CC BY
133
Д. В. Зотов, Т. М. Сыщикова
БЫТЬ ПО СЕМУ !? (к 150-летию реформы концепции уголовно-процессуального доказывания)
Рассматриваются основные идеи судебной реформы 1864 г. и обосновывается их прямая связь со свободной оценкой доказательств по внутреннему убеждению, сменившей формальную теорию доказательств. Приводятся положительные проявления теории формальных доказательств в современном процессуальном праве.
К л ю ч е в ы е с л о в а: судебная реформа, теория доказательств, внутреннее убеждение, доказательства.
The reform of 1864 called the formal theory of evidence off. All new authority ideas were based on inner conviction. However the formal theory of evidence has still influence on modern judicial process.
K e y w o r d s: judicial reform, theory of evidence, inner conviction, evidence.
Среди блестящих преобразований 60-х гг. XIX столетия особое место всегда отводилось судебной реформе. Не случайно ее называют самым радикальным из всех преобразований Александра II. Если отмена крепостного права была ожидаема и предсказуема, то изменения судоустройственной и судопроизводственной части России были настолько революционны и амбициозны, что и сегодня мы продолжаем их оценивать как демократический феномен в условиях абсолютизма.
Новеллы реформаторов отличались взвешенной системностью, органическим единством, содержали последовательный порядок реализации основных идей. Поэтому судебная реформа 1864 г. в отличие от последующих преобразований, особенно от современной реформы, остается одной из немногих удавшихся попыток государственно-правовых изменений.
Сегодня с завистью осознаешь, что «отцы» судебной реформы могли при жизни итожить ее результаты, сопоставлять надежды и плоды. Российским вузам в 2014 г. при вручении дипломов юристам следовало бы поздравить их с успешным окончанием юрфаков в отличие от их ровесницы - современной судебной реформы, начавшейся в 1991 г., но на чью долю удача быть завершенной не выпала. Прошло 23 года, а финиша все нет...
Запуская маховик той великой реформы, император собственноручно 20 ноября 1864 г. на Уставе уголовного судопроизводства написал: «Быть по сему». Вот это «быть по сему» современники восприняли не только как утверждение новых правил судопроизводства, но и как вопрос, повод для размышления: «Сможем ли мы быть по сему? Сможем ли соответствовать тем высоким и чистым началам, дальше которых не за чем идти?»...
Конечно, реформа была неоднородна. Хватало и критики. Замечания, споры и сомнения касались, в большей степени, тех правил, которые составляли теорию судебных доказательств. Без отмены прежней теории формальных доказательств нельзя было рассчитывать на «суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших».
© Зотов Д. В., Сыщикова T. М., 2014
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
163
Уголовно-процессуальное доказывание
Однако за полтора века до реформы 1864 г. первый российский император пытался также решить великую русскую задачу о «водворении правды и милости в суде», вводя правила о формальных (законных, искусственных) доказательствах. Собственно система формальных доказательств и выступила конструкцией для формирования в России инквизиционной или следственной модели уголовного процесса.
Сущность теории формальных доказательств сводилась к тому, что все необходимые условия для оценки доказательств дает сам законодатель. Закон наперед устанавливает, какую силу должно иметь каждое доказательство. Суду остается лишь подсчитать количество «законных» источников доказательств, не входя в оценку их содержания. При этом все доказательства были двух видов: совершенные и несовершенные. Лучшим из совершенных доказательств являлось собственное признание, для получения которого все средства хороши. Речь идет о пытке - главном нерве теории доказательств, без которой она немыслима. Поэтому с окончательной отменой пытки в 1801 г. вся система уголовных судебных доказательств пошатнулась.
Далее если обвиняемый не сознался, то на помощь приходили другие совершенные доказательства - показания не менее двух свидетелей. Механистическая система взвешивания их силы чрезвычайно трудоемкая, особенно в случаях имеющихся противоречий. При равной степени достоверности показаний законных свидетелей преимущество принадлежало мужчине перед женщиной, знатному перед незнатным, ученому перед неученым, духовному перед светским...
За показаниями свидетелей следует громоздкая система несовершенных полудоказательств, которые навлекали подозрение на обвиняемого. Их особенность была в том, что, сколько бы таких улик не было в совокупности, они не приводили к полному доказательству, позволявшему осудить лицо. Однако и оправдательный приговор нельзя было постановить. Унизительная сторона инквизиционного процесса проявлялась как раз в пресловутом оставлении лица под подозрением.
