CC BY
63
Политическая история
И. А. Шугурова ЧЕРНОГОРИЯ КАК ПЕРЕХОДНОЕ ОБЩЕСТВО
В 2006 г. Черногория объявила о своем выходе из союза с Сербией и встала на путь реформирования с целью вхождения в Европейский Союз. Однако основой для «европеизации» черногорского населения стала «антисербскость». В статье рассматривается поэтапное вхождение во власть сил, ориентированных на внедрение идеи об исключительности «черногорской нации». Цель автора — выявить основные диспозиции на политическом поле Черногории и обозначить основные черты произошедших после 2006 г. трансформаций.
Ключевые слова: Черногория, транзит, демократизация, нация, идентичность.
Самый опасный момент для плохого режима — когда он начинает реформироваться.
А. Токвиль
Распад социалистического блока особенно болезненно сказался на Балканах. Наиболее распространенная парадигма осмысления процессов, протекающих в Южной и Восточной Европе начиная с рубежа 1980-1990 гг., — «демократический транзит». Однако данная теоретическая рамка влечет за собой много натяжек. Так, например, в литературе довольно распространен взгляд, согласно которому в случае победы радикальных реформаторов (не связанных с прежним истеблишментом) переход осуществляется в сторону «подлинной демократии». Если же победа осталась за мимикрировавшими представителями прежних властей, то единственный итог подобного перехода — авторитарный режим. Между тем опыт Балкан и всей центральной части Европы показывает, что «подлинной демократии» достичь так и не удалось. На развалинах социалистического лагеря появились различные «гибридные режимы», от «полудемократий» до «полудиктатур» (см.: Мельвиль, 2007, с. 123134). Таким образом, столь простая и на первый взгляд логичная схема «демократического транзита» явно не способна адекватно описать ситуацию. Реальные политические процессы гораздо сложнее (см.: Капустин, 2001).
Непрофессиональное знание о Балканах обычно ограничивается несколькими стереотипными представлениями. Первое — это
© И. А. Шугурова, 2011
клише о полуострове, который расположился на пересечении цивилизаций, а потому неоднократно становился причиной развязывания войн. Второе — «балканизация» как синоним хаотичных и неуправляемых политических процессов. Третье — распад балканской «империи» СФРЮ, обернувшийся настоящей трагедией.
Что касается событий на Балканском полуострове в последнее десятилетие, то здесь стереотипы, как правило, связаны с воспоминанием о конфликте вокруг края Косово (военная операция НАТО 1999 г., новый виток косовского сепаратизма, отделение края от Сербии в 2008 г.)1. На этом фоне совершенно блекнет факт образования на полуострове еще одного субъекта международного права — Черногорской республики, возникшей в результате референдума 2006 г. А что мы знаем о Черногории? Оказывается, еще меньше, чем о Балканах в целом. Кричащая отовсюду реклама обещает райский отдых в этой стране на лоне девственно чистой природы. Политика остается где-то на заднем плане. Между тем на этой периферии Балкан происходят крайне интересные социальные и политические процессы.
У многих остались в памяти широкомасштабные PR-кампании по формированию у европейской общественности привлекательного образа двух новых суверенов (Черногории и Косово). Чего стоили только концерты Мадонны и группы «Роллинг Стоунз» в Черногории и огромные билборды с фотографиями молодых косоваров по всей Европе! Цель настоящей статьи — проанализировать содержание социальных и политических изменений последних двадцати лет, стараясь избежать упрощений и издержек, провоцируемых «транзитологической» парадигмой.
