CC BY
52
УДК 93
Е. Н. Стрекалова
ЧЕРТЫ «СОВЕТСКОСТИ» В ПОВСЕДНЕВНОСТИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ СТАВРОПОЛЬЯ НАЧАЛА 1920-х гг.
Статья посвящена анализу повседневной жизни отечественной провинциальной интеллигенции 1920-х гг. на материалах Ставрополья и Северного Кавказа. Уделено значительное внимание роли интеллигенции в восстановлении региона после гражданской войны, в развитии образования. Показаны
причины взаимодействия власти и интеллигенции. На основе данных архивов представлено формирование сущностных черт интеллектуальной элиты новой советской эпохи.
Ключевые слова: интеллигенция, идентичность, повседневность, полинациональный регион, образование, вузы, студенчество.
E. N. Strekalova
THE FEATURES OF «SOVETSCOST» IN EVERYDAY LIFE OF INTELLIGENTSIA IN STAVROPOL REGION AT THE BEGINNING OF THE 1920-s
The article is devoted to the analysis of everyday life of Russian provincial intelligentsia in the 1920-s. It is based on materials of Stavropol region and the North Caucasus. The significant attention is paid to the role of intelligentsia in restoration of the region after Civil war and in the development of educational system. The reasons
Дискуссионная и сложнейшая история России ХХ столетия, ее советский этап находятся в стадии активной научной разработки. Региональные исследователи активно разрабатывают локальные особенности в контексте полинациональной специфики региона [2 , с. 12-18]. Советская идентичность и ее отражение в повседневности занимают значимое место среди дискуссионных проблем междисциплинарного пространства гуманитарных наук [1; 17]. Актуальность поставленной темы усиливает важнейшая социокультурная роль интеллигенции в обществе. Культурный диалог поколений, формирование и поддержание идентичности в обществе, сохранение исторической памяти во многом осуществляются благодаря интеллигенции. Однако в ряде работ об интеллигенции Северного Кавказа в силу идеологической обусловленности, замкнутости отечественной науки на ее советском этапе, вообще не ставился вопрос о специфике повседневной практики интеллектуальной элиты региона на различных этапах ХХ века [16; 27]. Между тем, история повседневности сегодня занимает часть центрально-
for interaction of authorities and intelligentsia are examined. The analysis of formation of intrinsic features of intellectual elite of a new Soviet epoch is conducted on the basis of archival documents.
Key words: intelligentsia, identity, everyday life, multinational region, education, higher education institutions, students.
го плана в современной отечественной и мировой историографии [24; 28].
В целом после 1917 г. важное место в большевистском переустройстве занимали проблемы формировании «нового человека», единой советской общности. Ориентация на «мировую революцию» приумножила значимость идеи воспитания нового человека «социалистической формации», наделенного наднациональными чертами и ценностями. Уже в принятой на третьем съезде советов в январе 1918 г. «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа» говорилось об этих планах. Позднее, вошедшие в первую советскую Конституцию 1918 г. задачи «...установления социалистической организации всего общества и победе социализма во всех странах» также говорили о новом обществе [18]. В перспективе, единая мировая социалистическая республика должна была объединять различные народы. В этом процессе особое место отводилось роли интеллектуальной элиты. Интеллигенция должна была стать и носителем и распространителем советских наднациональных черт, основанных на марксистской иде-
ологии. В связи с этим, становится понятым выражение одного из видных советских теоретиков Н. И. Бухарина который заявил: «мы будем... штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике» [3, с. 84].
Образованная часть старой России переживала время, подвергавшее под сомнение само существование интеллигенции, как условной части «эксплуататоров». Новое время четко маркировало негативное отношение к социальным группам прежнего царского общества. Смысловая нагрузка понятия «интеллигенция» становится отрицательной после революции 1917 г. Интеллигенцию называют «буржуазной, гнилой, враждебной, продажной», тем самым характеризуя ее принадлежность к бывшим верхам общества, против которых боролась революция [15; 26].
Антиинтеллигентские настроения в Ставрополе проявились по сообщениям газеты «Северо-Кавказское слово» уже на общегубернском Народном собрании, открывшимся 31 декабря 1917 г. и передавшем власть в губернии в руки советов. Газета писала, что «массою крестьян и солдат была обнаружена ужасная неприязнь, если не сказать ненависть к интеллигенции. Мотивировка была самая простая - «буржуа». «Больно и обидно за многострадальную русскую интеллигенцию» продолжал журналист газеты [23, с. 2].
