CC BY
131
ПРАВО
УДК 342.38
БОЛЬШЕВИКИ И НЕБОЛЬШЕВИКИ. ЮРИДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПОДАВЛЕНИЯ ИНАКОМЫСЛИЯ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ (1920-е гг.) © В.В. Никулин
Рассматриваются политические и юридические меры, принимаемые властями против небольшевистских течений и групп. Основное внимание уделено применению юридических мер воздействия на меньшевиков и эсеров. Анализируются административно-правовые аспекты борьбы с «враждебной» идеологией.
Ключевые слова: большевики; инакомыслие; закон; юридические методы; судебный процесс; контрреволюционное преступление; меньшевики; эсеры; высылка; цензура.
Одна из важнейших задач большевиков после прихода к власти состояла в том, чтобы обеспечить безопасность той группы, которая утвердилась у власти. Безопасность же ассоциировалась, прежде всего, с ликвидацией тех сил, которые могли претендовать на власть, хотя бы даже и гипотетически. Смягчение режима после Гражданской войны вызвало в обществе надежду на «политический нэп». Появились признаки возрождения духовной жизни. В философии, литературе, юриспруденции происходили творческие дискуссии, действовали меньшевики и эсеры. Все это рассматривалось властью как угроза, направленная против режима. Позиция руководства была предельно простой: никакого «политического нэпа», никакого инакомыслия. Излишни, на наш взгляд, рассуждения по поводу либеральности большевиков в период нэпа. Отсутствие репрессий и некоторое «свободомыслие» в начале нэпа объясняется не сознательной политикой по либерализации общественной жизни, а просто запоздалой реакцией властей на начавшийся процесс ее пробуждения. Главная задача властей, по-прежнему, состояла в сохранении монополии легальности, которую следует понимать как политический и идеологический контроль над обществом той группы, которая стояла у власти. Для этого необходимо было жестко подавить конкурирующую идеологию. Но жестко - не значит грубо, открыто. Руководство понимало, что в мирных условиях, когда требовалось возрождение
экономики любой ценой, методами прямого физического насилия действовать нельзя. Политическое насилие скрывается и маскируется, оформляется в формально-юридические формы. Курс на подавление инакомыслия стал приобретать четко выраженный юридический характер. Во-первых, создается соответствующая законодательная основа, что наглядно проявилось при создании уголовного кодекса 1922 г. УК всякое инакомыслие квалифицировал как «контрреволюционное преступление». Раздел «контрреволюционные преступления» содержал 16 статей (58-73), включавших в себя обширный спектр контрреволюционных деяний: от организации в контрреволюционных целях вооруженных восстаний до распространения ложных слухов или непроверенных сведений в контрреволюционных целях [1]. В 1923 г. в УК были внесены поправки, которые привели к расширению толкования «контрреволюционного преступления». Вводилась ответственность за совершение контрреволюционных преступлений с косвенным умыслом: наказывалось деяние, которое, не будучи непосредственно направленным на свержение, подрыв или ослабление советской власти, «тем не менее, заведомо для совершившего деяние, содержит в себе покушение на основные политические или хозяйственные завоевания пролетарской революции» [2]. Поправки значительно расширили возможности ОГПУ привлекать к ответственности по составу «контрреволюционное преступление».
УК 1926 г. содержал состав контрреволюционного преступления по 17 видам преступлений (ст. 58.1-58.18). Расширение произошло за счет введения ст. 58.14, квалифицировавшей как контрреволюционное преступление использование «религиозных предрассудков масс» с целью свержения власти или для возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям [3]. Наказания за контрреволюционные преступления предусматривались самые жесткие. Достаточно сказать, что и УК 1922 г. и УК 1926 г. предусматривали применение высшей меры наказания, расстрела, по большинству составов преступления. УК 1922 г. по 11 статьям (одна статья -69-я - предусматривала повышение наказания до высшей меры при военной обстановке). УК 1926 г. по 10 статьям (по двум статьям - 58.10 и 58.13 - повышение до расстрела при военной обстановке). Не предусматривали наличия смягчающих обстоятельств в УК 1922 г. ст. 59, 64, 67, 71. Таким образом, уголовное законодательство 1920-х гг. содержало серьезную правовую основу для борьбы с инакомыслием, что активно использовалось большевиками против их политических оппонентов.