1 Согласно резолюции СБ ООН №1244 от 10 июня 1999 г., автономный край Сербии
Косово и Метохия находятся под управлением администрации ООН и под фактическим
военным протекторатом НАТО (KFOR). 17 февраля 2008 г. Парламент Косово в одностороннем порядке объявил о независимости от Сербии и провозгласил формирование суверенного государства Республика Косово. Сербия считает этот шаг
нелегитимным, так как парламент края не обладал необходимыми полномочиями согласно
конституции страны. Первыми независимость Косово признали Афганистан, Тайвань, Франция, Великобритания, Италия и США. Против выступили Испания, Кипр, Греция,
Словакия, Румыния, Китай, Россия и Болгария. Последняя изменила свое решение спустя двое суток. В октябре 2008 г. Косово признали ближайшие соседи — Черногория,
Македония, Хорватия, Венгрия. К июлю 2010 г. Косово признали 69 государств. Дипломатические отношения установлены с 32 государствами. В Косово открыто 19 посольств,
8 посольств, аккредитованных по совместительству, и 5 постоянных представительств (www.kosovothanksyou.com). В 2008 г. в Косово была направлена специальная миссия ЕС (EULEX) в составе 2 тыс. гражданских лиц и представителей правоохранительных органов. 250 ____________________________________________________________________________
В 2006 г. Черногория официально объявила о выходе из союза с Сербией2, а также о том, что страна вступает в фазу перехода к «истинной демократии» и готовится к вступлению в ЕС. Как когда-то «модернизация» подразумевала обязательную «вестернизацию», так и сегодня среди элит новообразованных государств все еще господствует представление о демократизации лишь в «озападнен-ной» ее версии (см.: Капустин, 2001). Тем самым Черногория сама загнала себя в ловушку транзитологического видения происходящего. Отныне успехи ее «демократизации» оцениваются согласно «логике соответствия» западным образцам. Что касается рынка и процедурной демократии, то тут претензий мало. В результате целенаправленной политики в Черногории были сконструированы институты, отвечающие (пускай даже формально) всем запросам Евросоюза. У черногорского руководства сегодня другая важная задача — создать из черногорцев современное общество, которое отвечало бы всем нормам «европейскости». При этом экономическая несостоятельность страны, деградация повседневной жизни населения, нарастание внутреннего конфликта в обществе, похоже, не имеют никакого значения. Так куда же «переходит» Черногория, что и кто скрывается за черногорской «демократией»?
Для начала определимся с периодизацией политических процессов в Черногории. Дело в том, что изменения в стране начались задолго до 2006 г. Наиболее распространенной схемой политических преобразований в Черногории является концепция, разработанная Миланом Поповичем (черногорским индепендистом, деканом политологического факультета государственного университета Черногории). Согласно его ранним представлениям, «демократический транзит» в Черногории можно подразделить на несколько временных и пространственных кругов (Popovic, 2000, с. 11-26).
В пространственном отношении ситуация выглядит следующим образом: 1) внутренний круг, включающий черногорское политическое, государственное, этническое, историческое и общее развитие; 2) Сербия, которая, являясь внешним фактором, так инкорпорировалась во внутреннее черногорский комплекс, что стала неразделима с ним; 3) международное сообщество, которое до недавнего времени было достаточно пассивно и не вмешивалось в
2 Черногория стала последней республикой бывшей Югославии (не считая Косово, которое и так находилось под управлением международных организаций), отвернувшейся от своего старшего брата — Сербии. Анализ современной ситуации показывает, что в ближайшие десятилетия нельзя исключать запуска сепаратистских процессов в сербской житнице — Воеводине.
_______________________________________________________________________________ 251
черногорское развитие, сегодня, когда политические процессы подходят к своей завершающей фазе, доминирует и активно вмешивается.
Во временном отношении вырисовывается следующая картина:
1) последние два века становления и развития черногорской государственности, прошедшие через этапы зарождения, временного уничтожения (в составе Королевства СХС и СФРЮ) и обновления;
2) конец ХХ в. («негативный транзит», 1989-1999) — период тяжелого посткоммунистического перехода; 3) начало «подлинного» периода демократизации в Черногории связывают с 1997 г. Утверждение во власти новой группы способствует реализации нового проекта, направленного на самостоятельное развитие черногорской государственности и соответствующего выстраивания отношений с Сербией.
