CC BY
52
3. Флоренский. П. Столп и утверждение Истины. // Флоренский П.Сочинения в 4-х т. Т. 1. — М.: Мысль, 1990. — С. 99, - («Фил. наследие»).
4. Флоренский, Г1. Троице-Сергиева лавра и Россия. // Флоренский П.Сочинения в 4-х т. 'Г.2. -М.: Мысль. 1996. — С.363. - («Фил. наследие»).
5. Трубецкой, Н. Умозрение в красках. Этюды по русской иконописи. //Трубецкой Е. Смысл жизни. - М.: Республика, 1994. - С.225.
6. Достоевский,Ф. М. Идиот.// Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 8.- Л., 1973. - С. 317.
7. Франк, С. Л. Сочинения. -М„ 90. - С. 424-433.
8. Достоевский, Ф. М. Братья Карамазовы. // Досто-свский Ф. №. ПСС г. 30 т.Т. 14. ■ Д.. 1976. - С. 100
9 Бердяев, Н. А О назначении человека. - М, 1993. — С. 131.
10. Зеньковский, В.В. Проблема красоты в мироздании Достоевского. // Эстетические исследования : методы и критерии. - М., 1991. - С. 175.
1 1. Достоевский, Ф. М. Собрание художественных произведении. Т. XIII,- М. - Д., 1930. - С. 62-95).
12. Бердяев, Н. А. О назначении человека. // Культурология. Хрестоматия. — Минск: «Тетра Системе», 2006. — С.376.
13. Толстой, Л. П. Собр. соч. в 22 тт. Т. 21. - М : Худ. лит., 1985.- С. 414, 305.
14. Соловьев, В. С. Философия искусства и литературная критика. — М.: Искусство, 1991. — С. 30.
15. Соловьев, В. С. Философские начала цельного знания // Сочинения. - М., 1988. - С. 252-254.
16. Соловьев, В. С Красота в природе // Сочинения. -М.. 1988. - С. 361.
17. Булгаков, С. Н. Свет невечерний. - М„ 1994. - С. 330.
18. Булгаков, С. Н. Искусство и теургия. // Булгаков С. Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. - М.: Республика, 1994. - С. 319.
19. Булгаков, С. Н. Искусство и теургия. // Булгаков С. Н. Свет невечернии: Созерцания и умозрения. - М.: Республика, 1994. - С.318. - (Мыслители XX века).
20. Федоров. Н. Об объединении искусств. // Федоров Н. Философия общего дела. В 2-х т. Т.2. - М.: «АСТ», 2003. -С. 312-313.
21. Лосский, Н. О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики. — М., 1998.- С. 187.
ДЕВДАРАИДЗЕ Екатерина Анатольевна, соискатель. Научный руководитель М. Д. Купарашвили, доктор философских наук, профессор ОмГУ.
Статья поступила в редакцию 15.11.06. © Девдараидзе Е. А.
УДК1 Л.М.ДМИТРИЕВА
В. Я. ЛАЛУЕВ
Омский государственный технический университет
Новосибирский государственный университет путей сообщения
БУДУЩЕЕ
В УТОПИЧЕСКИХ ПРОРОЧЕСТВАХ
Статья посвящена проблеме будущего в утопических пророчествах. На основе анализа работ отечественных и зарубежных авторов делается вывод, что утопическое пророчество — это такая форма предсказания будущего, в котором специфика трансцендиро-вания обусловлена недостатками настоящего и желанием их преодоления, при этом трансцендентный мир в утопическом мышлении представляет собой антипод настоящего, лишенного недостатков последнего.
Утопии возникают на основе критики настоящего и конструирования будущего как идеала. Как замечает М.Ласки: "Утопии создаются одновременно и от отчаяния, и от надежды. Э то модели с табильности, рожденные в атмосфере противоречий. Это действия — своего рода "деятельные сновидения'' — во имя дальних ценностей, которые игнорируются или предаются в настоящем, которые некогда существовали в прошлом или могут быть осуществлены в будущем. Это интерпретация существующего порядка и — в большинстве случаев — программы его изменения. Утопии всегда свойствен поучительный смысл в форме скрытого призыва к действию, ибо все политические идеалы имплицитно революционны: их критические компоненты порождают недовольство существующим, а образы совершенного устройства - жажду создания нового. Утопическая
мечта о будущем, с ее источниками в фантазии и отчуждении, предполагает наличие кошмара настоящего"'.
Многие исследователи видят наиболее важную, главную особенность любой утопии в ее критической функции. "Ценность всякой утопии, - пишет А. Свен-тоховский, — бывает по преимуществу отрицательная, т.е. заключается в критике и протесте против существующего уклада отношений"1. Аналогичной точки зрения придерживается и Карл Мангейм. Действительно, критическая функция внутренне присуща утопическим конструкциям, т.к. они создаются в виде мечты, прогноза или предчувствия будущего, отличного от настоящего. Если бы настоящее полностью удовлетворяло людей, то мечты о будущем не имели бы смысла. О будущем мы можем мечтать и стремиться к нему тогда и только тогда,
когда нас не устраивает настоящее. Именно в силу этого критическая функция утопии является ее атрибутивным признаком. Как замечает Э.Я.Баталов: "Утопист — это всегда критик, бунтарь, порою еретик, который не может, не хочет смириться — ..пусть только в мыслях — со своей участью, с участью окружающих его людей, с участью, уготованной — как он ее видит — человечеству. В утописте всегда зало-ж ено мессианское начало"3.
