CC BY
103
Е.А. Оглезнева
РУССКИИ ЯЗЫК В ВОСТОЧНОМ ЗАРУБЕЖЬЕ: ОРФОГРАФИЧЕСКИМ АСПЕКТ
Рассмотрена эволюция орфографической нормы в русском восточном зарубежье на протяжении ХХ в. в ее обусловленности собственно лингвистическими и экстралингвистическими факторами.
Исторические события в России в ХХ в. способствовали появлению новой формы существования русского языка - языка русского зарубежья, который обладает набором признаков собственно лингвистического и экстралингвистического характера, идентифицирующих русский язык в зарубежье именно как самостоятельную языковую подсистему национального языка. Одним из направлений русской эмиграции была эмиграция на восток - в страны Азиатско-Тихоокеанского региона: Китай, Японию, Корею) и далее -в Австралию (главным образом через Китай). Русская восточная эмиграция наименее изучена в языковом аспекте, но заслуживает безусловного внимания как явление, без описания которого язык русского зарубежья не может считаться исследованным в полной мере.
Состояние русского языка в восточном зарубежье вполне правомерно сопоставлять с двумя языковыми стихиями ХХ в.: русским языком в метрополии и русским языком в западном зарубежье. Интересен в плане данного сопоставления орфографический аспект исследуемого явления.
Социальные перемены в жизни российского общества начала XX в. совпали с реформированием русской орфографии. Отношение общественности к орфографической реформе как в метрополии, так и в русском зарубежье было неоднозначным. Различные точки зрения на реформу орфографии среди русских эмигрантов представлены в книге Л.М. Грановской [1]. Опыт анализа русской орфографии в западном зарубежье осуществила Т.М. Григорьева: на материале периодических изданий русского зарубежья она проследила непростой путь от старой орфографии к новой в русском изгнании на запад [2. С. 139-146].
В данной статье анализируется состояние орфографии в восточном зарубежье с центром в Харбине в сравнении с ее состоянием в метрополии и в западном зарубежье.
О подготовке реформы русской орфографии в дореволюционной России
Революционные изменения в российском обществе в начале ХХ в. совпали с давно назревшими кардинальными изменениями в русской орфографии. Проект реформы орфографии, составленный орфографической комиссией 1900 г. под председательством проф. Р.Ф. Брандта, был готов уже в 1901 г. В проекте были сформулированы основные принципы реформирования существующих правил правописания и предлагались новые правила. Предложения сводились к фактическому упрощению письма в соответствии с «научной закономерностью» [3. С. 76]. Большинство из предложенных этой комиссией положений легли в основу нового правописания, принятого в послереволюцион-
ную эпоху и потому традиционно связываемого в сознании людей именно с этим эпохальным историческим событием. Однако реформой орфографии занимались в предреволюционные годы и подготовили к внедрению незадолго до революции.
К числу важнейших событий при подготовке реформы русской орфографии следует отнести заседание комиссии по вопросу о русском правописании, состоявшееся 12 апреля 1904 г. под председательством Августейшего Президента Императорской Академии Наук Его Императорского Высочества Великого князя Константина Константиновича Романова, что свидетельствует о внимании первых лиц государства к существующему в то время положению дел в орфографии, важности и насущности обсуждаемого вопроса. Как указывается в документах, «вопрос о том, находит ли Комиссия желательным упрощение принятого ныне русского правописания... единогласно решен в утвердительном смысле» [4]. Кроме того, для дальнейшей разработки вопросов по упрощению русского правописания Комиссия по предложению Августейшего Председателя избрала подкомиссию, работой которой руководил Ф.Ф. Фортунатов.
К 1912 г. подкомиссия выработала постановление, являвшееся по сути проектом упрощенного правописания, который, по мнению членов подкомиссии, «не представляет собой какого-либо исключительного новшества и имеет в виду, главным образом, упорядочить правописание путем устранения из него различных правил, введенных искусственно и не основанных на фактах языка ни в его настоящем, ни в его прошлом» [5]. Но и этот проект не оказался последним и окончательным до принятия реформы.
Положения, которые вошли в правила новой орфографии, были сформулированы и получили свое окончательное обоснование в принятых 11 мая 1917 г. постановлениях совещания при Академии наук под председательством академика А.А. Шахматова по вопросу об упрощении русского правописания. Постановления в целом совпадали с предложенным подкомиссией 1912 г. проектом упрощенного правописания за исключением нескольких пунктов.
В «шахматовских» постановлениях 1917 г. как целесообразные признаны следующие участки реформирования действующей орфографии: исключение букв «ять», «фита», «ер», «и десятеричное»; признание желательным, но необязательным употребление буквы «ё»; написание приставок на -З/-С по фонетическому принципу; унификация флексий: в Р. п. прилагательных, причастий и местоимений (во всех случаях написания -ого или -его и отмена -аго и -яго); в И. п. и В. п. мн. ч. у прилагательных, причастий и местоимений (во всех случаях написания -ые или -ие и отмена -ыя и -ия в жен. и ср. роде); унификация написания местоимен-
ных форм и форм слова одни: они вместо оне в жен. роде, её вместо ея в Р. п. жен. рода; установление правил переноса слов; допущение слитного и раздельного написания наречий [6. С. 286-290].
