CC BY
1Черта еврейской оседлости в воспоминаниях иностранцев -
участников Русского похода Наполеона Бонапарта в 1812 году
Дмитрий Захарович Фельдман
Российский государственный архив древних актов, Москва, Россия Кандидат исторических наук, главный специалист
ORCID: 0000-0002-7035-8185 Российский государственный архив древних актов 119435, Россия, Москва, ул. Большая Пироговская, 17 Тел.: +7(495)580-87-23 Е-1гшП: [email protected]
DOI: 10.31168/2658-3356.2024.12
Аннотация. Статья, основанная на мемуарах иностранцев - участников Русского похода императора Наполеона I Бонапарта в 1812 г., посвящена проблеме отражения в эго-текстах факта наличия черты еврейской оседлости как важнейшей составной части «еврейского вопроса» в Российской империи. Поскольку во Франции и завоеванных ею странах Европы еврейское население получило гражданские права и свободы в соответствии с принципом еврейской эмансипации, факт закрепления в законодательстве России запрета на проживание евреев вне территории черты оседлости был отмечен в целом ряде военных мемуаров. В то же время многие авторы, в основном пленные офицеры, приводят примеры нарушения закона о еврейской оседлости, встречая евреев в городах Центральной России.
Ключевые слова: Отечественная война 1812 года, Наполеон Бонапарт, Великая армия, евреи, черта оседлости, Белоруссия, Центральная Россия, военнопленные, мемуары
Ссылка для цитирования: Фельдман Д. З. Черта еврейской оседлости в воспоминаниях иностранцев - участников Русского похода Наполеона Бонапарта в 1812 году // Культура славян и культура евреев: диалог, сходства, различия. 2024: Концепт границы в славянской и еврейской культурной традиции. С. 216-238. Б01: 10.31168/2658-3356.2024.12
Как известно, в 1791 г. именным указом императрицы Екатерины II в Российской империи на законодательном уровне ее новым подданным евреям (иудеям) было запрещено водворяться за пределами Белоруссии, Новороссии и Крыма, а также записываться вне этих регионов в городские сословия. Тем самым было положено начало складыванию так называемой черты постоянной еврейской оседлости, которая окончательно сложилась к 1812 г. в составе 16 губерний Северо-Западного, Западного и Юго-Западного краев Российской империи и стала основой всей внутренней политики государства по еврейскому вопросу на протяжении 125 лет, вплоть до ее отмены Временным правительством в 1917 г. По сути черта оседлости представляла из себя внутреннюю границу для проживания в Российском государстве одного из ее многочисленных народов - «русских евреев», как их именовали в дореволюционной литературе.
Тема функционирования черты еврейской оседлости в отдельные критические периоды российской истории, в частности во время Отечественной войны 1812 года, - как составная часть истории российского еврейства, уже становилась предметом нашего исследования [Фельдман 2016, 51-63]. При этом рассматривались такие проблемы, как особенности бытования черты в этот период, нарушения законодательства о черте оседлости со стороны евреев и последствия этих нарушений, исключения из общих правил для отдельных лиц, которые имели место, и другие вопросы, связанные с проживанием евреев в столичных городах Санкт-Петербурге и Москве. Одним из таких исключений стал длительный переезд вслед за отступавшей русской армией главы белорусской хасидской общины, родоначальника династии цадиков Шнеерсонов, рабби Шнеура Залмана бен Баруха из Ляд (по русским документам - Залмана Боруховича) с семьей и учениками из своей резиденции в Центральную и Юго-Западную Россию [Фельдман 2019, 138]. В то же время вызывает большой интерес тема восприятия существования черты оседлости евреев иностранными участниками военного похода Наполеона I Бонапарта в Россию в 1812 г.: французами, немцами, итальянцами и др.
Известно, что во время Французской революции евреи были уравнены в гражданских правах с остальным населением. Кроме того, до 1789 г. во Франции существовал закон, согласно которому
евреи призывались в армию лишь в чрезвычайных случаях, о чем составлялись договоры между еврейскими общинами и местными властями. Евреи были обязаны выставлять ополчение, снаряженное за свой счет; чаще всего это было пожарное подразделение или части для охраны городских укреплений. Данное ограничение было отменено Французской революцией, по законодательству которой евреям, наряду со всеми французскими гражданами, было вменено в обязанность нести военную службу. Это явилось следствием политики Наполеона по отношению к евреям Франции и всех завоеванных им европейских стран, в которых он декларировал принцип еврейской эмансипации, благодаря чему еврейское население этих стран смотрело на него как на освободителя. Причем нередко иудеям даровались гражданские права даже в тех странах, которые находились в состоянии войны с Францией, чтобы умалить в глазах местных евреев славу Наполеона как их исключительного защитника. Так, в частности, произошло в Пруссии, где в 1811 г. был принят закон о предоставлении евреям равных с остальными гражданами прав (отмененный в 1815 г. почти сразу после окончательного падения Наполеона). В 1806 г. Наполеон объявил о созыве в Париже собрания представителей еврейского населения Франции, Италии, большей части Германии и других завоеванных стран и так называемого Великого Синедриона раввинов и духовных руководителей еврейских общин, целью которых провозглашалось пробуждение у евреев гражданских чувств (которых они были лишены из-за вековых притеснений) и превращение их в полезных граждан путем приведения в соответствие требований их религии с обязанностями французских граждан [Бенбасса 2004, 143-149; Дубнов 2002, 111-123].
Несомненно, что и после Наполеона страны Западной и частично Центральной Европы уже не могли вернуть евреев к прежнему совершенно бесправному положению. Однако такая политика имела и оборотную сторону, приводя к серьезным последствиям. Наполеоновские реформы поставили перед евреями в самой острой форме проблему сохранения своего национального лица и своей национально-культурной самобытности в условиях все возрастающих возможностей участия в гражданской, культурной и политической жизни народов, среди которых они жили. Попытки решения этой проблемы, вызвавшие острые споры и раскол среди евро-
пейского еврейства, оказались в значительной степени тщетными. Евреи, решившие воспользоваться открывшимися благодаря политике Наполеона возможностями, логикой вещей принуждались либо к ассимиляции, либо к такой глубокой реформе иудаизма, которая была связана с утратой большей части национальных традиций, обычаев и духовных ценностей.
