CC BY
132
А.Ю. Колпаков (Красноярск)
«БОЛЬШОЙ РОМАН» ОБ ИНТЕЛЛИГЕНТНОМ ГЕРОЕ КАК ЖАНРОВАЯ РАЗНОВИДНОСТЬ РУССКОЙ РОМАНИСТИКИ:
к постановке проблемы
Аннотация. В статье рассматривается феномен большого романа об интеллигенции в русской литературе XIX-XXI вв. Матрицу большого романа об интеллигенции обозначил в своих замыслах «Атеизма» и «Жития Великого грешника» Ф.М. Достоевский. Структурными признаками такого романа стали: герой-ин-теллигент, сюжет-странствие, широта изображения духовной жизни России. В жанровом отношении мы имеем дело с романом-эпопеей об интеллигенции. В дальнейшем матрица большого романа была воплощена в таких важных романах русской литературы, как «Жизнь Клима Самгина» A.M. Горького, «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака. В работе прослеживается связь этих романов с Достоевским, а также выявляются варианты реализации матрицы большого романа у Горького и Пастернака. Последняя часть статьи посвящена роману В. Залотухи «Свечка». «Свечка» рассматривается как еще один вариант большого романа об интеллигенции, воплотившийся в новейшей русской литературе.
Ключевые слова: русская литература; роман; русская интеллигенция; Ф.М. Достоевский; A.M. Горький; Б.Л. Пастернак; В. Залотуха.
A. Kolpakov (Krasnoyarsk)
"Big Roman" about the Intelligent Hero as a Variety Genre of Russian Romanism: A Problem Statement
Abstract. The article deals with the phenomenon of a big novel about intelligentsia in the Russian literature of the 19-21 centuries. The blueprint for the big novel about intelligentsia was created by Dostoyevsky in his plans of 'Atheism" and "The Life of a Great Sinner". This kind of novel has the following structural features: the main character who belongs to intelligentsia, the plot based on a travel and the wide depiction of the spiritual life of Russia. Later this blueprint was used in several important Russian novels, including "Life of Klim Samgin" by Maxim Gorky and "Doctor Zhivago" by Boris Pasternak. This article tracks down the connection of these novels with Dosto-evsky and classifies the varieties of the big novel blueprint implementation by Gorky and Pasternak. The final part of the article deals with the novel "Candle" by Valery Zalotukha. "Candle" is viewed as one more variety of a big novel about intelligentsia in the modern Russian literature.
Key words: Russian literature; novel; Russian intelligentsia; Fyodor Dostoyevsky; Maxim Gorky; Boris Pasternak; Valery Zalotukha.
На протяжении двух столетий интеллигенция в своих исканиях апеллировала к литературе, заимствуя у нее идеи, героев, проблематику и даже саму реальность русской жизни. С другой стороны, литература в много-
численных вариациях развивала тему интеллигенции, создавая устойчивые коллизии и конфликты, сюжеты, типологию героев и т.д. Можно сказать, что русская интеллигенция осознавала себя через литературу, а литература участвовала в истории русской интеллигенции.
Собственную историю интеллигенция начала писать с начала XX в. В первое десятилетие вышло несколько обширных трудов по истории русской интеллигенции: Д.Н. Овсянико-Куликовский («История русской интеллигенции», 1907); Р.В. Иванов-Разумник («История русской общественной мысли», 1907); П.Н. Милюков («Из истории русской интеллигенции», 1902). Этапным стал выход сборника об интеллигенции «Вехи» (1909). Попытки масштабного осмысления истории и феномена русской интеллигенции были свидетельством развития самосознания интеллигенции. Вероятно, к началу XX в. интеллигенция четко осознавала свою осо-бость в общественной структуре России, свое место в истории и миссию.
