CC BY
419
такое аналитическая философия?
т
Я. В. ШРАМКО
1. Введение
Майкл Даммит в своей книге «Истоки аналитической философии»1 предложил общее определение одного из самых влиятельных течений современной философской мысли - аналитической философии. Согласно этому определению, «что отличает аналитическую философию, в ее самых разнообразных проявлениях, от других школ - это положение, что, во-первых, философское объяснение {account) мышления может быть достигнуто посредством философского объяснения языка и, во-вторых, всестороннее объяснение [мышления] может быть осуществлено только таким образом» . Данное положение Даммит называет «фундаментальной аксиомой аналитической философии»3
Я благодарен Майклу Бени, Гансу-Иоганну Глоку и Патрику Бирне за любезно предоставленные тексты своих работ, которые оказались очень полезными при написании данной статьи.
1 Dummett М. Origins of Analytical Philosophy. L., 1993.
Dummett M. Ibid. P. 4. Это определение восходит к другой, более ранней работе Даммита - статье «Может ли и должна аналитическая философия быть систематической?» (см.: Dummett М. Can analytical philosophy be systematic and ought it to be? // Truth and Other Enigmas. Cambridge: Harvard University Press, 1978. P. 441).
3 Ibid. P. 128.
1
I
¡и
*
m
a
о
X
ГО
и утверждает, что практически все философы, работавшие в русле аналитической традиции так или иначе придерживались этой аксиомы.
Уже сама по себе попытка сформулировать точное и исчерпывающее определение такого чрезвычайно неоднородного явления, как аналитическая философия, представляет значительный интерес. Тем более, если эта попытка предпринимается одним из ведущих и активно работающих философов-аналигиков. Поэтому неудивительно, что определение Даммита послужило поводом для оживленной дискуссии4.
В литературе неоднократно отмечалось, что ответ на вопрос «Что такое аналитическая философия?» связан со значительными трудностями5. И хотя то же самое справедливо для любого сколь-нибудь заметного философского направления6, приходится признать, что ситуация с аналитической философией выглядит особенно запутанной.
Начать хотя бы с того, что термин «аналитическая философия» вошел в активное употребление сравнительно поздно, чуть ли не через столетие после фактического возникновения самого этого течения как такового. Традиционно принято относить зарождение аналитической философии к 70-м гг. XIX в., когда увидели свет первые работы Готлоба Фреге по логике и основаниям математики. Между тем, по наблюдению фон Вригта7, само название «аналитическая философия» получило распространение лишь начиная с 50-х гг. XX столетия после выхода книг Артура Папа «Элементы аналитической философии» и «Аналитическая теория познания»8.
щи;
1
Г
¡1
1
«(
а
о
X
В
4 См., например: Monk R., Palmer A. (Eds.). Bertrand Russell and the Origins of Analytical Philosophy. Bristol, 1996.
5 См., например: F0llesdal D. Analytic philosophy: what is it and why should one engage in it? // Glock H.-J. (Ed.). The Rise of Analytic Philosophy. Oxford: Blackwell Publishers, 1997. P. 1; Hacker P.M.S. Analytic philosophy: what, whence, and whither? // Biletzki A., Matar A. (Eds.). The Story of Analytic Philosophy. L., N. Y., 1998. P. 4; Wright G.H. von. «Analytische Philosophie» - eine historisch-kritische Betrachtung // Wright G.H. von. Erkenntnis als Lebensform. Wien-Köln-Weimar, 1993. S. 61.
6 Чтобы в этом убедиться, достаточно спросить себя, располагаем ли мы кратким и в то же время «ясным и четким» ответом на вопрос «Что такое экзистенциализм?» или «Что такое феноменология?».
1 См.: Wright G.H. von. Op. eit. S. 55.
s Pap A. Elements of Analytic Philosophy. N. Y., 1949; Pap A. Analytische Erkenntnistheorie. Wien, 1955. Следует заметить, что Пап не был 3» изобретателем этого термина, который можно встретить и в более ранних
работах других авторов (см., например: Nagel Е. Impressions and appraisals of analytic philosophy in Europe // Journal of Philosophy. 1936. V. 33); однако, по-видимому, именно Пап придал этому термину то парадигмальное iO_ звучание, которое и получило в дальнейшем систематическое распро-
странение.
Таким образом, ни сам Фреге, ни Витгенштейн, ни многие другие выдающиеся представители научно-ориентированной философии XX в. никогда не обозначали свои взгляды как «аналитическая философия», что не может не затруднять проблему их философской идентификации.
Тем не менее имеется широкий консенсус по вопросу о том, кого именно среди мыслителей XX в. следует причислять к аналитическим философам9. Так, кроме Фреге, сюда обычно относят Мура, Рассела и их коллег по Кэмбриджу между двумя мировыми войнами (Уисдом, Стеббинг, Дункан-Джонс), раннего Витгенштейна, ведущих представителей Венского кружка (Шлик, Карнап, Нейрат), Львовско-Варшавской школы (Твардовский, Лука-севич, Тарский), Оксфордской школы языкового анализа (Райл,
Остин, Стросон), а также большинство послевоенных американских философов (Куайн, Гудмэн, Дэвидсон, Крипкс)10. Генезис и развитие аналитической философии представлены в целом ряде обзорных работ историко-философского характера". Нет недостатка и в трудах, посвященных изложению философских взглядов того или иного отдельного мыслителя или же философской концепции той или иной конкретной школы аналитического направления. И все же, несмотря на это, приходится признать, что имеется явный дефицит обобщающих исследований, в которых аналитическая философия рассматривалась бы с концептуальной точки зрения как целостное явление в ее взаимосвязи с основными философскими течениями современности (такими как феноменология или, скажем, неомарксизм). И это при том, что аналитическая философия давно уже достигла топ степени зрелости, когда ее специфика в сравнении с другими направлениями современной философии может и должна стать предметом компетентного и полномасштабного теоретического исследования.
Следует иметь в виду, что термин «аналитическая философия», как и почти всякое обобщающее название, вполне может использоваться (и часто действительно используется) в качестве своего рода ярлыка, т.е. своеобразного полемического приема (уловки) в спорах между представителями различных философских направлений. К сожалению, не так уж и редко приходится сталкиваться с таким специфическим способом ведения дискуссии и дискредитации точки зрения оппонента, как «навешивание ярлыков». Дагфин Фёллесдаль дает следующее довольно исчерпывающее описание этого приема12. Сначало вводится сам ярлык, причем это делается с таким расчетом, чтобы подводимая под К|
II
—;-------- 3
См.: Hacker P.M.S. Op. cit. га
10 Данный перечень конечно же является далеко не исчерпывающим. О.