Критика, содержащаяся в утопии, может привести как к революциям, так и к реформам, взламывающим и преодолевающим те негативные стороны настоящего, против которых она направлена. Объектом бунта утописта могут выступать, с одной стороны, социальное устройство, мораль, политические установления, а с другой — и законы природы..Так, во многих культурах существуют сказки о живой воде, посредством которой можно преодолеть смерть. Здесь же можно привести и те мечтания человека о вечной жизни, которые нашли отражение в библейских текстах. Идея о преодолении и исправлении законов природы становится центральной и в русском космизме. Здесь идея овладения силами природы и достижения бессмертия принимает.форму проектов перестройки всего природно-мирового порядка и полной победы человека над смертью. Это был бунт против самой природы, и у истоков этого бунта, несомненно, стоят утописты.
Однако критика Сейчас-Существующего-Бытия не является единственной особенностью утопического сознания. Другой характерной чертой и целью утопии выступает проектирование, создание идеала будущего, того, которое выходит за рамки настоящего, Сейчас-Существующего-Бытия. Поскольку выход за пределы чего-либо, в данном случае за пределы настоящего, обозначен в нашей работе термином "трансцендирование", то можно сказать, что этот процесс имеет место в утопическом мировоззрении. Кроме того, сам феномен трансцендентного выступает неотъемлемой частью утопических представлений и утопических концепций. ;
В любых формах утопии мы так или иначе обнаруживаем как трансцендирование, т.е. выход сознания за пределы сейчас-существующего бытия, так и идею трансцендентного мира, т.е. высшего бытия, преодолевшего в себе недостатки бытия низшего. Уже на уровне мифологического сознания мы обнаруживаем феномен трансцендирования как выход человеческого сознания в сверхъестественный мир и осознания человеком своей зависимости от этого мира.
Трансцендентное бытие всегда противопоставляется бытию имманентному, которое представляет собой существующий в данный момент порядок вещей. Но отношение человека к трансцендентному бытию может быть различным. Например, можно ориентироваться на трансцендентное бытие и при этом сохранять существующий порядок вещей. Однако возможно и иное отношение, аименно, руководствоваться трансцендентным бытием с целью изменения, преобразования сейчас-существующего бытия . На основании указанных отношений к.трансцен-дентному К.Мангейм выделяет утопию и идеологию как две формы существования сознания. По его мнению, утопия представляет такую форму сознания, которая ориентируется на трансцендентные структуры с целью изменения существующего положения вещей, в то время как идеология ограничивается только воспроизведением в сознании сейчас-бытия. "Ограничивая утопическое сознание рамками той
трансцендентной по отношению к реальности ориентации, которая взрывает существующий порядок, мы установили главное различие между утопическим и идеологическим сознанием. Можно ориентироваться, — пишет К.Мангейм, — на далекие от действительности, трансцендентные бытию факторы и тем не менее стремиться к сохранению или постоянному репродуцированию существующего образа жизни. В ходе истории люди значительно чаще ориентировались на факторы, трансцендентные бытию, чем на имманентные ему факторы, и тем не менее осуществляли на основе подобного не соответствующего бытию "идеологического" сознания вполне конкретное устройство социальной жизни. Утопичной же подобная несоответствующая бытию ориентация становилась лишь тогда, когда она действовала в направлении, неизбежно ведущем к уничтожению существующей структуры бытия"4.
Приведенные различие между утопией и идеологией вызывают ряд возражений. Так, Э.Я.Баталов считает, что трансцендентность не выражает собой сущности утопии, и приводит следующий аргумент: "Мангейм и сам признает, что "трансцендентность", "нереальность", "неадекватность" характеризуют не только утопию, но также идеологию, которую он противопоставляет утопии. Разница между ними, сточки зрения немецкого исследователя, лишь в том, что оба феномена проявляют слепоту по отношению к различным элементам социального бытия и в итоге выполняют прямо противоположные социальные функции. Но если это так, то говорить о "трансцендентности" как сущностном признаке утопии нет оснований" \
Но вряд ли можно безоговорочно согласиться и с этими приведенными аргументами. Трансцендентность как выход мышления за пределы Сейчас-Существующего-Бытия является характерным, сущностным признаком утопии. Ведь, согласно формальной логике, существуют признаки необходимые и достаточные, необходимые и недостаточные. В последнем случае трансцендентность является необходимым признаком утопии, хотя и недостаточным, ибо этот признак свойственен не только утопии, и не только идеологии, но и сознанию вообще. "Трансцендентными бытию, — пишет К.Мангейм, — нереальными являются все те представления, которые не согласуются с существующим жизненным устройством. Представления, которые соответствуют конкретно существующему, de facto действующему порядку, мы называем "адекватными", соответствующими бытию. Они встречаются относительно редко, и лишь вполне ясное в социологическом смысле сознание оперирует соответствующими данному бытию представлениями и мотивами. Соответственным, адекватным бытию представлениям противостоят две большие группы трансцендентных бытию представлений: идеология и утопия"1'.
