CC BY
37
БРИТТСКИЕ И ЛАТИНСКИЕ ИМЕНА НА ТАБЛИЧКАХ ИЗ ХРАМА СУЛИС-МИНЕРВЫ В БАТЕ: СТОЛКНОВЕНИЕ КУЛЬТУР?
Резюме: Исследование является продолжением нашего анализа функций имен собственных в заговорной традиции. В свое время нами была предложена следующая классификация: фоновые имена (имена
языческих божеств и христианских святых и субъектные имена (реальное имя человека для/против которого исполняется заговор). Согласно «правилу Топорова» текст заговора обретает силу только тому случае, когда «в его тело» вводится имя. Однако в ряде случаев введение имени собственного кажется невозможным: речь идет о многочисленных заговорах против воров, чьи имена не были известны составителю заговора. Аналогичным образом, не могло быть введено имя вора и в многочисленные «таблички с проклятиями» античного мира, направленные против анонимных воров. Как может показаться, облигаторность введения имени в данном случае исполняется замещающей формулой «тот, кто украл», однако мы полагаем, что это не так. В табличках данного типа всегда упоминается имя потерпевшего, каковое в данном случае мы и предлагаем считать субъектным именем. В работе проводится анализ текстов 130 табличек из римского храма Сулис-Минервы (Британия), в ходе которого была обнаружена закономерность: в табличках с латинскими именами глагол «похищения» употреблен в перфекте (involavit), тогда как бритты употребляли второе будущее со значением «если украдет» - involaverit. Мы полагаем, что последние видели в табличке не послание божеству, но скорее оградительный амулет, текст которого включался в оберегаемый объект. Заимствованное латинское письмо для бриттов еще не стало письменностью, но не прошло стадию эпиграфики.
Ключевые слова: таблички с проклятиями, заговоры против воров, имя собственное, романизация Британии, поздняя латынь, храм Сулис-Минервы, термы, памятники ранней письменности в кельтских странах, эпиграфика; curse tablets, charms against thieves, personal name, Romanization of Britain, late Latin, temple of Sulis-Minerva, bath, early writing in Celtic countries, epigraphic.
Как писал В. Н. Топоров, «заговорный текст есть только текст и не более до тех пор, пока в его большое и неизменное “тело” не введено имя. Только введение имени, само произнесение его, делает текст, слово еще и ритуалом, действием, т. е. подлинным “живым” заговором, или заговором в действии»
(Топоров 1993: 100). Данное правило действительно соблюдается неуклонно, хотя ряд конкретных случаев и вызывает определенные затруднения для интерпретации (например - заговоры, в которых вместо имени употреблено - Я, Мне). Многочисленные собрания заговорных текстов, как мы понимаем, собственно заговорами не являются, но представляют лишь материал для создания «заговорного действия», которое может считаться совершенным только после произнесения (написания) ИМЕНИ1. Заговорный текст без субъектного имени может быть назван магическим лишь потенциально: в книге Дж. Гаджера об античных табличках (Gager 1992) вводится понятие «рецепта», т.е. магического текста, который магическим еще не является и станет магическим только после введения имени. Подобные «рецепты» широко распространялись в греко-римском мире и многочисленные их образцы дошли до нас.
Проводить аналогию устного заговора с греческими и латинскими магическими табличками безусловно правомерно. Defixiones (гр. katadesmoi) также были ориентированы на ИМЯ, причем сам текст проклятия при этом оказывался не так уж важен, т. к. акт нанесения имени на табличку и помещения ее в могилу уже «по умолчанию» предполагал, что эти лица прокляты. Причем проклинаемое лицо должно было быть максимально конкретизировано, и для этого вместо официального патронима часто упоминалось имя матери по принципу: mater certa, pater incertus. Как отмечал еще О. Одоллан, упоминание в первую очередь имени матери человека свойственно всем магическим табличкам: «упоминание имени матери точно обозначало врага» (Audollent 1904: lii). Наиболее распространённой формулировкой при этом было «такой-то (такая-то) сын (дочь) такой-то» или «такой-то (такая-то), которого (которую) родила такая-то». В ряде случаев в записи русских заговоров также можно встретить формулу типа «Иван, Матренин сын».
