CC BY
156
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ
УДК 94 (571.1)(=512.37) А. С. Иванов
Сургут, Россия
СТАЛИНСКАЯ ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ «НАКАЗАННЫХ НАРОДОВ» (1940—1950-Е ГГ.): ГЕНОЦИД, АССИМИЛЯЦИЯ, «ПОЛИТИКА НАСЕЛЕНИЯ»?
Аннотация. В статье предпринята попытка осмысления сущности сталинской политики в отношении «наказанных народов». Изучение историографии позволяет говорить о плюрализме и поляризации мнений исследователей относительно феноменов депортации и спецпоселения.
Автор выделяет ряд мероприятий органов власти, которые свидетельствуют о том, что депортация не была орудием геноцида или маргинализации населения: выделение правительством специальных продовольственных и промтоварных фондов и стройматериалов; принятие органами власти актов, направленных на нормализацию материального положения репрессированных; воссоединение с санкции НКВД разрозненных депортацией семей; проведение на общих основаниях идеологической и культурно-массовой работы, а также школьного и производственного обучения; сохранение калмыками-коммунистами и комсомольцами своего додепортационного статуса с возможностью вступления в партию (до начала 1950-х гг.) и ВЛКСМ (с ограничениями); предоставление опытным производственникам и управленцам работы в тех структурах (в т.ч. в партийно-советских органах), где их навыки были востребованы.
В статье показано, что государство добивалось не уничтожения отличительных этнических черт калмыцкого народа, а формирования из депортантов населения, состав которого гарантировал его лояльность режиму. Не случайно для выстраивания «правильной» структуры населения власть пошла на воссоединение малых семей, являвшихся нормой для социалистического общества.
Нужно полагать, что основной целью было «вылепливание правильного населения» посредством корректировки социально-классовой структуры. В соответствии с марксистской доктриной «носителем социализма» и одновременно главной движущей силой на пути общества к коммунизму считался рабочий класс, который и должен был стать основой для будущего бесклассового общества. Поэтому не удивительно, что за 20-летие, включающее годы пребывания на спецпоселении (1944—1956 гг.), число представителей рабочего класса среди чеченцев выросло в 5 раз, среди ингушей — в 15 раз (!), а среди калмыков, только за 5 лет пребывания на поселении, — в 2,5 раза. Данные факты свидетельствуют о цели государственной политики спецпереселения.
Таким образом, принудительное переселение «наказанных народов» и спецпоселение были единым комплексом мер, обеспечивавшим формирование необходимого государству состава населения. Советской властью, следовательно, проводилась политика формирования состава населения, именуемая П. Холквистом «политикой населения».
Ключевые слова: депортации; репрессии; наказанные народы; спецпоселенцы; геноцид; ассимиляция; политика населения.
Сведения об авторе: Александр Сергеевич Иванов, кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарно-экономических дисциплин.
Место работы: Сургутский институт нефти и газа.
Контактная информация: 628404, г. Сургут, ул. Энтузиастов, д. 38; тел.: (3462) 35-25-88; e-mail: [email protected]
Данная статья написана в начале мая 2015 г., когда страна готовилась отпраздновать 70-летие Победы в Великой Отечественной войне. В очередной раз разгорелась дискуссия относительно исторической роли Сталина. Проведенный социологами «Левада-центра» в марте опрос показал, что треть жителей России относятся к Сталину с уважением.
восхищением или симпатией, а 45% оправдывают жертвы сталинской эпохи (еще три года назад таковых было всего 25%) (Рачева 2015).
Налицо «раздвоение общественного создания», особенно ярко проявляющееся при ответе на вопрос: «Мог ли преступник привести народ к Великой Победе?» В
сознании происходит замыкание, и общество разделяется на два непримиримых лагеря. И как это ни странно, сегодня подобное разделение происходит не только в обыденном сознании, но и среди историков-профессионалов. Поляризацию мнений мы наблюдаем при попытке исследователей разобраться в сущности и задачах политики советского государства в отношении депортированных в годы войны представителей «наказанных народов» (немцев, калмыков, чеченцев, ингушей и др.).
