2020.04.015. МИХЕЛЬ Д.В., МИХЕЛЬ ИВ. ЭПИДЕМИИ И ИЗМЕНЯЮЩИЙСЯ МИРОВОЙ ПОРЯДОК: КИТАЙ И ЕГО ВОСПРИЯТИЕ ЗАПАДНЫМИ НАБЛЮДАТЕЛЯМИ В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛЬНОЙ ИСТОРИИ.
MIKHEL D.V., MIKHEL I.V. Epidemics and a changing world order: China and its perception by Western observers in the context of global history. DOI: 10.31249/rva/2020.04.03
Аннотация. В статье анализируется место Китая в контексте глобальной истории эпидемий, представления западных наблюдателей о причинах возникновения опасных инфекций на территории этой страны, а также меняющаяся роль Китая в рамках изменяющегося мирового порядка. Рассматривается продолжительный период истории от вспышки бубонной чумы в Гонконге в 1894 г. до пандемии коронавирусной инфекции, начавшейся в конце 2019 г. в Ухане. В контексте глобальной истории эпидемий Китай долгое время воспринимался как страна с неэффективными механизмами управления. В первые два десятилетия ХХ! в. Китай уверенно превратился в страну с могущественной экономикой и эффективной административно-политической системой. В статье делается вывод о том, что очередной мировой кризис, который символизирует данная пандемия, не только укрепит позиции Китая на международной арене, но будет способствовать изменению мирового порядка, в котором Китай займет место одного из главных центров силы в XXI в.
Abstract. The article is analyzed the place of China in a context of a global history of epidemics, representations of the western observers about the reasons of occurrence of dangerous infections in territory of this country, and changing role of China within the limits of a changing world order. The long period of history from the outbreak of the bubonic plague in Hong Kong in 1894 to the pandemic of coronavirus infection that began in late 2019 in Wuhan is considered. In the context of the global history of epidemics, China was long perceived as having poor governance mechanisms. In the first two decades of the 21th century, China confidently became a country with a powerful economy and an efficient administrative and political system. The article concludes that the current world crisis, which symbolizes this pandemic, will not only strengthen China's position on the
international arena, but will contribute to changing the world order, where China will take its place as one of the main centers of power in the XXI century.
Ключевые слова: Китай; Запад; эпидемии; пандемии; мировой порядок.
Keywords: China; West; epidemics; pandemics world order.
Михель Дмитрий Викторович, доктор философских наук, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, г. Москва, dmitrymikhel@mail.ru
Михель Ирина Владимировна, кандидат философских наук, доцент Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, г. Москва, irinamikhel@yandex.ru
Продолжающая пандемия COVID-19, вызванная вирусом SARS CoV-2, в очередной раз вынуждает обратить внимание исследователей на феномен истории эпидемий и особую роль некоторых китайских регионов в возникновении наиболее пандемических видов инфекций. Эпицентром COVID-19 стал г. Ухань -административный центр провинции Хубэй в материковом Китае. Но на протяжении более чем столетия, с точки зрения западных наблюдателей, все самые опасные эпидемии начинались в южном Китае, прежде всего, в провинции Гуандун и соседнем Гонконге -до 1997 г. британской колонии, а теперь Специальном административном районе КНР. Столкнувшись с пандемией COVID-19, Китай продемонстрировал всему миру исключительную способность к мобилизации и менее чем за шесть месяцев сумел снизить уровень летальности от страшной болезни до самых минимальных значений. Совсем иначе выглядела ситуация в прошлом, когда масштаб человеческих потерь от опасных инфекций в Китае был значительным, а китайский подход к эпидемиям критиковался развитыми западными странами. В рамках данной статьи предлагается краткий обзор основных эпизодов истории эпидемий на терри-
тории Китая и анализ того, как объяснялись их причины иностранными наблюдателями.
Медицинское восприятие Китая на Западе
Вплоть до середины XIX в. Китай был закрыт для проникновения западных держав, но после унизительного поражения в Первой и Второй опиумной войне был вынужден открыть свою территорию для иностранной, прежде всего британской, экономической экспансии. Фактическое установление политического контроля Запада над Великой Цинской империей способствовало изменению представлений европейцев о китайской культуре. Если еще в
XVIII в. на Западе Китай воспринимался как великая цивилизация, сосредоточившая в себе всю мудрость Востока, то уже с середины
XIX в. для европейцев Китай стал символом культурной отсталости и невежества, а также прибежищем всех самых опасных и неприглядных болезней. Рост этих настроений способствовал распространению синофобии - постоянного ощущения угрозы для западного человека, исходящей от тел китайцев и самой азиатской расы, которая, как думали британские и другие иностранные наблюдатели, приспособлена к выживанию в условиях местного климата [9].
Создатель Школы тропической медицины в Лондоне Патрик Мэнсон, оказавшись в Гонконге в 1887 г. сообщал оттуда о совершенной отсталости традиционной китайской медицины. «Их представления об анатомии и физиологии - полный абсурд... Те, кто хотя бы недолго бывал в этой стране, знает, насколько убога их медицинская практика. И это не удивляет. У них нет никакой системы подготовки врачей. Любой может купить две-три книги и после этого заниматься лечением. Возможно, здесь и встречаются талантливые люди, способные творить добро. Но все вместе взятые эти профессионалы, если можно их так величать, невежественны, поскольку совершенно бесчестны» [17, с. 13].
Гарольд Балми, работавший с 1906 г. врачом в британской медицинской миссии в Тайюане, провинция Шаньси, а затем профессором хирургии в христианском университете Чилу в Цзинане, провинция Шаньдун, в 1921 г. опубликовал книгу, в которой собрал целый сонм медицинских свидетельств о невежестве, царя-
щем среди китайских врачей, и сделал выводы о необходимости обучения китайских студентов у европейских медиков. Особенно интересным для этого западного медицинского наблюдателя были болезни китайцев, с которыми он и его коллеги, практикующие в Китае, регулярно сталкивались. Используя собранную в больнице Кантона (Гуанчжоу) медицинскую статистику, он сообщал о «большом разнообразии лихорадок и других болезней, этиология которых совершенно неизвестна». Он сетовал, что болезни, которые уже ушли в прошлое на его родине, царили здесь в изобилии, -туберкулез, паразитические инфекции, холера, чума. Доктор-миссионер Балми придерживался мысли о том, что Великобритания не должна отмахиваться от болезней китайского населения, поскольку это противоречит христианской морали; кроме того, по его словам, «Восток и Запад теперь связаны между собой общими узами взаимозависимости, и это является аксиомой» [2, с. 169-174].
Среди болезней, которые более всего угрожали европейцам в Китае, особенно часто упоминался сифилис. Западные врачи стали сообщать об огромных масштабах его распространения среди китайцев еще в XIX в. В 1930-е годы по их оценкам сифилисом болело от 30 до 40 млн человек, т.е. почти каждый десятый китаец [13, с. 105-107]. Причиной этого повального бедствия, с их точки зрения, были дурные нравы, царящие среди китайцев, повсеместность проституции и разрушение нормальных семейно-брачных устоев. Шелдон Уоттс, африканский историк европейского происхождения, осуществив анализ этих оценок, пришел к выводу, что они сильно завышены. С его точки зрения, восприятие европейцами китайской нации как сплошь зараженной сифилисом было ничем иным, как навешиванием расовых ярлыков, а также выражением скрытых страхов самих европейцев на протяжении всего периода их политического доминирования в Китае. «Фактически, то, что они воспринимали сквозь свои западные культурные фильтры, было сконструированным сифилисом» [29, с. 164].