Позже Милан Попович доработал свою концепцию и подразделил третий временной круг на несколько дополнительных этапов: «позитивный транзит» (1997-2000), «заблокированный» (20002006), «фаст-фудный» (после 2006). Нельзя сказать, что характеристики Поповича всегда объективны, часто приходится делать скидку на политические предпочтения автора, но периодизация максимально четко описывает основные переломные моменты в политической истории Черногории.
Первый этап (1989-1996) считается периодом негативного транзита. Характеризуется превращением сторонников коммунистического проекта (или так называемого реального социализма) в сторонников национальной великосербской риторики, сохраняющих курс на поддержание общества закрытого типа.
Началось все в 1987 г. после пленума ЦК Союза коммунистов Сербии, когда в результате обострения внутрипартийной борьбы победу одержал Слободан Милошевич. Он сместил с поста Председателя президиума республики своего партийного наставника И. Стамболича, вытеснил всех его единомышленников из руководящих структур Сербии, а затем, воспользовавшись недовольством населения Черногории и Воеводины социально-экономическим положением, претворил в жизнь так называемую «антибюрократическую революцию», т. е. инициировал смещение «старой гвардии» в руководстве этих регионов (Bulatovic, 1991).
Сегодня историки спорят, возникли ли восстания 1989 г. спонтанно (и были позже направлены в нужное русло) или следует вести речь об их тщательной подготовке. В пользу последнего говорит то, что антиправительственные выступления имели место не только в Черногории, а прокатились волной по нескольким республикам и автономным краям (Воеводина, Косово, Македония). Известно, что
10-11 января 1989 г., когда на улицах Подгорицы собралось несколько десятков тысяч человек, их главными требованиями были преобразование экономики и снижение безработицы. Однако в течение дня самооидентификация протестующих сменилась с классовой (рабочие) на национальную — сербы (см.: Брубейкер, Купер, 2002). Английский политолог Ф. Биебер так описывает эту мета-морфоузу. Если в начале дня рабочие требовали хлеба и работы, то уже к концу дня они единодушно выступали в поддержку Милошевича, клеймя черногорское антисербское правительство. Это превращение можно считать самым удачным примером молниеносной мобилизации населения. Прибывшие в Подгорицу рабочие-демонстранты уже на следующий день возвращались домой «стопроцентными сербами» ^еЬег, 2003).
Интересен и тот факт, что лидерами этого движения протеста были коммунисты — как рядовые члены, так и чиновники из «Лиги коммунистов Черногории и Югославии», а также из общественнополитических организаций, подконтрольных Белграду (например, «Социалистический союз трудового народа Югославии» и «Коммунистический союз молодежи Югославии», служившие не только опорой режиму, но и готовившие кадры для управления страной). Однако за ниспровержением не последовало серьезных преобразований. Все свелось к исключению некоторых влиятельных лиц из правящего круга. Подобное решение можно объяснить тем, что в отличие, например, от Чехословакии и Восточной Германии, где целью новой элиты были антисистемные действия, опыт Черногории, скорее, перекликается с румынским (т. е. так называемая контрэлита была сформирована по инициативе и в рамках самой системы и, следовательно, не была нацелена на полное уничтожение последней). Как и в Румынии, где гнев народа был направлен на конкретного человека — Чаушеску и его диктатуру, в Черногории протестующие потребовали удаления особой группы коммунистических лидеров, противников Милошевича — «предателей» из Хорватии и Словении, «сепаратистов» из Косово, «сторонников автономии» из Воеводины. При этом нельзя забывать, что эти события имели место накануне осени 1989 г., т. е. еще до падения Берлинской стены, поэтому требование многопартийной системы тогда считалось еще в некоторой степени еретической идеей и не было определяющим для стран с коммунистическим режимом правления. Однако все изменилось с началом серьезных преобразований в результате сецессионистских процессов в СФРЮ (Пономарева, 2007).
