CC BY
25
А. Г. Машкова (Москва)
Человек и история в словацкой прозе 2000-х годов (на примере романов Павла Ранкова)
В последнее десятилетие в словацкой литературе прослеживается возросший интерес писателей к событиям исторической значимости и их влиянию на судьбы людей. Проблема «человек и история» исследуется в статье на материале романов «Это случилось первого сентября (или в другое время)» и «Матери» словацкого писателя П. Ранкова, которые можно отнести к одной из модификаций реализма - к постреализму. Ключевые слова: история, многолинейный архетипический сюжет, хронотопическая объемность произведения, метод «oral history», архетип матери, прием ретардации, повествовательные притоки, постмодернизм, постреализм.
«Чем я старше, тем больше меня интересует история и ее выкрутасы. Если уж мне суждено жить во времена, когда история буквально пляшет перед моими глазами, то это и в самом деле привлекает».
Яна Юранёва
«Роман "Дом глухого" рассказывает о том, как в жизнь словаков вторглось страшное двадцатое столетие».
Петер Криштуфек
В истории словацкой литературы ХХ столетия, как и в других славянских литературах, было немало спадов и подъемов, которые обусловлены спецификой общественно-политической и культурной жизни страны. При этом выйти из кризисного состояния ей, как правило, помогало обращение писателей к историческим событиям, осмысление ими их значимости для настоящего. Подобную ситуацию можно было наблюдать на рубеже 1950-1960-х гг., когда с началом процесса демократизации общества писатели попытались по-новому взглянуть на опыт военного прошлого. Аналогичная ситуация сложилась в литературе и во второй половине 1970-х - начале 1980-х гг.,
когда после шокового состояния, связанного с оккупацией Чехословакии в 1968 г., писатели, осмыслив происшедшее, стремились почерпнуть творческие силы и мудрость в истории. Это было время расцвета словацкого романа. История пришла на помощь писателям и в 2000-е гг. Если литература первых лет после образования Словацкой республики (1993) была преимущественно литературой поиска, продиктованного стремлением писателей к свободе авторского самовыражения, не всегда удачного эксперимента, претензий на оригинальность ради популярности у читателей, то уже к середине 2000-х гг. пришло осознание необходимости более глубокого и всестороннего осмысления жизни. Отсюда и интерес к истории и к ее воздействию на человеческие судьбы. В поле зрения писателей оказываются события, самые разные по времени и масштабу. Их временной охват весьма широк: от начала ХХ в. до посткоммунистического периода. Иначе говоря, практически все столетие. При этом обращение к истории не является для литераторов самоцелью: главное для них - показать, как история играет с человеческими судьбами, как испытывает героев. Неважно, что это за события: мировая война, клерофашистский или коммунистический режим, оккупация страны, период «нормализации» или «нежная» революция. Подобное стремление осмыслить человеческие судьбы сквозь призму истории характерно для писателей, представляющих разные поколения, разные эстетические школы и поэтики. Среди них - Павел Виликов-ский (роман «Автобиография зла», 2009), Станислав Ракус (романы «Темпоральные записки», 1993, «Ненаписанный роман», 2004, «Эксцентричный университет», 2008, образующие трилогию), Душан Шимко (роман «Губбио», 2009), Яна Юранева (роман «Заступницы», 2006), В. Климачек (романы «Площадь космонавтов. Поколение Ю.», 2007, «Водка и хром», 2013, «Горячее лето 68», 2011), П. Криштуфек (роман «Дом глухого», 2013) и многие другие.
Заметной фигурой в ряду других романистов, отдавших дань обозначенной тенденции, является Павол Ранков (р. 1964). Его писательский дебют состоялся в 1995 г., когда в свет вышел сборник рассказов «С течением времени» ^ odstupom Casu), удостоенный премии Ивана Краско и международной премии Джона Монне. Затем были опубликованы сборники «Мы и они // Они и мы» (Му а ош // Ош а ту, 2001) и «В непосредственной близости» (V tesnej blízkosti, 2004). Критики, в частности, Д. Гучкова, Я. Ленчо, П. Даровец, А. Бжох, М. Касарда, В. Барборик и др., сразу же обратили внимание на эти книги, отметив привлекательную манеру письма, мастерство
построения сюжета. В связи с его произведениями даже говорилось о ренессансе сюжета в словацкой литературе.
