CC BY
176
10. Михайлова Т.Л. Теоретико-методологические основы коммуникати-вистики как формирующегося раздела философии. Философия. Толерантность. Глобализация. Восток и Запад - диалог мировоззрений: тез. докл. VII Рос. философ. конгресса (г. Уфа, 6-10 октября 2015 г.): в 3 т. T. I. Уфа: РИЦ БашГУ, 2015. 372 с.
11. Чеклецов В.В. Гибридная реальность. НБИКС как интерфейс «человек - машина» // Глобальное будущее 2045. Конвергентные технологии (НБИКС) и трансгуманистическая эволюция // под ред. проф. Д.И. Дубровского. М.: ООО «Издательство МБА», 2013. С. 107-120.
Соколова Светлана Николаевна, ассистент, socolova-s-n@yandex. ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет.
THE SOCIO-AXIOLOGICAL PROBLEMS OF DEVELOPMENT OF MODERN SCIENCE
S.N. Sokolova
The article deals with the main trends in the development of science, associated with the formation of techno science and the special role of converging technologies. Axiological dimension of scientific and technological processes requires the analysis of socio-cultural factors in the development of science and highlights the problem of the status and characteristics of the scientific community.
Key words: epistemological projects, techno science, converging technologies, commercialization of science, scientific community.
Sokolova Svetlana Nikolaevna, assistant, [email protected], Russia, Tula, Tula State University.
УДК 130.2
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТЕЛЕСНОСТЬ: ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ СОМАТИЧЕСКИХ МОДИФИКАЦИЙ
А.Г. Троегубов, И.Н. Петракова
Предпринимается попытка философского анализа человеческой телесности через рассмотрение соматических модификаций как универсального явления человеческой культуры. Предполагается, что одной из важнейших функций соматических модификаций изначально было овладение собственным телом через установление его границ и его преобразование.
Ключевые слова: телесность, тело, соматическая модификация.
Телесность человека - проблема, с одной стороны, для философии XX века вполне привычная, а с другой, - все еще таинственная и неясная. О теле и
телесности написано очень много, но этого все равно недостаточно для ясности, как обычно и бывает с тем, что касается предельных оснований человеческого существования.
Мыслить о теле одновременно и очень просто, ведь что может быть очевиднее и ближе нам, чем тело, и крайне сложно, потому что тело настолько привычно, что на него почти невозможно посмотреть «со стороны», «извне». Сам мир дан нам через тело, мы взаимодействуем с миром через тело, действуем в мире через него и овладеваем объектами мира и самим миром тоже через тело. Любая виртуальная реальность и любое сознание существуют на какой-то телесно-материальной основе, пусть даже это забывается в процессе функционирования.
Овладение, власть, тело - соединение этих понятий наводит на первые и самые очевидные для современного исследователя ассоциации: подход М. Фуко. Именно М. Фуко и, шире, фукольдианская методология рассматривают различные формы, в которых власть воздействует на тело, подчиняя его себе, «дисциплинируя», если пользоваться терминологией самого М. Фуко. «В любом обществе тело зажато в тисках власти, налагающей на него принуждение, запреты или обязательства» [1, с. 199].
Важнейшую роль этот дискурс играет и в гендерных исследованиях, особенно феминистического толка. Феминистки очень подробно пишут о том, каким образом и при помощи каких приемов общество (в том числе и современное) контролирует тело женщины, перенося к тому же этот контроль из внешних форм прямого принуждения в сложные формы внутреннего побуждения, формируя потребности в диетах, косметических процедурах, в том, чтобы придавать своему телу конкретную, заданную и поддерживаемую извне форму в соответствии с существующими стандартами. В популярной форме об этом пишет, например, Наоми Вульф, называя эту форму контроля «мифом о красоте» [2]. Самым же вопиющим и очевидным примером такого рода контроля является китайская традиция бинтования ног девочкам.