Далее были акты, характеризующие уже саму процедуру проведения реформы. Вопросы содержательного характера реформы в мае 1917 г. были уже решены. Так, в циркулярах Министерства народного просвещения к господину Попечителю учебного округа Министр народного просвещения А. Мануйлов просит «принять меры к осуществлению предложенной совещанием реформы русского правописания безотлагательно с начала будущего года» [7. С. 290-291], а также «при проведении реформы в жизнь школы <...> принять к руководству нижеследующие основания»: проводить реформу постепенно, «начиная с младшего отделения начальной школы. В старшем отделении начальной школы, в высшем начальном училище и в среднем учебном заведении следует лишь рекомендовать учащимся переходить к новому правописанию»; осуществлять реформу целиком, а не по частям; избегать насилия при проведении реформы, не допускать принудительного переучивания, относиться терпимо к правописанию учащихся [8. С. 291].
Рекомендуемая мягкость проведения реформы демонстрирует уважительное отношение прежде всего к уже обученным писать по правилам старой орфографии. При этом подчеркивается необходимость «всемерно выяснять, что настоящее упрощение русского правописания отнюдь не стремится ввести произвольное фонетическое письмо, а напротив, новая орфография является системой научно обоснованной, которая, сохраняя все прежние основы нашего правописания, стремится к установлению соответствия между написанием, с одной стороны, и звуковым составом и этимологическим строем - с другой», и делаться это должно «в целях выяснения смысла реформы и привлечения доверия общества» [8. С. 292].
Далее реформирование орфографии происходит при новых - революционных - обстоятельствах. Необходимость скорейшего введения новых - упрощенных -орфографических правил оказывается непосредственно связанной с требованием момента: «В целях облегчения широким народным массам усвоения русской грамоты, поднятия общего образования и освобождения школы от ненужной и непроизводительной траты времени и труда при изучении правил правописания предлагается всем, без изъятия, государственным и правительственным учреждениям и школам в кратчайший срок осуществить переход к новому правописанию» [9. С. 293]. Так начинается подписанный Наркомом по просвещению А.В. Луначарским Декрет Наркомпроса о введении нового правописания от 23 декабря 1917 г., вышедший всего полтора месяца спустя после революции, что также свидетельствует о значимости орфографического вопроса. Названный государственный документ в форме непреложного императива указывает на то, что «все правительственные и государственные издания, периодические (газеты, журналы) и непериодические (книги, труды, сборники и т.д.) должны печататься согласно новому правописанию с 1 января
1918 г.» [9. С. 293]. Перечень изменений в правописании, представленный в Декрете, повторяет пункты
«шахматовского» постановления 1917 г. Тем не менее, в Декрете прямо указывается на то, что новые правила правописания разработаны Народным комиссариатом просвещения. Как пишет Т.М. Григорьева, «такое вмешательство существенным образом изменило положение: орфографическое упрощение уже не только по воплощению, но и по содержанию становилось акцией советского правительства. И это стало одним из источников дезинформации об орфографической реформе впоследствии и является одной из причин ее негативных оценок в последние годы» [2. С. 126-127].
На самом деле, как мы убедились, реформа орфографии была тщательно продумана, обсуждена научной общественностью и сформулирована в предреволюционные годы, а ее внедрение начало происходить сразу после Октябрьской революции, и это позволило революционерам пожинать лавры реформаторов. В действительности же осуществление реформы орфографии -заслуга в первую очередь поколения ученых и педагогов дооктябрьского периода.
В революционном исполнении реформирование орфографии носило весьма жесткий характер. Постановлением Председателя Высшего Совета народного хозяйства от 14 октября 1918 г. был наложен ряд обязательств на типографии (прекратить отливку исключенных из алфавита букв. прекратить прием заказов на печатание по старой орфографии. изъять из касс ручных наборных те же исключаемые буквы и др.), неисполнение которых каралось большим штрафом.
В настоящее время свершившуюся реформу орфографии считают безусловно прогрессивной в силу того, что она избавила русское письмо от устаревших догм, приблизила к его живому варианту языка.
Оценка реформы орфографии в русском зарубежье
Как в западном, так и в восточном зарубежье к реформе орфографии отнеслись как к акту политическому: новая власть - новые правила, и отношение к новым правилам, в нашем случае - орфографическим, было соответственно отношению к новой власти. Переход на новые орфографические рельсы и в западном, и в восточном зарубежье был все же совершен, но совершался он иным способом и в иные сроки.
В статье «Новая орфография», опубликованной в журнале «Русская школа за рубежом» в 1923 г. (в новой орфографии!), Сергей Карцевский писал, что «публика попроще до сих пор убеждена, что новая орфография есть одно из дьявольских изобретений большевизма, почему и заслуживает всяческого осуждения. Люди более сведущие знают, конечно, что это не так и что новое правописание является правописанием академическим, но их огорчает то обстоятельство, что большевики тоже пользуются новой орфографией: им хотелось бы отмежеваться от большевиков хотя бы восстановлением «ер» и «ять» [10. С. 2].