Необходимо здесь еще раз подчеркнуть, что адекватные, т.е. воспроизводящие или копирующие действительность знания "встречаются довольно редко" , чаще всего знания ориентируют человека на будущее, содержат в себе нечто, выходящее за пределы наличного бытия, вторгаясь, по выражению Эрнста Блоха, в область Еще-не-бытия. Отсюда даже те мечты о будущем, которые являются проекцией на будущее прошлого, не будут являться утопиями в строгом смысле слова. Утопическое трансцендирование — это всегда размышление и проектирование Еще-Не-Бытия. Но такого рода трансцендирование не означает, что утопия никак не влияет на настоящее и что
она в принципе невозможна. Такое понимание утопии было предложено в свое время Ф.Энгельсом, который ввел в научный обиход негативное определение утопии. Согласно его интерпретации, утопия — это бесплодная идея, а ее возникновение объясняется несовершенными и неразвитыми производственными отношениями; утопические системы — произвольный, ни на чем не основанный вымысел гения-одиночки, плод воображения и изобретения, навязанный обществу извне, посредством пропаганды и показательных опытов7.
Популярно и полемически изложенная брошюра Ф.Энгельса вышла в свет в 1880 году и, несмотря на появившуюся в 1888 году работу К.Каутского "Томас Мор и его утопия", в которой тот настаивал на пересмотре энгельсовского понимания утопии, оставалась наиболее известной и получила широкое распространение. Под утопией стали понимать бесплодные мечтания, которые невозможно осуществить и место которым только в сфере фантазии и сказки. По мнению Э.Я. Баталова, утопия — это произвольно сконструированный образ идеального социума, а утопическое сознание определяется как сознание, произвольно полагающего образ идеального социума. Но поскольку утопия не ограничивается социумом, ведь история культуры знает и многочисленные попытки конструирования — вопреки известным законам науки и техники — идеальных машин вроде вечного двигателя или философского камня, не только вылечивающего человека от всех болезней, но и способного оживить мертвого человека", то "утопия может быть определена как произвольно положенный воображением образ идеального предмета, выступающего в качестве объекта созерцания или материального воздействия в различных сферах человеческой деятельности"'1.
Такое понимание утопии отчасти соответствует тому значению, которое мы наблюдаем у изобретателя этого термина Томаса Мора. Само понятие "утопия" впервые появилось в начале XVI века, когда увидела свет "Весьма полезная, а также и занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия мужа известнейшего и красноречивейшего Томаса Мора, гражданина и шерифа славного города Лондона". С течением времени многие авторы, писавшие о новых землях, о новом обустройстве совместной жизни людей, о мечтах будущей прекрасной жизни, стали называть свои произведения, подражая Т. Мору, утопиями, то тогда это слово стало нарицательным и им стали обозначать уже задним числом близких по духу сочинения античных и средневековых авторов.
Однако даже истинный семантический смысл слова "утопия", во всяком случае, тот смысл, который вкладывал в это слово Т. Мор, остается неизвестным. Вообще, "утопия" состоит из двух лексических компонентов, а именно, "тогюс" (место) и "у" (нет), но "у" в латинской транскрипции может читаться как "ев" (благо). А поскольку книга была написана на латинском языке и греческие слова передавались в транскрипции, скрадывавшей различия между "у" и "ев", то неизвестно, что таит в себе внутренняя форма этого слова: земля, которой не существует или благословенная земля? Конечно, коннотация этого слова обрела довольно устойчивое значение, если какую-нибудь идею хотят назвать несбыточной, то ее называют утопической. Равным образом грезы, фантазии также обозначают термином "утопические явления", т.е. несбывшиеся. Но одно дело само слово и его внут-
реннее значение, т.е. его семантический смысл, иное дело - утопия как научное понятие.