Главным форпостом Запада в Китае был Гонконг (Сянган), который Великобритания отторгла у Цинской империи по итогам Нанкинского договора в 1842 г. Превратив его в преуспевающую колонию, британцы создали там не только крупную военно-морскую базу и административно-финансовый центр, но медицинский наблюдательный пункт, позволяющий наблюдать за террито-
рией материкового Китая и превентивно реагировать на опасности, угрожающие их здоровью. Используя опыт управления и выживания в других тропических регионах, они многое сделали для улучшения среды собственного обитания в Гонконге - территории, включающей в себя остров Гонконг, часть Цзюлунского полуострова, остров Лантау в устье Жемчужной реки (Чжуцзян), Новые территории и еще 260 островов. В Гонконге британцами были высажены леса, что позволило резко сократить уровень заболеваемости малярией. Кроме того, они стали проводить политику пространственной сегрегации - благоустроенные кварталы с проживающим европейским населением, прежде всего, город Виктория-Сити (ныне Центрально-Западный район Гонконга), были отделены от бедных трущоб, заселенных китайцами, прибывающими из материкового Китая. В плане санитарного состояния Гонконг к концу XIX в. стал одним из лучших заморских владений Британской империи, - и с каждым годом его отличие от остального Китая становилось все более разительным, - поэтому, когда в 1894 г. в городе произошла вспышка чумы, это вызвало настоящий шок среди колониальной администрации.
Эпидемия чумы 1894 г.
Первые признаки бубонной чумы в Гонконге были обнаружены в марте 1894 г., когда в больницах стали умирать китайские пациенты. Для тогдашнего Гонконга с его двухсоттысячным населением это стало началом серьезных событий, которые продолжались по меньшей мере до начала июля. Губернатор Гонконга сэр Уильям Робинсон и городской санитарный совет, которые давно вынашивали планы радикальной реконструкции бедных китайских кварталов, ни на минуту не сомневались, что основной источник инфекции находится в Тайпиншане - самом бедном квартале города, населенном китайцами и известном своими плохими санитарными условиями. Робинсон, как и его коллеги, придерживался популярной тогда миазматической теории, согласно которой основными причинами распространения инфекции были «зловонные» трущобы Тайпиншаня.
По приглашению властей Гонконга в июне того же года в Гонконг прибыло сразу несколько групп ученых из разных стран,
чтобы выяснить истинный источник инфекции. Первой приехала японская делегация во главе в врачом-бактериологом Сибасабуро Китасато, который был учеником Роберта Коха и представлял здесь германскую школу бактериологии. Затем прибыла французская делегация, участником которой был Александр Йерсен, представляющий школу Луи Пастера. Уже в двадцатых числах июня в местных газетах были опубликованы первые сведения об открытии японцем Китасато чумной бактерии, которое вскоре было подтверждено и Йерсеном. Несмотря на то, что выводы обоих ученых противоречили миазматической теории, их окончательная интерпретация все же находилась с ней в полном согласии, - все заинтересованные стороны соглашались между собой, что возбудитель чумы присутствует именно там, где ему и положено, - в биологических образцах, полученных из Тайпиншаня. В конечном итоге, планы властей Гонконга были реализованы в полной мере - в самой середине лета Тайпиншань был сожжен, и некоторым его обитателям даже была выплачена компенсация [1, с. 150].
Для властей Гонконга вспышка чумы была еще одним подтверждением той опасности, которую представляла для европейцев, японцев и североамериканцев неведомая и невежественная жизнь китайцев. То, что чума была найдена именно в китайских кварталах Гонконга, не отменяло и того объяснения, что чума могла быть занесена с материка - китайцами, приплывающими на заработки в колонию. Для британской колониальной администрации главная проблема состояла в том, что из Гонконга на пароходах бациллы чумы с легкостью могла быть доставлены в любую точку планеты, включая столицы всех развитых стран. Именно эта опасность объясняла стремление губернатора Робинсона прибегнуть к наиболее радикальным санитарным мерам, как и введение правительствами великих держав карантинов в своих портах.
Вспышка чумы в Гонконге и последующая за ней в 1896 г. вспышка в Бомбее побудила ученых-бактериологов объявить о начале третьей всемирной пандемии чумы и интенсифицировать поиск научных средств, способных приостановить распространение инфекции. В новом глобальном мире, где Гонконг воспринимался как медицинский форпост Запада на невежественном и «заразном» Востоке, зарождающаяся микробиология была одним из
«инструментов империй» и проводимой ими колониальной политики [4].
На рубеже XIX и ХХ вв. у ученых еще не было ясного понимания того, как возбудитель чумы мог появиться в Гонконге - было ли это следствием антисанитарных условий, царивших среди местных китайцев, или бацилла была занесена с материка. По мере того, как происходило развитие бактериологии и связанной с ней эпидемиологии на этот вопрос поступали все новые ответы. Прежде всего, была выявлена роль основных переносчиков инфекции -блох и грызунов, на которых они паразитировали, а позже были установлены и основные маршруты, по которым чума из материкового Китая могла проникнуть в Гонконг. Кэрол Бенедикт стала первой, кто аргументировал вывод о том, что гонконгская вспышка 1894 г. была всего лишь одним из многих эпизодов в истории чумных эпидемий, которые продолжались в разделенной с Гонконгом узким проливом китайской провинции Гуандун, по крайней мере с 1867 г. В свою очередь, в Гуандун чума пришла из Юньнаня, где сведения о ней регистрировались уже с 1792 г. Существовали ли природные очаги чумы в этом большом регионе и раньше, согласно Бенедикт, ответить точно нельзя, но совершенно очевидно, что целый ряд событий, приведших к социальному хаосу в Поднебесной, такие, как Первая и Вторая опиумная война, и Мусульманское восстание в Юньнане, способствовали быстрому распространению инфекции, от которой страдало население всего южного Китая [3].
Азиатский грипп 1957 г.
Вспышка чумы 1894 г. никогда не забывалась властями Гонконга, которые на протяжении всех последующих десятилетий усиленно занимались заботой о создании эффективного здравоохранения в растущем городе [18]. В последующие 45 лет гонконгское здравоохранение по возможности впитывало в себя лучшие образцы всего известного мировой медицинской мысли. Однако Вторая мировая война и японская оккупация (1941-1945) отбросили Гонконг в его санитарном состоянии далеко назад: на территории колонии распространились тропические болезни, возросла заболеваемость туберкулезом. После возвращения Гонконга
в руки британской колониальной администрации властям города вновь пришлось прикладывать большие усилия для возрождения медицины и прежнего уровня санитарного благополучия.
Не менее серьезной исторической травмой для властей и врачей Гонконга были и воспоминания об испанском гриппе 19181919 гг., который унес десятки миллионов жизней по всему миру, не обойдя стороной ни Китай, ни западный мир. После того, как в Великобритании в 1933 г. учеными Национального института медицинских исследований был выявлен вирус гриппа человека, началось повсеместное развитие вирусологии - новой науки, которая требовала использования более сложных методов и инструментов для изучения своего предмета, нежели прежняя бактериология. К началу 1950-х годов вирусологам удалось выделить несколько типов вируса гриппа - А, В и С, но все же по причине слабого уровня технической обеспеченности - не были развиты методы молекулярной биологии, отсутствовала возможность широкого применения просвечивающих электронных микроскопов -знания вирусологов о природе и разнообразии вирусов гриппа были еще недостаточными. Возможно, по этой причине, когда весной 1957 г. в Гонконге были отмечены первые вспышки гриппа, врачи в развитых западных странах первоначально не смогли должным образом оценить эту угрозу.
