УДК 7.036+75.041+75.041.5
Е. в. нестерова
Братья константин и владимир маковские. Характер, творчество, судьба
Статья посвящена творчеству братьев Константина и Владимира Маковских, принадлежавших разным направлениям в отечественном искусстве. Старший, Константин, был представителем позднеакадемического салонного направления, а Владимир принадлежал кругу демократов-передвижников. Разница в характерах и идеалах нашла отражение в их искусстве. Ключевые слова: братья Константин и Владимир Маковские; Академия художеств; салон; эклектика; академизм; передвижники; реализм; историческая картина; жанровая живопись.
Elena Nesterova The Brothers Konstantin and Vladimir Makovski. Fate and Art
Article deals with the art of two brothers Makovski - Konstantin and Vladimir who lived in the second half of XIX - beginning of XX century, but had different aspiration and belonged to different movements in Russian Art. The elder brother Konstantin was a Salon Academic painter and Vladimir belonged to democratic Wanderers movement. The difference in their characters and ideals found its reflection in their art.
Key words: brothers Konstantin and Vladimir Makovski; Academy of Arts; Salon; eclecticism; academicism; realism; Wanderers; historical painting; genre painting.
Константин (1839-1915) и Владимир (1846-1920) Маковские происходили из одной талантливой художественной семьи. Воспитавшая их среда, образование и прочие стартовые возможности
были равными для двух одаренных братьев. Они вошли в искусство в 1860-х гг. и активно работали вплоть до 1910-х. Их творчество пришлось на время, когда русская живопись достигла своего расцвета и стала играть все более заметную роль в европейском художественном процессе. Оба брата составили себе имя в тех художественных кругах, которым отдали предпочтение. Однако судьбы Константина и Владимира, как и их творческие взгляды, сложились по-разному.
Отец художников, Егор Иванович Маковский, потомственный, но небогатый дворянин, служил в московской дворцовой конторе. Он был страстным любителем живописи, коллекционером, знатоком произведений искусства. Мать, Любовь Корнелиевна, прекрасно пела, и в московском доме Маковских часто собирались представители музыкальной и художественной элиты. Достаточно упомянуть, что друзьями дома были М. И. Глинка, В. А. Тро-пинин и К. П. Брюллов. Егор Маковский принимал активное участие в основании Московского художественного класса, впоследствии преобразованного в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Естественно, что и Константин, и Владимир стали учениками Училища, как только достигли соответствующего возраста - двенадцати лет. Оба они проявили несомненные способности и в процессе обучения неоднократно награждались медалями разного достоинства. Владимир окончил Училище живописи, ваяния и зодчества в 1866 г. и остался в Москве. Константин в 1857 г. уехал в Петербург и вся его дальнейшая жизнь связана с этим городом, где он продолжил обучение, поступив в Академию художеств. Жизнь в Петербурге и получение академического образования сыграли важную роль в формировании творческой позиции Константина, вскоре решительно разошедшейся с позицией младшего брата. Петербург - «центр правительства, город по преимуществу административный, бюрократический и официальный» - был во многом антиподом Москвы; «характер семейственности лежит на всем и во всем московском», - отмечал разницу между городами В. Г. Белинский [4, с. 66]. Петербургская и московская художественные школы также имели определенные
различия. Дело не только в том, что Академия художеств в Петербурге - официальное учреждение, находившееся в подчинении императорского двора, - служила воспитанию государственных художников-чиновников, а Московское училище возникло по частной инициативе и носило более демократичный характер. Сама система обучения в этих заведениях приводила к тому, что выпускников Академии и Училища можно было отличить и по их работам, и по тому общему направлению, которое они представляли своим искусством. Своеобразный уклад жизни двух городов наложил отпечаток на характер творчества художников, их населяющих. Большинство жанристов было сосредоточено в Москве. «Для нас, русских жанристов, Москва - клад. В Петербурге можно писать все то, что и в любом другом европейском городе, а тут так много оригинального, своеобразного, такой обильный материал, что художникам и пера, и кисти есть над чем поработать», - писал живописец И. М. Прянишников [15, с. 365]. Петербуржцы больше ориентировались на классику, на академическую традицию, ставившую на первое место в иерархии жанров историческую картину, москвичи - на современность, чаще воспроизводя на своих полотнах реальные жизненные ситуации.
Константин Маковский окончил петербургскую Академию художеств в год, когда и в Академии назревало противодействие устаревшей академической системе, которое вылилось в знаменитый «бунт 14». Результатом этого выступления стала организация в 1863 г. независимой Артели художников - своеобразного, первого в России «профсоюза» живописцев, а впоследствии, в 1871 г., -Товарищества передвижных художественных выставок. Константин Маковский был единственным из претендентов на медаль, кто не стал членом Артели. К тому времени он уже сам неплохо зарабатывал (до двух тысяч серебром в месяц), выполняя заказы именитых и состоятельных людей. В апреле 1864 г. П. П. Джогин писал И. И. Шишкину: «Маковский имеет пропасть работ - портреты, но слишком шикарит, впрочем, у него такая публика - все князья да бароны» [17, с. 96]. С Товариществом передвижников у Константина отношения также складывались сложно, в истории
этого объединения роли он практически не сыграл. Константин несколько раз вступал в Товарищество и выходил из него, признаваясь, что «одиночка» и любит работать один. Его несомненный талант и умение угодить вкусам заказчиков привлек к нему многих высокопоставленных клиентов как из аристократической, так и демократической интеллигентской среды.
Константин Маковский был самым модным портретистом своего времени и имел заказы не только в своем Отечестве, но и за рубежом. Император Александр II называл его «мой художник». Награды и звания сыпались на живописца как из рога изобилия. В 1867 г., несмотря на разрыв с Академией, случившийся при окончании этого учебного заведения, Константин Маковский получил звание академика, а в 1869-м - профессора Петербургской академии художеств, хотя никогда не преподавал. Слишком эмоциональный и нетерпеливый, привыкший сразу получать результат, он не смог бы стать хорошим педагогом.
В 1885 г. художник получил золотую медаль на Всемирной выставке в Антверпене за картину «Боярский свадебный пир в XVII веке», в 1889 - золотую медаль парижской Всемирной выставки за картины «Смерть Иоанна Грозного», «Суд Париса», «Демон и Тамара» и кавалерский крест ордена Почетного легиона от французского правительства. В 1898 г. он был избран действительным членом Академии художеств, а в 1910-м получил чин статского советника.
