CC BY
5
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Научная статья УДК 34
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-5-124-127 NIION: 2003-0059-5/22-429 MOSURED: 77/27-003-2022-05-628
Борьба профессиональная и общеуголовная с преступностью в Русском централизованном государстве (конец XV-XVII вв.)
Валерий Александрович Жабский1, Светлана Геннадьевна Куликова2
1 Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя, Москва, Россия, vzhabskii@mail.ru
2 Московский областной филиал Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, Старотеряево, Россия, cvetlana-1977@mail.ru
Аннотация. На основе анализа историко-правовых источников и исторических преданий, сделана попытка раскрыть формы и методы борьбы профессиональной и общеуголовной с преступностью конца XV-XVII вв., уделяя, при этом, внимание трансформации понятия «лихой человек» и оценкам эффективности функционирования системы наказаний в Русском централизованном государстве.
Ключевые слова: лихие люди, тюрьма, острог, Русское централизованное государство
Для цитирования: Жабский В. А., Куликова С. Г. Борьба профессиональная и общеуголовная с преступностью в Русском централизованном государстве (конец XV-XVII вв.) // Вестник Московского университета МВД России. 2022. № 5. С. 124127. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-5-124-127.
Original article
The fight professional and ordinary against crime in the Russian centralized state (the end of the XV-XVII centuries)
Valeriy A. Zhabskiy1, Svetlana G. Kulikova2
1 Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Moscow, Russia, vzhabskii@mail.ru
2 Moscow Regional Branch of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Staroteryaevo, Russia, cvetlana-1977@mail.ru
Abstract. Based on the analysis of historical and legal sources and historical legends, an attempt is made to reveal the forms and methods of combating professional and ordinary crime at the end of the XV-XVII centuries, paying attention to the transformation of the concept of «dashing man» and assessing the effectiveness of the functioning of the punishment system in the Russian centralized state. Keywords: dashing people, prison, prison, Russian centralized state
For citation: Zhabskiy V. A., Kulikova S. G. The fight professional and ordinary against crime in the Russian centralized state (the end of the XV-XVII centuries). Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2022;(5): 124127. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2022-5-124-127.
Очевидно, что преступность, являясь разновидностью человеческого поведения [12, с. 13], составляет одну из сторон жизни общества и наглядно отражает те политические и социально-экономические процессы, которые происходят на различных этапах его развития. Каждый период в истории государства отражает определенные процессы, связанные с состоянием преступности. Анализ исторических источников свидетельствует о том, что общество никогда не относилось равнодушно к людям, которые попирают общепринятые нормы поведения.
Борьба с преступностью на всем протяжении русской истории являлась неотъемлемой частью внут-
© Жабский В. А., Куликова С. Г., 2022
ренней политики государства. Важные изменения в организации борьбы с преступностью произошли в конце XV-XVII вв. Это было время, когда меняется система управления государством. Русское государство проходит в своем развитии периоды формирования единого централизованного государства, расцвета и упадка сословно-представительной монархии и зарождение предпосылок для установления абсолютной власти царя. Указанные изменения спровоцировали рост преступности. В конце XV — начале XVI в. появляется категория людей, выбитых из привычного жизненного уклада. Как следствие — рост шаек разбойников и грабителей. Как отметил извест-
JURISPRUDENCE
ный дореволюционный исследователь В. И. Курди-новский, «не было места, куда бы не заглянули эти нежеланные гости и не оставили после себя обездоленных людей» [6, с. 280].
Наряду с ростом уровня преступности, менялся ее характер. Люди объединялись и коллективно занимались разбоем и бандитизмом с целью обогащения. В основном это были социальные низы, выражавшие свой протест. Между тем известно, что в преступлениях принимали участие и представители аристократии. Например, в 1533 г. «осенью, в воскресенье в вечери, по Покрове Святой Богородицы, приехал князь Каширский Иван Данилович с своими людьми в Троицкую деревню на монастырский двор разбоем; .. .да на том же разбое убили у нас до смерти монастырского слугу Иванка Головина» [3, с. 23]. От второй половины XVI в. дошли дела о крупных разбоях, совершенных разбойными шайками из детей боярских. Таким образом, профессиональная преступность носила всесословный характер [4, с. 224225]. Преступная деятельность «лихих людей» из десятилетия в десятилетие становится все более и более опасной. Так, в тех ст. 8, 13, 39 Судебника 1497 г., где речь идет о «лихих людях» [11], пока еще не чувствуется особой опасности, которая может исходить от них, то уже во второй трети XVI в. в Белозерской губной грамоте 1539 г. много внимания уделено вопросам нападения преступных банд на села и деревни, причем эти нападения носят ярко выраженный разбойный характер [8, с. 176]. Для «добрых людей» действия «лихих людей» объяснялись как следование наущению дьявола и «злому року» [10, с. 65].
В ст. 52 Судебника 1550 г. уточняется понятие «лихой человек», которое применялось по отношению к профессиональным преступникам — людям, ведущим преступный образ жизни, основывающийся на специально выработанном воровском законе.