Значительное внимание читателей и критики привлек первый роман писателя «Это случилось первого сентября (или в другое время)» ^а1о sa ргуё^ septembra /а1еЬо inokedy/). Первое издание вышло в 2008, второе - в 2011 г. Общий тираж обоих изданий достиг 5.000 экземпляров, что для небольшой читательской аудитории Словакии очень много. Роман получил несколько премий: премию Евросоюза, Татра-Банка, читателей газеты «Смэ». Он переведен на многие языки мира. В 2010 г. была осуществлена его драматизация на сцене словацкого Национального театра (режиссер К. Жишка).
В подзаголовке романа мы читаем: «Исторический роман, охватывающий события 1938-1968 годов». Действительно, автор последовательно, год за годом, описывает исторические события, начиная с Венского арбитража, в результате которого южные области Словакии отошли к Венгрии, образования Словацкого государства, и заканчивая оккупацией страны войсками стран Варшавского договора. Ранков включает в текст эпизоды, в которых фигурируют конкретные исторические личности: Хорти, Тисо, Гусак, Новотный, Хрущев, Конев, Дубчек и др. При этом большинство историй, связанных с ними, написано в ироническом ключе, образует самостоятельный тематический и стилистический пласт романа.
Всего в романе тридцать одна глава. Автор обозначил их как «эпизоды»: «Эпизод 1938», «Эпизод 1939» и т. п. То есть уже сами названия глав указывают на то, что повествовательная структура романа носит фрагментарный характер. Практически в каждой главе-«эпизоде» описываются или просто упоминаются исторические события, так или иначе затрагивающие Словакию и одновременно определяющие поступки, судьбы героев, их жизненные траектории. Отсутствие сквозной романной композиции компенсируется обращением к историческому времени, которое как бы раздвигает сюжетные рамки произведения. При этом события истории не разрушают его структуру, наоборот, укрепляют ее, позволяя широко охватить действительность. Иначе говоря, роман не распадается на отдельные эпизоды, фрагменты, а обретает целостный, монолитный характер.
Каждый из героев по-своему проходит через горнило истории, у каждого - свой жизненный путь, своя правда. Именно на этом и сосредоточено основное внимание автора. Поэтому начиная уже с первых страниц книги представление автором жанровой формы произведения как исторического романа кажется сомнительным. В
отличие от исторического романа, повествование в котором обычно носит объективный характер, здесь рассказ о судьбах героев волнует читателей, они ощущают эти события как сиюминутные, животрепещущие. Таким образом, авторское уточнение воспринимается нами как провокация (точно так же, как уточнение в заглавии книги, где в скобках говорится: «или в другое время»). Тем более что далее он пишет: «Все герои романа... - выдуманы... Все выдумано. Никогда ничего не было, никогда никто не жил. И даже первого сентября никогда не было»1. Зачем понадобилась автору подобная провокация? Объяснение этому мы находим в сквозном мотиве книги, который как бы «цементирует» все «эпизоды»-главы и который относится к разряду «вечных»: это любовь. Речь идет о любви трех юношей -чеха Яна, венгра Петера и еврея Габриэля - к одной девушке - словачке Марии. Все они представляют «потерянное поколение», которому автор и посвящает свою книгу.
Фактически перед нами - многолинейный архетипический сюжет, в котором параллельно развертывающиеся событийные линии, воссоздающие судьбы героев, определены историей. Жизненные пути персонажей время от времени соприкасаются или даже пересекаются. В основе этих пересечений чаще всего оказываются отношения с Марией, образу которой автор придает романтическую окраску: хотя в силу различных обстоятельств она по очереди и сближается с каждым из персонажей, однако в итоге остается одна.
В соответствии с архетипическим типом сюжета действие начинается с завязки (глава «Эпизод 1938»), когда все герои, влюбленные в Марию, собираются вместе и устраивают состязание на купальне. По договоренности победитель получит право начать борьбу за сердце девушки. Однако состязание заканчивается ничем: один из них, Габриэль, едва не утонул. Далее, втянутые в водоворот истории, герои продолжают это состязание на протяжении всего романа. По-разному складываются их судьбы, которые воссоздаются с помощью хронотопической объемности произведения, ибо не только временные, но и пространственные рамки романа весьма широки. Здесь и местечко Левице в Словакии, где родились и провели свои юношеские годы герои, и Чехия, где в начале войны скрывается семья Яна, и Палестина, куда переселяется семья Габриэля и куда затем попадает Ян, и Америка, где Ян в итоге находит свое пристанище, и Австрия, куда уезжает Петр. Самые невероятные события, перипетии, стечения обстоятельств сменяют друг друга. Для того чтобы выжить, герои пытаются приспособиться (например, в зависимости
от поворотов истории меняют имена и фамилии - то на венгерский, то на чешский, то на словацкий лад; Петр часто идет на сделку со своими убеждениями и совестью и т. д.).