В 1901 г. Константин отправляется в Соединенные Штаты Америки, где пишет первый президентский портрет Теодора Рузвельта. Художник был легок на подъем и очень восприимчив, открыт разнообразным впечатлениям, которые получал во время зарубежных поездок. Он дважды был в США, почти каждую зиму проводил во Франции и Италии, так как в Петербурге в осенние и зимние месяцы было мало света, что мешало работе живописца, неоднократно бывал в Швейцарии, Испании и других странах. Еще в 1870-х гг. ему, одному из первых русских живописцев, удалось посетить Египет. Результатом этого путешествия стало создание ряда монументальных полотен, изображающих жизнь,
быт, обряды местного населения, а также многочисленные этюды, нарядные по колориту и яркие по жизненной убедительности образов, выразительности национальных типажей. Эти работы представляют в русском искусстве ориенталистскую линию, которая была популярна в то время в Европе и практически отсутствовала в русской живописи. Таким образом, Константин Маковский хорошо вписывался в общеевропейскую линию эволюции искусства, его творчество получило высокую оценку при жизни живописца как в России, так и за рубежом. Он был художником далеко не местного масштаба.
В памяти современников Константин Маковский запечатлелся как «вечный удачник», баловень судьбы и публики, обаятельный красавец, женатый на одной из самых очаровательных женщин Петербурга, необыкновенно талантливый в разных областях, для кого живопись была не столько трудом, сколько забавой, тем не менее приносившей автору огромные гонорары. Константин был одним из самых высокооплачиваемых художников своего времени. Он часто становился героем светской хроники, привык к публичности, выступал режиссером и организатором светских мероприятий, например популярных в то время «живых картин». Пейзажист Ю. Ю. Клевер утверждал, что К. Е. Маковский «...был истинной душою общества, как среди художников, так и в великосветских кругах и кругах денежных тузов. Он никогда не терялся и всегда приковывал к себе внимание» [12, с. 15]. А дочь художника вспоминала: «Здоровый, энергичный, несмотря на мягкий характер, всегда довольный, увлекающийся и увлекающий людей своим детски доверчивым отношением к людям, казалось, никогда не устанет жить и наслаждаться жизнью. Правда, малейшая неудача в творчестве приводила его в искреннее уныние. но не надолго. Опять в мастерской лились звуки его задушевной песни, а из-под кисти выплывали новые образы его вдохновенного творчества» [3, с. 27].
Владимир Маковский производил на современников да и на потомков совсем другое впечатление. Он казался более серьезным, ответственным, не случайно значительную часть его жизни
составляло преподавание, сначала, с 1882 г., в Москве - в Москов-скомучилище живописи, ваяния и зодчества, а с 1894 г. - в Петербурге, куда художник был приглашен работать в реформированную Академию художеств. С 1894 по 1896 г. он даже был ее ректором, а затем, вплоть до 1918 г., - профессором - руководителем персональной мастерской. Казалось, что выдающихся результатов, в отличие от брата, Владимир достигал огромным напряжением сил. В творчестве это, в частности, выражалось в том, что, стараясь добиться лучшего эффекта, он много раз переделывал уже совершенно законченные, побывавшие на выставках, вещи. Определенное занудство характера сказывалось и в том, что многие сюжеты были повторены им даже не по два, а по нескольку раз, подчас с самыми незначительными изменениями. В отличие от много путешествовавшего Константина, Владимир был домоседом, и хотя ему пришлось поездить по России, он крайне редко выезжал за рубеж. Владимир постоянно пребывал в одной и той же художественной среде, которую он изначально для себя выбрал как наиболее близкую по духу, из-за чего был более консервативен в творчестве.
Продвижение Владимира по карьерной лестнице шло успешно, но не так гладко, как у старшего брата. В 1870 г. он подавал прошение в Совет Академии художеств с просьбой присвоить ему звание академика за картины «Возвращение с ночного», «Голова дьячка», «Чиновник», однако это прошение осталось без внимания. Лишь в 1873 г. ему было присвоено звание академика за картину «Любители соловьев». В 1902 г. он, как и брат, получил кавалерский крест ордена Почетного легиона, а в 1905-м был удостоен чина статского советника «за выслугу лет». Художник Я. Д. Минчен-ков в своих воспоминаниях о передвижниках писал о Владимире Маковском: «...Все, что он имел, не давалось ему легко, а было выработано упорным трудом, постоянной, систематической работой. Весь день у него был разбит на часы, и для каждого часа было свое задание: утром шел в студенческую мастерскую, работал у себя, после обеда и краткого отдыха занимался музыкой. Участвовал во многих заседаниях, комиссиях и находил время для
театра и концертов, не говоря уже о ежедневных собраниях у него дома» [13, с. 77].
Константин был старше Владимира на семь лет, и как бы ни были талантливы оба брата, младший все время был в положении догоняющего, в тени успехов, достигнутых старшим братом. Пример широко одаренного, во всех отношениях состоятельного художника Константина Маковского постоянно был у него перед глазами. Когда они уже проживали в разных городах, о подробностях жизни и творчестве старшего брата Владимир мог узнавать не только при личном общении, но и из печати. Первый монографический очерк, посвященный К. Е. Маковскому, появился в 1864 г. в журнале «Северное сияние», когда ему было двадцать четыре года, а в 1870-м о молодом художнике написали в «Ниве» - самом популярном издании того времени. В дальнейшем критики не оставляли его своим восторженным вниманием, признавая Константина Маковского наследником великого Карла Брюллова, а писатель П. Д. Бо-борыкин сделал его и его жену Юлию Павловну героями своей повести «Умереть - уснуть», что говорит о громадной популярности как творчества живописца, так и его личности. Немногие еще при жизни были удостоены литературного памятника.
