CC BY
88
УДК 930.2; 930.85; 614.4
ДУНАЕВА Ю.В.* БОЛЕЗНИ, ЭПИДЕМИИ И ПАНДЕМИИ В ГЛОБАЛЬНОЙ ИСТОРИИ. Часть 1. DOI: 10.31249/rhist/2022.03.03
Аннотация. В обзоре тематического номера «Journal of global history» представлены традиционные и новые подходы к изучению историй болезней и эпидемий. Эпидемии и пандемии предстают в качестве линзы в рамках глобальной и других направлений исторической науки. Также предлагаются разные междисциплинарные подходы к изучению этих феноменов.
Ключевые слова: глобальная история; всеобщая история болезней; история пандемий; COVID-19.
DUNAEVA Y.V. Diseases, epidemics and pandemics in global history. Part I.
Abstract. A review of a thematic issue of the Journal of global history presents traditional and new approaches to the study of histories of disease and epidemics. Epidemics and pandemics are presented as a kind of lens within global and other areas of historical scholarship. Different interdisciplinary approaches to the study of these phenomena are also offered.
Keywords: global history; general history of diseases; history of pandemics; COVID-19.
Для цитирования: Дунаева Ю.В. Болезни, эпидемии и пандемии в глобальной истории. Часть 1. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. -
* Дунаева Юлия Вячеславовна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). E-mail: jvd@inbox.ru
Москва : ИНИОН, РАН, 2022. - № 3. - С. 34-51. DOI: 10.31249/rhist/2022.03.02
Номер ведущего научного журнала «Глобальная история» («Journal of global history») целиком посвящен истории болезней, эпидемий и пандемий. Материалы номера объединены заголовком «Пандемии, изменившие мир. Исторические размышления о COVID-19». В статьях представлены разные аспекты изучения пандемий и эпидемий: исторические, социальные, культурные и т.п. Историки используют пандемию как фокус, способный дать новое понимание глобальной истории болезней и более глубоко рассмотреть последствия пандемий в разных контекстах.
В статье, открывающей номер, отмечено, что история пандемий занимает видное место в глобальной истории [5]. Массовые заболевания создают своего рода реперные точки в истории человечества. Эпидемии и пандемии проверяют на прочность само общество, культурные и социальные нормы, поведение людей. Несомненно, эпидемия COVID-19 станет одной из таких точек в XXI в., пишут Э. Франкема (Вагенингенский университет) и Х. Творек (Гарвардский университет).
Эта эпидемия выявила много проблем: как быстро мутирующий вирус распространяется по миру, какие он создает вызовы для экономики, политики, культуры. Также эпидемия «показывает значительные различия в восприятии и подходах к новой угрозе здоровью и отражает то, что ответные меры на местном, национальном и глобальном уровне заметно политизированы» [5, с. 333]. Исторические сравнения различных пандемий ставят новые вопросы. Например, почему местные, научные, социальные реакции на пандемию так различаются и как они меняются со временем.
Условия пандемии повлияли на специфику работы историков, принимающих участие в этом проекте. Статьи были подготовлены очень быстро. В них использованы свежие данные и практически нет архивных документов. Это объясняется тем, что авторы не могли работать в архивах, закрытых для посещения. По мере развития пандемии в материалы вносились новые сведения. Таким образом, читатели получают представление о том, как историки понимают и анализируют пандемию во время ее разгара. Вместе с тем авторы надеются, что и после окончания пандемии
их оригинальные работы будут содействовать более глубокому историческому пониманию эпидемий, болезней и пандемий.
Статья исследовательницы А.-Э. Бирн (Университет Торонто) посвящена тому, как ситуация с пандемией повлияла на историческую науку и в том числе на глобальную историю [1]. По мере нарастания пандемии, отмечает она, участились обращения к историкам - специалистам по истории медицины и здравоохранения. СМИ и политики стали искать у них советов на предмет дорожных карт, худших и лучших вариантов развития, прогнозов, обнадеживающих мыслей о научном прогрессе и уроках, которые можно извлечь из этой ситуации, пишет автор. Это создает возможность для историков поделиться тем, что они знают.
Историк отмечает быстрое нарастание информационной шумихи вокруг новой болезни. А.-Э. Бирн приводит слова генерального директора ВОЗ Т.А. Гебреисуса, который в феврале 2020 г. заметил: «мы не просто боремся с эпидемией, мы боремся с ин-фодемией» [цит. по: 1, с. 336]. Его слова, продолжает Бирн, не были историческим преувеличением или искажением. Т.А. Гебреисус имел в виду чрезмерность информации, ошибки, дезинформацию, слухи по поводу СОУГО-19. Все это препятствовало эффективным ответным мерам общественного здравоохранения, считает он.