Сближает заговор с defixiones и их ориентация на единый «для жанра» шаблон, трафарет. Русский специалист по магическим табличкам Е. Г. Кагаров также сравнивал их с заговорами, отмечая, что «Многие из дошедших до нас tabellae defixionum
1 В свое время нами была предложена формулировка - «субъектное имя», которое противостояло «фоновому имени» - именам божеств и святых, к которому адресуется исполнитель заговора (см. Михайлова 2006; 2010).
обнаруживают такое близкое сходство между собою, что могли быть написаны... одним и тем же лицом по общему шаблону» (Кагаров 1918: 24). Как пишет практически то же самое, но о славянских устных заговорах Н. Познанский (причем в то же неспокойное для нашей страны время): «Ни в одном виде народной словесности не господствует в таких размерах шаблон, как в заговорах. /./ Большинство заговоров создано по раз установившейся схеме, с определенными приемами» (Познанский 1917: 75).
Однако иногда введение субъектного имени в «тело» заговора оказывается невозможным: ни заказчик заговора, ни его исполнитель его не знают, поскольку сам субъект, против которого заговор направлен, им не известен. Мы имеем в виду распространенный случай заговаривания вора. Заговоры подобного типа получили в англоязычной традиции обобщенное название
- Justice Prayers - «молитвы о справедливости»2. Таблички против воров изредка находят начиная с 1805 г., однако их серьезные исследования начались после находки tabella defixionum на латинском языке в 1972 г. возле города Италика (Italica, в Испании):
Domna Fons Foyi [.] ut tu persequaris tuas res demando quiscunque caligas meas telluit et solias tibi illa demando (ut) illas aboitor si quis puela si mulier siue [ho[mo inuolauit [.] illos persequaris.
(Versnel 1991: 60)
Условно (текст отчасти поврежден) она может быть переведена как:
О, госпожа источника Фовия. Я прошу тебя вернуть свое имущество. Кто бы ни украл мои сандалии и туфли, прошу тебя. Будь то женщина или девушка, или мужчина, кто бы ни взял их, не давай ему покою.
Более ранняя греческая традиция также знает множество аналогичных свинцовых табличек, основной задачей которых является возврат украденных вещей.
Значительное количество табличек данного типа было найдено в ходе раскопок на месте храма галло-римской богини Сулис-Минервы в Бате (см. подробнее в - Tomlin 1988), который почитался еще в до-римскую эпоху и находился под покро-
2 История термина, а также традиция изучения tabellae данного типа -см.: Уег8пе1 1991 история термина, а также традиция изучения tabellae данного типа - см.: Уег8пе1 1991.
вительством богини Сулис, позднее отождествленной римлянами с Минервой. В I в. н. э. на этом месте был выстроен храм и открыты термы. Это место, известное в латинской традиции как Aquae Sulis, стало объектом паломничества римлян, а также бриттской знати. Люди проводили там много времени, поскольку источник продолжал считаться целебным, несмотря на смену конфессии его посетителей. При этом уже среди римлян отчасти сохранялась прежняя вера в то, что его покровительница, богиня Сулис, сама способна излечить болезни. Таким образом, с одной стороны, шел поток почитателей древнего божества, которые приходили со своими просьбами в храм, с другой стороны, люди просто сидели в термах и справедливо полагали, что это полезно для здоровья.
Среди многочисленных находок, обнаруженных археологами на месте священного источника (более 12000 монет, изображения отдельных частей тела, излеченных богиней), было найдено 130 свинцовых табличек различного содержания, значительную часть которых составляют таблички, которые также могут быть квалифицированы как Justice Prayers: их автор призывает богиню Сулис помочь ему вернуть украденную вещь. Ср., например (предварительный перевод по интерпретации Томлина):
Docilianus Bruceri deae sanctissimae Suli devoveo eum qui caracellam meam involaverit si vir si femina si servus si liber ut [...] dea Sulis maximo letum adigat nec ei somnum permittat nec natos nec nascentes donec caracallam ad templum sui numinis pertulerit. Докилиан, сын Брукера, святейшей богине Сулис. Проклинаю того, кто украл (?) мой шерстяной плащ, будь то мужчина или женщина, раб или свободный. Прошу тебя, богиня Сулис, доведи его до смерти, не давай ему сна и покоя, пусть не сможет он иметь детей, ни сейчас, ни потом, пока не принесет он назад мой шерстяной плащ и не оставит его в храме богини.