Показательно, что на эти годы приходится и замысел романа-хроники об интеллигенции A.M. Горького «Жизнь Клима Самгина»: «Эта книга затеяна мною давно, после первой революции пятого - шестого года <...>. Тогда появился кадетский сборник "Вехи" и целый ряд других произведений, которые указывали и доказывали, что интеллигенции с рабочим классом и вообще с революцией не по дороге. У меня явилось желание дать фигуру такого, по моему мнению, типичного интеллигента. Я их знал лично и в довольно большом количестве....
Однако до реализации замысла масштабной хроники о русской интеллигенции в литературе пройдет еще почти 20 лет. Горький приступит к работе над «Жизнью Клима Самгина» в 1925 г. Казалось, что литература не поспевает за публицистическими «историями» интеллигенции. Однако это было не так.
Истоки будущих «историй» лежали в литературе второй половины XIX в. - времени формирования русской интеллигенции. Само слово интеллигенция в значении определенного слоя общества начало входить в оборот приблизительно с середины 60-х гг. На это, в частности, указывает писатель П. Боборыкин, считавший себя изобретателем этого слова. В газетной публикации 1904 г. он утверждал: «Около сорока лет назад, в 1866 г., в одном из своих критических этюдов я пустил в обращение в русский литературный язык <...> слово интеллигенция, придав ему то значение, какое оно, из остальных европейских литератур или пресс, приобрело только у немцев: интеллигенция, т.е. самый образованный, культурный и передовой слой общества известной страны»2. Заявления Боборыкина нужно принимать с известной долей условности. Распространение этого слова шло и без его участия. Среди тех, кто активно участвовал в осмыслении феномена нарождающейся интеллигенции, был и Достоевский. Его роль в становлении интеллигентского дискурса слабо изучена. Между тем, Достоевский был одним из тех, кто стоял у его истоков.
В своих работах мы уже обращались к «интеллигентскому» аспекту личности и творчества Достоевского3. Коротко напомню. К осознанию
себя интеллигентом Достоевский приходит в остроге. Если опираться на текст «Записок из Мертвого дома» и весь мемуарно-биографический материал о каторге, то можно увидеть, насколько сложно было писателю понять свое место в обществе. Он не входил в кружок осужденных дворян, но и не был частью каторжников-простолюдинов. В поисках идентичности, герой «Записок из Мертвого дома» (alter ego писателя) приходит к следующему самоопределению: «человек образованный, с развитой совестью, с сознанием, сердцем» (4, 43; здесь и далее все цитаты из Достоевского приводятся по данному изданию с указанием в скобках тома и страницы)4.
В этой формуле самоидентичности отсутствуют сословные признаки. Их место занимают образование и развитая душа. Эти признаки впоследствии станут ключевыми идентификаторами интеллигенции. Их будет использовать сам писатель в своих публицистических выступлениях о русском «образованном слое», «лучших людях», «скитальцах» - т.е. об интеллигенции.
Большая часть того, что написал Достоевский после каторги, была обращена к интеллигентской проблематике. Так называемое «великое пятикнижие» Достоевского представляет различные вариации этой темы. Публицистика Достоевского от его выступлений в журналах «Время» и «Эпоха» до последних выпусков «Дневника писателя» стала осмыслением места, роли и судьбы интеллигенции в русской жизни. «Пушкинская» речь явилась обобщением опыта нескольких поколений русской интеллигенции. Столь пристальное внимание к проблеме интеллигенции говорит о том, что Достоевский связывал с ней развитие современного общества.
Оговоримся, что долгое время Достоевский говорит об интеллигенции, употребляя такие определения, как образованный слой, культурный слой, образованное сословие. Однако уже с начала 70-х слово интеллигенция в значении общественного слоя начинает активно входить в словарь писателя.
Подтверждением важности этой темы для Достоевского стали его замыслы «огромного» романа об интеллигенте «Атеизм» и «Житие Великого грешника». Как известно, о замысле «Атеизма» Достоевский впервые сообщает в письме А.Н. Майкову от 11 (23) декабря 1868 г. Героем этого произведения должен был стать «русский человек, нашего общества, и в летах, не очень образованный, но и не необразованный, не без чинов...» (280, 329). Особый акцент на «образованности» героя и его принадлежность «обществу» указывает на интеллигентскую сущность героя.