В отношении того, какую болезнь считать пандемией, существует несколько мнений, подчеркивает автор. На первый взгляд, кажется, что это касается «большой шестерки»: чумы, оспы, холеры, гриппа, ВИЧ/СПИДа, лихорадки Эбола. Однако в этот ряд не входят такие болезни, как малярия, желтая лихорадка, периодически рецидивирующие в странах Африки. Вероятно, предполагает А.-Э. Бирн, это вызвано тем, что они имеют распространение не в США и не в европейских странах, а на другом континенте.
Термин «пандемия» в переводе с греческого обозначает «весь народ», т.е. эпидемию, распространившуюся на страны и даже континенты, а в отношении СОУГО-19 говорят как о «глобальной пандемии». Это, как полагает А.-Э. Бирн, важно как для понимания нынешней, так и прошлых пандемий и эпидемий. Следовало ожидать, что многие политики, представители здравоохранения, экономисты, журналисты и т.п. обращались к отдельным, зачастую вырванным из общего контекста примерам, чтобы «воспроизвести универсальные и одномерные сюжеты о прошлом, ко-
торые, как правило, основаны на американо-европейской истории» [1, с. 338].
Далее автор останавливается на том, что, по ее мнению, представляет собой глобальная история. Она подчеркивает, что, несмотря на некую близость, все же есть различия в подходах к изучаемому материалу между всемирной и глобальной историей. Последняя отвергает линейные нарративы, особенно в том, что касается взаимосвязей социальных, экономических, культурных факторов и цивилизаций. Глобальная история больше сконцентрирована на взаимодействиях, обменах, связях и сетях, в изучении одновременно происходящих событий в разных или многочисленных местах. Это создает хорошие основания для глобальной истории здравоохранения и пандемий. Глобальная история пандемий должна избежать центризма или подхода, который Бирн называет «Запад и все остальные». Комплексное междисциплинарное историческое исследование пандемий должно преодолеть подобные ограничения.
Нынешняя пандемия накладывает отпечаток и на труд историков, подчеркивает автор. Необходимы глубокие размышления над восприимчивостью, смертью и выздоровлением от СОУГО-19. Следует согласовать усилия историков - представителей разных направлений для изучения эпидемий и пандемий. Это требует больше ответственности, открытости исторической науки, деколонизации истории. Историки должны чаще обращаться к внешнему миру и сотрудничать со специалистами в области здравоохранения, с журналистами, политиками и т.п. А историкам, привычным к «медленным историям», следует приспособиться к «истории в спешке», заключает А.-Э. Бирн.
К. Харпер (Университет Оклахомы) - специалист по истории античности. В его статье предлагается новый взгляд на изучение эпидемий и пандемий в античном мире и современности [6]. Основная идея автора заключается в том, что необходимы междисциплинарный подход, соединенные усилия историков, археологов и биологов для исследования этих тем.
Изучающие римскую историю знают о трех эпидемиях чумы: Антонинова чума (165-180 гг.), Киприанова чума (249-270 гг.) и Юстинианова чума (541 г. до середины VIII в.) - первая в истории зафиксированная пандемия. Естественно, что отличия импе-
рии Древнего мира от современности столь велики, что сравнительные исследования в полной мере невозможны, хотя можно сделать выводы о неких общих закономерностях. Более детальные сравнения эпидемий выполнимы, если речь идет о последних двух веках. Имеются в виду эпидемии холеры и гриппа («испанки» начала XX в.), пишет историк.
По мнению автора, пандемия СОУГО-19 наглядно показывает необходимость совместного изучения в рамках истории, экологии и биологии, а также необходимость дальнейшего углубления в прошлое. Он объясняет это тем, что инфекционное заболевание по сути своей есть биологическое явление. Вирусное заболевание СОУГО-19 невозможно понять без изучения вируса SARS-CoV-2. Эволюция этого вируса, обладающего особыми биологическими свойствами, является непосредственной причиной пандемии. В то же время глобальная экология1 способствует развитию и передаче этого вируса. Пандемии возникают на пересечении истории, эволюции и экологии. И изучать их следует во взаимодействии с другими науками. Примером такого междисциплинарного изучения он называет книгу историка, специалиста по транснациональной истории У. Макнила2. Написанная в середине 1970-х годов, она по-прежнему актуальна, считает Харпер. Невозможно написать историю эпидемий без учета взаимодействия биогеографии, расселения народов и цивилизационного обмена. Особая роль принадлежит именно глобальной истории, подчеркивает автор, ведь эпидемии и пандемии не признают условных периодов, на которые делят прошлое историки, как и не признают политических, культурных, языковых границ.
