CC BY
173
УДК 340
С .А. ФЕДОРЕНКО
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ И ОХРАНА ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА В КУБАНО-ЧЕРНОМОРЬЕ (1920-1928 гг.)
Ключевые слова: милиция, Советы, большевики, уголовная преступность, обеспечение правопорядка.
Освещен процесс организационного становления и деятельности органов милиции на Кубани и в Черноморье в сложных условиях становления и последующего укрепления советского политического режима.
S.A. FEDORENKO STRUGGLE AGAINST CRIMINALITY AND PUBLIC ORDER PROTECTION IN KUBANO-BLACK SEA COAST (1920-1928)
Key words: police, councils, the Bolsheviks, organized crime, law enforcement.
Elucidating the processes of institutional formation and activities of the militia in the Kuban and the Black Sea in the difficult conditions of formation and subsequent consolidation of the Soviet political regime.
Анализ уголовной преступности в Кубано-Черноморской области показывает, что в начале 1920-х годов региональная криминогенная ситуация в полной мере отражала обстановку, сложившуюся в стране по окончании гражданской войны. Восстановление правопорядка, законности в России того времени шло медленно, с рецидивами. Преступность оставалась важнейшим, но явно недооцененным фактором в жизни страны. По мнению исследователей, с которым трудно не согласиться, закономерным итогом такой политики явился ее устойчивый рост. Однако этот вывод лишь с известной степенью условности можно подтвердить статистическими данными. Работа правоохранительных органов, в том числе регистрация и учет преступлений были поставлены в это время довольно слабо. Так, в юбилейном сборнике 1922 г. отмечалось, что за 1920 г. в стране (по 85% губерний и областей) было зафиксировано 322 806 преступлений (раскрываемость 57%) и арестовано 132 093 лица, подозреваемых в совершении этих преступлений. В сравнении с 1919 г. (99 517 преступлений и 41 575 задержанных) отмечался значительный рост преступности. В свою очередь, 1921 г. дал уже 411 277 преступлений (раскрываемость 54%) [7, с. 267, 269]. В последующие годы в советской историографии статистика преступности в момент выхода из гражданской войны была представлена схожими цифрами. В частности, по данным Р.С. Мулукаева в 1920 г. по 41 губернии России было зарегистрировано 341 142 преступления, в том числе разбоев и грабежей (по 38 губерниям) - 7319 преступлений [6, с. 96]. В целом приведенные статистические данные отражают как несовершенство работы правоохранительных органов, так и несовершенство самой статистики. В то же время они показывают, что советской милицией выполнялся достаточно большой объем работы.
В современной исторической литературе, освещающей деятельность советского государства, много пишется о политических репрессиях, политическом терроре, между тем, на наш взгляд, можно и нужно, прежде всего, фиксировать настоящий уголовный террор преступного мира против населения. Обращение к документам позволяет более взвешенно расставить акценты. Пример Кубано-Черноморской области в 1920-1921 гг. показывает колоссальное значение уголовной угрозы в жизни населения. Устойчивые преступные группы наводили ужас на жителей целых регионов, пожалуй, даже больше, чем бело-зеленые. В частности, около года существовала в окрестностях Краснодара русско-
черкесская шайка «бело-зеленых», терроризировавшая город и окрестности в 1920 - начале 1921 гг. Об их «политических» взглядах ничего не было известно; зато население знало о многочисленных (более 25) грабежах с убийствами, изнасилованиями и сожжением жертв. Естественно, это породило настоящую панику. Столь же долго, в свою очередь, разгуливала по области знаменитая шайка «душителей», терроризировавшая с лета 1920 г. Краснодарский, Майкопский и Кавказский отделы. На момент задержания весной 1921 г. на личном счету главаря банды Шидловского числилось 37 убийств [17].
Следует признать, что милиция, в том числе на Кубани, оказалась в те годы (самое начало 1920-х годов) не готова к борьбе с уголовной преступностью. Преступники чувствовали себя вполне в безопасности.