(Tomlin 1988: 122)
Или:
deae Suli Minervae Solinus dono nutnini tuo maiestati paxsam balnearem et palleum nec permittas somnum nec sanitatem [...]ei qui mihi fraudem fecit si vir si femina si servus si liber nissi se retegens istas species ad templum tuum detulerit.
Солинус богине Минерве. Я оставил тебе для сохранности мою купальную тунику и плащ. Не давай сна и здоровья тому, кто
3 Раскопки производились в основном в 1979-80 гг. (см. о них подробнее в - СипИЙе 1995), однако отдельные объекты были известны ранее.
причинил мне зло, будь то мужчина или женщина, раб или свободный, пока он не вернет взятое в твой храм.
(Tomlin 1988: 150).
Обращает на себя внимание формульность данных текстов, которые различаются в назывании украденного объекта, но, как правило почти идентичны в указании на предполагаемого вора: «будь то мужчина или женщина, раб или свободный».
В целом аналогичные «просьбы о справедливости» строятся по следующей модели:
- имя обладателя объекта
- обращение к божеству
- сообщение о (возможной) краже называемого объекта
- «формула условного именования» (раб или свободный, мужчина или женщина, мальчик или девочка)
- угрозы (не пить, не есть, ни мочиться, не испражняться, лишиться мужской силы, не знать ни сна, ни покоя, изойти кровью и пр.)
- требование «пока он/она не вернет названный объект.
Далеко не всегда названная схема реализуется полностью.
Исходя из очевидной формульности табличек, Б.Мис, автор
недавно вышедшей книги «Проклятия кельтов» полагал, что в термах сидел специально нанятый и обученный «проклинатель» с чистыми табличками, которые он по мере надобности заполнял содержанием (Mees 2009: 33). Однако, по мнению их издателя Р. Томлина, ни одна из надписей эпиграфически не тождественна другой (они различаются по почерку), что заставляет предположить, что все писавшие скорее ориентировались на один шаблон, который либо просто был известен, либо может быть действительно был в наличии в термах, но писали тексты угроз и проклятий самостоятельно.
Сам факт обилия табличек данного типа именно в храме богини Сулис Минервы не должен вызывать удивления: согласно римскому обычаю, посетители терм оставляли свои вещи в особых раздевалках, которые, хотя и имели подобие шкафчиков, никак не запирались. Обращение к богине Сулис предполагает, с одной стороны, что именно она должна была заботиться о сохранности «доверенных» ей вещей. С другой стороны, как пишет Р. Томлин в своем предисловии к изданию текстов, часто сторожить вещи поручали рабам, которые либо сразу ложились и засыпали, либо сами могли продать одежду и украшения, а потом сослаться на сон и невнимательность. Но
дело даже не в этом: оставивший ценности искренне верил, что богиня Сулис сама должна следить за их сохранностью, точнее
- что в случае похищения их вор будет жестоко ею наказан.
Естественное отсутствие в текстах подобного рода «субъектного имени» (которое просто не было известно потерпевшему) заставляет нас предположить, на первый взгляд, что его функцию исполняла в данных «заговорах» спецификация проклинаемого как «тот, кто украл принадлежащую мне вещь», и таким образом отмеченная В. Н. Топоровым необходимость введения имени «в тело заговора» оказывается исполненной. Специфицированный таким образом человек оказывается подвластным заклинанию, которое в основном направлено на принесение ему вреда. Отчасти - это действительно так. Но с другой стороны, обращает на себя внимание тот факт, что в античных Justice Prayers, в отличие от традиционных defixiones, как правило, называется имя потерпевшего, тогда как обычные таблички с проклятиями чаще анонимны4. Мы полагаем, что именно это имя и является в описанных случаях необходимым субъектным именем заговора, и таким образом схема заговора в данном случае предстает не как «пусть будет плохо НН (укравшему у меня Х)», как можно было бы подумать, а как «Я, НН, прошу божество вернуть мне Х (посредством причинения зла вору)» . То есть - главным message заговора оказывается не месть, а восполнение недостачи. И субъектное имя называется при этом открыто, более того - сам факт его называния оказывается соответствующим приведенному нами «правилу» В. Н. Топорова о необходимости введения ИМЕНИ в текст заговора для его действенности.
Все сказанное, однако, носит скорее преположительный характер, поскольку универсальной модели введения в текст субъектного имени на материале «заговоров от/против воров»
4 Есть и исключения - ср. например текст таблички с проклятием из Юли (№ 49, Англия): Aunillus Vicariana Covitius Mini filius donat Varicillum Minura Atavacum - «Ауниллус (и) Викариана (и) Ковитус сын Мина вручает (= проклинает) Вирикилла, Минура (проклинает) Атавака».