Естественно, что популярность старшего брата не могла оставить равнодушным Владимира Маковского. В начале творческого пути его даже корили за подражание Константину. Так, Репин в мае 1872 года, побывав на ученической выставке Московского училища живописи, ваяния и зодчества, писал В. В. Стасову: «в последних вещах он (о! несчастный!) вздумал подражать своему брату К. Маковскому. Его „Точильщик" и драка мальчиков жалкие вещи, подражание хлыщеватому К. Маковскому» [10, с. 31]. Понимая, что братьев-художников всегда будут сравнивать, Владимир, когда стал старше и смог самостоятельно принимать решения, выбрал путь диаметрально противоположный тому, по которому пошел Константин. Он позаботился о том, чтобы возможность их сравнения переросла в противопоставление,
Владимир Маковский стал активным постоянным членом Товарищества передвижников, вступив в его ряды в 1872 г. и оста-
ваясь одним из его столпов до самой смерти, совпавшей с концом передвижничества. В отличие от Константина он всегда «держался компании», ему нужен был «ансамбль», поддержка, «фон», на котором он смотрелся достойно. Константин не раз устраивал персональные выставки в Петербурге и даже в Париже, Владимир лишь раз, в 1902 г., организовал подобную экспозицию, да и то совместно с передвижником Ефимом Волковым.
В зрелом возрасте отношения между братьями были весьма сдержанными. Современники замечали, что «они почти не знались между собой» [13, с. 84]. Причина подобного расхождения неизвестна, но можно предположить, что Владимир побеспокоился о том, чтобы их не сравнивали на том поле, которое «освоил» Константин, своим творчеством и поступками подчеркивая различия между собой и старшим братом.
Диапазон творчества Константина Маковского был шире, чем у его брата, хотя на протяжении своей долгой жизни художник мало эволюционировал. Он писал большеформатные картины исторического и жанрового содержания, парадные салонные портреты и сувенирные «головки», натурные пейзажи и декоративные аллегории, расписывал потолки богатых особняков и ширмы для интерьеров, импровизировал и фантазировал с необыкновенной легкостью. Та живость, с которой ему удавались все роды живописи, в результате вела к приблизительности художественных решений. Но эффектность и нарядность его искусства, умение сделать красивым, если не великолепным все, к чему прикасалась его кисть, способствовали его популярности среди тех, кому нравилось светское салонное искусство. Современники называли его «русским Рубенсом». «Чем Брюллов был для времени Николая I, Давид для Наполеона, Бушэ для Людовика XVI, Тьеполо для Венеции XVIII века, Веронез для Венеции XVI века, Гоццоли для Медичисов и т. д. и т. д. - тем самым был Константин Маковский для русского монда 1870-80-х годов», - писал художественный критик Александр Бенуа [6].
Если Константин Маковский прославился в первую очередь как портретист и мастер исторической картины, то Владимир стал
крупнейшим представителем жанровой живописи, классическим бытописателем, создавшим энциклопедию русской жизни своего времени. Обращался он и к портретному, и к пейзажному жанрам, занимался графикой и иллюстрацией. Из области монументальной живописи Владимир освоил главным образом одну сторону: религиозные росписи православных соборов. Он работал в храме Христа Спасителя, расписывал храм в Борках, воздвигнутый на месте крушения поезда императорской семьи, собор в Оренбурге и другие, что скорее было средством заработка, чем решением творческих задач. Если в монументальных росписях Константина присутствовал широкий круг мифологических и аллегорических персонажей, а фантазия художника создавала сложные декоративные композиции, где сплетались целые гирлянды из людей, зверей, цветов и т. п., то Владимиру церковный канон не позволял проявить фантазию и не давал свободы воображению, заставляя его строго придерживаться определенных рамок. Возможно, этот выбор также соответствовал характеру братьев: Константина - живого оптимиста, поклонника красоты во всех ее проявлениях и Владимира - человека скромного, не очень в себе уверенного, но основательного, ответственного и вполне прозаического. Самыми интересными, востребованными и своеобразными были его жанровые работы, которые и занимают основное место в его наследии. Они отвечали духу демократического передвижнического искусства и являлись украшением выставок Товарищества. Относительно небольшие по размерам, скромные по содержанию, они резко контрастировали с «широкоформатными» полотнами брата.
Интересно сравнить творчество двух братьев, двух крупных художников своего времени, имевших много общего, но еще более разнящихся между собой, на примере картин близких если не по духу, то по жанру. Ведь оба мастера, несмотря на подчеркнутые различия в творчестве, «заступали» на «чужую территорию». Константин увлекался жанровой живописью в 1860-х - 1870-х гг., Владимир иногда обращался к изображению боярышень, чьи слащаво-национальные образы так прославили его брата, оба писали портреты и натурные пейзажи.
В начале своего творческого пути, завершая обучение в Академии художеств, Константин Маковский представил несколько работ в качестве программы на малую золотую медаль по исторической живописи. Сперва был написан сюжет «Исцеление Христом слепых после изгнания из храма торжников», а затем «Харон перевозит души умерших через реку Стикс». Обе работы были оценены по достоинству, однако молодой художник отказался от участия в конкурсе по исторической живописи, и в 1861 г. ему было разрешено участвовать в конкурсе по программе народных сцен. Медаль он получил за картину «Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова», положившую начало его интересу к истории допетровской Руси («узорная московская Русь», по определению сына художника, критика Сергея Маковского). Однако и звание академика, и звание профессора Константин получил за жанровые картины.