11 См., например: Шрамко Я. Очерк истории возникновения и разви- Sjjj
тия аналитической философии // Логос. 2005. № 2. С. 4-12. га
12 См.: Follesdal D. Op. cit. P. 1-2. H
¡Шчй
ЙГ
него точка зрения достаточно легко опровергалась13. Затем этот ярлык огульно применяется к широкой группе философов, и далее критике подвергаются уже не действительные взгляды тех или иных мыслителей, а абстрактная «ярлыковая концепция» сама по себе, без особой оглядки на то, до какой степени реальные взгляды критикуемых философов соответствуют этой воображаемой концепции (и соответствуют ли они ей вообще).
В отечественной философской литературе (прежде всего учебного характера) роль такого ярлыка давно и с успехом играет «позитивизм»14. В частности, сложилась устойчивая традиция обозначать как «неопозитивизм» любую рационалистическую и науч-но-ориентированную философскую концепцию XX в. По существу, неопозитивизм истолковывают здесь в недопустимо расширительном смысле, подменяя им аналитическую философию в целом. Как результат имеем парадоксальную ситуацию, когда до сих пор во многих наших учебниках15 стандартным образом в качестве «позитивистов» фигурируют такие мыслители, как Фреге, Рассел, Мур, Поппер и многие другие, чьи взгляды не только не укладываются в позитивистские рамки, но явным образом противостоят любым доктринам позитивистского толка16. Важно учитывать, что подобного рода аберрация имеет не такой уж без-обидный характер, поскольку она не только серьезно искажает общую картину развития философии в XX ст., но и значительно затрудняет понимание существа рассматриваемых философских
13 Фёллесдаль не без иронии замечает, что иногда даже удается найти какого-нибудь реально существовавшего или существующего философа, взгляды которого хотя бы приблизительно подпадают под такую «ярлы-ковую» точку зрения. Однако, как правило, чем более нелепые положения скрываются за тем или иным ярлыком, тем меньше приводится свидетельств в пользу того, что их на самом деле кто-то разделяет.
14 Часто эта характеристика произвольным образом дополняется различного рода префиксами и определительными словами (типа «нео-», «поет-», «логический» и т.п.), что вносит еще большую путаницу при рассмотрении проблемы по существу.
15 См. например: Зотов А.Ф. Современная западная философия. М., 2001; Філософія. Підручник / За загал, ред. М.І. Горлача, В.Г. Кременя,
В.К. Рибалко. Харків, 2000.
16 Достаточно напомнить, что для любого рода позитивизма обязательными являются установка на «устранение философии» (в той или иной форме), последовательный эмпиризм в теории познания и индукти-вистскую методологию. Ни одна из этих позиций никогда не разделялась ни Расселом, ни Муром, ни тем более Поппером. См. об этом также во
т вступительной статье А.Ф. Грязнова к книге: Аналитическая философия:
О» становление и развитие (антология) / Общая ред. и сост. А.Ф. Грязнова.
2 М., 1998 (см. также: Грязнов А.Ф. Аналитическая философия. М., 2006.
т С. 14-15).
17
18
концепций. И если в советское время такой упрощенный подход был во многом обусловлен требованиями идеологического характера17, то его сохранение в наши дни можно объяснить лишь силой инерции и слабым знанием существа дела.
Фёллесдаль подчеркивает, что если мы хотим избежать такого рода «дурной ярлыковости», то наши оценки и характеристики философских позиций должны основываться на тщательной (и добросовестной) интерпретации исследуемых концепций18. Это тем более актуально в отношении аналитической философии, если учесть отмеченные выше многообразие и разнородность этого явления, что делает далеко не тривиальной задачу установления ее концептуального единства. Очень сложно, если это вообще возможно, точно выделить определенную (и достаточно репрезента-тивную) совокупность конкретных философских положений, которые безоговорочно разделялись бы всеми представителями многочисленных школ и ответвлений аналитической философии. Так, среди аналитических философов, работающих в области теории познания, можно встретить как эмпиристов (Шлик, Карнап), так и рационалистов (Чизолм), в сфере аналитической онтологии ярко выраженные реалистические концепции (Фреге, Рассел, Черч) соседствуют с крайним номинализмом (Гудмен, Куайн), а в аналитической теории сознания проблема соотношения души и тела может решаться как в дуалистическом (Джексон), так и в материалистическом (Райл) духе.
Все же, несмотря на такое разнообразие отдельных философских позиций, вполне можно утверждать, что взглядам большинства философов, обычно относимых к аналитическому направлению, в той или иной степени присущи некоторые общие характерные черты, которые и обеспечивают единство всего движения в целом, хотя единство это следует искать не в концептуальной, а, скорее, в методологической плоскости. В целом то, что объединяет философов аналитического направления, находит свое выражение, главным образом, в определенном способе постановки и рассмотрения философских проблем, а также в специфической исследовательской установке, которая обусловливает характерный для аналитической философии стиль философствования, при-
I
В соответствии с которыми практически любое направление зару- ^
бежной философии автоматически должно было квалифицироваться как Я
«буржуазная идеалистическая философия» с обязательным втискиванием в довольно жесткую схему «борьбы материализма с идеализмом на современном этапе». ЯД ^
1 См.: Fallesdal D. Op. cit. P. 1-2. LÜ55
Q.
О
верженность которому отличает ее представителей от последователей других философских течений19.
В настоящей статье мы обсудим некоторые важные особенности аналитической философии, которые позволяют выделить ее в качестве оригинального самостоятельного направления современной философской мысли.
2. Лингвистический поворот
И КРИТИКА ПСИХОЛОГИЗМА
Вернемся к определению Даммита и рассмотрим его более подробно. На первый взгляд это определение имеет тот недостаток, что в своей основе оно опирается на довольно узкое понимание самого предмета философии. Возникает впечатление, что, согласно Даммиту, главной целью20 любого философского исследования должно быть «всестороннее объяснение мышления», иными словами, если следовать букве этого определения, предметная область философии, по-видимому, оказывается сводимой к философии сознания. По крайней мерс, именно философия сознания предстает здесь в качестве центральной философской дисциплины.
По мнению Питера Хакера21, такое понимание предмета философии не может не вызывать определенного «беспокойства». В самом деле, имеются самые разнообразные разделы философии, а также целые философские дисциплины - этика, эстетика, философия математики и др., в центре внимания которых находятся такие вопросы, как «В чем смысл жизни?», «Что есть добро?», «Какова природа числа?» и многие другие, которые лишь с большой натяжкой могут быть подведены под общий заголовок «философия сознания» и ответ на которые вряд ли может быть найден на путях «анализа мышления». Как в этой связи замечает Ганс-Иоганн Глок, «мы вполне можем принять, что мышление является одной из важных тем в философии сознания, но почему это должно быть основной темой философии в целом?»". Иными словами,
11 См.: Шрамко Я. Очерк истории возникновения и развития аналити-■ ( ческой философии // Логос. 2005. № 2. С. 5.
^ ~' См.: Dummett М. Can analytical philosophy be systematic and ought it
<0 to be? P. 458.
