CC BY
219
В.В. Каверина, Е.В. Лещенко
БУКВА «ЯТЬ» КАК ИДЕОЛОГЕМА РОССИЙСКОГО ДИСКУРСА
НА РУБЕЖЕ Х1Х-ХХ ВВ.
идеологема «ять», российский дискурс, реформа русского правописания, русская эмиграция, символика «ять»
Статья посвящена проблемам возникновения и функционирования идеологемы «ять» в российском дискурсе. В статье освещены причины и последствия отмены буквы «ять» в рамках реформы русского правописания 1917-18 гг., мнения о реформе в литературных и научных кругах. Большое внимание уделено символике буквы «ять» в письме русской эмиграции и других противников Октябрьской революции.
О реформе орфографии филологи в очередной раз задумались именно в последнее десятилетие ХХ в. Вероятно, это связано прежде всего с тем, что радикально изменилась экономическая ситуация в стране, произошел крутой переворот в социальной и культурной жизни России. Будь то Октябрьская революция 1917 г. или распад СССР с резким переходом к капитализму в начале 1990-х гг., радикальная смена политической системы влечет за собой революционные настроения в обществе, желание поскорее разрушить, забыть старое и создать новое. Перемены в такое время воспринимаются легко и практически безболезненно. Трудно не согласиться с А.Л. Шаранди-ным в том, что «экономические факторы связаны с политической волей общества, которая порой способна преодолеть их консерватизм». Большую роль играет также «психологический фактор, когда сознание общества» определяется «общим стремлением к реформированию... во многих областях его жизни» [Шарандин 2006: 317-318]. Поэтому, несмотря на разруху, большевистскому правительству, пришедшему к власти в 1917 г., удалось упростить «старую» орфографию, проведя двумя декретами реформу, готовившуюся учеными и педагогами, всем российским обществом не одно десятилетие. Как известно, в рамках реформы была устранена омофония в русском правописании и, в частности, упразднена буква «ять», утратившая «функционально значимое (фонологическое) различие» с буквой е и ставшая ее дублетом в результате развития звуковой системы языка [Шарандин 2006: 316]. Однако с потерей значения буквенного «ять» приобрела иное, символическое. О букве «ять» как о символе интеллигенции Серебряного века, символе аристократического дореволюционного царского времени пойдет речь в данной статье.
В надобности и полезности буквы «ять» первым усомнился в середине XVIII в. Н.Г. Кур-
ганов, автор «Новейшего письмовника» [Еськова 1967: 95], и далее, начиная со второй половины указанного столетия, буква «ять» постепенно приобрела статус притчи во языцех, поскольку стала основным предметом обсуждения различных орфографических комитетов и комиссий, отдельных ученых и педагогов, а также страданий многочисленных гимназистов. Правила правописания буквы «ять» в словообразовательных окончаниях и во флексиях были не столь трудны для заучивания, зато множество ошибок возникало при написании «ять» в корнях слов. Школьники, правильно умевшие расставлять трудную букву «ять», считались отличниками, откуда и появилось выражение «на ять», то есть 'отлично'. Именно с буквой «ять» была связана школьная «орфографическая оргия». Одним из распространенных приемов в обучении был «метод «версус мемориалес», т.е. заучивание «стихов», вернее, нелепых рифмованных строк, которые являли собой дурной образец поэтической речи:
Бедный блЪдный бъ лый бъсъ УбЪжалъ бъдняга въ лЪсъ. ЛЪшимъ по лЪсу онъ бЪгалъ, Ръдькой съ хрЪномъ пообЪдалъ И за горькш тотъ обЪдъ Далъ обЪтъ надЪлать бЪдъ. Въдай, братъ, что клЪть и клЪтка, Ръшето, ръшетка, сътка, Въжа и жЪлезо с «ять» -Такъ и надобно писать...
и еще 116 подобных строк» [Григорьева 2004а: 96].
Бытовали и такие стихи, где слова с «ять» вплетались в некий фантастический сюжет:
Разъ бълка бъса побъдила И съ тЪмъ изъ плЪна отпустила,
Чтобъ онъ ей отыскалъ орЬхъ.