Однако власть над телом может быть целью не только общества. Да и само общество, противопоставленное личности и к чему-то ее явно или неявно принуждающее, может существовать, только когда эта личность есть и так или иначе осознает свою отдельность, выделенность. Но это не имеет места в первобытном состоянии. Еще нет непроницаемых границ между человеком и природой, личностью и обществом. Способы и принципы взаимодействия с природой и самим собой, со всем вообще максимально схожи. Не общество овладевает человеческим телом, пытаясь обрести над ним власть, все это будет потом, позже, изначально же человек сам овладевает собой.
Огромную роль эта идея - овладения собой - сыграла в концепции психолога Л.С. Выготского. Его культурно-историческая психология основывается на мысли, что человек использует знаки как средство овладения собственными психическими функциями, собственным поведением, и историю человечества он рассматривает как историю «развития искусственных вспомогательных «средств поведения», ...историю овладения человеком собственным поведени-
ем» [3, с. 63]. Непроизвольные процессы должны стать произвольными, человек должен научиться владеть собой, и в своей истории он прикладывает массу усилий, чтобы сделать себя (свои высшие психические функции вроде памяти, внимания, мышления и т.д.) послушным самому же себе.
Для нашего же анализа важен еще один момент: Л.С. Выготский указывает на то, что «.всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва - социальном, потом - психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая» [4, с. 145]. То есть то, что становится внутренним, изначально было внешним, начиналось с внешнего плана. Овладение собой для ребенка начинается с того, что он во внешнем плане повторяет то, что до этого делал взрослый и он сам делал со взрослым вместе. Сначала -снаружи, потом - внутри.
Опираясь на эту мысль в более широком контексте, можно сказать, что весь изощренный арсенал наших техник овладения собой, психотехник самоконтроля, произвольности, саморегуляции - все это многообразие начиналось с простых и на современном фоне даже примитивных внешних форм, одной из которых и были соматические модификации. Человек менял свое тело, чтобы овладеть им и собой вообще.
Вопрос о том, что есть это «сам», правда, довольно сложен и в таком контексте выводит на спор материализма и идеализма, на декартовский дуализм и попытки его преодоления, в числе которых и физикализм, на идею диа-логичности сознания и многие другие. Однако если не углубляться в эти учения, можно остановиться на констатации того, что человек не ощущает себя только телом за исключением очень малого количества ситуаций: «Тело - это не вполне Я, ибо для чего бы тогда его выделять, и в то же время мое, т.е. не вполне чужое» [5, с. 17]. Тело дано человеку как «мое», но сопротивляющееся воздействию и контролю, а значит, побуждающее к овладению.
Также крайне полезным в этом контексте может стать анализ так называемых соматических модификаций, то есть практик намеренного преобразования человеком собственного тела. По определению историка и этнографа И.А. Гринько «Соматические модификации - преднамеренные нарушения целостности или изменения формы органов человеческого тела, проводимые в рамках ритуальной практики или эстетических норм» [6, с. 19]. Пытаясь систематизировать возможные формы соматических модификаций, указанный автор предлагает делить их, например, на деформации (искусственное изменение формы) и дектомии (удаление органа или его части) или на посмертные и прижизненные [6, с. 37-39].
Если же подходить к вопросу анатомически, то можно выделить: соматические модификации черепа (деформации и трепанации); деформации зубной системы (деформации вроде подпиливания и удаления); модификации лицевого отдела (прободения и деформации губ, ушей, языка, носа); модификации корпуса (растяжения шейных позвонков, деформации груди); модификации половых органов (обрезания, подрезания, надрезания, прободения и т.д.); модифи-
кации конечностей (ампутации фаланг пальцев, деформация ступней); модификация кожных покровов (скарификация, татуирование) [6, с. 3].
Существование большого перечня изменений собственного тела, которые человек вносил и вносит в рамках разных культур и разных периодов своего развития, довольно очевидно. Можно даже сказать, что человечество в целом хоть когда-нибудь изменяло все или почти все, что можно изменить эффективно и без фатальных последствий.