В начале 1920-х гг. усилия большевиков сосредоточились, главным образом, на ликвидации меньшевиков и эсеров. Отношение к ним, характеризуемое как «пока мы вас терпим», резко меняется с начала 1921 г. В феврале-июне происходят аресты меньшевиков и эсеров, обвиненных в причастности к кронштадским событиям. Именно с этого момента у руководства большевиков созревает план полной ликвидации эсеров и меньшевиков. Луначарский, выступая в феврале 1921 г. на VII губернском съезде Советов в Тамбове, заявил: «Мы вступаем в полосу борьбы с эсеровской партией» [4]. В феврале 1922 г. В.И. Ленин в письме Д.И. Курскому настаивает на «усилении репрессий против политических врагов Советской власти (в особенности меньшевиков и эсеров), воздействие на судей и членов ревтрибуналов через партию в смысле улучшения деятельности и усиления репрессий» [5]. В окончательном виде политика в отношении других партий была сформулирована на XI съезде РКП(б) (март-апрель 1922 г.), и прозвучала она из уст Зиновьева, который предельно откровенно заявил: «Мы имеем «монополию легальности». Мы не даем возмож-
ности легально существовать тем, кто претендует на соперничество. Мы зажали рот меньшевикам и эсерам. Поступить иначе мы не могли. Диктатура пролетариата жесткая вещь. Нельзя обеспечить победу диктатуры пролетариата, чтобы не переломить спинной хребет всем противникам этой диктатуры» [6]. Крайне агрессивным было выступление на съезде Ленина, призвавшего к террору против политических противников: «Эсеры, меньшевики утверждают: революция зашла далеко. А мы на это отвечаем: позвольте вас за это поставить к стенке. За публичное оказание меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог весть что» [6, с. 21]. Цель всех этих начинаний была ясно сформулирована Зиновьевым в августе 1922 г. на XII партийной конференции: «Задача нашей партии заключается теперь в том, чтобы политически ликвидировать эти организованные (эсеры, меньшевики) антисоветские партии в России» [7].
Вскоре стал готовиться судебный процесс по делу эсеров. Юридически судебный процесс, проходивший с 8 июня по 7 августа 1922 г., как отмечают исследователи этого вопроса, был абсурден [8]. Во-первых, судили эсеров по законам, принятым уже после инкриминируемых им преступлений. Получалось, что правительство, «само созданное заговорщическим переворотом, судило сторонников предыдущего правительства за их противодействие перевороту, да еще через
5 лет - случай небывалый», - писал Ю.О. Мартов [9]. Во-вторых, постановление пленума ЦК РКП(б) от 28 декабря 1921 г. «О предании суду Верховного трибунала ЦК партии с.-р.» было юридическим нонсенсом, т. к. по закону можно было судить людей, а не учреждения. В-третьих, все стадии организации и проведения судебного процесса сопровождались серьезными процессуальными нарушениями. Например, Н.В. Крыленко, являясь председателем Верховного трибунала, одновременно являлся и государственным обвинителем на процессе, а все следствие Верховного трибунала возглавляла его жена Елена Розмирович [8, с. 171, 172, 178, 186, 417, 634]. Защиту обвиняемых вели две группы адвокатов, поскольку обвиняемые были разбиты на две группы. С одной стороны, «раскаявшиеся эсеры», которых защища-
ла одна группа адвокатов, с другой - «нерас-каявшиеся» (члены ЦК А. Гоц, Д. Донской, Л. Герштейн, всего 22 человека). Их защищала другая группа адвокатов - деятели реформистского социалистического движения:
Э. Вандервельде, Т. Либкнехт, К. Розенфельд и известные дореволюционные адвокаты
Н. Муравьев, А. Тагер, В.А. Жданов и др. После того, как иностранные защитники отказались от выполнения своих обязанностей, считая, что своим присутствием они лишь придают видимость законности процессу, то и русские адвокаты отказались от участия в процессе. В результате процесс лишался важнейшего атрибута судебного процесса -состязательности сторон. Вначале общее число обвиняемых достигало 218 человек. Затем были исключены из процесса неразы-сканные обвиняемые и лица, подлежавшие амнистии. В конечном итоге, суду по основному делу были преданы 34 человека. Им было предъявлено обвинение в развязывании гражданской войны, в организации вооруженной борьбы с советской властью, разорении страны и т. п. После 50-дневного судебного разбирательства (суд длился с 8 июня по 7 августа 1922 г.) Верховный трибунал приговорил 14 человек (руководители эсеров) к расстрелу. Десять подсудимых были приговорены к различным срокам тюремного заключения, от 2 до 10 лет. Двое подсудимых были оправданы. 14 января 1924 г. Президиум ЦИК СССР заменил расстрел лишением свободы на 5 лет, остальным срок заключения был сокращен вдвое [8]. Власть осторожничала, приходилось учитывать мировое общественное мнение, необходимость мирового признания. Для окончательной ликвидации партии эсеров потребовался формальноюридический повод. В марте 1923 г. в Москве прошел Всероссийский съезд бывших членов партии эсеров, подготовленный ГПУ, который заявил о «самороспуске» партии. К концу 1923 г. «ликвидационные» съезды были проведены в губерниях и уездах [10].
