CC BY
28М. Ю. ТРЕЙСТЕР
БРОНЗОВЫЙ НАГРУДНИК ПАНЦЫРЯ С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ГОЛОВЫ МЕДУЗЫ ИЗ КУРГАНА № 6/1914-1915 У СТ. ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ В ПРИКУБАНЬЕ
При раскопках кургана № 6 у ст. Елизаветинской Н. И. Веселовским в 1914 г. была выявлена грабительская яма с уступами. Внутри нее оказались каменные блоки от разрушенного склепа, бронзовые пластинки от панцыря и бронзовый панцырный нагрудник с рельефным изображением головы Медузы (рис. 1-2)1. В следующем году была выявлена большая квадратной формы могильная яма, в центре которой был сооружен каменный склеп размерами 5,0 х 5,0 м из тщательно отесанных плит белого известняка, от которого сохранилось лишь четыре ряда фундамента, полностью ограбленный, на уступах грабительской воронки были найдены три золотые бляшки с изображением Ники (Архив ИИМК, д. 1914/61, л. 16; д. 1915/39, л. 5-7; ОАК за 1913-1915 гг., с. 155-157, рис. 236). Л.К. Галанина датирует найденные в Елизаветинском кургане № 6 золотые бляшки прямоугольной формы с изображением Ники в рамках второй половины IV в. до н.э. [Галанина 2003, с. 93, рис. II; с. 98, № 38]. Помимо при-
1 В. 43, 5 см, макс. Шир. макс (один край утрачен) 42.7 см (первоначальная ширина пластины в этой части 47 см). По линии нижних углов вырезов - шир. 37 см. По левому вырезу на равномерных расстояниях - сохранилось шесть гвоздиков дм. 0,4 мм в сечении, концы которых загнуты под почти прямым углом - места загиба дают толщину порядка 3-4 мм, предположительно, кожаной основы, на которую они были набиты. По правому вырезу в центре - заклепка с прямоугольной шляпкой с внутренней стороны (0,40 х 0,52 см); расстояние между головкой заклепки и основой - 0,4 см. По нижнему краю завитков волос Медузы - аккуратно исполненные заклепки с головками полусферической формы. Основу ожерелья составляют круглые выпуклые бляшки, между которыми находятся элементы в виде двойных цветков лотоса. Зерновидные вертикально каннелированные подвески с шариками на концах. В. подвесок ожерелья 2,30-2,35 см; дм. бляшек 0,81-0,82 см. Серьги без щитков в виде перевернутой пирамидки украшены в верхней части полукружьями и круглыми умбоновидными выступами на каждой из граней. В. серег с дужками 5,63 см; в. пирамидок 3,78 см. Гос. Эрмитаж, ОАВЕС, инв. Ку 1914. 8/1.
Рис. 1. Бронзовый панцырный нагрудник из кургана № 6 у ст. Елизаветинской. Гос. Эрмитаж, ОАВЕС, инв. Ку 1914 1/8. Фото М. Трейстера.
веденных ею параллелей среди находок из Старшего Трехбратнего кургана и Курджип-ского кургана, укажем также на контурные бляшки с изображением Ники с опущенными крыльями: из погребения второй половины IV в. до н.э. в Лампсаке [Korpe, Treister 2002, p. 442-443, No. 7, fig. 13]. По сути, указанные бляшки являются на сегодняшний день единственным основанием для датировки погребения в каменном склепе.
Найденный в кургане бронзовый нагрудник панцыря неоднократно привлекал внимание исследователей, которые датировали его в довольно широком диапазоне: от конца VI - начала V до IV вв. до н.э.2. Очевидная проблема с датировкой панцыря заключается в том, что большинство из исследователей работали с ним по фотографиям или не занимались специально его анализом, ограничиваясь общими наблюдениями о стиле горгонейона, которые и приводили к столь противоречивым результатам. В своей работе о матрицах и технике штамповки и выколотки в греческой и римской торевтике я также, не имея возможности работать с памятником в оригинале, ограничился попыткой датировки нагрудника по деталям украшений, представленных на Медузе, пытаясь сопоставить изображенное в деталях ожерелье с реальными археологическими находками, и пришел к выводу о датировке нагрудника в рамках последней четверти V - начала IV вв. до н.э. [Treister 2001, p. 115117]. По тому же пути пошел недавно и Ю.А. Виноградов, посвятивший специальную работу панцырю из Елизаветинской и проанализировавший декор в виде ожерелья и серег Медузы [Виноградов 2005, с. 264-271]. На основании довольно беглого анализа украшений Медузы, с очевидностью основанного также на фотографиях панцыря, исследователь пришел к выводу о датировке его позднеархаическим временем, что дало автору основание для различных гипотез о путях его попадания в гробницу, датируемую IV в. до н.э. Совершенно
2 Н. И. Веселовский (1918, 8) датировал его концом V - началом IV вв. до н.э. Й. Флорен [Floren 1977, S. 101, k,] относил горгонейон на панцыре к средней группе позднеархаического периода. По мнению И. Краускопф [Krauskopf 1988, No. 74], пластина пацыря датируется началом V в. до н.э., М. И. Артамонов [Artamonow 1970, Taf. 144] и Ю. Вокотопулу [Vokotopoulou 1997, pl. 204] датировали ее концом V столетия; М. И. Ростовцев [Rostovtzeff 1922, 54] относил панцырь к первой половине IV в. до н.э.; Л. К. Галанина - к IV в. до н.э. [Galanina, Grach 1986, fig. 218; Cat. Hamburg 1993, Nr. 69]. Д. Вильямс [Williams 1989, 543-544] вкратце охарактеризовал пластину панцыря как «архаизирующую работу конца V или начала IV вв. до н.э. Автор же новейшего исследования по греческим панцырям Е. Ярва [Jarva 1995, 27-28], отметил лишь, что она вряд ли раньше середины VI в. до н.э.
Рис. 2. То же. Оборотная сторона. Фото М. Трейстера.
очевидно, что назрела необходимость изучения этого уникального доспеха de visu, что мне и удалось сделать в декабре 2007 г. благодаря любезной помощи Л. К. Галаниной и А.Ю. Алексеева.