Как же воспринимали иностранцы, служившие в рядах наполеоновской Великой армии, сам факт существования в России серьезных ограничений, касающихся мест проживания для евреев? Как они реагировали на примеры нарушения закона о еврейской оседлости? Информацию об этом можно почерпнуть из мемуаров иностранных военных - участников Русской кампании Наполеона Бонапарта 1812 г., тем более, что специально в данном ракурсе указанные эго-тексты в русском переводе к изучению еще не привлекались. Пожалуй, впервые данный источник использовал при написании своей обстоятельной академической монографии об участии евреев в Отечественной войне 1812 года, опубликованной буквально накануне юбилея победы, историк С. М. Гинзбург [Гинзбург 1912]. Анализируя научную деятельность Гинзбурга и его вклад в общерусскую историографию войны 1812 года, современный израильский исследователь В. Лукин особо отметил факт включения в научный оборот мемуарной литературы, авторами которой являются участники похода Великой армии в Россию [Лукин 2012, 50-51].
О существовании черты оседлости евреев или «дозволенных им местностях», как зачастую она упоминается в литературе, в первую очередь сообщают пленные офицеры Великой армии, отправленные на жительство в губернии Центральной России. Они же приводят факты проживания евреев вне черты оседлости (даты в цитируемых мемуарах приводятся как в оригинале, по новому стилю). Попутно стоит заметить, что в иностранных военных мемуарах иудеев в основном именуют - «евреи», но встречаются и такие термины, как «жиды», а также, иногда, - «израильтяне» и «сыны Израиля», которые, скорее всего, не носят откровенно антисемитской окраски; причем все перечисленные термины могут упоминаться в одной и той же работе.
Начать, пожалуй, стоит с фрагментов военных мемуаров Хрис-тофа-Людвига фон Йелина, служившего во время похода в Россию обер-лейтенантом 2-го Вюртембергского линейного пехотного
полка герцога Вильгельма, входившего в состав 25-й пехотной (вюртембергской) дивизии 3-го армейского корпуса под командованием маршала М. Нея. В своих воспоминаниях Йелин упомянул о существовании в Российской империи черты еврейской оседлости, когда пленные перешли «из русской Польши в настоящую Россию» (то есть из Белоруссии в Великороссию), указав на тот населенный пункт, за которым евреям запрещалось постоянное проживание:
20 мая 1813 г. мы прибыли в Местикороб, местечко, где не было уже евреев, так как евреям запрещено жительство в России [Йелин 2003, 192].
По-видимому, плохо знавший русский язык иностранец имел в виду «местечко Короп», в то время небольшой уездный городок на самом востоке Черниговской губернии (бывшего Новгород-Север-ского наместничества, затем Малороссийской губернии), недалеко от границы с Орловской губернией, через которую транспорт с военнопленными двигался в Пензенскую губернию. Как известно, в декабре 1812 г. немецкий офицер был взят в плен в госпитале в Вильно, в апреле 1813 г. отправлен с транспортом пленных Великой армии вглубь страны, в июне прибыл в Пензенскую губернию, а с июля по декабрь того же года находился в плену в Саранске Пензенской губернии.
В декабре 1813 г. пленникам сообщили о принципиальном решении об их освобождении, и в январе 1814 г. в составе большой группы военнопленных Йелин был отправлен на родину. По этому поводу вюртембержец замечает:
28 марта 1814 г. мы переправились через Днепр с опасностью для жизни, так как был ледоход, и прибыли в какой-то еврейский городок. Здесь нам снова пришлось четыре дня ожидать лошадей [Йелин 2003, 197].
Обратный путь Йелина из плена на родину снова пролегал через еврейские города и местечки Белоруссии:
14 апреля (1814 г. - Д. Ф.) рано утром мы уселись в повозку и быстро доехали до городка Снова, миновали его и оста-
новились на ночлег в ближайшей корчме. 15 апреля проехали местечки Столовичи и Полонку вплоть до города Слони-ма, где переночевали и отдыхали следующий день, потому что еврей не соглашался ехать в шабаш [Йелин 2003, 198].
Среди личных документов немецких солдат и офицеров, которые в 1812 г. служили в Великой армии Наполеона, воспоминания вюртембержцев занимают важное место. Еще одним из таких авторов является барон Франц-Юлиус фон Зоден, служивший во время этой военной кампании в чине обер-лейтенанта 4-го Вюртемберг-ского полка линейной пехоты, как и Йелин, в 25-й пехотной дивизии 3-го армейского корпуса. В декабре 1812 г. Зоден, находясь в госпитале в Вильно, попал в русский плен. В апреле следующего года он отправился с транспортом военнопленных из Вильно вглубь России. Вместе с некоторыми другими военнопленными Зо-дену определили на жительство уездный город Саранск, в котором он и пробыл с июля по декабрь 1813 г., а в начале января 1814 г. большой транспорт военнопленных из стран Рейнского союза, в котором был и барон, двинулся в обратный путь.
Интересное сравнение характера и быта евреев и русских крестьян имеется в воспоминаниях этого вюртембергского офицера во время его отправки из Белоруссии в Великороссию, когда 10 мая 1813 г. пленные, среди которых он находился, выступили по дороге на Тамбов и, переправившись через Днепр, «вступили теперь на старорусскую землю и не находили в деревнях более абсолютно ни одного еврея»:
С плутоватым польским евреем мы могли не только объясняться, но он также давал все за деньги. Не так было у русских. Русский крестьянин раболепен, боязлив и недоверчив по отношению к чужеземцу. Хотя мы были бедные невооруженные пленники, они прятали все из страха, что мы заберем и не заплатим. Неопрятность в русских домах превосходит таковую у польских евреев. Телята и свиньи живут мирно с русской семьей в одной комнате; только собакам доступ туда закрыт; даже в сильный мороз их безжалостно выталкивали. Этот злой и невежественный народ покрывает всех пленных именем «французы»; они считают нас за варваров и язычников. Попы обзывают нас чертями
или людьми, которые не имеют никакого представления о Боге [Зоден 2006, 22].
Из уст неприятеля это сравнение, как видим, оказалось явно не в пользу крестьян.