Основное внимание этих историко-биолого-экологических исследований должно уделяться геному, утверждает исследователь. «Геномы - это своего рода исторический архив, органическая запись эволюционной истории. Геномы, которые секвенируются3 во все большем количестве, представляют собой потенциальную
1 Глобальная экология - комплексная научная дисциплина, изучающая биосферу в целом. - Прим. авт.
2 McNeill W.H. Plagues and peoples. - Garden City (N.Y.) : Anchor press/Doubleday, 1976. - 396 p.
3 Секвенирование - название методов, которые позволяют установить последовательность нуклеотидов в молекуле ДНК. - Прим. авт.
сокровищницу исторических знаний» [6, с. 351]. Исследователь предлагает использовать два разных, но взаимодополняющих подхода: палеогеномику и филогенетику. Палеогеномика - это изучение исторического или доисторического генетического материала. «Филогенетика - это изучение эволюционных отношений между группами организмов: например, между видами или между популяциями (такими, как различные штаммы вируса)» [6, с. 352]. Этот подход также может предоставить интересную и масштабную историческую информацию.
Древняя история не создает «параллелей» и не преподносит «уроков», пишет далее автор. Но глубокое изучение истории болезней дает специалистам новые перспективы для понимания, особенно, если это делается в глобальных масштабах и учитывает новые данные о генах. Исследования в области истории инфекционных болезней дают возможность объединить усилия специалистов разных научных отраслей, еще раз подчеркивает он. Для понимания экологического контекста биологической эволюции ученые проводят демографические, социальные, экономические исследования. Например, они могут проследить, как развивалась торговля, технологии, урбанизация, как все это влияло на появление и развитие болезней и как в свою очередь болезни влияли на эти и другие факторы.
Взаимодействие социального развития человека и инфекционных заболеваний является одной из основных линий истории, и эта связь всегда двусторонняя. Люди изменяют экологическую обстановку, а человеческая деятельность влияет на развитие или спад болезни. Распространение геномных данных и достижения в восстановлении древних биомолекул дают нам новую информацию, которая помогает сфокусировать и конкретизировать взаимосвязь между экологией и биологией в истории человечества, рассуждает К. Харпер. Такая междисциплинарная история обеспечивала более солидную основу для ответов на вопросы, которые поставила перед нами пандемия.
В статье Т. Брука (Университет Британской Колумбии) уделено внимание различиям в освещении эпидемий в Англии в период правления Тюдоров и Стюартов и в Китае (Великая Минская империя) в период правления императоров династии Мин [2].
Т. Брук пишет, что эпидемия СОУГО-19 в европейской прессе сравнивалась с «черной смертью» - эпидемиями чумы в Средние века, тогда как в китайской прессе таких аналогий не проводилось, несмотря на подобные эпидемии в прошлом. Китайская историческая память функционирует иначе, чем европейская, подчеркивает он. Если китайцы и упоминают эпидемию чумы, то это относится к 1910 г., к вспышке заболевания в Маньчжурии.
Историк отмечает, что в английской и китайской историо-графиях история эпидемий отражена по-разному. В Англии уже современники писали и давали оценку эпидемии, в Китае только в нескольких документах можно найти описание и оценку разразившейся болезни. Одним из таких документов являются «Истинные записи» династии Мин. В период правления императора Ваньли случилось несколько бедствий: землетрясение, пожар во дворце и разразившаяся болезнь. Автор записей, чиновник, предполагал, что таким образом Небо сигнализирует о недовольстве императором и о том, что он должен взять на себя ответственность и провести акт ритуального покаяния, а также помочь людям. Великий секретарь выступил с конкретными предложениями: открыть в Пекине государственные аптеки и послать в районы города врачей для раздачи лекарств. Император вдобавок к этому поручил выдать каждой семье денежную помощь. Хотя в документах есть осторожное признание беспорядка в Космосе, подчеркивает Т. Брук, они не упоминают божественного наказания. Эпидемия представала чисто административной проблемой, для решения которой применялись практические меры: раздача лекарств и денежная помощь, заключает Т. Брук.