5 Текст таблички № 8, напротив, избегает упоминать имя заказчика (автора), но зато указывает имена подозреваемых (автор почти точно уверен в том, что деньги взяли они). Поэтому все равно «срабатывает» правило субъектного имени, но оно должно быть только одно - либо (предполагаемого) вора, либо - пострадавшего!
мы так и не получили. Более того, возвращаясь к табличкам из храма Сулис Минервы, мы должны отметить, что в некоторых случаях имена или списки имен и составляют собственно текст таблички. Томлин полагает, что это списки подозреваемых воров, согласно нашей интерпретации - это скорее списки потерпевших. Сомнения заставили нас обратиться к 130 табличкам еще раз и посмотреть на них более пристально.
В первую очередь следует обратить внимание на то, что число 130 на самом деле является числом собственно находок, тогда как самих текстов значительно меньше. Так, 56 табличек сохранились настолько фрагментарно, что текст на них реконструировать практически невозможно, причем - некоторые из них - пустые, то есть, видимо, представляют собой заготовки для будущих текстов, которые так и не были использованы (№№ 117-120, 123-130). 7 представляют собой так называемые «псевдо-тексты»: на них изображены волнистые линии,
черточки, имитирующее буквы. Предположительно, эти таблички явились результатом неграмотности потерпевшего, который, с одной стороны, не хотел в этом признаться и делал вид, что наносит соответствующий текст, с другой - полагал, что богиня Сулис сама поймет, что следует сделать, и маркированным в данном случае является сам факт нанесения линий на табличку и оставления ее в водах источника. 8 табличек содержат только списки имен (от двух до одиннадцати).
Из оставшихся 59-ти - 1 представляет собой начало алфавита (№ 1, выполнена инициалом), № 14 представляет собой не дешифруемый текст, который некоторые считают бриттским (однако Томлин, не согласен с этим, поскольку, как он пишет, даже бритт все равно постарался бы написать по латыни, «поскольку было известно, что богиня понимает только этот язык» (Tomlin 1988: 129); № 16 представляет собой неповрежденный, но явно не законченный текст - nomen furis qui ‘имя вора, который...’, который мы предлагаем считать не магическим текстом, но скорее - «рецептом»; №№ 28 и 27 содержат лишь фрагменты слов, которые трудно интерпретировать - vendi, er. № 35 представляет собой просто призыв к мести тому, кто «причинил зло» (см., однако № 32, где под злом понимается кража туники), аналогичным образом № 37 представляет собой обычную табличку с проклятием, на одной стороне которой написан список имен, а на другой пожелание: illorum anima lassetur -«пусть их души ослабеют» (Tomlin 1988: 156). Табличка № 40
также, скорее всего представляет собой традиционное defixio, направленное против клеветы (текст читается плохо, можно разобрать слова qui calamea). № 94 представляет собой уникальный текст, который обращен к богине Сулис с просьбой подтвердить некую клятву:
Uricalus Docilosa uxor sua Docilis filius suus et Docilina Decentius frater suus Alogosia nomina eorum qui iuraverunt ad fontem deae Sulis pridie idus Apriles quicumque ille periuraverit deae Suli facias illu, sanguine suo illud satisfacere
Уракалус (и) Докилоза его жена (и) Докилис его брат и Докилина (и) Декентиус его брат (и) Алогосия (вот) имена тех, кто поклялись перед источником богини Сулис 12 апреля. Кто бы ни нарушил клятву, богиня Сулис заставь его своей кровью заплатить.
(Tomlin 1988: 122, № 10) Табличка № 18 представляет собой объект, вообще находящийся вне анализируемого списка: это бронзовая круглая пластина с ушком сбоку и бриттским текстом, к которому мы предполагаем обратиться особо.
Таким образом, из 130-ти табличек возврату или сохранению собственности может быть отнесено всего 49, причем 24 из них могут быть квалифицированы как относящиеся к данному типу лишь условно, т.к. в них текст значительно поврежден и в нем либо прочитывается обращение к богине Сулис, либо видны фрагменты формулы типа «раб или свободный», либо видно слово «украл», либо сохранились элементы формулы проклятия («ни пить, ни есть, ни спать, ни испражняться пока...»). Таким образом, остается 25 относительно полных текстов, несомненно касающихся кражи имущества, что не так уж мало для обобщений и выводов.