Но дЬло было то въ апреле -
Въ лЬсу орЬхи не созрели...
(http://rus.1september.ru).
Введение во второй половине XIX в. общедоступного и внесословного начального образования, которое включало обязательное обучение всех детей грамоте, сделало орфографическую ситуацию серьезной общественной проблемой, для решения которой к концу XIX в. накопилось множество предложений, поступавших от учителей и ученых из разных городов России. Обширная полемика относительно орфографической реформы развернулась на страницах педагогических журналов, авторы которых либо активно противодействовали реформе (например, «Народное образование»), либо принимали реформу, однако выступали против силовых средств ее внедрения (например, «Русская школа», «Новая школа», «Педагогический сборник»), большинство же безоговорочно поддерживало реформу правописания как «неоценимую меру борьбы с народной тьмой» (например, «Педагогические известия», «Родной язык в школе») [Григорьева 2004б: 153].
Буква «ять» представляла трудность не только для школьников. Многие высокопоставленные особы тоже плохо владели правописанием этой буквы. Существует такая легенда, что сам император Николай I не мог справиться с правописанием буквы «ять» и, разозлившись, вознамерился с ней распрощаться. Но прежде решил обратиться к знающим людям. Он спросил у самого авторитетного в то время грамматиста, автора «начальных», «пространных» и прочих грамматик Николая Греча:
- Скажи, Греч, зачем у нас буква «ять»?
- Это знак отличия грамотных от неграмотных, - сострил Греч.
И государь, не встретив сочувствия своему намерению, махнул рукой, а буква «ять» осталась. Общество поделилось на сторонников и противников «орфографической революции», через которую буква «ять» исчезла бы из русской азбуки (http://rus.1september.ru).
Желание упростить русское правописание, соотнести его с реальной языковой ситуацией в педагогической среде понятно и предсказуемо. Однако удобство в прививании крестьянским детям грамоты, которое было главным аргументом учителей к изъятию из азбуки «лишних» букв, не являлось таковым для иной части общества. Среди противников назревающей реформы оказались
писатели и поэты Иван Бунин, Марина Цветаева, Александр Блок, Михаил Пришвин, Вячеслав Иванов, Иван Шмелев и многие другие.
В дневнике Михаила Пришвина можно найти такую интересную запись:
- А ну-ка напиши жалобу от русского народа, зачем это уничтожили самые любимые три буквы: ять, фиту и твердый знак.
- Чем же они любимые?
- Свободу слову дают: хочешь ты эту букву ставь, хочешь не ставь - все равно смысл одинаковый, а будто кудрявее и легче. ...Да, три легкие буквы отменили, а три твердые дали.
- Какие же твердые?..
- Скверные буквы: гэ, пэ, у»
(http://rus.1september.ru).
23 декабря 1923 г. Пришвин изложил свое представление о реформе русской орфографии 1917-1918 гг., которое совпадало с мнением буржуазно-интеллигентской части российского общества и которое продолжает доминировать в современном сознании: реформа по-прежнему считается непростительной виной советского правительства, продолжает быть «большевистской», хотя в действительности была подготовлена задолго и начата в школах России почти за два месяца до Октября, то есть с 1 сентября 1917 г. [Григорьева 2004б: 115].
С подлинным драматизмом сокрушается о последствиях орфографической реформы Вячеслав Иванов. В статье «Наш язык» он размышляет о перспективах русской революции и изменениях, наступающих после нее, о духовных истоках общественной жизни и большом месте языка в этой жизни. Называя сложившуюся современную ему ситуацию «бесивом», русский поэт, философ, филолог стремится объяснить преемственность культурного бытия и предупреждает об утрате языком своей истории в случае грядущих преобразований. В ответ на выступления педагогов-сторонников реформы правописания он пишет: «Божественные слова: «Суббота для Человека, а не Человек для Субботы.» <...> Нелепо исходить из предположения, что какая-либо данность, подлежащая школьному усвоению, может изменяться в зависимости от условий этого усвоения или должна к ним приспособляться» [Иванов 1990: 149]. Автор продолжает выражать сомнения по поводу исключения «ера» и «ять» из русской азбуки, основываясь на своих субъективных фонетических ощущениях: «Что до эстетики, элементарное музыкальное чувство предписывает, например, сохранение твердого знака для ознамено-
вания иррационального полугласного звучания, подобного обертону или кратчайшей паузе, в словах нашего языка, ищущих лапидарной замкнутости, перенагруженных согласными звуками, часто даже кончающихся целыми гнездами согласных и потому нуждающихся в опоре немой полугласной буквы, коей несомненно принадлежит и некая фонетическая значимость. Вообще, выносить приговоры о фонетическом состоянии живой народной речи (например, отрицать звуковое различие между е и Ь) правомерно было бы лишь на основании строжайших и непременно повсеместных исследований такового при помощи чувствительных снарядов, автоматически изображающих тончайшие его особенности и отличия)» [Иванов 1990: 149].