В военных мемуарах иногда можно встретить довольно курьезные случаи, которые происходили с евреями, причем на территории, весьма далекой от губерний черты оседлости. Например, Зо-ден, проживавший во второй половине 1813 г. в Саранске, рассказывая о лечении пленными медиками местных жителей, с юмором сообщил о событии, свидетелем которого он стал. Данный эпизод касался больного еврея, которого ради смеха взялся лечить один пленный офицер, выдав себя за врача:
Очень почитались в России врачи, в чем мы сами могли убедиться. Среди нас находились два молодых лекаря, которые во врачебной науке еще мало были сведущи. Они были завалены работой и, благодаря заработкам, их положение значительно улучшилось. Им поступали выгодные предложения остаться на постоянное жительство в этой округе. Но всегда победу одерживали любовь и привязанность к Отечеству. Один из врачей имел такую же фамилию, что и бывший с нами офицер (полковой хирург Э. Клейн и обер-лейтенант 1-го Вюртембергского егерского батальона Г. фон Клейн. -Д. Ф.). Это обстоятельство однажды привело к случаю, о котором я вкратце расскажу. Как-то вечером мы все вместе в приподнятом настроении, не спеша, пили чай у доброго Зоммера (саранский знакомый Зодена, уроженец Курляндии, учитель народного училища. - Д. Ф.). Внезапно среди нас появился один еврей и спросил доктора. Его не было с нами, но зато был офицер, его однофамилец. Едва еврей высказал свою просьбу, как офицер, выдав себя за врача, вызвался ему помочь. В обществе своего друга он тотчас отправился на квартиру еврея. Мнимый врач превосходно сыграл взятую на себя роль. Он пощупал пульс пациента, осмотрел его язык и вскоре обнаружил причину недомогания еврея -колики. Из-за отсутствия в Саранске аптек мнимый врач прописал больному примочки и горячий чай из ромашки, который он всегда держал при себе для собственных нужд. Оба средства не достигли своей цели, и на другой день боль-
ному стало хуже. Однако через три дня врач получил от еврея гонорар, хотя страдания пациента продолжались вот уже восемь дней. Мнимый врач, ощупав еврею живот, убедился, что здесь нужна быстрая помощь. Шутка готова была закончиться трагически. Еврей не имел резиновой спринцовки для клизмы, и псевдо-врач обещал этот инструмент достать. Но сам пошел за настоящим врачом. Посредством употребления всех средств тому удалось уже через день поставить больного на ноги. Этот обман еврею так и не открыли. А оба врача, как настоящий, так и псевдо-, спокойно разделили между собой положенный за лечение гонорар [Зоден 2006, 24].
Оставляя в стороне комизм ситуации, следует задаться вопросом: как в такой российской глубинке оказался еврей, поскольку в то время, да еще в условиях военной обстановки евреям было запрещено выходить за пределы черты оседлости? Здесь возможны два объяснения. Во-первых, известно, что с началом военных действий, в обстановке всеобщей подозрительности и шпиономании, охватившей российские власти, многих бродяг и нескольких белорусских евреев, находившихся - опять же нелигитимно - в нескольких уездах Московской губернии, где они содержали питейные заведения, по распоряжению главнокомандующего русскими войсками князя М. И. Кутузова отправили в Нижний Новгород, а также в Саратов, откуда они вполне могли перебраться в Саранск. Во-вторых, указанный еврей, в нарушение закона, просто дав взятку некому местному должностному лицу, мог еще раньше продолжительное время находиться в городе по своим коммерческим делам.
О том, что в Пензенской губернии появились товары еврейских торговцев, Зоден сообщил при описании Саранской ярмарки, проходившей в августе 1813 г.:
Ярмарка началась в понедельник. Мы не замедлили ее посетить. Множество повозок, расставленных вблизи базара, поразило нас. Мы робко подошли к главному входу. Едва мы вошли, как нашему взору открылся прекрасный вид <...> Из-за бедности мы покупали немного. Все же, почти ежедневно, мы посещали ярмарку, где нас радовал вид красивых еврейских, арабских и тюркских вещей [Зоден 2006, 25].
Кстати, о проживании в соседней с Саранском Пензе, куда также была отправлена часть военнопленных, сообщает в своих воспоминаниях баварский офицер барон Фридрих-Вильгельм-Карл фон Фуртенбах:
В Пензе, кроме иудеев, можно встретить различные религиозные течения. Есть там лютеранская и реформистская церковь, так как количество немцев в городе и окрестностях значительно [Фуртенбах 2008, 5].
В сентябре 1811 г. он поступил обер-лейтенантом в 5-й Баварский линейный пехотный полк, который во время Русского похода
1812 года входил в состав 20-й пехотной (баварской) дивизии 6-го армейского корпуса под командованием маршала Л. де Гувьона Сен-Сира. Однако в январе 1813 г. Фуртенбах был взят в русский плен за Неманом и переправлен в Могилев, где была сформирована партия из пятидесяти пленных обер-офицеров, по распоряжению санкт-петербургского главнокомандующего генерала от инфантерии С. К. Вязмитинова отправленных через Брянск, Орел и Тамбов на жительство в Пензенскую губернию, куда он прибыл в августе того же года. Он был размещен на жительство и проживал в уездном городе Краснослободске. Но уже в ноябре барон получил известие об освобождении всех баварцев и в следующем месяце отправлен на родину в Баварию.
Несколько интересных наблюдений, содержатся в опубликованных воспоминаниях графа Карла-Антона-Вильгельма фон Веделя. Он почерпнул их во время полугодового - с ноября 1812 по май
1813 года - нахождения в плену в Витебске. Подобно высказываниям предыдущих мемуаристов, Ведель также фиксирует факт существования в России черты оседлости евреев. Немецкий офицер вспоминает, что в составе группы пленных 6 мая они выступили из Витебска по направлению к Вологде, а 18 мая, после третьей переправы через Двину, очутились, как он пишет, «в искони-русской земле»:
Бросалось в глаза полное отсутствие евреев, кишащих в бывших польских городах, но в настоящей России не терпимых [Ведель 1916, 236].