В западном зарубежье, центрами которого являлись Париж, Берлин, Прага, реформа орфографии вызвала яростные споры в общественных и научных кругах. Сохранение русского языка и русской языковой среды рассматривалось в эмиграции как непременное условие этнокультурной состоятельности. «Будущая Россия -
христианская и национальная - будет строиться на двух главных основах: вере и языке. За веру нам бояться не приходится: уже ясно нам, что она жива и торжествует, несмотря на все испытания. С языком хуже. Он испорчен, засорен, запоганен разными наростами.», -писали в 1928 г. в Берлине братья С. и А. Волконские в работе «В защиту русского языка» [11. С. 3].
Реформирование орфографии для представителей консервативных взглядов на правописание означало разрушение традиционного, устоявшегося, привычного, истинно русского.
Описывая полемику вокруг реформы русской орфографии в западном зарубежье, Л.М. Грановская отмечала: «В начале 20-х гг. орфография стала для русской эмиграции пробным камнем идеологической благонадежности, верности белой идее в изгнании. Правда, и здесь не было единомыслия в оценках и единообразия в исполнении» [1. С. 10].
Приводились и аргументы неидеологического содержания в защиту старых правил правописания. Так, братья С. и А. Волконские считали, например, невозможным избавление от буквы «ять» ввиду того, что это может повлечь за собой искажение смысла слов: «Известное упрощение правописания было осуществлено в разных европейских странах за последнее время, но ни в одном языке оно не вызывало искажения грамматики и затемнения логического смысла, как у нас» [11. С. 7], и тем самым ставили под сомнение научность орфографической реформы.
Сергей Карцевский, выступавший в защиту новой орфографии, считал, что «о “ненаучности” и “безграмотности” новой орфографии говорить могут только люди в этих вещах некомпетентные. <.> Переход с одного правописания на другое, конечно, требует разрыва с традицией. Сказать ли, что сам академик А.А. Шахматов так до конца жизни и писал по-старому?! Но миллионы детей и миллионы простых людей, которым нет возможности тратить годы на усвоение хитроумных написаний, не связанные привычкой, свободные от “политики”, смогут с меньшими усилиями приобщаться к русской и мировой культуре. Все дело в том, чтобы суметь разумно использовать освобождающуюся энергию. Но это уж дело воспитателей и правителей» [10. С. 7].
Необходимость обучения грамоте русских детей, оказавшихся с родителями в эмиграции или родившихся там, делала вопрос об орфографии очень актуальным, и его обсуждение общественностью имело бурный характер. Мнения по орфографическому вопросу были поляр-ны и представлены примерно равным количеством сторонников. Так, Педагогический съезд русской педагогической школы, прошедший в 1923 г. в Праге, обсуждал проблему правописания и «был близок к расколу, но общая всем воля сохранить единство русской зарубежной школы продиктовала ряд взаимных уступок и съезд закрылся под проникновенное слово проф. В.В. Зень-ковского, посвященное нашей родине: «Ей все наши помыслы, ей все наши чувства» [12. С. 100]. Важно то, что на этом съезде педагогическая общественность выразила новое отношение к реформе орфографии, были расставлены точки над i: «Большевицкой орфографии больше нет. Есть две орфографии: одна старая, гротов-ская, другая новая, реформированная, и школы сами
вольны делать выбор между обеими [12. С. 106]. На значимость этого положения указывают также Л.М. Грановская [1. С. 12], Т.М. Григорьева [2. С. 145].
У сторонников реформы русской орфографии в эмиграции, и в частности ее образовательных кругах, был веский аргумент, сводившийся к необходимости повсеместного распространения новой орфографической нормы. Так, профессор А.Д. Григорьев в 1923 г. указывал на то, что «необходимо оставить в русской школе новое правописание, которое проводится в ней на территории России и отчасти и за границей в течение уже пяти учебных годов, и не возвращаться к менее совершенному старому написанию» [13. С. 91].
В ряде изданий русского зарубежья наблюдалась орфография, которую можно определить как компромиссный вариант между новой и старой орфографической нормой - упрощенная орфография. Уже факт наличия такого варианта старой орфографии свидетельствует о ее несовершенстве, повлекшем за собой некодифициро-ванное изменение отдельных ее участков при практическом применении. В целом упрощенная орфография оставалась на позициях старой орфографической нормы, но отказывалась от Ъ («ер») в конце слов на твердый согласный. «Писать без Ъ было неким, так сказать, ин-теллигентски-прогрессивным этикетом или щегольством», - отмечал Е. Аничков (цит. по: [1. С. 10]).
В результате столь неоднозначного восприятия вполне закономерной с позиций научной целесообразности реформы в эмигрантской печати 20-х гг. XX в. сложилось положение, которое Т.М. Григорьева охарактеризовала как «орфографический плюрализм» [2. С. 140], при котором одни издания какое-то время сохраняли приверженность старым правилам письма, а другие постепенно принимали новые. Т.М. Григорьева перечисляет некоторые выпущенные в западной эмиграции издания с указанием сроков следования дореформенным правилам письма: журнал «Современные записки» (Париж) - до 1939 г., газета «Возрождение» (Париж) - до 1940 г., газета «Последние новости» (Париж) - до 1930 г., газета «Руль» (Берлин) - до 1931 г., в то же время журнал «Социалистический вестник» (Берлин) с 1921 г. принимает правила нового письма, журнал «Воля России» (Прага) - с 1924 г., а с 1922 г. это издание перешло на отчасти новую орфографию, исключив из употребления «ер» и «фиту» [2. С. 140].
