CC BY
33
Научная статья УДК 82-32
DO110.52070/2542-2197_2022_1_856_159
Блоковские реминисценции в сборнике рассказов в. набокова «возвращение Чорба»
О. Г. Егорова1, О. Е. Романовская2
1Московский государственный лингвистический университет, Москва, Россия о. [email protected]
2Астраханский государственный университет, Астрахань, Россия [email protected]
Аннотация. Авторы статьи обращаются к актуальной для современного литературоведения теме диалога
разных поколений русских писателей ХХ века. Цель исследования состоит в том, чтобы изучить реминисцентные отсылки к поэзии А. Блока в рассказах В. Набокова, вошедших в сборник «Возвращение Чорба», с помощью интертекстуального, компаративистского и мифопоэтического методов анализа. Основным материалом изучения становятся новеллы «Возвращение Чорба», «Сказка», «Катастрофа», в которых В. Набоков модифицирует инвариантные мотивы и образы стихотворений А. Блока.
Ключевые слова: Серебряный век, А. Блок, рассказы В. Набокова, Вечная Женственность, мотив, реминисценция, аллюзия
Для цитирования: Егорова О. Г., Романовская О. Е. Блоковские реминисценции в сборнике рассказов В. Набокова «Возвращение Чорба» // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022. Вып. 1 (856). С. 159-165. DOI: 10.52070/2542-2197_2022_1_856_159
Original article
A. Blok's Reminiscences
in V. Nabokov's Book of Stories «The Return of Chorb»
Olga G. Egorova1, Olga Eu. Romanovskaya2
1 Moscow State Linguistic University, Moscow, Russia o. [email protected] 2Astrakhan State University, Astrakhan, Russia [email protected]
Abstract.
Keywords: For citation:
The authors of the article study the topic of generations dialog of various Russian writers of the 20th century, pertinent to modern literary criticism. The principle research goal is to examine V. Nabokov's stories' reminiscent references to A. Blok's poetry, found in the book «The Return of Chorb», with intertextual, comparative and mythopoetic methods of analysis. Short stories «The Return of Chorb», «Fairy Tale», «Catastrophe», where V. Nabokov modifies A. Blok's poems' invariant motifs and images, are the core matter of the analysis.
Silver century, A. Blok, V. Nabokov's stories, eternal femininity, motif, reminiscence, allusion
Egorova, O. G., Romanovskaya, O. Eu. (2022). A. Blok's reminiscences in V. Nabokov book of stories "The Return of Chorb". Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 1(856), 159-165. 10.52070/2542-2197_2022_1_856_159
ВВЕДЕНИЕ
Влияние культуры Серебряного века на творчество В. Набокова безусловно. Становление его эстетики и поэтики глубоко связано с атмосферой начала века, полной мистических порывов, философских исканий и творческих экспериментов.
Традиции символизма в творчестве В. Набокова заметили еще Г. Струве и В. Ходасевич. Позднее к этому вопросу обращались Д. Бартон Джонсон, Ч. Пило Бойл, А. М. Пятигорский, В. Е. Александров. В сложной системе корреляций творчества В. Набокова с культурой русского модернизма параллели с символистами, в частности с А. Блоком, занимают особое место. «Блок - главный вдохновитель его юношеских стихов» [Бойл, 2001, с. 544]. Рецепция В. Набоковым творчества А. Блока не ограничилась увлечением и подражанием. А. А. Долинин обнаруживает в «Даре» (1938), а затем в «Лолите» (1955) изящный и рафинированный блоковский подтекст, свидетельствующий о том, что, преодолев зависимость от влияния поэта-символиста, В. Набоков вступает с ним в более сложные диалогические отношения.
С. Я. Сендерович и Е. М. Шварц в статье «Александр Блок в балаганчике Владимира Набокова» пишут: «Набоков не просто испытал влияние Блока в юности - он сформировался в эпоху Символизма, и это обстоятельство распространяется на всю его творческую жизнь. Он сам высказался об этом с полной определенностью в зрелые годы. Сообщая в 1949 году Эдмунду Уилсону свое мнение об эпохе 1905-1917, когда "Блок, Белый, Бунин, да и другие написали свои лучшие вещи", он добавляет: "Я - продукт этого времени, я вырос в этой атмосфере"... Набоков сознательно начинает применять весь комплекс языка, образов и идей, который связан для него с именем Александра Блока, в постройке собственного художественного мира» [Сендерович, Шварц, 2000, с. 472].