Но даже если мы примем современные распространенные представления об утопии как о неосущев-ляемых мечтах, то и с таким понимаем можно поспорить. X. А.Маравалль пишет: " Но можно ли сегодня придерживаться этой точки зрения, когда мы на собственном опыте узнали боевую силу идей Фурье и фурьеристов, атаковавших современное общество -например, апеллируя к ценности эротизма, - с успехом, который невозможно отрицать? Разве тысячи и тысячи фурьеристов не боролись за организацию общества на основе фаланстеров; разве эго не стало притягательным образом будущего дня для ранних движений за освобождение пролетариата...?10
В утопиях всегда присутствует след истины, в них воплотились чаяния и желания многих людей об иной, лучшей жизни, поэтому свести утопию только к фантазиям и неосуществленным мечтам означает не видеть утопию как продукт культуры, как ее неотъемлемое свойство. Эрнст Блох отмечает, что утопии нельзя сводить только к сказкам или к детскому и юношескому сознанию. Сфера утопического намного шире и "не потому, что она не совпадает с ветреностью в дневном мечтательстве и с тем, что называют сказками в ограниченном и обесцененном смысле, а потому, что социальные утопии, оставаясь надежной главной сценой для всех утопических книг, действуют внутри другой, собственно утопической области — человеческой культуры в целом, затрагивая и независящую от человека природу "". К этому нужно добавить, что социальные утопии не являются единственными, в течение жизни человека окружают утопические картины, витрины и зеркала желаний, фабрики грез. "А ближе к раздробленному существованию, касаясь не перспектив, но обеспо-коенностей, возникают, повсеместно его опережая, ведущие моральные образы и идеалы, то есть возникает еще не отождествленное Нигде, где струится музыка. Собственно утопия испытывается в многообразных картинах, направленных против смерти, и тесно взаимосвязанных с ними мистериях желаний в религиях, мистериях надежды христианства. Кроме того, в утопии гуманизм достиг величия, и философия совершенно справедливо оказывается спекулятивной, когда акты, сведения, проблемы и постулаты Еще-Не-Бытия составляют ее центральную, и отнюдь не только эмпирическую, область деятельности
Если под утопиями мы будем понимать грезы и бесплодные идеи, не оказывающие никакого влияния на Сейчас-Существующее-Бытие, то нам придется и сущностную, глубинную основу культуры отнести в разряд бесплодных ночных грез. Иначе говоря, нам придется поставить под сомнение способность культуры оказывать влияние на бытие человека, ибо утопические картины и полотна выступают атрибутом культуры, т.е. тем, без чего культура теряет свою сущность и превращается в некультуру.
Утопии в качестве желаемого будущего оказывают на ход истории, пожалуй, большее влияние, нежели реально существующие феномены культуры. Льюис Мэмфорд остроумно заметил, что "икарий-цы, которые жили лишь в сознании Этъена Кабе, или фриландцы, существовавшие лишь в воображении маленького сухого австрийского экономиста, оказали большее воздействие на жизнь наших современников, нежели этруски, принадлежавшие к миру, который мы называем реальным, в то время как фриландцы и икарийцы обитали в Нигде"13.
Существует, по крайней мере, три пути или три способа воздействия утопии на Сейчас-Сутцеству-ющее-Бытие. Во-первых, непосредственный путь, когда утопический проект принимается за определенную программу действия. В качестве примера, иллюстрирующего это положение могут выступать программы действий Оуэна, Кабе или Фурье, которые со своими последователями пытались перестроить общество на основе выдвинутых ими утопических принципов. Во-вторых, косвенный путь, когда существующий утопический идеал выступает в качестве источника идей или стимула к действию. В-третьих, опосредованный путь, когда утопия как стремление к лучшей жизни вселяет в человека надежду, компенсирует недостатки настоящего и устремляет человека к будущему. Иначе говоря, утопия способствует выживанию человека, выступая своеобразным источником жизни. Утопия как бы поддерживает жизнь, не дает ей угаснуть. Именно в этом видится высший, глубинный смысл любой утопии. Уберите утопии и жизнь просто обессмыслится. Отсюда критика утопии является по сути дела разрушающей критикой жизненных начал, что, как представляется, не осознается, в частности, К.Поппером, развернувшего критику социальной утопии, в частности, концепцию идеального государства Платона.
По мнению К.Поппера, "утопическая попытка достигнуть идеального государства, используя проект общества в целом, требует сильной централизованной власти немногих и чаще всего ведет к диктатуре"14. К. Поппер утверждает, что у нас нет необходимых рациональных знаний, на основе которых мы могли бы перестроить все общество. "В настоящее время просто не существует социологического знания, необходимого для крупномасштабной инженерии"'5. Но поскольку рациональных знаний нет, постольку утописты при создании своих идеальных обществ опираются на нечто неразумное, иррациональное, в частности, на эстетическое восприятие будущего. Иначе говоря, по мнению К.Поппера, утопии всегда носят иррациональный характер, а их осуществление ведет к радикализму и диктатуре отдельных личностей. "Эстетизм и радикализм должны привести нас к отказу от разума и к замене его безрассудной надеждой на политические чудеса. Источником этой иррациональной установки является отравление мечтами о прекрасном мире. Именно такую установку я, - пишет К.Поппер, — называю романтизмом . Можно искать небесный град в прошлом или будущем, можно звать "назад к природе" или "вперед к миру любви и красоты", но это всегда -призыв к нашим эмоциям, а не к разуму. Даже лучшие намерения создать рай на земле могут превратить ее только в ад — в ад, который человек — и только он — может создать своим собратьям" "\
Однако трудно согласиться с мнением К.Поппера об иррациональном характере утопий. Утопии являются продуктом разума, о чем говорит их внутреннее содержание. Так, во многих утопиях мы обнаруживаем наличие рациональной организации общественной жизни, строгую регламентацию поведения, но регламентацию не саму по себе, а ради свободы человека, освобождения его от господства неразумных начал, освобождения от власти вещей. "Сегодня, для того чтобы признать рациональный характер утопии, нам не надо более обращаться к одному эпизоду истории философии — картезианству или другим проявлениям рационализма и пред-рационализма (Бруни, Альберти, Леонардо да Винчи) той эпохи, когда ренессансные утопии набирают си-
лу, отличающую их в новое время. Утопии — порождение работы разума, изучающего, ставящего опыты, критикующего природу, связи между явлениями, формирующего свои теории, свои объяснения. Утопист говорит о предпочтительных формах поведения и о типах сознания, которые вызывают такое поведение, предлагает формулы для воплощения этих поведенческих форм в такой гипотетической области"'7.