Один из важных аргументов приверженцев буквы «ять» состоял в том, что без нее нельзя будет адекватно передать произведения русской классической литературы. Об этом с возмущением писал поэт и искусствовед Валериан Чудов-ский в № 4-5 журнала «Апполон» за 1917 г.: «Убийство символа, убийство сути! Вместо языка, на коем говорил Пушкин, раздастся дикий говор футуристов... Могут законно отнять сословные, вотчинные, образовательные преимущества, -мы подчинимся законной воле страны; но ее (букву «ять». - В.К.) отнять у нас не могут. И станет она геральдичным знаком на наших рыцарских щитах». Чудовский считал, что люди, у которых отняли «ять», не дойдут до Пушкина и не поймут его, поскольку у них отнято «чувство сокровенного». По мнению литератора, буква «ять» - «символ смертельно раненной филологической традиции, языкового предания» [Чудовский 1991: 68-71].
Об этом же писал в январе 1918 г. Александр Блок, возражая против реформы: «Я поднимаю вопрос об орфографии. Главное мое возражение - что она относится к технике творчества, в которую государство не должно вмешиваться. Старых писателей, которые пользовались ятями, как одним из средств для выражения своего творчества, надо издавать со старой орфографией» (http://www.pravoslavie.ru). Общеизвестно также высказывание Александра Блока о том, что если слова хлеб и лес будут написаны с буквой «е» вместо «ять», то они потеряют свой неповторимый запах, а в самой букве «ять» Блок видел решетку Летнего сада [Григорьева 2004а: 98].
Наибольший трепет у противников реформы наряду с буквой «ять» вызывали лексемы мир и мгр, в которых дублетные буквы выполняли смыслоразличительную функцию. Так, по мне-
нию ревнителей старой орфографии, с утратой оппозиции омофонов и— потеряют глубокий философский смысл пушкинские строки:
И мощная рука къ нему съ дарами мира
Не простирается из-за предЬловъ М1ра...
Бесспорной жертвой упрощения алфавита оказался смысл названия поэмы Владимира Маяковского «Война и мiръ» (1916 г.), что должно было означать 'война и общество'. В результате реформы название произведения стало осмысливаться уже как «Война и отсутствие войны» и тем самым лишилось полемического содержания, так присущего Маяковскому [Пожарицкая 2005: 265].
Справедливости ради стоит сказать, что иногда поэтические тексты, оформленные в современной орфографии, могут даже приобрести новое, более глубокое значение. Например, сознательная игра на звуковой омонимичности корней -мир-, -м\р- и мур- несет важнейшую смысловую нагрузку в стихотворении «Айя София» Осипа Мандельштама. В строке «Прекрасен храм, купающийся в мире.» лексема мир в значении ' вселенная' сейчас у подготовленного читателя ассоциируется с двумя другими омонимами: храм «купается» в священных благовониях (мирре) и в благодатном покое [Юмашева 1994: 139]. Новая орфография сообщила стихотворению возможность более сложного прочтения.