Подобные настроения в обществе поддерживали и сообщения о саботаже интеллигенции, учительской, земской. Исполком советов в губернии осуждал образованную часть общества, выражал уверенность в том, что выступая против большевиков, они подрывают советы и революцию. Газета «Власть труда», провозглашенная официальным органом Исполкома Совета крестьянских, рабочих, солдатских депутатов Ставропольской губернии уже в апреле 1918 г. признавала, что советская власть смешалась с партийной властью, большевики занимают ведущее место в советах и интеллигенция как самостоятельная сила не получила представительство в советах. Именно это обстоятельство, по мнению редактора газеты социалиста А. Г. Троицкого, порождало возможность сравнения интеллигенции с «бывшими», с «буржуями» [25, с. 1].
В связи с этим, гражданская война и утверждение большевистской однопартийной диктатуры способствовали бегству многих представителей российской образованной
элиты в Европу и на окраины страны, в том числе и на Северный Кавказ. Ставрополье и казачья Кубань стала прибежищем многих представителей интеллигенции в период революции и гражданской войны. Интеллигенция активно включилась в созидательную работу по восстановлению экономики региона, развитию образования. Кубанский политехнический институт - одно из первых высших учебных заведений Северного Кавказа, возникших после революции, во многом обязан своим возникновением группе профессоров и инженеров, приехавших в Екатеринодар из Петербурга и Москвы [19, с. 11].
Осенью 1919 г. в период наиболее тяжелых боев с армией ВСЮР А. И. Деникина в г. Ставрополе был открыт Ставропольский губернский сельскохозяйственный институт. Его созданию также поспособствовала бежавшая из центра интеллигенция. Было создано Ставропольское общество содействия распространению сельскохозяйственного, технического, экономического знания на Северном Кавказе. В состав группы интеллигенции, занимающейся созданием вуза, входили представители губернского земства и городского управления возрожденного при белых - А. А. Карелин, А. А. Календарь, Р. Р. Глиндзич, профессор М. А. Шапошников. Входил в него и один из основателей Ставропольского краеведческого музея - Г. К. Праве. На должность ректора избрали профессора В. А. Савича. После поражения белых армий вуз сохранился и был признан советской властью [5, л. 3-19].
Многие представители интеллигенции идентифицировали себя со страной и народом, переживающим нелегкие испытания. В итоге, и революция и гражданская война не помешали, подавляющему большинство интеллектуалов, в силу своего «жертвенного» отношения к стране и к народу, смирилось с властью и приступить к возрождению страны. Поразительно как редактор Ставропольской газеты «Власть труда» социалист А. Г. Троицкий еще весной 1918 г. пророчески высказал уверенность, что образованные люди, интеллектуалы, специалисты, «все здоровые элементы страны, не отравленные ядом войны и партийности,. не откажутся служить и работать на пользу народу, в момент величайшей психологической, хозяйственной разрухи после войны» [21, с. 2].
Многие проявляли инициативу, еще в конце декабря 1917 г. возник Совет обсле-
дования и изучения Кубанского края, переименованный после официального признания в Научно-исследовательский институт. В 1921 г. Научно-технические комитеты, с привлечением дореволюционной интеллигенции открылись в Новочеркасске, Ставрополе, Краснодаре, Владикавказе и Пятигорске [14, л. 1-3].
После гражданской войны, на Ставрополье в феврале - марте 1920 г. интеллигенция, связанная с образовательной системой ощутила черты «советскости» одна из первых. Так, уже на втором заседании губернского отдела народного образования (Губотнаробр) от 14 марта 1920 г. обсуждали вопрос о преподавании «Закона Божьего» в учебных заведениях. Протокол оповещал о сохранении его преподавания для желающих его изучать до особого распоряжения, но за их счет. Этот протокол разрешал также, по желанию учащихся совершать молитвы перед началом и окончанием учения. Очевидно, что заведующая губернским отделом народного образования в этот период (Губотнаробра) М.К. Вальяно, судя по занимаемой должности и докладам на предмет политграмоты, прекрасно знала о Декрете об отделении церкви от школы. Тем не менее, не признавала за собой и отделом народного образования право окончательно и второпях разрушать основы религиозности, традиционные для школьного курса в царское время. В школах «временно, до особого распоряжения» сохранялись предметы религиозного почитания всех вероисповеданий. Более того, разрешались Богослужения в домовых церквях 1-й и 2-ой Советских школ г. Ставрополя до конца Пасхи [5, л.10].