Несмотря на распространение горгонейонов в декоре доспеха архаического времени, известны многочисленные примеры использования этого мотива в декоре панцырей V, IV вв. до н.э., эллинистического времени и первых веков н.э., известные, как по реальным археологическим находкам (4-й Семи-братний курган: Minns 1913, p. 210, fig. 114; Веселовский 1918, с. 3, рис. 1; Filow 1934, S. 216-217, Abb. 223; Голямата могила, Дуванли: Filow 1934, S. 216-217, Taf. IX, 1; Маразов 1980, c. 81, рис. 61; Cat. Saint Louis 1998, 42, fig. 8), а так же по изображениям на вазах (см., например, краснофигурную амфору вазописца Ахилла, ок. 450 г. до н.э., в собрании Ватиканского музея: Born 1990, p. 192-193, fig. 17), рельефах (известняковое надгробие в форме трофея в панцыре с пте-ригами из Сиракуз конца IV - начала III вв.до н.э.: Cat. Venice 1996, p. 751, No. 386), в скульптуре и мозаике [Laube 2006, S. 161, Taf. 72, 4]. Я не буду останавливаться на эволюции греческого доспеха и на месте панцырной пластины из Елизаветинской в ряду других памятников, а также на образцах защитного вооружения, украшенных рельефными изображениями, в том числе масками Медузы, - эти проблемы уже рассматривались в литературе [Jarva 1995; Laube 2006, S. 161], в том числе в работе Ю.А. Виноградова [2005, с. 264-271], а сосредоточусь на анализе украшений Медузы, позволяющих решить проблему датировки панцырной пластины.
О том, что украшения, часто довольно детально передаваемые в изображениях на монетах и украшениях, как правило, воспроизводили современные типы, находившиеся в обращении в данном регионе, сомневаться не приходится - этому имеется множество примеров3. Отметим, кстати, что в ушах Афины Парфенос на куль-обских подвесках представлены серьги в виде круглых щитков со свисающими с них пирамидками [Galanina, Grach 1986, fig. 134; Schiltz 1994, S. 378, Abb. 294; Кат. Ст. Петербург 1995, с. 144-145, № 87; Schwarzmaier 1996, S. 129, Abb. 17; Kat. Bonn 1997, S. 166-167, Nr. 72]. Подобного же типа серьги, пусть и отличающиеся в деталях оформления щитка и подвески, изображены в ушах Деметры [Artamonow 1970, Abb. 146; Кат. Ст. Петербург 1995, с. 194-195, № 127; Cat. Malibu 2007, p. 278, No. 166] и Персефоны [Artamonow 1970, Abb. 145; Кат. Ст. Петербург 1995, с. 194-195, № 128; Cat. Malibu 2007, p. 278, No. 167] на бляшках из Большой Близницы, а также на южноиталийских терракотовых антефиксах: например, из Тарента, начала IV в. до н.э. [Cat. Cologne 1998, S. 219, Nr. 164]. С другой стороны, на изображениях
3 См., например, сопоставление спиралевидной серьги, изображенной на ликийском статере середины V в. до н.э., с реальными археологическими находками: Кат. Ст. Петербург 1995, с. 34, рис. 30. См. также переданные в деталях изображения серёг, например, на монетах Сиракуз: Cat. Trieste 2002, p. 162-165, figs. 4-7.
Медузы, датируемых различным временем и происходящих из различных регионов, представлены самые разнообразные по формам ювелирные украшения (ср. например, бусину с подвеской-горгонейоном из Куриона середины V в. до н.э.: в правом ухе архаического по иконографии изображения - серьга в виде проволочного колечка: Кат. Ст. Петербург, 1995, с. 247, № 183).
В ушах Медузы, изображенной на панцыре, - серьги в виде перевернутых пирамидок, без щитков (рис. 3; 4, 2) -именно пирамидок, а не конусов [ср. Виноградов 2005, с. 269]. Непонятно, на каком основании они были отнесены Ю. А. Виноградовым к «трансильванскому» типу и датированы эпохой поздней архаики. Бронзовые серьги без щитков в форме перевернутых пирамидок известны по находкам в Олинфе [Robinson 1941, p. 79-81, Nos. 264-76, 278 (type I), pls. XVII-XVIII; Pfrommer 1990, S. 223, Abb. 41, b], а золотые серьги такого типа происходят из погребений некрополей Амфиполя второй половины IV - начала III вв. до н.э. (могилы № 70: Cat. Thessaloniki 1978, No. 381; Cat. Washington, 1980, No. 89, pl. 12; и № 42: Cat. Hannover, 1994, Nr. 294-295) и Аканфа последней четверти IV в. до н.э. [Cat. New York, 2004, p. 126, No. 7]. Подвески пирамидальной формы украшали различные серьги сложной конструкции, имевшие щитки и дополнительные боковые подвески, получившие распространение в Малой Азии и Северной Греции во второй половине IV в. до н.э. [Pfrommer, 1990, S. 223-235, Abb. 41; Williams, 1996, p. 119121]. Однако, наибольшую близость к серьгам, изображенным в ушах Медузы, обнаруживают находки из Фракии, представленные как серьгами без щитков оформленными в виде пирамидок (из Бояна в районе Софии: Cat. Cologne, 1979, S. 175, Nr. 349; из коллекции Арес: Cat. Bonn, 2004, S. 307, Nr. 289b), так и с круглыми щитками и пирамидальной формы подвесками, подобные находке в Могиланс-ком кургане в районе Врацы, которая датируется второй четвертью IV в. до н.э. [Antonov, Torbov 2002, p. 578, fig. 13B]. Интересно, что детально проработанные серьги пирамидальной формы изображены в ушах Афины, протомы которой украшают бронзовые поножи из гробницы фракийского царя Севта III в кургане Голямата косматка в районе Шипки (рис. 5) - их датируют второй половиной IV в. до н.э. [Kitov, 2005, fig. 11; Cat. Paris, 2006, No. 63]; в ушах Ауге
Рис. 3. То же. Деталь. Серьга. Фото М. Трейстера. Рис. 4. Ожерелье и серьги, изображенные на панцыре. Прорисовки М. Трейстера.