Весьма спокойно отреагировали на известие о распространяющейся волне азиатского гриппа - так он был назван в СМИ - в Великобритании. Когда в середине июня 1957 г. в Лондоне стало известно о первых случаях заболевания гриппом среди британских солдат в Гонконге, а также среди некоторых британцев, прибывших из Азии, этому обстоятельству также не придали должного значения. Даже в начале осени британские доктора все еще продолжали хранить спокойствие относительно разворачивающейся пандемии. Доктор Дж. Корбетт Макдональд из лаборатории Службы национального здравоохранения тогда писал своему коллеге, Яну Уотсону, директору службы эпидемиологического надзора колледжа врачей общей практики: «Хотя у нас было 30 лет, чтобы подготовиться к тому, что должно быть сделано в случае пандемии гриппа, я все же думаю, что мы все торопимся, пытаясь как-то изменить наши исследования, не имея достаточно времени, чтобы сделать это должным образом» [14, с. 622].
Надежды британских врачей на то, что им удастся справиться с азиатским гриппом, были связаны, главным образом, с тем, что он воспринимался ими как тот же самый вирус, с которым они были хорошо знакомы все последние десятилетия. Но вскоре выяснилось, что вирус «ведет» себя не так, как предсказывалось1, -большинством заболевших были дети. В Лондоне массово начали закрывать школы и запрещать жителям посещать общественные места. К началу 1958 г. в Великобритании азиатским гриппом заболело не менее 9 млн человек, из которых 14 тыс. умерло [14, с. 622].
В США ситуация с азиатским гриппом была еще хуже. К середине октября в стране заболело 2 млн человек [10, с. 1146]. В осенне-зимний период ситуация еще больше ухудшилась, и к марту 1958 г. жертвой болезни стало 60 000 человек [6]. Несомненно, жертв было бы еще больше, если бы в США не были оперативно запущены программы по вакцинации населения, которые дали весьма хорошие результаты. На глобальном уровне ситуация также была тяжелой, особенно в таких странах, как Сингапур, Тайвань, Индия, Япония, Индонезия, Бразилия, Германия. Пандемия азиатского гриппа затронула почти 40 стран, унеся, по разным оценкам, от 1 до 4 млн жизней по всему миру2.
Как и предполагалось многими, важную роль в предупреждении мирового сообщества о начале опасной пандемии должен был сыграть Гонконг. Это и произошло в апреле 1957 г., когда власти и медицинское сообщество города забили тревогу, столкнувшись почти с 250 тыс. заболевших в короткий период времени [16, с. 10]. По-видимому, наблюдатели в Гонконге без особых со-
1 Обе разновидности гриппа вирусологи отнесли к гриппу типа А, но пандемия испанского гриппа была вызвана штаммом H1 N 1, тогда как азиатский грипп был вызван штаммом H2 N 2.
2 Статистика смертности по итогам пандемии 1957-1958 гг. уже более 60 лет продолжает уточняться [25]; уточняются и хронологические рамки пандемии, поскольку высокий уровень смертности вследствие азиатского гриппа 1957 г. во многих странах держался еще два-три года. Оценки смертности от азиатского гриппа в США также продолжают меняться, причем в сторону уменьшения. Наряду с цифрой 60 тыс. широко фигурирует также цифра 116 тыс. умерших, которую приводят Центры по контролю и профилактике заболеваний США. См.: 1957-1958 Pandemic (H2 N 2 virus). - URL: https://www.cdc.gov/flu/pandemic-resources/1957- 1958-pandemic. html
мнений сразу же определили, где находился источник распространения инфекции, однако потребовалось еще от трех до пяти месяцев, прежде чем было публично озвучено, что эпицентром пандемии были две южно-китайские провинции - Гуйчжоу и Юньнань1.
Скорее всего, для властей и врачей Гонконга в распространении этой инфекции не было ничего удивительного. На протяжении всего предшествующего десятилетия Гонконг был городом беженцев, в который стекались все, испугавшиеся нового коммунистического режима в материковом Китае. С 1945 по 1956 г. численность города выросла с 600 тыс. до 2,5 млн человек. Благодаря вновь прибывшим город не только разросся вширь, но в нем появилось много промышленных предприятий и рынков. Для беженцев Гонконг больше не был местом господства чуждой британской культуры, презирающей все китайское. В этом городе они видели свою новую родину, место, где можно найти работу, получить безопасность, жилье, образование и медицинскую помощь2. Впрочем, и сами гонконгцы с этого времени больше считали себя не китайцами, но скорее особой гонконгской нацией (heunggongyahn) [19, с. 128].
В целом, по сравнению с чумой 1894 г. ситуация изменилась не сильно. Гонконг продолжал оставаться медицинским наблюдательным пунктом Запада на Востоке, а Восток - прежде всего Китай, где к власти пришли коммунисты и который вновь превратился в закрытую для Запада страну, - источником опасных инфекций, угрожающих остальному миру. Изменился только характер угрозы. Начиная с 1957 г. многомиллионный Китай превратился для западных наблюдателей в огромный резервуар вирусов гриппа.
Гонконгский грипп 1968 г.
В 1957-1958 гг. главным центром наблюдения за пандемией азиатского гриппа был Лондонский Всемирный центр изучения
1 Об этом коротко упоминается в докладе Фредерика Данна, тогда начинающего сотрудника в Службе надзора за эпидемиями в структуре Департамента здравоохранения, образования и социального обеспечения США [10, с. 1141, 1148; прим. 3].
2 Организацией социальной поддержки для китайского населения Гонконга традиционно занимались кайфоны - местные ассоциации взаимопомощи.
гриппа. Когда 13 июля 1968 г. в Гонконге была зафиксирована очередная серьезная вспышка гриппа, из местной университетской лаборатории в Лондон была вновь послана для анализа необходимая научная информация с британского наблюдательного медицинского поста на Востоке. Наряду с этим такая же информация была также послана в Международный центр изучения гриппа в Атланте, США. Выводы, полученные в Великобритании и США, были представлены в ВОЗ, которая 16 августа объявила о начале очередной пандемии гриппа - третьей в ХХ в. Вирусологи, работавшие во всех этих лабораториях, единодушно сошлись во мнении, что возбудителем пандемии является новый штамм вируса гриппа - Н3 N 2.
Ключевую информацию для бюллетеня ВОЗ о ситуации с вспышкой новой инфекции подготовил старший медицинский офицер правительственного отделения вирусологии при больнице королевы Марии в Гонконге В.К. Чанг. Он сообщил, что в самом Гонконге эпидемия длилась около шести недель, охватив 500 тыс. человек или 15% местного населения. Источником распространения вируса, согласно его отчету, вновь был материковый Китай. Тем не менее, по утверждению Чанга, возможности поддержания нормальной эпидемиологической коммуникации между специалистами Гонконга и Китая в этот раз было еще меньше, чем в 1957 г. [5]. В своем отчете для международного сообщества Чангу не было необходимости объяснять причины этого - в Китае началась культурная революция (1968-1976), которая усилила ситуацию хаоса и неопределенности на территории КНР.
Эдвин Килборн, профессор микробиологии и иммунологии медицинского колледжа Нью-Йорка, посвятивший всю свою жизнь вирусным инфекциям, был с ним согласен в общей оценке ситуации, в том числе в публикациях более позднего периода. В своей фундаментальной работе «Грипп» (1987) он предлагает карту предполагаемого распространения инфекции, где отчетливо видно, что очагом распространения пандемии выступает юг материкового Китая, откуда инфекция движется двумя маршрутами: первый - через Гонконг в Сингапур и далее по всему миру, второй -из Пекина в Москву и далее в страны социализма Восточной Европы [15, с. 18]. Карта распространения вируса Н3 N 2, представленная Килборном, очевидным образом наложилась на геополити-
ческую карту мира с характерным для этих десятилетий делением на два лагеря - западный и восточный. Между тем по неведомой исторической иронии, именно в то самое время, когда очередной смертоносный вирус вырвался из Китая, отношения между двумя главными социалистическими странами на Востоке совершенно испортились. В марте 1969 г. между Советским Союзом и КНР вспыхнул пограничный вооруженный конфликт на о. Даманском, который, к счастью, вскоре закончился. Возможно, одной из причин того, что он не перерос в более серьезную стадию, была именно очередная пандемия.