В 1923 г. принимается решение о ликвидации меньшевиков. К тому времени меньшевики оставались единственной организацией, помимо РКП(б), которая пыталась действовать на территории всей страны и имела для этого организационную структуру и средства. В секретном циркуляре ЦК РКП(б) от 4 июня 1923 г. ставится задача - «вырвать
с корнем меньшевизм, окончательно дезорганизовать и разбить партию меньшевиков» [11]. Начались аресты и ссылки в отношении актива меньшевиков. В результате жестких политико-юридических акций к началу 1923
г. организованная оппозиция в стране перестала существовать. На XIII Воронежской губернской конференции в марте 1923 г. представитель ЦКК констатировал: «Удалось покончить с эсерами и меньшевиками» [12]. Таким образом, на 1922-1923 гг. приходится завершающий этап политической истории меньшевиков и эсеров. Они ушли в политическое небытие.
Существенным образом влияли на юридическую практику в отношении инакомыслия прямые указания партийных органов. В январе 1924 г. президиум ЦКК принял постановление «О взаимоотношениях между местными судами и Верховным судом в тех случаях, когда имеется мнение местных парторганов». В нем указывалось, что «в тех случаях, когда партийная организация политически заинтересована в каком-либо деле и руководили процессом, а дело идет на пересмотр в Кассационную Коллегию Верховного Суда, местная организация должна о тех политических мотивах, которые ею руководили, довести до сведения Верховного Суда, чтобы заставить более тщательно и внимательно отнестись к делу» [11, д. 1030, л. 96;
д. 2279, л. 13]. За формулировками «тщательно» и «внимательно» скрывалось не что иное, как реальная возможность подмены партийными органами судов. Правовая безграмотность и безаппеляционная уверенность в своей правоте, что и составляло, по нашему мнению, понятие «революционный подход к праву», стремление подражать центральной власти или элементарно выслужиться в провинции часто приводили к попыткам придать политическое звучание малозначительным делам, не имевшим в своей основе каких-либо политических мотивов. Причем партийные организации предрешали приговор «не в форме мнения, а в форме директивы». В связи с участившимися подобными случаями ЦК ВКП(б) 26 апреля 1925 г. своим постановлением запретил предрешать судебные приговоры [13]. Однако подобная практика на местах продолжалась, и 23 сентября 1926 г. уже постановлением Политбюро подтверждался запрет давать судебным и
следственным органам указания о мере наказания по политическим делам. Наркомат юстиции, в свою очередь, циркуляром от 19 октября 1926 г. установил особый порядок прохождения дел о контрреволюционных преступлениях. Отныне контрреволюционные преступления не могли быть рассмотрены на месте, впредь до получения соответствующих указаний от прокурора республики [13]. Но это была не более чем попытка сохранить формальную сторону независимости суда и в какой-то мере охладить пыл местных властей, которые искали политические мотивы в делах, которые не «тянули» даже на показательный малозначимый процесс и только дискредитировали политические «потуги» властей. С другой стороны, сентябрьским постановлением 1926 г. Политбюро утвердило положение о комиссии ЦК ВКП (б) по политическим (судебным) делам. Комиссия состояла из трех человек по назначению Политбюро и распространяла свою деятельность на всю территорию СССР. В комиссию направлялись местными властями обвинительные акты по всем политическим делам. Комиссия докладывала Политбюро обо всех делах, которые считала общественно-политически значимыми для получения соответствующих директив и передачи их на места. Никаких директив судам по существу рассматриваемых дел комиссия не давала, этим занимались местные власти [12, д. 1395, л. 9]. Целью ее создания, с одной стороны, была подготовка политических процессов и проведения их с наибольшей отдачей. С другой -ограничить возможности местных властей в организации малозначимых с политической точки зрения процессов без получения политических дивидендов. Несмотря на ограниченные формально права, комиссия стала существенным элементом системы политического давления на суды.