Особенно же примечательной чертой соматических модификаций является то, что они универсальны: разные их формы встречаются практически во всех культурах, причем появляются они очень рано. Например, исследователи пишут, что одну из самых древних соматических модификаций - деформацию черепа «...Эрик Тринкаус зафиксировал... на черепах неандертальцев из погребений Шанидар 1 и 5, имеющих возраст 45000 лет.» [6, с. 40]. Да, в разных культурах отличаются формы, степени и число совершаемых соматических модификаций - но они всегда присутствуют, так или иначе, с самого начала.
Можно сказать, что соматические модификации появляются тогда, когда появляется сам человек в широком смысле. Никакие другие животные не осуществляют соматические модификации, а те преобразования собственного тела, которые у животных все-таки можно зафиксировать, - это исключительно патологические проявления (самоощипывание у птиц и т.д.). Похожие явления, кстати, есть и у человека: например, царапанье лица или выдергивание волос при переживании острого горя (форма «смещенной активности»). Исследователи предполагают даже, что такое поведение может закрепляться, становясь ритуальным, как в случаях плакальщиц, совершающих все эти действия не по причине собственных переживаний, а в качестве ритуальной необходимости, закрепленной культурой.
Однако даже если допустить версию о формах смещенной активности как генетическом источнике практики соматических модификаций в человеческом обществе (которая достаточно спорна в отсутствии серьезных исследований на эту тему), все равно самопреобразование тела человеком должно быть рассмотрено как самостоятельное культурное явление, потому что культурные феномены несводимы к своей биологической основе и не абсолютно детерминированы ею.
Таким образом, соматические модификации, появляясь едва ли не вместе с homo sapiens, становятся универсальным явлением человеческой культуры. Один из исследователей даже предлагает считать татуировку (частный вариант соматической модификации) «антропологическим признаком (потребностью) человека» [7, с. 167]. Едва сформировавшись, человек сразу начинает изменять самого себя. Но зачем? Что ему это дает?
Вот тут и выходит на первый план философская тема телесности.
Нет, можно, конечно, остаться в границах этнографии, психологии, семиотики, и тогда мы скажем, что соматические модификации выполняют очень важные функции: маркирующую (обозначение возраста, гендера, социальной
или этнической принадлежности носителя), ритуально-социализирующую, эстетическую, апотрическую (оберег) [8], можем выделить какие-нибудь еще, составить немного отличающиеся классификации. Но все это не снимет философского вопроса о том, почему преобразование совершается именно с телом, ведь функции оберега или социального маркера для своих и чужих могут выполнять, и часто выполняют, и одежда, и украшения, и обратимая раскраска лица и/или тела.
На наш взгляд, одна из причин состоит в том, что соматические модификации для человека оказываются способом овладения собой, установления контроля над собой - но, конечно, изначально не в индивидуальном, а в родовом смысле, когда речь идет о человеке вообще, о человеке как виде.
Хотя в современном мире рефлектирующей личности некоторые люди, практикующие соматические модификации, тоже говорят о том, что воспринимают последние и как способ овладения своим отдельным, индивидуализированным телом, установления над ним контроля, более полного его присвоения и т.д. Один из респондентов В. Питтс, например, рассказывал, что благодаря соматическим модификациям (в его случае достаточно экстремальным) «ты можешь контролировать то, что иначе не смог бы» [9, с. 9].
Некоторые авторы даже предлагают рассматривать современную популярность соматических модификаций на Западе как своего рода форму сопротивления внешнему контролю общества. Причем в качестве особой специфики этих практик выделяется то, что они не являются сопротивлением в твердом, прямом и серьезном смысле слова, а скорее через «чистый соблазн удовольствия, который встречает власть с ироническим вывертом» [10, с. 138], т.е. переворачивают саму суть нормирующих контролирующих властных требований, вовлекая их в игру, устраняющую всякую серьезность. «Отказываясь подчиняться настоятельным требованиям нормализации до-феминистской красоты и ее медикализации, усвоенному чувству вины и неприятия тела, антителесным императивам машин., модифицированное тело обольщает средства и значения нормативности и развоплощенности, тела и технологий, переворачивает все с ног на голову, разрисовывая их поверхность» [10, с. 128].