В первые месяцы после январского ниспровержения часть новой элиты и пресса Черногории систематически поддерживали страх перед «возвращением старых кадров» или их предполагае-
мой незаконной деятельностью против нового правительства. Страх перед реставрацией прежнего режима стал средством узаконить революционное правительство. И все-таки это движение не было столь гомогенным. В черногорском правительстве было сформировано ядро лидеров, которые, как показало время, все-таки были нацелены на коренное преобразование системы3 и предусматривали назначение на руководящие должности таких руководителей, которые в ближайшее время не только одобрили бы, но и способствовали введению многопартийной системы. Именно на этой волне на политическую арену Черногории впервые выходят такие фигуры, как будущий президент и будущий премьер-министр Черногории — Момир Булатович и Мило Джуканович соответственно.
Первые многопартийные выборы в республиканскую скупщину Черногории (1990 г.) показали интересные результаты. Например, Коммунистическая партия, хоть и возглавляемая молодым поколением управленцев, лояльных Милошевичу, вышла на выборы, даже не сменив названия. Однако это не помешало ей одержать уверенную победу. Большинство мест (83 из 125, т. е. 56% голосов избирателей) получил Союз коммунистов. Интересны эти выборы еще и тем, что на них впервые как о самостоятельной политической единице заявили о себе нацменьшинства. Их политическая платформа была сформулирована как оппозиционная пробелградкой политике и строилась на этнической почве. К оппозиции причислил себя и Союз реформаторских сил — национально ориентированная партия, выступающая за либеральные реформы, которая получила в Скупщине 7 мест. Однако все эти «оппозиционные силы» были мелочью по сравнению с постянварским правительством Черногории, которое «говорило и действовало от имени революции», «защищало» ее интересы. Сегодня вполне очевидно, что постепенно риторика демократических преобразований стала превалировать над практическими воплощениями. Можно констатировать, что переход к демократии в Черногории был достигнут в гораздо большей степени благодаря январской «революции», чем всеми последующими действиями «демократического режима». В значительной степени под влиянием Милошевича в Черногории после январского ниспровержения был создан гибридный режим, в котором авторитарные
3 Попытку отделения от Сербии некоторые черногорские политики предприняли еще в 1992 г. В марте того же года был проведен референдум, на котором поднимался вопрос о сохранении союза с Сербией. Черногорское население однозначно высказалось тогда за сохранение федерации, и все сепаратистские проекты были отложены до «лучших» времен.
элементы преобладали над демократическими. Однако, в отличие от Сербии, в Черногории ни один из лидеров не поднялся до того же уровня харизмы, которого достиг Милошевич. Черногории было свойственно авторитарное давление Демократической партии социалистов Черногории (ДПСЧ), включая всех ее руководителей, действовавших согласно олигархическому принципу. В коалиции с Милошевичем она продлила союз Сербии и Черногории. Однако тяжесть постбалканского кризиса, неудачи с затянувшейся приватизацией, упадок экономики позволили оппозиции назвать этот союз квазигосударственным объединением, а СФЮ — «фасадной федерацией» под управлением Сербии.
В сегодняшней Черногории принято считать, что первая фаза черногорской демократизации началась с краха элиты старой партии и закончилась не победой реформистов, а формированием популистского правительства. Именно поэтому подлинное начало «политического транзита» в Черногории принято отсчитывать не с 1989 г., а с 1997 г.
Вторую («подлинную») фазу демократических преобразований эксперты отсчитывают с начала массовых антиправительственных выступлений 1996 г. Считается, что если в Сербии эти демонстрации не привели к ожидаемым политическим результатам, то в Черногории именно на этой волне из властвующей партии ДПСЧ выделяется оппозиционное крыло, возглавляемое Джукановичем, который, воспользовавшись ситуацией, приходит в 1997 г. к власти.