Утопия как форма знания, как продукт познавательной активности человека выражает собой не что иное, как идеал будущего. При этом процесс создания утопий назовем утопичеством. Утопичество представляет собой феномен культуры и в нем подчеркивается процессуальный характер, создание различных моделей и идеалов будущего. Однако такое определение утопичества будет содержать в себе ошибку, называемую в формальной логике широким определением, ибо модели будущего могут создаваться и процессе прогнозирования и научного предвидения. Цель прогноза — выявление реальных возможностей развития общества или какой-нибудь другой системы, а также определение вероятности превращения той или иной возможности в действительность. Прогноз как вид научного предвидения опирается на внутренние и внешние законы системы, на основе которых осуществляется предвидение будущего поведения системы. Иными словами, ученый, чтобы создать модель будущего, должен опираться на законы, присущие той или иной системе. Здесь появляется необходимость указать на различия между утопичеством и футурологией.
Разумеется, футуролог как тип ученого, исследующего состояние и поведение системы в будущем, в то же время выступает и субъектом культуры, является носителем тех или иных культурных ценностей и ему как субъекту культуры не безразлично, какое будущее ожидает если не его самого, то его потомков. Поэтому в футурологии мы часто сталкиваемся с оценками как будущего, так и настоящего. Однако нужно отметить отличия в оценках будущего, которые дает ученый-футуролог и утопист. Последний выстраивает модель желаемого будущего на основе недостатков настоящего, будущее в глазах утописта предстает не просто как антипод настоящего, а как такое состояние, которое лишено отрицательных чертнастоящегб и вбирает в себя только те характеристики, которые утопист считает достойными и желательными. Иначе говоря, будущее в глазах утописта представляет собой положительное во всех отношениях состояние или лучшее, счастливое, достойное бытие общества. Как уже говорилось ранее, такое стремление человека к лучшей жизни или к счастливому, положительному будущему выступает атрибутивной характеристикой человеческой активности, что нашло отражение в сказках, мифах, былинах и мечтах человека.
В отличие от утописта ученый-футуролог высказывает такую оценку будущего, которая не оказывает влияния на результат его конструирования. Она может присутствовать в его футурологических исследованиях, но она осуществляется апостериорно, т.е. после того, как будущее уже спрогнозировано и построена его модель. Эта оценка возникает вследствие того, что футуролог является не только ученым, но и субъектом культуры. Футуролог как субъект культуры может указывать, говорить, например, так: "Посмотрите люди, что вас ждет, какое плохое будущее, а если вы не одумайтесь, вас ждут еще большие разочарования" и т.п.
Желаемое будущее можно классифицировать по различным признакам, в частности, по степени удаленности создаваемого идеального мира от параметров Сейчас-Существующего-Бытия. Степень удаленности может быть оценена как радикальная или нерадикальная, существенная или несущественная перестройки настоящего, которая необходима была бы для реализации утопии. Поэ тому утопии, которые были удалены на максимально мыслимое расстояние от границ Сейчас-Существующего-Бы-тия можно назвать максимальными утопиями, в то время как другие, находящиеся у самых границ настоящего и частично его перестраивающие, будут представлять собою минимальные утопии. Наиболее ярким примером максимальных утопий можно считать конструкцию идеального государства, представленную в философии Платона18.
Именно максимальные угопии чаще всего становятся объектами критики в силу своей удаленности от настоящего, а также в силу своей радикальности. Так, К.Поппер разворачивает критику именно этих утопий, называя последние утопической инженерией, направленной на переустройство общества в целом. "Я, — пишет К.Поппер, — не критикую идеал, утверждая, что идеал иикогда не может быть достиг нут, что он навсегда останется утопией. Такая критика была бы несправедлива, ведь воплощено в жизнь многое из того, что когда-то догматическ и признавалось нереализуемым - например, установление институтов, обеспечивающих гражданский мир, т.е. предотвращение преступлений внутри государства. Я полагаю, что установление соответствующих институтов для предотвращения международных преступлений, т.е. вооруженной агрессии и шантажа, хотя и считалось всегда утопией, оказалось не такой уж сложной проблемой" '■'.