Изучение современных практик татуировки, шрамирования, пирсинга и прочих распространенных сейчас соматических модификаций вполне популярное направление среди исследователей, ими накоплен интересный материал как самоотчетов респондентов, так и результатов их психологического тестирования.
Однако изначально речь, конечно же, не шла о личностях - она шла о человеке как родовом существе. И самопреобразование для этого существа становится орудием самоконтроля, средством овладения собой, а соматическое, телесное самопреобразование - одна из первых, самых грубых версий этого приема. Причем главная его особенность и важнейшее достоинство состоит в том, что соматическая модификация оказывается знаком, который замечательно надежен. Его нельзя стереть, как краску, или снять, как украшения вроде перьев, бус и т.д. Шрам на теле, отверстие в нем, разрез или другая модификация
останутся навсегда, им легко можно доверить то, что опасно доверять слабой памяти, не имеющей помощника и гаранта в виде письменности. Есть, конечно, возможность оставить графические следы на скалах в виде рисунков, на веревках в виде узелков и прочего, однако модификация тела надежнее и этих знаков, потому что любой внешний объект вроде веревки, деревянной палки или той же скалы может быть потерян или разрушен, себя же, свое тело, пока ты существуешь, потерять невозможно, а когда ты перестаешь существовать, утрата уже не имеет значения.
Вот, например, как описывается важнейшая функция обряда прижигания младенца в племени датога: «Прижигание младенца — это не испытание, а неизбежная (хотя и неприятная) процедура, обойти которую для датога не представляется возможным. ... Такие знаки на лице и теле служат важным идентификационным признаком племенной принадлежности. По шраму на лбу датога безошибочно распознают соплеменников и отличают от антропологически близких к ним масаев. ... Факт прижигания головы и тела ребенка у датога хорошо понятен в качестве идентификационной метки» [11, с.170]. И эту метку уже нельзя стереть или подделать, она надежна и навсегда. Соматическая модификация оказывается лучшим способом зафиксировать навсегда то, что имеет первостепенную важность.
Причем, поскольку ранний человек мыслит загробный мир по аналогии с земным, татуировка в его сознании оказывается вечной в буквальном смысле: она остается на человеке, переходя с ним и в посмертное существование, причем там тоже играет важную роль, позволяя или избавиться от каких-то мучений и рисков, или быть узнанным супругами или родственниками.
К тому же есть и еще один аспект соматической модификации, отражающий ее значимость, - сопровождающая процесс боль.
Большое количество соматических модификаций сопровождаются достаточно сильной болью как в связи с их биологической спецификой (глубокие разрезы кожи, ампутации и т.д.), так и в соответствии с их функцией (учиться терпеть боль, например, инициации). Причем физические страдания, причиняемые соматической модификацией, во многих культурах необходимо терпеть без жалоб, криков и плача, поскольку это тоже является частью инициационно-го испытания, только пройдя которое бывший ребенок имеет право называться взрослым и получает все права и обязанности взрослого (тем более имея в виду, что инициация моделирует смерть и рождение).
Кстати, и в современных практиках соматической модификации боль тоже играет не последнюю роль. Понятно, что нынешняя медицина может предоставить массу возможностей анестезии для нанесения татуировки, шрамирования и т.д., однако в среде людей, всерьез увлеченных соматическими модификациями, скорее принято от нее отказываться. Боль в этом случае воспринимается как некое средство самопознания, самоиспытания, самопреодоления: «.когда тебе больно, ты встречаешься лицом к лицу со своим подлинным «я».», «.боль - как ящик, в котором лежит некое особое знание» [12, с. 153].