Особой чертой героя этого типа становится акцентировка духовной жизни. Сюжет «Атеизма» должен был представлять скитания героя по духовному миру России в поисках веры, завершающихся обретением «русской земли» и «русского Христа». Судя по замыслу, Достоевский предполагал масштабный охват русской жизни: от нигилистической молодежи до «глубины хлыстовщины».
Масштабность замысла подтверждают и указания на объем романа. В письме С.А. Ивановной от 25 января 1869 г. Достоевский говорит об «Атеизме» как «огромном романе»: «Теперь у меня в голове мысль огромного
романа...» (29р 11).
Вторым замыслом подобного рода стало «Житие Великого грешника» (1869). В «Житие...» интеллигентская сущность героя только усиливается. Теперь он целиком погружен в поиски смысла жизни, проходя путь от атеизма до веры: «Герой, в продолжение жизни, то атеист, то верующий, то фанатик и сектатор, то опять атеист...» (29J5 117).
Еще более отчетливой становится эпохальность повествования. История «грешника» является отражением исканий русского общества от сороковых годов до современности. Достоевский предполагает ввести в роман реальных деятелей общественной жизни России:
«.. .будущий герой всего романа, посажен в монастырь родителями и для обучения. Волчонок и нигилист-ребенок сходится с Тихоном (Вы ведь знаете характер и все лицо Тихона). Тут же в монастыре посажу Чаадаева (конечно, под другим тоже именем). Почему Чаадаеву не просидеть года в монастыре? <...> К Чаадаеву могут приехать в гости и другие, Белинский, например, Грановский, Пушкин даже. (Ведь у меня же не Чаадаев, я только в роман беру этот тип). В монастыре есть и Павел Прусский, есть и Голубов, и инок Парфений» (29 г 118).
В подготовительных материалах «Жития...» Достоевский указывает на эпопейность и итоговый характер будущего романа, сравнивая его с «Войной и миром» Толстого: «Это будет мой последний роман. Объемом в "Войну и мир"...» (29р 117). Показательны поиски жанра романа. Ориентация на «Войну и мир» говорит о стремлении Достоевского создать эпопею особого рода. Ее героем должен стать интеллигент, а содержанием - духовная жизнь русского общества. Как справедливо отмечают комментаторы замысла «Жития...»: «Исторической эпопее Толстого Достоевский в "Житии Великого грешника" намеревался противопоставить эпопею внутренней борьбы и духовных исканий современного русского человека...» (9, 509).
Таким образом, к началу 70-х гг. у Достоевского складывается замысел «огромного» романа об интеллигенции, ставшем инвариантом для будущих романов «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы».
На основе подготовительных материалов «Атеизма» и «Жития...» можно обозначить некоторые жанровые признаки «огромного» романа об интеллигенции. Во-первых, это роман с героем-интеллигентом. Выбор именно такого героя определяет специфику всего сюжета, событий, конфликтов произведения. Во-вторых, большой объем. Достоевский дважды указывает на важность этого признака, называя роман «огромным» и сравнивая его с «Войной и миром» прежде всего по такому критерию. Большой роман об интеллигенции должен быть не просто романом, а именно объемным произведением. В-третьих, масштабность, эпопейность повествования, охватывающего жизнь русского общества на определенном этапе его развития. Но его эпопейность - особого рода. Роман об интеллигенции - не исторический роман. Исторические события в нем - не главный жанровый признак, важна панорама духовно-интеллектуальной
жизни России. В полной мере здесь должна воплотиться идеологическая природа романов Достоевского, где, по мысли М.М. Бахтина, доминантой образа героя становится его самосознание, а все повествование представляет собой «большой диалог» эпохи.