Рис. 5. Бронзовая поножь из гробницы фракийского царя Севта III в кургане Голямата косматка. Деталь (по: Cat. Paris, 2006).
Рис. 6. Серебряная с позолотой фиала из Рогозенского клада. Деталь (по: Cat. Saint Louis, 1998).
(рис. 6), изображенной на фиале из Рогозенского клада [Fol et al. 1989, No. 4; Shefton, 1989, p. 8290, pl. 14: начало IV в. до н.э.; Fol 1990, S. 195-196: ранее середины IV в. до н.э., судя по надписи; Sparkes, 1996, p. 149, 152, fig. VI, 11: начало IV в. до н.э.; Schwarzmaier, 1997, S. 21-22, 48, 55, 93, 169170: начало III в. до н.э., судя по стилистическим параллелям сюжету и орнаменту; Cat. Saint Louis, 1998, p. 176-177, No. 107; Cat. Bonn, 2004, S. 141-142, Nr. 186], которая датируется различными исследователями по-разному в рамках начала IV - III вв. до н.э., а также на позолоченном медальоне с профильным изображением головы Афродиты на серебряной фиале из Могиланс-кого кургана [Cat. Cologne, 1979, S. 149-150, Nr. 297; Маразов, 1980, с. 67, рис. 50; Antonov, Torbov, 2002, p. 578, fig. 13A; Cat. Bonn, 2004, S. 151, Nr. 206j: фиала датирована началом IV в. до н.э.].
По мнению Ю. А. Виноградова, близкой аналогией ожерелью на шее Медузы (рис. 4, 1; 7) является ожерелье из Семибратнего кургана № 2 [Artamonow, 1970, Abb. 41; Кат. Ст. Петербург, 1995, № 71; Сat. Malibu, 2007, p. 216-217, No. 116]. Исследователь отмечает: «Этот курган датируется 450-425 гг. до н.э., но ожерелье, имеющее следы изношенности, было изготовлено явно раньше этого времени. Может быть, этот тип украшения возник уже во время поздней архаики» [Виноградов, 2005, с. 268]. Проблема заключается в том, что ожерелье из 2-го Семи-братнего кургана относится к совершенно другому типу - ожерелий из чередующихся бус и подвесок, тогда как ожерелье на шее Медузы состоит из чередующихся полусферических бляшек и элементов в виде двойных цветков лотоса.
Ожерелье с аналогичной структурой (чередующиеся круглые полусферические элементы и элементы в виде двойных цветков лотоса), правда, не с зерновидными подвесками, а с подвесками в виде буковых орешков (рис. 8), было найдено в погребении т. наз. «карийской принцессы» в Галикарнассе в 1989 г., датирующимся
серединой - третьей четвертью IV в. до н.э. [Özet, 1994, p. 94, No. 6b, pl. 14; Özgen, Öztürk, 1996, p. 58, fig. 131; Merifboyu, 2001, p. 121, fig. 3]. О том, что около середины IV в. до н.э. подвески обоих типов могли сосуществовать, свидетельствует находка в этом же погребении ожерелья с пронизями-подвесками зерновидной формы [Özet, 1994, p. 92-93, No. 4, fig. 11; Özgen, Öztürk, 1996, p. 58, fig. 130; Merifboyu, 2001, p. 121, fig. 2].
Находки аналогичных по структуре ожерелий известны также в Фессалии (Омоли-он) и Южной Италии (Тарент). Ожерелье из гробницы А в Омолионе украшают амфо-ровидные подвески [Miller, 1979, p. 10-12, pl. 4; Despini, 1996, p. 154, fig. 140; Cat. Berlin, 2002, S. 566, Nr. 426]; погребение датируется в рамках последней трети IV в. до н.э., ювелирные изделия, найденные в нем: второй - третьей четвертью IV в. до н.э. [Miller, 1979, p. 24]. Хранящееся в Британском музее ожерелье, украшенное двумя типами подвесок в виде женских головок и зерновидными подвесками, происходит, предположительно, из Тарента и датируется 350-330 гг. до н. э. [Кат. Ст. Петербург, 1995, № 135; Despini, 1996, p. 152-153, figs. 138-139].
Ожерелья подобной структуры, в которых круглые бляшки украшены розеттами, известны и по находкам из Северного Причерноморья. К ним относятся:
1) ожерелье с подвесками двух типов: маленькими гладкими зерновидными и крупными - в виде желудей, найденное в женском погребении № 4, раскопанном на некрополе Нимфея в декабре 1868 г. Ф. Биллером [Vickers, 1979, p. 10, pl. XI, a-b; Deppert-Lippitz, 1985, S. 145, Abb. 93; Vkkers, 2002, p. 36-37 с библиографией pl. 12], вместе с серебряным киликом позднего V в. до н.э. [Vickers, 1979, p. 10, pl. XIII, a; Vi сkers, 2002, p. 42-43 с библиографией pl. 15]; ожерелье датируют около 400 г. до н.э. [Кат. Ст. Петербург, 1995, с. 153);
Рис. 7. Бронзовый панцырный нагрудник из кургана № 6 у ст. Елизаветинской. Деталь. Ожерелье. Фото М. Трейстера.
Рис. 8. Золотое ожерелье из погребения т. наз. «карийской принцессы» в Галикарнассе (по: Меп^Ъоуи, 2001).