Кроме того, преодоление себя через преодоление боли позволяет повысить самооценку, ощутить себя сильнее.
Но, поскольку мы говорим о современности, испытывать боль или нет является, естественно, выбором личности. В ранних практиках соматических модификации такого выбора просто не было.
Однако, отвлекаясь от различий эпох, в общем философско-антропологическом контексте боль связана с важнейшим аспектом соматической модификации как овладения собственным телом: она позволяет нам «обнаружить» свое тело, ощутить его границы. Ведь, чтобы контролировать и преобразовать себя (в данном случае свое тело), нужно сначала себя «найти», «выделить», «ограничить». Нужно отделить себя от мира, от всего остального, от не-Я и не-мое-тело. Обнаружение этих границ есть одновременно и способ самообнаружения, и способ самопознания.
Мы можем всерьез контролировать только то, что осознаем, тело же, когда оно функционирует нормально, большую часть времени нами не осознается. Человеческое тело в философском и психологическом контексте, в отличие от биологического, вообще не есть константа с четко определенными границами. Эти границы меняются и постоянно выстраиваются, конструируются, уточняются, сейчас в них может быть включено то, что окажется внешним через пять минут, и наоборот. Как пишет В.А. Подорога: «Образ нашего тела колеблется в потоке интенциональных переживаний, он погружен во внутреннее время и не имеет ничего общего с представлением нашего тела в объективном пространстве-времени» [13, с. 13].
О том же говорит и современная наука. Особенно показательны в этом смысле исследования психологов и нейрофизиологов по поводу иллюзии «резиновой руки», так называемого «обмена телами» и проч. [14, 15]. При определенной организации опыта человека вполне можно заставить ощущать резиновую руку включенной в его собственную схему тела.
Больше того, определенные исследования показывают, что такие же, хоть и не всегда настолько выраженные, эффекты наблюдаются и в отношении компьютерной мыши, смартфона и прочих объектов, вообще не похожих на живые конечности. Повторяя схему эксперимента с резиновой рукой и заменяя ее на другие объекты, исследователи добиваются похожих реакций и ощущений [16] и высказывают мысль, что большую роль здесь играет опыт взаимодействия человека с используемым объектом: быстрее включается в схему тела предметы, с которыми мы больше взаимодействуем (например, смартфон).
Наше ощущение тела обеспечивается сложнейшими сенсомоторными механизмами, конструируется нашим восприятием с его привычными схемами (а также их нарушением), для осознания тела и его границ непременно нужно воздействие на него. Сейчас об этом говорим мы, люди современности, с глубокими знаниями о человеческой телесности, телесными техниками и практиками. Чем же довольствовались люди ранних культур для осознания тела? Понятно, самое сильное на него воздействие - болевое. Как пишет А.Ю. Ветлесен: «Мерло-Понти один из немногих подчёркивал, что боль (болезнь, травма, дис-
функция) может быть одним из тех факторов, которые заставляют нас осознать своё тело, потому что нормально работающее тело для сознания как бы не существует, как бы непроницаемо. Мы осознаем лишь то, что «сломалось», перешло в необычную фазу существования» [17, с. 81]. Боль позволяет осознать тело, факт его наличия, но несводимости нас к телу (причем факт этой несводимости так или иначе выделяется всеми культурами, даже достаточно ранними).
Кроме того, боль делает это осознание памятным, работает также и на память. Об этом писал еще Ф. Ницше: «Чем хуже обстояло "с памятью" человечества, тем страшнее выглядели всегда его обычаи.» [18, с. 54], «может быть, во всей предыстории человека и не было ничего более страшного и более жуткого, чем его мнемотехника. "Вжигать, дабы осталось в памяти: лишь то, что не перестает причинять боль, остается в памяти" - таков основной тезис наидревнейшей (к сожалению, и продолжительнейшей) психологии на земле» [18, с. 54]. Пережитые страдания запоминаются, а гарантией этого выступает оставшийся знак - шрам, рисунок, отсутствующая часть. Еще только формирующаяся произвольная память пользуется всеми доступными средствами, дублируя их, накладывая друг на друга, страхуя себя всеми возможными способами.