Что касается наблюдений Килборна, то в его книге было указано также на то обстоятельство, что вирус гриппа обладает способностью распространяться между различными биологическими видами. По его наблюдению, штамм Н3 N 2, не смотря на его меньшую агрессивность, был способен заражать лабораторных животных, передаваясь к ним от человека. Килборн также кратко проанализировал вариант распространения вируса от животных к людям, но при этом пришел к выводу, что за исключением отдельных случаев - свиньи и морские котики - передача вируса от низших видов к человеку маловероятна [15, с. 19, 234-235].
На глобальном уровне различия между пандемиями азиатского и гонконгского гриппа были все же не столь значительными, как об этом уверяли многие специалисты. Некоторые сообщали, что главными жертвами гриппа в этот раз были не дети, а пожилые люди старше 65 лет, хотя в некоторых странах дети так же часто заболевали гонконгским гриппом, как и старики. Еще одна особенность состояла в том, что вирус теперь двигался с большей скоростью, чем в 1957 г. Если тогда, чтобы попасть из Гонконга в Северную Америку и Европу потребовалось от трех до пяти месяцев, то теперь на это ушло почти в два раза меньше времени, что было связано с более массовым распространением пассажирских авиасообщений. В расположении корпуса морской пехоты в Атланте, штат Джорджия, США, вспышка инфекции была отмечена 2 сентября 1968 г., куда он попал вместе с заразившимися американскими солдатами, доставленными на самолетах с Вьетнамской войны.
Уровень смертности, вызванный этой пандемией, был в целом сопоставим с тем, что происходило в 1957 г. По современным
оценкам, общее число жертв во всем мире составило 1,5 млн человек. Количество заболевших в осенне-зимний период в США было огромным, а общее количество умерших составило около 100 тыс. человек1. В Европе, количество жертв пандемии тоже было значительным. Во Франции, например, умерло 36 тыс. человек [12, с. 182]. Количество жертв пандемии в материковом Китае продолжает до сих пор оставаться невыясненным. Возможно, оно было даже большим, чем в остальных странах. Однако трагические времена культурной революции не позволили тогда объективно оценить эти потери. С точки зрения западных наблюдателей, властями коммунистического Китая не было ничего сделано, чтобы поставить в известность мировую общественность о начале распространения смертоносного вируса. Не менее очевидно и то, что было мало сделано и для оказания помощи собственному населению.
Новый взгляд на грипп и Гонконгская конференция 1982 г.
В 1950-е годы в мировой вирусологии начались важные изменения, связанные с первыми успехами в понимании молекуляр-но-биологической структуры вирусов. Ученых привлекало удивительное разнообразие вирусов и вопрос о том, чем вызвана их вариабельность. Открытие все новых штаммов одного и того же вида вируса гриппа подводило к вопросу о том, что является причиной таких изменений. С этим теоретическим вопросом был тесно связан вопрос практического характера: почему одни и те же вирусы гриппа способны то утрачивать свою агрессивность, то усиливать свою вирулентность? Важной была и догадка о том, что одни и те же вирусы способны путешествовать между представителями разных биологических видов, оставаясь безвредными для одних и становясь опасными для других.
В те же самые годы в рамках вирусологии появился новый подход, который получил название эволюционно-экологического. Один из его родоначальников, австралиец Фрэнк Макфарлейн Бёрнет, открыл процесс гемагглютинации, позволяющий изучать антигенные свойства вирусов и особенности их репродукции в
1 Эти данные приводят Центры по контролю и профилактике заболеваний США. См.: 1968 Pandemic (H3 N 2 virus). - URL: https://www.cdc.gov/flu/pandemic-resources/1968-pandemic.html
разных экологических нишах. Еще одно важное открытие было сделало новозеландцем Робертом Вебстером1, который обнаружил, что естественным резервуаром для вирусов гриппа в природе являются водоплавающие птицы - утки, а также тюлени, у которых грипп протекает бессимптомно и не вызывает осложнений. Все эти новые представления об эволюции и экологии вирусов дали пищу для размышлений ученым, работавшим над близкими научными вопросами.
Начиная с 1975 г. профессор кафедры микробиологии Гонконгского университета Кеннеди Шортридж изучал вопрос о причинах разнообразия вируса гриппа типа А. По прошествии нескольких лет исследований он пришел к выводу, что в природе существует 46 разновидностей вируса гриппа этого типа, различающихся между собой сочетаниями гемагглютинина и нейрамини-дазы2, причем 43 из них существуют в южном Китае. Следуя выводам Вебстера, Шортридж пришел к заключению о том, что территория южного Китая является не только естественным резервуаром для существования вирусов гриппа, но и своего рода огромной биологической лабораторией по их постоянному воспроизводству. При этом в самое ближайшее время южный Китай, с его точки зрения, может стать местом появления новых пандемических разновидностей вируса гриппа, которые смогут перейти от водоплавающих птиц к человеку. В апреле 1982 г. Шортридж изложил свои взгляды на небольшой конференции в Гонконге, на которой помимо его местных коллег приняли участие несколько ученых из КНР и представители Великобритании. Доклад Шорт-риджа был напечатан и стал доступен другим исследователям.
Согласно Шортриджу, на протяжении всех последних веков территория Китая к югу от Янцзы представляла собой особую экологическую среду, которая позволяла осуществлять интенсивный обмен вирусами гриппа между животными и человеком. В хозяйственно-экологическом плане южный Китай - это область ирригационного земледелия, прежде всего рисоводства, что отличает его
1 В 1969 г. Роберт Вебстер переехал в США, где он начал работать в детской клинической больнице Святого Иуды в Мемфисе, штат Теннесси, став при этом одним из наиболее влиятельных ученых в области экологии вирусов.
2 По итогам 2016 г. вирусологи выделяли уже 198 вариантов вируса гриппа типа А.
от северных областей, где рис не растет. В этом густонаселенном регионе, страдающем от нехватки свободной земли, разведение риса, по крайней мере с XVI в., было связано с разведением уток. Многочисленное поголовье уток имелось в каждом хозяйстве, и птицы активно использовались в полевых работах: учитывая пищевые предпочтения птиц, крестьяне привлекали уток к прополке, уничтожению полчищ вредителей на полях, получали от них навоз. По всему региону была развита торговля утками, клетки с которыми перевозили на лодках из деревни в деревню.
На многочисленных деревенских прудах, которые соседствовали с рисовыми полями, а чаще всего и были теми же самыми заливными полями, на которых произрастал рис, стаи домашних уток на протяжении многих веков контактировали с перелетными дикими утками - естественными носителями птичьего вируса гриппа. Обмен вирусами происходил во время совместного кормления на одних и тех же прудах посредством фекально-оральной трансмиссии. Организмы домашних уток выступали своеобразными биологическими лабораториями, в которых происходила рекомбинация (реассортировка) генов различных разновидностей вируса гриппа и вырабатывались все новые штаммы. Свою роль в этом процессе играли и другие животные - свиньи и водяные буйволы, которые вместе с людьми и утками составляли единую экосистему этого региона.