5* *’ Cm.: Hacker P.M.S. Op. cit. P. 10.
y-)
“ Glock H.-J. Philosophy, Thought and Language // Preston J. (Ed.). rtJ Thought and Language; Proceedings of the Royal Institute of Philosophy Con-
e ference. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 151.
если исходить из такого буквального прочтения предложенного Даммитом определения, сам собой напрашивается вывод, что в силу заложенного в нем узкого истолкования самого предмета философского исследования это определение может иметь лишь ограниченное применение.
Однако такая - несколько прямолинейная интерпретация позиции Даммита представляется все же не вполне адекватной. Важно иметь в виду, что Даммит формулирует свое определение в рамках концепции эпистемологического антиреализма, крупнейшим современным представителем которого он является. В общем и целом эпистемологический антиреализм отрицает саму возможность непосредственного познания объек тов «внешнего мира» как они существуют «на самом деле». В Повое время эта концепция берет свое начало от «коперниканского переворота» Канта, утверждавшего, что подлинно научная (трансцендентальная) философия должна заниматься «не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов»23. Иными словами, в соответствии с антиреалистской позицией, которую в полной мере разделяет и Даммиг'4, всякое философское исследование имеет дело не непосредственно с «объективной реальностью» самой по
¡1
себе, а с тем, как эта реальность преломляется в сознании. Если рассмотреть определение Даммита под этим углом зрения, то ста-
1
новится достаточно очевидным, что «всестороннее объяснение мышления» интересует его не как некая самоцель и выделяется им не в качестве особого (пусть даже центрального) раздела философии, а истолковывается как единственный философски оправданный способ достижения какого-либо знания вообще. В свою очередь, аналитико-философский подход предполагает, что адекватная экспликация структур мышления возможна только на путях всестороннего анализа структур языка.
Таким образом, в качестве важнейшего характерного признака аналитической философии Даммит выделяет особого рода методологическую установку, в соответствии с которой анализ философских проблем может и должен осуществляться, главным образом, посредством анализа языка. Именно язык выступает в роли той универсальной среды, благодаря которой (и в которой) полу-
23 Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 44.
"4 Даммит, опираясь на достижения современной логики, разработал
особую версию антиреализма, названную им «семантическим антиреа- ^
лизмом», которая привлекла внимание многих исследователей и широко <0
обсуждалась (и продолжает обсуждаться) в специальной литературе. Подробнее об эпистемологическом антиреализме и концепции Даммита см., 2
например: Шрамко Я. Некоторые проблемы аналитической эпистемоло-гии // Логос. 2006. № 1.
а
о
Щанорам^
чают свое оформление результаты мышления, а значит, и результаты познания. Язык есть средство объективации этих результатов: лишь будучи оформленными в языке, они становятся доступными для теоретического рассмотрения. А это означает, что любое философское исследование во многом сводится к изучению и прояснению смысла и значения используемых языковых выражений, а также выразительных средств языка в целом. Со времени выхода одноименного сборника работ под редакцией Ричарда Рортиь такого рода установку принято обозначать как «лингвистический поворот»26 в современной философии.
Лингвистический поворот не следует истолковывать в том смысле, что центральным разделом аналитической философии оказывается якобы философия языка. Анализ языка выступает здесь прежде всего именно как средство объективного анализа философских проблем по существу. По мнению Даммита, такой подход впервые был выдвинут и последовательно реализован Фреге в книге «Основания арифметики» (1884), посвященной проблеме определения понятия числа. Начав с постановки вопроса о том, что есть число и какова природа законов арифметики, Фреге приходит к выводу, что единственным способом успешного ответа на этот вопрос является исследование языка математики. В § 62 этой работы Фреге, в частности, пишет: «Каким же образом должно быть нам дано число, если мы не можем иметь о нем никакого представления или созерцания? Только в рамках предложения слова нечто обозначают. Итак, задача будет состоять в том, чтобы прояснить смысл предложения, в которое входит слово, обозначающее число»27. Иначе говоря, если мы хотим получить понятие числа, нам необходимо установить смысл языковых выражений (языкового контекста), в которых употребляются знаки чисел (цифры)28. То же самое справедливо для любого философского понятия и любой философской проблемы.
Подобный подход характерен для многих школ и течений аналитической философии. Так, члены Венского кружка считали основной задачей философии не столько получение нового знания, сколько прояснение уже имеющегося знания, которое как раз
~5 Rorty R. (Ed.). The Linguistic Turn: Essays in Philosophical Method. Chicago, 1967.
26 Рорти отмечает, что данный термин изначально принадлежит Густаву Бергману, который употребляет его в своей книге «Логика и Реальность» (1964).
'7 Frege G. Die Grundlagen der Arithmetik. Hamburg, 1988. S. 71.
28 Для чисел в качестве такого контекста могут выступать, например, математические уравнения.
должно достигаться на путях анализа языка. В этом понимании они существенным образом опирались на некоторые ключевые идеи «Логико-философского трактата» Витгенштейна, в частности, на его положение, что вся философия есть «критика языка» {ЛФТ: 4.0031). В самом деле, если целью философии является «логическое прояснение мыслей» (4.112), а мысль есть не что иное, как «осмысленное предложение» (4), то философия, очевидно, в первую очередь должна заниматься «прояснением предложений» (4.112). Онтологическим основанием для такого вывода служит определенная концепция соотношения языка и действительности, а именно истолкование предложения как особого рода «модели действительности, как мы ее себе мыслим» (4.01). А значит, как замечает Витгенштейн в предисловии к «Трактату», границы мышления по сути определяются границами языка24.
Другой типичный образец философствования в русле лингвистического поворота представляют работы оксфордских аналитиков второй половины XX в. - Гилберта Райла, Джона Остина, Питера Стросона и других. Согласно Райлу, большинство философских проблем может быть разрешено посредством выявления и переформулировки выражений нашего языка, которые «систематическим образом вводят в заблуждение» {systematically misleading expressions), т.е. таких выражений, непосредственная синтаксическая или грамматическая форма которых радикально не соответствует тем положениям дел, которые они призваны выражать или описывать30. Как результат такого рода выражения, даже будучи вполне истинными с точки зрения обыденного языка, приводят к ложным следствиям философского характера. Типичным примером здесь служат так называемые «квазионтологические утверждения» («Бог существует», «Кентавры не существуют») или «квазиплатонистские утверждения» («Непунктуальность предосудительна»), или «квазидескриптивные и квазиреференциальные утверждения» («Пуанкаре не является королем Франции»), Неконтролируемое использование такого рода утверждений в философском дискурсе влечет за собой принятие определенного типа «онтологических обязательств» (Куайн) и приводит к «категориальным ошибкам», в частности к постулированию различного
"9 Следует отметить, что многие исследователи связывают лингвистический поворот аналитической философии в первую очередь именно с «Логико-философским трактатом». См., например: Glock H.-J. Was Wittgenstein an analytic philosopher? // Metaphilosophy. 2004. V. 35. № 4. P. 428; Hacker P.M.S. Analytic philosophy: what, whence, and whither? // Biletzki A., Matar A. (Eds.). The Story of Analytic Philosophy. L., N. Y., 1998. P. 19.