Чтобы понять природу этого конфликта, необходимо более подробно разобраться в раскладке сил внутри ДПСЧ на тот момент. До раскола 1997 г. эта партия представляла собой «сложную систему переплетающихся групповых и личных интересов, гетерогенных политических потоков, весьма часто выступавших против друг друга. Существование конфликтных интересов долгое время удавалось скрывать от посторонних глаз, так как до этого момента они никогда не приводили к столь резкому обострению внутренних политических различий, чтобы угрожать функционированию партии в целом. К тому же доминировал общий интерес концентрации власти, по существу неограниченной. Именно поэтому ДПСЧ всегда была чем-то большим, чем просто партией власти с определенной идеологией» (см.: DarmanoviC, 1998). Власть и «добыча» распределялись в результате монополии в государстве. Именно поэтому конфликт был неизбежен. Рано или поздно, но конкуренция среди лидеров и кланов должна была дать знать о себе. Наличие собственных интересов, а также олигархические злоупотребления служебным положением обычно приводят к личным конфликтам, а в итоге — к полной дисфункции всей системы. Правда, возможен был и другой вариант
развития. Набирающая силу ДПСЧ могла угрожать планам Слободана Милошевича. Поэтому усиление клановых интересов и их столкновение вполне могли быть спланированы извне. А спусковым механизмом стали трехмесячные демонстрации в Белграде и других частях Сербии против мошенничества на выборах в местные органы власти, которые всерьез встряхнули режим Милошевича. Этот фактор вызвал непреодолимые противоречия среди лидеров ДПСЧ, и одно крыло решило идеологически дистанцироваться от политики Милошевича, в то время как другой блок остался политически лояльным сербскому лидеру. Однако какой бы из этих факторов ни был решающим, важно, что конфликт в ДПС привел к расколу и появлению двух новых партий: Демократической партии социалистов Черногории (ДПСЧ), во главе с тогдашним премьер-министром Джукановичем, и Социалистической народной партии Черногории (СНПЧ), во главе с тогдашним президентом Республики Булатовичем. Первый тут же объявил себя противником Милошевича, второй сохранил прежний курс.
В отличие от января 1989 г., этот раскол затронул лишь очень узкий круг правящей элиты без какой-либо поддержки извне. Как ни странно, раскол имел место спустя несколько месяцев после подавляющей победы еще единой ДПСЧ над объединенной оппозицией на парламентских выборах, проведенных в ноябре 1996 г. Накануне этих выборов главными противниками ДПСЧ стали две чрезвычайно различные оппозиционные стороны — Либеральный Союз Черногории (ЛСЧ), который отстаивал государственную независимость Черногории, и Народная партия Черногории (НПЧ), которая занимала просербскую позицию и выступала за федеративное устройство. На время выборов они создали коалицию Народное единство. Однако в результате очередной перепроектировки избирательных округов ДПСЧ удалось вновь одержать подавляющую победу — 51,2% голосов (получив 45 из 71 места в республиканском парламенте). Именно поэтому неожиданный взрыв конфликта в пределах правящей партии оказался для широкой общественности и для оппозиции полной неожиданностью и застал всех врасплох.
Этот раскол стал важной, поворотной вехой в современной истории политического становления Черногории. Это был раскол внутри правящей элиты, в результате которого реформистская группа одержала верх. Несмотря на то, что «отщепенцы» победили, их положение было еще шатко. Поэтому Джуканович вынужден был искать поддержку среди других оппозиционных партий. Так, обновленная ДПС Пеяновича-Джуришича (Pejanovic-Buпsic), а фактически управляемая Джукановичем, вступает в коалицию с другими
черногорскими оппозиционерами — сепаратистами и индепенди-стами. Обновленная оппозиционная коалиция объединила три черногорские партии — Демократическую партию социалистов, Народную партию и Социал-демократическую партию под лозунгом «За лучшую жизнь!» и вновь под руководством Джукановича. Так называемая «Великая антимилошевическая коалиция» (PopoviC, 2000, с. 13) появляется на политической сцене 1 сентября 1997 г., подписав Соглашение по минимальным принципам развития демократической инфраструктуры в Черногории, которое стало своеобразным договором между черногорской властью и оппозицией. Это случилось незадолго до президентских выборов, которые прошли в октябре того же года, где Булатович и Джуканович наконец открыто столкнулись лицом к лицу. К этому времени «индепендисты» набрались сил и вполне освоились во властных структурах. За очень короткий срок оппозиционная коалиция нанесла сразу два серьезный удара по своим противникам, сторонникам просербского курса развития Черногории. Первый удар был нанесен на выборах председателя Республики 19 октября 1997 г., когда Джуканович, хоть и с небольшим отрывом, но обошел просербско настроенного Булатовича, второй — 31 мая 1998 г., когда на парламентских выборах тройственная коалиция уже с убедительным отрывом победила своего главного противника — Социалистическую народную партию, по сей день выступающую за союз с Сербией.