Известно, что название произведения Льва Толстого «Война и мир» в рукописях выглядело то как «Война и мiръ», то как «Война и миръ», но в печати появился именно последний вариант [Пожарицкая 2005: 265]. Однако сторонники дореволюционной орфографии подчеркивают факт написания с «и десятеричным», хотя бы в черновиках, утверждая, что название «Война и мiръ» приобретает более широкое философское звучание по сравнению с написанным по-новому «Война и мир». Однако есть все основания полагать, что автор осознанно выбрал последний вариант, позиция Толстого по отношению к реформе достаточно консервативна: «Что касается до уничтожения «э», «Ь» и прочих подобных букв, то это уже нелепо... Вот я очень бегло читаю, так что вижу всегда несколько вперед; и если, например, я впереди вижу «Ь» в слове «тЬнь», то я уже знаю, что это именно «тЬнь», а не «темя» или что-либо другое; и мне это облегчает процесс чтения» [Зенгер 1904].
Самый подробный анализ разрушительных последствий устранения омофонов сделан рус-
ским философом Иваном Ильиным в статье «О русском правописании», где Ильин назвал новую орфографию не иначе как «кривописанием» [Ильин 1956]. Он утверждал, что революционное «кривописание» повинно в устранении целых букв, вместе с которыми смысл слов искажается, запутывает читателя, устраняется различие между мужским и женским родом и обессмысливается сравнительная степень у прилагательных, из-за чего затрудняется понимание текста. «Новая орфография отменила букву «ять», и бессмыслица пронеслась по русскому языку и по русской литературе опустошающим смерчем. Неисчислимые омонимы стали в начертании неразличимы; и тот, кто раз это увидит и поймет, тот придет в ужас при виде этого потока безграмотности, вливающегося в русскую литературу и в русскую культуру, и никогда не примирится с революционным кривописа-нием», - пишет философ. Часть другой статьи Ильина, претенциозно именуемой «О наших орфографических ранах», предлагает обоснование неприятия «кривописания». Продемонстрируем некоторые из приведенных философом примеров:
«Смысл: 'меловая пыль осталась в комнате сором; пришлось долго подметать .
Правописание: «осплъ мплъ пылью на полу; я долго мелъ просыпанный мплъ».
Кривописание: «осел мел пылью на полу; я долго мел просыпанный мел».
Бессмыслица: 'мы мели вдвоем, сначала осел, потом я, а чего ради мы так старались -неизвестно, источник сора не указан'.
Смысл: 'надо уметь не только изучать архивы, но и правильно вести их\
Правописание: «курсы по архивовпдптю и архивоведемю».
Кривописание: «курсы по архивоведению и архивоведению».
Бессмыслица: 'Куда же это они хотят уводить все архивы?'
Смысл: 'я не могу указать точно время этого события, это было когда-то давно'.
Правописание: «Скажи, когда же это было?» - «Отстань, нпкогда»...
Кривописание: «Отстань, некогда».
Бессмыслица: 'у меня нет досуга, чтобы ответить на твой вопрос'.
Смысл: 'у нас имеется еще продовольствие'.
Правописание: «пока у насъ еще есть, что псть».
Кривописание: «пока еще у нас есть, что есть».
Бессмыслица: 'мы имеем то, что имеется в наличности'.
Смысл: 'в революции хуже всего эта всеобщая ненависть и ограбление'.
Правописание: «если бы не всп ненавидпли, если бы не все отняли, а то всп и все»».
Кривописание: «если бы не все ненавидели, если бы не все отняли, а то все и все».
Бессмыслица: состав ненавидящих субъектов подменен составом ненавидимых объектов; последние слова «все и все» - просто бессмысленны'» [Ильин 1956]. Приведенные здесь примеры во многом надуманны, однако Ильин продолжает свою мысль, добавляя новые, уже более весомые доказательства своей позиции: «Новое кривописание искажает и подрывает ту драгоценную внутреннюю работу, которую каждый из нас проделывает над осмысливанием словесных корней. Прочтя слово «вЪщш», мы ассоциируем по смыслу к «вЪщунья», «вЪдЪти», «вЪдЪше»; но прочтя слово «вещий», мы будем ассоциировать в бессмыслицу к «вещь», «вещественный». Что значит «вещий Олег»? Ничего не значит!» [Ильин 1956].