Итак, боль как бы отчетливо «обнаруживает» для человека его тело, а заодно и то, что сам он - не только тело. И, попутно, ставит задачу овладения этим телом, которое не совсем он, начиная с физического изменения под требования культуры, а не биологии и заканчивая выработкой психологического самоконтроля, позволяющего вытерпеть боль так, как этого требует культура, а не природа.
Овладение - это способность влиять, изменять, направлять с целью использования. Именно это и делает человек в процессе соматической модификации: демонстрирует и реализует свою возможность, проявляет свою власть над телом, меняя его радикально и явно. Отличительная особенность соматической модификации как раз и состоит в ее радикальности: измененное тело уже не вернешь в прежнее состояние.
Выработка любого навыка состоит в диалектическом единстве двух противоположных процессов: вначале мы переводим в поле сознания (осознания) то, чего в нем раньше не было, а потом прикладываем все усилия, чтобы снова отправить выработанную схему действия в бессознательное, чтобы превратить действие в «автоматическое». И с телом мы совершаем то же самое, ведь итоговым желаемым состоянием у нас оказывается возможность «свободно» действовать, не оглядываясь на ограничения тела. Соматические модификации сначала ставят человека перед фактом его телесности, замкнутости в теле, а потом дают опыт овладения этим телом - его подчинения, с одной стороны, через переживание и преодоление боли, а с другой, через возможность преобразовать, изменить по собственному желанию. Еще раз повторим, что это очень грубая форма овладения, но оно понятно, потому что она - первая, возникающая едва ли не с появлением самого человека.
Человек способен существовать, только преобразовывая среду, но в мифологическом сознании разница между человеком и средой не ощутима - а потому он преобразовывает все, что может преобразовать, включая себя и собственное тело. Изначально человек почти не различает границы Я и не-Я, его сознание синкретично, а весь мир понимается как состоящий из подобных объектов, поэтому он одинаково обращается и с внешним, и с самим собой. Он преобразует, меняет, оставляет знаки как на камне и дереве, так и на собственной плоти схожим образом, потому что для мифологического сознания они и есть схожие, подобные по сути. В рамках мифологий существует масса примеров тождества Вселенной и тела, описывающих возникновение Вселенной из тела первосущества. Причем соматическая модификация могла трактоваться не как коренное преобразование, изменение старого в новое, а, наоборот, как поддержание необходимого порядка, придание «неправильному» телу исходных канонических характеристик, восстановление нужной структуры тела и мироздания. Д. Кампер в отношении этого раннего сознания говорит о его утраченной позже «способности почувствовать боль материала, на который наносятся знаки» [19, с. 32] - именно потому, что все подобно всему, а значит любой материал подобен телу. В процессе соматической модификации первый человек действует с собой так же, как и с миром вокруг, плохо улавливая различия, а точнее, не считая их принципиальными в том, что касается способов преобразования. Модифицируя себя, он овладевает собой. По крайней мере, делает в этом долгом и подчас мучительном процессе первые шаги.
И тем примечательнее, что эта грубая ранняя форма овладения собой никуда не исчезает за все историческое развитие человека. Переживая подъемы интереса к себе и его спады, соматические модификации продолжают существовать в человеческой жизни. В современном западном обществе (да и Россия не остается в стороне) они вообще переживают пик популярности, позволяющий даже говорить о их моде, например, на татуировки. Чем это можно объяснить?
В данном контексте нам представляются значимыми следующие соображения.
Во-первых, на фоне «старых» принципов соматических модификаций совершенно очевидно появление у них новых функций, в частности, функции индивидуализации: если первые соматические модификации, да и вся эта практика достаточно долго служили маркированию принадлежности человека к чему-то большему (племени, социальной группе, профессии и т.д.), то сейчас они чаще всего совершаются, чтобы выделить человека среди других, работая на его индивидуальность (мотивация «выделиться из толпы» достаточно часто звучит в интервью людей, имеющих различные «тату» или «тоннели»).