Проехавшая своим колесом по жизням героев, история, в конце концов, ставит их перед выбором: остаться на родине или эмигрировать. В финальной сцене романа (глава «Эпизод 1968»), когда все они, как и в начале, собираются вместе, Ян и Петр спрашивают Марию, почему та не хочет покинуть Словакию. Как и подобает романтическому герою, девушка отвечает: «Это моя родина», чем вызывает гнев друзей: «Это родина?», - восклицает один из них. «Это то Чехословакия, потом Венгрия, Словакия, опять Чехословакия. Сначала ее оккупируют немцы, потом русские... Это не может быть родина!»2. В итоге все трое мужчин эмигрируют. Состязание закончилось, как и в первый раз, без победителей. Все они - это, как говорит Мария, «три мои не осуществленные жизни». А мы бы добавили к этому: три жертвы истории.
Именно Марии писатель предоставляет последнее слово в романе: глава «Эпизод 1968» в отличие от всех предыдущих глав написана от ее имени, в «Я-форме». Во всех главах, кроме последней, автор-повествователь занимает активную позицию: он в гуще событий, он - своеобразный участник происходящего, свидетель, а порой и судья. Передав функции рассказчика Марии, он делает попытку взглянуть на все как бы со стороны, с женской точки зрения, глазами человека, которого, по словам героини, «политика никогда не интересовала». Отчасти это можно истолковать как противостояние «мужского» и «женского» начал. Вывод, к которому приходит Мария, таков: политика - это «мужские игры и выкрутасы с правдой»»3. Здесь же присутствует мысль об извечном противостоянии добра и зла. Во время войны границы между добром и злом были очевидны. А все, что пришло потом, - не что иное, как политиканство.
Первому роману Ранкова, в целом написанному в традиционной реалистической манере, на уровне повествовательной структуры присущи и некоторые черты постмодернистской поэтики.
Словацкий критик А. Гальвоник в своей рецензии назвал первый роман Ранкова «вызовом времени». И если писатель сумеет принять этот вызов, отмечает А. Гальвоник, то «словацкой литературе есть чего с нетерпением ожидать»4. И Ранков принял этот вызов: в 2011 г. был опубликован новый роман писателя, который называется «Матери». На сей раз действие охватывает период с середины 1940-х гг., когда в Словакии уже ширилось партизанское движение,
до наших дней. В отличие от первого романа, где история порой заслоняла собой человека, здесь упоминания об исторических событиях подчинены основной идее произведения: раскрытию темы материнства в экстремальных или просто сложных жизненных ситуациях. Начинается действие в северо-восточной части Словакии, в местечке Залесна Паруба, где живет главная героиня, словацкая девушка Зузана Лаукова. Во время ее последнего свидания с возлюбленным - русским партизаном Алешей в дом врываются немецкие солдаты и убивают его. Позже, заподозренная в предательстве, героиня оказывается в русском ГУЛАГе. Там у нее рождается ребенок, названный в честь погибшего отца Алешей. Чтобы спасти малыша и иметь возможность общаться с ним, Зузана идет навстречу пожеланию русской надзирательницы по имени Ирина и отказывается от него. После смерти Сталина иностранные подданные, содержащиеся в ГУЛАГе, получают возможность вернуться на родину. Возвращается в Чехословакию и Зузана. Однако мальчик остается с Ириной, ибо он - гражданин СССР. Борьба Зузаны за возвращение Алеши в Словакию завершается успешно: мальчик приезжает к ней, но... с красным галстуком на шее, который как бы символизирует пропасть, образовавшуюся между матерью и ребенком, уже успевшим полюбить свою новую мать. Алеша тяжело переносит разлуку с ней. Насильственный разрыв Зузаны с сыном приводит к нарушению гармонии в отношениях между ней и Алешей. Одновременно она узнает, что ее возлюбленный был предан собственной матерью, написавшей донос в немецкую комендатуру. Она сообщает об этом властям, мать арестована. Оказавшись в тюрьме, мать заканчивает жизнь самоубийством, что становится поводом для страданий Зу-заны. Когда наступает 1968 г., Алеша, как он сам потом признается, среди советских солдат, оккупировавших страну, искал глазами фигуру Ирины, которая его воспитала. Зузана, при всей своей любви к сыну, ради его спасения в условиях оккупации вторично отказывается от него: она настаивает на его эмиграции из страны. Алеша уезжает в Швецию.
