CC BY
37
Г.Е. ЩЕРБАНЬ
ЧАСТИЦА ИМЕННО КАК СРЕДСТВО АКТУАЛИЗАЦИИ РЕМЫ В КОНСТРУКЦИЯХ ЭКСПРЕССИВНОГО СИНТАКСИСА
В последние годы появилось много художественных произведений, отмеченных нетрадиционными приемами синтаксического построения, предназначенными для воздействия на читателя. В поисках эффективных приемов воздействия современные авторы используют такие качества и свойства речи, которые заостряют и поддерживают внимание читателя, т.е. прибегают к наиболее выразительным, нестандартным способам подачи информации, используя при этом различные средства языка: лексические, морфологические, пунктуационные и др. Однако наиболее сильным средством воздействия все чаще становится синтаксис, получивший с начала 60-х годов название «экспрессивный».
Экспрессивный синтаксис отмечен большой воздействующей силой, выразительностью, часто образностью, эмоциональной и стилистической окрашенностью. Высокий воздействующий эффект достигается за счет дробления, дезинтеграции синтаксической цепочки.
Современная актуализирующая проза сформировалась под воздействием монтажных принципов авангардного кинематографа. Монтаж в лингвистике приобретает статус универсальной категории, во многом объясняющей возникновение короткого, «рубленого» синтаксиса с обилием вставок, парцеллированных и сегментированных конструкций. Все перечисленные конструкции экспрессивного синтаксиса относятся к синтаксическим средствам интенсификации высказывания, которые наряду с морфологическими средствами - наречиями, междометиями, предложно-именными сочетаниями, частицами - служат в тексте целям создания особого эмоционально-экспрессивного фона повествования, а также выполняют коммуникативные задачи, главной из которых является не только выделение ремы, но и выдвижение в составе ремы самого динамичного фрагмента, фокусирующего на себе, благодаря такому выдвижению, наиболее значимую информацию.
Несмотря на то, что «рубленый» синтаксис берет начало от Карамзина и Пушкина, средства экспрессивного синтаксиса остались вне поля зрения классической грамматики, построенной как система совокупностей уровней - уровня звука, морфемы, слова, словосочетания, предложения. Последнее рассматривалось вне контекста, а анализ средств экспрессивного синтаксиса невозможно проводить в отрыве от контекстных связей. Описательные грамматики ХХ века строились исходя из морфологической формы члена предложения, а само предложение стало объектом исследования в том виде, в каком его «породила» синтагматическая проза. Таким образом, распространенная в XIX в. теория вербоцентризма, выдвигающая глагол в позицию «солнца», вокруг которого, как планеты, «вращаются» остальные части речи, и в лучах которого формируются акциональные модели в исходном изо-семическом виде, уступила свои позиции под напором набирающего силу экспрессивного синтаксиса, характеризующегося ослаблением глагольности.
«Коммуникативная грамматика русского языка», разработанная Г.А. Золотовой с соавторами [5], несомненно, является значительным шагом вперед на пути объяснения закономерностей употребления экспрессивных конструкций и определения их места в синтаксической системе русского языка. Эта грамматика достаточно далеко отошла от традиционных таксономических грамматик, поскольку в ее основу положены такие категории, как субъект «языкового существования», момент речи, языковая ситуация, способствующая выражению мысли, вводятся понятия темпоральных осей текста, коммуникативных регистров речи и др. Кроме того, концепция Золотовой - Онипенко - Сидоровой отталкивается от текста в стремлении построить грамматику, «извлекающую лингвистическую информацию из совокупности текстов и выявляющую закономерности выражения смыслов в текстах различного общественного назначения, закономерности организации и функционирования текстов» [5:9]. Однако нельзя не согласиться с М.Я.Дымарским, что авторы «Коммуникативной грамматики» не различают тексты устной и письменной формы речи, а также отождествляют такие понятия, как текст и речь:
«Отождествление текста и речи, которое на каком-то этапе было, может быть, даже продуктивно, сегодня представляется устаревшим и не просто непродуктивным - тормозящим мысль исследователя» [4: 15].
