CC BY
154
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2014. №2(36)
УДК 82.09
ЧЕРТЫ НЕОБАРОККО В РОМАНЕ ЮРИЯ БУЙДЫ «СИНЯЯ КРОВЬ»
© Т.Г.Прохорова, А.М.Пелымская
В статье на материале романа Ю.Буйды «Синяя кровь» выявляются необарочные тенденции, исследуются такие особенности авторского мировосприятия и стиля как мифологизация реальности, уподобление мира театру, фрагментарность, перенос акцента с целого на деталь, антиномичность образов.
Ключевые слова: необарокко, мифологизация, театрализация реальности, фрагментарность, ан-тиномичность.
В отечественной науке необарокко в основном рассматривается как одно из течений постмодернизма. Между тем необарочные тенденции проявляют себя не только в рамках постмодерна. Например, их можно наблюдать и в Серебряном веке, и в 1920-е годы. Н.Т.Пахсарьян справедливо заметила, что существует «перекличка художественного мировидения "катастрофического" 20 века с мироощущением людей бурного 17 века - начала Нового времени, в котором наш современник легче узнает себя, чем в искусстве и литературе более ранних этапов» [1: 70]. Барокко, по словам того же исследователя, «вырастает на почве острого внутреннего переживания внешних катаклизмов, переосмысления прежней картины мира, переоценки человеческих возможностей, привычных идей и ценностей» [1: 70]. Соответственно, активизация необарочных тенденций происходит периодически, в моменты кризиса, когда реальность утрачивает целостность, хаотизируется и возникает потребность этому хаосу что-то противопоставить.
М.Липовецкий, впервые применивший данный термин по отношению к русскому постмодернизму, выделяет такие приметы необарокко, как культивирование авторского мифа, ремифо-логизация культурных руин и фрагментов, «настойчивая эстетизация всего, на что падает взгляд» [2]. Представителями этого течения исследователь считает таких разных по своей творческой индивидуальности писателей, как Василий Аксенов, Юз Алешковский, Андрей Битов, Саша Соколов, Татьяна Толстая, Владимир Шаров, Владимир Маканин, Людмила Петрушев-ская, Виктор Ерофеев, Михаил Берг, Андрей Левкин, Анатолий Королев, Валерий Залотуха и др. [см.: 3: 477]. Странно, что в этом большом перечне необарочных авторов отсутствует Юрий Буйда, в то время как в его прозе ярко проявляют себя все названные выше черты. Стремление восполнить данный пробел и побудило нас обратиться к прозе этого писателя.
Творчество Ю.Буйды в критике рассматривают то в русле магического реализма, то гротескного натурализма, то постмодернизма. Его произведения, действительно, трудно вместить в какие-то определенные эстетические рамки. И все же мы полагаем, что именно «необарочный ключ» поможет нам раскрыть своеобразие художественного мира этого писателя. Обратимся к анализу его романа «Синяя кровь» (2011), ставшего заметным явлением в современном литературном процессе и получившего немало положительных откликов в критике. Так, А.Татаринов высказал справедливую мысль о том, что «Юрий Буйда написал роман о человеке модерна, о его обреченности, сокровенной пустоте и умении извлекать эстетический смысл из своего непридуманного отчаяния» [4]. Д.Бавильский, называя роман «Синяя кровь» «гимном литературной одержимости и писательскому одиночеству», утверждает, что главную героиню - актрису Иду Змойро - автор «писал с себя. Хотя бы и во флоберовском смысле» [5]. И.Савельев рассматривает роман «Синяя кровь» как этапный в творчестве Ю.Буйды, поскольку здесь писатель достигает той цельности, которой не хватало его произведениям периода «нулевых» [6]. К этому стоит добавить, что этапное значение романа «Синяя кровь» проявляется и через концентрацию в нем необарочных тенденций, вообще характерных для творчества этого писателя.
В прозе Ю.Буйды барочность проявляет себя прежде всего на уровне мифологичности картины мира. В романе «Синяя кровь» в основу мифа положено представление о мире как о бесконечном театральном действе. При этом театр становится фундаментальной категорией бытия, определяющей как духовную, так и бытовую стороны жизни его персонажей. Для главной героини романа Иды Змойро он с течением времени из способа реализации актерского таланта вырастает до способа восприятия мира. Кроме того, игра представляет для героини единственную воз-
можность выжить в условиях уже не придуманной трагедии.