2) ожерелье с подвесками двух типов: маленькими в виде буковых орешков и крупными - в виде желудей, найденное в женском погребении № 83/1870 на Те-мир-Горе [Яковенко, 1977, с. 142, рис. 2, 1; Miller, 1979, p. 11, pl. 5,a; Кат. Ст. Петербург, 1995, с. 153]; Э. В. Яковенко [1977, с. 143] датирует комплекс концом V в. до н.э.; по мнению Д. Вильямса и Д. Огдена, ожерелье из кургана на Темир-Горе датируется второй четвертью IV в. до н.э. [Кат. Ст. Петербург, 1995, с. 153];
3) ожерелье с подвесками двух типов: зерновидными и в виде масок Ахе-лоя: из каменной гробницы, открытой в Керчи в 1854 г. [Miller, 1979, p. 11, pl. 5с; Кат. Ст. Петербург, 1995, № 94: 400-380 гг. до н.э.; Cat. Amsterdam, 2004, p. 42; Cat. Malibu, 2007, p. 150-151, No. 57: начало IV в. до н.э.];
4) ожерелье с зерновидными подвесками из женского (бокового) погребения Большого Рыжановского кургана (кургана № 4) [Онайко, 1970, с. 117, № 792, табл. XXXVII; Chochorowski et al. 1996, p. 246, fig. 5, 9; Скорый, 1998, с. 123, № III.2; см. также реконструкцию: Клочко, 1998, с. 139-150, рис. 7]. Большой Рыжановский курган датируется в пределах первой четверти III в. до н.э., при этом анализ показывает, что большинство находок из погребений кургана укладывается в рамки второй половины - конца IV в. до н.э. [см., например, Скорый, 1998, с. 132].
Зерновидные подвески ожерелья Медузы, украшенные сплошными вертикальными ребрами (без перьевого орнамента в верхней части, характерного для зерновидных подвесок более поздних ожерелий в виде тесьмы), находят ближайшие параллели среди подвесок ожерелья из керченской гробницы, открытой в 1854 г.
Таким образом, ожерелье, представленное на шее Медузы, относится к типу украшений, засвидетельствованных по находкам как из Малой Азии, так и Северного Причерноморья, и может датироваться в широких рамках конца V - второй половины IV вв. до н.э. С наибольшей вероятностью, оно может относиться ко второй - третьей четверти IV в. до н.э. Интересно, что в этих же рамках датируется и серебряный кубок из клада в Пандерме на северо-западе Малой Азии, край которого украшен орнаментом из чередующихся кружков и двойных цветков лотоса [Miller, 1993, p. 126, pl. 29.1; Platz-Horster, 2005, S. 299-300, Abb. 9-10; Cat. Speyer, 2006, S. 183]. Отсутствие характерных элементов декора пирамидальных серег затрудняет их отнесение к какому-то конкретному варианту, вместе с тем отсутствие щитков и дополнительных боковых подвесок позволяет, скорее, сопоставлять их с серьгами, получившими распространение до середины IV в. до н.э. в Македонии и во Фракии (terminus ante quem находок из Олинфа - 348 г. до н.э.). В целом, анализ представленных с этнографической точностью украшений свидетельствует, с наибольшей вероятностью, о датировке бронзового панцы-ря в рамках первой половины, вероятнее всего, второй четверти IV в. до н.э.
Сложность датировки панцыря исключительно по стилистическим признакам объясняется тем, что, с точки зрения иконографии, изображение Медузы,
представленное на панцыре, выполнено в традициях искусства эпохи архаики. Для архаических изображений Медузы Горгоны характерны подобные завитки прически надо лбом, вертикальные пряди волос, украшенные косыми насечками, крупные выпуклые глаза, а также клыки, вертикально торчащие по углам рта. Подобные изображения широко известны, например, в бронзовой пластике первой половины - середины VI в. до н.э. Часто такие маски Медузы оформляли атташи бронзовых сосудов4, архитектурную терракоту (см. например, раскрашенный рельеф из Сиракуз: Cat. Venice 1996, p. 673, No. 56; Cat. Cologne 1998, Nr. 26). Известны подобные изображения и на доспехе, например, на конском прометопидии конца VI в. до н.э. из Руво в Апулии (Cat. Naples 1996, p. 124, No. 1045, col. pl. on p. 243; см. подробнее ниже). Я не буду подробно рассматривать проблемы иконографии архаических горгонейонов - им посвящена специальная литература, выделяются локальные варианты (лаконский, коринфский, аттический и хронологические группы: Rolley 1982, p. 63-66; Stibbe 2000, p. 61-64; 72-74; 107; Rolley 2003, p. 134-137, fig. 92).
О том, что иконография архаической Горгоны, по крайней мере, в Северном Причерноморье и, в частности, на Боспоре, используется еще во второй четверти - середине V в. до н.э. свидетельствуют золотые бляшки с подобными изображениями5.
Вместе с тем очевидно, что в данном случае мы имеем дело не с произведением архаического, но архаизирующего стиля. Для изображений Медузы архаического стиля нехарактерна такая деталь, как изображение цветка лотоса, вырастающего из головы Медузы и переплетающегося со змеями. Ближайшую параллель этому элементу изображения мы находим на золотом налобнике из Большой Цимбалки с изображением т. наз. змееногой богини, из нижней части тулова которой произрастают подобный цветок лотоса и извивающиеся змеи [Artamonow, 1970, Abb. 186; Маразов, 1980, с. 75, рис. 57; Galanina, Grach, 1986, fig. 144; Cat. Hamburg, 1993, Nr. 52; Boardman, 1994, p. 209, fig. 6, 32; Jacobson, 1995, p. 272-273, fig. 142; Michel, 1995, S. 171-173, K 10, Abb. S. 224; Kull, 1997, S. 386387, Abb. 90, 2; Ustinova, 1999, p. 94-95, pl. 6, 1, 6]. Упомянем также сопоставимые
4 Например, гидрий из Требениште, гробница III [Filow 1927, S. 54-57, Nr. 70, Taf. IX; Маразов 1980, с. 79, рис. 60; Rolley 1982, p. 51, pl. XXXIX, fig. 181; Stibbe 2000, p. 72-74, fig. 45]; из Нови Пазар [Popovi® et al. 1969, p. 73-74, No. 42; Mano-Zisi, Popovi® 1969, s. 78, No. 3, pl. III; IIIa, c, f; Mano-Zisi, Popovi® 1971, S. 195, Nr. 1, Taf. 48; Rolley 1982, p. 64, note 155, 88-89, pl. XXXIX, figs. 184-185] и Пидны [Vokotopoulou 1997, p. 117-119, pls. 105-108; pp. 246-247; Stibbe 2000, p. 102-111, figs. 63-64]; кратеров из Викса [Rolley 1982, pl. XL, fig. 186; Rolley 2003, p. 77-143, pls. 77a, 98, 99a,b]; и Требениште [Popoviaset al. 1969, p. 71, No. 33, Маразов 1980, с. 73, рис. 55; Rolley 1982, p. 49, pl. XL, fig. 187]; цисты из Сала Консилина (Салерно) (Cat. Trieste 2002, p. 224-226, No. 51.7).