10 Cm.: Ryle G. Systematically misleading expressions // Rorty R. (Ed.). The Linguistic Turn: Essays in Philosophical Method. Chicago, 1992. P. 87.
рода «логических фикций» или «призраков». Для преодоления таких ошибок и заблужений как раз и необходимы тщательный анализ выражений нашего языка и выявление их подлинной логической формы. Ведь, как в свою очередь отмечает Стросон, хотя философ и не должен ограничиваться всего лишь буквальным описанием языковой практики, тем не менее «актуальное использование языковых выражений остается единственной и существенной точкой, где происходит его (философа. - Я.111.) контакт с реальностью, которую он желает понять, реальностью понятий; поскольку только в этой точке мы имеем возможность наблюдать действительный способ оперирования понятиями»31.
Лингвистический поворот аналитической философии тесно связан с ее антипсихологизмом, также со всей определенностью обозначенным в работах Фреге, который подверг резкой критике традиционное для многих философов XIX в. «психологическое» истолкование предмета логики (как якобы науки о «законах» или «формах» «правильного мышления»), Фреге подчеркивал, что «в логике следует отбрасывать все различения, которые делаются с психологических позиций. А то, что обычно называют психологическим углублением логики, - это не что иное, как психологическая фальсификация»32. С этой целью прежде всего необходимо отделить (чистую) мысль как таковую от психологического процесса мышления или «думания». Для Фреге мысль есть нечто объективное, особого рода абстрактный (и по своей природе идеальный) объект, который может быть определен как смысл утверди-тельно-повествователыюго предложения^: «Мыслями являю' "я, например, законы природы, математические законы, исторические факты; все они находят свое выражение в утвердительно-повествовательных предложениях»34. Этим абстрактным объектам (и только им) может быть приписано истинностное значение, т.е.
31 Strawson Р.F. Analysis, science and methaphisics // Rorty R. (Ed.). The Linguistic Turn: Essays in Philosophical Method. Chicago, 1992. P. 320.
32 Фреге Г. Логика // Фреге Г. Логика и логическая семантика. Сб. трудов. М., 2000. С. 319. Здесь уместно будет также привести аналогичное утверждение выдающегося представителя Львовско-Варшавской школы Яна Лукасевича: «Неверно, что логика - наука о законах мышления. Исследовать, как мы действительно мыслим или как мы должны мыслить, - не предмет логики. <...> То, что называется «психологизмом»
3; в логике, - признак упадка логики в современной философии» (Лукасевич
Ш Я. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формаль-
ной логики. М., 1959. С. 48).
J 33 Фреге Г. Там же. С. 309. Ср. это определение с приведенным выше
Ю п. 4 «Логико-философского трактата» Витгенштейна.
В 34 Там же.
именно мысль выступает в роли носителя истины. Понимаемые таким образом мысли и отношения между ними образуют то, что Фреге, а вслед за ним и Карл Поппер называли «третьим миром», т.е. сферу объективного содержания мышления, которая резко отличается от психических актов отдельных людей, их представлений, восприятий, переживаний и т.п. Философское исследование мышления, о котором шла речь выше, должно осуществляться путем анализа этих объективно существующих идеальных структур, как они даны нам в языке или посредством языка. Ну а в качестве основного инструмента такого анализа выступает логика как наука о «наиболее общих законах бытия истины»35.
3. Логический и языковой анализ
Обращает на себя внимание, что в предложенном Даммитом определении аналитической философии никак не задействуется одно ключевое понятие, которое, собственно, дало имя всему движению в целом, - понятие анализа. Даммит здесь говорит просто о «философском объяснении» и «объяснении языка», оставляя по существу открытым вопрос о методе такого объяснения. Вообще, нельзя не заметить, что в своей книге, особенно в ее начале, Даммит довольно редко и, можно сказать, неохотно использует сам термин «анализ», предпочитая вместо этого вести речь об «изучении» (study), «исследовании» (enquiry, investigation) и т.п.36 Вряд ли это случайно, хотя вполне возможно, что для Даммита положение о том, что в аналитической философии именно анализ выступает (или должен выступать) в качестве основного метода философского исследования, является само собой разумеющимся, чем-то вроде трюизма.
Тем не менее вопрос о месте и роли анализа в аналитической философии далеко не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Сама по себе вполне очевидная и лежащая на поверхности характеристика аналитической философии как такой, «в которой анализ играет центральную роль»37, не будучи дополнена
35 Там же. С. 307.
Однако в предпоследней главе («Мышление и язык») Даммит избирает следующую формулировку для своей «фундаментальной аксиомы аналитической философии»: «Единственный путь к анализу мышления ведет через анализ языка» (Dummett М, Origins of Analytical Philosophy. P. 128).
37 Beaney M. Analytic philosophy // Keith Brown (Ed.). Encyclopedia of Language and Linguistics. Oxford: Elsevier, 2006. V. 1. P. 203. См. также: Hylton P. Analysis in analytic philosophy // Biletzki A., Matar A. (Eds.). The Story of Analytic Philosophy. L., N. Y., 1998. P. 37-55; Monk R. What is analytic philosophy? // Monk R., Palmer A. (Eds.). Bertrand Russell and the Origins of Analytical Philosophy. Bristol, 1996. P. 1-22.
7 Зак. 498 97
развернутым уточнением - что, собственно говоря, здесь следует понимать под «анализом», остается не более чем малосодержательной декларацией. Действительно, ограничившись лишь такой предельно обобщенной формулировкой, мы рискуем лишить аналитическую философию ее специфики, поскольку подчеркнутое и активное использование анализа было присуще большинству (классических) философских учений прошлого начиная по меньшей мере с Аристотеля, включая метафизику Декарта, монадологию Лейбница, теорию познания Локка и др. Кроме того, категория анализа широко задействуется во многих современных как философских, так и общенаучных направлениях, которые никоим образом не относятся к аналитической философии, например, в теории систем (системный анализ), теоретической лингвистике (анализ дискурса), психоанализе и т.п.
Необходимо также учитывать, что в самой аналитической философии можно встретить множество различных трактовок анализа как особого метода решения философских проблем. Однако несмотря на это, все же можно выделить ряд особенностей данного метода, которые были характерны именно для аналитикофилософской традиции с самого ее зарождения. Прежде всего -это активное применение в качестве эффективного инструмента философского анализа аппарата современной символической логики. Здесь имеется в виду в первую очередь классическая логика предикатов первого порядка, разработка которой в пионерских работах Фреге38 знаменовала собой подлинную революцию в логике. Эта новая логическая теория сразу же продемонстрировала свою необычайную плодотворность для анализа основополагающих проблем метафизики и эпистемологии (парадигмальным в этом отношении является, например, фундаментальный труд Уайтхеда и Рассела «Principia Mathematica» (1910-1913), где новая логика была представлена в своих основных чертах, которые она сохраняет и поныне). Широкое применение в аналитической философии находят также различные неклассические логики, такие как модальная логика, временная логика, эпистемическая логика, паранепротиворечивая логика и т.п.
