CC BY
549ISSN 2078-9823 (Print), ISSN 2587-7879 (Online) DOI: 10.15507/2078-9823.043.018.201803.328-340
УДК 316.6
Н. Н. Губанов1, Л. О. Рокотянская2, Н. И. Губанов3
'Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана
(Москва, Россия), e-mail: gubanovnn@mail.ru
Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана (Москва, Россия), e-mail: lo_rokotyanskaya@rambler.ru
3 Тюменский государственный медицинский университет (Тюмень, Россия), e-mail: gubanov48@mail.ru
ЧЕРНЫЙ ЮМОР: ПРЕВРАЩЕНИЕ ТРАГЕДИИ В АБСТРАКТНУЮ ИДЕЮ
Введение. Юмор - зеркало социокультурных изменений, заглянув в которое можно узнать о желаниях, страхах и заботах, присущих людям конкретной исторической эпохи. Данная статья посвящена одной из специфических черт нашего времени - черному юмору. В XX - начале XXI в. его популярность значительно возросла. Из причин данного явления особо выделяется роль СМИ в излишне детализированном освещении трагических событий. Материалы и методы. Материалами для рефлексии послужили философские и художественные тексты, фольклор, фильмы, содержание телепередач и файлов Интернета. Использовались абстрактно-логический метод, метод системного анализа, исторический, герменевтический и компаративистский методы. Результаты исследования. Раскрыты социокультурные факторы, вызвавшие изменения отношения общества к смеху и юмору от в целом негативного к в целом позитивному. Черный юмор, несмотря на его неоднозначность, стал для многих людей достаточно привычным явлением. Знакомство с черным юмором начинается с раннего детства - с детской литературы, мультфильмов и фольклора, создателями которого часто выступают сами дети. Значительная часть черных шуток для взрослой аудитории также посвящена детям. Коренной сдвиг в изменении отношения людей к смерти, особенно детской, мог послужить причиной возросшей популярности рассматриваемого жанра. Детально изучены особенности юмора о реальных катастрофах, интернет-троллинга, юмористического освещения смерти публичной и частной, связи черного юмора и страха смерти Обсуждение и заключение. Основные измерения черного юмора - временная, территориальная, социальная, гипотетическая дистанции, повторяемость, необратимость ущерба. Позитивная функция юмора заключается в том, что он служит средством противодействия любым ограничениям жизни Черный юмор противостоит главному из этих ограничений - смерти Он представляет собой превращение трагедии в абстрактную идею. Абстрактная идея отвлечена от произошедших событий и снижает пси-хотравмирующее восприятие реальных явлений. Тем самым черный юмор выполняет позитивную функцию психологической защиты.
Ключевые слова: черный юмор, юмор катастроф, СМИ, троллинг, пранкинг, кинематограф, комедийный фильм ужасов, мультфильмы.
Для цитирования: Губанов Н. Н., Рокотянская Л. О., Губанов Н. И. Черный юмор: превращение трагедии в идею // Гуманитарий : актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. - 2018. - № 3. -С. 328-340. DOI: 10.15507/2078-9823.043.018.201803.328-340
© Губанов Н. Н., Рокотянская Л. О., Губанов Н. И., 2018
210 ГумАнитАрий : актуальные проблемы ^ „„ „„ „„„„
328 „ ^ , 1 том 18, № 3, 2018
гуманитарной науки и образования ' '
Nikolay N. Gubanov1, Lyudmila O. Rokotianskaya2, Nikolay I. Gubanov3
1 Moscow State Technical University of. N.E. Bauman
(Moscow, Russia), e-mail: gubanovnn@mail.ru;
2 Moscow State Technical University of. N.E. Bauman, (Moscow, Russia), e-mail: lo_rokotyanskaya@rambler.ru
3 Tyumen State Medical University (Tyumen, Russia), e-mail: gubanov48@mail.ru
BLACK HuMOR: THE TRANSFORMATION
of tragedy into an abstract idea
Introduction. Humor is a mirror of sociocultural changes, looking into which you can learn about the desires, fears and concerns inherent in people of a particular historical era. This article is devoted to one of the most specific features of our time - black humor In the twentieth century and the beginning of the twenty-first century, its popularity increased significantly. Among the possible reasons for this phenomenon, it is especially possible to distinguish the role of the media in the unnecessarily detailed coverage of tragic events. Materials and methods. Materials for reflection were philosophical and artistic texts, folklore, films, content of television programs and Internet files. We used the abstract-logical method, the method of system analysis, historical, hermeneutical comparative methods. Results of the research. Socio-cultural factors that caused changes in the attitude of society towards laughter and humor from a generally negative to a generally positive attitude are revealed. Thanks to this, black humor, despite all its ambiguity, has become a familiar phenomenon for many people. Acquaintance with black humor begins with the earliest childhood - from children's literature, cartoons and folklore, the creators of which often act themselves children. Moreover, much of the blackjokes for the adult audience are also devoted to children (themes of child mortality, disability, pedophilia, etc.). A radical shift in the attitude of people towards death, and in particular child death, could also serve as the reason for the increased popularity of the humor genre in question. Details of the peculiarities of humor about real disasters, Internet trolling, humorous coverage of public and private deaths, connection of black humor and fear of death are considered in detail. Discussion and conclusion. The main dimensions of black humor are temporal, territorial, social, hypothetical distances, repeatability, irreversibility of damage. Positive function of humor is that it serves as a means of counteracting any limitations of life. Black humor opposes the main of these limitations-death. It is the transformation of tragedy into an abstract idea. Abstractive idea is abstracted from the events that occurred and reduces the psycho-traumatic perception of real phenomena. Thus, black humor performs a positive function of psychological defense.