Стоит добавить, что Ведель был уроженцем Восточной Фрисландии, области, расположенной на границе Голландии с германскими землями, а во время наполеоновского похода служил поручиком в 9-м польском легкоконном полку 1-й дивизии легкой кавалерии, находившейся в составе 1-го кавалерийского корпуса под командованием генерала графа Э.-М.-А. Шампьона де Нансути, который принимал участие в сражениях при Островно, Витебске, Смоленске и Бородино.
Мекленбуржец по происхождению Карл-Фридрих-Людвиг-Эмиль фон Зукков также оставил после себя подробные воспоминания о военном походе в Россию в 1812 г. В то время он служил в чине обер-лейтенанта в Вюртембергской гвардии, затем в 4-м линейном пехотном полку, состоявшем в 11-й пехотной дивизии 3-го армейского корпуса маршала М. Нея, и участвовал во многих крупных сражениях этой войны. Немецкий офицер, сообщая о входе в Вильно при отступлении, называет этот город «столицей русской Польши» [Наполеон 2004, 400].
Список германских офицеров, оставивших свои мемуары об участии в Русском походе Наполеона Бонапарта и военной карьере в целом, переведенные на русский язык, был бы неполным без имени Генриха-Августа-Готтлиба фон Фосслера, который находился во время этой кампании в звании лейтенанта в 3-м Вюртемберг-ском конно-егерском полку герцога Людвига, входившем в состав 16-й легкой кавалерийской бригады 2-й легкой кавалерийской дивизии, причисленной ко 2-му Резервному кавалерийскому корпусу под командованием короля Неаполя маршала И. Мюрата. Раненный в Бородинском сражении, Фосслер чудом выжил при катастрофическом отступлении Наполеона из Москвы. В январе 1813 г. ему удалось вернуться в Швабию (Королевство Вюртемберг), где он был произведен в обер-лейтенанты, а затем вновь попал в гущу военных событий. Однако во время службы на саксонском театре военных действий близ Дрездена в апреле того же года Фосслер был захвачен казаками и почти год провел в русском плену в Чернигове в Малороссии, откуда вернулся на родину только в марте 1814 г., хотя официально его плен закончился в ноябре 1813 г., когда Вюретемберг присоединился к антифранцузской коалиции. Все это время швабский офицер вел дневник, на основе которого, а также используя отдельные военно-исторические публикации,
позже написал воспоминания о своих злоключениях. Важно отметить, что как и некоторые другие иностранные мемуаристы, Фос-слер в своем дневнике - причем неоднократно - называет восточные области, входившие в состав Речи Посполитой до ее разделов, включая белорусские и украинские земли, «Русской Польшей», великорусские же земли он именует «Старой Россией» [Фосслер 2017, 105, 109, 193, 196, 201, 202].
Любопытное наблюдение, касающееся мест проживания еврейского населения, имеется в мемуарах итальянского офицера Цезаря (Чезаре) Ложье де Беллекура, находившегося тогда в Оршанском уезде Могилевской губернии:
Ляды, 15 августа. <...> Город Ляды, куда мы пришли, пограничный город Польши и, как говорят, последний, где мы видим евреев. Все деревни, через которые мы до сих пор проходили, были заселены евреями, а не поляками. Большинство литовцев всегда бежало при нашем приближении. Напротив того, слишком хитрые и жадные евреи никогда не следовали их примеру. Их скудные и жалкие жилища слишком дороги для них, чтобы они могли решиться их покинуть. <. > Мы часто пользовались их знанием немецкого языка (очевидно, идиша. - Д. Ф.) - они все его знают и пользуются им для торговли - и их проницательностью в понимании нужд тех, кто им хорошо платит, и их ловкостью в добывании для нас часто самых необходимых вещей. Кто знает, будем ли мы иметь таких деятельных помощников, когда дойдем до самой России? [Ложье 2005, 44-45].
Как и Христоф-Людвиг фон Йелин, Цезарь де Ложье называет «Польшей» территорию Белоруссии, а Великороссию воспринимает как «саму Россию».
Несмотря на то что воспоминания участников войны с противоборствующей стороны во многом сходны, к высказываниям иностранных мемуаристов следует сделать необходимые пояснения. Упреки итальянского офицера в том, что евреи не покидали своих домов в отличие, скажем, от русских крестьян, можно объяснить многочисленностью и многодетностью еврейских семей, которым было тяжело скрываться от вражеских войск. Кроме того, не надо забывать, что в России действовали ограничительные законы
о черте оседлости, и евреи не могли уйти с отступающими русскими отрядами даже в соседнюю Смоленскую губернию, хотя в условиях войны такие случаи, скорее всего, происходили. Евреи вынуждены были оставаться в своих селах и местечках, а чтобы выжить в неприятельском окружении - предлагать свои услуги офицерам и солдатам Великой армии: предоставлять им свое жилье, доставать пропитание и пр., то есть в целом проявлять известную предупредительность. Но когда наполеоновская армия потеряла свою былую силу - в период бесславного бегства к границе - начинает проявляться реальное отношение евреев к французам.
Во время войны 1812 года Ложье служил в чине младшего лейтенанта старшим адъютантом при штабе легкоконного полка Итальянской королевской гвардии в составе 4-го армейского корпуса под командованием вице-короля Италии принца Е. де Богарне. Первое же его упоминание о встречах с евреями на пути в Россию относится ко времени перехода через территорию Прусской Силе-зии в конце весны 1812 г.:
Плоцк, 31 мая. Прибыли в Плоцк, расположенный на правом берегу Вислы. Дивизия Пино (Д. Пино, генерал, командир 15-й пехотной (итальянской) дивизии 4-го армейского корпуса. - Д. Ф.) переправилась через Вислу на больших барках во Влоцлавск. Плоцк стоит на холме, омываемом рекой, имеет 3000 жителей, из них добрая треть - евреи [Ложье 2005, 9].
А вот впечатления итальянца от бытовых условий многочисленного еврейского населения Варшавского герцогства, записанные после 24 июня:
Вступили в Польшу, в Великое герцогство Варшавское; перемена страны отчасти резко бросается в глаза. В Пруссии мы встречали хорошо отстроенные, красивые дома, порядок, чистоту и симметрию внутри. Здесь уже самая внешность возбуждает невеселые чувства. Только вступишь на порог какого-нибудь дома, как уж тебя гонит отвратительный запах, несущийся оттуда; внутри такая грязь, что мы тысячу раз предпочтем ночевать под открытым небом. Жители, хотя давно испытывают столь для них тягостные посещения войск,
оказываются, тем не менее, гостеприимными и предупредительными; ушастые грязные евреи являются большею частью нашими новыми хозяевами. Но у нас очень мало времени заниматься ими: мы слишком спешим к Неману [Ложье 2005, 13].