Таким образом, в аналитической философии на передний план
выходит логический анализ. При этом традиционное рсдукциони-
стское истолкование анализа как деления (разложения) той или
3É иной проблемы или понятия - в зависимости от того, что именно
Л!
---Ü------
Начиная со знаменитой «Записи в понятиях» (Bcgriffsschrift, 1879), jjj русский перевод см. в: Фреге Г. Логика и логическая семантика. Сб. тру-
|ü¡ дов. М., 2000. С. 65-142.
подвергается анализу - «на столько частей, сколько потребуется»39, здесь хотя и сохраняется, но играет лишь вспомогательную роль. Логический анализ в рамках аналитической философии в основном представляет собой разновидность так называемого трансформативного (или интерпретационного) анализа, необходимой предпосылкой которого является выявление адекватной логической формы анализируемой сущности посредством ее «перевода» или трансформации на некоторый подходящий формально-логический язык ". Иными словами, анализ того или иного утверждения, проблемы или понятия осуществляется в ходе определенного рода интерпретации с помощью избранной для
Классические образцы логического анализа можно найти в работах Фреге и Рассела. Фреге неоднократно подчеркивал, что обыденный язык является логически несовершенным (неточным), а значит, если при решении философских проблем некритически (буквально) следовать грамматической форме (структуре) языка, неизбежны серьезные ошибки. Логический анализ позволяет избежать такого рода ошибок благодаря выявлению подлинной логической формы языковых выражений, которая скрывается за их внешней (грамматической) оболочкой. Типичными в этом отношении являются, например, высказывания о числах и существовании.
Согласно Фреге, грамматическая форма утверждений, содержащих числовые характеристики, создает иллюзию приписывания данных характеристик непосредственно тем или иным предметам, что, в свою очередь, приводит к неверному выводу о наличии у предметов свойств, которыми они вовсе не обладают. В действительности утверждения о числах относятся не к самим предметам, а к понятиям о предметах, вернее, объемам понятий. Например, когда мы говорим «Юпитер имеет 4 спутника», то неверно полагать, что тем самым мы якобы приписываем Юпитеру свойство «иметь 4 спутника». Юпитер обладает такими характеристиками, как масса, цвет, плотность и т.п., число же 4 характеризует вовсе
pipi
ш
этой цели логической системы: «Логический анализ отдельного выражения заключается в конструировании некоторой языковой
41 г
системы и погружении данного выражения в эту систему» .
ш
lii I
;ШШ
il
И
11 Й й I
H
11
: ! :
¡1 УI
ж
!! Ш:
'9 Декарт Р. Рассуждение о методе... // Декарт Р. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.,
1989. С. 260. *
40 См.: Beaney М. «Analysis» / Zalta Ed.N. (Ed.). The Stanford Encyclo- <
pedia of Philosophy, 2003 / http://plato.stanford.edu/archives/sum2003/en- fC
tries/analysis/ Û.
41 Camap R. Die Methode der logischen Analyse // Actes du huitième
Congres international de philosophiea, a Prague 2-7 Septembre 1934. Prague, Ш
1936. S. 143. S
в
не Юпитер и даже не спутники Юпитера, а объем понятия «спутник Юпитера». То есть данное утверждение следует понимать как «Под понятие "спутник Юпитера" подпадает 4 предмета», или «Объем понятия "спутник Юпитера" включает ровно 4 предмета»42. В выражении «четыре породистых коня» только слово «породистые» представляет свойство самих коней, а слово «четыре», как и в примере с Юпитером, относится к понятию «породистый конь», указывая, что под это понятие в данном случае подпадает четыре предмета41. Такого рода логический анализ позволил Фреге прояснить природу числа и впервые сформулировать (через абстракцию) определение числа как особого второпорядкового множества, т.е. множества всех таких множеств, которые имеют одинаковое количество предметов.
Аналогичным образом обстоит ситуация с высказываниями о существовании, которые, по Фреге, также следует рассматривать как выражающие определенное свойство понятий, а именно свойство пустоты или непустоты их объемов: «Ведь утверждение существования есть не что иное, как отрицание ноля (Verneinung der Nullzahl)»44. Дело в том, что если буквально следовать грамматической форме выражений, то придется признать, что, например, в высказывании «Кентавры не существуют» определенного рода объектам, а именно «кентаврам», приписывается свойство «несуществования». Данный вывод порождает значительные философские трудности, на которые обратил внимание Алексиус Мейнонг45, - приписать какое-либо свойство объекту можно только в том случае, если этот объект уже существует, а значит, получается, что кентавры каким-то образом одновременно существуют и не существуют. Точно так же в онтологическом доказательстве бытия Бога попытка приписать свойство существования непосредственно Богу (а не понятию Бога) уже заранее предполагает существование соответствующего объекта.
Подход Фреге позволяет избежать нежелательных онтологических обязательств в виде необоснованного постулирования объектов, существование которых отрицается или же находится под вопросом. При таком подходе вышеприведенное высказывание о кентаврах в действительности ничего не говорит о реальных свойствах таких объектов, как «кентавры», а истолковывается в смысле «Понятие "кентавр" является пустым (имеет пустой объем)»,
* ---------«-----
<б См.: Beaney М. Op. cit.
Q. 43 См.: Frege G. Op. cit. S. 64.
o «Ibid.
fO 45 Cm.: Meinong A. Über Gegenstandstheorie. Selbstdarstellung. Ham-
H bürg, 1988. S. 1-51.
а утверждение «Бог существует» не означает ничего большего, как «Понятие "Бог" является непустым». В свою очередь, это последнее утверждение только еще нуждается в доказательстве, но в любом случае переход от простой констатации существования понятия к заключению о его непустоте логически некорректен. Итак, по словам Фреге, «поскольку существование представляет собой свойство понятия, то онтологическое доказательство бытия Бога не достигает своей цели»46. Отметим, что анализ Фреге во многом перекликается с выводами Канта, который также отвергал онтологическое доказательство на том основании, что существование не может быть свойством «реальных вещей». Однако, в отличие от Канта, который вообще отрицал за существованием статус свойства47, Фреге удалось эксплицировать предикат существования как некоторое свойство второго порядка, что стало возможным благодаря эффективному применению современной логической техники.
Фреге был первым, кто убедительно показал, каким образом точный логический анализ языка позволяет при исследовании философских проблем преодолеть жесткие ограничения, задаваемые поверхностной грамматической формой языковых выражений, и предоставляет в наше распоряжение надежные технические средства для выявления их «подлинной» логической формы, помогая тем самым избежать многих традиционных ошибок и заблуждений. Эта установка в не меньшей степени, чем «лингвистический поворот», может считаться «аксиомой аналитической философии». В этом смысле, как полемически заостренно заметил Рассел, «каждая философская проблема, будучи подвергнута необходимому анализу и прояснению, оказывается либо вообще не философской, либо же, в определенном значении этого слова, логической»48.