В это время уже наблюдается более ощутимое советское регламентирование повседневности. Об этом свидетельствуют два похожих заявления от 24 мая 1920 г. сотрудников школьного подотдела Губотнаробраза З. Фламана и С. Жежелина о том, что они участвовали в гражданских похоронах жертв белого террора и это могут подтвердить другие сотрудники отдела. Само действие было настолько важным для ревкома, что существовали списки участников шествия, в которых они должны были расписаться [13, л. 4-5]. Обязанность участвовать в праздниках в пространстве формируемой советской культуры, как известно, была и ритуалом и подтверждением благонадежности. Политическая подоплека очевидна. Не случайно исследователи
ритуала в советской культуре подметили семантическую связь митингов и демонстраций с партийными собраниями [1, с. 368-372]. Участие в митинге было доказательством единства с новой властью, в связи с чем отсутствие на нем вполне могло расцениваться как скрытая форма сопротивления.
Цели заявлений становятся более наглядными, когда читаешь о подозрении на «умышленный саботаж учителей» от 29 июля 1920г., призывам ревкома к чисткам учительского состава и к усиленному марксистскому политпросвещению новых учителей на педагогических курсах [9, л. 14]. Подозрения, очевидно, были небеспочвенны. Действительно, учителя в Ставропольской губернии после 1917 г., как и во многих регионах страны разделились по отношению к советской власти, и лишь часть интеллигенции поддержала ее [21, л. 1]. В связи с этим, не случайно открытие Медвежинского уездного учительского съезда от 30 апреля 1920 г. сопровождалось выступлением заведующего уездным отделом народного образования Н. И. Нарожного со словами надежды, что «интеллигенция не будут на стороне врагов народа, а станет авангардом в борьбе с невежеством и народной темнотой» [10, л. 2].
Время гражданской войны заставило многих представителей интеллигенции, как и всему народу, из двух зол выбрать меньшее и многие шли на сотрудничество с советской властью. Так, в губернский отдел народного образования входили видные представители интеллигенции города, многие из которых десятки лет работал в школах и иных культурно-просветительных учреждениях Ставрополя. И. К. Савельев, А. Н. Смирнов, П. И. Ястребов много лет с 1912 г. преподавали в Ставропольском учительском институте. После завершения гражданской войны и установления советской власти в г. Ставрополе в январе 1920 г. работали учителями в советских школе 2-й и 3-й ступени. П. И. Ястребов кроме того до революции возглавлял учительский институт, а теперь стал рядовым учителем. Б. К. Крамаренко заведовал школьным подотделом высшего губернского органа в области образования и был председателем школьного совета Александровской и Ольгинской гимназий, ставших школами 2-ой ступени по советской образовательной реформе. В. А. Васильев совмещал руководство секцией
изобразительного искусства в Губотнаробре и работу в оркестре 1-ого советского театра [11, л. 45-46].
Известный специалист музейного дела в регионе Г. К. Праве возглавлял музейную секцию губернского отдела народного образования и созданный им музей [1 1, л. 47-48]. Все четырнадцать сотрудников были совместителями, и председатель губернского отдела народного образования М. К. Вальяно обращалась с просьбой в отдел труда и соцо-беспечения об утверждении их в должностях, даже при совмещении. В противном случае работа Губотнаробра, школ и органов культуры, где работали указанные лица, была бы парализована. Последнее слово показывает важнейшую роль интеллектуальной элиты в становлении советского общественно-политического устройства в регионе после гражданской войны.
Созидательная работа по реформированию системы образования, расширению сети школ и других учебных заведений, учреждений культуры заставляла власть ставить прошлое представителей интеллигенции, их социальное происхождение на второй план. Глава правительства В. И. Ленин уже в середине 1918 г. говорил о необходимости «экспроприировать» интеллигенцию, «подчинить советской власти», «победить, переделать, переварить, перевоспитать. и учиться», под надзором [20, с. 137]. Именно «учиться» стало особенно актуальным после завершения гражданской войны. Восстановление экономики, преодоление разрухи, повышение общекультурного уровня, формирование «нового человека» - все требовало интеллектуального труда. В провинции катастрофически не хватало специалистов и на их социальное происхождение в первой половине 20-х гг. закрывали глаза.