При том известно о существовании западных эмигрантских изданий крайней пуристической направленности, которые печатались по правилам старой орфографии даже в 1963 г. Безусловно, это явление имеет идеологическую подоплеку. Так, в журнале «Русская речь», издаваемом в Париже Союзом для защиты чистоты русского языка, мы читаем: «Одной из задач русской эмиграции является сохранение русского языка в добольшевицком его виде. Как нельзя мириться с тем, чтобы Россия называлась СССР-ом, так нельзя позволить, чтобы названия вещей и предметов уродовались большевицким жаргоном, эмигрантским “словотворчеством” и так называемой “новой орфографией”. Все это - явления болезненные, а стало быть, временные, преходящие. И чем сильнее, чем шире мы будем противиться им, тем скорее наступит выздоровление» [14. С. 1].
В этом журнале, имевшем крайне пуристическую направленность, регулярно печатались статьи против новой орфографии, а также материалы о тех явлениях, которые, по мнению издателей, уродуют русскую речь. Например, были материалы об иностранных словах, портящих русскую речь в эмиграции, и такие слова подавались списком: вежетабли - овощи, маркет - рынок, джаб - работа или служба и др. Отрицательным признавалось употребление и таких иностранных слов, которые не нужны русскому языку, так как в нем для соответствующего понятия имеются свои собственные: абстрактный - отвлеченный, персонально - лично, генерация - поколение и т.д. Негативное отношение выражалось по отношению к новым советским словам и значениям, которые также уродуют речь. Так, замена словом «учеба» повсеместно слова «ученье» хороша в устах «в доску своих парней» и не годится для большинства интеллигентных авторов и читателей [15].
В журнале печаталась памятка, одним из основных положений которой было: «Русский язык находится в явной опасности. Его искажают не только распыленные среди других народов несчастные беженцы, но и владеющие всею печатью в России коммунисты и «иже с ними» [16]. Журнал оставляет ощущение выхоло-щенности, чрезмерной и утомительной правильности.
Среди изданий восточного зарубежья нам не встретилось ни одного подобного. Видимо, в восточном зарубежье, в Харбине в частности, не стоял так остро вопрос об утрате и порче русского языка, поскольку там, в русских колониях, создавалась и поддерживалась живая речевая среда родного языка, и вопрос о его защите и сохранности не стоял так остро.
Реформа орфографии и русское восточное зарубежье
Возникает вопрос о том, как русская эмиграция в восточном зарубежье, имевшем несомненное отличие от западного по условиям своего существования и качественному составу, отнеслась к реформе русской орфографии.
Учитывая идеологическую подоплеку, имевшуюся при переходе на новую орфографию в русском зарубежье, проследим зависимость политической направленности изданий восточного зарубежья и следование им старой или новой орфографической норме. Наилучшим материалом для этого являются периодические и продолжающиеся издания русского восточного зарубежья - журналы и газеты. Однако при анализе орфографии изданий восточного зарубежья учитывались и другие источники: книги, справочники (см. таблицу).
В «Сводном каталоге периодических и продолжающихся изданий русского зарубежья в библиотеках Москвы. 1917-1996» [17] зафиксировано 255 названий изданий русского восточного зарубежья, которые издавались главным образом в Китае, а именно - в Харбине (154 названия) и Шанхае (45 названий), а также других населенных пунктах Китая: 14 - в Тяньцзине, по 5 - в Мукдене и на станции Маньчжурия, 4 - в Пекине, 3 - в Дайрене, по одному - в Муданьцзяне, Синьцзяне, Фуцдзядяне и Хайларе. 10 изданий выходило в Японии - городах Токио и Йокогама, 5 - в Монголии, в городах Улан-Батор и Урга.
Китайский исследователь Чжао Юнхуа выделяет следующие виды русской печати в Китае первой половины ХХ в.: печать царская, русская эмигрантская печать и печать Советской России [18].
Печать царская существовала практически с самого начала строительства КВЖД и освещала происходящие на КВЖД события. Первая русская газета «Новый край» начала издаваться в 1899 г. в Порт-Артуре, а с 1905 г. - в Харбине. С 1903 г. в Харбине начала выходить газета «Харбинский вестник», официальное издание Управления КВЖД. Вместе с гибелью старого строя официоз Управления КВЖД перестал выходить в декабре 1917 г. Но вскоре он стал выходить под другим названием - «Железнодорожник», а с 1 января 1918 г. он повторно сменил название на «Вестник Маньчжурии. Эта газета последовательно защищала антибольшевистские позиции.
Орфография царских газет - старая или упрощенная. В частности, газета «Вестник Маньчжурии» в
1919 г. выходила в упрощенной орфографии.
Русская эмигрантская печать. Это газеты и журналы послереволюционного периода, издаваемые вынужденными эмигрантами, а не теми русскими, которые оказались в Китае с целью возведения КВЖД. Эмигрантские издания во всей полноте отражают сложность и драматизм политического момента.