В современной историографии существует ряд фактически противоположных точек зрения. Эти позиции представлены в исследованиях К. Н. Максимова, Л. П. Белковец и А. А. Шадта. К. Н. Максимов, как и ряд других калмыцких авторов, в своих исследованиях обосновывает тезис о депортации и спецпоселении как о «политике геноцида» в отношении калмыцкого народа (Максимов 2009: 583). Напротив, Л. П. Белковец пишет: «можно смело утверждать, что переселения народов в годы Великой Отечественной войны, введенные государством ограничения некоторых прав части советских граждан, режим спецпоселения и нарушения "законных прав" переселенных народов не представляли собой репрессивного механизма» (Белковец 2003: 298), а «политика СССР в отношении депортированных народов в 1940—50-е гг. не может быть квалифицирована как преступление по причине отсутствия всех элементов состава такого преступления, как геноцид» (Белковец 2003: 301). Данный автор квалифицирует спецпоселение как
«своеобразный способ использования трудовых ресурсов в целях восстановления разрушенного войной хозяйства и освоения малозаселенных территорий Зауралья» (Белковец 2003: 301).
Существенно отличная точка зрения высказана А. А. Шадтом, который отмечает, что «мероприятия советской власти,
предшествующие этническим депортациям... позволяют выделить цель и причину "силового" направления в советской национальной политике — курс на ассимиляцию этнических групп в единый советский народ» (Шадт 2002: 244—245). При этом исследователь признает, что «этническая ссылка стала... средством заселения и освоения Сибири, механизмом контроля над населением и использования его в интересах государства» (Шадт 2002: 243).
П. М. Полян говорит о том, что «депортации... мыслились насущным и эффективным орудием социальной инженерии, причем орудием "гуманным", поскольку тем или иным социально-неблагонадежным контингентам отказывалось не в праве на жизнь (тогда бы это был геноцид), а "всего-навсего" в праве на свободу» (Полян 2005: 10).
Существует еще одна точка зрения, наиболее целостно представленная в монографии Н. М. Игнатовой. Исследуя на материалах Коми АССР политику государства в отношении спецпереселенцев в 1930—50-е гг., автор, признавая ее репрессивную сущность, все же приходит к выводу о том, что «именно экономические потребности государства играли приоритетную роль в осуществлении массовых принудительных переселений», а
«спецпереселенцы стали в своем роде "заложниками" экономических потребностей государства, приписными рабочими на лесозаготовках, шахтах, рудниках и фабриках» (Игнатова 2009: 41). Указывая на тот факт, что ни одна партия спецпереселенцев не была направлена в Коми без согласования цифр между руководством региона и Москвой, Надежда Максимовна заключает: «политика спецпереселения строилась исходя из потребностей регионов» (Игнатова 2009: 41). Последний тезис Н. М. Игнатовой
представляется дискуссионным.
Поэтому мы считаем необходимым на конкретных примерах показать свое концептуальное видение проблемы. Наиболее удобно это сделать на примере вторичной компенсаторной репрессии, проведенной на территории Северо-Западной Сибири в 1942 г. Здесь интересны действия местных властей. 17 февраля 1942 г. Ханты-Мансийский окружной комитет ВКП (б) утвердил план размещения 4 000 семей переселенцев (ГАСПИТО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 632. Л. 101). Не совсем понятно почему, но лишь 28 сентября 1942 г. было принято совместное постановление Омского обкома и облисполкома «О приеме и расселении 10 тысяч спецпереселенцев в Северные районы области» (ИсА. ОО. Ф. П-17. Оп. 1. Д. 3268. Л. 4—6), в тексте которого, несмотря на заглавие, речь шла лишь о районах Ханты-Мансийского округа, хотя к тому времени спецпереселенцы были завезены уже и на Ямал.
В реальности при проведении вторичной репрессии на территорию Северо-Западной Сибири было завезено 13 513 человек (в
Ханты-Мансийский округ — 6 924; Ямало-Ненецкий — 6 589 спецпереселенцев) (ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 10. Л. 116).