В творчестве В. Набокова высока частотность обращения к центральному образу младосимво-листкой поэзии - Вечной Женственности. Источником поэтического мифа о Вечной Женственности для А. Блока была поэзия и философия В. Соловьева. «Соловьев в понимании Блока - "рыцарь-монах", чье призвание - сражаться с драконом, с хаосом и безумием, дабы даровать свободу Мировой Душе» [Нива, 1995, с. 129]. Любовь лирического героя А. Блока к «Деве Радужных Ворот» также приобретает ореол мистического служения. По словам Ж. Нива, «соловьевский символизм породил великолепную эротико-мистическую поэзию, создал в России куртуазную традицию» [там же, с. 87].
Как показывают исследования, в позднем творчестве В. Набокова образ Вечной Женственности
модифицирован [Лебедев, Федоров, 2015], однако уже в ранней прозе писателя-младоэмигран-та он определяет своеобразие реминисцентного фона. Репрезентативны в этом плане рассказы В. Набокова «Возвращение Чорба» (1925), «Сказка» (1926) и «Катастрофа» (1924).
ВАРЬИРОВАНИЕ МОТИВОВ цИКЛА «СТИХИ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ» В РАССКАЗАХ В. НАБОКОВА
Картина мира этих рассказов по-набоковски бис-пациальна, модель двоемирия соответствует ро-мантико-символисткой парадигме: граница между земным и потусторонним, бытовым и фантастическим, реальным и онейрическим становится той чертой, которую стремится, но не всегда может преодолеть персонаж. Очевидной отсылкой к А. Блоку как автору «Стихов о Прекрасной Даме» становится обращение к мотивам томления лирического героя в предчувствии встречи с возлюбленной, ожидания свидания желанного, но недоступного, и потому несостоявшегося.
Рассказ «Возвращение Чорба» открывает сборник и становится своего рода камертоном для его восприятия. В нем выражена идея ценности человеческих воспоминаний, одна из ключевых в европейском модернизме и творчестве В. Набокова. Чорб, русский эмигрант, нищий писатель, полюбивший дочку богатых бюргеров и потерявший ее через полгода после свадьбы, пытается «воссоздать близкое прошлое» [Набоков, 1990, т. 1, с. 285]. Стремления Чорба осознаны: «ему казалось, что если он соберет все мелочи, которые они вместе заметили, если он воссоздаст это близкое прошлое, - ее образ станет бессмертным и ему заменит ее навсегда» [там же]. В. Набоков модифицирует мотив предчувствия свидания, контами-нируя его с мотивом смерти: герой ждет момента встречи с образом-воспоминанием.
Мотив внезапной гибели стал сюжетообразу-ющим и в рассказе «Катастрофа». Главный герой Марк Штандфусс, молодой приказчик, влюблен в свою невесту Клару. Возвращаясь с работы, он мечтает о скорой женитьбе и семейном счастье, предвкушает встречу с невестой. Однако надеждам Марка не суждено сбыться: он попадает под омнибус. В предсмертных галлюцинациях Марк видит Клару, не зная о том, что она расторгла помолвку. Как и в «Возвращении Чорба» женский образ показан отраженным в сознании героя.
В «Сказке» описана надежда на свидание, возможное в результате вмешательства инфернальных сил. Сюжет рассказа анекдотичен:
нерешительный и робкий молодой человек встречается с чертом в женском обличии и получает удивительную возможность выбрать нечетное количество девушек и женщин, с которыми госпожа Отт обещает устроить ему рандеву. Однако не соблюдено условие договора: число его избранниц четное, тринадцатая оказалась первой. Основные мотивы блоковского цикла (мечта о встрече, ожидание свидания, осознание его невозможности) В. Набоков в этом рассказе переводит в фарсовый регистр. Снижено-пародийно изображен герой рассказа, но образ героини сохраняет ореол возвышенности, он создан с помощью аллюзив-ных деталей, отсылающих к поэзии А. Блока.
модификация образа вечной женственности
В РАССКАЗАХ В. НАБОКОВА
Избранница Эрвина безымянна, описание ее внешности, мимики, жестов, того впечатления, которое она производит на героя, занимает около сорока процентов текста. По мнению З. Г. Минц, слова весенний, золотится, воздух, женский, небо, вдали значимы для «Стихов о Прекрасной Даме»: «все слова и словосочетания этой подгруппы характеризуют в цикле именно мир Прекрасной Дамы. Чаще всего это активные или пассивные предикаты к имени героини или указания на время ее явления герою» [Минц, 1999, с. 535]. В портрете набоковской героини эти и одноко-ренные слова становятся отсылкой к блоковско-му претексту:
Эрвин увидел девушку в белом платье, сидевшую на корточках и двумя пальцами теребившую толстого мохнатого щенка со смешными бородавками на брюхе. Она нагибала голову - сзади оголялась шея - перелив хребта, светлый пушок, круглота плеч, разделенных нежной выемкой, - и солнце находило жаркие золотые пряди в ее каштановых волосах... Можно было бы, конечно, случайными словами описать ее походку, движение плеч, очерк шляпы - но стоит ли? Что-то вне зримых очертаний, какой-то особый воздух, воздушное волнение - влекло за собой Эрвина. Что-то другое, очаровательное и властное, какое-то напряжение, мерцание воздуха вокруг нее. а может быть, то, что меняет одним божественным взмахом всю жизнь человека (курсив наш. - Е. О., Р. О.) (Набоков. Сказка).