В приведенной нами выше табличке № 10, относящейся к одной из наиболее сохранных и каллиграфических, в качестве глагола, обозначающего правонарушение, был употреблен глагол involaverit - перфект коньюнктива либо второй футурум
глагола involo ‘краду, похищаю, уношу’. Для I-II вв. предпоч-
6
тительнее - вторая трактовка , т.е. смысл высказывания состоит не в том, что некий неизвестный «украл» шерстяной плащ (как это понимает Томлин), а в том, что Докилианус заранее вручает богине Сулис того, кто «украдет мой плащ», что принципиально
6 Мы благодарим за консультацию А. И. Солопова.
меняет прагматику надписи. Р.Томлин предлагает видеть в данных формах future perfect’а сослагательное наклонение, «которое выражает косвенную просьбу» (Tomlin 1988: 123), то есть трактовать все эти формы не как «если украдет», а «пусть бы украл». Мы не уверены в правильности такой трактовки. Аналогичные превентивные тексты известны с древних времен; на ларцах с драгоценностями в древне-германском мире писались рунические знаки, символизирующие зло или болезнь, чтобы таким образом отпугнуть вора, а в современной Германии до сих пор существует практика помещать в ряде мест, которые не могут находиться под постоянным надзором, таблички с формулой: Wer (hier) klaut, stirbt! - «Кто (здесь) украдет, умрет».
Р. Томлин, настаивающий на том, что все таблички были написаны post factum, предполагает, что моделью здесь могли послужить надписи против осквернения гробниц, в которых употреблено то же время. Ср. приведенные им же примеры:
qui me (commoverit), habebit deos iratos et vivus ardebit - кто меня сдвинет, будет иметь богов разгневанных и живой будет гореть; qui hoc titulum sustulerit, habeat iratas unbras - кто эту плиту украдет, будет иметь разгневанными тени;
qui hic mixterit aut cacarit, habeat deos superos et inferos iratos - кто здесь будет мочиться или испражняться, будет иметь богов верхних и нижних разгневанными.
(Tomlin 1988: 66).
Но ведь приведенные им фразы как раз носят превентивный характер!
Анализ текстов показал, что в 13-ти случаях «глагол утраты объекта» был употреблен в прошедшем времени (как правило -involavit, но также - fraudem fecit и perdidi ‘я потерял, утратил’), в 10-ти - употреблено второе будущее время (involaverit, furaverit - №№ 10, 11, 15, 34, 38, 61, 63, 66, 98, 99), два случая -не ясны, так как глагол пропущен. Из десяти табличек, которые могут быть квалифицированы нами как «превентивные», лишь в пяти случаях ясно прочитываются имена потенциальных потерпевших, причем все эти имена самим Р.Томлином квалифицируются как бриттские: Docilianus, Docca, Lovernisca, Cantissena, Demiorix1.
7 Этим списком список бриттских имен не ограничивается: они также фигурируют в именных списках - табличках, содержащих только собственно имена.
Таким образом, мы можем сделать очень острожное предположение (острожное - поскольку для более определенных выводом материала все-таки не достаточно), что существует тенденция: для римлян - оставлять вещи на хранение рабам или вообще без присмотра, но затем, в случае их пропажи, обращаться к божеству с просьбой вернуть украденное и наказать виновного; для бриттов - заранее обеспечить себе покровительство богини, которой данные вещи «даются» или «вручаются». Особенно интересна с данной точки зрения табличка № 99, в которой речь идет не о краже мелких вещей, но о сохранности дома:
о
execro qui mvolaverit qui Deomionx de hospitio suo perdiderit quicumque res deus illum inveniat sanguine et vitae suae illud redemat Проклинаю (того), кто украдет (то), который Деомиорихс из дома своего утратит, кто бы ни был тот, бог его пусть найдет, кровью и жизнью своей пусть заплатит.