Теория формальных доказательств была революционна для своего времени и имела ряд безусловных преимуществ, которые, однако, привели к гибели концепции искусственного доказывания.
Во-первых, вся эта искусная и в свое время полезная модель доказывания была направлена на ограничение судейского произвола: никто не может быть обвинен и наказан по одному лишь усмотрению, для этого необходима наличность точных доказательств. Но для получения самых точных доказательств необходима пытка.
Во-вторых, в защиту идеи о преимущественной силе доказательств приводят довод о так называемом «тысячелетнем опыте человечества». Суть в следующем: решение судьи должно быть основано не на его произвольном суждении, а на подведении конкретной жизненной ситуации под проверенный веками и установленный законом шаблон. Постепенное осознание опасности такой типизации доказывания приходит с пониманием уникальности каждого преступления и его криминалистической неповторимости. Нелепо и смешно определять перед законом факт еще неизвестный, который может видоизменяться до бесконечности.
Таким образом, крушение концепции формальных доказательств было вызвано, с одной стороны, все большим обращением к проблеме личности, приведшим к недопустимости ненасильственных действий в ее отношении, а с другой - пониманием того, что в рамки седого мудрого опыта не всегда вмещается любое преступление. Суть теории формальных доказательств наглядно изобразил М. Е. Сал-
164
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
Д. В. Зотов, Т. М. Сыщикова
тыков-Щедрин в рассуждениях судьи из «Губернских очерков»: «Я не схожу в свою совесть, я не советуюсь с моими личными убеждениями, я смотрю на то только, соблюдены ли все формальности, и в этом отношении строг до педантизма. Если есть у меня в руках два свидетельских показания, надлежащим порядком оформленные, я доволен и пишу: есть; если нет их - я тоже доволен и пишу: нет. Какое мне дело до того, совершено ли преступление в действительности или нет! Я хочу знать, доказано ли оно или не доказано - и больше ничего»1.
Формализованный путь познания имел целый ряд преимуществ для своего времени. Он исключал или сводил к минимуму ошибки, не оставлял места субъективизму и судебному произволу и, наконец, он был более экономичен. Но все это верно при одном лишь условии - правильности алгоритма оценки. А вот на вопрос - можно ли создать такой алгоритм для уголовно-процессуального доказывания, ответ очевиден - многовековая человеческая практика показывает, что это невозможно в принципе2.
Осознавая это, команда разработчиков судебной реформы XIX столетия четко понимала, что от решения вопроса о теории доказательств «зависят не только главные формы судопроизводства, но и само устройство суда»3. Провозглашение свободы судейского убеждения в доказывании явилось фундаментальным, связующим, а главное - органичным и неизбежным условием для реформирования отечественной судебной системы и уголовного процесса.
По мнению разработчиков реформы, свобода оценки доказательств не безгранична: помимо условий процессуальной формы, в которой складывается судейское убеждение, существует и система общественного контроля, проявляющаяся в гласности и открытости процесса.
Предпосылкой свободной оценки, конечно, следует считать провозглашенные принципы непосредственности и устности судебного разбирательства. Личное восприятие доказательств из первоисточника, а не из «вторых рук», без каких-либо промежуточных звеньев, а равно устное обсуждение всех материалов, имеющих значение для дела, выступают важной гарантией внутренней убежденности.
Свободная оценка, предполагающая отсутствие заранее определенной силы доказательства и их достаточной совокупности, вносит новые акценты в формирование профессионального судейского мировоззрения. На смену безынициативному судье, применявшему количественный алгоритм подсчета доказательств по формуле закона, основанного на приблизительных житейских презумпциях приходит судья-мыслитель, сознающий уникальность события преступления, исследование которого свободно от предрешенной искусственной системы улик и где есть место разумным сомнениям. Такие метаморфозы заставляют реформаторов озаботиться тем, чтобы судейское усмотрение, с одной стороны, не превратилось в безответственную вседозволенность судьи, а с другой - свобода оценки, как и любая другая свобода, подлежит охране и защите от незаконного воздействия. Все это послужило предпосылками для закрепления идей самостоятельности, независимости и беспристрастности суда.
Какой была бы российская адвокатура, зародившись в теории формальных доказательств? Случился бы ли феномен отечественной правозащиты в услови-
1 Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч. : в 10 т. М., 1988. T. 1. С. 282.
2 См.: Орлов Ю. К. Основы теории доказательств в уголовном процессе. М., 2000. С. 82.
3 Соображения Государственной канцелярии о судопроизводстве гражданском, уголовном и судоустройстве // Материалы по судебной реформе России 1864 г. T. 18, ч.2. С.4.