Keywords: black humor, disaster humor, media, internet-trolling, pranking, comedy horror film, animation.
For citation: Nikolay N. Gubanov, Lyudmila O. Rokotianskaya, Nikolay I. Gubanov. Black Humor: the Transformation of Tragedy into an Abstract Idea. Gumanitarian : aktual'nye problemy gumanitarnoi nauki i obrazovaniia = Russian Journal of the Humanities. 2018; 18(3): 328-340. (In Russ.). DOI: 10.15507/20789823.043.018.201803.328-340
Введение
Что такое черный юмор? По традиции, которая восходит к самому Андре Бретону, составителю первой антологии черного юмора, большинство исследователей воздерживают-
ся от попыток дать термину четкое определение. С другой стороны, это, наверное, единственный вид юмора, который определяет себя сам. Имеется ряд шуток, служащих чем-то вроде идентификатора его понимания:
«Черный юмор как еда - доходит не до всех»;
«Чувство черного юмора как ноги - есть не у каждого»;
«Черный юмор как дети больные раком - не стареет».
Действительно, черный юмор «не стареет», так как затрагивает наиболее табуиро-ванные темы, актуальные для всех времен и народов: смерть и насилие, тяжелые болезни и физические уродства, сексуальные отклонения и дискриминацию. Со второй половины ХХ в. актуальность проблемы черного юмора возросла поскольку к указанному списку тем прибавились трагедии и катастрофы, получившие широкую огласку в средствах массовой информации, такие, как голод, землетрясения, теракты, массовые убийства, крушение самолетов, смерть знаменитостей. До появления телевидения шуток подобного рода или не существовало вовсе, или же они не получали такого широкого распространения. Юмор, посвященный смерти и разрушениям, никогда не относился к конкретной трагедии. Даже шутки о Титанике появились лишь в конце 1990-х гг. после выхода одноименного фильма. Смерть Кеннеди, которую увидела вся страна, стала первой смертью знаменитости, после которой почти сразу появились черные шутки [7]. Тема черного юмора скудно освещена в отечественной литературе. Поэтому в исследовании мы широко использовали зарубежные литературные источники: из 16 цитированных работ 5 переводных [1; 2; 4; 5; 6], 10 на английском языке [7; 8; 9; 10; 11; 12; 13; 14; 15; 16], одна работа отечественного автора [3]. Целью статьи является раскрытие причин возникновения черного юмора, его функции психологической защиты, а также влияния средств массовой информации, страха смерти и изменения отношения к смерти на популярность черного юмора.
Методы
При исследовании использовались абстрактно-логический метод и метод системного анализа. Изучение изменения отношения к юмору в различные времена осуществлялось с помощью исторического метода и метода компаративистики. При истолковании текстов, содержащих черный юмор, применялся герменевтический метод.
Результаты
Юмор о реальных катастрофах
Впервые о роли СМИ в развитии черного юмора заговорили в конце 1980-х гг. Спустя пять недель после взрыва шаттла Челленджер по всей стране начали распространяться шутки о катастрофе. Запуск шаттла транслировался в прямом эфире. Более того, на борту был первый в истории космических полетов гражданский астронавт - Криста Маколифф. Сам факт появления и активного распространения подобного юмора вызвал шок у общественности и большой интерес со стороны ученых [14; 15; 16]. Шутки имели традиционную для американского фольклора форму загадки:
«Какими были последние слова Кри-сты Маколифф, сказанные ее мужу? - Ты кормишь детей, я кормлю рыб» («What were Christa McAuliffe's last words to her husband? - You feed the kids; I'll feed the fish»);
«Что может быть хуже осколка стекла в детской еде? - Астронавт в тунце» («What's worse than glass in baby food? Astronauts in tuna»).
«Загадки» акцентировали внимание на неприглядной физиологии смерти: тела, съеденные рыбами; разорванные в клочья части тел. Поразительна была и скорость устной передачи шуток по всей стране. С другой стороны, были такие, кто ни разу их не слышал. Черный юмор получил распространение в основном среди школьников и студентов [14; 15; 16].
330 ГумАниТАРиИ : актуальные проблемы ^ 3, 2018
v гуманитарной науки и образования ' '
Изучению шуток о Челленджере посвящено несколько научных статей. Авторы Е. Саймонс, У. Смит и Э. Оринг приходят к примерно одним и тем же выводам. Главной причиной популярности шуток о катастрофе, по их мнению, послужило слишком активное и детализированное освещение трагедии в СМИ. «Какого цвета были глаза у Кристы Маколифф?», «Какими были последние слова Кристы Маколифф?» и т. п. - все эти вопросы служат отражением того, как новостные комментаторы муссировали малейшие детали трагедии. Не говоря уже о том, что зрителей, можно сказать, «бомбардировали» визуальными картинами катастрофы - запись взрыва шаттла повторялась в новостях снова и снова. Традиционное для любого телевидения смешение новостных блоков с коммерческой рекламой также отразилось на содержании шуток, в некоторых из которых упоминаются известные бренды «7-Up», «Pepsi», «Head and Shoulders»:
«Почему работники NASA пьют Pepsi? Потому что они не могут достать 7-Up» («Why do they drink Pepsi at NASA? Because they can't get 7-Up»)1;
«Как они узнали, что у Кристы Мако-лифф была перхоть? Ее голова и плечи были выброшены морем на берег» («How did they know that Christa McAuliffe had dandruff? Her head and shoulders washed up on shore»)2.