Несмотря на усиление активности правоохранительных, и прежде всего милицейских, органов в 1921 г. и некоторое сокращение насильственных преступлений после разгрома ряда крупных бандитских шаек, ситуация здесь оставалась крайне сложной. В частности, доклад Кубано-Черноморского облугро от 28 октября 1921 г. бесстрастно фиксировал, что с наступлением темноты город оказывался во власти преступников. Причем не спасали и патрули. В докладе приводился и конкретный пример: «Был случай убийства около самого здания ЧК, вынесено все имущество и часовой видел, так что надежды мало на ночную охрану» [16].
Анализ репрезентативного блока документов рубежа 1920-1921 гг. показывает следующую картину. Прежде всего, преступность приобрела предельно простые формы. Обращает на себя внимание также большое число убийств при низкой их раскрываемости. Основными видами преступлений стали кражи и грабежи. При этом странным образом абсолютно преобладали простые кражи без взлома (впрочем, на сумму свыше 1 тыс. руб.), а также невооруженные грабежи. Более мелких краж почти не регистрировалось; похоже, что население о них просто не заявляло. Периодически, например, в Баталпашинском отделе случались довольно крупные кражи - так, 28 декабря 1920 г. была совершена кража из швальни Совнархоза готовых брюк и гимнастерок на 3,5 млн руб. [9, л. 3-3об.].
Наблюдался стремительный рост имущественных преступлений. При этом обнаружилось много преступников, «считающих себя из интеллигентного сословия». Подделки, растраты, подлоги, должностные преступления стали нормой. «Слишком развиты преступления в советских складах, которые по раскрытию в большинстве симуляционные» [10]. Заметим, что все это происходило, несмотря на сравнительно результативную работу правоохранительных органов, в частности, угро, спецгруппа которого только за август-сентябрь 1921 г. раскрыла 12 крупных преступлений, обнаружив имущество на сумму 229,5 млн руб., за что была отмечена приказом милиции республики в ноябре 1921 г. [18].
Важно отметить, что если в городах милиция все же хоть плохо, но контролировала ситуацию, то за пределами крупных городов, особенно на проезжих дорогах, царил полный беспредел. Кроме того, преступность носила выраженный «сезонный» характер. Весна с неизбежностью давала вспышки ско-токонокрадства. С наступлением холодов обнаруживался рост преступности в городах, крупных населенных пунктах. В данной связи именно осенью-зимой вопросы борьбы с преступностью всего более привлекали внимание регионального руководства, вынужденного считаться с растущим недовольством жителей городских окраин, изыскивать способы повышения эффективности работы органов милиции [12, с. 7].
Нэп вызвал дальнейшее оживление криминального мира. Статистика показывает рост уголовной преступности, отразивший дальнейшую криминализацию общественного сознания. Нищета населения, рост безработицы, в том
числе за счет работников правоохранительных структур, попадавших под сокращение, множили массу недовольных. Так возникали условия, создававшие романтический ореол таким уголовникам, налетчикам, как бывший чекист Ленька Пантелеев и пр. Новая эпоха значительно расширила возможности для преступного использования служебного положения. В период нэпа корыстные преступления в партийно-государственном аппарате неизбежно умножились. Можно еще добавить, что мощный налоговый пресс (неупорядоченность в определении и взимании, завышенные цифры и пр.) прямо ставил крестьян перед дилеммой - сокращать хозяйство или идти на обман государства. Реакция была вполне однозначной.
Эти явления были характерны и для Кубани, где соответственно для милиции в повестку дня ставились дополнительные задачи, вытекающие из установления нэпа. В то же время, в некоторых населенных пунктах из-за бездействия и бессилия правоохранительных органов, и прежде всего милиции местные жители вынуждены были самоорганизовываться с целью самозащиты от преступных нападений. В некоторых территориях Кубани самозащита доходила до самосуда, что не могло не вызывать тревоги властей. Так, 10 апреля 1922 г. на заседании Ейского отдельского парткома в отчете о политическом состоянии отдела указывалось: «Предложить фракции Исполкома принять все зависящие меры к искоренению уголовного бандитизма и недопущения самосудов в отделе» [3].