Из этих данных видно, что местные власти не владели информацией о количестве переселенцев, подлежащих завозу Но почему реальные цифры завоза людей оказались совершенно иными? Ответ заключается в том, что еще 1 января 1942 г. заместитель наркома внутренних дел Чернышев в своих «замечаниях» к проекту постановления СНК и ЦК ВКП (б) «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем Востоке» (в рамках которого осуществлялись вторичные репрессии) посчитал целесообразным «сократить количество переселяемых в пределах Омской области до 3 тыс. семей — 10—12 тыс. человек» (Спецпереселенцы в Западной Сибири 1996: 131). Из данных о количестве реально завезенных видно, что «замечания» Москвы оказались решающими, а регионы выступали в роли пассивных получателей рабсилы.
Судьба переселения 1943 г., формально отмененного в связи с неспособностью рыбопромышленных предприятий обеспечить нормальные жилищно-бытовые условия прибывающим спецпереселенцам, подтверждает наше мнение (Иванов 2008: 234—239). Управляющий Омгосрыбтрестом В. П. Боганов считал, что реальной причиной отмены переселения является нежелание областного руководства выделять необходимую рабочую силу (ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 22. Л. 139). Если мы посмотрим на данные события в более широком контексте, то увидим, что по той же формальной причине в 1943 г. было отменено переселение на территории Красноярского края (Зберовская 2006: 92). Это позволяет говорить о том, что и в данном случае все решила Москва. Таким образом, политика спецпереселения строилась исходя из экономических потребностей Москвы.
Можно выделить также ряд мероприятий органов власти, которые свидетельствуют о том, что депортация не была орудием геноцида или маргинализации населения: выделение правительством специальных продовольственных и промтоварных фондов и стройматериалов; принятие органами власти актов, направленных на нормализацию материального положения репрессированных; воссоединение с санкции НКВД разрозненных депортацией семей; проведение на общих основаниях идеологической и культурно-
массовой работы, а также школьного и производственного обучения; сохранение депортированными коммунистами и
комсомольцами своего додепортационного статуса с возможностью вступления в партию (до начала 1950-х гг.) и ВЛКСМ (с ограничениями); предоставление опытным производственникам и управленцам работы в тех структурах (в т.ч. в партийно-советских органах), где их навыки были востребованы (Иванов 2014).
В то же время интересы советской власти не ограничивались лишь экономикой,
обеспечением социально-бытового и трудового устройства. Известный американский историк Стивен Коткин справедливо указывает на то, что еще в 1936 г. в речи, посвященной новой Конституции, Сталин объявил о «ликвидации эксплуататорских классов» и сохранении в СССР только двух классов, «рабочих и крестьян, и прослойки интеллигенции, которые радикально изменились благодаря ликвидации эксплуатации» (Ко1Мп 1995: 341). Спустя более чем 20 лет, уже после развенчания «культа личности», в период «оттепели», работники Центрального статистического управления СССР, по итогам Всесоюзной переписи населения 1959 г., продолжали говорить «сталинским языком», заявляя что «в Советском Союзе нет эксплуататорских классов, и социалистическое общество нашей страны состоит из двух дружественных классов: рабочего класса и колхозного крестьянства. Значительное место в населении Советского Союза занимает интеллигенция — работники умственного труда, численность которых составляет одну пятую часть населения, имеющего занятия» (Численность, состав, и размещение населения 1961: 39).
Если мы вспомним, что за 20-летие, включающее годы пребывания на спецпоселении (1944—1956 гг.), число представителей рабочего класса среди чеченцев выросло в 5 раз, среди ингушей — в 15 раз (!) (Кузнецова 2005), а среди калмыков, только за 5 лет пребывания на поселении, — в 2,5 раза (ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 484. Л. 136, 139, 241—242, 247; Максимов 2007: 31), то станет понятно, что являлось целью государственной политики спецпереселения.
Нужно полагать, что основной целью было «вылепливание правильного населения» посредством корректировки социально-классовой структуры, поскольку в соответствии с марксистской доктриной «носителем
социализма» и одновременно главной движущей силой на пути общества к коммунизму считался рабочий класс, который и должен был стать основой для будущего бесклассового общества. При этом нужно учитывать (в соответствии с замечаниями Терри Мартина), что русский язык и русская культура были наиболее очевидными параметрами советского единообразия, потому что русских было больше и потому, что «русскость воспринималась как наиболее прозрачная, без особого значения, и тем самым равная модернизации...» (Муканова 2009: 69). Поэтому политика государства носила оттенок русификации, хотя не была ей тождественна.