Рост преступности в целом, и в том числе появление профессиональной, нес в себе серьезную угрозу обществу, это прекрасно понимали в его «верхах». Поэтому уже в середине XVII в. происходят серьезные изменения в уголовном и процессуальном законодательстве, государство бросает свои лучшие силы на борьбу с «лихими людьми».
Предлагаем изучить условия содержания «лихих людей» в местах лишения свободы того времени. Для отбывания срока тюремного заключения использовали разные виды тюрем: верхние и нижние. Земля-
ные (нижние) тюрьмы отличались самыми суровыми условиями содержания уголовных преступников. Для заключенных таких тюрем были характерны антисанитарные условия содержания. Например, в марте 1666 г., когда протопопа Аввакума перевезли в Боровский Пафнутьев монастырь и посадили в «земляную тюрьму», он так охарактеризовал условия своего содержания: «где сижу там и ем, тут и срание и сца-ние» [9, с. 68]. Частыми посетителями «земляных тюрем» были мыши, тараканы, сверчки и, конечно, вши. Голод, холод, антисанитария, царившие в монастырских «земляных тюрьмах», имели следствием большую смертность среди заключенных [1, с. 380]. Конкретные условия содержания заключенных существенно отличались: одних сажали на цепь или годами держали в ямах, другим же предоставлялись более комфортабельные условия жизни.
Совершенно иные условия заключения были в «остроге». «Острог с окошком», или «верхняя тюрьма» фигурирует в 1654 г. в отписке великоустюжского воеводы князя Ефима Мышецкого; упоминается о постройке в городе двух тюрем «длиной восемнадцать сажень с полусаженью, а поперек одиннадцать сажень каждая» [5, с. 404-405]. Каждый «острог» был разделен на «две избы по четыре сажени (т. е. по 8,52 м), да караульня» [5, с. 404-405]. Нехитрым было и внутреннее устройство изб, которое состояло из печки, которая топилась сторожем в холодное время года, полатей (нары для сна, устраиваемые между печью и стеной), залавка (род длинного стола) и лавок.
В XVII в. в московском «остроге» избы имели собственные названия: Опальная, Разбойная, Татарка, Холопья, Женская. Такое деление внутри «острога» необходимо было для того, чтобы изолировать разные категории подследственных и осужденных, а также мужчин от женщин [2, с. 589]. В провинциальных городах имело место лишь деление тюрем на «разбойную» и «опальную» избы. Так, в 1636 г. елецкий воевода Сенька Мосальский расспросив «тюремного сидельца» Устинку Михайлова, обвиняемого в «государевом деле», оставил его в «разбойной тюрьме» мотивируя это тем, что «опальная тюрьма худа и вся развалилась» [7, с. 443-444]. Описанный выше случай, когда воевода жалуется царю на плохое состояние тюрем, — не единственный. В 1644 г. курский воевода Иван Филиппович Стрешнев тоже писал государю о том, что в Курске «воровской татиной тюрьмы нет и держать воров негде» [7,
№ 5 / 2022 - Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia - 125
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
с. 533-535]. А в 1649 г. и ефремовский воевода Михаил Ефросимов жаловался царю на плохое состояние тюрьмы в городе [7, с. 549-552].
Все это не случайно, ведь тюрьмы находились в ведении воевод, и те обязаны были следить за состоянием «острожных мест», а также, по указу царя, должны были строить новые тюрьмы в городах. Для постройки тюрем воевода или губной староста собирали с местного населения деньги. Так, 1637 г. муромскому губному старосте Борису Ворыпаеву пришел государев указ о взымании денег на тюремное строение и на всякие губные расходы «с посадов, и с уездов, с царских дворцовых волостей, с патриарших, с митрополичьих, с архиепископских, с монастырских, с поместных и вотчинных, со всяких земель, и стар-ханщиков» [1, с. 416].
Также местное население должно было выбирать и содержать сторожей для охраны «тюремных сидельцев». Так, в 1654 г. великоустюжский воевода Ефим Мышецкий на постройку тюрем собирал с населения уезда 285 руб. [5, с. 404-405]. Прибавим к этому ежегодный сбор по 113 руб. на содержание тюремных сторожей.
Несмотря на охрану, побеги не были редкостью, так как часто сторожа уходили со своих мест и оставляли тюрьмы без охраны [5, с. 404-405]. Впрочем, и тюремный режим для арестантов был нередко достаточно свободным. На ночь тюремные двери тщательно запирались, а снаружи выставлялась охрана [2, с. 591]. В 1639 г. в Суздале «тюремный сиделец» Афонька Тихонов трижды убегал и губным целовальникам и сторожам угрожал, был посажен именно в «нижнюю тюрьму», которая представляла собой сруб в земле с деревянной дверью наверху [9, с. 76]. После поимки его посадили в «нижнюю тюрьму», которая была прототипом более позднего карцера, куда сажали нарушителей тюремного режима.