Неспроста большинство шуток посвящено именно Кристе Маколифф - победительнице национального конкурса «Учитель в космосе» - именно ее персоне отводилась большая часть эфирного времени [14; 15; 16].
Б. Эллис проанализировал шутки о Челленджере и пришел к выводу о существовании юмористических циклов. Чер-
ный фольклор представляет собой не просто канонизированный список, но процесс, обладающий собственной динамикой. Б. Эллис обнаружил, что юмор катастроф появляется волнами, каждой из которых присущи свои характеристики. Шутки о шаттле появились не в один момент, а постепенно, пройдя, как минимум, две волны. Первая волна - с 14 февраля по 21 февраля, вторая - с 22 февраля по 28 февраля. Именно во вторую волну появились наиболее кощунственные шутки, связанные с деформацией тел. Б. Эллис также высказал предположение о существовании «латентного периода» - с 28 января по 13 февраля - около двух недель, в которые даже самые смешливые не готовы смеяться над трагедией [8; 9].
Выводы исследователей шуток о катастрофе Челленджера подтвердились позже. Активное распространение «юмора катастроф» продолжилось и в XXI в. Террористические атаки 11 сентября привели к появлению большого числа шуток, а Интернет помог их распространению по всему миру. Хотя на этот раз «юмор катастроф» не остался лишь на уровне народного фольклора интернет-форумов, а вышел на уровень мейнстримных медиа в виде ночных тв-шоу, стэндап-комедий, концертов и мультфильмов. В данном случае проявилась еще одна тенденция в развитии черного юмора - переход от безличного фольклора к шуткам конкретных комиков.
Сразу после теракта 11 сентября не только медиа обнаружили мораторий на юмор, но и в интернет-форумах людей, пытавшихся пошутить на тему теракта, одергивали, воспринимая как неадекватных или больных. Это период, когда общество считает, что «слишком рано» - трагедия еще свежа в памяти людей. Таким образом, подтверди-
Игра слов - «to get 7-Up» можно перевести как «поднять семерых вверх», членов экипажа было 7. Название известного шампуня от перхоти «Head and Shoulders» переводится как «Голова и плечи».
Russian Journal of the , 10 ~Лю 11Л
HUMANITIES VoL 18' N0- 3 2018 331
лось предположение Б. Эллиса о наличии циклов и «латентном периоде» [9; 10].
Интернет-троллинг
Влияние гипертрофированного освещения трагедий СМИ на развитие черного юмора отмечает и У Филлипс в своей книге, посвященной троллингу. В качестве примера она рассматривает явление RIP-троллинга -публикации кощунственных изображений или комментариев на страницах Фейсбука, посвященных умершим людям. С 2009 г. Фейсбук предоставил возможность увековечивания аккаунтов погибших - друзья и родственники могли писать на стене покойного. Активно поддержали инициативу Фейсбука и ведущие СМИ: «Лиза Миллер из Newsweek восторженно отозвалась об этих изменениях, заявив, что «так мы коллективно скорбим: Глобально. Вместе. Онлайн»» [4, с. 118]. Подобная шумиха привела к началу активного троллинга. Наибольшей атаке подверглись RIP-страницы людей, смерти которых детально освещались в СМИ. Чем больше подписчиков - тем сильнее и жестче троллинг в ответ: «Использование троллями самых «чернушных» или каким-либо иным образом выводящих из душевного равновесия аспектов конкретной трагедии демонстрирует склонность СМИ фокусироваться именно на «чернушных» и беспокоящих деталях. Другими словами, тролли могли эксплуатировать определенные детали потому, что эти детали выбрали для освещения СМИ. <...> Стоило мельнице сплетен и подробностей остановиться, как в ту же секунду остановились бы и тролли. Но мельница продолжала перемалывать подробности, и тролли продолжали троллить» [4, с. 137138]. Более того, троллинг был обращен в первую очередь на «некро-туристов» - людей, высказывающих соболезнования, но не имеющих никакого отношения к покойному [4, с. 134].
Таким образом, «юмор катастроф» может рассматриваться как бунт против на-
332
гнетания трагизма, а также против того, как журналисты освещают события, выискивая малейшие «вкусные» детали. По словам Э. Оринга: «Не приписывая никакого злорадства информационщикам, следует признать, что катастрофы - праздник для медиа. Катастрофы - то, что делает новости. Да, наша информированность о национальных или глобальных катастрофах зависит от СМИ - в частности, телевизионных выпусков новостей. Кроме того, фрейм для передачи информации о катастрофе создан СМИ» [4, с. 139].
Авторы книги «Дети и смерть президента» М. Вульфенстайн и Г. Климан предположили, что медиа-катастрофы приводят в действие нормальную человеческую реакцию - известную как «синдром катастрофы» (disaster syndrome). Сразу после природных бедствий, таких, как торнадо или потоп, эмоции притупляются и пробуждается альтруистическое желание помочь выжившим. Как результат, общество собирается вместе в едином рабочем усилии. В случае медиа-трагедий присутствует существенный дисбаланс. Миллионы людей, не затронутых трагедией напрямую, не могут отреагировать на нее в виде физической помощи. Людей «бомбардируют» стимулами к действию, но в реальности действовать они не могут. В результате они посвящают себя таким пассивным занятиям, как поиск причин трагедии и козла отпущения, изучение конспирологических теорий, отрицающих смерть и т. д. Видимо, одной из возможных реакций является и юмор. Мы увидели кадры смерти, которые стимулировали нас испытать скорбь, но нам не предоставили моральных способов эту скорбь выразить [8].