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
165
Уголовно-процессуальное доказывание
ях шаблонного доказывания? Сколько еще надежда поверенного «достучаться до судьи» пряталась бы за непроницаемым забралом заранее оцененных улик? Провозглашение свободы оценки доказательств породило принципиально новую адвокатуру, видевшую основания для защиты в возможности открытой аргументации, не скованной искусственной шкалой предрешенных доказательств.
Через призму свободы судейского усмотрения открываются новые стороны в организации прокурорского надзора. Одно лишь закрепление того, что споры между следователем и прокурором решались в суде, позволяло авторам реформы надеяться на незамыленное судейское отношение к различным проблемам доказывания.
Свободная оценка личных доказательств предполагает их восприятие независимо от субъективных характеристик источника доказательства (происхождение, должностное, социальное, имущественное положение и др.), если это не имеет отношение к делу. Таким образом, и идея всесословности (равенства всех перед законом и судом) находится в органической связи с концепцией свободной теории доказательств.
Последним, пожалуй, самым радикальным следствием провозглашения принципа свободы внутреннего убеждения было введение суда присяжных. Неоднократно отмечалось, что российский суд присяжных представлял собой феномен демократических преобразований в условиях абсолютизма, где правила судебных доказательств не стесняют совести представителей народа.
Названные новеллы реформаторов затрагивали весь судоустройственный и судопроизводственный механизм, содержали последовательный порядок реализации основных преобразований, а главное - здесь не было половинчатых полумер, что и заставило назвать судебные преобразования Александра II самыми радикальными в чреде великих реформ. Отстаивая радикализм преобразований, один из «отцов» реформы - С. И. Зарудный заявил: «Полумеры не могли привести ни к чему. Здание новой юстиции должно быть построено на слишком прочных основаниях, чтобы его не разрушила та болотистая почва, на которой его нужно было строить»4.
Конечно, такой радикализм, не только меняющий всю систему законодательства, но и требующий коренного перелома правосознания (в том числе и сложившегося) у правоприменителя не мог не вызвать критику всех положений реформы, в частности ее основного революционного положения - введения принципа свободной оценки доказательств.
Характер критических замечаний различался. Здесь было и реакционное нежелание вообще каких-либо изменений, олицетворяемое министром юстиции графом В. Н. Паниным. Неодобрение с позиций «исторических начал» слышалось из лагеря славянофилов, которые как «умы боязливые испугались радикализма этой реформы, обрекающей на забвение все старинные заблуждения судебного управления, завещанные Екатериной II... Мысль, что Россия может руками и ногами ухватиться за простые теории демократического кодекса Наполеона, кажется этим трусливым натурам какой-то безмерной дерзостью, делом несбыточным, способным породить страшные беспорядки в общественной экономике России»5. Более мягкое и вдумчивое отношение к идеям реформы выражал глава II отделения императорской канцелярии граф Д. Н. Блудов, который «хотел улучшить
4 Зарудный С. И. По поводу судебной реформы //Журнал Министерства юстиции. 1864. № 12. С. 365-380.
5 Критический обзор судебных преобразований : ежемесячное приложение к газете «Народное богатство». СПб., 1968. С. 34.
166
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
Д. В. Зотов, Т. М. Сыщикова
судопроизводство и судоустройство без существенных изменений, исправляя его одиозные недостатки путем синтеза «исторических начал» российского законодательства и элементов западноевропейского»6.
Однако представители буржуазно-либеральных настроений отстаивали необходимость полномасштабных коренных реформ, а не штучного эволюционного развития. Значимым в этом отношении была просветительская деятельность выдающихся отечественных юристов. Так, осенью 1860 г. были прочитаны, а в дальнейшем опубликованы публичные лекции В. Д. Спасовича. Они стали заметным явлением в общественной жизни России. После них теория формальных доказательств, составляющая «центральный узел всей системы судопроизводства, душу всего уголовного процесса»7 и предпосылку судоустройства, была отменена в сознании каждого образованного человека8. Будущий «король адвокатуры» доказал, что без отмены теории формальных доказательств нельзя улучшить правосудие. Меняя ее на оценку доказательств по внутреннему убеждению, необходимо изменить систему судоустройства и судопроизводства. Однако реформа теории доказательств, в свою очередь, зависит от множества иных коренных преобразований в судоустройстве и судопроизводстве. Ее плодотворное влияние должно обеспечиваться механизмом, построенным на принципах отделения судебной власти от исполнительной, гласности и устности судебного процесса, независимости суда от прокурора, наделенного обвинительной властью, адвокатской судебной защиты.