Прототипом Иды Змойро является актриса советского кино Валентина Караваева, основные этапы жизни которой полностью совпадают с историей вымышленной героини романа: отъезд из провинции в Москву, дебют в фильме «Машенька», всенародная слава, автокатастрофа, изувечившая ее лицо, блестящая роль Нины Заречной в «Чайке», брак с английским атташе, возвращение на родину и многолетняя опала. Но Буйда пишет не биографический роман, он создает мифологизированную реальность, в которой граница между достоверным и фантастическим, сказочным и историческим размыта.
Город Чудов, наполнивший жизнь Иды Змойро уникальным материалом и по сути пробудивший в ней талант актрисы, представлен в романе «Синяя кровь» как искусно продуманная во множестве причудливых деталей декорация. Центр этой сцены обозначен колодцем, через который можно было попасть в ад, и церковью Воскресения Господня, «под сводами которой всегда трещал мороз». Тут же находилась аптека с заспиртованными карликами в витрине, «трансформатор - памятник Пушкину с фонарем в вытянутой руке <...> и где-то там, за больницей, в колышущейся влажной мгле, угадывалась крыша крематория с медным ангелом на высокой дымовой трубе» [7: 7]. В Чудове имелась и своя Африка - «четырехсотлетнее обшарпанное здание, принадлежавшее «какому-то Африкану Петровскому», и своя «Индия» - пароход «Хайдарабад», названный в честь индийского города, из которого, по легенде, привозились волшебные товары.
Мифологизм становится неотъемлемой особенностью не только топографии и истории Чудова, но и психологии его жителей, что порождает уникальную картину абсурдистской образности. Вот, к примеру, как представлено в романе «знание» жителей города:
«Знали, что у жены доктора Жереха свиной хвост. Что аптекарь Сиверс делает себе клизму с водкой. Что священник отец Дмитрий Охотников боится пауков. Что хозяйка ресторана Малина подмешивает в самогон куриный помет. Что директриса школы Цикута Львовна во сне ругается, как пьяный сапожник. Что Анна Ахматова никогда не писала стихов, потому что всю жизнь торговала селедкой в Каменных Корпусах. Что Гитлер - незаконный брат Сталина. Что водку делают из бензина. Что русалки не курят. Что солнце встает на востоке, а садится где надо» [7: 15].
Среди немногочисленных развлечений горожан - «Рождество, Пасха, Троица, годовщина
Октябрьской революции, свадьбы да похороны» - выделялось событие похода в фотоателье, превращавшееся в театральную постановку. Это действо хотя бы на миг превращало каждого жителя Чудова в актера, дарило ощущение «минуты славы». Именно с фотоателье началось актерское восхождение Иды Змойро: она позировала в артистических позах для фото, которые отправляла Сталину в Кремль, и верила, что ее талант будет замечен. Это была ее первая сцена, где она училась навыкам актерской пластики и азам искусства работы с гримом.
В Чудове именно фотосъемкой отмерялась жизнь горожан, только фото заверяло факт рождения и смерти человека. В однообразном течении жизни провинциального городка поход в фотоателье был чуть ли не единственным способом самовыражения. Так, «сумасшедшая старуха Слесарева оживлялась только в том случае, если ей предлагали сфотографироваться. На многочисленных снимках она держит в руке яблоко, бокал с вином или веточку цветущей вишни <...>). Однажды, когда под рукой не оказалось ничего подходящего, она вытащила изо рта вставную челюсть и приказала запечатлеть ее с этой челюстью в руке» [7: 215-216].
Трагикомические жители Чудова являются законными обитателями места, куда, по легенде, основатели города - братья-палачи «привезли с собой множество уродов — хромых, горбатых, слепых, проституток и юродивых, чтобы спасти их от позора и голодной смерти, а также способствовать их возрождению к новой жизни» [7: 72].
Разумеется, на фоне этого «парада уродов», словно сошедших с картин Босха, Ида Змойро резко выделялась. Неудивительно, что жители города так и не смогли ее жизнь «сложить, как пазл». Мир, который изображает Буйда в своем романе, лишен целостности. Чтобы подчеркнуть это, писатель использует барочный принцип фрагментарной эстетики, что проявляется даже при создании портрета Иды Змойро:
«Гордо вскинутый подбородок, твердый взгляд, ясный ум. Никогда не ходила в общественную баню - предпочитала мыться дома, из кувшина. И ни разу не присоединилась к женщинам в четверг на Страстной, когда на рассвете они плескались в ледяной воде у Чистого берега, чтобы перед Пасхой смыть с себя грехи. <. > Она никогда не спрашивала служителя крематория, сколько вышло пепла после сожжения усопшего <. > молча забирала урну с прахом и уходила домой, не оборачиваясь, - прямая, как выстрел, взгляд свысока. Ни вздоха, ни слезинки» [7: 16].