Смерть публичная и частная
Исследователи «юмора катастроф» обратили внимание на существование двух совершенно различных по степени переживаний - «смерти публичной» и «смерти
ГумАнитАрий : актуальные проблемы
частной» [14; 15; 16]. Общим элементом «юмора катастроф» является обращение к личностям, которых публика знает исключительно через новости о катастрофе. По сути, это чужие, медийные, личности, которые не «вплетены в канву наших жизней». До того, как совершилась катастрофа, мы о них ничего не знали. Однако мы не можем переживать публичные трагедии так же, как и личные. Жертвы трагедий и их семьи представляются журналистами как люди, за которых и с которыми должна скорбеть вся нация. Тем самым СМИ привносят ощущение трагической смерти в массы. Однако нагнетание трагизма сверх меры приводит в действие защитные механизмы психики. К слову, любая информационная повторяемость приводит к равнодушию. Чем больше в новостях говорят об одних и тех же событиях (таких, как, например, военные действия в Украине или ежедневные теракты в Багдаде), тем больше становится «все равно». То же относится и к благотворительным акциям, которые сегодня преследуют нас повсюду: волонтеры на улицах, объявления на телевидении и в социальных сетях. Бесконечный список нуждающихся в помощи - детей, кошек, собак, одиноких пенсионеров - настолько велик и неисчерпаем, что призывы к благотворительности не вызывают уже ничего, кроме равнодушия. Не хватает сопереживания - слишком многим нужно помочь, а вереница страданий никак не завершается. В случаях особенно болезненных для человека тем - таких, как тема смерти, защитной реакцией от излишней информационной боли может служить, по-видимому, юмор. Темам рака, инвалидности, терактов, детских смертей посвящены монологи многих современных комиков. Таким образом, черный юмор может рассматриваться как форма психологической защиты личности от тягостных переживаний.
Помимо того, что существует некий запас эмпатии, израсходовав который мы более не расположены к состраданию, наш мозг не чувствителен еще и к масштабу трагедии. В коллективной работе «Глобальные катастрофические риски» приводится цитата американского биохимика А. Сент-Дьерди: «На меня производят сильное впечатление страдания одного человека, и я готов рисковать своей жизнью ради него. Но я могу говорить совершенно отстранен-но о заражении наших больших городов с сотнями миллионов погибших. Я не способен умножить страдания одного на сто миллионов» [13, р. 187]. Делается следующий вывод: «Человеческие эмоции возникают внутри аналогового ума. Человеческий мозг не способен выработать достаточно нейротрансмиттеров, чтобы почувствовать эмоцию в тысячу раз более сильную, чем горе на похоронах» [13, р. 188].
Актуальны в связи с этим и выводы З. Фрейда о том, что «юмористическое удовольствие проистекает из сэкономленных эмоциональных затрат». В ситуации трагедии мы ожидаем от человека демонстрации «признаков аффекта» (злость, горе, испуг, ужас, отчаяние), но в ответ он лишь отшучивается, экономя тем самым как свои эмоции, так и эмоции слушателя. Следствием подобной экономии, по мнению З. Фрейда, является юмористическое удовольствие. «Я отказывается обижаться из-за поводов, которые дает реальность, не позволяет причинить себе страдания, оно упорствует в том, что травмы внешнего мира не могут задеть его за живое, более того, демонстрируют, что они для него - лишь повод к получению удовольствия. Эта последняя черта особенно важна для юмора» [5, с. 303].
Таким образом, цинизм шуток о реальных катастрофах может выступать инструментом выражения общественного мнения - сопротивлением тому, какой реакции медиа ожидают от зрителей. Черный юмор
в данном случае является формой скрытого протеста против нагнетания трагедии и своеобразным знаком окончания периода скорби.
Черный юмор и страх смерти
Развитие черного юмора может быть также связано с выражением страха смерти. Новости о массовом убийстве, трагической смерти или болезни знакомого человека создают кризис в человеческой психике. Сама мысль о потери жизни угрожает чувству человеческого комфорта. И все это на фоне специфического отношения современных людей к смерти - то, что З. Фрейд называет «культурно-конвенциональным отношением к смерти» [6, с. 50]. З. Фрейд приходит к выводу о том, что люди никогда не задумываются о собственной смерти. «Представить собственную смерть невозможно, и всякий раз, когда мы предпринимаем такую попытку, мы можем заметить, что далее остаемся, в сущности, зрителями. <...> по существу, в свою собственную смерть никто не верит, или, что то же самое: в бессознательном каждый из нас убежден в своем бессмертии» [6, с. 49]. Даже те, чьей жизни угрожает серьезное заболевание, склонны списывать смерть со счетов, исключая ее из списка особо вероятных жизненных событий.