В Харбине издавались десятки наименований русских эмигрантских газет и журналов. Именно они составляют ядро русской периодики в Китае в первой половине ХХ в. и являются ее лицом: «Новости жизни» (Харбин, 1914-1929 гг.), «Вечер» (Харбин, 1927 г.), «Рубеж» (Харбин, 1927-1945 гг.), «Русский голос» (Харбин, 1920-1926 гг.), «Русское слово» (Харбин, 1926-1935 гг.), к названным изданиям примыкают и шанхайские эмигрантские газеты, в частности «Шанхайская заря» (Шанхай, 1925-1940 гг.) и др.
Одной из первых эмигрантских газет была ежедневная беспартийная газета с символическим названием «Дым Отечества». Первый номер вышел в 1920 г. в полном соответствии со старой орфографической традицией. В самом названии, которому посвящена целая статья номера, чувствуется «невидимая грусть о покинутом «лохматом» и «взъерошенном» отечестве» - тоска по старой Родине. По сути, это размышления о России и о судьбе русских людей, вынужденных покинуть родину: «Река времени унесла куда-то вдаль старую, грибоедов-скую Русь. “Дымная” фраза Чацкого осталась еще для всех нас, русских, классическою выразительницею элегического патриотизма, но подчиняясь условиям того же беспощадного владыки времени, приобрела и новый, более широкий, роковой масштаб сокрытой в ней мысли <. >. Русский дым стелется ныне по небосклону вселенной, пугая одних, радуя других и ввергая в недоумение третьих. Вся Россия давно уже в огне, и искры русского пожара мириадами носятся по зарубежным землям. Вся она горит и перегорает, представляя собой необъятную мастерскую, в которой СТИХИЙНО, МЕХАНИЧЕСКИ выковывается ЧТО-ТО новое, далекое и от нашего регламентированного комиссарами большевизма, и от уравнительных идеалов интернационала.
Русский “дым” ест глаза всему миру, заставляя его тщательно всматриваться в самого себя и тревожно ог-
лядываться на пройденный им «путь прогресса». Русский “дым” стал едким дымом и не для всех нас, русских, он ныне «сладок и приятен» [20]. При такой концепции происходящего следование правилам старой -
дореволюционной - орфографии есть способ противостоять так называемому «прогрессу».
Орфография эмигрантских газет в момент их появления - старая или упрощенная, не новая (таблица).
Печатные издания восточной эмиграции: орфографический аспект
Автор, название и место издания Вид издания Годы издания Анализируемый год издания Вид орфографии
1 2 3 4 5
Вестник Маньчжурии (Харбин) (в 1903 г. - под назв. «Харбинский вестник», затем «Железнодорожник», с 1 января1918 г. по март 1920 г. - «Вестник Маньчжурии») Ежедневная газета, посвященная политике, экономике, культуре и интересам профессионально-трудовой жизни 1903-1917 1919 (№ 91, 224) Упрощ.
Дым отечества (Харбин) Еженедельная беспартийная газета 1920 1920 (№ 1) Стар.
Маньчжурия (Харбин, с 1920 -ст. Маньчжурия) Ежедневная внепартийная демократическая газета 1918-1921 1920 (№ 23) Стар.
Весь Харбин на 1923 г. Адресная и справочная книга 1923 1927 Стар. Нов.
Новости жизни (Харбин) Ежедневная политическая, общественная, литературная, торгово-промышленная газета 1914-1929 1920 (№ 161-274) 1927 (№ 9-13, 142-177) Стар. Нов.
Вечер (Харбин) Ежедневная вечерняя газета 1927 1927 Стар.
Н. Устрялов Россия (У окна вагона) (Харбин) Публицистическая книга 1926 Нов.
Каталог библиотеки и книжного склада К. Аверст на 1928/9 г. (Тяньцзинь) Каталог 1928 Нов.
Багульник (Харбин) Лит.-худож. сборник 1931 1931. Книга 1 Нов.
Вс. Иванов. Огни в тумане. Думы о русском опыте (Харбин) Книга очерков 1932 Упрощ.
Рубеж (Харбин) Еженедельный лит.-худож. журнал 1927-1945 1929, 1930-1943 1943 (с № 36) -1945 Упрощ. Нов.
Харбинское время (Время - с 20.08.1920 г.) (Харбин) Еженедельная японская газета. Орган независимой мысли 1931-1945 1943 (№ 296324), 1943 (с № 325-355), 1945 (№ 1-179) Упрощ. Нов.
Луч Азии (Харбин) Ежемесячное издание 1934-1945 1939 (№ 53) 1944 Упрощ. Нов.
Свет (Харбин) Газета общественная и политическая (орган независимой мысли). Выходила ежедневно 1919-1924 1920 (№ 402-470) Стар.
Русский голос (Харбин) Ежедневная газета 1920-1926 1920 (№ 73, 77), 1921 (от 08.05) Упрощ. (но непо-следовательно)
Русское слово (Харбин) Ежедневная газета 1926-1935 1928 (№ 715) Упрощ.