Само возникновение замысла большого романа об интеллигенции свидетельствовало о том, что Достоевский одним из первых русских писателей пришел к осознанию особой роли интеллигенции в русской жизни, истории. По мере формирования интеллигенции литература все ближе подходила к большому роману о ней. Спустя почти полвека с рождения замысла «Атеизма», за работу над романом об интеллигенции принимается Максим Горький. С 1924 до 1936 (года своей смерти) Горький пишет роман «Жизнь Клима Самгина». Спустя еще десять лет за большой роман об интеллигенте берется Б.Л. Пастернак. С 1946 по 1955 гг. он создает роман «Доктор Живаго», герой которого стал нравственным эталоном русской интеллигенции.
«Жизнь Клима Самгина» и «Доктора Живаго» не принято рассматривать в паре. Для литературоведов они будто бы существуют на разных орбитах. Действительно, различия романов столь велики, что, на первый взгляд, не позволяют свести их в один ряд. Роман Горького, одобренный советской критикой, был направлен на изобличение исторической и нравственной несостоятельности дореволюционной интеллигенции. «Доктор Живаго», переживший десятилетия запрета, в итоге стал одним из канонических текстов интеллигенции советской эпохи.
Вместе с тем родство романов почувствовали главные гонители «Доктора Живаго». На печально знаменитом заседании Общемосковского собрания писателей, посвященного осуждению романа Пастернака (31 октября 1958 г.), его председатель, советский писатель С.С. Смирнов провел параллель между «Доктором Живаго» и «Жизнью Клима Самгина»: «Кощунственным звучит само сравнение с Горьким. Но уж если говорить об этом, то надо сказать, что Горький разоблачает Клима Самгина, разоблачает предательство, а здесь предатель возведен в сан героя и предательство воспевается как человеческая доблесть»5.
С нашей точки зрения, есть все основания рассматривать «Жизнь Клима Самгина» и «Доктора Живаго» в паре. Оба романа - эпопеи русской интеллигенции протяженностью более чем в полвека. Горький отобразил в «Жизни Клима Самгина» сорокалетнюю эпоху русской жизни от 80-х гг. XIX в. до 1918 г. Примерно 45-летний отрезок русской жизни (с 1903 до начала 50-х гг.) представлен в «Докторе Живаго» Бориса Пастернака. В письме О.М. Фрейденберг Пастернак сообщал: «Я уже говорил тебе, что начал писать большой роман в прозе. Собственно, это первая настоящая моя работа. Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие ... »6.
В последней цитате обратим внимание на жанровое определение будущего романа - «большой роман в прозе». Характерна акцентировка на объеме романа и масштабности повествования. Пастернак не раз употребит определение «большой» для своего романа: «большая проза», «проза
о всей нашей жизни», «длинное большое письмо в двух книгах». Вслед за Игорем Сухих отметим как особо емкое пастернаковское определение «Доктора Живаго» - «моя эпопея». Как отмечает исследователь: «"Просто роман" становится большой прозой с субъективной доминантой, лирическим эпосом (дьявольская разница!), в котором общее, историческое является не предметом, а предлогом, дано в аспекте не изображения, но - оценки»7. Для И. Сухих в этом определении заключается установка Пастернака на прозу поэта. Однако в определении «моя эпопея» можно усмотреть и специфическую для «большого» романа об интеллигенции манеру изображения событий. «Моя» - означает субъективность изображения, разворот самосознания героя. Самосознания автора и его героя - станут опорными элементами повествовательной структуры «Доктора Живаго». В большой диалог эпохи вступят и все остальные герои произведения. И в этом смысле Пастернак - прямой последователь Достоевского. Не случайно в сообщениях о замысле романа имя Достоевского звучит в обязательном порядке: «нечто среднее между Карамазовыми и Вильгельмом Мейстером»; «в то же время всеми сторонами своего сюжета, тяжелого, печального, подробно разработанного, как, в идеале, у Диккенса или Достоевского, -эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое»8.