Каждый значимый этап в судьбе главной героини отмечен в романе определенной вещной деталью, которая в итоге становится своеобразным экспонатом в музее жизненного пути Иды Змойро. Словно бусины, которые по одной нанизываются на нитку и собираются в завершенное украшение, вещи Иды выполняют сюжетообра-зующую функцию. Характерный для необарокко перенос с целого на деталь, приводящий к бесконечному нанизыванию деталей, ярко демонстрирует и финальная сцена романа:
«Вот и вся история. Слова закончились - остались воспоминания и вещи. Богемский талер. Банка с заспиртованным свиным сердцем. Лимонные чулки с инкрустацией "шантильи". Сушеная заячья лапка. Два ружейных папковых патрона. Пачка шеллачных и виниловых грампластинок. Мешочек с уклеечным жемчугом. Крошечный колокольчик с рубахи прокаженного. Чаячье перышко. Африканские часы. Платья -гридеперлевое, бистровое, тициановое, камело-пардовое, пюсовое, вердепешевое, циановое, шамуа, шафрановое <. > Грязная фотография, которую перед смертью отдал Иде Забей Иваныч <...> Шляпки, много шляпок. Коробки с кинопленкой <.> Простокваша с горошинкой черного перца» [7: 317].
Фрагментарна и сама композиция романа, которая складывается из обрывков воспоминаний племянника Иды Змойро Алеши Пятницкого. Экспрессивно очерченный ассоциативный ряд впечатлений, запахов, цветов, позволяет передать образ жизни актрисы:
«Красный снег. Стеклянное золото закатов. Черное пятно судьбы. Запах ромашки в беседке на берегу Эйвона. <...> Синяя кровь. <...> Волшебный гнусавый голос. Наконец бог - и бог тоже, тоже, бог любви и печали, бог памяти, бог лиловый и золотой.» [7: 317].
Необарочность проявляется в романе и через эстетику повторения, которая приводит к наращиванию новых смыслов за счет дублирования одних и тех же элементов. Так, мотив рока, неотвратимости присутствия зла в мире рефреном звучит в строчках из шекспировского «Гамлета»: «Но кто бы видел жалкую царицу, Бегущую босой в слепых слезах, Грозящих пламени; лоскут накинут На венценосное чело.». Вначале Ида Змойро вспоминает, как их повторяла после освобождения из лагеря актриса Серафима Биргер - ее подруга и учитель, выражая таким образом оценку своей жизни. Затем они звучат в момент крушения надежд Иды на личное счастье с Арно Эркелем, и в последний раз эти шекспировские строки появляются в размышлении Пятницкого о судьбе Иды, претерпевшей множество потерь.
Повторение шекспировских строк о «жалкой царице» позволяет не только ввести мотив судьбы, но и акцентировать одну из ключевых тем романа - «человек и тоталитарное государство». При этом человек предстает и как жертва абсурдной реальности, и, если воспользоваться известным барочным образом Паскаля, не просто как тростник, но «тростник мыслящий». Так, в женском лагере в северном Казахстане, где отбывала свой срок Серафима Биргер, смерть Сталина была отмечена постановкой «Гамлета». По мысли автора романа, противостоять бессмысленным в своей жестокости обстоятельствам может только вечная сила искусства, неподвластная ни судьбе, ни року государственного гнева. Отсюда и одно из важнейших значений образа, вынесенного в заглавие романа:
«Синяя <...> кровь - это мастерство, это выдержка, это расчет <...> Синяя кровь - это Страшный суд художника над собой <...> Вдохновение без мастерства - ничто. Это, наконец, то, что дает художнику власть над зрителем или читателем. <...> Но синяя кровь - холодная кровь, это не только дар, но и проклятие <. >» [7: 108].
Уже в этой цитате, как и во многих других, приведенных выше, выражено то, что А.М.Панченко называет «законом барокко» -«природная» противоречивость, которая проявляет себя и на мировоззренческом, и на стилевом уровнях [8: 183]. В романе «Синяя кровь» анти-номичность становится структурообразующим и стилеобразующим принципом его организации. Приведем в качестве примера эпизод, в котором наглядно видно, как бытие и небытие становятся неразделимы в их ощущении вечности, как реалистическая образность и натурализм деталей лишь усиливают иллюзию фантастичности происходящего:
«Яркое солнце плавилось на недвижной слюдяной поверхности озера, трещали стрекозы, пахло горячей сосновой смолой и пряным аиром, на другом берегу мужики с веселыми криками резали бензопилой вытащенную на берег дохлую корову, кукушка в лесу звала смерть, биение сердца отдавалось в голове, хотелось плакать, была вечная жизнь» [7: 105].