Русское слово (Харбин) Орган прогрессивной русской общественности, газета 1945-1956 1946 (№ 6-36) Нов.
Шанхайская заря (Шанхай) Ежедневная газета 1925-1940 1928 (№ 668, 694,698) Стар.
Русский авангард (Шанхай) Еженедельный орган русской национальной мысли на Дальнем Востоке, газета 1936-1940 1938 (№ 110, 121,184,198) Упрощ.
Новости дня: Шанхайское издание (Шанхай) Газета 1946 1946 (№ 348) Нов.
Хлеб небесный (Харбин) Духовно-нравственный православный иллюстрированный журнал 1928-1939 1928 (№ 1, 2) Стар.
Сибирская жизнь (Харбин) Ежедневная экономическая, общественная, литературная, политическая газета 1920 1920 (№ 20) Стар.
Понедельник (Харбин) Газета 1920-1921 1920 (№ 7-9) Стар.
Новая шанхайская жизнь (Шанхай) Ежедневная газета 1922-1926 1924 (№ 500), 1926 (№ 53, 55) Нов.
Сборник Государственного педагогического института (Харбин) Сборник научных статей 1937 Нов.
Е. Ширинская Харбин. Маньчжурия. (Сидней, Австралия) Книга исторического содержания 1998 Нов.
1 2 3 4 5
Антология русских поэтов Австралии (Сидней, Австралия) Сборник стихов 1998 Нов.
Т. Жилевич В память об усопших в земле маньчжурской и хар-бинцах (Мельбурн, Австралия) Книга-альбом 2000 Нов.
Единение (Гленфилд, Австралия) Еженедельная газета 2004 Нов.
Австралиада (Сидней, Австралия) Русская летопись, журнал 1994-2006 2006 (№ 47) Нов.
Печать Советской России. Это журналы и газеты советской направленности, ориентирующие на идеалы Советской России. Эта печать существовала параллельно с эмигрантской и «была не очень влиятельна и заметна» [18. С. 84]. К таким изданиям относятся газета «Харбин» (Харбин, начало 1930-х гг.), «Правда» (Харбин, затем Шанхай, 1930-1940-е гг.), «Русское слово» (Харбин, 1945-1956 гг.), «Новости дня: Шанхайское издание» (Шанхай, 1946 г.), «Новая шанхайская жизнь» (Шанхай, 1922-1924 гг.).
Орфография этих изданий соответствует новой орфографической норме (см. таблицу).
В новой орфографии выходит в 1926 г. книга Н. Ус-трялова «Россия (У окна вагона)», которая была написана по просьбам его харбинских друзей после поездки Н. Устрялова на Родину. Автор восторженно отнесся к увиденному в России и в своей книге поэтизирует родину, она и в новых идеологических одеждах хороша, молода и внушает оптимизм: «Хорошо ехать, ехать. Теплый вечер, окно открыто, льется воздух русских полей, мелькают снопы сжатой ржи - батюшка Урожай! - елки, церковки, избы, речки. После Маньчжурии особенно отраден вид сельских церковок, полевых монастырей - русский, тютчевский пейзаж. Ехал бы, кажется, так всегда, всю жизнь: мы - странники на земле» [21. С. 6]. И далее: «Когда едешь по Сибири, глаз поражает обилие ребят на станциях, телят и жеребят на пастбищах. “Растет новое поколение”. Растет новая Россия. Какой-то стихийный органический рост <.>. “Прет, словно из-под земли” Здоровая сердцевина у нации. Пусть бедно, пусть еще плохо, пусть часто глупо, - есть в основе какое-то большое многообещающее здоровье. Целительная сила природы вернее всяких суррогатов цивилизации. Уходят годы испытаний. Организм самотеком наливается жизненными силами» [21. С. 18]. И в таком свете новая орфография позволяет приблизиться к идеализированной Советской России и, в конце концов, к Родине, по которой ностальгирует эмиграция.
В общем можно утверждать, что переход от старой орфографии к новой в восточном зарубежье, где не было директив со стороны государства и власти о том, какой орфографической норме необходимо следовать, имел идеологическую подоплеку. Так, для изданий, не принимающих новую власть в России, характерна консервативная тенденция по отношению к орфографии, а для изданий советской направленности и просоветских -прогрессивная, выражающаяся в следовании новой орфографической норме.
Тем не менее переход к новой орфографии в эмигрантских изданиях постепенно осуществлялся и в конце концов окончательно произошел в 1943 г.
Основные причины перехода на новую орфографию, на наш взгляд, следующие.
Во-первых, переход к новой орфографии был движим изменением изначальных идеологических установок издателей. Так произошло в левоэмигрантской харбинской газете «Новости жизни», выходившей в Харбине довольно долго (с 1914 по 1929 г.), пока не была закрыта «китайскими властями в ходе китайско-советского конфликта» [18. С. 83]. Занимая нейтральную политическую позицию в течение почти всего периода своего существования, к середине 1920-х гг. газета «Новости жизни» все более определенно высказывала свои предпочтения советскому строю. С момента издания эта газета выходила в старой орфографии с сохранением всех дореформенных букв и грамматических форм. В 1927 г. орфография издания абсолютно соответствует новому орфографическому стандарту. А в одном из номеров газеты за 1927 г. персонаж фельетона отпускает такую реплику, одновременно негативно оценивающую и царский строй, и старую орфографию: «Царские университеты не то, что новые. Там ведь буржуазную науку преподавали. Много и упразднено уже. Например, старая орфография». Хотя кое-где в рекламных объявлениях этой газеты «прорывались» «староорфографические вкрапления» с «ятем» или устаревшими окончаниями прилагательных: «Новыя папиросы т/д Чурин и К ВеликолЕпнаго вкуса» [22].