Горький также писал объемный и масштабный роман, жанр которого писатель обозначал как «роман-хроника». На эпический охват событий Горький неоднократно указывал в заметках о романе: «Роман должен иметь характер хроники, которая отметит все наиболее крупные событиям этих лет»9. При этом эпоха в романе раскрывается не объективно, а через призму самосознаний героев романа. Прежде всего, Клима Самгина. Эту особенность романа-хроники отметил еще A.B. Луначарский в своей работе о «Климе Самгине» 1932 г.: «"Жизнь Клима Самгина" есть наполовину Bildungsroman, а на другую половину - движущаяся панорама важной эпохи, взятая в сильной мере через свидетельство героя»1". Добавим лишь, что Горький берет свидетелем эпохи не только Самгина, но и множество других героев романа.
Таким образом, в обоих романах сильна интеллектуальная составляющая повествования. Первостепенны не события сами по себе, а их осмысление и переживание героями романов. К такому типу эпопеи приложима повествовательная формула предшественника «большого» романа об интеллигенции А.И. Герцена, автора «Былого и дум»: это «не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге».
Охвату духовно-интеллектуальной эпохи русской жизни в «Климе Самгине» и «Докторе Живаго» способствует и социальное положение героев. Будучи интеллигентами, хотя и принципиально различными, они не вписаны в жесткие сословные, служебные рамки. Это позволяет писателям раскрепостить сюжет, свободно вводить в повествование множество персонажей. Такое качество героя-интеллигента (в отношении Самгина) A.B. Луначарский называл «подвижностью»: «Прежде всего - он (Сам-
гин. - А.К.) подвижен. Не будучи социально связан ни с каким классом, не будучи прикреплен корнями ни к какому делу, ни к какой местности, напротив, беспокойно ища себе места, Самгин - и социально и топографически - плавает, кружится. Уже одно это делает его подходящим "героем" для романа-хроники, который должен захватить эпоху возможно шире»11.
«Подвижностью» обладает и герой Пастернака. Юрий Живаго всегда оказывается вне группировок, классов, сословий, общественных течений. Это расширяет сюжетные возможности персонажа. Живаго также «захватывает эпоху как возможно шире», однако с той существенной разницей, что, в отличие от Самгина, он не «кружится», а проходит свой путь испытаний.
Отметим еще один важный принцип поэтики романов Горького и Пастернака. Достоевский для своего «огромного» романа разрабатывал кризисный вариант сюжета. Движение сюжету задавал внутренний кризис героя - утрата веры. В романах «Клим Самгин» и «Доктор Живаго» герои не переживают такого поворотного момента в жизни. От юности и до зрелого возраста они не претерпевают принципиальных изменений. Кризисную ситуацию в этих романах задают исторические события. Они разрушают привычные устои быта, культуры, выталкивая героя в поток истории.
Существенным моментом в разговоре о «большом» романе об интеллигенции являются различия в трактовке интеллигенции Горьким и Пастернаком. Горький ставил своей задачей разоблачить социальную и нравственную деградацию интеллигенции, оторвавшейся от реальной жизни страны. Пастернак же именно в интеллигенции видел людей, способных сохранить христианские ценности, русскую культуру и противостоять давлению тоталитарного государства и общества. Юрий Живаго - продолжение поисков Достоевским «лучших людей», воплощенных им в образах Мышкина и Алеши Карамазова.
Однако различия в трактовке интеллигенции не отменяют жанрового родства романов. Исследователи «Клима Самгина» и «Доктора Живаго» настаивают на жанровой уникальности и даже единичности этих произведений. Как пишет С.И. Сухих о романе «Жизнь Клима Самгина»: «Горькому удалось соединить непримиримые, казалось бы, противоположности и создать "роман века", который, возможно, вправе рассчитывать на единичность художественного феномена и претендовать на то, чтобы остаться в литературе жанровым уникумом» (выделено автором. - А.К.)12. О «Докторе Живаго»: «Перекликаясь с целым рядом жанровых парадигм, ДЖ не укладывается ни в одну из них... »13.