5 Из Семибратнего кургана № 2 [Artamonow 1970, S. 27, Abb. 45; Кат. Ст. Петербург 1995, с. 131, № 74; Cat. Bonn 1997, S. 87, Nr. 14; Cat. Malibu 2007, p. 215, No. 114], а также нимфейских курганов № 17/1876 [Силантьева 1959, с. 74, рис. 38, 5-6; Artamonow 1970, Taf. 103-104] и 24/1876 [Силантьева 1959, с. 56, рис. 24, 5; Artamonow 1970, S. 23, Abb. 35; Кат. Ст. Петербург 1999, с. 91, № 220].
композиции на золотой фиале из Куль-Обы [Artamonow, 1970, S. 70, Taf. 207, 210; Galanina, Grach, 1986, figs. 164-165; Cat. Zürich, 1993, S. 80-81, Nr. 34; Cat. Hamburg, 1993, S. 118121, Nr. 59; Schiltz, 1994, S. 146-147, Abb. 109; Jacobson, 1995, p. 215-216, VI.F.2, fig. 94; Cat. Bonn, 1997, Nr. 70; Cat. Malibu, 2007, p. 240-241, No. 139]. Наконец, отметим и золотые бляшки - украшения конской сбруи - из Чмыревой Могилы с изображеними горгонейонов, увенчанных пальметтами [Онайко, 1970, с. 102, № 428; 127, табл. XXIV, в].
Находки, подобные публикуемой, панцырных пластин неизвестны не только в Северном Причерноморье, но и в Греции или Малой Азии. Сравнительно широкое распространение ожерелий типа, украшающего Медузу на пан-цыре из Елизаветинского кургана № 6, не дает оснований для предположений о месте изготовления доспеха, хотя ближайшая параллель неорнаментированным бляшкам в составе ожерелий имеется на находке из Галикарнасса в Малой Азии, а неорнаментированные серьги в виде перевернутых пирамидок получают широкое распространение в Северной Греции, Македонии и Фракии. Сопоставление такого необычного элемента композиции, как цветок лотоса, произрастающий из головы Медузы, с изображениями на памятниках торевтики т. наз. греко-скифского стиля позволяет, однако, предположительно рассматривать севернопричерноморскую (боспорскую) мастерскую в качестве возможного места изготовления доспеха.
В этой связи следует, безусловно, остановиться на находке бронзовых поножей с изображением головы Медузы (рис. 9) в кургане, раскопанном А.Б. Ашиком в 1838 г. [ДБК 1854, с. 182, 196, табл. XXVIII, 7; Блаватский, 1954, с. 82, рис. 36, 2; Галанина, 1965, с. 12, 17-18, № 3; Haynes, 1962, p. 804; Kunze, 1991, S. 47-48, Taf. 37; 115, Nr. III, l/m: ошибочно как происходящий из кургана Кекуватского; Jarva 1995, p. 94; Kull, 1997, S. 291292, Abb. 46, 6; Виноградов, 2004a, c. 33, рис. 8, 3; 38-39; Виноградов, 2004b, c. 52, рис. 1, 2; с. 53-54]. По датировке Ю.А. Виноградова, «курган Ашика» был сооружен в конце первой четверти IV в. до н.э. [Виноградов, 2004b, c. 51], при этом поножи, для которых исследователь отмечает близкое сходство в изображении головы Горгоны с панцырем из Елизаветинского кургана [Виноградов 2005, c. 269], датируются им по стилистическим соображениям второй половиной VI в. до н.э. [Виноградов, 2004a, с. 38-39; Виноградов, 2004b, с. 54; Виноградов, 2005, с. 269]. Действительно, иконография головы Медузы на керченских поножах характерна для архаического типа изображений Медузы и в чем-то близка изображению головы Медузы на панцыре из Елизаветинской.
Рис. 9. Бронзовая по-ножь с изображением головы Медузы из кургана, раскопанного А.Б. Ашиком в 1838 г. (по: ДБК 1854).
Изображения головы Медузы известны на наколенных частях некоторых бронзовых поножей из Южной Италии, которых датируют позднеархаическим временем6. Подобное же изображение имеется на ноге всадника бронзовой колоссальной статуи из Великой Греции, так наз. Piot bronze (рис. 10) в собрании Британского музея, которую датируют второй четвертью V в. до н.э. [Haynes, 1962, p. 803807, fig. 2; Williams, 1989, 533, figs. 56; 543-544; ср. Kunze, 1991, S. 75; McCahn 2000, p. 101, fig. 3]. К сожалению, все эти памятники датируются по стилистическим признакам.
Завитки под наколенной частью, а также волюты, украшающие выпуклости, соответствующие икроножным мышцам на керченских поножах, находят точное параллели на серии бронзовых поножей из Олимпии позднеархаичес-кого времени группы С, по классификации Э. Кунце [Kunze, 1991, S. 103-104, Nr. III,18, 20, Taf. 25-26; S.
105, Nr. III.28-29, Taf. 31-34], и из Руво. Эти поножи отличаются от поножей классического времени «анатомической» формы, получивших распространение преимущественно в IV в. до н.э. (к ним относится подавляющее большинство бронзовых поножей из Северного Причерноморья: [Галани-на, 1965]). Контекст находок некоторых поножей из Олимпии с подобными S-видными завитками и волютами датируется позднеархаическим временем; изображения подобных поножей в скульптуре и вазописи позволяют относить их к первым десятилетиям V в. до н.э. [Kunze, 1991, 75, 105]. Подобная поножь из Руво, найденная в 1840 г., датируется издателями V в. до н.э. [Kunze, 1991, S. 114, Nr. III.i; Cat. Naples 1996, p. 126, No. 10.53]. Особенно близки керченским поножи неизвестного происхождения, хранящиеся в Балтиморе,
Рис. 10. Нога всадника бронзовой колоссальной статуи из Великой Греции, так наз. Piot bronze. Британский музей (по: Williams, 1989).