Нужно также учесть, что милиция тогда действовала еще без полноценного уголовного закона (первый УК РСФСР будет принят лишь в 1922 г.), который заменяли многочисленные правовые акты ВЦИк, СНК и даже СТО и НКЮ -данное обстоятельство не позволяло с достаточной ясностью определять степень общественной опасности того или иного деяния. Отсутствие необходимых законов заменялось известным «революционным правосознанием», что на практике нередко приводило к противоречию интересов общества и действий и решений милицейских органов. Особенно это касалось сотрудников уголовного розыска, которые непосредственно производили аресты подозреваемых [1].
Тем не менее в условиях затухания «малой гражданской войны» ситуация в регионе постепенно стабилизировалась. В частности, состояние преступности в 1922 г. можно проследить по докладу Новороссийского окружного отдела управления. В соответствие с ним, милицией было составлено протоколов: за покупку краденного - 2, за азартную игру - 12, за дачу взятки - 2, за содействие к побегу арестованных - 1, за конокрадство - 9, за преступления по должности - 20, за аферу - 18, за подделку документов - 10, за покушение на убийство - 3, за самоубийство - 5, за вымогательства - 2, за угрозы убийства - 2, за неподчинение власти - 39, за кражу - 475, за проституцию - 48 протоколов». К концу года в основном было покончено с бандитизмом, на убыль пошли грабежи и убийства, «и даже в некоторых месяцах убийств совершенно не заведено, как например в ноябре». В немалой степени этому способствовало совершенствование структуры органов правопорядка. Так, в августе 1922 г. по приказу Главрозыска были установлены «столы Розыска из двух человек в Анапе, Геленджике, Туапсе и Сочи, каковые функционировали весь 1922 г.» [5, л. 34].
В целом же по области за 1923 г. (до 1 октября) представление о работе правоохранительных органов, и прежде всего милиции можно составить по отчету Областного отдела управления Кубано-Черноморского Облисполкома. В нем, в частности, указывалось: «Главная административная работа проводилась по линии борьбы с извращениями и вредными последствиями нэп: контрабандой и вообще с нарушениями правил торговли, грабежами и воровством, араковарением и пьянством, проституцией и т.д.». Далее сообщалось, что «административная работа Областного Отдела Управления проводилась
через административное отделение, милицию и уголовный розыск. Благодаря целому ряду особых условий, уголовный бандитизм и уголовные преступления на Кубани сильней развиты, чем во многих других губерниях, но все же в 23 г. уголовная преступность в области резко понизилась. В значительной степени в Области развито скотоконокрадство, в особенности в местах граничащих с горскими племенами. В последнее время замечается наплыв в область малолетних преступников. С 1 января по 1 октября угрозыск зарегистрировал по области 5039 преступлений, из них раскрыто - 3326 (65,8%). За этот же период задержано преступников 4479, из них: мужчин - 3429, женщин - 585, подростков - 366. рецидивистов зарегистрировано - 751 ... Эти цифры показывают, что работу угрозыска можно признать удовлетворительной, что отмечено Управлением Угрозыска Республики» [5, л. 6].
Некоторые положительные сдвиги в работе милиции в 1922-1923 гг. не означали, что власти удалось полностью взять под контроль развитие криминальной ситуации. Она оставалась устойчиво сложной в рамках всего рассматриваемого периода, переживая периоды периодического обострения.
В первую очередь здесь сказались сокращение численности милиции в результате реорганизаций 1922-1923 гг., а также ее поглощенность проблемами текущего администрирования и различного рода побочными занятиями. Несмотря на практически полную ликвидацию «политического» бандитизма, мир для населения так по настоящему и не наступил. Как обыватели, так и государственные структуры испытывали все «прелести» уголовного бандитизма, который по общему признанию не обнаруживал тенденции к снижению. В частности, с конца 1924 г. в регионе вновь «замечается быстрый рост бандитизма» [2].