Однако необходимо обратить внимание и на типологическую схожесть романов. Романы Горького и Пастернака, действительно, уникальны, но вместе с тем, они сходятся в том, что являются вариациями одного жанра -большого романа об интеллигенции. Два великих романа русской литературы XX в. продемонстрировали его художественную продуктивность. Подтверждением этого стал роман XXI в. - «Свечка» Валерия Залотухи.
Роман Залотухи «Свечка» (2001-2014) еще ждет своего прочтения и
изучения. Формально литературные достоинства романа были подтверждены в 2015 г. премией «Большая книга». Однако и вне этой награды роман «Свечка» получил в критике высокую оценку.
Он сразу был поставлен в ряд «больших» русских романов, в котором отразилась одна из драматичных эпох русской жизни - 90-е гг. XX в.: эпоха крушения советского государства и общества, кризис ценностных ориентаций, болезненных поисков новой жизни.
При этом «Свечку» нельзя отнести к жанру исторического романа. Собственно из исторических событий в романе упоминается только защита Белого дома в Москве осенью 1993 г. Эпичность сюжету романа За-лотухи придают не исторические реалии, а многогранное изображение и осмысление жизни общества.
Роман огромен и в формальном отношении. Два его тома насчитывают более 1600 страниц. Сам автор вводит в текст произведения определение «большой» роман: «Ну и ладно, думал я, подскакивая на ухабах, ну и пусть - какой сам, такой и герой, какой автор, такой и роман, зато он у меня большой, в четырех частях, с приложениями и эпилогом, хотя можно целиком не читать, достаточно любую часть прочитать, достаточно одно название прочитать...» (861; здесь и далее роман В.А. Залотухи «Свечка» цитируется по данному изданию с указанием в скобках страницы)14.
Не только объем и эпический охват жизни ставят «Свечку» в ряд больших романов об интеллигенции. Залотуха с первых страниц делает акцент на теме интеллигента. Лейтмотивом через все повествование идет ключевая формула сюжета романа: «однажды один интеллигентный человек пошел защищать демократию, но встретил Бога» (805).
Герой Залотухи восходит к таким знаковым образам русской литературы, как князь Мышкин и доктор Живаго, являющихся образчиками героя-интеллигента. Связь Злоторотова с героем Достоевского многоаспектна и требует отдельного анализа. Здесь укажем лишь на одну деталь, устанавливающую родство героев. Это ироничное самоопределение Золото-ротова «идиот» (как вариант, «лох»). Одновременно с иронией «идиот» подчеркивает «инаковость» Золоторова, его противоположность нормам современного общества. В контексте романа определения «идиот», «лох» и интеллигент обретают смысловое родство. Интеллигент - человек, живущий вне общих правил или, говоря языком эпохи, вне «понятий». В этом смысле он «идиот» и «лох».
Связь героя Золоторотова с Живаго не столь очевидная. Но, тем не менее, мы можем выявить систему мотивов, деталей, аллюзий, соотносящих этих героев. Так, герой Пастернака - врач и поэт; Евгений Золоторотов -ветеринар и мыслитель. Оба уходят из Москвы и оказываются в глухой провинции. Оба попадают в среду «народа». У обоих происходит разрыв с семьей и встреча с новой любовью. Есть в их жизни и встреча с «простой» женщиной. У обоих есть свой друг-помощник - Евграф и Гера. Ассоциативную связь с «Доктором Живаго» поддерживает свеча - один из символических образов романа Пастернака и название романа Золотухи. Внешние параллели подчеркивают сущностное родство героев. Они оба
оказались один на один с веком, оба противостоят его лжи, хаосу и жестокости, оба находят спасение в христианстве.
Однако в отличие от своих предшественников Залотуха сосредоточен на проблеме выживания интеллигенции, ее сохранения в эпоху тотального разрушения общества. Предшественники решали вопрос о том, с кем интеллигенция и какова она. Залотуха - осталась ли она вообще. Неслучайно завязка сюжета романа - арест не просто невинного человека, а интеллигента. Именно такой человек нужен для резонансного дела.