В Англии дело обстояло несколько иначе. Когда разразилась чума в Лондоне в 1563 г., королева Елизавета предприняла меры разного характера. Архиепископу Йоркскому была дана полная свобода для поддержания порядка и помощи бедным и нуждающимся. В городе разжигались костры, чтобы уберечь от «распространения миазмов», запрещалось движение между городами. Об этом «напоминала» установленная виселица. Совместно с архиепископом Кентерберийским и епископом Лондона был составлен общий график молитв, поста и исповедания грехов, чтобы умилостивить Бога.
В отличие от королевы Англии император Ваньли не призывал свой народ к актам раскаяния или покаяния. Он признал свою ответственность за гнев Небес, но не требовал такого от своих подданных. Их злодеяния могли прогневать Небо, но он должен править так, чтобы заботиться и о нечестивых.
Ответ на то, как оценивали бедствие простые люди, Т. Брук находит в художественной литературе того времени. Для простолюдинов болезнь была Божиим наказанием, которое обошло стороной императора, но обрушилось на их головы. Чтобы умилостивить Небеса, проводились соответствующие обряды, посвященные Богу или Богам, «ответственным» за болезнь и могущим прекратить ее. Английскому и китайскому народам эпидемии внушали страх и заставляли прибегнуть к молитвам или другим ритуалам, чтобы отвести заболевание. Это предполагало, что есть некое Божество, которое может спасти безгрешных и невиновных. Но то, что болезнь «выкашивала» всех подряд, естественно, озадачивало англичан и китайцев.
Следующая крупная вспышка болезни случилась в Китае в 1640 г., и она сопровождалась бедствиями, самым тяжелым был неурожай и голод 1639-1640 гг. Бедняки ели траву и кору деревьев, зафиксированы случаи каннибализма. Об этой эпидемии сохранилось описание современника, которое выдержано в конфуцианском духе и намекает на возможные причины бедствия - перенаселение и расточительство. Обращаясь к выжившим, автор призывает их не радоваться тому, что они пережили болезнь, а воздать почести Небу, Земле и предкам, иначе болезнь вернется снова.
Даниель Дефо в «Дневнике чумного года» (1722) реконструирует события мрачного 1665 г. Он описывает общественные погребальные ямы и рассматривает их как объекты нездорового любопытства, упоминая в том числе собственный интерес - ему было тогда пять лет. Кульминацией описания стали его воспоминания о незаконной ночной прогулке. Для Дефо, считает Т. Брук, напоминание о чуме - это повод описать человеческую слабость, для китайского автора чума - это способ напомнить о моральных обязательствах.
Статья М. Фью (Университет штата Пенсильвания) посвящена проявлениям гуманизма и одновременно усилению колониа-
лизма во время эпидемии оспы в Гватемале XVIII в. [4]. По ее мнению, ситуация с оспой и СОУГО-19 вполне сопоставима. Тогда также шли общественные споры об эпидемии, бедности и этнических группах. Обсуждались заметно более высокие показатели смерти от эпидемии среди коренных народов, бедных и других маргинальных групп. Ставился вопрос о степени ответственности государства. Совещались о том, следует ли применять принуждение и насилие к местному населению для обеспечения соблюдения карантина, проведения прививочных кампаний и других медицинских мероприятий. Гватемала, продолжает далее М. Фью, представляет собой убедительный исторический пример борьбы с эпидемией времен колониализма, поскольку там проживало многочисленное местное население народов майя и показаны способы борьбы с болезнью правящих кругов и местной элиты.
Европейские завоеватели и колонизаторы принесли с собой болезни, которых не знали местные жители. Поэтому смертность среди них была катастрофической. Некоторые исследователи считают, что в ХУ1-ХУ11 вв. американский континент был ареной «величайшего уничтожения в истории человечества». Другие называют этот период "Великим вымиранием"» [4, с. 381]. Самыми разрушительными были эпидемии бубонной чумы, оспы, кори, гриппа, сыпного тифа. Они привели к смерти от 50 до 90% местного населения. Так, к примеру, численность народов майя в колонизированной Центральной Америке сократилась почти на 94%, если до колонизации их насчитывалось около 2 млн, то к началу XVII в. осталось примерно 128 тыс. человек.