Белое платье - аллюзивная деталь, отсылающая к единственному стихотворению из цикла
«Стихи о Прекрасной Даме», в котором внешность лирической героини конкретизируется:
Ты встречалась со мной на закате
Ты веслом рассекала залив
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив
(Блок. Мы встречались с тобой на закате...).
Действие рассказа происходит весной, «в "Стихах о Прекрасной Даме" "весна" - это тоже время прихода "Ее"» [там же]. А последний эпизод - вечером: «слово "вечер" в "Стихах о Прекрасной Даме" имело совершенно особое значение - "время встречи с Ней"» [там же]. Частые повторы неопределенных местоимений также указывают на перекличку с ранними поэтическими опытами А. Блока:
Вдыхал о чем-то я, чего-то было жалко
Какою-то мечтой горела голова
(Блок. Жизнь медленная шла, как старая гадалка.).
Встреча с незнакомкой лишает Эрвина воли: «что-то влекло Эрвина. эта странная молчаливая погоня по ночным улицам опьянила его. и Эрвин за ней, растерянный, бесплотный, опьяненный туманом огней, ночной прохладой,погоней.» (Набоков. Сказка).
Состояние опьянения сближает Эрвина с лирическим героем А. Блока, очарованного предчувствием мистического свидания. В «Стихах о Прекрасной Даме» это состояние передано символическим образом огней:
Одинокий к тебе прихожу, Околдован огнями любви (Блок. Одинокий к тебе прихожу.) ;
Ты не обманешь, тревога напрасная, Вижу огни на реке
(Блок. Зарево белое, желтое, красное.).
Огни - это и деталь пейзажа (огни на реке), и метафора (огни любви), и символ скорой встречи. В рассказе В. Набокова огни - это бытовая деталь (фонари на улицах ночного города), но она сохраняет символическое значение, возникшее в поэзии А. Блока.
Образ огней встраивается в ассоциативную цепочку других символов, значимых для понимания Вечной Женственности: огни - свет - сияние - солнце - золото - золотистый цвет. Свет, сияние - частый атрибут возлюбленной лирического героя в стихотворениях А. Блока и обозначает ее святость и чистоту.
Тебя пою, о да! Но просиял твой свет
И вдруг исчез - в далекие туманы
(Блок. Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошла...);
Ты, лазурью золотою
Просиявшая навек!
(Блок. Призрак истинного чуда...).
Это же значение актуализирует В. Набоков, создавая портрет героини. Избранница Эрвина способна противостоять дьявольскому наваждению: благодаря ей сделка с инфернальной силой не состоялась, она становится своего рода ангелом-хранителем героя.
В. Набоков обыгрывает при создании образа и символику чисел «тринадцать» и «двенадцать», которые «принадлежат к наиболее употребительным в мифопоэтических культурах числовым шаблонам. 12 как счастливому числу противостоит несчастное число 13» [Топоров, 2014, с. 477]. Спасительным (в метафизическом плане) для героя оказывается количество его избранниц - двенадцать.
В семантике названия рассказа «Сказка» можно заметить напоминание о фольклорно-сказоч-ных чертах образа, созданного А. Блоком:
Дольнему стуку чужда и строга,
Ты рассыпаешь кругом жемчуга.
Терем высок, и заря замерла.
Красная тайна у входа легла.
Кто поджигал на заре терема,
Что воздвигала Царевна Сама? (Блок. Вступление).
Использование аллюзий в описании набоков-ской незнакомки возвышает и поэтизирует ее облик, хотя В. Набоков помещает образ в прозаический, фривольно-анекдотический контекст.
Иномирная природа Софии, Высшей Премудрости, Вечной Женственности не позволяет лирическому герою А. Блока воочию увидеть ее. Избранница Эрвина - земная женщина, образ получает зримость и конкретность: повествователь описывает лицо героини, ее движения, жесты, голос, походку, одежду. В какой-то момент Эрви-ну кажется, что она «самая простенькая» из всех выбранных девушек и что «он поспешил». Однако именно после первой встречи с ней он не может «найти женское лицо, которое ему понравилось бы» (Набоков. Сказка) оттого, что девушка оставила в его душе «солнечную впадину». Вечером, узнав незнакомку, Эрвин «сразу понял всю ее прелесть, теплоту, драгоценное сияние» (там же).