Новый всплеск преступности отмечается в 1926 г. Так, 8 октября 1926 г. на общем кустовом собрании членов комъячейки «Рабпрос», милиции, исполкома и ГПУ в отчете о работе Горкома ВКП(б) за период апрель-октябрь указывалось: «В отношении хулиганства, нет достаточного внимания со стороны наших органов . все это необходимо учесть и решительно повести работу по борьбе с вооруженными ограблениями и хулиганством, и стремиться к изжитию тех пробелов, какие у нас имеются» [5, л. 34].
Обращаясь к общеадминистративной стороне деятельности милиции на рассматриваемом этапе, следует сразу выделить такую характерную тенденцию ее развития, как постепенная, медленная, но все же ощутимая разгрузка от выполнения многочисленных «поручений» всевозможных ведомств. Уже постановление СНК от 3 апреля 1926 г. освободило милицию от некоторых обязанностей по содействию НКФ, НКЮ, НКВоенмору. Правда, оно в то же время признавало их право привлекать милицию в качестве инструмента принуждения при неподчинении своим требованиям [19]. Наконец, в майском (1927 г.) циркуляре НКВД речь прямо пошла о перегруженности милиции выполнением «несвойственных» обязанностей [11, с.132-133].
Тем не менее, как и на предыдущем этапе, милиция выполняла массу заданий, проходивших по линии административных отделов местных исполкомов. В частности, Баталпашинский РИК Армавирского округа только пакетом постановлений от 7 июня 1926 г. поручал ей «воспрепятствовать перекупщикам скупать в базарные дни продукцию» (вместе с отделом внутренней торговли), учитывать переработку зерна и производительность на мельницах, составлять протоколы о потравах и порче посевов, лугов, насаждений и т.д.» [9, л. 8].
Традиционно большое место в повседневной работе милиции по-прежнему занимала борьба с пьянством. Впрочем, на наш взгляд, она утратила былую остроту, масштабность мощных единовременных кампаний. Это вовсе не значит, что снизилась активность в выявлении незаконного производства виноматериа-
лов. Напротив, статистика показывает заметный рост числа выявленных нарушителей. Однако, по большому счету, борьба с самогоноварением уже превратилась в повседневную рутинную работу, причем зачастую недооценивавшуюся непосредственными исполнителями настолько, что в планах работы милиции даже появлялись «недостаточно реальные предположения» о возможности в течение полугодия «ликвидировать араковарение на все сто процентов» [13].
Об определенной упорядоченности организации деятельности милиции свидетельствуют анализы криминогенной обстановки на местах, которые стали носить более системный характер (вспомним, что, например, в 1920-1921 гг. в отчетах о работе милиции царил хаос). Для примера можно привести фрагмент отчета административного отдела Краснодарского райисполкома за июль-декабрь 1926 г.: «Уголовный стол. Особо выдающихся преступлений вызывающих применение сложных и особых способов раскрытия не было» [15]. А несколько позже (31 марта 1927 г.) на заседании президиума Краснодарского райисполкома была дана следующая оценка деятельности милиции: «Слушали: о состоянии и работе Раймилиции. Постановили: 1) Состояние Райми-лиции признать удовлетворительным и проделанную ею работу энергичной и интенсивной, следствием которой явилось понижение преступности.3) Недочетами в работе считать: в) увеличение случаев преступности среди работников милиции (привлечение 5 милиционеров по ст.ст. УК)» [14].
Эти документы не следует расценивать как устоявшееся и удовлетворяющее общество и государство состояние милицейских органов - дело в том, что реальная жизнь всегда сопровождалась многочисленными нарушениями законности, и не всегда милиции удавалось должным образом держать ситуацию под контролем.