Победа реформистов с небольшим отрывом позволила Момиру Булатовичу и его сторонникам организовать трехдневные демонстрации в Подгорице против предполагаемого «избирательного мошенничества». Пожалуй, эта мобилизация черногорского населения стала последним свободным волеизъявлением черногорского народа. Все последующие «участия низов» в политической жизни страны были результатом тщательной подготовки одной конкретной политической группы — так называемого клана Джукановича, замешанного как на родственных связях, так и на политических союзниках. Что же касается демонстраций 1998 г., они достигли высшей точки во время штурма правительственного здания, после которого полиция вмешалась и сокрушила демонстрантов. До сих пор остается непонятным, почему Милошевич не поддержал тогда «своего» кандидата. В то же время в Подгорице были размещены югославские войска, но они так и не приняли участия в этом политическом конфликте. Уже после падения режима Милошевича некоторые генералы утверждали, что это они выступили против вмешательства, тем самым предотвратив кровопролитие. Есть и иное мнение, согласно которому Черногория больше не представляла достаточного интереса для Милошевича, чтобы развязывать здесь войну. Но как
бы там ни было, официально в Черногории пришло к власти правительство в результате свободного голосования и прямого подсчета голосов избирателей. Де-факто у него было достаточно авторитета, чтобы взять курс на новую политику. Отход от Сербии становится все более вероятным с началом военной кампании в Косово, с внесением спорных поправок в федеральную конституцию 6 июля 2000 г. Падение режима Милошевича 5 октября 2000 г. развязало руки сторонникам суверенизации. Для окончательного разрыва с Сербией сепаратисты сделали ставку на решение проблемы через «национальный вопрос».
Третья фаза «демократических» преобразований наступает в Черногории с 2000 г. Это — период искусственного поддержания союза между Сербией и Черногорией (СИЧ) силами международного права. Современные сербские историки и политологи (Славенко Терзич, Чедомир Антич, Миша Джуркович) считают, что эти меры способствовали нагромождению новых институтов, которые так и не смогли нормально функционировать в условиях разновекторности развития двух республик, но в то же время это позволило создать условия для их мирного расхождения. Но для нас этот так называемый «заблокированный» период гораздо интереснее.
Во-первых, в это время внутри властвующей группы происходят значительные изменения, в частности корректируются и окончательно формулируются совершенно новые для Черногории политические цели. Освоившиеся под крылом Джукановича «индепенди-сты» берут курс не только на реализацию суверенизации, но и на расхождение с большинством партий из сербской оппозиции, которые до сих пор служили им опорой. С тех пор новосозданный черногорский индепендистский блок на политическом поле страны отчетливо отличается от: а) проюгославского, (т. е. просербского) движения в Черногории; б) властвующих политических сил Сербии; в) большинства партий сербской оппозиции. Тем самым однозначно обрывалась связь со всей предшествующей черногорской политикой, нарушалась дихотомная матрица: 1) интегрализм vs сепаратизм; 2) унионизм vs суверенизм; 3) югославизм (как единство серб-ства) vs черногорство. Интересно и то, что в Черногории сложилась ситуация «ложного многопартизма», которая искусно поддерживается до сих пор. Например, социалистическую ориентацию на политической арене одновременно представляли сразу четыре партии (ДПС Джукановича, СДП, СНП и НСП Булатовича). В то же время на противоположном фланге одиноко расположился Либеральный союз, а центр продолжал пустовать (см.: Knezevic, 2007, с. 78).