Еще одним методом борьбы с инакомыслием была высылка из страны и лишение гражданства. Лишение гражданства было применено впервые в ноябре 1917 г., когда советское правительство уволило со своих постов «без права на пенсию и поступления на какие-либо государственные должности» 26 русских дипломатов, отказавшихся признать новое правительство. Все они, не лишенные гражданства юридически, фактически потеряли его, т. к. в случае возвращения
в советскую Россию подлежали суду революционного трибунала. УК 1922 г. предусматривал высылку из пределов РСФСР в качестве одного из видов наказания: «За пропаганду или агитацию в направлении помощи международной буржуазии, которая не признает... коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции, или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т. п. средствами». Самовольное возвращение высланного лица за границу в пределы РСФСР каралось расстрелом [1, ст. 70, 71]. 10 августа ВЦИК 1922 г. принял декрет о высылке. Цель высылки -«изъятие из общества интеллигенции, не придерживающейся марксистских взглядов» [14]. 16-18 августа произошли массовые аресты среди интеллигенции. С арестованных взяли подписку с обязательством выехать за границу и не возвращаться в советскую Россию. Среди высланных были социолог П.А. Сорокин, философы Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Е. Трубецкой, историк С.П. Мельгунов и др. Высылаемые не принимали участия в «контрреволюционной деятельности», к ним невозможно было предъявить юридически обоснованные обвинения. Троцкий объяснял, что «те элементы, которые мы высылаем или будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они потенциальное оружие в руках наших врагов. В случае новых военных осложнений мы вынуждены будем расстрелять их по законам войны. Вот почему, мы предпочли сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно» [15]. Согласно закону от 29 октября 1924 г. советские граждане могли быть лишены гражданства и по приговору суда [16]. Этим пунктом задним числом законодательно оформлялось лишение гражданства для высланных представителей отечественной интеллигенции. Официально, как вид наказания, высылка за границу прекратилась в 1935 г., когда высылка за пределы СССР стала применяться лишь в отношении иностранных подданных, являющихся особо опасными.
Широко использовались административные меры в отношении периодической печати. Ленин категорически возражал против предоставления свободы печати. «Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть свобода политиче-
ской организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров. Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем» [5, т. 44, с. 79]. Первой административной мерой стало введение цензуры. В июле 1922 г. все виды цензуры объединялись в Главном управлении по делам литературы и издательства (Главлит). На него возлагалась задача закрыть доступ антисоветской и антихудожественной литературе на книжный рынок. В начале нэпа контролировать было что. В первый год нэпа в Москве возникло 337, в Петрограде 83 издательства, учрежденных товариществами, группами и отдельными лицами [17]. Но уже в начале 1922 г. большинство из них закрывались. Усилился пограничный и таможенный контроль над ввозом печатной продукции. Доступ в страну литературы из-за рубежа практически прекратился. Так, из поступивших в сентябре 1922 г. в Россию 144 наименований книг значительная часть не была пропущена, т. к. оказалась непригодной к распространению по идеологическим мотивам [18]. Несанкционированное изготовление, хранение и распространение запрещенной литературы могло привести к уголовной ответственности по ст. 72 УК, предусматривавшей наказание в виде лишения свободы не ниже одного года [1, ст. 72].
В 1920-е гг. в полной мере проявилась наследственная черта большевизма - нетерпимость к инакомыслию. Для борьбы с политическими противниками было невозможно и нецелесообразно применять общие правовые нормы, поэтому усиливался репрессивный аппарат, действовавший вне правовых рамок. Для легальной юриспруденции создавались политически аранжированные и агрессивные законы. Так, уголовное право стало действенным средством пресечения оппозиционной деятельности и любых форм «не-большевизма». Такова логика слияния права с политической доктриной. Можно утверждать, что именно в 1920-е гг. была обоснована в политическом и в юридическом плане необходимость применения насилия, в т. ч. и террора, по отношению к инакомыслию. Именно в это время советское право приобрело в окончательном виде политическую утилитарность, проявлявшуюся в политической составляющей законов, направленных
против политических противников и против инакомыслия в целом.
1. Уголовный кодекс 1922 года. М., 1961. Ст. 58-73.
2. История советского уголовного права / Гер-цензон А.А., Грингауз Ш.С., Дурманов Н.Д. [и др.]. М., 1947. С. 285.
3. Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. М., 1956. Ст. 58, 14.
4. ГАТО (Гос. арх. Тамбовской области). Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 247. Л. 107.
5. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 380, 401.
6. Одиннадцатый съезд РКП(б). Март-апрель 1922 года: Стенографический отчет. М., 1922. С. 351.
7. Правда. 1922. 8 авг.