В этом смысле менялась и оценка деятельности милиции. Так, в том же Краснодарском районе через год звучали иные формулировки. Например, в приказе № 260 от 2 ноября 1928 г. начальника милиции отмечалось: «Обращаю внимание, что многие старшие учмилиционеры, получая копию приказа о результатах обследования милицейских участков, никаких мер не принимают к устранению у себя аналогичных недочетов, вместе с тем почти во всех участках недочеты в работе имеются одни и те же» [8].
Тем не менее с 1927 г. в регионе определенно наметился перелом к лучшему. На наш взгляд, он состоял в общем повышении внимания к вопросам функционирования органов внутренних дел, позволившем в итоге добиться определенных позитивных результатов. Некоторый рост штатов сотрудников и их заработной платы, упорядоченный подбор кадров, повышенное внимание к борьбе с различными негативными явлениями, применение строгих мер дисциплинарного воздействия в конечном счете позволили улучшить работу милиции и угро. В их практической деятельности отмечен ряд очевидных свидетельств оптимизации ее общей организации.
Однако в конце исследуемого периода (1928 г.) на фоне свертывания нэпа советское государство стало резко усиливать уголовные репрессии, в частности в кампаниях хлебозаготовок. Такой подход вызвал всплеск посягательств на ответственных советских, партийных работников и чиновников различных государственных органов и учреждений, а также на активистов. Соответственно были изменены приоритеты в деятельности правоохранительных органов, в том числе милиции. Так, в приказе начальника Северо-Кавказской краевой милиции от 8 декабря 1928 г. сообщалось: «Данные с мест сообщения местной и краевой печати указывают, что за последнее время в Крае и особенно в сельских местностях, необычайно усилились случаи насилия и убийств должностных, советских, партийных и общественных работников» [9, л. 1об.].
Использование милиции в целях реализации масштабных программ политических репрессий с 1928-1929 гг. существенно изменило характер ее деятельности, открыв новый этап в ее истории.
Литература
1. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 12. Л. 70об.
2. ГАКК. Ф. Р-102. Оп. 1. Д. 209. Л. 3.
3. ГАКК. Ф. Р-383. Оп. 1. Д. 45. Т. 1. Л. 115.
4. ГАКК. Ф. Р-383. Оп. 1. Д. 51. Л. 80.
5. ГАКК. Ф. Р-383. Оп. 1. Д. 76.
6. ГАКЧР. Ф. Р-8. Оп. 1. Д. 9. Л. 1-5.
7. ГАКЧР. Ф. Р-19. Оп. 1. Д. 25. Л. 9.
8. ГАРФ. Ф. Р-393. Оп. 31. Д. 511. Л. 202, 200.
9. ГАРФ. Ф. Р-393. Оп. 31. Д. 512.
10. ГАРФ. Ф. Р-393. Оп. 52. Д. 47. Л. 7.
11. ГАРФ. Ф. Р-393. Оп. 65. Д. 4. Л. 5.
12. Действующие распоряжения по милиции. М., 1928.
13. Донецкий М. Меры борьбы с преступностью / М. Донецкий // Известия Кубанско-Черноморского областного отдела управления. 1920. № 3. 7 ноября.
14. Мулукаев Р.С. Организационно-правовые основы становления советской милиции (19171920 гг.) / Р.С. Мулукаев. М.,1975.
15. Пять лет власти Советов. М., 1922.
16. ЦДНИКК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 323. Л. 3, 5.
17. ЦДНИКК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 336. Л. 12-13 об.
18. ЦДНИКК. Ф. 12. Оп. доп. Д. 8. Л. 1.
19. ЦДНИКК. Ф. 2280. Оп. 1. Д. 18. Л. 31.
ФЕДОРЕНКО СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ - кандидат юридических наук, старший научный сотрудник, филиал ВНИИ МВД России по Ставропольскому краю, Россия, Ставрополь ([email protected]).
FEDORENKO SERGEY ALEKSANDROVICH - candidate of juridical sciences, senior researcher, Branch of Institute of Russian Ministry of Internal Affairs in Stavropol Krai, Russia, Stavropol.