Итак, в центре внимания автора находится образ словацкой женщины-матери. Хотелось бы напомнить, что образ матери в мировой литературе является одним из основных архетипов, который уходит своими корнями в глубины истории и не утрачивает своей актуальности и в наше время. Этот архетип олицетворяет собой связь с природой, землей, Вселенной. Его звучание, поведенческий стереотип в разных литературах существенно разнится и зависит от целого ряда
факторов, в том числе фольклорных и христианских традиций, природных, социальных, исторических условий и т. п. Гендерный стереотип матери двоякий: он может иметь как положительные коннотации, олицетворять собой светлые стороны материнского начала, так и отрицательные, деструктивные (дарующая жизнь, защитница детей и наряду с этим - страдалица, преступница, карающая врага во имя спасения своего ребенка). И то, и другое порой может сочетаться в одном человеке, что обусловлено биологической природой материнства.
Именно об этом идет речь в романе Ранкова.
С большой силой эмоционального воздействия писатель раскрывает психологию Зузаны Лауковой. Ее образ олицетворяет собой модель поведения «жертвенной матери», которая в самых нечеловеческих условиях жертвует всем, даже правом называться матерью, во имя спасения своего ребенка. Ради него она готова пойти на преступление и на смерть. Это относится не только к Зузане, вся жизнь которой подчинена борьбе за сына, но и к ее матери, вставшей на защиту дочери и не остановившейся ради этого перед предательством. Отчасти это относится и к другой героине романа - студентке-дипломнице Люции (события, связанные с ней, происходят в наши дни). Девушка, вопреки настойчивому требованию собственной матери, отказывается убить своего еще не родившегося ребенка и покидает родной дом. Природная, биологическая сила материнского инстинкта раскрыта и в эпизодах-вставках, повествующих о волчицах и усиливающих эмоциональный накал восприятия темы материнства (первый эпизод - встреча в лесу беременной Зузаны с волчицей, которая охотится, чтобы накормить потомство, и которая, поняв, что перед ней - «человеческая самка... полная решимости защищать свой живот», отступает, так и не накормив своего волчонка; второй эпизод - гибель волчицы, вышедшей на охоту вместе со своим детенышем и погибшей от рук человека).
Таким образом, тема материнства получает в романе весьма широкое осмысление. Это стало возможно благодаря сложной повествовательной структуре произведения, в частности, использованию композиционного приема ретардации. Данный прием реализуется путем включения в текст как дополнительных, на первый взгляд не имеющих непосредственного отношения к главному действию, персонажей, так и вставных эпизодов, сцен и даже глав (в тексте романа они имеют иное графическое оформление). Эти персонажи и вставные эпизоды, как бы замедляя развитие основного действия, не на-
рушают его, а лишь задерживают кульминационный момент и развязку, способствуя более глубокому осмыслению темы.
Рассказ о судьбе главной героини писатель начинает с описания любовной сцены Зузаны и русского партизана, за которой следует рассказ о его гибели и аресте девушки. Эти главы написаны в форме повествования от лица автора. Затем следует графически измененный текст, повествующий о встрече студентки-дипломницы Люции Герлианской с научным руководителем Вокнаром. Выясняется, что целью дипломного сочинения девушки является изучение проблемы материнства в экстремальных жизненных условиях, в том числе в концлагерях, с помощью метода «oral history». Описание встречи прерывается включением в текст теоретической части работы, проясняющей сущность данного метода. Далее следует дискуссия Люции и Вокнара о целесообразности и обоснованности его использования, в частности, применительно к указанной теме. То есть писатель как бы подготавливает нас к дальнейшему повествованию от лица главной героини, обосновывая использование «Я-формы», которая чревата нарушением некоторой объективности в изображении событий исторической значимости. Этот способ повествования придает рассказу большую эмоциональную насыщенность. Таким образом, весь дальнейший рассказ о судьбе Зузаны, положенный в основу дипломного сочинения Люции, носит ретроспективный характер и ведется от ее лица.