(Tomlin 1988: 235, № 99) Как можем мы предположить, указанный бритт специально изготовил (или велел изготовить) охранный текст своего находящегося неподалеку жилища и поручил богине Сулис охранять его. Текст, как и большинство ему подобных, содержит множество грамматических ошибок, но адресатом его, как и текстов-проклятий является богиня. В данном случае табличка с проклятием, античная tabella difixionis отчасти превращается в своего рода оградительный амулет, однако - не в полной мере. Бритт, по имени Докилианус, автор таблички № 10, который в надписи из храма Сулис Минервы представлен с характерным кельтским генитивным патронимом Bruceri, по мнению Р. Томлина, является также автором другой таблички, найденной уже в храме на месте современного Юли (Uley, в 12 км. к востоку от современного города Лидни и примерно в 35 км. севернее Бата). Этот храм, построенный в начале II в. н. э. и посвященный Меркурию, также находился в романизованной зоне и там также в ходе раскопок, предпринятых в конце 1970-х годов было найдено множество табличек с проклятиями, часть которых оказалась посвящена кражам. Однако в отличие от терм Сулис Минервы, речь в них идет в основном о краже или порче скота. Как
Q
Предположительно - quid (= quod), см. (Adams 1992: 3), там же - см. анализ специфической лексики табличек из Бата и содержащихся в них традиционных грамматических ошибок.
полагает Томлин, фигурирующий в табличке № 43 Докилинус идентичен Докилианусу из Бата (оба имени представляют собой романизованные формы кельтского имени Docca). Оба текста написаны идентичным (или по крайней мере - похожим) каллиграфическим почерком и в обоих присутствует формулы «страшная (максимальная) гибель» и «не давать сна»:
deo Mercurio Docilinus /.../ Varianus et Peregrina et Sabinianus qui pecori meo dolum malum intulerunt et /./ prolocuntur rogo te ut eos maximo leto adigas nec eis sanitatem nec somnum permittas nisi a te quod mihi administraverint redemerint
богу Меркурию Докилиан /./ Вариан и Перегрина и Сабиниан, которые моему скоту злой вред причинили и /.../ Прошу тебя, чтобы ты на них страшную смерть наслала и им не здоровья ни сна ре разрешала, если только то, что мне они устроили не искупят.
Однако на этот раз проклятие выполнено уже post factum и речь идет не о сохранении имущества, но о наказании подозреваемых врагов. Отметим все же, что речь в тексте идет не о краже, но о наведении порчи, что, как мы теперь понимаем, вряд ли могло быть реальным фактом. Таким образом, данная табличка свидетельствует скорее о подозрительности и мстительности этого, видимо, состоятельного бритта, который опасался, что его плащ будет украден, а скот - «испорчен». Во второй табличке Докилина названы имена подозреваемых в этом действии и ее адресатом является божество.
Употребленная им форма глагола - intulerunt, строго говоря, является перфектом (3 pl.), однако теоретически можно представить себе, что он действительно не строго различал времена и автоматически употреблял в подобных случаях формы на -erit.
Что же, на фоне всего сказанного, могут означать списки имен без «комментариев», также представленные среди табличек в храме Сулис Минервы? Ответить на этот вопрос довольно сложно. Р. Томлин полагал, что все это - имена подозреваемых в краже или врагов (Tomlin 1987: 18), однако мы не можем с этим согласиться, по крайней мере - полностью. Это могли быть и имена пострадавших (кстати, имена матерей при них не фигурируют), и имена просто проклинаемых (аналогичные списки имен встречаются и в самой Империи), или, по аналогии с граффити на стенах христианских соборов, имена тех, кто нуждался в помощи богини. Несомненным остается лишь тот факт, что все эти списки были адресованы божеству.
Особое место среди находок в храме занимает табличка № 18, отличающаяся от других своим материалом и формой. Она представляет собой, а бронзовый диск диаметром примерно 3538 мм, у одного из краев которого размещено специальное «ушко». Текст надписи расположен горизонтально по отношению к этому «ушку», что скорее исключает предположение о возможности ношения ее на груди в качестве подвески. Текст выполнен латинским инициалом и отличается довольно низким качеством каллиграфии, что предполагает, что его автор был не очень хорошо знаком с техникой письма.
Р. Томлином был реконструирован текст, подвергшийся затем переработке П. И. Ламбера:
ADIXOVI / DEVINA / DEIEDA (?) / ANDAGIN / VINDIORIX / CVAMII(?)NAI(?)