С точки зрения Шортриджа, именно эта уникальная экосистема породила к жизни вирусы Н2 N 2, Н3 N 2, ставшие причинами пандемий гриппа второй половины ХХ в. Возможно, здесь также появился вирус Н1 N 1, вызвавший к жизни «испанку», о которой известно, что впервые она дала о себе знать в США в 1918 г. Согласно Шортриджу, население южного Китая никогда так не страдало от гриппа, как население остальных регионов Китая и тем более население других стран, поскольку грипп для него отчасти был эндемичной болезнью. Высокий уровень заболеваемости гриппом в провинции Гуандун и других южных провинциях не сопровождался высокой летальностью. В период пандемии 1968 г., по мнению гонконгских специалистов, она составила всего 1% [23].
Согласно Шортриджу, в Гуандуне вирусы гриппа в утках выделяются в 4,5 раза чаще, чем в утках в Гонконге, поэтому именно провинцию Гуандун и, возможно, другие южнокитайские
провинции следует считать главным эпицентром распространения пандемических вирусов гриппа - в телах домашних животных вирусы способны здесь выживать на протяжении многих веков. Существование подобной экосистемы, ответственной за распространение пандемического гриппа, по словам Шортриджа, представляет собой опасность для всего человечества, хотя до сих пор не было сделано ничего, чтобы предотвратить эту угрозу. Возможно, резюмировал свои наблюдения Шортридж, в самое ближайшее время с территории южного Китая вырвется очередной смертельно опасный вирус, поскольку процесс продуцирования новых опасных разновидностей гриппа все еще продолжается [21].
Эпидемии птичьего гриппа 1997 и 2003 гг.
Алармистские заявления профессора Шортриджа стали пророческими. В мае 1997 г. в Гонконге началась паника, причиной которой стала смерть трехлетнего мальчика. Было установлено, что он умер от вируса птичьего гриппа Н5 N 1, который до сих пор еще не обнаруживался в человеческом организме. К концу года новым заболеванием были заражены еще 17 человек, из которых пять умерли. Чтобы предотвратить распространение болезни, власти Гонконга распорядились уничтожить более 1,5 млн голов домашней птицы. За пределы Гонконга болезнь не вышла, но затем в течение еще ряда лет - 1999, 2003 и 2005 гг. - вспышки птичьего гриппа были отмечены в странах Европы, юго-восточной Азии, России, Монголии, Казахстане и ряде других стран. Во многих случаях санитарно-эпидемиологические службы были вынуждены следовать гонконгскому опыту. В 2003 г. в Нидерландах для предотвращения эпидемии было уничтожено более 20 млн кур. ВОЗ обратилась к правительствам всех стран проявить бдительность в отношении птичьего гриппа и подготовиться к пандемии, которая может унести жизни миллионов людей. Общее число жертв птичьего гриппа за период 2003-2014 гг. по всему миру, по данным ВОЗ, составило 392 человека1.
1 Инфицирование людей вирусом гриппа A (H5 N 1). - URL: https://www. euro. who. int/ru/health-topics/communicable-diseases/ influenza/zoonotic-influenza/ old-links/human-infection-with-influenza-ah5n1
Вспышка птичьего гриппа 1997 г. в Гонконге произошла на фоне двух важных исторических событий. Первым из них был азиатский финансовый кризис. Он начался 30 июня 1997 г., когда из-за массированных атак международных финансовых спекулянтов на тайскую национальную валюту правительство Таиланда объявило о девальвации бата. За этим тут же последовало падение обменного курса тайской валюты и обвал фондовых рынков. В течение следующих недель кризисные явления распространились из Таиланда в Индонезию, Малайзию и Южную Корею, а также другие страны Азии. Искусственно «разогретые» национальные экономики целого ряда азиатских стран пережили шок. Кризис во многом был спровоцирован бездумной политикой Международного валютного фонда, поощрявшего накачку иностранного капитала в их экономику. Поскольку эти события по времени совпали с началом эпидемии птичьего гриппа, в медийных кругах этот кризис получил название «азиатского финансового гриппа».
Второе событие случилось 1 июля 1997 г., когда состоялось официальное возвращение территории Гонконга Китаю. Гонконг перестал быть британской колонией и стал Специальным административным районом КНР, сохранив, однако, на период до 2047 г. целый ряд экономических и административно-политических привилегий. Возвращение Гонконга Китаю стало важным символом укрепления позиций КНР на международной арене и освобождения от каких бы то ни было ассоциаций с отсталостью и политической слабостью страны. Возвращение Гонконга совпало и с упразднением его статуса медицинского наблюдательного пункта Запада на Востоке. Теперь гонконгские санитарно-эпидемиологические службы и вирусологические лаборатории стали работать в тесном сотрудничестве с аналогичными китайскими структурами. Задача ученых Гонконга предупреждать международное сообщество о случаях опасных инфекций в Китае перестала быть актуальной, поскольку сотрудничество с ВОЗ и правительствами других стран стало заботой китайских органов власти.
За годы, прошедшие с начала исследований профессора Шортриджа, в регионе, который стал предметом его профессионального интереса и человеческого беспокойства, произошли грандиозные изменения. В Гуандуне, как и в других приморских провинциях, произошла индустриализация. Курс на модернизацию
экономики и создание зон свободной торговли в городах юга и востока страны, взятый китайским правительством после смерти Мао Цзэдуна, привел к беспрецедентному росту городского населения и расширению масштабов городского строительства. В непосредственной близости от Гонконга быстро вырос Шэньчжэнь - если в 1979 г. в нем проживало 337 тыс. человек, то в 2005 г. уже 8,5 млн, а далее, в дельте Жемчужной реки, - Дунгуань, Цзян-мынь, Чжуншань, Чжухай, Макао, Фошань и, наконец, многомиллионный Гуанчжоу, которые вместе образовали самую большую в мире агломерацию. Приток прямых иностранных инвестиций в экономику Гуандуна создал условия для быстрого роста всех форм экономической активности. Произошла модернизация сельского хозяйства.
В связи с сокращением крестьянских наделов и притоком зарубежного капитала традиционные дворовые формы птицеводства во многом были вытеснены интенсивными индустриальными формами. Животноводческая революция1, начавшаяся во всем мире в 1970-е годы, свои наиболее впечатляющие плоды дала в южном Китае. Отталкиваясь от опыта США, СССР и соседнего Таиланда, Китай начал массово строить огромные птицефабрики, поставив себе задачу не только накормить мясом собственное население, но и выйти на международный рынок. Всего за 1 5 лет -с 1985 по 2000 г. - объемы производства птичьего мяса увеличились в Китае в 10 раз. Во столько же раз выросло поголовье птиц на птицефабриках Гуандуна и других провинций. К середине 1990-х годов Китаю удалось захватить лидерство на рынке продукции промышленного птицеводства в Восточной и Юго-Восточной Азии, потеснив таиландских производителей. «Азиатский финансовый грипп» 1997 г., ударивший по китайским производителям, был, однако, пережит ими с наименьшими потерями. После его завершения китайские производители утиного и куриного мяса
1 Термин «животноводческая революция» (livestock revolution) была предложен в докладе группы ученых Международного научного института продовольственной политики (Вашингтон, США) на конференции «Продовольствие, сельское хозяйство и среда обитания», состоявшейся в Вашингтоне в 1999 г., и стал общеупотребимых в дискуссиях экспертов по сельскому хозяйству в последующий период. Позже доклад был опубликован в качестве статьи в журнале Outlook on Agriculture [8].
уверенно вышли на глобальный рынок, потеснив с лидирующих позиций североамериканских и европейских производителей.