Это, конечно, не означает, что любое произведение, выходящее из-под пера «подлинно аналитического» философа, обязательно должно быть насыщено логической символикой (хотя широкое использование различного рода символов и формул является одним из внешних признаков значительной части аналитикофилософских текстов). Многие признанные классики аналитиче-
46 Frege G. Op. cit.
47 «Ясно, что бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. <...> В логическом применении оно есть лишь связка в суждении» (Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 361). С точки зрения современной логики это утверждение Канта является довольно уязвивым, что не может не подрывать в целом его критику онтологического аргумента.
48 Russell В. Our Knowledge of the External World. L., N. Y., 1995. P. 42.
т- -л
ской философии, такие как Мур, Райл или Остин, вовсе не были профессиональными логиками и избегали затрагивать в своих исследованиях непосредственно логическую проблематику. Тем не менее эти исследования буквально пронизаны духом анализа, хотя в них можно наблюдать явный сдвиг интереса от непосредственно логического к собственно понятийному и языковому анализу, что находит свое выражение в повышенном внимании к анализу языковой практики, т.е. к анализу употребления языковых выражений, а не к изучению их внутренней логической структуры самой по себе. Цель анализа, впрочем, остается по существу той же самой - решение философских проблем путем прояснения понятий,
■
т.е. посредством «уточнения расплывчатых или не вполне точных
- 49
■ ■■ понятии» .
В этом отношении представляет интерес концепция коннек-тивного анализа Стросона, который он противопоставляет традиционному «редуктивному» анализу. Задача коннективного («связующего» - connective) анализа состоит в выявлении структурных и логических взаимосвязей между понятиями в той или иной области нашего языка. Стросон призывает отказаться от понимания анализа только как прояснения «сложных значимых единиц путем сведения их без остатка к простым, изолированным элементам
50 гг
значения» . По его мнению, исследователь, как правило, имеет дело не с отдельными понятиями, а с довольно разветвленной понятийной сетью, а значит, анализу должна подвергаться в целом «система взаимосвязанных единиц, понятий, так что функция каждой единицы, каждого понятия, может, с философской точки зрения, быть правильно понята только посредством схватывания их взаимосвязей с другими единицами и понятиями»51.
4. Аналитический стиль постановки
И РЕШЕНИЯ ФИЛОСОФСКИХ ПРОБЛЕМ
В предисловии к своей книге Даммит характеризует аналитическую традицию (наряду с феноменологией) как особый стиль
49 Carnap R. Meaning and Necessity: A Study in Semantics and Modal Logic. Chicago, 1947. P. 7-8.
■<"' 50 Strawson P.F. Analysis and Metaphysics: An Introduction to Philoso-
Ш phy. Oxford: Oxford University Press, 1992. P. 17.
Q, 51 Strawson P.F. Ibid. P. 19. О предпосылках такой концепции анализа в истории философии (в частности, в античной философии) см.: Вуг-
Aj ne Р.Н. Connective analysis: Aristotle and Strawson // British Journal for the
[■3 History of Philosophy. 2001. V. 9. № 3. P. 405-423.
1
№
ill
52
в философии . Он особо не развивает эту тему, оставляя открытым вопрос об особенностях аналитического философского стиля. Между тем в литературе неоднократно обращалось внимание на ярко выраженное стилистическое своеобразие аналитической философии, рассматриваемое рядом авторов в качестве важнейшего критериального признака, позволяющего сформулировать определение аналитической философии в целом. Так, по мнению А.Ф. Грязнова, «в широком смысле слова аналитическую философию можно трактовать как определенный стиль философского мышления»53. На его взгляд, для этого стиля характерны «строгость, точность используемой терминологии, осторожное отношение к широким философским обобщениям и спекулятивным рассуждениям. Для философов аналитической ориентации сам процесс аргументации важен не менее, чем достигаемый с его помощью результат. При этом аргументированной убедительности идей отдается явное предпочтение перед их эмоциональным воздействием»54.
Таким образом, мы получаем своего рода «стилистическое определение» аналитической философии, в соответствии с которым последнюю отличает, главным образом, стремление к доказательности и ясности55. Как замечает Цезаре Козо, это определение предъявляет философу, работающему в аналитическом ключе, строгие методологические требования. Аналитический философ обязан оперировать только ясными и недвусмысленными утверждениями и понятиями, выдвигая для их обоснования точные доводы, по возможности используя при этом в качестве инструмента формальную логику; кроме того, научный анализ фундаментальных философских понятий следует предварять их неформальным
56
«до-теоретическим» прояснением .
В данном ключе решает вопрос о специфике аналитической философии и Фёллесдаль, когда пишет: «То, что отличает аналитическую философию, - это, скорее, особый способ подхода к философским проблемам, хотя... этот подход не следует отождествлять с каким-либо конкретным методом анализа философских понятий»57.
И
52 См.: Dummett М. Origins of Analytical Philosophy. P. ix. ^^
53 Грязное А.Ф. Аналитическая философия. С. 13. >
54 Там же.
55 См.: Glock H.-J. Was Wittgenstein an analytic philosopher? // P. 432. &
56 Cm.: Cozzo C. What is analytical philosophy? // Egidi R. (Ed.). In
Search of a New Humanism. Dordrecht, 1999. P. 55-63. Ш
57 Fellesdal D. Op cit. P. 4. H
Д]анорам/*|
Суть этого подхода Фёллесдаль выражает посредством двух ключевых слов «аргументация и обоснование» (argument and justification). Аналитический философ должен не просто провозглашать те или иные философские положения, но в первую очередь выдвигать четкие доводы (основания) для этих положений, что неизбежно предполагает экспликацию их логических взаимосвязей и испытание на прочность с точки зрения возможной опровержимо-сти. Именно поэтому, как полагает Фёллесдаль, в аналитической философии такое важное место отводится анализу языка: «Языковой анализ необходим, чтобы избежать неопределенностей и неясностей, которые могут быть решающими для обоснованности того или иного рассуждения»34.
В качестве иллюсграции рассмотрим особенности аналитического подхода к такой классической философской проблеме, как проблема истины. Важно иметь в виду, что в аналитической философии первостепенное значение придается процедуре формулировки философских проблем, поскольку от того, как будет поставлена та или иная проблема, непосредственно зависит характер ее решения. Иными словами, проблема прежде всего должна быть четко и ясно сформулирована, желательно в виде точного вопроса, допускающего, в принципе, некоторый прямой ответ. При этом нужно помнить, что всякий «хороший» вопрос неявным образом задает совокупность возможных на него ответов в виде некоторого множества взаимоисключающих альтернатив, во многом определяющих смысл самого вопроса54.