Не вызывает сомнений и разночтений имя автора бронзовой подвески (или того, для кого она была выполнена) - Виндио-рихс, характерное кельтское имя, раскладывающееся на элементы - wind ‘белый, светлый’ и rix ‘король’. Стоящее непосредственно перед ним слово andagin, как убедительно показал П. И. Ламбер, соотносится с галльским andogna, представленном в табличке из Ларзака и имеющем значение ‘местная, уроженка’ (Lambert 2002: 305; см. также Delamarre 2003: 48)9. Остальные слова поддаются расшифровке менее убедительно. Ламбер предлагает видеть в первом слове сочетание ad Ixovi, в последнем видя название реки, нигде, однако, не засвидетельствованное (ср. при этом приведенный им гидроним Dexsiva ‘правая’ - название реки в Галлии, в районе Воклюз). Devina -возможно, также соотносится с кельтскими гидронимами типа Deva, Devona - названия рек и источников, посвященных божествам. Dieda - не поддается интерпретации, если только слово прочтено именно так. Последнее слово - cvamiinai (читающееся очень плохо) по мнению Р.Томлина должно представлять собой патроним Виндиорихса, а по мнению
9 Следует признать, что данная интерпретация не является единственной из возможных. Так, П. Симс-Вильямс видит в данной форме аккузатив от *Andagena < *an-daga ‘не-хорошая’ (Sims-Williams 2007: 17), однако вся его интерпретация объекта в целом (проклятие против дурной женщины) не поддерживается «материальным конвоем» надписи, которая не выглядит как традиционное проклятие и которая должна быть интерпретирована в контексте бытования.
П. И. Ламбера - является искаженным латинским commendat ‘поручает’.
Таким образом, в результате предположительно мы получаем послание, в котором сообщается, что местный Виндиорихс у священного источника (что соответствует контексту памятника в целом) что-то поручает. Но при этом, в отличие от других найденных в термах текстов, не сказано - ни кому он поручает, ни - что поручает. Мы полагаем, что тот факт, что нечто было поручено им богине Сулис как бы уже предполагается «по умолчанию», тогда как отсутствие названного в тексте объекта объясняется тем, что данная табличка должна была при помощи ушка прикрепляться к оставляемому в раздевалке объекту. Такой объект, как мы понимаем, мог использоваться многократно. Причем табличка вместе с прикрепленным к ней объектом образовывала фразу-послание. Ср., например, галльская посвятительная надпись L-33: DOIROS SEGOMARI IEVRV ALISANV (Lambert 2002: 351-54) - «Дойрос (сын) Сегомара посвятил Алисану», написанная на ручке бронзового ковшика. Посвящаемый ковшик в данном случае является объектом глагола и составляет, таким образом, как бы элемент фразы.
Более того, мы предполагаем, что истинным адресатом текста таблички № 18 была уже не только богиня, но также предполагаемые воры, которые, увидев владельческую надпись, должны были понять, что плащ или туника находятся под защитой божества и поостеречься брать их. Возможно, отчасти такой же прагматикой отличались и другие, проанализированные выше тексты с бриттскими именами - лежащий поверх объекта текст должен был служить его оберегом не только для Сулис-Минервы, но и для видящих его людей. Обращает на себя внимание использование глагольных форм в «угрозах» в текстах, которые, по данным нашего анализа, могут быть квалифицированы как превентивные. Так, в табличке № 10, написанной Докилианом, сыном Брукера, говорится, что в случае кражи плаща богиня Сулис maximo letum (leto?) adigat nec ei somnum permittat - «страшную смерть пусть нашлет и сна не разрешит». В табличке из Юли, описывающей уже предположительно свершившийся факт (порча скота) эти же глаголы стоят во втором лице: maximo leto adigas nec eis sanitatem nec somnum permittas - «страшную смерть нашли и его здоровья и сна не разреши» (ср. аналогичное употребление глагольных форм в табличке № 32, где также речь идет о свершившемся зле - mihi
fraudem fecit). То есть, адресатом текста во втором случае от начала и до конца является богиня, тогда как в первом случае, в начале обращенный, якобы, в Сулис текст, во второй его части превращается в констатацию факта обращения к богине. Таким образом, мы можем вывести две модели: «того, кто украл Х, богиня, накажи» (предположительно - латинская) и «того, кто украдет Х, богиня накажет» (предположительно - бриттская).