В той же статье Ильин пишет о том, что Иван Шмелев передал ему слова одного из членов российской орфографической комиссии о реформе, по которой отменялась бы буква «ять»: «Старо это новое правописание, оно искони гнездилось на задних партах, у лентяев и неспособных» [Ильин 1956].
Сам же Иван Шмелев - сторонник патриархальной православной традиции русской культуры, вынужденно эмигрировавший за границу после Великой Октябрьской Революции, - несомненно был против реформы орфографии. Однако при анализе его рукописных текстов (в частности, были исследованы пять писем И. Шмелева к друзьям и коллегам [Переписка Шмелева 19081914]) выясняется, что писатель не всегда придерживается классических правил употребления буквы «ять». Например, в письме М.Н. Альбову [Переписка Шмелева (а) 1908: 1] он дважды употребляет корень «-встрЪч-», но один раз через «ять» («встрЪчи»), а другой раз через «е» («встречи»). Так же ошибается писатель в корне «-дЪл-»: сначала пишет «дЪлЪ», а через пару абзацев -«сделалъ». А в другом письме [Переписка Шмелева (Ь) 1912] находим неверное написание «содейсгае» и гиперкорректное для светского правописания «преданный». В письме к Д.В. Фи-лософову [Переписка Шмелева (е) 1914: 1] также
рядом стоят словоформы «обещать» и «обЬщалъ». И, наконец, ошеломляющая невнимательность в употреблении «ятя» проявлена Шмелевым в письме к А.А. Коринфскому [Переписка Шмелева (с) 1912:1], где он на одном листе четырежды употребляет лексему «свЬтлый», которую один раз пишет верно («свЬтлую») и три раза неверно («светлой», «светлаго», «Светлая»). Видимо, данные факты еще раз подтверждают мысль о том, что «ять» ценна была интеллигенции не как орфографический феномен, а как феномен духовный, как символ самодержавия, православия и народности.
Существовало в интеллигентской среде и такое мнение, которое шло вразрез со всем вышесказанным. Против «ять» еще в начале XIX в. высказывался писатель и переводчик Д.И. Языков: «Буква Ь, потеряв настоящий свой выговор, походит на древний камень, не у места лежащий, о который все спотыкаются и не относят его в сторону затем только, что он древний и некогда нужен был для здания» [Еськова 1967: 95]. А в конце столетия Антон Чехов в письме к брату М. Чехову 18 января 1887 г. писал: «Если б от меня зависело, я упразднил бы и «ять», и «фиту» (дурацкая буква!), и «ижицу», и «Ь>. Эти буквы мешают только школьному делу, вводят в конфуз деловых людей, которым нет времени учиться грамматическим тонкостям, и составляют совершенно излишнее украшение нашей грамматики» [Чехов 1976: 617]. Употребление буквы «ять» как показатель грамотности человека Чехов высмеял в своем творчестве: в «Правилах для начинающих авторов» (1885), в рассказах «Мыслитель» (1885) и «Розовый чулок» (1886).
Итак, реформа русского правописания, встреченная в основном положительно и одобренная в педагогических кругах, вызвала резко негативную реакцию среди большинства литераторов, писателей, ученых, философов и других представителей российской интеллигенции. В реформе орфографии, исключавшей среди прочего букву «ять», виделось «эстетическое надругательство над русским правописанием». По мнению одних, «ять» имеет «готическую» заостренность и уподобляется «русской часовенке с крестом на коньке». Другие видели в «ять» некую сакраль-ность: это буква-крест [Григорьева 2004а: 97]. Большинство людей, начитанных и образованных, относилось к реформе правописания резко отрицательно.
Ситуацию осложнило то обстоятельство, что вместо вдумчивого знакомства с нововведениями вооруженные матросы врывались в типо-
графии, изымали и попросту выбрасывали упраздненные буквы из наборных касс, поэтому зачастую необходимые новой власти слова «съезд народных комиссаров» наборщики не имели возможности напечатать правильно - с твердым знаком в слове съезд. Чтобы избежать грубых ошибок в официальном издании, в печати начали довольно широко употреблять апостроф как разделительный знак [Пожарицкая 2005: 265]. Применение апострофа даже стало восприниматься как часть реформы, несмотря на то, что во время обсуждения проекта возможность использования апострофа вместо буквы «ер» в качестве разделительного знака была отвергнута [Григорьева 2004б: 282].