Эпидемии оспы и других болезней продолжались практически на протяжении всего колониального периода и усугублялись нищетой, периодами голода и систематическим насилием со стороны колонизаторов. Дошедшие до нас отчеты, написанные государственными или религиозными деятелями из стран-метрополий, свидетельствуют о широкой распространенности заболеваний среди местного населения. Как заметил один из очевидцев, во время вспышки чумы в 1607-1608 гг. среди майя болезнь протекала так быстро, что не успевали оказывать помощь, поэтому смертность была запредельно высокой. Эта ситуация усугублялась бедностью майя, у них зачастую не было денег, чтобы купить продовольствие и необходимые лекарства.
Одним из известных борцов с эпидемией оспы был Хосе Фе-липе Флорес - профессор медицины Университета Сан-Карлос. Он известен как составитель программы и мероприятий по предотвращению и лечению оспы у местного населения. Когда весной 1794 г. стало известно о вспыхнувшей эпидемии оспы, он выпустил руководство по борьбе с ней. Флорес и другие медики выступали за проведение прививок, представляя их как новый и современный инструмент в борьбе с болезнью. Эта практика уже существовала в других странах мира. Прививка заключалась в том, что у человека, болеющего в легкой форме, изымалось оспенное вещество и переносилось при помощи ланцета или другого режущего инструмента здоровому человеку. Тогда привитый заболевал в легкой форме и если выживал, то приобретал пожизненный иммунитет.
В XVIII в. были проведены первые кампании по борьбе с эпидемиями среди коренных народов Латинской Америки. Как пишет М. Фью, это указывает на изменение колониальной политики в том, что касается болезней. Правительство стало больше внимания уделять здоровью покоренных народов. Появилось то, что М. Фью называет «медицинским гуманизмом», а именно сострадание к больным, бедным и коренным народам сочеталось с пропагандой и применением новейших достижений науки того периода. Истоки такого подхода автор находит в «давних религиозных традициях христианской ответственности перед бедными, больными и маргиналами» [4, с. 383]. Представители медицины, политические и религиозные деятели сотрудничали друг с другом, соединяя традиции милосердия с медицинскими достижениями, а также выступая за государственные кампании, занимающиеся охраной здоровья.
М. Фью приводит выдержку из документа XVIII в. и на этом примере показывает, что гуманизм сочетался с патерналистской и колониальной риторикой. Так, местные народы в этом документе сравниваются со стадом овец (намек на христианский символ агнца) или с несовершеннолетними, которые нуждались в христианской благотворительности и опеке. Теперь врачи и политики приняли на себя ответственность за то, чтобы люди получили необходимую помощь, в том числе и денежную. Однако, подчеркивает ав-
тор, это было вызвано и экономическими причинами: труд и налоги майя составляли основу стабильности государства метрополии.
В 1780 г. применение прививок от оспы активно обсуждалось колониальными элитами. Единого мнения не удалось выработать. Когда возникла угроза эпидемии, Хосе Флорес взял на себя ответственность проводить централизованную вакцинацию, но с условием, чтобы прививка должна быть добровольной. Наряду с этим принимались и другие меры. Городской совет сотрудничал с богатыми представителями элиты, духовенством, доктором Фло-ресом и другими медиками. Город был поделен на четыре сектора, в каждом было назначено ответственное лицо. Часть кампании вакцинации финансировалась городской властью, а другую часть составляли пожертвования богатых представителей элиты. Руководители секторов инспектировали дома, координировали проведение вакцинации. Они раздавали еду, одежду, постельные принадлежности больным и их семьям, а также вели тщательную статистику процесса заболевания. Городской совет Новой Гватемалы, собрав эти записи, получил мрачную картину более высокого уровня инфицирования среди многонациональной городской бедноты. «К концу августа 1780 г. чиновники насчитали 8667 человек больных оспой. Из них, по их оценкам, примерно одна треть, около 3 тыс. человек, находились в крайней бедности и нуждались в ежедневной пище, еще 3 тыс. человек имели недостаточный доступ к пище и нуждались в денежной поддержке от государства для покрытия расходов на одеяла, лекарства, одежду и другие предметы» [4, с. 385].
Таким образом, подытоживает автор, признание колониальными властями того факта, что бедность отягощает заболевание и влияет на показатели выживаемости, привело к тому, что во время эпидемии были приняты конкретные меры по смягчению голода. Одновременно проявилась социальная помощь со стороны духовенства и богатого светского общества. Успехи в борьбе против оспы в 1780 г. помогли провести прививочные кампании в сельских районах и провинциальных городах.