Трансцендирование в утопических проектах испытывает па себе влияние общего характера утопии. Трансцепденция утопического представляет собой отрицание Сейчас-Существугащего-Бытия, т.е. утопия никогда не старается сохранить нежелаемые элементы настоящего, чем и объясняется ее революционный характер. Утопия с необходимостью требует перестройки настоящего положения дел. Отсюда вполне можно согласиться с мнением К.Ман-гейма об основном различии между утопией и идеологией. Идеология как система теоретических знаний, воспроизводящих в теоретической форме взгляды и интересы определенного класса, направлена па защиту и оправдание настоящего, в то время как утопия всегда провоцирует человека на изменение существующего положения вещей.
Утопия представляет собой трансцендентную конструкцию, которая выходит за пределы С.ейчас-Существующего-Бытия. В том, что утопия стала продуктом трансцендирования, заключается ее основная ценность. Стремление к созданию идеального будущего, к трансцендентному желаемому миру всегда было свойственно человеку, но особые всплески интереса к желаемому будущему отмечались тогда, когда настоящее или Сейчас-Существующее-Бытие было таким, что его недостатки ощущались большинством в обществе. Тогда человек не мог не мечтать и думать о будущем, которое было бы лучше и прекраснее, чем настоящее,
Расцвет утопии приходится, если, конечно, ограничиться культурой Европы, на XVII -XIX века. Именно в это время появляются знаменитые "Утопия" Т.Мо-ра и "Город Солнца" Кампанеллы. Позднее увидела Ксвет "Новая Атлантида" Ф.Бэкона, "Макария"
С.Гартлиба, "Океания" Дж. Гаррингтона. В XVIII веке во Франции появляются произведения Вераса, Менье, Морелли, Бабефа, в XIX веке - утопии Кабе, Сен-Симона, Фурье - во Франции; Оуэна - в Англии, Вейтлинга - в Германии. Начиная с XVIII векав России появляются литературные утопии: "Непостоянная фортуна" Ф. Эмина, "Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве" В. Левшина, романы М. Хераскова "Путешествие в землю Офирскую" М. Щербатова. В XIX веке "3448 год. Рукопись Мартына За-деки" А. Вельтмана, "4338 год. Петербургские письма" В. Одоевского и другие. Различные конструкции идеального, желаемого общества представлены в работах А.Н.Радищева, П.Я.Чаадаева, Г.И.Успенского, Л.Н.Толстого, Н.А.Некрасова, Н.Г.Чернышевского, Н.А.Добролюбова, Н.П.Огарева, В.Г.Белинского и многих других.
Человек, как правило, желает того, чего ему не хватает в этой жизни и мечтает о том, чтобы будущее было лишено недостатков настоящего. Утопии чаще всего выстраиваются в качестве альтернативы настоящему, а их содержание представляет собой отрицание и преодоление, пусть пока что в мечтах, недостатков настоящего. В частности, утопии анархистского типа порождены той Сейчас-Существующей-Реальностью, в которой государство навязывает свою волю населению и унифицирует своих граждан. В такой обстановке возникают мечты об обществе, в котором не было бы государства, или его власть была бы сильно ограничена. Так, в конце XIX века Жан Грав, автор известной книги "Будущее общество", писал, что в грядущем не будет ни законов, ни представительных учреждений. Отношения между людьми, в том числе и производственные, будут стихийно складываться и столь же стихийно распадаться без катастрофических последствий для общества; физический труд станет уделом всех граждан без исключения; старый тин семьи отомрет и любовь вновь станет свободной; установится новая мораль солидарности, которая будет сильнее всяких законов20.
В 70-е годы XX века появилась нашумевшая книга профессора Гарвардского университета Роберта Нозика" Анархия, государство, утопия", в которой автор обрушивается с критикой на современные ему государства, вторгающееся не только в экономику, но едва ли не во все сферы жизни и сужающие тем самым пространство, в рамках которого индивид свободен выбирать образ жизни и деятельности и спонтанно проявлять свою сущность. Роберт Но-зик ратует за свободное и справедливое общество, в котором роль государства сведена до минимума и которое ограничено узкими функциями защиты против применения силы, грабежа, обмана, принудительного навязывания обязательств, Государство обязано уважать право каждого индивида жить, как ему хочется, делать, что хочется. Таким образом, утопии анархистского типа представляют собой естественную реакцию на возрастающую бюрократизацию общества.
Утопии экологического типа, ратующие за возврат человека в сельскую местность, являются альтернативами, ответом-мечтой на экологические кризисы и тесноту городской жизни. Тяжкий физический труд рождает мечты о труде как игре или труде как форме развертывания сущностных сил человека.