Для экспрессивного синтаксиса разграничение сферы устной и письменной речи весьма существенно, поскольку синтаксическая экспрессия проявляется только в письменной авторской речи. В таком узком понимании синтаксической экспрессии мы следуем за Г.Н. Акимовой, которая считает, что «изменение стилистической тональности и приобретение экспрессивного значения связано с нарушением синтетичности русского письменного синтаксиса за счет более редких аналитических конструкций. Устный же синтаксис изобилует расчлененными построениями, они для него типичны. Поэтому понятие экспрессивного синтаксиса мы связываем именно с авторской письменной речью» [1: 101]. В литературе имеет место и широкое понимание экспрессии [2; 7], при котором понятие синтаксической экспрессии соотносится как с письменной, так и с устной формами речи на том основании, что «устная и письменная речь не является каждая отдельной, особой речью, но представляет собой лишь различные формы, в которых существует одна и таже речь (разрядка авт. -О.А.)» [2: 5].
На наш взгляд, неразличение синтаксической экспрессии в живой и письменной речи неправомерно уже хотя бы на том основании, что экспрессия в двух формах речи достигается различными средствами. Если в живой речи экспрессия реализуется главным образом за счет экстралингвистических и просодических средств (ритм, темп, тон, паузы, мелодика, интонация), то экспрессия письменной речи достигается в основном за счет использования стилистически маркированной лексики и синтаксическими средствами - дроблением синтагматической цепочки, нарушением объективного порядка слов (для живой речи это нормальное явление), парантетическими внесениями, а также использованием других экспрессивных ресурсов, к числу которых относятся и частицы (последние, впрочем, активно обслуживают обе формы речи). А фрагментарность, расчлененность речевой цепи, характерная для разговорного синтаксиса, находит своеобразное преломление в письменном языке и при соответствующем пунктуационном и синтаксическом оформлении используется в качестве средства экспрессивного синтаксиса в письменной авторской речи с целенаправленным прагматическим эффектом. Проникая в художественный текст, «разговорный субстрат» приобретает экспрессивно-прагматическую функцию, так как, помимо стилистической задачи - имитации живой речи, - приобретает характер преднамеренного воздействия на адресата-читателя.
Экспрессивные синтаксические конструкции представляют собой открытый список, который периодически пополняется в трудах различных авторов. Так, А.П. Сковородников строит классификацию экспрессивных конструкций с учетом двух тенденций - экономии и избыточности языковых средств. В соответствии с этим как экспрессивные исследуются явления эллипсиса, антиэллипсиса, усечения, парцелляции и позиционно-лексического повтора, экспрессивность которых связывается с их усилительной функцией [7: 232].
Наиболее ярко отражают тенденцию к синтаксическому дроблению такие конструкции экспрессивного синтаксиса, как парцеллированные, вставные (далее - ВК), сегментированные (в частности именительный темы и вопросно-ответные сцепления в монологе), цепочки номинативных предложений, лексический повтор с синтаксическим распространением.
Частица именно наиболее активно проявляет себя в парцеллированных конструкциях. Парцелляцию мы связываем с коммуникативной интенцией автора, который выносит в парцеллят наиболее важный (с его точки зрения) элемент сообщения и имеет цель не только привлечь внимание адресата к этой части информации, но и оказать на него определенное давление, направленное на то, чтобы заставить адресата разделить позицию автора.
считается, что частица именно всегда указывает на рематический характер акцентируемого ею компонента в силу того, что значение самой частицы достаточно рематично - «утверждение говорящим истинности какого-либо факта» [8: 89].