Автор также описывает, как майя прибегали к традиционной медицине, используя лекарственные растения и некоторых насекомых в борьбе с заболеваниями. Вдобавок они обращались как к христианским обрядам, так и к своим религиозным практикам,
надеясь на излечение. Причем эти ритуалы проводились открыто, на них зачастую присутствовали врачи и христианское духовенство.
Однако была и другая сторона медали. Разносторонние усилия колониальных властей по предотвращению эпидемий и лечению заболевших влекло за собой вмешательство в местную культуру, медицину, образ жизни и пищевые привычки. Это было еще одним способом колониальной власти вторгнуться в повседневную жизнь бедняков и народов майя, что, по мнению историка, проводилось колониальными властями для собственного блага, но и для общественного благополучия тоже.
Далее автор описывает, какие меры принуждения применялись колониальными войсками и врачами с целью уменьшить риск заражения и снизить темпы роста эпидемии. Например, из семьи забирали заболевших детей, что, естественно, вызывало сопротивление родителей. В краткосрочной перспективе это уменьшало масштабы заражения, но в долгосрочной перспективе скорее вызывало страх и недоверие к таким действиям властей.
В заключение историк отмечает некоторые исторические аналогии между эпидемиями оспы и современным COVID-19. Эпидемии и пандемии помогают нам увидеть человечество в его лучших и худших проявлениях. В лучшем случае государственные, религиозные и гуманитарные организации иногда даже принудительно помогают нуждающимся группам населения. Сообщества коренных народов разрабатывают собственные противоэпидемические меры, если действия правительства штата или федеральной власти не оправдывают их ожиданий.
Вместе с тем проявились и негативные моменты. М. Фью приводит слова Верховного комиссара ООН по правам человека М. Бечелет, которая заметила, что «растущее неравенство в том, как COVID-19 влияет на сообщества... обнажило тревожное различие в наших обществах» [цит. по: 4, с. 392]. Использование расового/этнического профилирования во время эпидемий может привести в перспективе к долгому недоверию или сопротивлению правительству и здравоохранению. К этому следует добавить, продолжает далее М. Фью, что вопрос о том, следует ли носить медицинские маски, из области здравоохранения перешел в политическую, как и ограничение передвижений. Сложности возникли
и при вакцинировании - в ряде стран проходили антивакционные протесты.
В. Хубер (Свободный университет Берлина) сравнивает нынешнюю ситуацию пандемии с эпидемиями холеры в XIX в. [7]. Историк обращает внимание на то, как в кризисный период проявилось социальное, политическое, экономическое неравенство; как ожесточились научные споры по поводу эпидемии и принимаемых против нее мер. К тому же это время многих открытий, совершенных в области медицины.
Эпидемия холеры, пишет она, охватившая Азию, Европу, Африку и Америку между 1820-ми и 1890-ми годами совпала с революционным открытием холерного вибриона. В эти же годы были созданы новые виды транспорта - пароходы и паровозы. В этом были как положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, эти транспортные средства соединяли большие расстояния. С другой - активные передвижения людей способствовали распространению инфекции. Из локального заболевания холера стала глобальной угрозой.
В XIX - начале XX в. произошло шесть эпидемий холеры, охватывающих разные части света. Известно, что распространение холеры связано с грязной питьевой водой и плохими санитарными условиями. Эти вспышки побудили принять меры на международном уровне. Примером тому служат международные медицинские конгрессы. Первый состоялся в 1851 г. в Париже, затем в Константинополе, Вене, Риме, Венеции и Дрездене. Они положили начало международному сотрудничеству в области здравоохранения. На заседаниях обсуждалось, какие можно поставить барьеры на пути распространения инфекции и как обезопасить от нее Европу.
В конференциях принимали участие врачи, дипломаты, ученые. Но споры шли не только о болезни и эффективности мер против нее. По мнению автора, социальное неравенство проявилось и в залах конгрессов. Они стали полем соперничества между империями, прежде всего Российской, Германской, Французской и Британской. Так, к примеру, на конференции 1885 г. Вена, Берлин и Париж с трудом преодолевали разногласия после Франко-прусской войны 1870 г. В то же время немцы и французы объединились, чтобы противостоять Британии и заставить ее считаться с ними. В результате на этой конференции так и не было достигнуто
международного соглашения. Речь шла не о поиске решений, а скорее о демонстрации силы. Еще одним аспектом было то, что в конференциях принимали участие в основном представители европейских стран, хотя их решения затрагивали и другие государства, например Османскую империю. Меры, обсуждаемые на конференции, представляли собой заметное вмешательство в дела империи, пишет В. Хубер, поскольку Средиземное и Красное моря должны были служить буферной зоной между Азией и Европой. Совет по здравоохранению Османской империи был в основном укомплектован иностранцами. Османская империя и Египет должны были оплачивать европейские карантинные участки, созданные на их территориях, что усиливало зависимость этих стран от Европы. Конференции были международными по названию, но они не скрывали имперских намерений их участников, подытоживает В. Хубер.