Отечественный вариант перехода к индустриальному обществу под патронатом государства осуществлялся в условиях приоритетного решения военно-стратегических и экономических вопросов (Шиловский 2010: 110). В случае с депортациями народов это приводило к игнорированию социальных, в том числе национальных, особенностей и ускорению ассимиляционных процессов в среде репрессированных, дисперсно расселенных в иноэтничной среде.
Мы полагаем, что государство добивалось не уничтожения отличительных этнических черт калмыцкого народа, а формирования из представителей «наказанных народов» населения, состав которого гарантировал его лояльность режиму. Не случайно для выстраивания «правильной» структуры населения власть пошла на воссоединение
малых семей, являвшихся нормой для социалистического общества. В качестве регулятора состава населения, инструмента интервенции в социальную среду властями использовался административный надзор, гарантировавший проведение мероприятий государственной политики в отношении спецпереселенцев (в т.ч. жесткое предписание сфер и мест приложения труда). Он обеспечивал чистоту формируемой в ходе «общественно-полезной» деятельности
социальной среды, являясь инструментом контроля за рабсилой, позволявшим отделить «вредные элементы» от «здорового ядра».
Таким образом, принудительное выселение и спецпоселение были единым комплексом мер, обеспечивавшим формирование необходимого государству состава населения. Поэтому, мы полагаем, советской властью проводилась существенно видоизменившаяся, но в своей основе унаследованная с царских времен политика формирования состава населения, именуемая П. Холквистом «политикой населения» (Холквист 2011). Насильственные методы проведения «специальных
мероприятий» (депортации, спецпоселение) и попрание правовых норм придавали действиям сталинского государства (и Сталина как его фактического руководителя) репрессивный характер, делали их незаконными и преступными, приводя к многочисленным жертвам среди граждан и тяжелым этнокультурным потерям.
ЛИТЕРАТУРА
БелковецЛ.П. 2003. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении 1941—1955 гг.: Историко-правовое исследование. Новосибирск: СО РАН.
ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 484.
ГАСПИТО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 632.
ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 10.
ГАХМАО. Ф. 118. Оп. 2. Д. 22.
Зберовская Е. Я. 2006. Спецпоселенцы в Красноярском крае (1940—1950-е гг.): Дис. ... канд. ист. наук. Красноярск.
Иванов А. С. 2014. «Изъять, как антисоветский элемент...»: Калмыки в государственной политике (1943—1959 гг.). Москва: РИСИ.
Иванов А. С. 2008. Судьба переселения 1943 г. на Югорскую землю как показатель мотивации осуществления принудительных миграций в годы войны // Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы: Сб. материалов II региональной молодежной науч. конф. Новосибирск, 234—239.
Игнатова Н. М. 2009. Спецпереселенцы в республике Коми в 1930—1950-е гг. Сыктывкар: Коми научный центр УрО РАН.
ИсА. ОО. Ф. П-17. Оп. 1. Д. 3268.
Кузнецова А. Б. 2005. Этнополитические процессы в Чечено-Ингушской АССР в 1957—1990 гг.: последствия депортации и основные аспекты реабилитации чеченцев и ингушей: Дис. ... канд. ист. наук. Москва // http://annyku.narod.ru/disser.htm (2015. 07 май).
Максимов К. Н. 2007. Великая Отечественная война: Калмыкия и калмыки. Москва: Наука.
Максимов К. Н. 2009. Репрессии против калмыцкого народа и его реабилитация (1943—1950-е гг.) // История Калмыкии с древнейших времен до наших дней: В 3 т. Элиста: ГУ Издательский дом «Гэрэл». Т. 2.
Муканова А. С. 2009. Эволюция взглядов на феномены нации и национализма в контексте советской национальной политики // Уральский исторический вестник 4 (25), 65—71.
Полян П. М. 2005. Депортации и этиичиость // Сталинские депортации. 1928—1953. Москва: Демократия, 5—19.
Рачева Е. 2015. Иосиф Виссарионович Грозный // Новая газета. 2015. 6 апреля (№35) // http://www.novayagazeta.ru/society/67936.html (2015. 07 май).