В 1860-х гг. именно жанровая живопись становится настолько актуальной и востребованной в России, что даже Академия художеств начинает присуждать за нее звания и награждать золотыми и серебряными медалями. На волне этого общественного интереса К. Маковский пишет целый ряд произведений, отвечающих духу времени. Наиболее масштабным из них была картина «Народное гуляние во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге» (1869, ГРМ). Константину оказался чужд дух социального обличения, который определял развитие передового направления демократического реализма. Петербургским академистам была ближе нейтральная позиция точных бытописателей, они являлись создателями так называемых физиологий, где точное указание на место и время действия было обязательным. Для Константина Маковского таким местом стала центральная, самая красивая площадь Петербурга, где в середине XIX столетия на масленичной неделе перед началом Великого поста устраивались народные гуляния, на которые собирался весь Петербург. Обратившись к жанровому сюжету, художник облекает его в размеры исторического полотна (215x321 см), что было совсем не типично для жанровой живописи в России 1860-х гг., стремившейся к камерному формату, излюбленному малыми голландцами, во многом служившими образцом для
русских жанристов того времени. В значительной степени благодаря этому картина «Народное гуляние.» воспринимается как страница русской истории. За эту картину и ряд других, демонстрировавшихся в тот год на академической выставке, художник получил звание профессора, а разработанные в них художественные принципы нашли продолжение во многих последующих работах мастера. В одной из статей, появившихся после смерти Константина, критик написал о его творчестве: «Есть художники, деятельность которых можно назвать деятельностью a grand spectacle. В их творчестве встречаются и гармонически объединяются. внешний блеск, обстановочная пышность, декоративность широкого пошиба, обилие действующих лиц, образов, сцен. Картина, которую пишет такой художник, походит на театральное представление, на сцену из какой-либо величественной драмы, трагедии, оперы» [11]. Эта оценка справедлива. Действительно, к каким бы сюжетам ни обращался Константин Маковский, будь то историческое прошлое России, литературные и мифологические реминисценции, этнографические картины быта и нравов родной страны или Востока (и это далеко не весь диапазон его возможностей), в его творчестве сохранялась воспитанная Академией идея «большой картины». Под влиянием перемен, происходивших в искусстве конца XIX - начала ХХ столетия, грандиозные полотна художника становились все более декоративными и по своим живописным качествам скорее тяготели к панно, чем к станковым произведениям, что оказалось свойственно позднеакадемическому искусству в целом. И все же в его творчестве сохранилось разделение на этюд и картину, одно понятие не подменяло другое, как это происходило в творчестве многих художников того времени.
Владимир Маковский, заканчивая обучение в Училище, также представил жанровые работы. В 1865 г. он получил малую серебряную медаль за картину «Мастерская художника», а в 1866-м - большую серебряную медаль за картину «Литературное чтение». Поскольку он не учился в Академии, то и не участвовал в конкурсе на большую золотую медаль. Тем не менее, за оконченную в 1869 г. картину «Крестьянские мальчики в ноч-
ном стерегут лошадей» Совет Академии художеств присудил ему золотую медаль имени Виже-Лебрен «за экспрессию» и звание классного художника 1-й степени. Первые значительные жанровые работы Владимира Маковского появляются в 1870-х гг., а в 1880-х он вступает в период расцвета. Картина «Любители соловьев» (1872-1873) вызвала особенно благожелательные отзывы прессы и была удостоена внимания Ф. М. Достоевского, который посвятил ей вставной очерк в одной из своих статей об искусстве. Описание Достоевского настолько полно и убедительно, что хочется привести его целиком, однако ограничимся главным: «Тут происходит что-то трогательное до глупости. Сидящий у окна немного потупил голову, одну руку приподнял и держит на весу, вслушивается, тает, в лице блаженная улыбка; он дослушивает трель. Он хочет что-то ухватить, боится что-то потерять. Другой сидит за столом, за чаем, к нам почти спиной, но вы знаете, что он „страдает" не менее своего товарища. Перед ними хозяин, зазвавший их слушать и, конечно, им же продать соловья. <...> Перед этими лавочниками он, по социальному положению своему, т. е. по карману, конечно, личность ничтожная; но теперь у него соловей, и хороший соловей, а потому он смотрит гордо (как будто это он сам поет), обращается к купцам даже с каким-то нахальством, с строгостию (нельзя же-с)... Любопытно, что лавочники непременно сидят и думают, что это так и должно быть, чтобы он их тут немного подраспек, потому что „уж очень хорош у него соловей!" <.> Мы же смотрим на картину и улыбаемся; вспоминаем про нее потом, и нам опять почему-то смешно и приятно. Право, и пусть смеются надо мной, но вот в этих маленьких картинках, по-моему, есть даже любовь к человечеству, не только к русскому в особенности, но даже и вообще» [8, с.212].
Одно из важнейших качеств жанров Владимира Маковского - умение найти необыкновенно точный типаж, который организует вокруг себя все пространство картины. Этот типаж к тому же олицетворяет собой какие-то важные стороны национального характера. Его герой определяет не только содержание, но и настроение полотна, его главный нерв. Если поменять типажи в картине
В. Маковского на другие, менее выразительные, картина пропадет. Невозможно представить иные действующие лица и в работах «Варят варенье», «В четыре руки», «Крах банка», «На бульваре», «Ссора из-за карт», «Объяснение» и многих-многих других.
Проведя параллель между жанровой живописью В. Маковского и театром, можно сказать, что творчество этого художника, по своему подходу, представляет собой скорее актерский, чем режиссерский театр. В 1860-х гг., в период расцвета жанровой живописи в России, главным в картине выступал художник-режиссер, распределявший роли и заставлявший героев двигаться в соответствии с придуманными им мизансценами. В произведениях В. Маковского возникает ощущение, что его герои-актеры важнее режиссера, они настолько сильные, выразительные и глубокие, что действуют исходя из сути образов, забывая об авторе-режиссере. Неудивительно, что особенно хорош был Маковский в своих знаменитых двух-фигурных картинах-новеллах, где диалог художественных образов, как бы сыгранный высокопрофессиональными актерами, неизменно покорял сердца зрителей. Кажется, сюжеты его картин подсмотрены в жизни, настолько они органичны и естественны. Известно, что иногда они были заимствованы из газет, из раздела уголовной хроники: «Крах банка», «Узник», «Осужденный», «Оправданная». В отличие от Константина, предпочитавшего многофигурные «широкоформатные» картины, Владимир Маковский любит крупный план, «многоголосую» толпу у него заменяют монологи и диалоги главных героев.