Далее она описывает меры, которые предпринимались для предотвращения развития эпидемии. Например, мусульманские паломники должны были провести время в карантинной зоне, пройти санитарную обработку вещей и одежды. Причем все это оплачивалось самими паломниками.
В заключение статьи автор предлагает свое видение исторического изучения эпидемий. По ее мнению, необходимо объединить историю империй, социальную историю и историю науки в более широкую и обоснованную историю интернационализма1 (history of internationalism). Только интегрируя эти исследовательские направления, можно учесть такие разные факторы, как социальное и политическое неравенство, протесты и способы уклонения от предпринимаемых противоэпидемических мер.
Историческое исследование гриппа 1918-1920-х гг., более известного как «испанка», представлено в статье С. Чандры (Университет штата Мичиган), Дж. Кристенсена (Университет штата Мичиган) и Ш. Лихтмана (Университет штата Мичиган) [3]. Авторы отмечают, что пандемия «испанки» была одной из самых тяжелых в XX в. За год от нее погибли около 50 млн человек, а отдель-
1 Речь идет об изучении международных идей, международных, государственных и межгосударственных учреждений, транснациональных сообществ и т.п. Подробнее см.: Sluga G., Clavin P. Internationalisms: a twentieth-century history. - Cambridge, N.Y. : Cambridge University Press, 2017. - 372 p.
ные вспышки продолжались до 1920-х годов. Еще одно отличительное свойство этого вируса в том, что до сих пор живы его штаммы - «потомки» и известны как НШ1.
Авторы отмечают как общие, так и особенные признаки двух пандемий («испанки» и СОУГО-19). Их роднит то, что эти новые вирусы вызвали пандемию по причине того, что на первых порах отсутствовали вакцины и лекарства. Но есть различия: вирус 1918 г. воздействовал в основном на молодых людей (от 20 до 40 лет), СОУГО-19 вызывает большую смертность среди людей старшего возраста.
Есть разные точки зрения о происхождении вируса НШ1. Авторы согласны с тем, что эпидемия началась в Канзасе в марте-апреле 1918 г., а затем распространилась по всему миру. Историки выделяют три волны эпидемии. Первая волна началась в США, затем распространилась на другие страны и континенты. В мае-августе появились первые зараженные в странах Европы. Затем грипп достиг Индии, в июне-июле - стран Карибского бассейна и Южной Америки.
Вторая волна пандемии началась в августе во Франции и Испании и быстро охватила другие европейские страны, вероятно, в ноябре она достигла России. Волны инфекции продолжали расти зимой 1918-1919 гг., а затем весной появились в северных странах, например в Швеции. Одновременно эпидемия распространялась на юг. В Южной Африке и странах Азии волна продолжалась с сентября по декабрь 191 8 г. Исключением стала Австралия. Во-первых, она находилась на значительном расстоянии от основных очагов заражения. Во-вторых, оперативно действовали власти, они быстро ввели жесткий карантин, который отодвинул вторую волну на январь 191 9 г. Третья волна продолжалась до начала 1919 г. в разных регионах и климатических зонах. Четвертая волна в феврале 1920 г. поразила ряд стран: Канаду, Японию, некоторые штаты в США, а также Бразилию и Чили.
Далее авторы приводят примеры того, каким образом болезнь распространялась так быстро. Для этого они обращают внимание на следующие факторы: миграция военных и гражданских лиц в годы Первой мировой войны, международная торговля и связи между колониями и метрополиями. Пандемия гриппа 1918 г. примечательна скоростью распространения вируса. Вначале она
проходила по военным транспортным сетям, а затем поразила и гражданское население. В этот год США быстро перебрасывали войска в Европу, т.е. первоначальная волна эпидемии разносилась от среднего Запада США к военным тренировочным базам, а оттуда солдаты, направлявшиеся на фронт, привозили инфекцию в Европу, поясняют авторы материала.