И все же неразделимость жизни и смерти особенно ярко проявляется в романе в сюжете похорон. У Буйды этот ритуал не просто подробнейшим образом описан, он неоднократно повторяется, как бы задавая ритм повествованию. С ним связана ключевая тема произведения - смерть как путь к воскресению. В финале каждого похоронного спектакля, который неизменно разыгрывается в честь умершего, чудовцы ждут
победы бессмертной души. Церемония строится по заданному сценарию, в котором каждый актер выходит на сцену в отведенное ему время:
«Впереди карлик Карл в счастливых ботинках, с древней иконой в руках, за ним старик Четверяго в своих чудовищных сапогах, который вел под уздцы черного коня, тащившего повозку с гробом, а позади провожающие в черном, тянувшие «Вечную память» <...> В гуще черной толпы шла девочка, одетая в белое платьице, с белым платком на голове и белой голубкой в руках <. > Когда же гроб погружался в огонь и над крематорием начинал тягуче петь в свой рожок медный ангел, люди расступались, освобождая место для девочки с белой птицей. Дождавшись тишины, она привставала на цыпочки и высоко поднимала руки, выпуская голубку на волю <...> а голубка тем временем, сделав круг-другой <. >, вылетала в окно и возносилась в небо, опережая черный дым, поднимавшийся над трубой...» [7: 9].
В основе романа лежит детективный сюжет, связанный с исчезновениями девочек-голубок. В свою очередь, этот сюжет продолжает своеобразный диалог белого и черного, заданный самим описанием похорон. Буйда заставляет читателя соотнести два образа - Иды Змойро и Алика Холупьева, который после освобождения из лагеря, куда он еще ребенком попал вместе с матерью по воле собственного отца, стал работать в чудовском фотоателье. Писатель позволяет заметить видимость родства этих двух героев, что выражается и в деталях биографии (Алик - сын мужа Иды Змойро, генерала Холупьева, погибшего в тюрьме), и через отдельные портретные детали (оба героя предпочитают скрываться под черным пальто и шляпой), и через приверженность к строго установленному образу жизни, и в добровольном принятии своеобразной аскезы -роли «человека-невидимки, замкнувшегося в своем мире». Но главное, что их сближает, это то, что Ида разделяла с Аликом полномочия постановщика двух знаковых событий в жизни чу-довских девочек: исполнение роли голубки на похоронах и фото на память об этом дне. Одно событие не имело смысла без другого.
Но одновременно эти два героя демонстрируют два разных подхода к эстетизации жизни: если Ида, создавшая танцевальный кружок для «голубок», учила их красоте движения, то Алик, напротив, учил их замирать перед камерой. В то время как он был воплощением «тайны, которая находится вне добра и зла», Ида приходит к постижению тайны творчества как пути к жизни вечной. Убийство девочек-голубок становится для Алика способом самоутверждения, Ида же
фактически жертвует собой ради спасения девочек. В романе это выражено через реализацию сказочного сюжета о Спящей Красавице. По легенде, основатели города братья-палачи привезли с собой стеклянный саркофаг со спящей женщиной. Ее чудовцы и стали называть Спящей красавицей. Долгое время она была для горожан воплощением души города. Ида Змойро с детства мечтала об этой роли. В первый раз она сыграла ее перед единственным зрителем - четырнадцатилетним Арно Эркелем, влюбленным в нее, а в последний раз зрителем ее спектакля стал целый город. Чтобы заставить убийцу выйти из тени, Ида невероятным усилием воли и таланта загнала себя в летаргический сон и превратилась в Спящую красавицу. А горожане шли и шли к ней, надеясь на чудо воскрешения. Алик Холупьев становится жертвой этой тонкой психологической ловушки и обнаруживает себя в момент убийства актрисы. В этом противостоянии акцентируется то значение образа «синей крови», которое связано с пониманием актерского мастерства как готовности к личной жертве.
