связей экономическое присутствие СССР не замечалось многими государствами.
Развитию экономической интеграции между странами АТР препятствуют не только разница их экономических потенциалов, политических режимов, но и их глубокие цивилизационные различия. Специфика стран АТР - это присутствие здесь четырех цивилизаций: двух восточно-азиатских (китайской и японской) и двух западных ( з а п а д н о е в р о п е й с к о й и с л а в я н с к о й ) .
С XVII в. начинается процесс смешения западной и восточной культур. История тесного взаимодействия славянской и восточноазиатской культур начинается лишь с середины XIX в., когда зоной взаимодействия стал Северо-Восточный Китай и российский Дальний Восток. Именно тогда обнаружилась слабая адаптация народов региона друг к другу.
Сегодня россиянам трудно вписаться в общество, где ценятся трудовая этика и деловая квалификация, стабильность и социальная гармония. И хотя в России, так же как и в Азии, существует глубокая традиция уважения сильного правительства и общественного порядка, а в психологическом плане японская корпоративность русским ближе, чем европейский тотальный индивидуализм, преодолеть барьеры, отделяющие Россию от Азии, трудно. В начале XXI в. говорят о перспективах создания новой, азиатско-тихоокеанской цивилизации на основе сочетания ценностей индокитайской цивилизации с японской и американской. О славянской не вспоминают. Тем более что сама Азия не настроена на восприятие ценностей этой цивилизации.
Несмотря на ряд улучшений в экономических отношениях со странами АТР в последнее десятилетие, говорить о существенном изменении положения России в этом регионе не приходится. Экономическая роль нашей страны здесь остается незначительной, особенно по сравнению с долей Китая (24,85% в экспорте и 24,9% в импорте), Южной Кореи (21,9% и 29,4%), Японии (45,2% и 38, 9 %) [1, с. 348]. Но это не означает, что восточная Россия утратила свое значение для страны. Она остается ее главной топливно-энергетической базой и смягчает тяжелые последствия системного кризиса. И на сегодняшний день это не «осколок» или «придаток» России, а ее важнейшая составная часть и резерв развития. Для современной России выход состоит не в том, чтобы отказаться от необъятных просторов страны, «сжать» ее рамки, а в оптимизации использования нашего огромного пространства.
В движении Российского государства на Восток сочетались желание приобрести дополнительные ресурсы для модернизации со стремлением к достижению геополитически безопасных рубежей. На всем протяжении существования Российского государства задачи хозяйственного развития страны совпадали с задачами обеспечения ее стратегической обороны. Эту сторону дела упорно не хотят видеть некоторые зарубежные авторы, представляющие русскую экспансию чем-то исключительным, словно территориальное расширение не было характерной чертой развития всех сильнейших европейских держав. Они ищут ее объяснение то в некоем избытке внутренней энергии, то в абсолютистском режиме, то в русском мессианстве.
Продажа Русской Америки в 1867 г. - одно из проявлений начавшегося заката Российской империи, которая достигла геополитического предела своего расширения. За этим последовали потери в результате Русско-японской и Первой мировой войн. После возрождения за несколько десятилетий сталинского правления былого могущества России «советская империя» в короткий срок не только лишилась внешних поясов защиты, но и оказалась перед реальной угрозой внутренней дезинтеграции.
Осмысление истории движения русских в Сибирь и на Дальний Восток с позиций геополитики позволяет выйти за рамки исследования регионального характера и проследить соотношение стихийного и государственного начал в процессе освоения восточных территорий, значение отсутствия в Сибири и на Дальнем Востоке крепостничества, влияние ссыльных поселенцев, а также сравнить колонизацию восточных территорий с продвижением Русского государства на Юг.
Осмысление истории с позиций геополитики и цивилизационного подхода позволяет увидеть, что распад СССР грозит опасностью перехода положения периферийной зоны, какой является Дальневосточный регион, к другим геополитическим центрам. Необходимо формирование новой восточной оси развития страны, образование полицентрической модели геопространства и трансформация периферийной зоны в зону влияния. Геополитические уроки русской Америки заставляют об этом задуматься. Ситуация, когда территория, открытая и освоенная Россией, попав в орбиту более сильного притяжения, в конце концов стала сателлитом американского государства, является весьма показательной для выработки геополитических стратегий. Пренебрежение развитием дальневосточных территорий и пассивная позиция Александра II по отношению к Русской Америке представляются современным отечественным историкам глубоко ошибочными [3, с. 265]. Ситуация, впрочем, аналогична нынешней, когда Дальний Восток России фактически предоставлен сам себе. Под повседневным влиянием азиатских соседей, инфильтраций других этносов (миграция китайского населения, экономическое доминирование японцев) на фоне заметного ослабления связей восточных территорий с центром государства, происходит размывание и откалывание периферии. Если не будут образованы новые геополитические северные и восточные оси развития (так как новая Россия стала более северной и восточной державой), возможно постепенное отпадание дальневосточных регионов - по аналогии с имевшими место историческими прецедентами, в частности Русской Америкой.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Амиров В. Японо-китайское экономическое сотрудничество: взгляд из России // Азиатско-Тихоокеанские реалии, перспективы, проекты: XXI век / под ред. В.Н. Соколова. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун- та, 2004. С. 344-354. (Науч. докл.; вып. 1). С. 344-354.
2. Достоевский Ф. М. Полное собр. соч.: в 30 т. Т. 25. М.: Наука, 1983. 543 с.
3. История внешней политики России. Первая половина XIX в. М.: Наука, 1995. 448 с.
4. Кузнецова Н. Проблемы экономической интеграции в АТР: сотрудничество и соперничество // Азиатско-Тихоокеанские реалии,
перспективы, проекты: XXI век / под ред. В.Н. Соколова. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004. С. 310-327. (Науч. докл.; вып.
1). С. 310-327.
5. Менделеев Д. К познанию России // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: хрестоматия по истории. М.: Интерпрас, 1994. Ч. 2. С. 22-23.
6. Сахаров А. Н. О новых подходах к истории России // Вопр. истории. 2002. № 8. С. 3-20.
7. Струве П. РаШойка: политика, культура, религия, социализм. М.: Республика, 1997. 527 с.
8. Тихоокеанский регион: пути сотрудничества: межвузов. сб. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун -та, 1987. 87 с.
9. Тойнби А. Дж. Постижение истории / пер. с англ. М.: Прогресс, 1991. 736 с.
10. Улунян А.А. Русская геополитика: внутрь или вовне? (Российская научная элита между Западом и Востоком в начале XX века) // Общественные науки и современность. 2000. № 2. С. 61-70.
11. Цимбурский В. Л. Метаморфоза России: новые вызовы и старые искушения // Вестн. МГУ. Сер. 12. Соц.-полит. исследования. 1994. № 3. С. 3-11.
12. Цимбурский В.Л. Остров Россия. Перспективы российской геополитики // ПОЛИС. 1993. № 5. С. 6-23.