О. В. Новожилова в ходе практической психологической работы пришла к интересному выводу: большинство ВИЧ-инфицированных строят часто нереальные планы на жизнь, не обращая внимания на наличие угрозы, не вписывая ее в них даже в том смысле, что придется более активно следить за своим здоровьем и заботиться о нем. Видимо, планирование и видение своей жизни в длительной перспективе помогает им справляться со страхом смерти. Во время консультирования они нередко задаются вопросами, связанными с долгосрочными перспективами. Перспективы связаны с детьми, семьей и с другими сферами жизни [3].
334
Использование метафор «ушел из жизни», «ушел в мир иной», «больше не с нами» и подобных служит показателем того, насколько табуированной является тема смерти - мы часто избегаем таких простых и ясных слов, как «умер» или «мертв».
С одной стороны, современные новостные блоки (будь то телевидение или новостные интернет-источники) буквально пропитаны темой смерти, как правило, сенсационной и внезапной. Тема смерти в большом потоке каждодневной информации представлена весьма обширно. Однако воспринимается она как что-то рутинно-повседневное. Лишь в случае смерти частной, можно вдруг «проснуться» и обратить внимание на количество постов, репортажей и статей, посвященных смерти. С другой стороны, смерть не информационная, а реальная, буквально вытеснена из нашей жизни.
Французский историк Ф. Арьес в своем труде «Человек перед лицом смерти» пишет о том, что в городах она в прямом смысле слова не заметна. Даже современные катафалки по виду ничем не отличаются от обычных машин и незаметны в общем потоке движения. Ни что не нарушает рабочего ритма. Создается впечатление, будто люди не умирают вовсе. Однако так было не всегда. Ф. Арьес приходит к выводу о том, что, по крайней мере, со времен Раннего Средневековья отношение людей к смерти сильно изменилось: «Прежде смерть составляла часть повседневного риска. С детских лет ее уже более или менее ожидали. Человек далекого прошлого не так много ждал от жизни, как наш современник. «Бог дал, Бог взял» было формулой жизни» [1, с. 477].
Со временем из публичной церемонии смерть превратилась в приватное мероприятие для самых близких. Человек больше не умирает, как раньше, дома в своей постели, в окружении многочисленных друзей, родственников, знакомых, соседей или даже незнакомых прохожих. Сегодня люди чаще
ГумАнитАрий : актуальные проблемы
умирают в специализированных медицинских учреждениях. «Прошло время, когда из церкви выходила процессия с Телом Христовым для последнего причастия, впереди которой шел мальчик, звонивший в колокольчик» [1, с. 458]. Детей вообще стараются не брать на похороны, дабы уберечь их от трагической стороны реальности, а также чтобы уберечь себя от неудобных объяснений. Финальным шагом в изменении отношения к смерти стал отказ от траура.
В прошлые века у человека были ритуалы на все случаи жизни. Сегодня мы не знаем, как себя вести по отношению к тем, кто потерял близкого человека. Мы боимся чувств, выходящих за рамки повседневной жизни. «Как бы ни было сильно горе человека, потерявшего кого-либо из близких, почти на всем Западе сегодня является общим правилом, что он не должен демонстрировать это публично» [1, с. 473].
Таким образом, как минимум, в экономически развитых странах Запада, смерть является часто упоминаемой, но как бы ирреальной, далекой. Именно это сочетание создает условия для черного юмора - повторяемость и значительный уровень абстрагирования/ирреальности.
Как пишет З. Фрейд, в мире вытесненной смерти «не остается ничего другого, как искать в мире вымысла - в литературе, в театре - возмещение убытков в жизни. Там мы еще находим людей, умеющих умирать, более того, способных также убить другого» [6, с. 51].
Обсуждение
Основные измерения черного юмора
Мы постарались описать возможные причины роста популярности черного юмора в ХХ-ХХ1 вв. Теперь же попробуем выделить основные измерения, или параметры, влияющие на успех черной шутки. Одно из них время. Время - это, пожалуй, первый и самый очевидный параметр. Все мы знаем, что «время лечит». Идея М. Тве-
на о том, что «юмор - это трагедия плюс время», была не раз повторена многими известными комиками. Таким образом, время - важнейший параметр успеха черной шутки. Чем больше времени прошло с момента тех или иных трагических событий, тем позитивнее воспринимается юмор о них. Сколько же должно пройти времени, чтобы трагедия стала смешной? В одной из серий мультипликационного сериала «Южный парк», обыгрывающей тему СПИДа, дается шуточный, но не лишенный смысла, ответ на этот вопрос - герой мультфильма утверждает, что «трагедия становится смешной, когда проходит 22 года и 3 месяца». Именно столько времени прошло с момента открытия СПИДа до выхода серии.
Б. Эллис приходит к выводу о том, что «юмор катастроф» появляется далеко не сразу после катастрофы, а лишь по прошествии какого-то времени. Он проходит несколько этапов развития: латентный период и несколько волн, в каждую из которых степень черноты шутки возрастает, пока не пойдет на спад до полной потери интереса к шуткам данного цикла.