Спецпереселенцы в Западной Сибири (1939—1945): Сб. документов. 1996 / Данилов В. П., Красильников С. А. (сост.). Новосибирск: Экор.
Холквист П. 2011. Вычислить, изъять и истребить: статистика и политика населения в последние годы царской империи и в Советской России // Суни Р., Мартин Т. (ред.). Государство наций: империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина. Москва: РОССПЭН, 139—179.
Численность, состав, и размещение населения СССР. Краткие итоги Всесоюзной переписи населения СССР. 1961 / Чупрова Е. С. (ред.). Москва: Госстатиздат ЦСУ ССР.
Шадт А. А. 2002. Этническая ссылка как инструмент советской национальной политики (1940—1950-е гг.) // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск: Сибирский хронограф, 224—248.
Шиловский М. В. 2010. Этносоциальные процессы в Сибири: реформы в контексте формирования российской идентичности XVII—XX веков // Вестник НГУ. Т. 9. Вып. 1, 104—112.
Kotkin S. 1995. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley: University of California Press.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СОКРАЩЕНИЙ
Государственный архив Российской Федерации
Государственный архив социально-политической истории Тюменской области Государственный архив Ханты-Мансийского автономного округа Исторический архив Омской области
REFERENCES
Belkovets L. P. Administrativno-pravovoye polozheniye rossiyskikh nemtsev na spetsposelenii 1941—1955 gg.: Istoriko-pravovoye issledovaniye [Administrative and legal status of Germans in special settlements of Russia in 1941—1955: A historical and legal study], Novosibirsk: Siberian department of Russian Academy of Sciences, 2003 (In Russian).
The State Archive of the Russian Federation. Fund 9479. Inventory 1. Case 484 (In Russian).
The State Archive of Socio-Political Histoiy of Tambov region. Fund 107. Inventory 1. Case 632 (In Russian).
The State Archive of Khanty-Mansyisk Autonomous Area. Fund 118. Inventory 2. Case 10 (In Russian).
The State Archive of Khanty-Mansyisk Autonomous Area. Fund 118. Inventory 2. Case 22 (In Russian).
Zberovskaya E. L. Spetsposelentsy v Krasnoyarskom kraye (1940—1950-ye gg.) [Special settlers in Krasnoyarsk Region: A thesis for the degree of Candidate of Historical Sciences], Krasnoyarks, 2006 (In Russian).
Ivanov A. S. "Izjyat, kak antisovetskiy element...": Kalmyki v gosudarstvennoy politike (1943—1959 gg.) ["Remove as being an anti-soviet element...": The status of the Kalmyk in state policy], Moscow: Russian Institute of Strategic Research. 2008 (In Russian).
ivanov A. S. Istoricheskiye issledovaniya v Sibiri: problemy i perspektivy [Historical studies in Siberia: problems and prospects], Novosibirsk, pp. 234—239 (In Russian).
Ignatova N. M. Spetspereselentsy v respublike Komi v 1930—1950-e [Special settlers of the Komi Republic of 1930-1950s]. Syktyvkar: Komi Centre of Ural department of Russian Academy of Sciences, 2009 (In Russian).
Research Archives (IsA). Fund. Protocol-17. Inventory 1. Case 3268 (In Russian).
Kuznetsova A. B. Etnologicheskie protsessy v Checheno-Ingushskoy ASSR v 1957—1990 gg.: posledstviya deportatsii i osnovnye aspekty reabilitatsii chechentsev i ingushey [Ethno-political events of Chechen-Ingush ASSR of 1957-1990s: deportation outcome and basic rehabilitation prospects of the Chechen and the Ingush: Thesis for the degree of the Candidate of Historical Sciences]. Moscow, 2005. https://annyku.narod.ru/disser.htm (Accessed May 7, 2015 (In Russian).
Maksimov K. N. Velikaya Otechestvennaya Voina: Kalmykiya i kalmyki [The Great Patriotic War: Kalmykia and Kalmyk people], Moscow: Nauka, 2007 (In Russian).
Maksimov K. N. Istoriya Kalmylii s drevneyshikh vremen do nashikh dney [History of Kalmykia through the ages], vol. 2 (2009) (In Russian).
Mukanova A. S. Uralskiy istoricheskiy vestnik [Ural Historical Bulletin], no. 4 (25) (2009): 65—71 (In Russian).