В текстах Декретов и Постановления Советской власти был объявлен штраф в десять тысяч рублей за попытку печати любых изданий в старой орфографии, что квалифицировалось как предательство и махровая контрреволюция. Однако только штрафами Советская власть не обходилась. За свой в общем-то шутливый доклад «О преимуществах старой орфографии» известный академик Дмитрий Лихачев был арестован и сослан в концентрационный лагерь на Соловки на четыре года. Таким образом, старое русское правописание было исключено из культурной жизни народа, как и все события, связанные с подготовкой и досоветским периодом осуществления реформы, а в сознании людей прочно укрепилось мнение, что в потере национального символа - буквы «ять» - виноваты большевики. Данной позиции придерживались и представители российской эмиграции - интеллигенции и аристократии, деятелей литературы, культуры и искусства - те, кого можно справедливо назвать «гордостью нации».
Уезжая с родной земли, вынужденно эмигрируя, эти люди поселялись в европейских странах и США. Там они основывали эмигрантские движения, «русские» общества, фонды и объединения, издавали журналы, книги на русском языке. Дополнительным символом их радикальной направленности, их веры и убеждений было использование всего, что можно считать дореволюционным, и отторжение «советского». В результате языком эмиграции были отвергнуты слова машина (автомобиль), самолет (аэроплан), ручка (перо), раковина (умывальник), холодильник (ледник), трусы (штаны), английский (аглицкий) и др., которые даже запрещалось употреблять в семьях эмигрантов [Земская 1999: 252]. Реформу орфографии, несмотря на то, что она готовилась не одно десятилетие Императорской Академией Наук,
эмиграция также гневно отвергла [Раев 1994: 68]. С опасением, что реформа орфографии может деформировать национальное самосознание детей, русские эмигранты проявляли консерватизм и пытались сохранить утраченное прошлое. Показательно, что большинство периодических изданий русского зарубежья сохраняло дореформенную орфографию практически вплоть до второй мировой войны, до своего последнего номера [Григорьева 2004б: 140].
В ряду букв, упраздненных большевиками, как и в дореформенной и дореволюционной России, особое место символа-концепта безвозвратно ушедшей православной монархии заняла буква «ять». Гнетущее ощущение потери выразилось и в овеянном ностальгией творчестве, как, например, в стихотворении «Петербург» (1921) Владимира Набокова:
О, сколько прелести родной в их смехе, красочности мертвой, в округлых знаках, букве ять, подобной церковке старинной! Как, на чужбине, в час пустынный, все это больно вспоминать!...
[Набоков 1991: 187]
Мистическую взаимосвязь политических и экономических потрясений с отменой буквы «ять» устанавливает известный писатель, философ русской эмиграции Марк Алданов, приписывая эту мысль Федору Михайловичу Достоевскому, который якобы предрекал: «Ох, будет в России революция - и какая страшная! А знаете, кто будет ее первой жертвой? Буква «ять»! Первым делом отменят букву «ять». Пустячок? Конечно, пустячок, мне она и не нужна совсем. Но это еще как взглянуть. В известном смысле и не пустячок. Будет, будет великое упрощение» [Алданов 1991: 377].
С возмущением восставал против реформированной орфографии русский писатель Иван Бунин в «Окаянных днях» - автобиографическом произведении, оформленном в виде дневниковых заметок: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию» [Бунин 2005: 381]. Находясь в эмиграции, Бунин соглашался писать статьи в русские журналы, выходящие в Германии, только в том случае, если редакция придерживалась старой орфографии.