Во-вторых, период с 2000 по 2006 г. можно считать «заблокированным» для кого угодно, только не для черногорских сепаратистов
и «индепендистов». Получив в свое распоряжение материальные и символические ресурсы, эти силы решились оспорить до сих пор господствовавшее в черногорском обществе представление о себе как о «лучших из сербов». В то время как кто-то бился над вопросом создания условия для успешного совместного функционирования двух республик, кто-то другой искал и находил источники финансирования (в основном за границей), а также механизмы внедрения процессов, направленных на однозначную суверенизацию Черногории через решение «национального вопроса». Не считая мусульман и других нацменьшинств, заявивших о своих социальных и политических правах, именно в этот промежуток времени активизируются «дукляне» (сторонники возрождения архаической памяти черногорцев) и «проитальянцы» (сторонники идеи общесредиземноморского происхождения черногорцев). Тем самым создается альтернатива официальной идентификации общества. Как писали Брубейкер и Купер, «аналитики такого рода политической деятельности должны отдавать себе отчет в существовании материализации»4. Черногорские сепаратисты прекрасно это понимали. Своей цели им удалось достичь всего за шесть лет.
Последняя на данный момент четвертая «переходная» фаза началась для Черногории после референдума 2006 г., который стал отсчетом новой жизни для «черногорской нации». Не зря Милан Попович (ярый сторонник суверенизации Черногории) назвал этот период «фаст-фудным». Процесс создания наций, подобно приготовлению еды по технологии «фаст-фуд», проходит гораздо легче во время государственного кризиса, периода распада государства и/или при отсутствии зрелого гражданского общества. Несмотря на очевидные неудачи попыток преобразований, предпринятых в период конфедерации с Сербией, сегодня серьезных системных преобразований в Черногории также не наблюдается. Экономика страны по-прежнему находится в упадке, в стране не снижается безработица, большая часть населения занята в сфере обслуживания в сезон туризма. Правда, находятся «счастливчики», которым удается и в зимнее время найти работу, но уже за пределами Черногории, чаще всего в соседней Сербии.
А тем временем черногорское руководство по-прежнему делает ставку на смену национальной идентификации общества. Полити-
4 Согласно определению Брубейкера и Купера, материализация — это не столько интеллектуальная практика, сколько социальный процесс, в котором анализируемые понятия кристаллизуются как часть полновластной и тягостной реальности (Брубейкер, Купер, 2002).
ческая и интеллектуальная элиты сегодняшней Черногории вырабатывают политические шаблоны, с помощью которых они надеются добиться тотального управления социальными процессами, сдержать вероятный социальный взрыв. Вакуум в массовом сознании, образовавшийся после девальвации официальной государственной идеологии в 1990-е годы, в начале XXI в. оказалось довольно легко заполнить различными версиями этнонационализма. Формирование «черногорской нации» стало для новой черногорской элиты своеобразным средством выхода из экономического кризиса.
Но, как оказалось, средство было выбрано достаточно сомнительное. Начиная с 2000 г. в Черногории наблюдается резкое усиление раскола общества. Об этом свидетельствует и анализ результатов референдума 2006 г. Сложность переживаемого периода заключается в том, что Черногорию раздирают, с одной стороны, нацменьшинства, поддержавшие курс Джукановича на суверенизацию и теперь требующие все больше социальных и политических прав, а с другой стороны, основное население республики. Оно все чаще обнаруживает не столько так называемую двойственную идентичность (черногорская сербскость), сколько более сложные варианты самоидентификаций и, соответственно, делений внутри общества: «исконные сербы» vs «сербские черногорцы» и «черногорские сербы» vs «исконные черногорцы»5. Для Черногории это пока новые проблемы социокультурного и политического характера. И хотя основной раскол по-прежнему проходит по линии сербы-черногорцы, в Черногории начинают набирать обороты уже совсем другие тенденции.