Во-вторых, важным именно для современности аспектом соматических модификаций становится то, что они обращают человека к собственной телесности, которая в информационном (постиндустриальном, современном - как угодно) обществе оказывается в очень специфическом положении. С одной стороны, она как бы акцентируется через каноны красоты, чаще всего соотно-
симые со «здоровьем» и обосновываемые им, через связанные с этим популярные и едва ли не обязательные для всех «цивилизованных людей» практики фитнесса, йоги и прочих физических тренировок, через огромное внимание, уделяемое сексу и сексуальности, тоже завязанным на тело. А с другой стороны, современная культура через свои информационные каналы как бы растворяет истинную телесность, погружая человека в виртуальность, виртуализируя и телесность тоже через стандартизированные изображения, жесткие и «абсолютные» каноны, превращая ее в симулякр, в отредактированную картинку, за которой ничего нет. И в каком-то смысле распространение соматических модификаций можно считать реакцией на такое положение вещей. Мы осознаем тело, когда на него что-то явно воздействует, а соматическая модификация как раз и есть такое очевидное воздействие, к тому же оставляющее о себе не проходящую память (даже сводя татуировку человек получает шрам, след - напоминание).
Стоит сделать оговорку, что в современной практике соматических модификаций можно выделить как минимум два направления. Одно из них, которое с определенной натяжкой можно было бы назвать «гламурным», рассматривает и осуществляет модификацию тела (татуировку и пирсинг) прежде всего с эстетических позиций, не сильно расходящихся с общепринятыми стандартами красоты. Такие соматические модификации служат продолжением обычных способов украшения собственного тела, выходя за рамки одежды и косметики за счет современной большей свободы манипулирования своим внешним обликом, уменьшения жесткости очевидных внешних требований, что, впрочем, не отменяет требований неочевидных и ставших частью собственных представлений человека (тот самый «миф о красоте» и проч.). Вместе с тем даже такие соматические модификации связаны с некоторым элементом протеста.
Второе же направление представлено так называемыми «экстремальными» соматическими модификациями вроде подкожных имплантатов, микро-дермалов, рассечений языка, тоннелей, шрамирования и т.д., причем совершаемых обычно в большом количестве - того, что сейчас обозначается как «бод-мод». И вот это второе направление имеет явную эпатажно-протестную мотивацию, в том числе и в отношении общепринятых эстетических стандартов. В обществе, где контроль переходит в неявные формы при акцентированной декларации свободы, подобное изменение собственного тела вопреки предлагаемым нормам (как в контексте чистой эстетики, так и в рамках медицинских представлений о «естественном» здоровом теле, которые сейчас очень тесно переплелись) выглядит способом протеста против этой бессубъектной власти, против стандартизации, против мягкого, манипулятивно-неявного и от этого еще более эффективного контроля.
Имеется еще один возможный угол зрения, возвращающий нас к истокам самой практики соматических модификаций - трансгуманистический. Может быть, сейчас соматические модификации снова начинают выступать в той же роли, что и в момент своего появления - в роли средства, помогающего человеку как родовому существу овладеть собой, своим телом, сделав его «пра-
вильным». Изначально имевшие ритуальный сакральный смысл, соматические модификации «улучшали» здоровое человеческое тело в той форме, которая была доступна мифологическому сознанию. Современные же соматические модификации в том значении, в котором они понимаются и предлагаются трансгуманистами, призваны также «улучшать» здоровое человеческое тело вообще, а не только индивидуальное. Сослужив свою службу в подчинении человеком его тела много веков назад, соматические модификации, возможно, снова обретают ту же функцию. По крайней мере, такие варианты уже были не раз обозначены и осмыслены фантастами, а наука и технологии достаточно часто идут по их стопам.