Динамике развития шуток об урагане «Сэнди» посвящено исследование американских психологов П. А. МакГроу, С. Уоррена, Л. Е. Уильямса и Б. Леонарда в ходе которого они также выделяют параметры, влияющие на восприятие и оценку черного юмора. Критическую роль в формировании юмористической реакции на трагическое событие, по мнению исследователей, играет психологическая дистанция [11; 12]. В понятие психологической дистанции они включают следующие четыре параметра:
- временная дистанция (temporal distance) - чем больше времени прошло с момента трагедии, тем позитивнее воспринимаются шутки о ней. Однако данный вывод похоже справедлив исключительно для черного юмора. Если речь идет о мелких неудачах, то все совсем наоборот - чем
Russian Journal of the л/. 1fi ^ ~ ~nifi ooe HUMANITIES VoL 18' No 3' 2018 335
свежее событие, тем лучше воспринимается юмор о нем. Например, шутка о том, как кто-то порезал себе палец, будет тем смешнее, чем меньше времени прошло с момента пореза. Таким образом, слишком большая временная дистанция также разрушает юмор [11; 12];
- территориальная дистанция (spatial distance) - чем дальше мы находимся от места действия трагедии, тем проще шутить о ней. Влияние географической дистанции П. А. МакГроу и его коллеги исследуют на примере реакции на шутки об урагане «Сэнди». Чем дальше от опрашиваемых был ураган, тем лучше они воспринимали шутки о нем [12];
- социальная дистанция (social distance) - приятнее шутить над тем, что случилось не с нами;
- дистанция гипотетичности (hypothetical distance) - вымышленная юмористическая история воспринимается лучше реальной [11; 12]. Черный юмор, не привязанный к конкретной трагедии или личности, воспринимается лучше. Действительно, «маленький мальчик» или «маленькая девочка» (как в советских «садистских стишках») или выдуманный мультперсонаж (который, желательно, должен быть раскрыт минимально) - идеальные герои для черных шуток. Мультфильм позволяет достичь нужного уровня абстрагирования, ирреальности, что создает идеальную почву не только для детского, но я для взрослого юмора. Возможно, именно в этом, а не в инфантильности, кроется любовь современных взрослых к мультфильмам. Ведь оторвать голову вымышленной «мультяшке» намного проще - как с технической, так и с психологической точки зрения.
Заключение
Опираясь на анализ, проведенный в данной статье, дополним выводы П. А. МакГроу, С. Уоррена и Л. Е. Уильям-
336
са еще двумя параметрами, влияющими на производство и оценку черного юмора.
1. Повторяемость - черный юмор характеризуется переносом фокуса внимания с конкретной интерпретации события на абстрактное. Повторяемость однотипной информации, по-видимому, способствует включению абстрактного мышления. Мы неоднократно упоминали о проблеме повторяемости (на примере шуток о Челлен-джере и терактах 11 сентября) - исчерпав запас эмпатии, мы становимся равнодушны к тому, что повторяется слишком часто. Влияние повторяемости на производство юмора (особенно, пародий и розыгрышей), заметно и сфере кинематографа - производство большого числа шаблонных фильмов ужасов привело к созданию жанра комедийного фильма ужасов.
Несмотря на то, что фильмы ужасов стали появляться почти одновременно с появлением кинематографа, его полномасштабный, в том числе коммерческий, успех начинается в 1970-1980-х гг. Именно в то время появляются такие фильмы, как «Экзорцист» (1973), «Техасская резня бензопилой» (1974), «Омэн» (1976), «Кэрри» (1976), «У холмов есть глаза» (1977), «Хэллоуин» (1978), «Пятница 13-е» (1980), «Сияние» (1980), «Кошмар на улице Вязов» (1984). В тот же период маркетологи пришли к выводу, что чаще всего, как и в случае с черным юмором, «ужастики» смотрят подростки и молодые люди. Фильмы 1970-1980-х гг. заложили некие образцы и даже шаблоны для дальнейшего развития жанра. В последующие десятилетия было создано множество разнообразных по тематике фильмов ужасов, а также их ремейков и сиквелов: «Поворот не туда» (6 фильмов), «Пункт назначение» (5 фильмов), «Крик» (5 фильмов), «Проклятье» (6 фильмов), «Пила» (8 фильмов) и многие другие.
Повторяемость сюжетных элементов фильмов ужасов, как и в случае с излиш-
ГумАнитАрий : актуальные проблемы
ним муссированием темы смерти в СМИ, привела к появлению многочисленных пародий на перечисленные и другие фильмы ужасов: «Очень страшное кино» (2000), «Ну очень страшное кино» (2000), «Очень страшное кино 2» (2001), «Очень страшное кино 3» (2003), «Очень страшное кино 4» (2006), «Очень страшное кино 5» (2013).
Влияние однотипных фильмов-ужасов на производство черного юмора заметно и в жанре пранкинга. Сегодня под пранкингом понимают видеозапись розыгрыша, размещенную в Интернете на сайте видеохостинга. Самые популярные пранки относятся именно к жанру черного юмора. Их авторы часто используют страшные образы, порожденные фильмами ужасов. Видеорозыгрыши, в которых маньяк с бензопилой или злой клоун с кувалдой охотится на случайных прохожих, стали хитами уоиШЬе. Цель розыгрыша видится в том, чтобы сильно напугать случайного прохожего, а затем дать ему понять, что, по сути, он «купился» на стереотипный страшный образ.
Французский философ А. Бергсон был прав - юмор противостоит любой «механистичности». Все то, что постоянно повторяется, является лучшим кандидатом для осмеяния. А. Бергсон пишет: «Отметим, далее, такой, не менее достойный внимания признак, как нечувствительность, сопровождающую обыкновенно смех. По-видимому, комическое может возыметь воздействие, только если коснется совершенно спокойной, уравновешенной поверхности души. Равнодушие - его естественная среда. У смеха нет более сильного врага, чем переживание» [2, с. 8].