В частности, Е.А. Стародумова при анализе коммуникативных функций частицы именно приходит к выводу, что эта частица всегда ориентирована на рему. В качестве иллюстраций приводятся случаи, когда частица или располагается во второй части высказывания, и тогда ее функции сводятся лишь к дополнительному акцентированию рематической части, или занимает начальную позицию в высказывании, содержание которого целиком воспринимается как «новое и коммуникативно важное», а частица выделяет в нем наиболее значимый компонент - как бы рему в реме. Ср.: Мне вспомнилась почему-то/ именно эта ночь после встречи с собором (О. Бергольц); Театр не может жить без режиссера. Именно режиссер/ руководит театром и определяет его творческий путь (Г. Товстоногов - примеры Е.С.). Однако в исследовательском материале Е.А. Стародумовой отражены только случаи, когда частица либо отсылает к ситуации в верхнем контексте, вводя суммирующую анафору, которая располагается во второй, рематической, части высказывания, либо оформляет лексический повтор, и тогда выделенной ремой в реме становится лексема из предыдущей рематической части. Однако при этом наблюдается несовпадение грамматических форм повторяющихся лексем. Ср.: ... бедствие. Именно такому бедствию; ...черта... Именно за эту черту; ... режиссера. Именно режиссер... и т.п. Привлечение же к анализу материала из современной актуализирующей прозы показывает, что наряду с приведенными выше случаями актуализации высказывания посредством частицы именно имеет место и несколько иной тема-рематический расклад, в формировании которого основная роль принадлежит частице.
Так, когда частица именно, оформляя лексический повтор, вводит в конструкцию словоформу, совпадающую во всех грамматических формах со словоформой из предыдущей части, то актуальное членение (далее - АЧ) определяется тем, с какой частью соотносится повторяемое слово - тематической или рематической. Если акцентируемая частицей словоформа повторяет тему базовой части, то повтор, вынесенный во вставку или парцеллят, рематизирует тему, формируя тематический блок, в составе которого словоформа, оказавшаяся в сфере действия частицы, приобретает рематическую окраску (так же, как и рассмотренные выше случаи с частицами только и даже). Ср.: Только не в уютном Оренбурге, а в грохочущем металлургией, огнедышащем нефтяным заревом Орске... Там! Именно там надо ставить памятник российскому прибыльщику... (В. Пикуль. Слово и дело); Фридрих воспринял известие спокойно, заметив Финкенштейну, что, к несчастью, Екатерина -женщина и потому (именно потому!) следует ожидать от нее всяческих пакостей (В. Пикуль. Фаворит); Но теперь - именно теперь! - когда Паулюс с трудом выбрался из гущи боев, для него невыгодных, и его армия несла невосполнимые потери... (В. Пикуль. Барбаросса); А вам разве не кажется, что Германия сейчас (именно сейчас!) находится на самом крутом изгибе опаснейшего поворота, ведущего ее в пропасть? (В. Пикуль. Барбаросса); <...> вывернут на татарине шерсть наружу. Шапка острая торчит колом. Визжит от восторга... Вот таким, именно таким знала его Русь! (В. Пикуль. Слово и дело); За обучением команды военному искусству - именно искусству! -будут следить флагманские специалисты (В. Пикуль. Океанский патруль); <...> как сказать ей, матери, потерявшей сына, что он (именно он, отец ее сына!) призвал стрелять именно по «Идзумо»? (В. Пикуль. Три возраста Окини-Сан). В случаях, когда рема- сказуемое подвергается инверсии, т.е. переносится из парцеллята в базовую часть, разрывая блок, наряду с эмоциональным напряжением нарастает экспрессия, и достигается еще более высокий перлокутивный эффект. Например: - Россия воскресла, - рыдал он (Андроников). - ИванЛогиныч, велите открыть шампанское... Нет, не встану с колен. Я всегда и всем говорил, что вы достойны. Именно вы! (В. Пикуль. Нечистая сила); Выяснилось, что министру он нужен. Именно он! (В.Пикуль. Нечистая сила). При этом схема АЧ остается неизменной:
Так же, как и частицы даже и только, частица именно акцентирует факультативную рему, поскольку вводит нерелевантную (по грайсу) информацию. Однако, обслуживая выдвижение, частица именно помогает реципиенту распознать максимально релевантную информацию, производя к ней анафорическую отсылку.