Однако использование приема ретардации этим эпизодом не ограничивается. Время от времени в основной повествовательный план вплетаются новые вставные эпизоды, побочные действия, которые так или иначе спроецированы на судьбу главной героини. Иначе говоря, отступая от основной сюжетной линии, автор переключает внимание читателя на иные повествовательные «притоки». Такую повествовательную структуру романа можно сравнить с рекой, в которую по ходу ее течения впадают притоки, делающие основное русло более полноводным и глубоким. Поначалу бывает трудно определить взаимосвязь между основным повествованием и побочным. Примером тому может служить переписка Люции и Вокнара, в которой проясняются некоторые подробности работы девушки над дипломным сочинением, с научной и политической точки зрения комментируется история Зузаны, воссозданная дипломницей от ее лица, а также сообщается о том, что Люция беременна. К одному из писем Люции прилагается рассказ о встрече беременной Зузаны с волчицей, который является своего рода метафорой поведения женщины в
ГУЛАГе. Функция этого рассказа весьма значительна и имеет самое непосредственное отношение к истории главной героини, ибо и то, и другое подчинено раскрытию темы материнства в пограничной жизненной ситуации.
Вместе с тем здесь же вырисовывается дополнительный аспект данной темы: Волнар ставит Люцию перед выбором - либо беременность, либо продолжение обучения. Эта позиция поддерживается матерью Люции. Таким образом, и Люция, будучи глубоко убеждена в том, что «если матери перестанут бороться за своих детей, то будут нарушены законы природы и ценности цивилизации»5, также оказывается если не в экстремальной, то, по крайней мере, в сложной жизненной ситуации.
Следующий повествовательный «приток», который также спроецирован на историю главной героини, - это встреча на вечеринке Люции с молодым человеком. Как выясняется, тот пишет работу по проблеме материнства и детства - важнейшей составляющей темы материнства. В дальнейшем данный повествовательный «приток» проясняется историей взаимоотношений Зузаны и ее сына, а также Зузаны и ее матери. Описывая беседу Зузаны и Люции, а затем встречу Люции с сыном Зузаны, автор проводит мысль о том, что человек не выбирает свою мать, он должен принимать ее такой, какая она есть, должен научиться прощать, ибо ненависть к матери способна передаваться из поколения в поколение. И если Зузане остается лишь раскаяние, ибо ее мать умерла, так и не получив прощения дочери, то ее сын, как бы исправляя ошибку матери, возвращается к ней. Таким образом, использование сложной повествовательной структуры романа вполне оправданно. Писатель подчиняет ее одной главной цели: более полному, многоаспектному раскрытию темы материнства в различных исторических ситуациях, созданию архетипа матери, «Матери с большой матери», как пишет автор.
С поэтологической точки зрения романы Ранкова можно отнести к одной из наиболее продуктивных тенденций развития словацкой прозы последних десятилетий, которую некоторые исследователи обозначают термином «постреализм». (Кстати, признаки постреалистической парадигмы художественности можно обнаружить еще в словацкой прозе 1960-1980-х гг., в творчестве писателей так называемого «поколения "Младой творбы"» - Я. Йоганидеса, П. Яро-ша, Р. Слободы, Л. Баллека и др.). Однако отличие сегодняшнего словацкого постреализма от постреализма предшествующих десятилетий состоит в том, что он уже вобрал в себя опыт постмодер-
низма и, восприняв его художественную логику, активно пользуется постмодернистским эстетическим арсеналом, «подпитывается» его открытиями. Вместе с тем концепция современного постреализма в корне отличается от постмодернистской. Так, в романах Ранкова, где присутствуют типичные для постмодернизма приемы (интертекстуальность, стилевое многообразие, игровые отношения между автором и героем, «открытость» текста для интерпретаций и вариантов и др.), конкретный живой человек не потерялся в хаосе бытия, как это случалось у постмодернистов, а компромиссы между различными жизненными философиями реализованы в четко локализованных хронотопах героев и освобожденных от элемента вымысла сюжетах. Писатель поставил во главу угла человеческую личность, постижение всего спектра отношений между человеком и миром, человеком и историей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Stalo sa prveho septembra (alebo inokedy). Bratislava, 2008. S. 7.
2 Ibid. S. 326.
3 Ibid. S. 316.
4 HalvonikA. Pavol Rankov. Stalo sa prveho septembra (alebo inokedy) // Knizna revue. XVIII. R. 24. C. 20. S. 1.
5 Rankov P. Matky. Bratislava, 2011. S. 112.
Mashkova A. G. Man and History in the Slovak Prose of the 2000s (exemplified by Pavol Rankov's Novels)
In the recent decade, the Slovak literature shows growing interest to the events of historic significance and their influence on people's destinies. The problem of «man and history» is dealt in the article on the material of the novels of the Slovak writer Pavol Rankov, which could be described as a modification of Post-realism. Keywords: history, mulilineal archetypical plot, chronotopic dimensions of a literary work, method of oral history, mother archetype, method of retardation, narrative infows, Post-modernism, Post-realism.