Если в обществе царит анархия, то, соответственно, трансцендентный мир представлен как упорядоченное, регламентированное целое. Здесь можно
снова вспомнить "Утопию" Т.Мора, в которой граждане носят одинаковые одежды: "... платья у них отличается разве только у людей разного пола да еще у одиноких или женатых, а так по всему острову оно всегда одного покроя, приглядное на вид, удобное при движениях тела, предназначенное для ношения и в холод, и в жару . Все утопийцы живут по жесткому, единому распорядку дня, в частности, работают по шесть часов, спать ложатся около восьми, сон длится восемь часов, после ужина — час игры и развлечений и т.д. Подобная унификация жизни выступает, как обратил на это внимание Е. Замятин, своего рода тейлоризацией или фордтизацией общества, т.е. распространением тейлоровской системы работы на всю жизнь человека. "Да, — рассуждает один из героев Романа Е. Замятина "Мы", — этот Тейлор был, несомненно, гениальнейшим из древних. Правда, он не додумался до того, чтобы распространить свой метод на всю жизнь, на каждый шаг, на круглые сугки — он не сумел проинтегрировать своей системы от часу до 24. Но все же как они могли писать целые библиотеки о каком-нибудь там Канте — и едва замечать Тейлора — этого пророка, сумевшего заглянуть на десять веков вперед" ".
В утопиях всегда присутствуют образы будущего устройства общества. Например, описывается, что в будущем у людей удовлетворены первичные потребности, т. е. потребности в пище, одежде, жилище, причем подчеркивается безмерность этих потребностей (иными словами, чего человеку не хватает, то сполна удовлетворяется в мечтах). В повествованиях о Телемской обители царит изобилие, позволяющее удовлетворять потребности в еде, питье, веселье, телесных удовольствий кто как хочет и сколько хочет. Поскольку повседневная жизнь лишена праздников, постольку жизнь в утопиях представлена сплошным, тотальным праздником. В утопиях также царит мир и безопасность, индивид освобождается от принуждения и т.д.
Таким образом, утописты самостоятельно, субъективно проектируют будущее в форме трансцендентного мира, используя точкой отсчета Сейчас-Существую идее-Бытие.
Пророки, в отличие от утопистов, не конструируют будущего в качестве трансцендентной сферы. Пророки имеют дело с трансцендентным миром, заданным в наличной культуре, поэтому им остается только спроецировать его на настоящее и будущее. В пророчестве как феномене культуры трансцендентный мир представлен в качестве особой реальности, стоящий над реальностью имманентного мира. В утопиях трансцендентный мир, сконструированный на основе отрицания и преодоления недостатков имманентного мира, выступает только как феномен сознания, не обладающий статусом объективной реальности, поэтому для утопистов одной из основных проблем выступает проблема трансформации трансцендентного идеального мира в форму реальности. Такого рода переход осуществляется путем революции или реформ.
Утописты, несмотря на то, что они ведут речь о будущем и предсказывают его, не являются пророками в строгом значении этого слова. Утописты создают будущее в форме трансцендентной идеальной реальности, а затем пытаются воплотить ее в действительность. Перед пророками такая задача просто не стоит, и это является первым признаком, характеризующим их отношение к трансцендентному. Во-вторых, поскольку пророки не создают и не конструируют трансцендентную реальность, постольку ли-
шается смысла процедура исследования такого рода конструирования. Однако существование трансцендентного мира как мира действительного указывает на его большое значение в исследовании феномена пророчества, в выявлении специфики пророчества вообще и религиозного пророчества в частности.
Таким образом, в утопиях трансцендирование выступает в качестве особого процесса создания субъектом утопического сознания трансцендентного мира как высшей, лучшей и желаемой реальности, которая может осуществиться в будущем. Исходным пунктом трансцендирования выступает критическое отношение человека к Сейчас-Сущест-вующему-Бытию и выход за его пределы, а результатом — создание трансцендентной реальности в форме Еще-Не-Существующего-Бытия, представляющего собой более высокую по сравнению с Сейчас -Существующим-Бытием реальность.
Казалось бы, поскольку утопическое мышление характеризуется конструированием трансцендентного мира, а пророчество в так называемом "чистом виде" не создает трансцендентную реальность, а имеет дело с уже существующей онтологией трансцендентного, постольку утопичество в этом плане не может быть отнесено к пророчеству в узком смысле слова. Однако, как религиозные пророки, так и утописты, ведут речь о максимально отдаленном от настоящего бытия трансцендентном мире и пытаются реализовать желаемое, трансцендентное будущее в реальности, в настоящем, то из этого следует, что утопическое мышление обладает характеристиками пророчества, и можно сделать вывод о существовании утопического пророчества.
Утопическое пророчество — это такая форма предсказания будущего, в котором специфика трансцендирования обусловлено недостатками настоящего и желанием их преодоления, при этом трансцендентный мир в утопическом мышлении представляет собой антипод настоящего, лишенного недостатков последнего.
Наиболее характерными особенностями пророчества является, как уже указывалось, прорыв субъекта пророчества в сферу трансцендентного с целью его связи с имманентным миром. Утопическое пророчество само создает трансцендентный мир, можно сказать, что такой процедурой субъект утопического пророчества прорывается в трансцендентный мир, а затем путем революций или реформ пытается изменить имманентный мир согласно идеалам, которые воплотились в концепции трансцендентного мира.