Выбор Золоторотова: либо самоуничтожиться (признать себя маньяком, ничтожеством, неудачником), либо до последней возможности оставаться собой. Герой Залотухи - «последний идиот», или последний интеллигент. Как говорит своему сыну бывший однокурсник Золоторотова, а ныне глава кладбищенской мафии Федька: «Евгений Алексеевич Золо-торотов, <...> Ты спрашивал, кто такие интеллигенты, покажи мне живого интеллигента. Помнишь? Я говорю: "Где я тебе их тут на кладбище найду?" Так вот, вот он, Евгений Алексеевич - самый настоящий русский интеллигент» (455). Хотя, будучи последним русским интеллигентом, Зо-лоторотов не пропадает, а создает не только новую семью, но и своеобразную общину в поселке «Маяк», тем самым из последнего становясь первым интеллигентом новой жизни.
Наша основная цель заключалась в том, чтобы раскрыть один из феноменов интеллигентского текста русской литературы. А именно: феномена большого романа об интеллигенции. Мы постарались показать его жанровую устойчивость и одновременно вариативность. Сопоставление поэтики представленных романов является интригующей задачей, поскольку сводит в один ряд очень разные произведения. В таком ключе произведения Достоевского, Горького и Пастернака, Залотухи еще не рассматривали.
Значима и, так сказать, общественная сторона вопроса. На протяжении полутора веков литература обращалась к большому роману об интеллигенции. Это является свидетельством не просто живучести большого романа, а выживаемости самой интеллигенции. Большой роман утверждал значимость интеллигенции для русской истории, русской жизни.
Показательно, что для всех представленных писателей их большие романы мыслились как итоговые и самые важные. Писатели в романах об интеллигенции не только обобщали опыт эпохи, но и подводили итог своего творчества, а часто и жизни, становясь творцами и героями большого интеллигентского текста русской литературы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Горький AM. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 19. М„ 1952. С. 541.
2 Боборыкин П.Д. Русская интеллигенция // Русская мысль. 1904. № 12. С. 80-88, 2-я паг.
3 Колпаков А.Ю. Интеллигенция: быть или не быть? Ответ Достоевского // Вестник Тверского государственного университета. 2013. № 4. С. 215-220. (Филология).
4 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л., 1972-1990.
5 Стенограмма общемосковского собрания писателей. 31 октября 1958 г. // С разных точек зрения. «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. М., 1990. С. 59.
6 Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений с приложениями: в 11 т. Т. 9. М„ 2004. С. 472.
7 СухихII. Живаго жизнь: стихи и стихии (1945-1955. «Доктор Живаго» Б. Пастернака) // Звезда. 2001. № 4. С. 221.
8 Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений с приложениями: в 11 т. Т. 9. М„ 2004. С. 472, 492.
9 Горький A.M. Полное собрание сочинений: в 25 т. Т. 25. М, 1976. С. 47.
10 Луначарский А. Самгин//Луначарский А.В. О Горьком. М. 1975. С. 96.
11 Луначарский А. Самгин // Луначарский А.В. О Горьком. М. 1975. С. 147.
12 Сухих СЛ. Заблуждение и прозрение Максима Горького. Нижний Новгород, 2007. С. 146.
13 Гримова О.А. Жанровое своеобразие романа // Поэтика «Доктора Живаго» в нарратологическом прочтении / под ред. В.И. Тюпы. М„ 2014. С. 342.
14 Золотуха В.А. Свечка: роман в четырех частях с приложениями и эпилогом: в 2 т. Т. 2. М.,2015.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Boborykin P.D. Russkaya intelligentsiya [The Russian Intelligentsia]. Russkava my si', 1904, no. 12, pp. 80-88. (In Russian).
2. Kolpakov A.Yu. Intelligentsiya: byt' ili ne byt'? Otvet Dostoevskogo [Intelligentsia: to be or not to be? Dostoyevsky's Answer], Vestnik Tverskogo gosudarsh'eimogo universiteta, Series: Filologiya [Philology], 2013, no. 4, pp. 215-220. (In Russian).