6 Из Канозы или Руво, Карлсруэ, инв. F 443-444 (Jurgeit 1999, Nr. 182-183: последняя четверть VI в.
до н.э.); из Руво, Британский музей, инв. 249 (Walters 1899, No. 249, pl. 48; Kunze, 1991, S. 114-115, Nr.
III.j/k); коллекция Ш. Уайт и Л. Леви: Cat. New York, 1990, No. 91: VI - V вв. до н.э.
9 БИ-XXI
129
наколенная часть которых украшена львиными масками (рис. 11) [Kunze, 1991, S. 116, Nr. IIIp, Taf. 37].
Также и изображения на крас-нофигурных вазах [Kunze, 1991, S. 73-74, Anm. 150; например: CVA Genève 1, Suisse 1, pl. 14, 3; CVA Bologna 4, Italia XXVII, pl. 74, 9] свидетельствуют о распространении подобных поножей не ранее последних десятилетий VI в. до н.э. и не позднее середины V в. до н.э. S-вид-ные завитки под наколенной частью имеет и поножь с головой Медузы, представленная на упомянутой выше бронзовой скульптуре всадника, Piot bronze, датируемой второй четвертью V в. до н.э. Таким образом, керченские поножи не могут датироваться позднее середины V в. до н.э. и, учитывая датировку погребения, в котором они были найдены, находились в употреблении не менее 50-70 лет. Э. Кунце отмечает, что образцы архаического доспеха еще долго хранились в святилищах и, по крайней мере, до середины V в. до н.э. могли передаваться по наследству и находиться, таким образом, в обращении, однако, как он отмечает, постепенно такие предметы доспеха изымались из святилищ и пропадали из обихода и уже во второй половине V в. до н.э. не оставили какого-либо отражения в изобразительных памятниках [Kunze, 1991, S. 75]. Вместе с тем, по крайней мере, на периферии греческого мира, они могли сохраниться вплоть до IV в. до н.э. Это косвенно подтверждается не только находкой поножей первой половины V в. до н.э. в керченском погребении первой четверти IV в. до н.э., но и находками серебряных, частично позолоченных поножей в Аджиголе [Cat. Frankfurt, 1994, S. 162-163, Nr. 49.2-3] и Враце [Маразов, 1980, с. ЗЗ-бб; Cat. Saint Louis, 1998, p. 159, No. 89], в декоре которых прослеживается безусловная связь с поножами, наколенные части которых украшены масками Медузы.
Таким образом, на Боспоре вплоть до начала IV в. до н.э. находились в употреблении предметы парадного доспеха позднеархаического - раннеклас-сического времени, в том числе украшенные горгонейонами ранних типов, которые могли послужить прототипами для оружейников, работавших в конце V - первой четверти IV вв. до н.э. Не исключено, что к их изделиям можно относить и выполненный в архаизирующем стиле панцырь из Елизаветинской.
Рис. 11. Бронзовые поножи неизвестного происхождения. Балтимор, Галерея Уолтерса (по: Kunze 1991).
К сожалению, поскольку, панцыр-ная пластина была найдена не in situ, а в грабительской яме, а само погребение в склепе было полностью разграблено, у нас нет никаких данных ни для уточнения датировки контекста, ни для размышлений на тему, кому мог принадлежать этот уникальный дос-пех. В любом случае, в погребение воина в Елизаветинском кургане № 6 был положен не антикварный панцырь позднеархаического времени, как полагает Ю. А. Виноградов [2005, с. 270], не вещь, которая могла из поколения в поколение передаваться по наследству боспорскими тиранами или очень долго храниться в одной из храмовых сокровищниц, а более-менее одновременный (в рамках одного, максимум, двух поколений) предмет, имеющий, безусловно, не только парадную, но и практическую функцию доспеха. О последней говорят и различные типы сохранившихся гвоздей и заклепок для его крепления к основе (рис. 12), свидетельствующие о замене основы и переделке панцыря.
Рис. 12. Бронзовый панцырный нагрудник из кургана № 6 у ст. Елизаветинской. Оборотная сторона. Детали. Фото М. Трейстера.
ЛИТЕРАТУРА
Блаватский В. Д. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954.
Веселовский Н. И. Бронзовый нагрудный панцырь с изображением головы Медузы // ИАК. 1918. 65. С. 1-8.
Виноградов Ю. А. «Там закололся Митридат...». Военная история Боспора Киммерийского в
доримскую эпоху. Ст. Петербург, Москва, 2004. Виноградов Ю. А. О так называемом кургане Ашика (1838 г.) // Невский археолого-историогра-
фический сборник. К 75-летию А. А. Формозова. СПб., 2004. С. 49-56. ВиноградовЮ. А. Бронзовый панцырь из Елизаветинского кургана // Боспорский феномен. Проблема соотношения письменных и археологических источников. Материалы международной научной конференции. Ст. Петербург, 2005. С. 264-271. Галанина Л. К. Греческие поножи Северного Причерноморья // АСГЭ. 1965. Вып. 7. С. 5-27. Галанина Л. К. Золотые украшения из Елизаветинских курганов в Прикубанье // АСГЭ. 2003. 36. С. 89-99.
Древности Боспора Киммерийского. СПб., 1854.
Кат. Ст. Петербург. Вильямс Д., Огден Д. Греческое золото. Ст. Петербург, 1995.
Кат. Ст. Петербург. С. П. Борисковская (ред.). Древний город Нимфей. Государственный Эрмитаж. Каталог выставки. Ст. Петербург, 1999. Клочко Л. С. Реконструкция костюма женщины из боковой могилы Большого Рыжановского кургана // Materia3y i sprawozdania Rzeszowskiego Oœodka Archeologicznego. 1998. 19. C.
139-150.
Маразов И. Наколенникът от Враца. София, 1980.
Онайко Н. А. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в IV-II вв. до н.э. САИ, Д1-27. M., 1970.
Силантьева Л. Ф. Некрополь Нимфея // МИА. Вып. 69. М., Л., 1959. С. 5-107.