Таким образом, эмоционально насыщенная информация, повторенная множество раз, постепенно (со временем) теряет эмоциональный заряд, переходя в разряд абстрактной идеи (идея «Холокоста», идея «11 сентября», идея «теракта», идея «смерти маленького мальчика» и т. п.), вокруг ко-
торой и строится шутка. То есть комик, рассказывающий крамольную шутку на тему расизма, насилия или педофилии, на самом деле не поддерживает эти идеи, а просто строит свою шутку на основе этих идей.
Повторяемость собственных мыслей, по-видимому, также приводит к эффекту осмеяния. Долгие переживания по какому-либо поводу переходят в разряд идеи, вокруг которой строится уничижительный юмор и так называемый юмор висельника. Многие комики шутят о депрессии и суициде. Это неудивительно - ведь для многих из них эта тема близка и понятна. Список профессиональных комиков, открыто заявляющих о своих затяжных депрессиях, биполярном расстройстве, мыслях о суициде, впечатляет: Робин Уильямс, Стивен Фрай, Вуди Аллен, Ричард Прайор, Джим Керри, Роуэн Аткинсон, Бен Стиллер, Хью Лорри и многие другие.
2. Необратимость физического ущерба. Чем же все-таки отличается черный юмор от любого другого? Ведь даже в классической комедийной сцене с падающим человеком есть элемент «черноты» - мы смеемся над тем, кому больно. Однако мы понимаем, что это несерьезно, что человек встанет, отряхнется и пойдет дальше. Даже если он набил себе шишку, то она, как говорится, до свадьбы заживет. Это юмор обычный. Черный же юмор содержит в себе элемент необратимости: умершего не вернешь, смертельно больного не вылечишь, оторванная конечность не отрастет, как у ящерицы. По-видимому, масштаб физического ущерба, описанный в шутке, влияет на то, как она будет оценена публикой и к какой категории отнесена. Вполне возможно, что если когда-нибудь в будущем будут созданы протезы, не отличимые от природных конечностей или, что еще лучше, человечество достигнет бессмертия, то черный юмор перестанет быть черным. В настоящее же время черный юмор представляет
Russian Journal of the
HUMANITIES V°L 18' No- 3 2018 337
собой превращение трагедии в абстракт- травмирующее восприятие реальных явле-
ную идею. Абстрактная идея отвлечена от ний. Тем самым черный юмор выполняет
произошедших событий и снижает психо- функцию психологической защиты.
Библиографический список
1. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти / [пер. с фр. С. В. Оболенской]. - М. : Прогресс - Прогресс-Академия, 1992. - 528 с.
2. Бергсон А. Смех / [пер. с фр. И. Гольденберга]. - М. : Искусство, 1992. - 128 с.
3. Новожилова О. В. Восприятие смерти и жизненные планы людей, переживающих витальную угрозу // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 12. Социология. -2010. - № 1. - С. 101-107.
4. Филлипс У. Трололо: Нельзя просто так взять и выпустить книгу про троллинг / [пер. с англ. М. Вторникова]. - М. : Альпина Паблишер, 2016. - 300 с.
5. Фрейд З. Юмор // З. Фрейд. Психологические сочинения / [пер. с нем. А. М. Боковикова]. -М. : Фирма СТД, 2008. - С. 299-308.
6. Фрейд З. В духе времени о войне и смерти // З. Фрейд. Вопросы общества. Происхождение религии / [пер. с нем. А. М. Боковикова]. - М. : Фирма СТД, 2008. - С. 33-60.
7. Davies C. Jokes that follow mass-nediated disasters in a global electronic age // Of Corpse: Death and Humor in Folklore and Popular Culture / P. Narvaez (ed). - Logan, Utah : Utah State University Press, 2003. - P. 15-34.
8. Ellis B. The last thing... said: The Challenger disaster jokes and closure // International Folklore Review. - 1991. - Vol. 8. - P. 110-124.
9. Ellis B. Making a big apple crumble: The role of humor in constructing a global response to disaster // Of Corpse: Death and Humor in Folklore and Popular Culture / P. Narvaez (ed). - Logan, Utah : Utah State University Press, 2003. - P. 35-81.
10. James A. B. Humour as resistance: Disaster humour in post-9/11 United States // European Journal of Humour Research. - 2014. - Vol. 2-3. - P. 28-41.
11. McGraw A. P., Warren C., Williams L. E., Leonard B. Too close for comfort, or too far to care? Finding humor in distant tragedies and close mishaps. // Psychological Science. - 2012. -Vol. 23. - P. 1215-1223.
12. McGraw A. P., Warren C., Williams L. E. The Rise and Fall of Humor: Psychological Distance Modulates Humorous Responses to Tragedy // Social Psychological and Personality Science. -2014. - Vol. 5. - No. 5. - P. 566-572.
13. Nick B., Milan C. (eds). Global Catastrophic Risks. - Oxford : Oxford University Press, 2008. -576 p.
14. Oring E. Jokes and the Discourse on Disaster // The Journal of American Folklore. - 1987. -Vol. 100 (397). - P. 276-286.
15. Simons E. R. The NASA Joke Cycle: The Astronauts and the Teacher // Western Folklore. -1986. - Vol. 45. No. 4. - P. 261-277.