Мы полагаем, что в данном случае мы сталкиваемся с разницей мировосприятия: суеверный римлянин считал, что даже если плащ будет украден, написанное им богине письмо окажет на вора немедленное воздействие, начав ощущать которое, тот, также будучи суеверным, поспешит украденное вернуть. Бритты, видимо, могуществу Сулис в данной области доверяли меньше и полагали, что дополнительное косвенное обращение к потенциальным ворам также может послужить гарантией сохранности «порученных» богине предметов. Но дело не только в этом: табличка № 18, как нам кажется, демонстрирует и тот факт, что для бриттского общества письменность еще не являлась укорененным в повседневной культуре элементом и пока оставалась лишь на стадии эпиграфики.
Литература
Кагаров Е. Г. Греческие таблички с проклятиями (defixionum tabellae). Харьков, 1918.
Михайлова Т. А. Имя в заговоре: устная и письменная традиция // Семантика имени (Имя - 2). Отв. ред. Т.М.Николаева. М., Языки славянских культур, 2010.
Михайлова Т. А. Функция имени в письменной заговорной традиции (Ирландия и Россия) // Известия РАН, Серия литературы и языка, 2006, № 4.
Познанский Н. Ф. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. Пг., 1917.
Топоров В. Н. Об индоевропейской заговорной традиции (избранные главы) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993.
Adams J. N. British Latin: The Text, Interpretation and Language of the Bath Curse Tablets // Britannia, Vol. 23, 1992.
Audollent A. Defixionum tabellae quotquot innotuerunt tam in Graecis orientis quam in totius occidentis partibus praeter Atticas in Corpore inscriptionum Atticarum editas. Luteciae, 1904.
Cunliffe B. W. The Book of Roman Bath. London, 1955.
Gager J. G. Curse Tablets and Binding Spells from the Ancient World. New York - Oxford, 1992.
Lambert P. Y. Recueil des inscriptions Gauloises (RIG), vol. II, f.2 - textes Gallo-Latins sur instrumentum. Paris, CNRS, 2002.
536 EpHTTCKHe u naTHHCKHe HMeHa Ha Ta6^HHKax
Mees B. Celtic Curses. Woodbridge, 2009.
Tomlin R. S. O. The Curse Tablets. In: The Temple of Sulis Minerva at Bath. Vol. 2: The Finds from the Sacred Spring. Ed. B.Cunliffe, Oxford, Oxford University Committee for Archeology, Mon. № 16, 1988.
Versnel H. S. ‘Beyond Cursing: The Appeal to Justice in Judicial Prayers’ // Magika Hiera. Ancient Greek Magic and Religion. Ed. Chr. Faraone. Oxford, 1991.
T. A. Mikhailova. Brittonic and Latin names on the curse-tablets from the temple Sulis-Minerva: an opposition of two cultures?
The present research continues our earlier work on the functions of personal names within charm texts: background name (a name of a deity/ saint, referring to the author’s confessional identity) or subject name (the particular name of a person for/ against whom the charm is intended). According to the observation of V. N. Toporov, introducing a personal name into a charm is mandatory. However, in many cases putting a name (subject name) into the charm is impossible, because it is not known either to the charmer or to his/ her customer. This is exactly the case with charms (and tablets) against thieves, which are quite widespread. Tablets of that type were found in abundance during the excavations at the Bath site of the Roman temple dedicated to the goddess Sulis Minerva. Among the multiple archaeological findings made at the site, there are 130 lead tablets of diverse contents. Along with name lists and commendations addressed to the goddess, there is a considerable proportion of tablets that can also be categorized as Justice Prayers. Their authors address Sulis in order to return stolen things. The explainable absence of subject names in these texts seems to indicate that they were replaced in the charms (Graeco-Roman defixiones being indeed charms) by the formula identifying the potential victim as ‘the one who has stolen my property’. Therefore, the invariable rule of introducing a personal name into the body of the charm, predicted by Toporov, seems to be fulfilled: we can suggest that the formula the man who took it might be classified as a substitute for the unknown subject name and is functionally aimed at creating the kind of uniqueness a charm needs to be actualized. But it is to note, that Justice Prayers, unlike conventional defixiones, contain, as a rule, the name of the aggrieved party. Conceivably, it is their name that stands for the subject name of the charm. The analysis of the use of verbal tenses in the tablets gave us a strange tendency: people with Roman names use the perfect of the verb involare ‘to steal’ (involavit), but persons with Brittonic names prefer to use the second future of the same verb - involaverit. We could suggest, the Brittons used to write their tablets not post factum, but ante factum and transformed Roman curse tablets into, rather a kind of protective amulets. Using Latin and Latin letters they at the same time stopped on the stage of epigraphic but not of the writing.