В заключение напомним мысль М.Липовец-кого о том, что необарокко тяготеет к «высокому модернизму» [2]. На наш взгляд, творчество Ю.Буйды, и роман «Синяя кровь» в особенности, служит весомым аргументом в пользу этого высказывания. Метафорическая избыточность и мифологизм, эстетика фрагментарности и анти-номичности, восприятие жизни сквозь призму театра позволяют писателю не просто создать неповторимый художественный мир на грани сказочной фантастики и реальности, но и выразить одну из концептуальных установок русского модернизма - создания жизни по законам искусства, иначе говоря - жизнетворчества.
1. Пахсарьян Н.Т. Барокко // Литературная энциклопедия терминов и понятий. Под ред. А.Н.Николю-кина. - М.: НПК «Интелвак», 2003. - С.70 - 71.
2. Липовецкий М. Концептуализм и необарокко // URL: http://www.ng.ru/kafedra/2000-09-07/3_ postmodern.html (дата обращения 15.05.2014).
3. Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература. 1950-1990-е годы: В 2 т. - Т. 2: 1968 - 1990. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 688 с.
4. Татаринов А. Актер в крематории. // URL: http://www.hrono.ru/proekty/parus/tatar0511 .php (дата обращения 12.05.2014).
5. Бавильский Д. Ида, я тебя знаю. // URL: http://www.chaskor.ru/article/ida_ya_tebya_znayu_2 2710 (дата обращения 10.05.2014).
6. Савельев И. Буйда 2:0 // Вопросы литературы, 2012 - № 4. - // URL: http://magazines.russ.ru/ voplit/2012/4/s9.html (дата обращения 10.05.2014).
7. Буйда Ю.В. Синяя кровь. - М.: Эксмо, 2012. - 8. Панченко А.М. Русская культура в канун Петров-249 с. ских реформ. - Л.: Наука, 1984. - 205 с.
FEATURES OF NEO-BAROQUE IN YURI BUIDA'S NOVEL
«BLUE BLOOD»
T.G.Prokhorova, A.M.Pelimskaya
The paper traces neo-baroque trends in Y.Buida's novel «Blue Blood». The authors analyze such features of the writer's worldview and style as mythologizing of reality, likening the world to a stage, fragmentation, shifting the focus from the whole onto the detail, the antinomy of images.
Key words: neo-baroque, mythologizing, theatralization of reality, antinomy, fragmentation
1. Paxsar'yan N.T. Barokko // Literaturnaya e'ncik-lopediya terminov i ponyatij. Pod red. A.N.Nikolyukina. - M.: NPK «Intelvak», 2003. -S.70 - 71. (In Russian)
2. Lipoveckij M. Konceptualizm i neobarokko // URL: http://www.ng.ru/kafedra/2000-09-07/3_ postmod-ern.html (data obrashheniya 15.05.2014). (In Russian)
3. Lejderman N., Lipoveckij M. Sovremennaya russkaya literatura. 1950-1990- e gody: V 2 t. - T. 2: 1968 -1990. - M.: Izdatel'skij centr «Akademiya», 2003. -688 s. (In Russian)
4. Tatarinov A. Akter v krematorii. // URL: http://www.hrono.ru/proekty/parus/tatar0511 .php (data obrashheniya 12.05.2014).
5. Bavil'skij D. Ida, ya tebya znayu. // URL: http://www.chaskor.ru/article/ida_ya_tebya_znayu_2 2710 (data obrashheniya 10.05.2014). (In Russian)
6. Savel'ev I. Bujda 2:0 // Voprosy literatury, 2012. -№4. - // URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2012/4/ s9.html (data obrashheniya 10.05.2014).
7. Bujda Yu.V. Sinyaya krov'. - M.: E'ksmo, 2012. -249 s. (In Russian)
8. Panchenko A.M. Russkaya kul'tura v kanun Petro-vskix reform. - L.: Nauka, 1984. - 205 c. (In Russian)
Прохорова Татьяна Геннадьевна - доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.
420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: [email protected]
Prokhorova Tatiana Gennadievna - Doctor of Philology, Professor, Department of Russian Literature and Instruction, Kazan (Volga Region) Federal University.
18 Kremlyovskaya Str., Каzan, 420008, Russia E-mail: [email protected]
Пелымская Елена Михайловна - студентка 5 курса Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.
420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: [email protected]
Pelymskaya Elena Michailovna - undergraduate student, Institute of Philology and Intercultural Communication, Kazan (Volga Region) Federal University.
18 Kremlyovskaya Str., Каzan, 420008, Russia E-mail: [email protected]
Поступила в редакцию 20.05.2014