Могло показаться, что братья в ряде случаев соревнуются в стремлении не походить друг на друга. Так, в VII Передвижной выставке в 1879 г. приняли участие оба брата: было продемонстрировано 11 работ Владимира и 8 Константина. Среди последних полотно «Русалки» (ГРМ). Художник работал над его созданием в Париже и собирался выставить в Парижском салоне, где оно, безусловно, смотрелось бы органично. Но случилось так, что это огромное по размерам, фантастическое по содержанию, романтическое по настроению и эффектное по исполнению полотно, возбуждающее в зрителе эротические фантазии, впервые было
показано у передвижников. Ему противостояла картина Владимира «Осужденный» (ГРМ), отличающаяся трезвой объективностью. Уже на уровне сюжета была очевидна противоположность амбиций двух художников. Трудно представить что-либо более полярное по замыслу и адресной направленности, чем эти произведения, в которых противопоставлены поэзия и проза, сладкая греза и трагическая реальность. Оба мастера хотели затронуть чувства зрителей, но один всколыхнул глубоко запрятанные эмоции, а другой, правдиво изобразив горе родителей арестанта, оттеняемое любопытством или равнодушием окружающих, рассчитывал на активное сочувствие. Полотно К. Маковского получилось вненационально, несмотря на малороссийский фон с характерной церковью в формах украинского барокко, картина В. Маковского - вызывающе актуальна для данного времени и данной страны. И если один художник внешне раскован, динамичен, он волнует, соблазняет экзотикой придуманного сюжета, то другой внутренне сдержан, объективен и притягивает правдивостью замысла и тона повествования. Впечатление усиливается благодаря освещению: у Константина - таинственный лунный свет, у Владимира - искусственное освещение в коридоре суда, выпукло высветившее все детали происходящего.
Особенно любопытно, что эти картины встретились на Передвижной выставке, примирив тем самым разные направления, существовавшие в то время в русском искусстве - салонно-академическое и реалистическое. Причем у «Русалок» К. Маковского оказалось множество поклонников среди посетителей выставки. Таким образом, антагонизм между академистами и передвижниками был не настолько принципиален, как это было принято думать в советскую эпоху. Любая выставочная организация была заинтересована в талантливых произведениях, которые могли привлечь на выставку зрителя, а следовательно, способствовать ее материальному успеху.
Образы крестьянских детей, крестьянского труда, их будней и праздников встречаются у обоих братьев. Но жницы Константина более нарядны, чем трудолюбивы, его «бедные дети» сентиментальны до приторности и почти эротичны. Видно, что для него
это дань моде; шаг в сторону демократического искусства он совершает через салонность. Из народных, крестьянских сюжетов К. Маковского неизменной популярностью пользовалась картина «Дети, бегущие от грозы» (1872, ГТГ). Здесь в конкретном жизненном эпизоде возникает настроение русской сказки. Испуганы убегающие от страшной грозовой тучи дети, цепляются за юбку девочки болотные травы, будто пытаясь задержать ее бег, прогнулись тонкие доски мостика, брошенного через ручей, - не притаился ли в темном углу под ними страшный водяной? Состояние картины выводится из эмоционального настроя детей, будто бы они сами рассказывают о пережитом приключении: какой страшной была туча, какими колючими травы, каким холодным ручей... Трогательная фигурка девочки, несущей на закорках брата, как обычно в творчестве этого живописца, сентиментально подслащена, и если приглядеться внимательно, становится очевидно, что жанровая сценка К. Маковского не списана с натуры, а откровенно сочинена, это не правда жизни, а сказка, которую рисует художник.
В творчестве Владимира Маковского детские образы играют значительную роль на протяжении всего его творчества, от ранних работ («Игра в бабки» (1870, ГТГ), «Ночное» (1879, ГРМ)), до созданных в период расцвета («Крестьянские мальчики» (1880, ГТГ), «Свидание» (1883, ГТГ)) и поздних («Дети в мастерской художника» (1909, ГРМ), «Увлеклись. Дети», «Школьники» (обе 1912, частное собрание)) и т. п. В подходе этого живописца господствуют иные установки. Он избегает слащавости, хотя не всегда может избавиться от сентиментальности, которую естественно провоцируют образы маленьких детей.
Картина «Свидание», изображающая мать, приехавшую из деревни в город, чтобы повидать отданного «в люди», в обучение ремеслу, сына, вызывает ассоциации с рассказом великого психолога А. П. Чехова «Ванька Жуков». Хотя рассказ был написан в 1886 г., на три года позже, чем появилась картина В. Маковского, их взаимосвязь кажется очевидной. И писатель, и художник создали обобщенные образы, но они настолько реальны, конкретны и правдивы, что их жизненность не вызывает сомнения.
Это не литература, тем более не сказка, это - сама жизнь. Мать, пригорюнившись смотрящая на сына, мальчик, поглощающий принесенный в качестве гостинца калач, сосредоточенно жующий и уже ничего больше не видящий вокруг себя, правдивы от макушки до пяток. Окружающая их среда - скромный интерьер сеней написан хоть и в одном приглушенно-коричневатом тоне, чтобы не отвлекать внимание от главных фигур, но столь раскованно и свободно по фактуре, что выдает руку талантливого живописца. Владимира, в отличие от Константина, заботит социальный аспект, его часто интересуют сюжеты, имеющие общественное звучание. Женская, материнская доля в картинах «Свидание», «Не пущу!» (1892, Киевский музей русского искусства) вызывают сочувствие и протест. Художник иногда немного пережимает в эмоциональности, но его герои не кокетничают со зрителем, как это бывает у Константина, чья «Вдовушка» (1865, ГРМ) выглядит театральной и неискренней. Последняя как будто позирует словно плохая актриса, озабоченная производимым на зрителя впечатлением.
В отличие от Константина Владимир не выступал в качестве исторического живописца, не писал декоративных «костюмных» картин на сюжеты из русской истории. Зато он работал над темами, актуальными для «современной истории». Такие его полотна, как «Вечеринка» (1897, III), «Ходынка. Ваганьковское кладбище» (1896-1901, Музей политической истории России, Санкт-Петербург), «9 января 1905 года на Васильевском острове» (1905, Государственный центральный музей современной истории России, Москва) были ответом на политические события, совершавшиеся на глазах современников художника, но при этом моментально переходившие в разряд исторических. Созданные как отклик на взволновавшие всех, вызвавшие протест трагические события, эти полотна В. Маковского грешат ре-портажностью. Не имея возможности отстраниться от происшествия, посмотреть на него сквозь призму времени, художник не в состоянии создать эпопею, это всего лишь заметка, газетная передовица, не вечные, а актуальные ценности. Массовые сцены расстрела мирной демонстрации в Кровавое воскресенье 1905 г. или поиска тел погибших,
задавленных во время коронационных торжеств на Ходынском поле, не позволили проявить В. Маковскому его наиболее сильные качества - изобразить крупным планом яркие типы и характеры. Обычно в его полотнах в центре внимания не события, а люди, в картинах же, посвященных современной истории, побеждает событие, а главным действующим лицом становится толпа. Владимир искренне негодовал и возмущался происшедшим, хотя ему и не хватило дистанции, чтобы перевести ситуацию из происшествия в ранг события. Он, как гражданин и патриот, как истинный представитель русской культуры, чувствующий свою ответственность за происходящее, не мог не выразить свою позицию, и это роднит художника с демократически настроенной интеллигенцией того времени.