На политической сцене страны сегодня все большая роль принадлежит силам, которые разыгрывают различные сценарии происхождения черногорской нации в личных целях. Так как фактор культуры всегда имел важное, если не решающее значение в выстраивании социальных коммуникаций на Балканах, то ставка была сделана на использование историко-мифологизированных компонентов. Ведь мифологизация своей этнической общности особенно характерна для переходных социальных эпох (Малахов, 2005). Неудивительно, что сегодня в Черногории внедряются различные исторические нарративы, имеющие самое отдаленное отношение к действительной истории этого региона, а также конструируется особый «черногорский язык».
Инструментами этого конструирования выступают переход с ки-
5 К последним можно отнести и подразделения по происхождению — дуклян и средиземноморских европейцев.
260 ____________________________________________________________________
риллицы на латиницу, ввод трех дополнительных букв, которых нет в сербском языке, а также изыскание архаических слов и выражений, специфичных для данного региона. Государство спонсирует организации, носящие сомнительный характер. К таким можно отнести Черногорскую Православную Церковь (создана пятью отлученными от Православной Церкви священниками во главе с публицистом Е. Брковичем) и Дуклянскую академию наук и искусств (дублирует официальную Черногорскую академию наук и выпускает литературу сомнительного характера, опирающуюся на спорные исторические факты и первоисточники). Современная этническая проблематика переносится на черногорскую историю 200-летней давности, по-новому трактуется роль черногорской династии Петрови-чей-Негошей, а роль православия в жизни страны сводится на нет. Таким образом, история в Черногории стала предметом для политических игр, а сама страна — лабораторией для алхимиков, апробирующих на черногорцах идеологические установки.
Связав риторику идентичности с определенной политической практикой и попытавшись сформировать черногорскую нацию, новые политические элиты породили процессы, которые стали полной неожиданностью для самих инициаторов и участников событий. Рост политической конфронтации, который все ярче проявляется и отображает национальное противостояние, подталкивает современную черногорскую элиту к срочному поиску оснований для создания единого общества, культурно и социально интегрированного. Но руководство Черногории, похоже, выбрало не самый лучший способ «реформирования», поставив во главу угла проблемы культурного характера. В результате политическое поле Республики практически полностью поглощено дебатами по поводу истории и идентичности, тогда как острейшие социальные проблемы остаются нерешенными.
Литература
1. Брубейкер Р., Купер Фр. За пределами «идентичности» // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 61-115.
2. Капустин Б. Г. Конец «транзитологии»? О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия // ПОЛИС. 2001. № 4.
3. Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М.: КДУ, 2005. 320 с.
4 Мельвиль А. Ю. Демократические транзиты // Политология: Лексикон / Под
ред. А. И. Соловьева. М.: РОССПЭН, 2007. С. 123-134.
5. Пономарева Е. Г. Политическое развитие постъюгославского пространства (внутренние и внешние факторы). М. МГИМО(У) МИД России, 2007. 236 с.
6. Bieber F. Montenegro in Transition: Problems of Identity and Statehood // Nomos. 2003.
7. Bulatovic M. Manje od igre — vise od zivota / Bulatovic M. Knjizevna Zajednica Novog Sada, 1991.
8. Darmanovic S. Crnogorski postkommunisticki rezim // Monitor. 1998. March 6.
_________________________________________________________________ 261
9. Knezevic M. Izneverena Drzava. Srbija I Crna Gora u vremenu razlaza. Knezevic; Beograd, 2007.
10. Popovic M. Crnogorska alternativa: neizvestnost promene. Podgorica: Vijesti, 2000.
11. www.kosovothanksyou.com