Во-вторых, назрела в конце концов необходимость в единообразной русской орфографии, которая в наибольшей степени отвечает требованиям хорошей коммуникации.
В-третьих, отсутствие единой орфографии делало проблемой обучение русской грамоте в эмигрантских школах и вызывало недоумение у самих детей. В газете «Шанхайская заря», выходившей с 1925 по 1940 г. в старой орфографии, в 1928 г. под названием «По какой орфографии писать?» опубликовано письмо девочки Милицы Любавской, которая задается вопросом о том, как все-таки писать правильно, и комментарий редакции по этому поводу. «Я очень благодарна редакции Юного Читателя «Шанхайской зари», если она мне ответит, почему у вас страница пишется по старой орфографии, а всех детей в школах учат по новой и многие учебники теперь, не только в Советской России, но и среди эмиграции, издаются по новой орфографии? Нам трудно и мы путаемся в орфографии» [23. С. 6]. В комментарии редакция признается, что это «больной вопрос» и после краткого экскурса в историю реформы русской орфографии предлагает учиться старой орфографии «на нашей странице», если в школе или дома учат по новой орфографии. «Мы категорически высказываемся за старую орфографию. Она культурнее, она более сродна
богатому тонкостями русскому языку <...>. У французов, у англичан орфография еще труднее и запутаннее, чем русская, и все-таки они остаются ей верны и слышать не хотят ни об упрощении, ни о реформе».
К числу изданий, печатавшихся сначала в старой (упрощенной) орфографии, а затем перешедших на новую, относится еженедельный литературно-художественный журнал «Рубеж» - «самый долговечный и популярный еженедельный журнал» [15. С. 66], который издавался в Харбине с 1927 по 1945 г. В журнальных публикациях до ноября 1943 г. (по № 35 включительно) сохранялся упрощенный - «щегольский» - вариант старой орфографии. В 1943 г., начиная с № 36, журнал «Рубеж» соблюдает требования новой орфографии. Никаких комментариев по поводу перехода на новые правила правописания в журнале обнаружить не удалось, поэтому официальные мотивы и цели изменения старой орфографии остаются невыясненными.
То же можно сказать о ежедневной харбинской газете «Время», которая до 1 декабря 1943 г. выходила в упрощенной старой орфографии, а с 1 декабря (см. № 325) - в новой. При этом также комментариев по поводу перехода на новую орфографию не было обнаружено.
Выходивший в Харбине в 1930-е гг. в упрощенном варианте старой орфографии литературно-художественный журнал «Луч Азии» в 1944 г. публикует свои материалы в новой орфографии.
Что касается неполитических изданий, то следование старой или новой орфографической норме зависело главным образом от субъективных взглядов издателей и авторов (см., например, книгу «Каталог библиотеки и книжного склада К. Аверст на 1928/29 г.», вышедшую в Тяньцзине в 1928 г. в новой орфографии, а также вышедший в новой орфографии в 1931 г. литературно-художественный сборник «Багульник» и книгу Вс. Иванова «Огни в тумане. Думы о русском опыте», вышедшую в Харбине в 1932 г. в упрощенной орфографии. Однако и здесь наблюдается тенденция к переходу на новую орфографию.
Так, в старой орфографии, с сохранением всех дореформенных букв и форм, подается информация в Адресной и справочной книге г. Харбина «Весь Харбин на 1923 г.» [19], вышедшей под редакцией С.Т. Тер-навского. Справочник «Весь Харбин на 1927 г.» выходит уже в новой орфографии.
Во второй половине ХХ в. русская диаспора в Китае, по сути, прекратила свое существование. В 1950-
1960-е гг. большая часть русских вернулась на родину или реэмигрировала в другие страны, незначительная часть русских постепенно ассимилировалась с местным населением. Вернувшиеся на родину оказались в среде уже устоявшейся десятилетиями и переставшей осознаваться как новая орфографической нормы. Для создавших смешанные браки и вставших на путь ассимиляции с китайцами бывших россиян тип русской орфографической нормы становился все менее актуальным. Вопрос о следовании старой или новой орфографической нормы вставал перед реэмигрантами из Китая, уехавшими в Австралию, Бразилию и другие страны. Этот вопрос был решен ими в пользу новой нормы. Наглядным подтверждением тому является современная русская периодика в Австралии, публикуемая в новой орфографии: см., например, издаваемые в настоящее время еженедельную газету «Единение» (Гленфильд, 2004), журнал «Австра-лиада: Русская летопись» (Сидней, 1994-2006).