После переправы через Неман, в Трокском уезде Виленской губернии, Ложье записал в свой дневник:
2 июля. .Мы торопливо покидаем деревню, чтобы уступить место следующим за нами войскам, и идем в Жижморы по большой Виленской дороге. Мы находим в этом местечке нескольких евреев, напуганных нашим движением [Ложье 2005, 15].
Об упомянутом выше местечке Ляды видный французский политический деятель, писатель и поэт маркиз Амеде-Давид де Пасторе вспоминает, что во время отступления по территории Белоруссии 17 ноября 1812 г. в этом населенном пункте измотанным и изможденным французам была оказана помощь со стороны местных евреев, которые раньше им не встречались по причине законодательного запрета на проживание вне черты оседлости:
Ляды были для нас как бы убежищем, и одно время казалось, что судьба наша с минуты нашего прибытия несколько улучшилась. Деревня была первой, где мы нашли несколько человек жителей, правда, очень рассеянных, очень перепуганных, но настолько бодрых и рассудительных, чтобы не разбежаться при нашем приходе, ждать нас и предпочесть дурное обращение в течение пяти-шести дней поджогу своих собственных жилищ. Откуда-то вынырнули евреи, а с ними появились все потребности жизни. В России им запрещено жить; но едва мы вступили в дозволенные им местности, как они предстали перед нами, исполненные каким-то особым рвением, а довольно значительные денежные пожертвования побудили их употребить в нашу пользу всю их оживленную торговую деятельность и все средства, которыми они могли располагать [Наполеон 2004, 147].
Во время наполеоновского нашествия Пасторе, несмотря на свой юный возраст (21 год), был назначен гражданским интендан-
том оккупированных территорий Российской империи и также оставил подробные военные воспоминания о событиях той поры. В его обязанности входило управление гражданскими делами на подконтрольных Наполеону землях, в том числе и тыловое обеспечение французской армии - например, в августе-октябре 1812 г. он являлся интендантом Витебской провинции.
Любопытные страницы о нравах и образе жизни евреев содержатся в мемуарах французского полкового врача наполеоновской Императорской (Старой) гвардии Доминика-Пьера де ла Флиза. Вместе со всей армией он испытал все трудности военной кампании, участвовал в сражениях, перенес тяготы трагического отступления к Смоленску и, наконец, узнал, что такое русский плен, а сразу после пленения он был привлечен к выполнению врачебных обязанностей. В ноябре 1812 г. под Красным Флиз получил ранение и был взят в плен русской армией. После выздоровления он не захотел возвращаться во Францию, хотя имел такую возможность. Сначала Флиз проживал в Центральной России, затем, в конце того же года, переехал на Украину, в уездный город Мглин Черниговской губернии, а позднее - в малороссийское местечко Белая Церковь Васильковского уезда, где женился на племяннице генерал-лейтенанта графа В. В. Гудовича, и стал именоваться на русский манер Демьяном Петровичем Флизом. Благодаря протекции генерала, в 1820-х гг. он получает должность старшего врача государственных имуществ Киевской губернии; в 1832 г. получил российское подданство, стал доктором медицины, профессором Императорской Московской медико-хирургической академии, членом ряда медицинских обществ, серьезно занимался этнографией и рисованием. После ухода в отставку в 1858 г. в чине надворного советника последние годы жизни он провел в Нежине Черниговской губернии.
Очевидно, Флиз знал о существовании в России черты еврейской оседлости. Когда 23 августа его часть разместилась в деревне Пнева Слобода Духовщинского уезда Смоленской губернии, французам к десерту «дали кофе с ромом, вероятно, найденным в городе, так как от евреев нельзя было его достать; им воспрещен вход в Россию». При этом мемуарист в подстрочной сноске уточняет: «Сказывают, будто императрица Екатерина II выразилась так: "Я ни за что не допущу в свое государство убийц моего Бога"»
[Флиз 2003, 27]. Простим автору его неточность. Фраза примерно с таким же смыслом прозвучала из уст другой российской императрицы - Елизаветы Петровны, как известно, отличавшейся религиозной нетерпимостью, особенно к иудеям: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли» [ПСЗ 1830, № 8840].
В воспоминаниях участников военного похода в Россию встречаются примеры различных услуг, которые оказали им евреи - торговцы, проводники, санитары и т.п. Так, служивший старшим врачом 3-го Вюртембергского конно-егерского полка принца Людвига, входившего в состав Резервной кавалерии Великой армии, Ген-рих-Ульрих-Людвиг фон Роос, описывая приближение своей части к Москве 14 сентября, когда до города оставалось буквально полчаса пути, сообщает:
Вправо близ дороги ехал по полю Наполеон в сером сюртуке на белом коне; он прибыл сегодня к самой главе авангарда в сопровождении небольшой свиты; с левой стороны его шел длинный польский еврей в своем национальном костюме. Наполеон устремил свои взоры на столицу, лежавшую теперь еще ближе к нам, а еврей делал указания и разъяснения, по-видимому, касавшиеся некоторых пунктов города [Роос 2003, 58].
Во время отступления через Смоленск 11 ноября, как указывает военный врач, среди сожженных и опустошенных домов он встретил евреев - торговцев и маркитантов [Роос 2003, 99]. Данный факт говорит о том, что в этом до недавнего времени пограничном с Великим княжеством Литовским городе в начале XIX в. проживало определенное число евреев. Между тем, именно с запретом на постоянное проживание евреев в Смоленске и Москве были связаны предварительная дискуссия в высших эшелонах власти о положении еврейства на территории Великороссии и последовавший за ней выход в 1791 г. известного екатерининского указа, впервые официально закрепившего существование черты еврейской оседлости [Московское 1996, 170-195; Фельдман 1996, 18-32; Клиер 2000, 132-135; Фельдман 2006, 97-109; Фельдман 2007, 313-331].