Очень характерно как в июне 1920 г. в г. Ставрополе военным комиссаром был отпущен из-под ареста учитель Н. А. Костин, бывший дореволюционный чиновник. Ходатайствующие о нем партработники писали в прошении о его освобождении: арест учителя по русскому языку «приостановил на неопределенное время» работу педагогических курсов. Это наносит вред всему «нарождающемуся крестьянскому учительству» [6, с. 4].
Интеллектуалы включились в реформирование системы образования города
Ставрополя. Среди других учебных заведений из духовных учреждений в советские школы были преобразованы мужская семинария, епархиальная женское училище, Иоанно-Ма-риинская церковно-приходская школа [8, с. 4]. Богословские дисциплины исключались из учебных планов, из библиотек изымались книги религиозного содержания, противоречащие атеистической идеологии советской власти. Во всем остальном, по программе общеобразовательных дисциплин, школы сравнились с единой трудовой школой. Преподаватели общеобразовательных дисциплин бывших духовных учебных заведений принимались на службу в новые советские школы. На них ложилась тяжесть преобразовательного процесса.
Между тем, учителей не доставало для полноценной организации работы школ, пунктов ликбеза и эту проблему решали всевозможными краткосрочными и более длительными учебными курсами. На недостаток учителей жаловались и уезды. В с. Медвежьем, например, первая попытка решить проблему созданием краткосрочных политико-просветительских и общеобразовательных уч ительских курсов относится к августу 1920 г. Постоянно сталкиваясь с проблемой поиска кадров для школьного, дошкольного и внешкольного образовательных процессов уездный отдел народного образования организовал и трехгодичные, постоянные педагогические курсы в с. Песчаннокопском. Летом 1920 г. в Ставрополе были организованы курсы по педагогическому образованию, на которых проходили подготовку 150 человек со всей губернии. Бывшая Иоанно-Мариинская церковно-приходская школа была преобразована в учительскую семинарию 2-й ступени для подготовки учителей для первой ступени советской школы [9; 10].
Кроме того, для решения «учительской проблемы» ставропольский учительский институт 6 мая 1920 г. был причислен к учебным заведениям третьей ступени, то есть к высшим учебным заведениям [11, с. 26]. Следовательно, архивные данные свидетельствуют о форсированном способе решения проблемы образования и пополнения учительских кадров. Это отразилось и на коротких сроках обучения и на сокращенных программах педагогических курсов, которые предусматривали в первую очередь политическое просвещение
уже имеющих образование в той или иной мере лиц.
Власти не строили иллюзий по поводу качества подготовки таких «ускоренных специалистов». Ставя задачу решить ускоренными темпами проблему культурных преобразований, повышения образовательного уровня населения, строители нового общества понимали неизбежность определенных потерь. В частности, в одном из своих выступлений нарком просвещения А. В. Луначарский образно выразил это следующим образом. Если мы (большевики) будем ждать, пока нормальным образом будут проходить через низовые школы новые студенты и превратятся в новую интеллигенцию «солнце взойдет тогда, когда роса выест нам глаза» [22, л. 37]. Иначе говоря, заря нового дня, нового времени с высоким уровнем культуры населения никогда не наступит, или, по крайней мере, ее не увидят реформаторы-современники.
Интеллигенция в таких условиях, тем не менее, стремилась к качественной работе, качественному обучению путем добросовестного отношения к учебному процессу, сохранению книг и пополнению библиотечных коллекций. Поразительно, что в это переходное время предпринимаются действия к охране архивного наследия. Наблюдается активная позиция интеллигенции по сохранению и преобразованию культуры провинциального города. В тяжелых условиях послевоенного времени интеллигенция мечтала о возможности продолжать свою работу на пользу своего народа в «сносных условиях». В частности,глава школьного подотдела Б. К. Крамаренко у которого в квартире отсутствовало электричество просил выдать ему керосина «для возможности разрабатывать после работы по вечерам занятия». Учитель В. Н. Россиков просил защитить от реквизиции «рабочее имущество»: письменный стол и шкаф с книгами по специальности [4; 12]. Удивительно, как в этих людях, живших сто лет назад можно узнать себя, также сидящего по ночам за лекциями.