16. Smyth W. Challenger Jokes and the Humor of Disaster // Western Folklore. - 1986. - Vol. 45. -No. 4. - P. 243-260.
References
1. Ar 'es F. Man in the Face of Death. Moscow, 1992, 528 p. (In Russ.)
2. Bergson A. Laugh. Moscow, 1992, 128 p. (In Russ.)
3. Novozhilova O. V. Perception of Death and Life Plans of People Experiencing a Vital Threat. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Ser. 12. Sociologiya = Bulletin of St. Petersburg University. Series 12. Sociology. 2010; 1: 101-107. (In Russ.)
4. Fillips U. Trololo: You Cannot Just Take a Book about Trolling. Moscow, 2016, 300 p. (In Russ.)
5. FrejdZ. Humor. Z. Frejd. Psihologicheskie sochineniya = Z. Freud. Psychological essays. Moscow; 2008: 299-308. (In Russ.)
6. Frejd Z. In the Spirit of the Time of War and Death. Z. Frejd. Voprosy obshchestva. Proiskhozhdenie religii = Z. Freud. Questions of Society. Origin of Religion. Moscow; 2008: 33-60. (In Russ.)
ГумАнитАрий : актуальные проблемы
7. Davies C. Jokes that Follow Mass-Mediated Disasters in a Global Electronic Age. Of Corpse: Death and Humor in Folklore and Popular Culture. Logan (Utah); 2003: 15-34. (In English)
8. Ellis B. The Last Thing... Said: The Challenger Disaster Jokes and Closure. International Folklore Review. 1991; 8: 110-124. (In English)
9. Ellis B. Making a Big Apple Crumble: The Role of Humor in Constructing a Global Response to Disaster. Of Corpse: Death and Humor in Folklore and Popular Culture. Logan (Utah); 2003: 35-81. (In English)
10. James A. B. Humour as Resistance: Disaster Humour in post-9/11 United States. European Journal of Humour Research. 2014; 2-3: 28-41. (In English)
11. McGraw A. P., Warren C., Williams L. E., LeonardB. Too Close for Comfort, or Too Far to Care? Finding Humor in Distant Tragedies and Close Mishaps. Psychological Science. 2012; 23: 12151223. (In English)
12. McGraw A. P., Warren C., Williams L. E. The Rise and Fall of Humor: Psychological Distance Modulates Humorous Responses to Tragedy. Social Psychological and Personality Science. 2014; 5; 5: 566-572. (In English)
13. NickB., Milan C. (eds). Global Catastrophic Risks. Oxford, 2008, 576 p. (In English)
14. Oring E. Jokes and the Discourse on Disaster. The Journal of American Folklore. 1987; 100 (397): 276-286. (In English)
15. Simons E. R. The NASA Joke Cycle: The Astronauts and the Teacher. Western Folklore. 1986; 45; 4: 261-277. (In English)
16. Smyth W. Challenger Jokes and the Humor of Disaster. Western Folklore. 1986; 45; 4: 243-260. (In English)
Поступила 24 января 2018 г.
Сведения об авторах
Губанов Николай Николаевич - доктор философских наук, профессор кафедры философии Московского государственного технического университета им. Н. Э. Баумана. Область научных интересов: социокультурная динамика, менталистика, философия сознания. Автор более 120 научных и учебно-методических работ. ORCID Ы1р://огм(1/о^/0000-0001-6044-3936.
Тел.: 8 915 197 62 45
Е-mail: gubanovnn@mail.ru
Рокотянская Людмила Олеговна - аспирант кафедры философии Московского государственного технического университета им. Н. Э. Баумана. Область научных интересов: социокультурная динамика, менталистика, философия сознания. Автор 2 научных работ. ORCID http://orcid/org/0000-0003-3262-0717. Тел.: 8 905 545 25 77 Е-mail: lo_rokotyanskaya@rambler.ru
Губанов Николай Иванович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и истории Тюменского государственного медицинского университета. Область научных интересов: социокультурная динамика, менталистика, философия сознания, философская антропология. Автор более 200 научных и учебно-методических работ. ORCID http://orcid/org/0000-0002-0622-1838. Тел.: 8 912 079 92 44 E-mail: gubanov48@mail.ru
Submitted 24.01.2018
Russian Journal of the
HUMANITIES VoL 18' No- 3 2018 339
Аbout the authors
Nikolay N. Gubanov - Doctor of Philosophy, Professor, Department of Philosophy, Bauman Moscow State Technical University. Research interests: socio-cultural dynamics, mentalistics, philosophy of consciousness. Author of more than 120 scientific and educational publications. ORCID http://orcid/org/0000-0001-6044-3936.
Tel.: 8 915 197 62 45
E-mail: gubanovnn@mail.ru
Lyudmila O. Rokotianskaya - Postgraduate Student, Department of Philosophy, Bauman Moscow State Technical University (Moscow, Russia). Research interests: socio-cultural dynamics, mentalistics, philosophy of consciousness. Author of 2 scientific publications. ORCID http://orcid/ org/0000-0003-3262-0717.
Tel.: 8 905 545 25 77
E-mail: lo_rokotyanskaya@rambler.ru
Nikolay I. Gubanov - Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Department of Philosophy and History, Tyumen State Medical University (Moscow, Russia). Research interests: socio-cultural dynamics, mentalistics, philosophy of consciousness, philosophical anthropology. The author of more than 200 scientific and educational-methodical publications. ORCID http://orcid/org/0000-0002-0622-1838.
Tel.: 8 912 079 92 44
E-mail: gubanov48@mail.ru
340 гуманитарий : актуальные проблемы том 18, № 3, 2018
■ v гуманитарной науки и образования ' '