Яркую иллюстрацию того, какое значение для эмигрантов имела дореволюционная орфография, представляет собой интернет-сайт http://www.monarchist-spb.ru и, в частности, размещенная на нем статья Бориса Ширяева «Буква ять и мумии», опубликованная в газете «Наша Страна» № 169 за 1953 г. Сайт оформлен претенциозно, в заголовок вынесен звучный слоган с правильно употребленной буквой «ять» и словом «царь» с большой буквы: «За вЪру, Царя и отечество!». Приведем цитату, проясняющую позицию эмигрантов и роль буквы «ять» как символа царского времени: «Я писал. о букве «ять» как о символе той преграды, которая разделяет нас, б<ывших> подсоветских монархистов, и некоторую часть монархистов же, покинувших Россию тридцать три года тому назад. Они считают себя и стремятся быть хранителями монархической традиции, мы же считаем себя и стремимся стать ее продолжателями. Дело, конечно, не в ней, в этой мертвой букве, но в трактовке самого понятия традиции, символизированного ею. Дело в том, что традиция не мертвая кость, не мумия, не бездушный минерал. Она - живая идея, определяющая в данном случае всю направленность развития народа - государства, т. е. нации. Она живет непрерывно в духе народа, беспрерывно сохраняя в нем свой основной стержень, но беспрерывно же видоизменяясь в соответствии с эпохой» [Ширяев 1952: 15].
Среди представителей эмиграции создавались свои комиссии, которые обсуждали орфографическую реформу. В итоге новое правописание, несмотря на протесты половины участвовавших в дискуссиях, оказалось в более выгодном положении, так как за ним стоял авторитет Академии Наук (бывшей еще «Императорской» при обсуждении реформы). Несмотря на твердое сопротивление, русская эмиграция пришла к новому правописанию, хотя и гораздо позже, нежели метрополия. До настоящего времени старое письмо сохраняется только в изданиях Свято-Троицкого монастыря в Нью-Йорке [Григорьева 2004б: 145-146].
Подведем итоги. Трудности в обучении устаревшей орфографии заставили педагогов и ученых создать комиссию по пересмотру правил. Долгое и основательное обсуждение возможности упрощения правописания привело к тому, что авторитетными учеными Императорской Академии Наук был предложен проект, в котором из азбуки исключались лишние буквы, в том числе «ять». Мнения русского общества относительно предстоящей реформы разделились: учителя и педа-
гоги в основном поддерживали ее, а интеллигенция и представители научных кругов в большинстве своем отвергали. После того, как реформа орфографии была проведена пришедшими к власти большевиками, русские, уехавшие в эмиграцию, отождествили реформу с новой властью. В результате известных политических событий новое правописание получило негативную оценку в кругах противников Октября и людей, впоследствии пострадавших от новой власти, а отмененные омофоны приобрели экстралингвистическое значение. Особое место в их ряду заняла буква «ять», которая постепенно стала, пользуясь термином Г.Ч. Гусейнова, идеологемой [Гусейнов, 2004: 14] российского дискурса как минимально значимая текстовая единица, отсылающая участника коммуникации к сфере должного - к воображаемому своду поведенческих норм и фундаментальных идейных установок, которыми должно руководствоваться общество, - и предостерегающая его от недозволенного. Известно, что идеологема может быть представлена любым элементом языка: устойчивым словосочетанием, акцентом и особенностью произношения (вспомним, что Марина Цветаева «слышала» дифтонгическую природу «ять»), топонимом и этнонимом и даже отдельной буквой, употребление которой вызывает у адресата соответствующие ассоциации, создает экстралингвистический смысл вокруг предлагаемого к вниманию материала.
Буква «ять» стала идеологемой даже не тогда, когда исчезла из официального письма, т.е. после реформы 1917-1918 гг., а еще раньше, когда прослыла «злым духом русской школы» и стала предметом ожесточенной полемики. Но сначала она являла собой лишь знак сохранения культурных традиций, связи времен, а после Октября и следовавшей за ним реформы символика «ять» осложнилась важной политической составляющей, олицетворяя собой весь уклад дореволюционной жизни православной монархии. Отказ от старой орфографии под предлогом того, что она была слишком трудна и громоздка для рабочего класса, привел к отчуждению носителя языка от самого облика классических литературных текстов, религиозной литературы, к отчуждению от духовности. В результате реформы, отменившей «лишние» буквы, властью была реализована принципиальная и неоспоримая возможность глубокого вмешательства в самое историю языка, его суть и смысл, как в дальнейшем и во все проявления человеческой жизни. К сожалению, современное общество, стараясь
восстановить и возвратить исторические культурные ценности и традиции, утраченные в результате смен власти, в своем желании воскрешения традиций не всегда тщательно и скрупулезно вникает в их суть. Проблемы функционирования «ять» как символа-концепта возрожденной России в постсоветском обществе - тема отдельного исследования.