Как известно, только спустя полтора десятилетия после окончания Отечественной войны 1812 года распоряжением московского
военного генерал-губернатора князя Д. В. Голицына в самом центре Москвы, в Зарядье, был выделен участок городской земли, разрешенный евреям для временного - не более двух месяцев - проживания. Местом жительства прибывающих в Москву евреев служило так называемое Глебовское подворье - двухэтажное здание казарменного типа с длинным холодным коридором, окаймляющее небольшой двор. Это домовладение ранее принадлежало действительному статскому советнику Глебову, который, согласно завещанию, в 1826 г. пожертвовал свою недвижимость казне, то есть городской управе, с непременным условием, чтобы доходы от аренды помещений дома обращались на благотворительные цели и в первую очередь на содержание Глазной (Глебовской) больницы: сам владелец в конце жизни ослеп [Вермель 2003, 128; Гессен 2003, 348]. Именно здесь, в середине торговых рядов Китай-города, в первой трети XIX в. и зародилась Московская еврейская община.
Однако материалы эпохи наполеоновских войн показывают, что несмотря на существование черты оседлости евреев во внутренней России, и в частности в Москве, еще до образования «московского гетто» сложилось более или менее постоянное еврейское население. Весьма ценным в этом отношении свидетельством являются воспоминания участника похода в Россию, сержанта полка фузеле-ров-гренадеров Императорской гвардии Наполеона Адриена-Жа-на-Батиста-Франсуа Бургоня, сообщившего о факте существования в Москве в 1812 г. целого городского «еврейского квартала». Во время московского пожара в ночь с 15 на 16 сентября он с двумя товарищами шел с места их стоянки по направлению к Кремлю и встретил раввина сгоревшей синагоги, или молитвенного дома, в которой погибла, по словам иудея, «самая святая драгоценность» -священный свиток. Еврей в отчаянии рвал на себе бороду и волосы на голове. Французы спросили, почему он это делает, на что еврей объяснил «по-немецки» (то есть на идише), что ему и еще двоим его знакомым поручили сохранить свиток Торы, который, к несчастью, сгорел. Солдаты начали утешать «сына Израилева» и попросили провести их к Кремлю.
На следующий день к полудню, пытаясь соединиться с полком, Бургонь с сослуживцами в сопровождении проводника-еврея долго бродил по городу и очутился в полностью сгоревшем квартале. Еврей тоже плохо ориентировался в городе и не смог даже опреде-
лить, как выйти к дому губернатора, поскольку пожар уничтожил множество домов и целые улицы. Однако пройдя дальше, путники вышли на какую-то улицу с выгоревшей правой стороной. Увидев это, проводник сразу потерял сознание. После того, как французы влили ему в рот немного алкоголя и смочили голову, еврей пришел в себя и сообщил, что здесь был его дом и вся его семья, видимо, погибла. Солдаты вынуждены были оставить еврея, хотя понимали, что в этом лабиринте без проводника им будет очень тяжело. Лишь через некоторое время - поздней ночью - им удалось выбраться из горящих кварталов, среди которых был и еврейский, на другую улицу, где они увидели множество еврейских семейств и несколько китайцев, а затем достигли Губернаторской площади, где ранее располагалась их часть [Бургонь 2005, 11-14; Улицкий 2006, 28-29; Фельдман 2012, 40-45, 147-148].
Как видно из этого отрывка, еврейское население Москвы несло на себе в полной мере все тяготы и лишения военного времени. В то же время мемуары французского сержанта, впервые опубликованные Еврейским историко-этнографическим обществом в журнале «Еврейская старина» за 1912 г. (вып. I), являются неопровержимым свидетельством факта наличия еврейской колонии (не ставшей пока еще полноценным религиозным обществом) с молельным домом в горящей Москве.
Кроме того, мемуарист зафиксировал тот весьма значимый факт, что евреи содержали почтовые станции не только в регионах своего постоянного проживания, но даже и за территорией черты их оседлости, в одной из внутренних губерний России - Смоленской; правда, это была губерния, смежная с землями Белоруссии. Об этом свидетельствует небольшой фрагмент от 6 ноября, когда отступавшие наполеоновские войска находились на подходе к Смоленску, между деревнями Михайловка и Гаря:
Отдохнув с часок, колонна опять тронулась в путь сквозь лес, где местами встречались дома, обитаемые евреями. Иногда эти жилища обширны, как риги, и построены таким же образом, с той только разницей, что они деревянные и под деревянными же крышами. На каждом конце ворота; эти дома служили почтовыми станциями, и экипажи, въезжая в одни ворота, сменив лошадей, выезжали в другие. Такие дома попадались обыкновенно в расстоянии трех лье
(то есть примерно 13,5 км. - Д. Ф.) друг от друга. Но теперь большая часть их уже не существовала - их сожгли при первом нашем прохождении [Бургонь 2005, 43-44].
Таким образом, как мы видим, многие иностранные офицеры (Христоф-Людвиг фон Йелин, Франц-Юлиус фон Зоден, Карл-Антон-Вильгельм фон Ведель, Карл-Фридрих-Людвиг-Эмиль фон Зукков, Генрих-Август-Готтлиб фон Фосслер, Цезарь Ложье де Бел-лекур, Амеде-Давид де Пасторе, Доминик-Пьер де ла Флиз), с одной стороны, фиксируют существование черты еврейской оседлости, правда, не высказывая при этом своего личного отношения к этому факту. Характерно, что некоторые информанты по-прежнему называют относительно недавно (1772-1795) присоединенные к России территории Литвы и Белоруссии «Польшей» или «Русской Польшей», а территорию за чертой оседлости - «старорусской землей» или «настоящей (Старой) Россией»; сами же евреи - опять же в силу традиции, по старинке - именуются «польскими». С другой стороны, военные мемуаристы (Франц-Юлиус фон Зоден, Фридрих-Вильгельм-Карл фон Фуртенбах, Генрих-Ульрих-Людвиг фон Роос, Адриен-Жан-Батист-Франсуа Бургонь) приводят многочисленные примеры нарушения евреями этой «внутренней границы» даже в период войны с наполеоновской Францией. Но если нахождение евреев во внутренних губерниях Российской империи объясняется тем, что накануне военных действий многих из них высылали из столичных городов в Поволжье, то наличие в 1812 г. многочисленной еврейской колонии в Москве можно считать неким феноменом, расширяющим хронологические рамки истории зарождения столичной еврейской общины.