Константин в это время никак не реагирует на современную общественно-политическую ситуацию, он по-прежнему погружен в историю, причем часто эта история превращается в историю костюмов, а не людей. На рубеже XIX-XX вв. художник работает над таким сюжетами, как «Бабушкины сказки», «Смерть Петрония». Самой масштабной работой К. Маковского, посвященной русской истории, стала картина «Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованию» (1896, Нижегородский художественный музей, уменьшенный вариант в ГРМ). Это полотно выглядит внешним и театральным; в нем ощущается дух того официального патриотизма, который в эпоху Александра III и Николая II проявился, в частности, в моде на все национальное, что нашло поддержку в разных классах общества. В русле этой тенденции были многочисленные головки и образы боярышень, которые особенно часты в творчестве Константина Маковского 1890-1910-х гг. Известно, что даже аристократия заказывала живописцу свои портреты в боярских костюмах, для чего художник содержал большую костюмерную. Наиболее известным портретом в этом роде стал портрет Зинаиды Юсуповой (Государственный исторический музей, Москва). Особую популярность приобрели так называемые «патриотические портреты» придворных дам «в древнерусских костюмах с кокошниками» во время Первой мировой войны. Об этом
вспоминает один из художников того времени: «Маэстро Константин Маковский разбогател на этом виде патриотизма. Все придворные дамы, жены послов дружеских держав, фрейлины ее величества, жены высокопоставленных военных заказывали. дамские портреты „а ля Русь"» [2, с.111 об.].
Владимир Маковский не прибегал к подобной конъюнктурной практике, однако и у него есть картина «Боярыня» (1880, Национальный художественный музей Республики Беларусь), где художник блеснул умением писать мех, парчу, жемчуга и миловидное личико, как бы соревнуясь с признанным мастером в этой области Константином Маковским. Более привычным для Владимира было несколько другое направление - изображение девушек в национальных костюмах, прежде всего украинок (художник часто бывал на Полтавщине), но также и других народностей России. Таким образом он удовлетворял интерес к костюмному, красочному, декоративному изображению, где костюм зачастую был важнее, чем лицо.
Оба брата были хорошими портретистами. В отличие от Константина Владимир не увлекался заказными портретами. Его модели - это близкие или хорошо знакомые ему люди. Эти портреты достаточно скромны, несомненно точны в характеристиках, скорее документальные, чем парадные, мужских среди них значительно больше, чем женских. В. Маковский не стремится польстить своим моделям, особенно это заметно в женских портретах. Его героини отнюдь не красавицы, художник подчеркнуто объективен. В мужских портретах приоритетной для него была колоритная, характерная внешность, часто портреты перерастали в обобщенные образы («Стряпчий», 1889; «Скряга», 1891; «Гоголевский тип», 1911). Владимиру позировали художники И. Прянишников, А. Стрелковский, Е. Сорокин, С. Коровин, скульптор В. Беклемишев, историк и коллекционер Д. Ровинский, собиратель И. Е. Цветков, оперный артист А. П. Мельников, академик И. И. Янжул и другие выдающиеся люди. Это было вполне типично для отечественного портретного жанра во второй половине XIX столетия, когда господствовала установка на изображение людей мыслящих, деятельных, сделавших себе имя
в той или иной общественной области. Именно в это время складывалась портретная галерея «замечательных русских людей» Павла Третьякова, активно приобретавшего произведения передвижников. В портретах работы И. Н. Крамского, В. Г. Перова, Н. Н. Ге, И. Е. Репина преобладали мужские модели. Интимное, лирическое женское начало не могло на тот момент стать символом времени. Женский портрет тогда занимал весьма скромную нишу в русском искусстве. Но если говорить о достижениях в этой области, то в первую очередь нужно назвать портреты Константина Маковского.
Константин Маковский не только не пренебрегал женским портретом, но и создал его своеобразный тип. Современники отмечали, что к Маковскому была очередь из желающих быть запечатленными его кистью. Парадное и камерное, величественное и сентиментальное в этих полотнах находятся в органической связи, давая рождение особой разновидности жанра - салонному портрету. Салонный портрет «от Маковского» - это отличная живопись, прекрасное чувство детали и ее места в общей композиции полотна, богатство и декоративность цветового решения, свобода и темпераментность мазка, а также эротика, хотя и неоткровенная, в подаче самого образа. Алые, пухлые, влажные приоткрытые губы, сквозь которые просвечивает полоска зубов, блеск глаз, белизна и нежность кожи, подчеркнутая то жемчугом ожерелья, то золотом браслета, - обязательный набор, характерный для отвлеченных идеальных образов женских портретов К. Е. Маковского. Художник как правило не посягал на психологизм образа, но умел придать легкий романтический настрой модели, «вкусно» написать детали, позволяя себе при этом артистичную небрежность. В результате аксессуары в портрете всегда побеждают личность. Написанные сочно и выразительно, они затмевают лицо, и последнее привлекает внимание, только если оно красиво. Эта своеобразная борьба роскошного окружения и очаровательной внешности составляет особую интригу портретов Константина.
Один из редких парадных портретов Владимира - портрет императрицы Марии Федоровны (1912, ГРМ). Большие размеры
(267x192), классические аксессуары в виде колонны, драпировок, ковра, кресла с горностаевой мантией, фигура в рост в парадном платье и с соответствующими случаю украшениями говорят о том, что он создан по всем законам жанра. Портрет исполнен мастерски и вполне мог бы соперничать с парадными портретами Константина. И все же он уступает им. И эта разница не в мастерстве исполнения, а, скорее, в темпераменте художников. Владимир чуть суше, чуть скучнее, классичнее и менее склонен к импровизации. В нем нет широты Константина, и эта чисто личностная разница сказывается на различии в творчестве.