Какую же формулировку следует избрать для проблемы истины? Знаменитый вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?», обладая несомненными литературно-художественными и риторическими достоинствами, несет в себе серьезные затруднения для философского анализа. С одной стороны, этот вопрос вполне адекватно отражает суть проблемы, которая сводится к поиску определения понятия истины. С другой стороны, однако, формулировка Пилата, во-первых, является слишком общей и расплывчатой (неконкретной), а во-вторых, она явно принадлежит к разряду выражений, которые «систематическим образом вводят в заблуждение» (в смысле Райла, см. § 2 данной статьи). Действительно, постановка вопроса в таком виде по сути предопределяет его решение в духе платонизма, поскольку она неявно предполагает (постулирует) существование «истины» в виде некоторого абстрактного объекта (или идеи). Между тем, как это хорошо известно, онтологический статус универсалий, таких как «справедливость», «красота», «белизна», «истина» и т.п., составляет предмет
38 F0llesdal D. Op. cit. P. 8.
59 См.: Белнап Н., Стил Т. Логика вопросов и ответов. М., 1981. С. 44.
Щп
II
•Il
mm
особой и при этом довольно непростой дискуссии, а значит, «ква-зиплатонистская» формулировка проблемы способна лишь осложнить поиск ее решения. Вопрос желательно формулировать максимально нейтральным образом, как с точки зрения категориальной классификации исследуемых понятий, так и в плане возможных «онтологических обязательств». Это, в свою очередь, означает, что понятие истины должно быть десубстантивировано и истолковано просто как некоторое свойство наших убеждений.
Такое истолкование предполагает постановку и определенное решение еще одного (вспомогательного) вопроса, а именно вопроса о носителе истины. Какого рода сущностям может быть приписано свойство «быть истинным»? В качестве такой сущности обычно выделяется высказывание, более точно - то, что, например, Алонзо Черч называл «высказыванием в абстрактном смысле». Под последним понимается не просто «повествовательное предложение, а смысловое содержание, которое является общим для этого предложения и для его переводов на другие языки, не конкретное суждение или мысль, а, как писал Фреге, объясняя свой термин “Gedanke”, объективное содержание данной мысли, которое может быть общим достоянием многих»60.
Итак, проблема истины, в целом, приобретает следующий вид: в каких случаях то или иное высказывание может быть охарактеризовано как истинное? При каких условиях высказывание является истинным, а при каких - ложным? Иными словами, дать определение истины - это значит определить выражение «А есть истинное высказывание» для любого А. Эта задача может решаться различными способами в рамках различных концепций истины. Так, в семантической теории истины Альфреда Тарского61 каждое интуитивно приемлемое понятие (предикат) истины должно удовлетворять особому условию, известному как «схема Тарского» (Т):
«А» является истинным, если и только если А,
где А есть некоторое высказывание и «А» - имя этого высказывания62. Данная схема существенным образом опирается на корреспондентную (классическую) концепцию истины и по суще-
Й
И
Яві
60 Church A. Propositions and sentences // The Problem of Universals.
Notre Darne, Indiana, 1956. P. 5.
61 См., например: Тарский A. Семантическая концепция истины и ос-
нования семантики // Аналитическая философия: становление и развитие (антология) / Общ. ред. и сост. А.Ф. Грязнова. М., 1998. С. 90-129. Q.
6" Хрестоматийный пример схемы (Т), восходящий к самому Тарско- ^
му: «Высказывание “Снег бел” является истинным, если и только если A3
снег бел». В
*
Ю
ству выражает некоторым точным образом понимание истины как соответствия действительности. Такое уточнение (схематизация) позволило Тарскому, кроме всего прочего, разработать эффективный механизм преодоления антиномии «Лжец», который основывается на строгом разграничении между объектным языком и метаязыком, образующими два непсресекающихся языковых уровня. Разграничение между этими уровнями даст также возможность наполнить корреспондентную теорию истины конкретным содержанием посредством соответствующей модификации схемы (Т):
А является истинным, если и только если ПИ (А), где А есть синтаксическое обозначение некоторого высказывания, а пИ(А) - перевод этого высказывания в метаязыке. Используя аппарат классической логики предикатов, Тарскому удалось дать точное определение предиката истины для широкого класса формализированных языков, а также показать, что, если мы имеем дело с так называемыми «семантически замкнутыми» языками (к каковым относится и большинство естественных языков), такое определение оказывается невозможным.
Мы не будем здесь останавливаться на разнообразных концепциях истины, таких как когерентная, дефляционистская, ревизионистская и др., разрабатываемых различными направлениями аналитической философии. Полагаем, что выше были достаточно наглядно продемонстрированы некоторые важные особенности аналитико-философского стиля исследования философских проблем, в частности, типичная для аналитической философии переформулировка изначально неточной и «смутной» проблемы, в результате чего осуществляется переход к точно сформулированному вопросу, для исследования которого могут быть эффективно применены строгие методы логического и языкового анализа.
В целом, стремление к ясности, обоснованности и доказательности философских построений можно считать характерным признаком, выражающим принципиальную ориентацию аналитической философии на идеалы рациональности и научности. Многие аналитические философы рассматривают себя в качестве продолжателей рационалистической традиции в мировой философии, представленной такими великими именами, как Аристотель, Фома 3; Аквинский, Декарт, Лейбниц, Кант; сама же аналитическая фило-
софия истолковывается как рационалистическая парадигма философской мысли на современном этапе. В свою очередь, установка на научность вовсе не означает отождествления философии с нау-[У! кой или распространения на философию методологических стан-
дартов естественных наук. Скорее, речь идет именно об особом научном стиле в философии, который позволяет говорить об аналитической философии как о подлинно научной философии.
Рорти говорит об этом так: «Аналитическую философию можно приблизительно определить как попытку соединить переход от обсуждения опыта к обсуждению языка - то, что Густав Бергман назвал «лингвистическим поворотом», - с очередной попыткой профессионализировать эту дисциплину путем делания ее все более и более научной. Лингвистический поворот присущ всей философии XX в. - что очевидно не только у Карнапа, Айера, Остина и Витгенштейна, но и у Хайдеггера, Гадамера, Хабермаса и Деррида. Что отличает аналитическую философию от других философских инициатив XX в., так это идея, что этот поворот вместе с применением символической логики делает возможным или, по крайней мере, более простым превращение философии в научную дисциплину. Возникает надежда, что философы смогут посредством терпеливых и согласованных исследований добавить свои кирпичики в сооружение знания»63.
ИР
Щ
5. Заключительные замечания.