Если акцентируемая частицей словоформа совпадает со словоформой из R1, расположенной в базовой части, или акцентируемый частицей компонент содержит повторную анафорическую номинацию, то бинарность АЧ нарушается. В таких случаях базовая часть представляет собой семантически самостоятельное, коммуникативно завершенное высказывание, а частица именно присоединяет вторую рему, на которую падает фразовое ударение, но информация, содержащаяся в ней, избыточна. Например: Долина Пороная раскрывала свои красоты, а достижения цивилизации были наглядно представлены самогонными аппаратами в каждом туземном доме, и в аппаратах булькало варево из японского риса. Именно из японского, отчего казалось, что самураи заинтересованы в спаивании аборигенов не меньше сахалинских чиновников (В. Пикуль. Каторга); 18 января 1942 года (именно в тот день, когда войска маршала Тимошенко перешли в наступление на реке Северный Донец) генерал-лейтенант танковых войск Фридрих-Вильгельм Паулюс был официально объявлен командующим 6-й армией (В. Пикуль. Барбаросса). Назначение частицы здесь - привлечь внимание к релевантной информации в R1.
В ряде случаев частица именно присоединяет R2 в контаминации с частицей вот, тогда образуется фразеологизированное сочетание частиц, эквивалентное слову [10]:
Ревкину такое поведение нового начальника показалось до чрезвычайности странным. Но не набиваться же самому на встречу! Ведь не Фигурин он, Ревкин, пока что главный человек в районе.
Вот именно, что пока... (В. Войнович. Чонкин);
...финны молча досмотрели казнь до конца, молча разошлись по домам, и... все осталось по-прежнему.
Вот именно!- все осталось по-прежнему... (В. Пикуль. Океанский патруль); - Русские-молодцы! Им нужна еще одна революция. И вождем ее будет Солженицын, а не Лев Толстой... Вот именно, Солженицын! (С. Довлатов. Ремесло). Частица вот именно усиливает, подчеркивает значимость информации в R1 или фокусирует внимание на каком-то одном ее аспекте.
Что касается способности частицы именно оформлять между ремами смысловые отношения, то мы полностью солидарны с мнением Е.А. стародумовой, что эта частица не способна обозначать те или иные смысловые отношения, поскольку «само значение частицы чисто оценочное, а не информативное, не способно передавать какие-либо смысловые отношения, а может только подчеркивать, акцентировать их. В то же время активизация отношений - это частный случай употребления данной частицы. Она свободно употребляется и при отсутствии каких бы то ни было определенных смысловых отношений, отмечая в этих случаях просто сам факт отнесенности данного высказывания к предыдущему» [8: 88].
Можно сказать, что между двумя ремами частица именно оформляет, главным образом, анафорические отношения. И в этом проявляется отличие функций частицы именно от функционирования в идентичных конструкциях частиц только и даже, у которых союзные свойства проявляются наиболее
интенсивно. Заметим, что, по данным картотеки, собранной С.И. Богдановым [3], в большинстве существующих словарей лексема именно отмечена как частица. В качестве союза она фигурирует только в Обратном словаре русского языка и как аналог союза отмечена в Русской грамматике, а в словнике Словаря неполнозначных слов дается без помет [9; 6; 3]. В то время как частицы даже и только в большинстве словарей квалифицируются и как союзы, и как частицы. А в ряде случаев говорится о гибридных типах слов, совмещающих функции союзов и частиц.
Таким образом, объединение в рамках настоящего исследования различных синтаксических конструкций как поля исследования частиц (в данном случае частицы именно) стало возможным благодаря признанию текстового характера этих конструкций и применению к их описанию теории АЧ.
Литература
1. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. 168 с.
2. Александрова О.А. Проблемы экспрессивного синтаксиса. М., 1984. 211 с.
3. Богданов С.И. Морфология неполнозначных слов в современном русском языке: Учебное пособие. СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1997. 140 с.
4. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX-XX вв.). СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999. 284 с.
5. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. 528 с. / Под общей редакцией Г.А. Золотовой.
6. Леденев Ю.И. Вопросы изучения неполнозначных слов: Материалы для словаря неполнозначных слов и их омонимов. Ставрополь: Изд-во Ставропольского пед. ин-та, 1966. 93 с.
7. Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка. Томск, 1981.
8. Стародумова Е.А. Акцентирующие частицы в русском языке. Владивосток, 1988. 96 с.
9. Обратный словарь русского языка. М., 1974.
10. Рогожникова Р.П. Словарь эквивалентов слова. М., 1991.