Литература и источники
Бенбасса 2004 - Бенбасса Э. История евреев Франции. М.; Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2004. 432 с.
Бургонь 2005 - Бургонь А.-Ж.-Б. Пожар Москвы и отступление французов. 1812 год: Воспоминания сержанта Бургоня / сост. С. В. Кочнов. М.: «Правда»-Пресс, 2005. 288 с.
Ведель 1916 - Ведель К.-А. фон. О пребывании в плену в Витебске в 1812 и 1813 годах иностранцев-офицеров Наполеоновской армии // Полоц-
ко-Витебская старина: Издание Витебской ученой архивной комиссии. Вып. III. Витебск: Типо-литография наследников М. Б. Неймана, 1916. С. 215-239.
Вермель 2003 - Вермель С. С. Евреи в Москве // Москва еврейская: Сборник статей и материалов / ред.-сост. К. Ю. Бурмистров. М.: Дом еврейской книги; Параллели, 2003. С. 115-226.
Гессен 2003 - Гессен Ю. И. Московское гетто (по неизданным материалам) // Москва еврейская: Сборник статей и материалов / ред.-сост. К. Ю. Бурмистров. М.: Дом еврейской книги; Параллели, 2003. С. 348363.
Гинзбург 1912 - Гинзбург С. М. Отечественная война 1812 года и русские евреи. СПб.: Разум, 1912. 144 с.
Дубнов 2002 - Дубнов С. М. Новейшая история еврейского народа, от французской революции до наших дней. Т. 1. М.; Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2002. 349 с.
Зоден 2006 - Зоден Ф.-Ю. фон. Воспоминания вюртембергского офицера о его пребывании в плену в Пензенской губернии / публ. С. В. Белоусова. Пенза: ПГПУ им. В. Г. Белинского, 2006. 64 с.
Йелин 2003 - Йелин Х.-Л. фон. Записки офицера армии Наполеона // Роос Г.-У.-Л. фон. С Наполеоном в Россию: Записки врача Великой армии. М.: Наследие, 2003. С. 158-205.
Клиер 2000 - Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев: Происхождение еврейского вопроса в России, 1772-1825. М.; Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2000. 351 с.
Ложье 2005 - Ложье Ц. Дневник офицера Великой армии в 1812 году / сост. С. В. Кочнов. М.: «Правда»-Пресс, 2005. 280 с.
Лукин 2012 - Лукин В. Война 1812 года в коллективной памяти российского еврейства // 1812 год. Россия и евреи: Русско-еврейские историки о войне 1812 года / сост. М. Гринберг, В. Лукин, И. Лурье. М.; Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2012. С. 7-58.
Московское 1996 - «Московское изгнание» евреев 1790 года / публ. Д. З. Фельдмана // Вестник Еврейского университета в Москве. 1996. № 1 (11). С. 170-195.
Наполеон 2004 - Наполеон в России глазами иностранцев / сост. А. М. Ва-сютинский, А. К. Дживелегов, С. П. Мельгунов. Кн. 2. М.: Захаров, 2004. 512 с.
ПСЗ 1830 - Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. Собр. 1. СПб.: Типография Второго отделения Собственной Е.И.В. канцелярии, 1830. Т. XI. 988 с.
Роос 2003 - Роос Г.-У.-Л. фон. С Наполеоном в Россию: Записки врача Великой армии. М.: Наследие, 2003. 206 с.
Улицкий 2006 - Улицкий Е. Н. История Московской еврейской общины: Документы и материалы (XVIII - начало ХХ вв.). М.: КРПА Олимп, 2006. 304 с.
Фельдман 1996 - Фельдман Д. З. К истории еврейского купечества России в конце XVIII века // Study Group on Eighteenth-Century Russia. Newsletter. 1996. December. № 24. Р. 18-32.
Фельдман 2006 - Фельдман Д. З. Спорное дело 1790 г. о положении еврейских купцов в Москве (из архива А. А. Безбородко) // Вестник архивиста. 2006. № 6 (96). С. 97-109.
Фельдман 2007 - Фельдман Д. З. К истории формирования черты еврейской оседлости: спорное дело в Московском купеческом обществе 1790 г. // Архив русской истории. 2007. Вып. 8. С. 313-331.
Фельдман 2012 - Фельдман Д. З. Еврейское население города Москвы в 1812 году // Куракинские чтения / сост. Б.-Р. Логашова. М.: МДН, 2012. C. 40-45, 147-148.
Фельдман 2016 - Фельдман Д. З. Отечественная война 1812 года и черта еврейской оседлости // Труды по еврейской истории и культуре: Материалы XXII Международной ежегодной конференции по иудаике / отв. ред. В. В. Мочалова. М.: Московский Центр научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер»; Институт славяноведения РАН, 2016. С. 51-63.
Фельдман 2019 - Фельдман Д. З. Русские евреи и Наполеон Бонапарт: духовные и вещественные свидетельства эпохи наполеоновских войн // Культура славян и культура евреев: диалог, сходства, различия. 2019: Вещь - символ - знак в славянской и еврейской культурной традиции. С. 132-148. DOI: 10.31168/2658-3356.2019.8
Флиз 2003 - Флиз Д.-П. де ла. Поход Наполеона в Россию в 1812 году. М.: Наследие, 2003. 166 с.
Фосслер 2017 - Фосслер Г.-А. фон. На войне под наполеоновским орлом: Дневник (1812-1814) и мемуары (1828-1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 466 с.
Фуртенбах 2008 - Фуртенбах Ф.-В. фон. Война против России и русский плен: Заметки обер-лейтенанта Фридриха фон Фуртенбаха 18121813 гг. / публ. С. В. Белоусова и С. Н. Хомченко. Пенза: ГУМНИЦ, 2008. 44 с.