8. Морозов К.Н. Судебный процесс социали-стов-революционеров. Тюремное противостояние (1922-1926): Этика и тактика противоборства. М., 2005. С. 162.
9. Судебный процесс над социалистами-рево-люционерами (июнь-август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги: сборник документов / сост. С. А. Красильников, К.Н. Морозов, И.В. Чубыкин. М., 2002. С. 554-555.
10. Юрьев А.И. Последние страницы истории партии социалистов-революционеров // Отечественная история. 2001. № 6. С.131-132.
11. ГАСПИТО (Гос. арх. социально-политической истории Тамбовской области). Ф. 840. Оп. 1. Д. 467. Л. 44-45.
12. ГАСПИВО (Гос. арх. социально-политической истории Воронежской области). Ф. 1. Оп. 1. Д. 681. Л. 9.
13. ГАТО. Ф. Р-655. Оп. 1. Д. 20. Л. 444.
14. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1922. № 51. Ст. 646.
15. Правда. 1922. 30 авг.
16. Фельштинский Ю. К истории нашей закрытости. М., 1991. С. 117-118.
17. Голинков Д.Л. Крах вражеского подполья (Из истории борьбы с контрреволюцией в Советской России). М., 1971. С. 293.
18. Федюкин С.А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу. М., 1977. С. 171.
Поступила в редакцию 13.02.2010 г.
Nikulin V.V. Bolsheviks and non-Bolsheviks. Legal methods of suppressing dissent in Soviet Russia (1920's).
The article exposes the political and legal measures which were undertaken by the authorities against nonBolshevik’s trends and groups. The main attention is given
to the use of the law ways of the affecting on Mensheviks and Socialist-revolutionaries. Administrative and legal aspects of the struggle against the hostile ideology are analyzed.
Key words: bolsheviks; dissent; law; legal methods; judicial proceedings; counter-revolutionary crime; mensheviks; socialist-revolutionaries; exile; censorship.
УДК 343.2/.7
МЕЖДУНАРОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО ГОСУДАРСТВ В БОРЬБЕ С КОМПЬЮТЕРНОЙ ПРЕСТУПНОСТЬЮ © А.Б. Попов
Статья посвящена исследованию вопроса международного сотрудничества государств в борьбе с компьютерной преступностью. Определены формы и цели данного сотрудничества. Выявлены существующие недостатки сотрудничества государств и методы их решения.
Ключевые слова: киберпреступность; международное сотрудничество; направления сотрудничества; политика государства.
Во всем мире происходит объективное изменение вектора развития общества: от индустриального к информационному, от национальных стратегий развития к международным. Развитие информационного общества сопровождается негативными процессами противоправного использования информационных и телекоммуникационных технологий. С учетом специфики социального феномена киберпреступности, масштабов информатизации и развития глобальной сети ^егпе! становится все менее вероятным, что преступления такого вида будут ограничены территорией отдельного государства.
Актуальность темы обусловлена тем, что транснациональность угроз в информационной сфере и уровень ущерба при их реализации заставляют ставить проблему обеспечения информационной безопасности как глобальную, требующую усилий всего мирового сообщества. Количество преступлений, совершаемых в киберпространстве, растет пропорционально числу пользователей компьютерных сетей, и, по оценкам Интерпола, темпы роста преступности в глобальной сети Интернет являются самыми быстрыми на планете [1]. Так, например, в 2007 г. компания 8ушайес выявила 711 912 новых угроз, против 125 243 в 2006 г. - рост составил 468 %; это доводит общее число угроз, обнаруженных 8ушап1ее по состоянию на конец 2007 г., до 1 122 311. А по данным портала
Hackerwatch.org, еженедельно в мире регист-
рируется более 55 млн акций компьютерных хакеров [2].
Новые информационные и коммуникационные технологии совершенствуются так быстро, что развитие права и законодательства заметно отстает. Традиционные представления о территориальной юрисдикции,
об административных границах применительно к киберпространству во многом теряют смысл. Роль национального законодательства снижается, и на первый план выходят инструменты межгосударственного (международного) регулирования.
Основной целью международного сотрудничества является, с одной стороны, совершенствование международного законодательства в этой области, с другой - достижение единства действий государств в лице национальных правоохранительных органов при расследовании преступлений. Сотрудничество государств базируется на договорноправовом (конвенциальном) и институциональном (внутри международных организаций) механизмах [3]. Международное взаимодействие строится на общих и специальных принципах международного права. При этом всякое сотрудничество должно осуществляться без вмешательства во внутренние дела государства. Договорно-правовое сотрудничество реализуется путем:
- универсальных международных договоров (Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности);