Список литературы
1. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999. 416 с.
2. Вульф Н. Миф о красоте. М.: Альпина нон-фикшн, 2015. 448 с.
3. Выготский Л.С., Лурия А.Р. Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок. М.: Педагогика-Пресс, 1993. 224 с.
4. Выготский Л.С. Проблемы развития психики. // Собрание сочинений: в 6 т. Т.3. М.: Педагогика, 1983. 369 с.
5. Психосемиотика телесности / И.В. Журавлев, Е.С. Никитина, Ю.А. Сорокин, Д.В. Реут, А.Ш. Тхостов; под общ. ред. И.В. Журавлева, Е.С. Никитиной. М.: URSS, 2005. 152 с.
6. Гринько И.А. Модификации тела. Эстетика и символика. LAMBERT Academic Publishing, 2010. 164 с.
7. Ваганов А.Г. Татуированный Гарри Поттер // Технологичная культура. Ценологические исследования. Вып. 38. М.: Технетика, 2008. С. 166-182.
8. Гринько И.А. Искусственные изменения тела в системе социокультурных символов традиционных обществ: автореф. дис. ... канд. истор. Наук. М., 2006. 27 с.
9. Pitts V. In the Flesh: The Cultural Politics of Body Modification. New York: Palgrave Macmillan, 2003. 239 p.
10. Макендрик К. Техноплоть или «Было больно?» // Теория моды: Одежда. Тело. Культура: международный журнал. Вып. 5. 2007. С. 119-141.
11. Бутовская М.Л., Буркова В.Н., Драмбян М.Ю. Церемония прижигания ребенка как инициация включения у датога северной Танзании // Вестник РГНФ. 2008. №1(50). С. 163-173.
12. Сиора С. Искусство боли // Теория моды: Одежда. Тело. Культура: междунар. журн. Вып. 05. 2007. С.134-158.
13. Подорога В.А. Феномеология тела: Введение в философскую антропологию. М.: Ad Marginem, 1995. 340 с.
14. Перепелкина О.С., Арина Г.А., Николаева В.В. Телесные иллюзии: феноменология, механизмы, экспериментальные модели // Психологические
исследования. Т. 7. № 38. 2014. С. 9. [Электронный ресурс]. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 29.09.2016).
15. Botvinick M., Cohen J. Rubber hands «feel» touch that eyes see // Nature. Vol. 391. 1998. 756 p.
16. Liepelt R., Dolk T., Hommel B. Self-perception beyond the body: the role of past agency // Psychological Research. 2016. P. 1-11.
17. Ветлесен А.Ю. Философия боли. М.: Прогресс-Традиция, 2010. 240
с.
18. Ницше Ф. Собрание сочинений: в 5 т. Т.5. Генеалогия морали. СПб: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. С.19-148.
19. Кампер Д. Тело. Насилие. Боль: сб. статей. М.: Изд-во Рус. Христиан. гуманитар. акад., 2010. 174 с.
Троегубов Андрей Геннадьевич, канд. филос. наук, доц., зав. кафедрой, tulgu filosofiaamail. ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет,
Петракова Ирина Николаевна, канд. филос. наук, доц., minepochtaaramhler.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет
HUMAN CORPOREALITY: A PHILOSOFICAL ANALYSIS OF THE BODY MODIFICATIONS
A.G. Troeguhov, I.N. Petrakova
The hody modifications are analyzed in the article from the philosophical point of view as a part of the philosophical analysis of the human corporeality problem. It's supposed, that the mastery of one's own hody hy its transformation is one of the most important hody modifications functions.
Key words: corporeality, hody, hody modification.
Troeguhov Andrey Gennadievich, candidate of philosophy science, docent, manager of cathedra, tulgu_filosofia@,mail.ru , Russia, Tula, Tula State University,
Petrakova Irina Nikolaevna, candidate of philosophy science, docent, [email protected], Russia, Tula, Tula State University