3. SukhikhI. Zhivago zliizn': stikhi i stikhii (1945-1955. "DoktorZhivago" B. Pas-ternaka) [The Life of Zhivago (1945-1955. "Doktor Zhivago" by B. Pasternak)]. Zvez-da, 2001, no. 4, p. 221. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
4. Lunacharskiy A. Samgin [Samgin], lunacharskiy A.V. О Gor'kom [About Gorky], Moscow, 1975, p. 96. (InRussian).
5. Lunacharskiy A. Samgin [Samgin], lunacharskiy A.V. О Gor'kom [About Gorky], Moscow, 1975, p. 147. (In Russian).
6. Grimova O.A. Zhanrovoe svoeobrazie romana [Genre Originality of the Novel]. Poetika "Doktora Zhivago" v narratologicheskom prochtenii [Poetics of "Doctor Zhivago" in Narcological Reading], Moscow, 2014, p. 342. (In Russian).
(Monographs)
7. Sukhikh S.I. Zabluzhdenie i prozrenie Maksima Gor'kogo [Delusion and Enlightenment Maxim Gorky], Nizliny Novgorod, 2007, p. 146. (In Russian).
Алексей Юрьевич Колпаков - кандидат филологических наук, доцент Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева.
Научные интересы: история русской литературы XIX-XXI вв., тема интеллигенции в русской литературе.
E-mail: [email protected]
Alexey Kolpakov - Candidate of Philology, Associate Professor at the V.P Asta-fiev Krasnoyarsk State Pedagogical University.
Research interests: history of Russian literature of the 19-21 centuries, the theme of intelligentsia in Russian literature.
E-mail: [email protected]
Компаративистика Comparative Studies
Д.М. Магомедова (Москва)
«КРУШЕНИЕ ГУМАНИЗМА» А.А. БЛОКА И «ЗАКАТ ЕВРОПЫ» О. ШПЕНГЛЕРА:
источники и параллели
Аннотация. В статье проводится аналогия между философией культуры, изложенной в статье Александра Блока «Крушение гуманизма», и концепцией культурных циклов в книге Освальда Шпенглера «Закат Европы». Совпадение терминологии (фазы «культуры» и «цивилизации») исключает заимствование, в России в 1919 г. Шпенглер еще не был переведен. Однако в статье доказывается, что общими источниками для Шпенглера и Блока являются русские историософские труды Н.Я. Данилевского «Россия и Европа» и «Исторические письма» П. Лаврова.
Ключевые слова: О. Шпенглер; А.А. Блок; философия истории; культура; цивилизация.
D. Magomedova (Moscow)
"The Collapse of Humanism" by Alexander Blok and "The Decline of the West" by O. Spengler: Sources and Parallels
Abstract. The article draws an analogy between the philosophy of culture described in Alexander Blok's article "The Collapse of Humanism" and the concept of cultural cycles in Oswald Spengler's book "The Decline of the West". The coincidence of terminology (the phase of "culture" and "civilization") excludes borrowing; Spengler lias not been translated yet in Russia in 1919. However, the article proves that the common sources for Spengler and Blok are Russian historiosophical works by N. Ya. Danilevsky "Russia and Europe" and "Historical Letters" by P. Lavrov.
Key words: O. Spengler; A.A. Block; Philosophy of history; Culture; civilization.
Отношение Александра Блока к культурному наследию во многом определяется особой общекультурной ситуацией, в которой начинается и завершается его творческий путь. В развитии европейской культуры нового времени выделяется несколько кризисных периодов (назовем хотя бы конец XVIII - начало XIX вв.), когда исторические катаклизмы выявляли поверхностность и несостоятельность оптимистических теорий общественного развития, ставили под сомнение рационалистическое объяснение мира и порождали к жизни новые мировоззренческие системы ценностей. Начало творческого пути Блока совпадает с подобной ситуацией кризисной «переоценки всех ценностей», охватившей все сферы русской