Причины побегов очевидны. Во-первых, все узники «верхних тюрем», кормились за счет милостыни. Население обычно с состраданием относилось к «сидельцам», жители города иногда приносили в тюрьму еду. Подчас и представители церкви посылали милостыню: в 1624 г. в шацкую тюрьму перед «Петровым заговением» был прислан для заключенных хлеб, а в 1639 г. в Суздале спасский архимандрит прислал на Рождество Христово в тюрьму ведро пива [7, с. 338]. Но в целом, «тюремные сидельцы» были плохо обеспечены питанием, о чем свидетельствуют
многочисленные челобитные. В 1644 г. в челобитной рыльского «тюремного сидельца» Гришки Титова содержатся следующие стенания: «после пыток живот свой мучу 45 недель и помираю в тюрьме голодную смертью...» [7, с. 131-135]. А в 1643 г. коломенский посадский человек Федотка Родионов в челобитной на имя царя Алексея Михайловича пишет: «сижу... живот свой мучу в напрасну, помираю голодной смертью» [7, с. 527-531].
Во-вторых, известны и случаи мздоимства: заплатив губному целовальнику определенную сумму денег, любой мог и ночью посещать «тюремных сидельцев». В 1629 г. белозерский губной целовальник Иван Мартюшин пропустил ночью Ольгу Соколи-цину к «тюремному сидельцу» Еремке Подщипаеву, при этом потребовал заплатить ему полтора рубля [7, с. 384-393].
Анализ историко-правового опыта наглядно показывает, что многие современные проблемы имеют глубокие исторические проблемы, знание которых поможет избежать ошибок в настоящем.
Список источников
1. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспеди-циею Академии наук. Т. III. СПб. : Тип. Праца, 1836.
2. Анисимов Е. В. Дыба и кнут: Политический сыск и русское общество в XVIII в. М. : Новое литературное обозрение, 1999.
3. Власов В. И., Гончаров Н. Ф. Организация розыска преступников в России в IX-XX веках (ис-торико-правовое исследование). Ч. 1. Домодедово : РИПК работников МВД России, 1997.
4. Гутнова Е. В. Классовая борьба и общественное сознание крестьянства в средневековой Западной Европе: XI-XV вв. М. : Наука, 1984.
5. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографическою экспедициею. Т. III. СПб. : Тип. Пратца, 1846.
6. Курдиновский В. И. Губные учреждения Московского государства. Собрание сочинений. М. : Книга по Требованию, 2011.
7. Новомбергский Н. Я. «Слово и дело государевы». Т. I. М. : Изд-во А. И. Спешревой, 1911.
8. Памятники русского права. Вып. 4. М. : Го-сюриздат, 1955.
9. Пустозерская проза. М. : Мысль, 1989.
JURISPRUDENCE
10. Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV-XVII вв. М. : Юристъ, 1995.
11. Судебник 1497 г. // URL://http://his95.narod. ru/1497.htm.
12. Шнайдер Г. Криминология. М. : Прогресс-Универс, 1994.
References
1. Acts collected in the libraries and archives of the Russian Empire by the Archeographic Expedition of the Academy of Sciences. T. III. SPb. : Type of. Praca, 1836.
2. Anisimov E. V. The Rack and the Whip: Political Investigation and Russian Society in the 18th Century. M. : New Literary Review, 1999.
3. Vlasov V. I., Goncharov N. F. Organization of the search for criminals in Russia in the 9th-20th centuries (historical and legal research). Part 1. Domode-dovo : RIPK of employees of the Ministry of Internal Affairs of Russia, 1997.
4. Gutnova E. V. Class struggle and social consciousness of the peasantry in medieval Western Europe: XI-XV centuries. M. : Nauka, 1984.
5. Additions to historical documents collected and published by the Archaeographic Expedition. T. III. SPb. : Type of. Pratz, 1846.
6. Kurdinovskiy V. I. Gubernia institutions of the Moscow state. Collected works. M. : Book on Demand, 2011.
7. Novombergsky N. Ya. «The sovereign's word and deed». T. I. M. : Publishing House of A. I. Speshreva, 1911.
8. Monuments of Russian law. Issue. 4. M. : Gosj-urizdat, 1955.
9. Pustozerskaya prose. M. : Thought, 1989.
10. Rogov V. A. History of criminal law, terror and repression in the Russian state of the XV-XVII centuries. M. : Yurist, 1995.
11. Sudebnik 1497 // URL://http://his95.narod.ru/ 1497.htm.
12. Schneider G. Criminology. M. : Progress-Uni-vers, 1994.
Информация об авторах
B. А. Жабский — профессор кафедры криминологии Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, доцент;
C. Г. Куликова — заместитель начальника кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор исторических наук, доцент.
Information about the authors
V. A. Zhabskiy — Professor of the Department of Criminology of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Legal Sciences, Associate Professor;
S. G. Kulikova — Deputy Head of the Department of State and Civil Law Disciplines of the Moscow Regional Branch of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Historical Sciences, Associate Professor.
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 18.08.2022; одобрена после рецензирования 06.09.2022; принята к публикации 26.09.2022.
The article was submitted 18.08.2022; approved after reviewing 06.09.2022; accepted for publication 26.09.2022.
№ 5/2022
Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia
127