Дискуссии о птичьем гриппе в научных кругах
Вспышки птичьего гриппа 1997, 2003 и последующих годов, как и драматический рост фабричного птицеводства в южном Китае, вызвали дискуссию в научных кругах. Одним из главных спикеров в рамках этой дискуссии по-прежнему был Кеннеди Шорт-ридж. В одной из своих статей середины 2000-х годов он сфокусировал внимание на том, что в южном Китае сформировался такой генофонд птичьего гриппа, подобного которому нет нигде больше в мире. Для его круглогодичного воспроизводства больше нет необходимости внедрения вирусов гриппа от перелетных птиц, тогда как для подобных же случаев в остальных местах на Земле это является необходимым условием. Именно это обстоятельство является основным фактором возможного возникновения пандемических вирусов гриппа в данном регионе [22].
При этом Шортридж несколько пересмотрел свое общее отношение к ситуации. Если раньше он утверждал, что для предотвращения вспышек гриппа в Гуандуне никем не предпринимается должных усилий, то теперь этого он сказать не мог, поскольку и его собственная лаборатория в Гонконге стала частью общекитайской системы санитарно-эпидемиологической работы. Решением ВОЗ в 2002 г. была создана Международная сеть по борьбе с гриппом среди животных, а сама проблема заняла важное место в повестке дня этой организации. Кроме того, несмотря на то что Южный Китай действительно долгое время был эпицентром различных форм гриппа, обязанного животным, местом вспышки аналогичной инфекции в реальности могла оказаться любая страна. Как специалист с большим стажем, Шортридж это хорошо понимал и поэтому теперь в большей степени педалировал тему расширения международного сотрудничества с участием специалистов разного профиля - вирусологов, эпидемиологов, ветеринаров. Похоже, для него лично тема неудовлетворительного китайского подхода к эпидемиям ушла в прошлое.
Исследования Шортриджа серьезно повлияли на американского географа Роберта Дж. Уоллеса, который развил его выводы о
роли южнокитайской экосистемы в репродуцировании пандемических вирусов гриппа. В серии публикаций на эту тему [26-28] он подчеркнул особую роль «офшорного фермерства», которое сформировалось благодаря решениям коммунистической партии КНР об ускоренном переходе экономики приморских провинций на либеральные рельсы. Огромные инвестиции в птицеводство, сделанные в 1980-е годы и приведшие к появлению больших птицефабрик, в экологическом плане способствовали возникновению особой среды, в которой обмен генетическими сегментами между различными вирусами стал происходить круглогодично, создавая возможность для возникновения все более агрессивных штаммов. Согласно Уоллесу, этому стало способствовать несколько новых факторов: в условиях сокращающегося генетического разнообразия птичьего населения иммунитет уток на птицефабриках оказывается все менее способным адекватно реагировать на вспышки инфекций; иммунитет птиц страдает от условий содержания поголовья, особенно от скученности; сокращение жизненного цикла птиц - всего 40 дней от цыпленка до бройлера - способствует ускорению естественного отбора у вирусов и появлению наиболее вирулентных штаммов; промышленное птицеводство имеет дело лишь с молодыми птичьими особями, поэтому вирусы проходят особую «закалку» в их организме.
Помимо того, что Уоллес дал ясную картину того, как птицефабрики производят агрессивные разновидности гриппа, он также сообщил об их роли в загрязнении окружающей среды и способах инфицирования человека. Уоллес пришел к выводу, что в современных условиях передача вируса от птиц к человеку все чаще происходит напрямую, без посредников, какими раньше обычно выступали свиньи, - это случается на самих птицефабриках, во время транспортировки больших партий животных, на рынках; причем сам процесс приобрел глобальный характер, поскольку транспортировка животных осуществляется между странами и континентами с использованием самых скоростных средств сообщения. Еще один заслуживающий внимания вывод, сделанный Уоллесом, состоял в том, что возникшая благодаря птицефабрикам Южного Китая среда может способствовать не только продуцированию новых разновидностей гриппа, но и возрождению старых, казалось бы, ушедших в небытие.
Предчувствие пандемического апокалипсиса
Вспышки птичьего гриппа, случившиеся на рубеже веков, а также последующие эпидемиологические происшествия, начали широко освещаться в СМИ, а также получили отражение в гуманитарной литературе. Если прежде такие события были предметом внимания историков эпидемий и других узких специалистов, то теперь они стали достоянием более широкого круга авторов. По очевидным причинам тон работ, преобладающий во многих книгах, оказался не только аналитическим, но и апокалиптическим. Некоторые же работы были выполнены в манере разоблачающих повествований.
Американский историк Майк Дэвис в книге «Чудовище у наших дверей» изобразил новейшую историю эпидемий в Восточной и Юго-Восточной Азии как часть всемирного вирусного апокалипсиса, основными движущими силами которой являются растущие трущобы, агробизнес, пищевая промышленность и коррумпированные правительства. Согласно Дэвису, с берегов Южно-Китайского моря смертоносный вирус движется на Запад, но остальной мир оказывается неспособным сдержать его распространение. Западную цивилизацию он сравнил с тонущим «Титаником», который решительно некому спасти, - фармацевтические кампании не хотят вкладываться в разработку новых вакцин, а имеющихся ресурсов для того, чтобы пережить надвигающуюся катастрофу, не хватит не только бедным странам, но даже богатым
[7].
Журналист Washington Post Алан Сипресс в книге «Фатальные штаммы», основываясь на своих полевых исследованиях, представил историю о том, как в девяти азиатских странах - от Китая до Индонезии - зреют смертоносные штаммы вирусов, способные вырваться из-под контроля и погубить человечество. Героями книги Сипресса стали контрабандисты, осуществляющие трансграничную торговлю птицей в странах южнее Китая, устроители петушиных боев, местные религиозные деятели и врачеватели, использующие птиц в своих ритуалах, а также бедность, коррупция и антисанитария, которые, по его наблюдениям, именно в бедных странах Азии создают основу для уже начинающейся катастрофы. В своей книге он изобразил надвигающуюся пандемию
как астероид, от которого невозможно укрыться. Птичий грипп, по словам Сипресса, разбудил на Западе страхи, забытые со времен «испанки», но реальность может оказаться еще более ужасной [24].
Карл Таро Гринфилд, американский журналист, родившийся в Японии и долго живший в Гонконге, Токио и Париже, опубликовал книгу об истории эпидемии атипичной пневмонии, начавшейся в январе 2003 г. в Китае. Его книга была выполнена в жанре разоблачительного исследования, целью которого было описать феномен сокрытия информации о начавшейся эпидемии. Объектом критики Гринфилда стала политическая культура Китая, связанная с обеспечением секретности и использованием особого символического языка, совершенно непонятного для западных стран, но привычного для китайского общества. Книге было дано примечательное название: «Китайский синдром: истинная история первой великой эпидемии XXI века». Чтобы собрать свой материал, Гринфилд пробирался в китайские клиники, куда были помещены первые пациенты с SARS, посещал передовые вирусологические лаборатории, наблюдал за тем, как происходят заседания функционеров ВОЗ в штаб-квартире этой организации в Женеве. В сущности, в своей книге Гринфилд полностью справился со своей задачей - показать западному читателю, насколько опасными могут быть для западного общества управленческие традиции китайского политического руководства. Общий пафос его работы состоял в том, чтобы предупредить западный мир, что ему постоянно следует быть готовым к вызову, который не только рождается на Востоке, но и скрывается Востоком от Запада [11].