Список литературы
Алданов М.А. Истоки // Алданов М.А. Собрание сочинений. В 6 т. / Сост. и общ. ред. А. А. Чернышева. М.: Правда, 1991. Т. 5.
Блок А.А. Дневник. М.: Советская Россия, 1989. (Цит. по: http://www.pravoslavie.ru)
Бунин И.А. Жизнь Арсеньева. Окаянные дни. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005.
Григорьева Т.М. Русский язык: Орфоэпия. Графика. Орфография. История и современность.: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. М.: Изд. центр «Академия», 2004а.
Григорьева Т.М. Три века русской орфографии ^Ш-ХХ вв). М.: Элпис, 2004б.
Гусейнов Г.Ч. Д.С.П.: Советские идеологе-мы в русском дискурсе 1990-х. М.: Три квадрата, 2004.
Еськова Н.А. Из истории русской орфографии // Русская речь. 1967. № 5.
Земская Е.А. Язык русского зарубежья: два полюса // Язык. Культура. Гуманитарное знание. М., 1999.
Зенгер А.В. «У Толстого» // Русь. 1904. № 212. (Цит. по: http://www.levtolstoy.org.ru)
Иванов Вяч. Наш язык // Из глубины: Сб. статей о русской революции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990.
Ильин И.А. О русском правописании // Наши задачи. Парижъ, 1956. Т. 2. (Цит. по: http://www.speakrus.ru)
Набоков В.В. Стихотворения и поэмы. М.: Современник. 1991.
Переписка И.С. Шмелева (в оригинальной орфографии):
Письмо А.А. Коринфскому (а), 14 октября 1912 г.
Письмо А.А. Коринфскому (б), 14 октября 1912 г.
Письмо А.А. Коринфскому, 21 сентября 1912 г.
Письмо М.Н. Альбову, 21 августа 1908 г.
Письмо Д.В. Философову, 12 ноября 1914 г.
(Цит. по: http://smalt.karelia.ru/~filolog/shmelev/ texts/letters/letters.htm)
Пожарицкая С.К. Графика и орфография // Князев С.В., Пожарицкая С.К. Современный русский литературный язык: фонетика, графика, орфография, орфоэпия: Учеб. пособие для вузов. М.: Академический Проект, 2005.
Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919-1939. М., 1994.
Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем. Том 5. М.: Наука, 1976.
Чудовский В. За букву Ь // Журнал «Аполлон». 1917. № 4-5. (Цит. по: Чудовский В. За бук-
ву Ь // Вестник МГУ. Сер. 9: Филология. 1991. № 6.
Шарандин А.Л. Проблемы русской фонетики, графики и орфографии. Тамбов: Изд-во ТГУ ми. Г.Р. Державина, 2006.
Ширяев Б. Буква ять и мумии // Наша страна. 1952. № 169. (Цит. по: http://www.monarchist-spb.ru).
Юмашева Н.В. Опыт комментирования стихотворных текстов О.Э. Мандельштама с элементами лексико-семантического анализа // Человек. Культура. Слово: Мифопоэтика древняя и современная. Ч. 2. Омск, 1994.
V.V. Kaverina, Y.V. Leschenko
THE LETTER ^ AS AN IDEOLOGICAL MARKER OF RUSSIAN DISCOURSE AT THE TURN OF XIX-XX CENTURIES
ideological marker Russian discourse, reform of Russian spelling, Russian emigration, symbolism
The article deals with the history and functioning of the letter ^ as an ideologically significant element in Russian discourse. The article focuses on the causes and consequences of its removal as part of the spelling reform of 1917-18, as well as on the debate about the reform in academic and literary circles. Special attention is given to the semiotics of the letter in the writings of Russian emigrants and other opponents of the October Revolution.