В целом, интеллигенция Северного Кавказа и Ставрополя в 1920 г., как и провинциальная интеллигенция по всей России после окончания гражданской войны, включилась в созидательную работу. Сотрудничество интеллигенции и власти строилось на взаим-
ной прагматической заинтересованности. Со стороны власти оно определялось прагматической потребностью в специалистах, в интеллектуальном труде для реформирования системы образования, культуры, восстановлению промышленности. Интеллигенция надеялась на глубокие преобразования на пользу народа со стороны советской власти и постепенное смягчение политического режима.
Любопытный документ отражает настроения провинциальной рядовой интеллигенции - это заявление в Ставропольский губернский отдел народного образования от 29 апреля 1920 г. техника 5 участка Армави-ро-Туапсинской железной дороги 29 летнего Ивана Андреевич Акулова. Окончивший Владикавказское Техническое училище, семейный техник писал, что хочет быть народным учителем. Просил дать возможность работать на этом поприще, изъявлял желание пройти подготовку на курсах учителей. Просил назначить народным учителем «в деревню и только в деревню, где нескончаемый край работы и где я действительно могу принести пользу революции и человечеству». В этом он видел реальную пользу, которую от интеллигенции можно принести на поприще просвещения и «пробуждения деревни ото сна» [12, л.15]. Боль за родную страну, понимание ответственности за народ и ответственная гражданская позиция прослеживается в его словах.
Представляется, что в это время складывалось одно из психологических качеств советской интеллигенции. Оно заключалось в принятии условий со стороны власти и подчинение этим условиям. Пережитая гражданская война, методы подавления, чрезвычайщины, искоренения свободомыслия и насаждение социалистической идеологии способствовали формированию качества, характерного для новой советской интеллигенции, заключающейся в подчинении, послушании. Возможно, это было внешнее, показное послушание, используемое в целях самосохранения. Однако многим пришлось освоить марксистскую идеологию, чтобы обеспечить себе психологически приемлемую нишу в советской системе. Практика взаимоотношений власти и интеллектуалов нашла отражение в повседневности начала 1920-х гг.
Литература
1. Барбашин М. Ю. Советская идентичность в этносоциальном пространстве: институциональные особенности // Политика и общество. - 2013. - № 3.
2. Булыгина Т. А., Романов В. В. Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на Ставрополье и Тереке в 1920-е годы // Гуманитарные и юридические исследования. - 2014. - № 1.
3. Бухарин Н. И. Революция и культура. - М.: Фонд Бухарина, 1993.
4. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. Р.-89, Оп. 1. Д.2.
5. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.2.
6. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.6.
7. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д. 10.
8. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.14.
9. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.15.
10. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.16.
11. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д.21.
12. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д. 46.
13. ГАСК.Ф.Р.-164. Оп.1. Д. 48.
14. Государственный архив Ростовской области. Ф. Р.-1019, Оп. 1, Д. 728.
15. К вопросу о положении специалистов и об отношении к ним // Инженерный труд. - 1925. - № 4.
16. Каймаразов Г. Ш. Формирование социалистической интеллигенции на Северном Кавказе. -М.: Наука, 1988.
17. Колоницкий Б. И. Идентификации российской интеллигенции и интеллигентофобия (конец XIX - начало XX вв.) // Интеллигенция в истории. Образованный человек в представлениях и социальной действительности. - М.: ИВИ РАН, 2001.
18. Конституция РСФСР 1918 г. // Кукушкин Ю. С., Чистяков О. И. Очерк истории советской конституции. - М.: Политиздат,1987.
19. Куценко И .Я. Куб. ГТУ. Кубанский Государственный технологический университет. История и современность. - Краснодар: КубГТУ, 1999.
20. Ленин В. И. Очередные задачи Советской власти. // Полное собрание сочинении. - М.: Госполитиздат, 1962. Т. 36.
21. О заседании городской думы // Власть труда. - 1918. - № 2. - 5 апреля.
22. Российский государственный архив социально-политической информации. Ф. 142. Оп. 1. Д. 188.
23. Северокавказское слово. - 1917. - № 846. - 31 декабря.
24. Сенявский А. С. Повседневность как предмет исторического исследования: теоретико-методологические проблемы. // Повседневный мир советского человека в 1920-1940-х гг. - Ро-стов-н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2009.
25. Советы // Власть труда. - 1918. - № 1. - 4 апреля.
26. Что такое «спец» // Инженерный труд. - 1925. - № 2.
27. Хачиров А. О формировании осетинской интеллигенции. - Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1964.
28. Штомпка П. В фокусе внимания повседневная жизнь. Новый поворот в социологии // Социологические исследования. - 2009. - № 8.