Скорый С. А. Основы археологического датирования Большого Рыжановского кургана // Materia3y
i sprawozdania Rzeszowskiego Ocrodka Archeologicznego. 1998. 19. C. 119-137. Яковенко Э. В. Погребение богатой скифянки на Темир-Горе // Скифы и сарматы. Киев, 1977. C.
140-145.
AntonovD., Torbov N. Bronze Tools with Human Effigies found in Northwestern Bulgaria // A.Giumlia-Mair (ed.), I Bronzi antichi: Produzioni e tecnologia. Atti del XV Congresso Internazionale sui Bronzi Antichi. Instrumentum Monographies 21. Montagnac. 2002. P. 571-580. Artamonow M. I. Goldschatz der Skythen. Prag, 1970. Boardman J. The Diffusion of Classical Art in Antiquity. London, 1994.
Born H. Patinated and Painted Bronzes: Exotic Technique or Ancient Tradition // M. True, J. Podanyi (eds.),
Small Bronze Sculptures from the Ancient World. Malibu, 1990. P. 179-196. Cat. Amsterdam. Kalashnik Yu. Greek Gold. From the Treasure Rooms of the Hermitage. Zwolle, 2004. Cat. Berlin. F. Zimmer (Hrsg.), Die griechische Klassik. Idee oder Wirklichkeit. Mainz, 2002. Cat. Bonn. L. Barkova, Ju. Kalasnik (Hrsg.), Zwei Gesichter der Eremitage. Die Skythen und ihr Gold. Bonn, 1997.
Cat. Cologne. Die neue Welt der Griechen. Antike Kunst aus Unteritalien und Sizilien. Köln, 1998.
Cat. Frankfurt. B. Deppert-Lippitz, W. Meier-Arendt (Hrsg.), Goldhelm. Schwert und Silberschätze. Reichtümer
aus 6000 Jahren rumänischer Vergangenheit. Frankfurt, 1994. Cat. Hamburg. Gold der Skythen. Schätze aus der Staatlichen Eremitage St. Petersburg. Neumünster, 1993. Cat. Hannover. Makedonen die Griechen des Nordens. Forum des Landesmuseum Hannover. Athen, 1994. Сat. Malibu. A. Trofimova (ed.), Greeks on the Black Sea: Ancient Art from the Hermitage. Los Angeles, 2007.
Cat. Naples. I Greci in Occidente: La Magna Graecia nelle collezioni del Museo Archeologico di Napoli. Naples, 1996.
Cat. New York. D. von Bothmer (ed.), Glories of the Past. Ancient Art from the Shelby White and Leon Levy
Collection. The Metropolitan Museum of Art. New York, 1990. Cat. New York . D. Pandermalis (ed.), Alexander the Great. Treasures from an Epic Era of Hellenism. New York, 2004.
Cat. Paris. V. Fol (ed.), L'or des Thraces. Trésors de Bulgarie. Musée Jacquemart-André. Paris, 2006. Cat. Saint Louis. I. Marazov (ed.), Ancient Gold: The Wealth of the Thracians. Treasures from the Republic of Bulgaria. New York, 1998.
Cat. Speyer. Historisches Museum der Pfalz Speyer (ed.), Pracht und Prunk der Grosskönige. Das persische
Weltreich. Stuttgart, 2006. Cat. Thessaloniki. Treasures of Ancient Macedonia: Catalogue. Thessaloniki, 1978.
Cat. Trieste. A. Giumlia-Mair, M. Rubinich (eds.), Le arti di Efesto. Capolavori in metallo dalla Magna Grecia.
Trieste, 2002. Cat. Venice. The Western Greeks. Venezia, 1996. Cat. Washington. The Search for Alexander. Washington, 1980. Cat. Zurich. M. Karabelnik (Hrsg.), Aus den Schatzkammern Eurasiens. Zürich, 1993.
Chochorowski et al. Chochorowski J., Grigor'ev V., Skoryj, S. Badanie wykopaliskowe Wielkiego Kurhanu Ry¿ anowskiego w Ry¿ anöwce na Ukrainie // Materia3y i sprawozdania Rzeszowskiego Ocedka Archeologicznego. 1996. 17. s. 239-259.
CVA Bologna 4, ItaliaXXVII. Montanari G. B. Museo civico di Bologna. Bologna, 1957. CVA Genève 1, Suisse 1. Bruckner A. Genève, Musée d'art et d, histoire. Berne, 1962. Despini A. Greek Art. Ancient Gold Jewellery. Athens 1996.
Filow B. Die archaische Nekropole von Trebenischte am Ochrida-See. Berlin, Leipzig, 1927. Filow B. Die Grabhügelnekropole bei Duvanlij in Südbulgarien. Sofia, 1927. Floren J. Studien zur Typologie des Gorgoneion. Münster, 1977.
Fol A. Der Schatzfund von Rogozen. Zum Hellenismus in Südosteuropa II Akten des XIII. Intern. Kongresses für
klassische Archäologie Berlin 1988. Mainz, 1990. S. 195 - 205. Fol A., Tsvetkov B., Mihailov G., Venedikov I., Marazov I. The Rogozen Treasure. Sofia, 1989. Galanina L., Grach, N. Scythian Art. Leningrad, 1986.
Jacobson E. The Art of the Scythians. The Interpretation of Cultures at the Edge of the Hellenic World
(Handbuch der Orientalistik, 8. 2). Leiden, New York, Köln 1995. Jarva E. Archaiologia on Archaic Greek Body Armour. Rovaniemi, 1995.
JurgeitF. Die etruskischen und italischen Bronzen sowie Gegenstände aus Eisen, Blei und Leder im Badeischen
Landesmuseum Karlsruhe (Terra Italia, 5). Pisa, Rome, 1999. HaynesD. Some Observations of Early Greek Bronze Casting II Archäologicher Anzeiger. 1962. Sp. 803-807. Kitov G. The Newly Discovered Tomb of the Thracian Ruler Seutes III II Archaeologia Bulgarica. 2005. 2. P. 23-37.
Körpe R., TreisterM. Rescue Excavations in the Necropolis of Lampsacus, 1996 II Studia Troica. 2002. 12. P. 429-450.