The Jewish Pale of Settlement in the Memories of Foreign Participants of the Russian Campaign of Napoleon Bonaparte in 1812
Dmitry Feldman
The Russian State Archive of Ancient Acts,
Moscow, Russia
PhD in History, Chief specialist
ORCID: 0000-0002-7035-8185
The Russian State Archive of Ancient Acts
Bolshaya Pirogovskaya str., 17,
Moscow, 119435, Russia
Тel.: +7 (495) 580-87-23
Е-mail: [email protected]
DOI: 10.31168/2658-3356.2024.12
Abstract. The article, based on the memoirs of foreigners - participants in the Russian campaign of Emperor Napoleon I Bonaparte in 1812, is devoted to the problem of reflecting in ego-texts the fact of the presence of the Jewish Pale of Settlement as the most important component of the "Jewish question" in the Russian Empire. Since in France and the European countries it conquered, the Jewish population received civil rights and freedoms in accordance with the principle of Jewish emancipation, the fact that the ban on Jews living outside the Pale of Settlement was enshrined in Russian legislation, was noted in a number of military memoirs. At the same time, many authors, mostly captured officers, give examples of violations of the law on Jewish settlement, meeting Jews in the cities of Central Russia.
Keywords: Patriotic War of 1812, Napoleon Bonaparte, Grand Army, Jews, Pale of Settlement, Belorussia (Belarus), Central Russia, prisoners of war, memoirs
Reference for citation: Fel'dman, D. Z., 2024, Cherta evreiskoi osed-losti v vospominaniiakh inostrantsev - uchastnikov Russkogo pokhoda Napo-leona Bonaparta v 1812 godu [The Jewish Pale of Settlement in the Memories of Foreign Participants of the Russian Campaign of Napoleon Bonaparte in 1812]. Kul'tura Slavan i Kul'tura Evreev: Dialog, Shodstva, Razlicia [Slavic & Jewish Cultures: Dialogue, Similarities, Differences], 216-238. DOI: 10.31168/26583356.2024.12
References
Benbassa, E., 2004, Istoriia evreev Frantsii [The history of the Jews of France], Moscow, Jerusalem, Mosty kul'tury, Gesharim, 432.
Dubnov, S. M., 2002, Noveishaia istoriia evreiskogo naroda, ot frantsuzskoi revoliutsii do nashikh dnei [Newest history of the Jewish people, from the French Revolution to the present days], 1. Moscow, Jerusalem, Mosty kul'tury, Gesharim, 349.
Fel'dman, D. Z., 1996, K istorii evreiskogo kupechestva Rossii v kontse 18 veka [On the history of Jewish merchants of Russia at the end of the 18th century]. Study Group on Eighteenth-Century Russia. Newsletter, December, 24, 18-32.
Fel'dman, D. Z., 2006, Spornoe delo 1790 g. o polozhenii evreiskikh kuptsov v Moskve (iz arkhiva A. A. Bezborodko) [The controversial case of 1790 about the situation of Jewish merchants in Moscow (from the archives of A. A. Bezborodko)]. Vestnik arkhivista, 6 (96), 97-109.
Fel'dman, D. Z., 2007, K istorii formirovaniia cherty evreiskoi osedlosti: spornoe delo v Moskovskom kupecheskom obshchestve 1790 g. [On the history of the formation of the Jewish Pale of Settlement: a controversial case in the Moscow Merchant Society of 1790]. Arkhiv russkoi istorii, 8, 313-331.
Fel'dman, D. Z., 2012, Evreiskoe naselenie goroda Moskvy v 1812 godu [The Jewish population of Moscow in 1812]. Kurakinskie chteniia [Kurakin readings], ed. B.-R. Logashova, 40-45, 147-148. Moscow, MDN, 150.
Fel'dman, D. Z., 2016, Otechestvennaia voina 1812 goda i cherta evreiskoi osedlosti [The Patriotic War of 1812 and the Jewish Pale of Settlement]. Trudy po evreiskoi istorii i kul'ture: Materialy 22 Mezhdunarodnoi ezhegodnoi konferentsii po iudaike [Studies in Jewish history and culture: Proceedings of the Twenty-Second Annual International Conference on Jewish Studies], ed. V. V. Mochalova, 51-63. Moscow, The Moscow Center for University Teaching of Jewish Civilization "Sefer"; Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences, 448.
Fel'dman, D. Z., 2019, Russkie evrei i Napoleon Bonapart: dukhovnye i vesh-chestvennye svidetel'stva epokhi napoleonovskikh voin [Russian Jews and Napoleon Bonaparte: the spiritual and the material evidence of the Era of the Napoleonic Wars]. Kul'tura Slavan i Kul'tura Evreev: Dialog, Shodstva, Razlicia [Slavic & Jewish Cultures: Dialogue, Similarities, Differences], 132148. DOI: 10.31168/2658-3356.2019.8
Gessen, Yu. I., 2003, Moskovskoe getto (po neizdannym materialam) [Moscow ghetto (based on unpublished materials)]. Moskva evreiskaia [Moscow Jewish], ed. K. Yu. Burmistrov, 348-363. Moscow, Dom evreiskoi knigi; Paral-leli, 504.
Klier, J. D., 2000, Rossiia sobiraet svoikh evreev: Proiskhozhdenie evreiskogo vo-prosa v Rossii, 1772-1825 [Russia gathers her Jews: The Origins of the "Jewish Question" in Russia, 1772-1825]. Moscow; Jerusalem, Mosty kul'tury, Gesharim, 351.
Lukin, V., 2012, Voina 1812 goda v kollektivnoi pamiati rossiiskogo evreistva [The War of 1812 in the collective memory of Russian Jewry]. 1812god. Rossiia i evrei: Russko-evreiskie istoriki o voine 1812 goda [1812. Russia and the Jews: Russian-Jewish historians about the War of 1812], comp. M. Grinberg, V. Lukin, I. Lur'e, 7-58. Moscow; Jerusalem, Mosty kul'tury, Gesharim, 319.
Ulitskii, E. N., 2006, Istoriia Moskovskoi evreiskoi obshchiny: Dokumenty i ma-terialy (18 - nachalo 20 vv.) [The History of the Moscow Jewish Community: Documents and materials (18th- early 20th centuries)]. Moscow, KRPA Olimp, 304.
Vermel', S. S., 2003, Evrei v Moskve [The Jews in Moscow]. Moskva evreiskaia [Moscow Jewish], ed. K. Yu. Burmistrov, 115-226. Moscow, Dom evreiskoi knigi; Paralleli, 504.