В 2016 г. сотрудничающая с New York Times и The Wall Street Journal американская журналистка индийского происхождения Соня Шах опубликовала еще одну книгу такого же разоблачительно-апокалиптического характера. Работа над ней побудила ее совершить путешествия в южный Китай, Индию, на Гаити, а также в некоторые другие места. Поскольку к моменту работы над книгой тема птичьего гриппа несколько устарела, то основным предметом внимания автора стали холера Эль Тор и SARS - главный предмет беспокойства врачей и ученых в 2010-е годы. В своей работе Шах решила сосредоточиться на главных пороках современного мира, которые способны спровоцировать возникновение пандемии. С ее точки зрения, ими являются неуправляемые миграции,
грязь, скученность населения в больших городах, коррупция, а также фобии, порождающие обвинения одних людей в адрес других по поводу возможного распространения инфекций. По словам Шах, то, что происходило в Нью-Йорке и в Лондоне еще в середине XIX в., ныне повторяется в Гуанчжоу, Нью-Дели и Порт-о-Пренсе. Наступление пандемии практически неизбежно, но, если объединить усилия всего человечества, то можно задержать ее у самой последней черты [20].
Если выделить главные темы, объединяющие все эти работы, то, очевидно, что их всего две - во-первых, предчувствие возможной и неизбежной пандемии, которая может стать столь же чудовищной по своим последствиям, как «Черная смерть» и «испанка», во-вторых, возрастающая синофобия, которая, казалось, бы должна была остаться в далеком прошлом, но вновь возродилось в общественном сознании Запада на рубеже ХХ и XXI вв. в свете растущего геополитического и геоэкономического могущества Китая.
Изменяющийся мировой порядок
В последний день декабря 2019 г. страновое бюро ВОЗ в КНР было проинформировано о выявлении в Ухане, провинция Хубэй, случаев заболевания пневмонией, вызванных неизвестным возбудителем. 3 января 2020 г. национальные органы власти Китая сообщили ВОЗ о 44 пациентах с таким заболеванием. По сведениям СМИ, возможным источником распространения инфекции был рынок в Ухане, к которому имели отношение все пациенты. В первый день Нового года рынок был закрыт для проведения санитарных мероприятий. В течение последующих нескольких дней был выявлен 121 человек, контактирующий с заболевшими, и все они были помещены в изолятор для медицинского наблюдения. Оценивая всю имеющуюся информацию, ВОЗ пришел к выводу, что меры, принимаемые китайскими властями, являются достаточными, а вспышка респираторной инфекции, в целом, не представляет серьезной угрозы1.
1 Пневмония неизвестной этиологии - Китай. - URL: https://www.who.int/ csr/don/05-january-2020-pneumonia-of-unkown-cause-china/ru/
В январе был выявлен патоген, вызвавший вспышку инфекции. Им оказался коронавирус, которому было присвоено название SARS COVID-191. В том же месяце стало ясно, что локальная эпидемия приобрела неконтролируемый характер. Количество заболевших в Ухане многократно выросло. Многие пациенты стали умирать. 30 января 2020 г. в связи со вспышкой эпидемии в Ухане ВОЗ объявила чрезвычайную ситуацию международного значения в области здравоохранения. В феврале первые случаи заболевания коронавирусной инфекцией были выявлены в Европе и США, а вслед за этим и на других континентах. 11 марта 2020 г. Генеральный директор ВОЗ объявил распространяющуюся эпидемию пандемией COVID-19.
Уже с начала весны масштаб заболеваемости новой инфекцией постоянно рос. По данным ВОЗ, к 17 июня 2020 г. общее число заболевших в мире превысило 8 млн человек. При этом в течение первых двух месяцев эпидемии было выявлено 85 тыс. случаев, тогда как мае-июне было зарегистрировано 6 млн заболевших. Первые 100 тыс. случаев были зарегистрированы за более чем два месяца. В мае и июне свыше 100 тыс. новых случаев регистрировались практически каждый день. Почти 75% выявленных случаев в этот период приходились на 10 стран, расположенных в основном на Американском континенте и в Южной Азии. К 17 июня 2020 г. во всем мире умерло 435 тыс. человек. Более 120 тыс. человек умерло в США, почти 50 тыс. в Бразилии, более 42 тыс. в Великобритании, более 34 тыс. в Италии, почти 30 тыс. во Франции, более 28 тыс. в Испании, более 20 тыс. в Мексике, около 9 тыс. в Германии, более 8 тыс. в Канаде2.
1 Это название закрепилось за ним не сразу. Первоначально возбудитель болезни был обозначен как 2019-иСоУ.
2 Все статистические данные о заболеваемости и числе умерших приведены на 20 июня 2020 г. Общие цифры по глобальным показателям заболеваемости и смертности были озвучены Генеральным директором ВОЗ Тедросом Аданом Гебреисусом на пресс-брифингах по СОУГО-19 15 и 17 июня 2020 г. См.: https://www.who.int/ru/dg/speeches/detail/who-director-general-s-opening-remarks-at-the-media-briefing-on-covid-19—15-^^-2020; https://www.who.int/ru/dg/speeches/ detail/who-director-general-s-opening-remarks-at-the-media-briefing-on-covid-19—17-^^-2020
Перед лицом пандемии Китай сумел продемонстрировать самый высокий в мире уровень мобилизации власти, общества и медицинских работников. Столкнувшись с болезнью первой, эта страна первой же смогла и остановить распространение инфекции. Уже к концу мая 2020 г. в Китае не осталось ни одного заболевшего. Общее количество заболевших в КНР составило более 83 тыс. человек. Более 78 тыс. из них выздоровели. Умерло более 4600 человек. По сравнению с целым рядом стран Запада, у которых было время подготовиться к пандемии, у Китая такого времени не было. Тем не менее на этом фоне Китаю удалось добиться сравнительно низких показателей заболеваемости и смертности. Чтобы понять, каким образом это произошло, необходимо анализировать опыт КНР по противодействию инфекции.
На сегодняшний день это еще не представляется возможным, поскольку пандемия продолжается. В середине июня 2020 г. на одном из рынков Пекина вновь был выявлен источник той же самой инфекции. За этим последовала уже привычная реакция -закрытие рынка, введение режима карантина и изоляции, тестирование населения на предмет выявления инфекции, полная мобилизация власти, медицинских работников и всего общества. Ничего подобного пока не наблюдалось ни в одной другой стране.
Природа возбудителя инфекции, с которой вслед за Китаем столкнулся остальной мир, оказалась отличной от большинства других возбудителей, которые в прежние времена вызывали распространение эпидемий на территории Китая. Поэтому весь предыдущий опыт истории эпидемий был для Китая в некотором смысле неактуальным. Однако нельзя сказать, что он вообще не имел никакого значения для страны, которая, с точки зрения западных наблюдателей, оставалась эпицентром опасных инфекций на протяжении более чем столетия. Китай не только вынес уроки из прошлого, но и успешно ими воспользовался. Можно сказать, что если Китай и остался страной, где начинаются многие эпидемии, то теперь он также является страной, где эпидемии могут заканчиваться.
В контексте глобальной истории эпидемий Китай долгое время воспринимался как страна с неэффективными механизмами управления. В середине XIX в. Китай стал жертвой экспансии западных стран, прежде всего Британской империи, вследствие чего
за ним закрепился образ страны с нездоровой средой обитания и больным населением. Став на путь успешного экономического развития в последние два десятилетия ХХ в., Китай сумел наверстать упущенное. Возвращение Китаю Гонконга стало символом полного преодоления Китаем его трагического, полуколониального наследия.