Оба брата были отличными пейзажистами. Они живо воспринимали и чувствовали природу, помещая пейзаж в качестве фона на своих полотнах, и уделяли внимание работе с натуры. Оба умели придать изображаемому пейзажу нарядный облик благодаря сочному колориту и убедительности тонального решения. При этом ни одного из братьев нельзя назвать пленэристом в смысле последовательного использования в своем творчестве пленэра как метода. Константин, обладавший скорее декоративным складом мышления, и в пейзаже развивал качества, характерные больше для салонного направления в искусстве: праздничную цветность, нарядность, изящную орнаментальную легкость. Владимир больше тяготел к точно-реалистическому воспроизведению натуры, хотя и ему было присуще декоративное ощущение колорита, что давало о себе знать особенно в пейзаже.
Следует отметить, что импрессионистический метод, захвативший Европу в последней четверти XIX столетия, очень соответствовал человеческому и художническому темпераменту К. Е. Маковского, который во многом был человеком впечатления. Наверное, он мог бы стать адептом импрессионизма, если бы принадлежал к более позднему поколению художников. Сын Константина Сергей приводит слова отца, отмечавшего, что «у этих отщепенцев, смутьянов, отвергнутых блюстителями доброго вкуса, много интересной новизны». «Какие живые краски, сколько воздуха и света в их небрежно намалеванных полотнах!» - восхищался художник [12, с. 56]. Мы не знаем, высказывал ли мнение
о французских импрессионистах Владимир Маковский, но он известен своей непримиримой борьбой против так называемых декадентов. Этот термин, употреблявшийся старшим поколением по отношению к художественной молодежи, уже основательно вошел в практику к середине 1890-х гг. А когда Павел Третьяков, обладавший хорошим глазом и вкусом к подлинному таланту, почувствовавший новизну и значительность картины Серова «Девушка, освещенная солнцем», приобрел ее в 1889 г. для галереи, Владимир Маковский на очередном обеде передвижников бросил ему вызывающую фразу: «С каких пор, Павел Михайлович, Вы стали прививать вашей галерее сифилис?» [7, с. 125].
Владимир никогда не стеснялся и не скрывал консервативности своих художественных пристрастий. Преданный Товариществу передвижников, этической и эстетической концепции этого объединения, он воинственно защищал «чистоту» его рядов, что, возможно, приносило положительный результат. Молодежь, заинтересованная в показе своих произведений и не допускавшаяся на выставки Товарищества непримиримым ядром старейших передвижников, стала создавать новые художественные объединения, например «Союз русских художников» и другие, и двигалась своим путем.
Войдя в ХХ столетие, братья Маковские все же принадлежали искусству второй половины Х1Х в. Реалистический метод был ведущим в творчестве обоих художников, но в силу разницы в темпераменте, круге общения и приоритетах они пользовались им по-разному. Константин Маковский разнообразил его цветовым богатством, более живым, этюдным, непринужденно-артистичным исполнением. Живопись К. Маковского отличалась повышенной эмоциональностью, сильным, энергичным мазком, декоративным колоритом. Но если его методом был реализм, то его направлением был салон, а его стилем была эклектика. И историзм, и романтические реминисценции, и демократические настроения в той или иной степени были свойственны его художественному мышлению. В основе творчества Константина (как и салонно-академического направления в целом) лежало сочинение, для чего художник активно
использовал вымысел и воображение. Он прежде всего ценил красоту внешнюю, физическую, понимая ее и как идеальную форму, и как содержание искусства. Художник был «всеяден» и угождал вкусам самых разных кругов, от аристократических до демократических, включая читателей широко популярного в конце XIX - начале ХХ в. журнала «Нива», где часто воспроизводились его картины. Ведь не случайно младший современник Маковского А. Н. Бенуа, представитель совсем иных взглядов в искусстве, вынужден был констатировать: «Если кто из художников был популярен на Руси -то это именно он. На него, быть может, не молились, его не называли богом, но его все любили, и любили самые его недостатки - то самое, что сближало художника со своим временем» [5, с. 2]. Беллетрист И. И. Ясинский в некрологе, посвященном К. Е. Маковскому, оплакивал «...всеобщего любимца, картины которого висели и висят в музеях, дворцах, в богатых и бедных частных собраниях», отмечая, что «репродукции с его „Русалок", с „Боярского пира", с разных „головок" можно найти в любой портерной, кондитерской, парикмахерской...» [18, с. 4].
К. Е. Маковский, формировавшийся в то время, когда Академия художеств как официальное учреждение стала противостоять устремлениям демократической молодежи, художественный мир начал раскалываться и в искусстве нужно было определяться «с кем ты», выбрал не идеологию, а публику. Ту публику, чьи вкусы были вкусами людей, окружавших его с детства. Столичное общество 1870-х - 1880-х гг., в котором «блистал» Маковский, не слишком задумывалось над художественной проблематикой. В изобразительном искусстве, как и в других областях культуры, вкусы светских кругов не отличались радикальностью и не обладали подлинной тонкостью и благородством («В музыке царила сладкопевная итальянщина, а избранным поэтом петербургских гостиных разве не был Апухтин?» - восклицал Сергей Маковский) [12, с. 12]. Художник не мог этого не чувствовать, но он не пытался стать выше окружавшей его среды, а удовлетворял неистребимой потребности человека в прекрасном, пусть иногда в его исполнении «прекрасное» оказывалось всего лишь «красивеньким». Однако
даже опускаясь до банальности в сюжетах, в трактовке портретных образов, Маковский всегда оставался на высоте как колорист, поражая безошибочным чувством живописной среды, цветовой декоративной гармонии. Он был талантливым художником, и это было самым главным, потому что талант, в сочетании с профессионализмом, помогает держать планку, в какой бы стилистике ни работал художник и каким бы методом ни пользовался.
Владимир Маковский адресовал свои произведения другой публике, приоритетом для которой была не красота, а правда. Он был более последователен в своих взглядах и пристрастиях, чем Константин. Реализм был не только методом, но и направлением, и стилем его искусства. Если Константин Маковский провозглашал, что творит во имя красоты, то Владимир не уставал подчеркивать значение содержания в картине, хотя и техническая сторона, по его мнению, важна и должна соответствовать идее: «.истинное художественное творчество должно в себе соединять оба эти положения. Как бы хорошо ни была задумана художником его картина по идее, но раз она плоха по технике, это всегда будет минусом, и тогда такая картина не произведет должного впечатления на понимающего искусство зрителя. То же самое наоборот: картина, блестяще исполненная и прекрасная по технике, но где отсутствует идея, к такой картине понимающий зритель всегда отнесется холодно», - писал художник, размышляя о современном искусстве [1, с. 6].