Итак, в целом для печатных изданий восточного зарубежья на протяжении первой половины ХХ в. характерно отсутствие единой орфографической нормы и «орфографический разнобой», отражающие сложность общественно-политического существования в эмиграции, различные, подчас противоположные политические установки издателей и авторов публикуемых книг, газет, журналов. Однако стремление к унификации орфографического стандарта оказалось сильнее идеологических догм. Единая русская орфографическая норма с течением времени стала насущной необходимостью, и ее принятие способствовало как раз не разъединению русской эмиграции с той Россией, которую они, как им казалось, временно покинули, а соединению с ней.
Сложно сказать о специфике перехода на новую орфографию в восточном зарубежье, в отличие от западного, ввиду объективной невозможности просмотреть все издания русской эмиграции на запад и на восток, но при анализе просмотренных изданий создается мнение, что восточная ветвь русской эмиграции в целом позже перешла на новые орфографические правила и сделала это окончательно в 1943 г. Полагаем, это может быть связано с особыми условиями русской восточной эмиграции с центром в Харбине, который до конца 40-х гг. ХХ в. производил, по воспоминаниям очевидцев, впечатление патриархального русского города со своим особым укладом, напоминавшим дореволюционную Россию [25]. В данном случае старая орфография выступала как один из неотъемлемых атрибутов патриархального уклада.
ЛИТЕРАТУРА
1. Грановская Л.М. Русский язык в «рассеянии». Очерки по языку эмиграции первой волны. М.: ИРЯЗ, 1995.
2. Григорьева Т.М. Три века русской орфографии (ХУІІІ-ХХ вв.). М.: Элпис, 2004.
3. Доклад Педагогического общества, состоящего при Московском университете по вопросу об упрощении русской орфографии // Григорье-
ва Т.М. Три века русской орфографии (ХУШ-ХХ вв.). М.: Элпис, 2004.
4. Протокол первого заседания комиссии по вопросу о русском правописании, состоящейся под председательством Августейшего Президента
Императорской Академии Наук, 12 апреля 1904 г.
5. Постановление орфографической подкомиссии (1912 г.).
6. Постановления совещания при Академии наук под председательством академика А.А. Шахматова по вопросу об упрощении русского пра-
вописания, принятые 11 мая 1917 г.
7. Циркуляр Министерства народного просвещения при Временном правительстве о введении нового правописания от 17 мая 1917 г. № 5456.
8. Циркуляр Министерства народного просвещения при Временном правительстве о проведении реформы от 22 июня 1917 г. № 6717.
9. Декрет Наркомпроса о введении нового правописания от 23 декабря 1917 г.
10. Карцевский С. Новая орфография // Русская школа за рубежом. Прага, 1923. Кн. 1.
11. Волконский С., Волконский А. В защиту русского языка: Сб. статей. Берлин: Медный всадник, 1928.
12. Карцевский С. Педагогический съезд // Воля России. Журнал политики и культуры. Прага, 1923. № 6-7.
13. Григорьев А.Д. История русского правописания и основы новейшей его реформы // Русская школа за рубежом. Прага, 1923. Кн. 2.
14. Русская речь. Журнал. Париж, 1963. № 3.
15. Русская речь. Журнал. Париж. 1958. № 2.
16. Русская речь. Журнал. Париж, 1958. № 1.
17. Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий русского зарубежья в библиотеках Москвы. 1917-1996. М.: РОССПЭН, 1999.
18. Чжао Юнхуа. Три вида русской печати в Китае первой половины ХХ века // Русское зарубежье. История и современность. Вестник. 2004.
№ 1.
19. Весь Харбинъ на 1923 годъ. Адресная и справочная книга гор. Харбина / Под. ред. С.Т. Тернавского. Харбин, 1923.
20. Дым Отечества. Еженедельная беспартийная газета. 1920. № 1.
21. Устрялов Н. Россия (У окна вагона). Харбин: Типография Китайской Восточной железной дороги, 1926.
22. Новости жизни. Ежедневная политическая, общественная, литературная, торгово-промышленная газета. 1927. № 1.
23. Шанхайская заря. Ежедневная газета. 1928. № 694.
24. ТаскинаЕ.П. Неизвестный Харбин. М.: Прометей, 1994.
25. Фоноархив лаборатории региональной лингвистики АмГУ.
Статья поступила в редакцию журнала 4 декабря 2006 г., принята к печати 11 декабря 2006 г.
КАРАМЗИН
БРЕМЯ
Карамзин и время: Сб. статей / Ред. И.А. Айзикова,
А.С. Янушкевич. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006. -314 с. - (Русская классика: исследования и материалы; Вып. 3).
Третий выпуск сборника научных статей, продолжающий серию изданий о русских писателях XIX в., посвящен Н.М. Карамзину. Читателю предлагаются самые разные контексты творчества первооткрывателя русского сентиментализма - от историкофилософских до нравственно-этических и эстетических. Представляя собой своеобразный итог изучения творчества Н.М. Карамзина сборник включает в себя статьи ведущих ученых, связанных с Томским университетом давним сотрудничеством.
Кроме статей, в издание вошли очерк, освещающий этапы и проблемы изучения томскими филологами творчества Н.М. Карамзина и сентиментализма в целом, а также библиография научных работ.
Для преподавателей вузов и школ, широкой гуманитарной аудитории.