В Европе война носила преимущественно окопный характер, такая скученность людей на малой территории создала благоприятные условия распространения болезни. Когда война закончилась, и военные, среди которых были зараженные, стали возвращались домой, инфекция распространялась дальше. Так «испанка» охватила весь земной шар, пишут авторы.
Свой вклад в передачу инфекции внесло общение между метрополиями и колониями. Колониальные державы Европы продолжали поддерживать контакты со своими колониями в разных частях света и таким образом содействовали дальнейшей передаче болезни. Более миллиона британских индийских солдат были переброшены на различные театры военных действий и разносили инфекцию. Также вирус распространялся пассажирами по транспортным сетям: пароходами, паровозами и т.п.
Примерно в то же время он появился в Австралии и Новой Зеландии, что косвенно указывает на возможный завоз инфекции из Великобритании военными или гражданскими судами. Таким образом, подытоживают авторы, Первая мировая война сыграла значительную роль в передаче болезни из метрополий в колонии. Ярким примером служит заражение населения Сьерра-Леоне после прибытия туда британского транспортного корабля. Примерно такая же ситуация сложилась в Южной Африке, на территориях, контролируемых французами, куда вирус был доставлен военным морским транспортом. Местные жители были инфицированы в августе 1918 г., приблизительно в то же время, когда вирус проявился в западной Франции. Колониальная Япония принесла вирус в свои колонии. Вопрос о роли Транссибирской магистрали как возможного переносчика вируса в южную Корею остается открытым, подчеркивают авторы статьи.
Затем авторы переходят к фактору международной торговли, частично пересекающимся с колониальным. Примером тому могут служить Нидерланды и Португалия - страны соблюдавшие
нейтралитет в Первой мировой войне. В колониях этих стран эпидемия началась позже. Авторы полагают, что инфекция была завезена через торговлю с близлежащими территориями.
На распространение «испанки», как и любого гриппа, влияла сезонность. Ее изучение позволяет понять процесс, при котором болезнь переходит в менее опасную стадию. Основными факторами здесь являются температура воздуха и относительная влажность.
Авторы приводят данные, из которых видно, что первая и вторая волны гриппа в Европе и Северной Америке были самыми продолжительными. Причем время этих волн частично совпадало с сезонами гриппа. Вероятно, предполагают авторы, там были более благоприятные условия для распространения инфекций. В Австралии три волны были короче, возможно, из-за особенностей климата на материке. Историки отмечают, что эта тема недостаточно исследована и требует дальнейшего изучения.
Также они уделяют внимание противоэпидемическим мерам, принятым в разных странах во время эпидемии. Так, в Австралии были закрыты места массового посещения, людей заставляли носить маски, были созданы специальные карантинные зоны. Наряду с этим велась пропаганда мытья рук, проветривания помещений и соблюдения правил общей гигиены, что частично ослабило скорость распространения инфекции. А, к примеру, в Британской Индии с ее высокой плотностью населения и с тем, что власти считали подобные меры излишними, была самая высокая смертность как в процентном, так и в абсолютном значении.
Глубокое изучение истории «испанки» 1918-1920-х годов может дополнить те исследования, которые посвящены этой пандемии в отдельных странах или временных периодах. Что же касается COVID-19, то его изучение, несомненно, требует масштабных глобальных исследований.
Список литературы
1. Birn A.-E. Perspectivizing pandemics: (how) do epidemic histories criss-cross contexts? // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, N 3. - P. 336-349.
2. Brook T. Comparative pandemics: the Tudor-Stuart and Wanli-Chongzhen years of pestilence, 1567-1666 // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, N 3. - P. 363379.
3. Chandra S., Christensen J., Likhtman S. Connectivity and seasonality: the 1918 influenza and COVID-19 pandemics in global perspective // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, N 3. - P. 408-420.
4. Few M. Epidemics, indigenous communities, and public health in the COVID-19 era: views from smallpox inoculation campaigns in colonial Guatemala // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, N 3. - P. 380-393.
5. Frankema E., Tworek H. Pandemics that changed the world: historical reflections on COVID-19 // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, № 3. - P. 333-335.
6. Harper K. Germs, genomes, and global history in the time of COVID-19 // Journal of global history. - 2020. - Vol. 15, N 3. - P. 350-362.
7. Huber V. Pandemics and the politics of difference: rewriting the history of internationalism through nineteenth-century cholera // Journal of global history. - 2020. -Vol. 15, N 3. - P. 394-407.