Аналитическая философия И «УСТРАНЕНИЕ МЕТАФИЗИКИ»
В данной статье были рассмотрены некоторые характерные черты, которые являются определяющими для аналитической философии как особого течения современной философской мысли. Исходным пунктом нашего рассмотрения послужило определение Даммита и его критическое обсуждение в ряде работ последнего десятилетия. Подводя некоторые предварительные итоги этого обсуждения, отметим, что хотя определение Даммита в целом довольно точно выражает специфику аналитической философии, оно нуждается в уточнении за счет привлечения некоторых дополнительных признаков. Можно утверждать, что для аналитической философии в той или иной степени является обязательным:
(1) стремление рассматривать и решать собственно философские проблемы посредством философского анализа языка (лингвистический поворот); (2) активное использование методов и средств современной логики и связь с определенного рода точной философской терминологией, которая должна вводиться логически корректным образом; (3) высокие требования к ясности и четко- Q,
О
6Г 1
Rorty R. Analytic philosophy and transformative philosophy / http:// JO
www.stanford.edu/~rrorty/analytictrans.htm H
[Данорам^
сти аргументации, используемой для обоснования философских положений.
Нужно помнить, что любая попытка определения такого сложного и многогранного явления, как аналитическая философия, неизбежно будет отмечена значительной долей условности. Как неоднократно отмечалось в литературе, если попробовать сформулировать что-то вроде стандартной дефиниции с жестким набором необходимых и достаточных условий, то в результате придется исключить из числа аналитических философов некоторых мыслителей, которые прочно ассоциируются с этим течением, но в творчестве которых, тем не менее, тот или иной отдельный признак оказывается выражен недостаточно четко. Если же трактовать аналитическую философию как широкое понятие, образованное по принципу «семейного сходства» в смысле Витгенштейна, то трудно избежать обратного эффекта, а именно трактовки как «аналитических» таких философов, которых вряд ли правомерно сюда относить (например, тех же Аристотеля, Декарта и др.)64. Поэтому всякую такого рода «таксономическую активность» следует рассматривать не в качестве инструмента проведения раз и навсегда заданных водоразделов и границ, но как повод для дальнейших размышлений, помогающих прояснить исторические корни аналитической философской традиции, ее методологические особенности, а также ее взаимоотношение с другими направлениями современной философии и философскими учениями прошлого65.
В завершение затронем еще одну важную тему, без хотя бы краткого обсуждения которой разговор об аналитической философии был бы существенно неполным. Речь идет о знаменитом «преодолении метафизики», которое очень часто рассмагривают в качестве еще одного важнейшего признака аналитической философии. Обычно его связывают с деятельностью Венского кружка, более точно - с именем Рудольфа Карнапа и его блестящей статьей «Преодоление метафизики логическим анализом языка»66. В этой статье Карнап характеризует предложения традиционной метафизики как «мнимые» или «псевдопредложения» и отстаивает тезис об их полной бессмысленности. В частности, бессмысленным (т.е. ничего не означающим) является подавляющее боль-
ы См., например: Hacker P.M.S. Analytic philosophy: beyond the linguis-tie tum and back again // Beney M. (Ed.). The Analytic Tum: Analysis in Early Analytic Philosophy and Phenomenology. L., 2006.
Cm.: Glock H.-J. Was Wittgenstein an analytic philosopher? // Metaphi-losophy. 2004. V. 35. № 4. P. 426.
66 Карнап P. Преодоление метафизики логическим анализом языка // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 1993. № 6. С. 11-26.
67 Там же. С. 23.
68 По меткому замечанию Виндельбанда, «Кант нанес удар философии, указав на то, что “философское” (метафизическое) знание о мире -наряду с конкретными науками или над ними - невозможно. После этого собственная область философии как особой науки ограничивается критическим самопознанием разума» (Цит. по: Крафт В. Венский кружок. Возникновение неопозитивизма М., 2003. С. 201). Знаменитые же завершающие строки юмовского «Исследования о человеческом познании» вполне могут быть приняты в качестве общего эпиграфа для всего аналитического движения: «Возьмем, например, в руки какую-нибудь книгу по богословию или школьной метафизике и спросим: содержит ли она какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и существовании? Нет. Так бросьте ее в огонь, ибо в ней не может быть ничего, кроме софистики и заблуждений».
69 Moore G.E. The Refutation of Idealism // Philosophy in the Twentieth Century. An Anthology. V. 2. N. Y., 1962. P. 545.
70 Рассел Б. Мистицизм и логика // Почему я не христианин. М., 1987.
С. 44.
Ill
! I
шинство специфически метафизических терминов, таких как «абсолют», «бытие сущего», «эманация», «субстанция», «Бог» и т.п. Более того, опираясь на осуществленный им логический анализ, а также на принцип верификации как метод установления смысла, Карнап утверждает, что «осмысленных метафизических предложений вообще не может быть»67, а значит, любые претензии метафизики на какое бы то ни было знание должны быть отброшены. Здесь Карнап не только выражает позицию Венского кружка и раннего Витгенштейна, в соответствии с которой задачей философии является не открытие новых истин, а прояснение смысла высказываний конкретных наук и обыденного языка, но и продолжает давнюю традицию критики метафизики, классические образцы которой можно найти, например, в работах Юма и Канта .
Эта установка на «преодоление метафизики» тесно смыкается с борьбой Мура и Рассела против мистифицирующей философии гегельянского типа, которую они развернули на рубеже XIX-XX вв. Мур критиковал гегельянство с позиций обыденного языка, утверждая, что оно «не в большей степени обосновано, чем предположение, что химера живет на Луне»64. Рассел же считал, что «метафизическое вероучение - ошибочный результат, порож-денный эмоциями» . Такую позицию ни в коем случае не следует истолковывать в смысле отказа от философии вообще. Под «метафизикой» здесь имеется в виду спекулятивная философия эзотерического типа, имеющая форму своего рода «религии и тео-
логии интеллектуалов, посвященных и мудрых»71. Гегель обычно рассматривается в качестве классического метафизика в этом смысле. Отношение аналитических философов к «системе и методу» Гегеля в основном совпадает с оценкой гегелевской философии, данной Шопенгауэром, которого с явной симпатией цитирует Поппер: «Эти чудовищные нагромождения слов, которые аннулируют друг друга и противоречат друг другу, ввергают ум в самомучительство в тщетных попытках вообще думать о чем-либо в связи с ними до тех пор, пока, в конце концов, они нс самораз-рушатся от абсолютной пустоты»72.
В историческом плане критика такого рода «мистической метафизики» послужила одним из источников аналитической философии, однако можно утверждать, что эта «антиспекулятивная» установка сохраняется в ней до сего времени. Если и существует какое-нибудь положение, разделяемое подавляющим большинством представителей самых разных ответвлений аналитической философии, то это убеждение, что философия сама по себе не может и не должна производить никакого априорного («абсолютного») знания о действительности, а уж тем более претендовать на роль всеобъемлющего учения «о мире в целом» и его «всеобщих законах».
Л
! 1
:
!
*
ГС
а
0 ___________
1 71
т Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. II. М., 1992. С. 39.
1иЦ 12 Цит. по: Там же. С. 93.