Внутреннее убеждение как метод отыскания истины становится безусловной парадигмой отечественного процесса. Начиная с судебной реформы 1864 г., теория свободной оценки воспринимается как единственно возможный путь познания обстоятельств уголовного дела за неимением другого. Безусловно, и концепция внутреннего убеждения имеет свои недостатки, которые, так же как и для теории формальных доказательств, заложены внутри нее самой и связаны с пределами свободы убеждения. Таких предела три:
1. Внутреннее убеждение должно быть обосновано соответствующими доказательствами.
2. Внутреннее убеждение должно быть основано на законе.
3. Субъект внутреннего убеждения должен руководствоваться своим правосознанием, моралью, идеологией, совестью.
Тем не менее торжество свободы внутреннего убеждения в суде состоялось. На протяжении последних 150 лет любая жесткая критика инквизиционной теории формальных доказательств рассматривалась как признак хорошего научного тона. Единственным диссонансом в этом единодушии была попытка возрождения «царицы доказательств» А. Я. Вышинским. Отмеченный Сталинской премией и признанный в свое время классическим его труд «Теория судебных доказательств в советском праве» (1941) содержал утверждение, что объяснения обвиняемых... неизбежно приобретают характер и значение основных, важнейших, решающих доказательств.
Единственный, кто, рискуя многим, вступил в открытую полемику с Вышинским, был М. С. Строгович с идеей о презумпции невиновности. Однако Ген-
6 Коротких М. Г. Судебная реформа 1864 года в России (сущность и социально-правовой механизм формирования). Воронеж, 1994. С. 206.
7 Спасович В. Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. М., 2001. С. 4.
8 См.: Коротких М. Г. Указ. соч. С. 122.
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
167
Уголовно-процессуальное доказывание
прокурор СССР, не утруждая себя ответом, отмахнулся от своего оппонента, глухо заметив, что подобные утверждения «лишены оснований». Последствия для Стро-говича известны - постоянное шельмование как космополита вплоть до смерти И. В. Сталина.
По-прежнему открытым остается вопрос: привели ли теоретические ошибки Вышинского к известным нарушениям законности на практике или наоборот: потребность в таких «нарушениях» побудила подвести под них мощное научное основание?
Современное положение концепции уголовно-процессуального доказывания не однозначно. С одной стороны, УПК РФ в ст. 17 четко определяет свободу внутреннего убеждения как мерила оценки доказательств и говорит, что ни одно из доказательств не имеет заранее установленной силы. Но это в большей части декларативный подход, который не всегда соответствует другим тенденциям развития как смежных отраслей права, так и направлениям движения самого уголовного процесса. Представляется, что настало время сказать о частичном возрождении положительных сторон системы формальной оценки доказательств.
Во-первых, в связи с идеей сближения основных векторов развития процессуального права интересным представляются достижения гражданского процесса. Наряду с принципом свободы внутреннего убеждения продолжают безболезненно существовать элементы формальной оценки доказательств. Они проявляются в приказном производстве в виде специальных правил допустимости доказательств - допустимость с позитивным и негативным содержанием.
Во-вторых, тесная связь и взаимная обусловленность уголовного процесса и уголовного права. В диспозициях Особенной части УК РФ имеется значительное число составов, содержащих указания на предметы преступления или средства совершения преступления. В уголовном процессе они трансформируются в вещественные доказательства или иные документы, наличие которых необходимо для рассмотрения дела. А это уже обязательные или необходимые доказательства. Чем не проявление законной системы доказательств?
В-третьих, в УПК РФ появились производства, существование которых основано на наличии обязательных источников доказательств. То есть само число источников доказательств выступает уже достаточным условием для обоснования процессуальной позиции. Примерами могут служить различные проявления сокращенных и упрощенных производств: сокращенное дознание, особый порядок рассмотрения дела в связи с признанием вины обвиняемым, досудебное соглашение о сотрудничестве, особенности возбуждения дел частного обвинения мировым судьей.
Зотов Денис Валентинович,
кандидат юридических наук, доцент кафедры организации судебной власти и правоохранительной деятельности Воронежского государственного университета
E-mail: [email protected]
Сыщикова Тамара Михайловна,
кандидат юридических наук, доцент кафедры организации судебной власти и правоохранительной деятельности Воронежского государственного университета
Тел.: 8(473) 220-82-51
168
СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС-2014-№ 3