Krauskopf I. Gorgo, Gorgones II LIMC. IV. P. 285-330.
KullB. Tod und Apopheose. Ikonographie in Grab und Kunst der jüngeren Eisenzeit an der unteren Donau und ihrer Bedeutung für die Interpretation von «Prunkgräbern» II Bericht der Römisch-Germanischen Komission. 1997. 78. S. 197 - 466. Kunze E. Beinschienen (Olympische Forschungen, XXI). Berlin, New York, 1991.
Laube I. Thorakophoroi: Gestalt und Semantik des Brustpanzers in der Darstellung des 4. bis 1. Jhs. v. Chr.
(Tübinger archäologische Forschungen, 1). RahdenIWestf., 2006. Mano-ZisiD., PopoviœLj. B. Novi Pazar. Ilirsko-grèki nalaz. Beograd, 1969.
McCahn A. M. The Riace Bronzes: Gelon and Hieron I of Syracuse I II C. C. Mattusch, A. Brauer, S. E.
Knudsen (eds.), From the Parts to the Whole: Vol. 1. Acta of the 13th International Bronze Congress held at Cambridge, Massachusetts, May 28-June 1, 1996 (Journal of Roman Archaeology Supplement Series 39). Portsmouth, 2000. P. 97-105. Meriçboyu Y.A. Antikçaô' de Anadolu takilari. Istanbul, 2001.
Michel S. Der Fisch in der skythischen Kunst (Europäische Hochschulschriften, Archäologie, 52). Frankfurt am Main, 1995.
Miller M. C. Adoption and Adaptation of Achaemenid Metalware Forms in Attic-Black-Gloss Ware of the
Fifth Century II Archäologische Mitteilungen aus Iran. 1993. 26. S. 109-146. Miller S. Two Groups of Thessalian Gold. Berkeley, Los Angeles, 1979.
Özet M. Y. The Tomb of a Noble Woman from the Hekatomid Period II Hekatomid Caria and the Ionian Renaissance. Acts of the Intern. Symposium at the Dept. of Greek and Roman Studies, Odense University, 28-29 Nov. 1991. Halicarnassian Studies I. Odense 1994. P. 88-96. Özgen I., Öztürk, J. Heritage Recovered. The Lydian Treasure. Istanbul, 1996.
Pfrommer M. Untersuchungen zur Chronologie früh-und hochhellenistischen Goldschmucks. Istanbuler Forschungen 37. Tübingen, 1990.
Platz-Horster, G. Die Silberfunde von Panderma in der Antikensammlung Berlin II T. Ganschow, M. Steinhart
(Hrsg.), Otium. Festschrift für Volker Michael Strocka Remshalden, 2005. S. 295-303. Popoviè L.B., Mano-Zisi D., Velièkoviè M., Jelièiè B. Greek, Roman and Early-Christian Bronzes in Yugoslavia. Belgrade, 1969.
Robinson D. M. Metal and Minor Miscellaneous Finds. Excavations at Olynthus 10. Baltimore, 1941. Rolley C. Les vases de bronze de l'archïsme récent en Grand Grèce. Naples, 1982. C. Rolley (ed.), La tombe princière de Vix. Paris, 2003.
RostovtzeffM. I. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922. Schiltz V. Die Skythen und andere Steppenvölker. München, 1994.
Schwarzmaier A. Die Gräber in der Großen Blizniza und ihre Datierung // Jahrbuch des deutschen archäologischen
Instituts. 1996. 111. S. 105-137. SchwarzmaierA. Griechische Klappspiegel (Athenische Mitteilungen Beih. 18). Berlin, 1997. SheftonB. The Auge Bowl // B. F. Cook (ed.), The Rogozen Treasure. Papers of the Anglo-Bulgarian Conference,
12 March 1987. London, 1989. P. 82-90. Sparkes B. A. The Red and the Black. Studies in Greek Pottery. London, New York, 1996. Stibbe C. The Sons of Haphaistos. Aspects of the Archaic Greek Bronze Industry. Rome, 2000. Treister M. Y. Hammering Techniques in Greek and Roman Jewellery and Toreutics (Colloquia Pontica, 8).
Leiden, Köln, Boston, 2001. Ustinova Ju. B. The Supreme Gods of the Bosporan Kingdom: Celestial Aphrodite and the Most High God
(Religions in the Graeco-Roman World, 135). Leiden, 1999. Vickers M. Scythian Treasures in Oxford. Oxford, 1979. Vickers M. Scythian and Thracian Antiquities. Oxford, 2002.
Vokotopoulou I. EXVqviKf Ts%vq. Apyupa Kai %aA,Kiva spya ai-qv ap%aiörqTa. Athens, 1997.
Walters H. B. Catalogue of the Bronzes, Greek, Roman and Etruscan, in the Department of Greek and Roman
Antiquities in the British Museum. London, 1899. Williams D. Knight Rider. The Piot Bronze // Archäologischer Anzeiger. 1989. S. 529-551. WilliamsD. The Kyme Treasure // A. Calinescu (ed.), Ancient Jewelry & Archaeology. Bloomington, Indianapolis, 1996. P. 117-129.
M.Y. Treister
BRONZE COAT OF MAIL BREASTPLATE REPRESENTING THE HEAD OF MEDUSA FROM THE TUMULUS 6\1914-1915 NEAR ELIZAVETINSKAYA IN THE KUBAN REGION
Summary
In 1914, during archaeological digs of the tumulus no.6 near Elizavetinskaya place N.I. Veselovsky found a plunder's pit with ledges. There were stone slabs of a destroyed crypt, small bronze coat of mail plates and a bronze coat of mail breastplate representing the head of Medusa in relief. The author considers the elements of ceremonial armour of late archaic - early classic period together with the one decorated with gorgoneions of early types, which could be the prototypes for armourers of the end of the 5th - the first quarter of the 4th century BC, were in use right up to the beginning of the 4th century BC. It is not improbable that the coat of mail from Elizavetinskaya, which is made in archaic style, can be related to their production. Unfortunately, the breastplate was found not in situ but in the plunder's pit. The burial was robbed completely and there are no any data either for dating specification of the context or for the ideas on the subject of attribute of this unique armour.