Зрителем Владимира Маковского была разночинная интеллигенция, взыскующая истины, добра и красоты в реальном мире. Именно этим понятиям он стремился найти адекватное выражение в своем творчестве. Художник предпочитал увлекать зрителя трогательным рассказом, где мягкий юмор соседствовал с назидательностью. Понятие красоты для него имело не только эстетический, но и этический смысл, было неразрывно связано с понятием добра. Опираясь на саму жизнь, художник видел ценность в самых незатейливых сюжетах. Но даже обыденные мотивы подавались художником так, чтобы вызвать в зрителе непосредственное сопереживание: улыбку, возмущение, сочув-
ствие или сострадание героям. Для этого он искал особую выразительную форму. Интерес к типизации образов предполагал экспрессию мимики и жестов, и Владимир Маковский прекрасно справлялся с этой задачей, добиваясь естественности при несомненной острой выразительности сцены. Вместе с тем, эволюция отечественного искусства в конце XIX - начале ХХ столетия была направлена на развитие в сторону пленэра и увеличение роли среды в эмоциональной составляющей произведения. Владимира Маковского никак нельзя назвать новатором в этой области, но присущее ему от природы чувство живописной гармонии и несомненный талант позволяли находить ту художественную меру, когда экспрессия образов была поддержана живописной выразительностью окружения.
Творчество Константина и Владимира Маковских имеет достаточно много общего. Они оба были талантливыми представителями отечественного искусства одной эпохи. Время накладывало отпечаток на сюжеты и характер их творчества. Их обоих интересовала бытовая повествовательная живопись, портреты современников и пейзаж. Даже некоторые художественные приемы у них были общими: знаменитый короткий косой мазок, немного напоминающий штриховку, встречается в работах и Константина, и Владимира Маковских. Но разница в темпераментах и влияние той среды, в которой они вращались после творческого созревания, привели к бросающимся в глаза различиям между братьями. Старший, часто бывавший в Европе, имевший мастерскую в Париже и право демонстрировать свои произведения в Парижском салоне вне жюри, общавшийся в аристократических кругах Петербурга, оказался ориентирован на вкусы и кошелек состоятельных буржуа, развивая традиции позднеакадемической живописи, все более тяготевшей в это время к Салону. Младший был предан идеалам передвижничества с их демократическими приоритетами.
Если при жизни Константин был более знаменит и популярен, чем Владимир, то впоследствии творчество обоих братьев было переоценено. В советскую эпоху, когда идеологическая составляющая была крайне важна, Владимир стал одним из самых известных
русских живописцев XIX в., чьи произведения воспроизводились в школьных учебниках, кому подражали советские художники -авторы тематических картин, чье имя было постоянно на слуху. Константин же оказался надолго несправедливо забыт. Имя салонного академиста Константина Маковского было сознательно исключено из истории русского искусства, а его творчество в представлении публики частично путалось с творчеством не потерявшего в актуальности и популярности передвижника Владимира. Своеобразной «визитной карточкой» мастера на тот период стала его жанровая картина «Дети, бегущие от грозы», которую легко принимали за работу Владимира. Лишь в самом конце ХХ - начале ХХ! столетия, когда в России вновь стал активно проявлять себя состоятельный слой населения, готовый открыто тратить деньги на украшение жизни, была восстановлена историческая справедливость и к Константину опять вернулась утраченная популярность. Сейчас оба брата оценены по достоинству и одинаково знамениты. Как и раньше, каждый из них имеет своих поклонников, которые, при этом, могут не соглашаться с мнением друг друга.
Творчество Константина и Владимира Маковских - заметное явление в русском искусстве второй половины XIX - начала ХХ столетия. Представляя разные направления, они расширили художественные рамки в выбранных ими областях и жанрах и оказали влияние на дальнейшую эволюцию отечественной живописи.
ИСТОЧНИКИ И БИБЛИОГРАФИЯ
1. ОР ГРМ. Ф. 41. Ед. хр. 19. Черновик рукописей В. Е.Маковского.
2. ОР ГРМ. Ф. 221. Ед. хр. 7. Тетрадь 3. И. Н. Гурвич. Художественные общества Петрограда 1907-1917.
3. РГАЛИ. Ф. 2512. Оп.1. Ед. хр. 745. Е. К. Маковская. Детство, отрочество, юность.
4. Белинский В. Г. Петербург и Москва // Физиология Петербурга. М., 1984.
5. БенуаА. Константин Маковский // Речь. 1915. № 258.
6. Бенуа А. Художественные письма // Речь. 1915, 17 дек (30 ноя) № 346
7. Грабарь И. Э. Автомонография. М. ; Л.,1937.
8. Достоевский Ф. М. По поводу выставки // Ф. М. Достоевский об искусстве. М., 1973. С. 207-221.
9. Журавлева Е. В. Владимир Егорович Маковский. М. : Искусство,
1972.
10. И. Е.Репин и В. В.Стасов. Переписка. В 2 т. Т. 1. М. ; Л., 1948.
11. К. Е.Маковский // Нива. 1915. № 42. С. 762-767.
12. Маковский С. Портреты современников / Сост., подгот. текста и коммент. Е. Г. Домогацкой, Ю. Н. Симоненко. М., 2000.
13. Минченков Я. Д. Воспоминания о передвижниках. Л., 1980.
14. Нестерова Е. В. Константин Егорович Маковский. СПб. : Золотой век, 2004.
15. Русская жанровая живопись XIX - начала XX веков / Под ред. Т. Н. Гориной. М., 1964.
16. Художники Маковские / Авт. статьи П. Климов / Сост. каталога и биографий Н. Большакова. СПб. : Palace Edition-Graficart, 2008.
17. Шишкин И. И. Переписка, дневники: Современники о художнике. Л., 1978.
18. Ясинский И. Константин Маковский // Биржевые ведомости. 1915. 21 сен. № 15096.