Polyan P.M. Stalinskie deportatsii. 1928—1953 [Deportations made by Stalin. 1928—1953]. Moscow, 2005. p. 5-19 (In Russian).
Racheva E. losif Vissarionovich Grozniy [Josef Stalin the Terrible], Novaya gazeta, no. 35 (2015). http://www.novayagazeta.ru/society/67936.html, (Accessed May 7, 2015) (In Russian).
Spetspereselentsy v Zapadnoy Sibiri (1939—1945) [Special settlers of West Siberia of 1939-1945: A collection of papers]. Compiled by Danilov V.P, Krasilnikov S.A. Novosibirsk: Ekor, 1996 (In Russian).
Kholkvist P. Gosudarstvo natsiy: imperiya i natsionalnoye stroitelstvo v epokhu Lenina i Stalina [A state of nations: Imperia and national development in the times of Lenin and Stalin], Moscow: ROSSPEN, 2011. p. 139—179 (In Russian).
Chislennost, sostav i razmeshcheniye naseleniys SSSR. Kratkiye itogi Vsesoyuznoy perepisi naseleniya SSSR [Population size, composition and distribution in the USSR. Summary of ail-Union USSR census], Moscow: Gosstatizdat. 1961 (In Russian).
Schadt A. A. Ural i Sibir v stalinskoy politike [Urals and Siberia in Stalin's policy], Novosibirsk: Sibirsky khronograf. p. 224—248 (In Russian).
Shilovski M. V. Vestnik Novosibirskogo universiteta [Bulletin of Novosibirsk State University], vol.9, issue 1 (2010): 104— 112 (In Russian).
Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley: University of California Press, 1995.
ГАРФ
ГАСПИТО — ГАХМАО — ИсАОО
BecmnuK HBFy. № 4/2015
A. C. Hecmoe
A. S. Ivanov
Surgut, Russia
STALIN'S POLICY TOWARDS THE «PUNISHED PEOPLES» (1940s — 1950s): GENOCIDE, ASSIMILATION OR A «POPULATION POLICY»?
Abstract. The study is an attempt to comprehend the essence of Stalin's policy in respect of the «punished peoples». The study of historical research sources speaks for the diverse and often polar views concerning deportation and special settlements of those times.
The author points out a number of activities arranged by the authorities suggesting that deportation was not a way of genocide or marginalization of the population. Such activities include allocating special food and manufactured goods; adopting a number of acts aimed at improving the financial state of the repressed population; reuniting the deported families with the approval of the NKVD; conducting ideological and cultural activities and events, school and industrial training; preserving pre-deportation status of Kalmyk communists and Komsomol members enabling them to join the Communist Party (before the 1950s) and the Komsomol (with limitations); providing jobs for skilled production workers and managers in relevant fields where their skills are required, including Communist Party organizations.
This paper emphasizes that state authorities had no intention of destroying distinctive ethnic features of the Kalmyk people. Rather, the goal was to develop a community of deported people loyal to the regime. There is no accident that the authorities made efforts to reunite the uprooted families, which is a norm for a socialist society, in order to develop the «proper» social structures.
There is a point in believing that the major purpose was «to develop the proper population» by means of adjusting social and class structures. In accordance with the Marxist doctrine, the working class was considered as «the carrier of socialism» and the main driving force on the way to communism. Thus, the working class was supposed to become the basis for the future classless society. Therefore, it is not surprising that over 20 years, including the years spent in special settlements (1944—1956), the number of workers increased 5 times among the Chechen, 15 times (!) among the Ingush and 2.5 times among the Kalmyk within only 5 years of living in the settlements. It becomes clear that this process was the goal of the state policy.
Thus, the forced relocation of the «punished peoples» and special settlements were a set of measures to ensure the development of «proper» communities. The Soviet authorities, therefore, pursued a policy of developing a certain composition of the population, which is referred to as the «population policy» by as P. Kholkvist.
Key words: deportation; repression; punished peoples; specialsettlers; genocide; assimilation; population policy.
About the author: Alexander Sergeevich Ivanov, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor at the Department of Humanitarian and Economic Disciplines.
Place of employment: Surgut Oil and Gas Institute.