В первые два десятилетия XXI в. Китай уверенно превратился в страну с могущественной экономикой и сильной административно-политической системой. Сложные эпидемиологические ситуации, с которыми в последнее время сталкивается Китай, он преодолевает решительно и эффективно. Можно предположить, что очередной мировой кризис, который символизирует данная пандемия, не только укрепит позиции Китая на международной арене, но будет способствовать изменению мирового порядка, в котором Китай займет место одного из главных центров силы в XXI в.
Список литературы
1. Михель Д.В. Чума и эпидемиологическая революция в России, 1897-1914 // Вестник Евразии. - 2008. - № 3. - С. 142-164.
2. Balme H. China and modern medicine: a study in medical missionary development. -London: United Council for missionary education, 1921. - 244 p.
3. Benedict C. Bubonic plague in nineteenth century China // Modern China. - 1988. -Vol. 14, N 2. - P. 107-155.
4. Brown S.H. A tool of empire: the British medical establishment in Lagos, 18611905 // International journal of African historical studies. - 2004. - Vol. 37, N 2. -P. 309-343.
5. Chang W.K. National influenza experience in Hong Kong, 1968 // Bulletin of the World health organization. - 1969. - N 41. - P. 349-351.
6. Mortality and transmissibility patterns of the 1957 influenza pandemic in Maricopa County, Arizona / Cobos A.J., Nelson C.G., Jehn M. et al. // BMC infectious diseases. - 2016. - Vol. 16. - P. 405 (электронное издание).
7. Davis M. The monster at our door: the global threat of Avian Flu. - New York: New Press, 2005. - 212 p.
8. Livestock to 2020: the next food revolution / Delgado Ch., Rosegrant M., Steinfeld H., et al. // Outlook on agriculture. - 2001. - Vol. 30, N 1. - P. 27-29.
9. Dikotter F. The discourse of race and the medicalization of public and private space in modern China (1895-1949) // History of science. - 1991. - Vol. 29, Part 4, N 86. -P. 411-420.
10. Dunn F.L. Pandemic influenza in 1957: review of international spread of new Asian strain // Journal of the American medical association. - 1958. - Vol. 166, N 10. -P. 1140-1148.
11. Greenfeld K.T. China Syndrome: The True Story of the 21st Century's First Great Epidemic. - New York: Harper Perennial, 2007. - 464 p.
12. Hannoun C., Craddock S. Hong Kong flu (1968) revisited 40 years later // Influenza and public health: learning form past pandemics / Giles-Vernick T., Craddock S. (eds.). - London: Earthscan, 2010. - P. 180-190.
13. Henriot Ch. Medicine, VD and prostitution in pre-revolutionary China // Social history of medicine. - 1992. - Vol. 2, N 1. - P. 95-120.
14. Jackson C. History lessons: the Asian flu pandemic // British journal of general practice. - 2009. - August. - P. 622-623.
15. Kilbourne E.D. Influenza. - New York: Plenum medical book company, 1987. -359 p.
16. Kilbourne E.D. Influenza pandemics of the 20th century // Emerging infectious diseases. - 2006. - Vol. 12, N 1. - P. 9-14.
17. MacPherson K.L. A wilderness of marshes: the origins of public health in Shanghai, 1843-1893. - New York: Lexington books, 2002. - 362 p.
18. Marian M. Colonial medicine, the body politic, and Pickering's mangle in the case of Hong Kong's plague crisis of 1894 // Comparative program on health and society Lupina Foundation working paper series, 2009-2010 / Forman L., Corna L. (eds.). -Toronto: Munk school of global affairs, 2011. - P. 1-13.
19. Marian M. Fever dreams: infectious disease, epidemic events, and the making of Hong Kong. A thesis submitted in conformity with the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. - Toronto: university of Toronto, 2016. - 271 p.
20. Shah S. Pandemic: tracking contagions, from cholera to Ebola and beyond. - New York: Farrar, Straus and Giroux, 2016. - 288 p.
21. Shortridge K.F. Avian influenza A viruses of southern China and Hong Kong: ecological aspects and implications for man // Bulletin of the World Health Organization. - 1982. - Vol. 60, N 1. - P. 129-135.
22. Shortridge K.F. Avian influenza viruses in Hong Kong: zoonotic considerations // Avian influenza: prevention and control / Schrijver R.S., Koch G. (eds.). -Dordrecht: Springer, 2005. - P. 9-18.
23. Shortridge K.F., Stuart-Harris C.H. An influenza epicenter? // Lancet. - 1982. -October 9. - P. 812-813.
24. Sipress A. The Fatal strain: on the trail of Avian Flu and the coming pandemic. -New York: Viking Adult, 2009. - 400 p.
25. Global mortality impact of the 1957-1959 influenza pandemic / Viboud C., Simonsen L., Fuentes R. et al. // Journal of infectious diseases/ - 2018. - N 213. -P. 738-745.
26. Wallace R.G. Breeding influenza: the political virology of offshore farming // Antipode. - 2009. - Vol. 41, N 5. - P. 916-951.
27. Are influenzas in Southern China byproducts of the region's globalizing historical present? / Wallace R.G., Bergman L., Hogerwerf L., Gilbert M. // Influenza and
public health: learning form past pandemics / Giles-Vernick T., Craddock S. (eds.). -London: Earthscan, 2010. - P. 101-144.
28. Wallace R., Wallace D., Wallace R.G. Farming human pathogens: ecological resilience and evolutionary process. - Dordrecht: Springer, 2009. - 216 p.
29. Watts S. Epidemics and History: disease, power and imperialism. - New Haven: Yale university press, 1997. - 400 p.
2020.04.016. ЗЛАКИ, ПОЧВЫ И ЖЕЛЕЗО В САНЬЯНЧЖУАНЕ: ЗАПАДНОХАНЬСКОЕ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО НА ЦЕНТРАЛЬНОЙ РАВНИНЕ / ЧЖЭНЬ ЦИНЬ, СТО-РОЗУМ М., ХАО ЧЖАО, ХАЙВАН ЛЮ, КУЙ ФУ, КИДДЕР Т Р. Cereals, soils and iron at Sanyangzhuang: Western Han agricultural production in the Central Plains / Zhen Qin, Storozum М., Hao Zhao, Haiwang Liu, Kui Fu, Kidder T.R. // Antiquity: a review of world archaeology. - Cambridge, 2019. - Vol. 93, N 369. - Р. 685-701.
Ключевые слова: Китай; археология; Саньянчжуан; запад-ноханьское сельское хозяйство; мелкий земледелец.
Эта статья - своеобразный отчет археологов, которым повезло раскапывать «китайские Помпеи» - деревню Саньянчжуан, расположенную в уезде Нэйхуан провинции Хэнань. В 2003 г. в рамках проекта «Разблокирование реки Сяохэ» во время строительства ирригационного канала поперек заброшенного канала Хуанхэ было обнаружено большое количество черепков. После этого в Саньянчжуане были проведены масштабные раскопки, были вскрыты четыре жилых комплекса. Последующие обследования и пробные раскопки обнаружили 1 4 исключительно хорошо сохранившихся жилых комплексов, разбросанных по площади 1 км2, а также неповрежденные остатки сельскохозяйственных полей, тележные дорожки, зоны активности, отхожие места, колодцы и керамическая кровельная черепица - все находилось под 5-метровым слоем. Анализ артефактов, в частности монет, показал, что участок был активен с 140 г. до нашей эры и не позднее 23 г. нашей эры. Иловый осадок свидетельствует о гибели этого места в результате наводнения, разлива Хуанхэ в 14-17 гг. нашей эры (с. 687).
Разлив был столь мощным и внезапным, ил так быстро и надежно покрыл поля, что оставшиеся от пахоты гребни и борозды до сих пор держат форму, остались и отпечатки следов человече-