Таким образом, в пророчестве не только фиксируется факт зависимости Сейчас-Существующего-Бытия от Еще-Не-Существующего-Бытия, имманентного от трансцендентного, но такого рода зависимость выступает атрибутивной особенностью пророчества. Именно осознание этого факта объясняет то упорное стремление людей прорваться в сферу трансцендентного и воплотить его в имманентном. Однако трансцендентное как высшая реальность может иметь различный характер, в частности, разумный или неразумный, естественный или сверхъестественный, духовный или материальный и в зависимости от характера этой трансцендентной реальности можно говорить об языческих и эклектических пророчествах и собственно христианских, в которых трансцендентная реальность представлена Богом и основные черты которой зафиксированы в Библии.
Библиографический список
1 Ласки М. Утопия и революция //Утопии и утопическое мышление. - М., 1991. - С.174.
■ С.вентоховский А. История утопии. - М., 1910 - С.61.
' Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментов. - М., 1989. - С.54.
! Мангейм К. Идеология и утопия // Утопия и утопическое мышление. - М , 1991. ■ С.113.
' Баталов Э.Я. В мире утопии. - С. 15.
" Мангейм К. Идеология и утопия. - С.115.
7 См.: Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К„ Энгельс Ф. Сочинения. - Т. 19. - С. 185-230.
" О различных функциях философского камня, см.: Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры.-М„ 1979. - С.67-68; Денисов С.Ф., Дмитриева Л.М. Естественные и технические науки в мире культуры. - Омск, 1997. -С.150-152.
" Баталов Э.Я. В мире утопии. - С.25.
"' Маравалль Х.А. Утопия и реформизм //Утопия и утопическое мышление. - С.220.
" Блох Э. Тюбингенское введение в философию. - Екатеринбург, 1997. - С. 126.
12 Гам же. - С. 127.
Цит. По: Баталов Э.В. В мире утопии. - С.67.
" Поппер K.P. Открытое общество и его враги. Т.1.: Чары Платона. - М„ 1992. - С.202.
'' Поппер K.P. Открытое общество и его враги. Т.1.: Чары Платона. - М„ 1992. - С.204. "' Там же. - С.211.
17 Маравалль Х.А. Утопия и реформизм. - С.231.
См.: Платон. Государство // Сочинения: В 4 т. - М., 1994. - Т.З.
''' Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. - С.204.
31 См.: Грав Ж. Будущее общество. - Спб., 1907. - С. 112-296. 21 Мор Т. Утопия. - М„ 1978. - С. 183. Замятин Е. Мы; Хаксли О. О дивный новый мир. - М., 1989. - С.29.
ДМИТРИЕВА Лариса Михайловна, доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой «Дизайн, реклама и технология полиграфического производства» Омского государственного технического университета.
ЛАЛУЕВ Владимир Яковлевич, кандидат философских наук, доцент Новосибирского государственного университета путей сообщения.
Статья поступила в редакцию 11.10.06. © Дмитриева Л. М., Лалуев В. Я.
УДК 3i6.334.22 л. А. КУДРИНСКАЯ
Омский государственный технический университет
ГЕНЕЗИС ДОБРОВОЛЬЧЕСКОГО ТРУДА В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОДХОДА_
Статья посвящена изучению становления феномена добровольческого труда как основы гражданского общества. Рассмотрен исторический генезис и особенности становления гражданского общества, характерные для европейских стран, США и России, с выделением субъекта добровольческого труда.
Понятие «добропольчоство», а в современной западной социологии термин «волонтерсгпо» (Уо1-игиеепБГп), обозначает явление, зародившееся в обществе в XIX веке. Добровольческий труд в современном понимании выступает как деятельность, осуществляемая людьми добровольно на безвозмездной основе и направленная на достижение социально значимых целей, решение проблем сообщества. Добровольческий труд, рассматриваемый нами как современная форма добровольного труда, выступает по нашей концепции объективным базисом ассоци-| аций гражданского общества. Задача статьи - рас! крыть, как о историческом процессе формировался | массовый субъект добронольческого труда в России ' и в других странах. Новизна подхода - в одновременном рассмотрении генезиса добровольного труда и истории становления гражданского общества.
Добровольческий труд основан на альтруизме. Истоки формирования альтруизмалежат в глубокой древности. Для выживания первобытными людьми Ц были введены табу на внутривидовую агрессию! 1,102]. В отличие от агрессии по отношению к
«чужим», поддержка «своих» стала естественно, исторически сформировавшейся основой для кристаллизации альтруистических ценностей, осознания и артикуляции их как основной заповеди христианства «Помоги ближнему». На этой основе формируется массовый религиозный субъект, суть добровольного труда которого заключалась в помощи членам религиозной общины и примеры которого мы наблюдаем до сих пор (бескорыстная помощь умирающим в хосписах, помощь сирым, бедным и т.п.).
Последующие исторические периоды — рабовладение, феодализм и эпоха Возрождения — демонстрируют нам постепенное освобождение труда от социального и религиозного принуждения. В период эпохи Возрождения началась борьба за частные, свободные от диктата государства и религии интересы человека. Ранее монолитная система социума стала разделяться на две подсистемы: подсистему государства и подсистему частной активности, отличную от семьи и церкви. Появление социально свободного работника стало важнейшим условием формирования экономически свободного человека западного типа,