В рассказе использована одна из набоковских «фигур обмана». По мнению М. Постновой, «"фигура обмана" - это намеренное введение читателя в заблуждение. это художественное описание, или такое строение текста, при котором в сознании читателя на какой-то промежуток времени, больший или меньший, формируется неверное представление об образе или событии» [Постнова, 1999, с. 113]. В творчестве В. Набокова выделяют несколько разновидностей «фигуры обмана»: ложный сюжет, ложный портрет, ложное представление, иллюзия, фигура обознания, подмена. Эти разновидности имеют общие принципы построения: повествователь с помощью деталей, «движения по инерции», игре на сопереживании читателя герою, ассоциативных рядов создает некую иллюзию, разрушение которой приводит к эффекту неожиданности.
В «Сказке» использована фигура обознания. Следуя за точкой зрения героя, читатель вместе с ним воспринимает последнюю избранницу Эр-вина как тринадцатую по счету. Ошибка обусловлена изменениями во внешности героини: юной наивной девушкой предстает она утром и изящной молодой женщиной - вечером, что обнаруживает ее двойственность. В поэзии А. Блока воплощается концепция Вечной Женственности В. Соловьева, согласно которой «Душа мира двойственна. Она может отождествляться с Софией (премудростью божьей), и она же может уступить слепым и греховным силам хаоса» [Гинзбург, 1974, с. 270]. Интересно, что дьявол предстает перед Эрвином в облике женщины.
В рассказе «Возвращение Чорба» дуальность женской природы обозначена контрастом между любимой женой Чорба и случайной проституткой. В жене подчеркивается чистота, которую ценит и любит Чорб. В первую ночь «он только поцеловал ее в душку, - больше ничего» (Набоков. Возвращение Чорба). Утонченная восприимчивость - одно из главных качеств героини. Она замечает: «круглый, черный, с правильным белым пояском камушек. особенный очерк скалы, домишко, крытый серебристо-серыми чешуйками. лучевой размах паутины в телеграфных проволоках, унизанных бисером тумана» (там же).
Внимание к окружающему миру, гармония с природой, нравственная чистота - всё это было присуще созданному усилиями философов, поэтов и художников Серебряного века образу Вечной Женственности.
Основным принципом создания образа жены Чорба становится метонимия. Её портрет: «маленькое лицо, сплошь в темных веснушках, и глаза, широкие, бледновато-зеленые, цвета стеклянных
осколков, выглаженных волнами» (Набоков. Возвращение Чорба) - имплицитно содержит отсылку к символике солнца: значимая деталь внешности -веснушки, которые появляются под воздействием солнечных лучей. В сундуке Чорба проститутка находит: «женское платье, чулок, какие-то шелковые лоскуточки, - кое-как сложенные и пахнувшие так хорошо, что ей стало грустно» (там же).
Детали - шелковые лоскуточки и их особенный запах - можно интерпретировать как аллюзию к стихотворению А. Блока «Незнакомка» («девичий стан, шелками схваченный», «дыша духами и туманами»). З. Минц обнаруживает следующую особенность второго тома стихов поэта: «.в понятие "поэтического" входит то, что, с точки зрения эстетики "первого тома", было только "низким": сюда попадают и вполне "земные" "духи", и "шляпа с траурными перьями", и "упругие шелка". Этот поворот к художественному восприятию "земного" как "поэтического" составляет, как известно, одну из главных особенностей эволюции Блока-лирика» [Минц, 1999, с. 534].
Способность лирического героя А. Блока видеть поэтическое в обыденном, деполяризировать высокое и низкое наследует Чорб, пытающийся завершить «мучительный и сладкий искус», вернуться к «истокам своих воспоминаний» [Набоков 1990, с. 288]. Для этого нужно «провести всего одну ночь в той первой комнате их брака», куда он приводит проститутку, как бы подменив одухотворенный и прекрасный образ молодой умершей жены грубо-вульгарным двойником: «Он проснулся среди ночи, повернулся на бок и увидел жену свою, лежавшую с ним рядом» (там же).
Мерцание возвышенного и утонченного сквозь «потасканную» земную материю, духа сквозь плоть сродни блоковскому
И вижу берег очарованный И очарованную даль (Блок. Незнакомка).
Воссоздание образа погибшей жены в момент пробуждения, на границе яви и сна - напоминание о снах и видениях, описанных А. Блоком в «Стихах о Прекрасной Даме»:
Пошепчи, посмейся, милый Милый образ, нежный сон (Блок. Кто-то шепчет и смеётся.)
Снова сонмы нездешних видений Всколыхнулись - плывут - подошли (Блок. Снова ближе вечерние тени.).
В рассказе «Катастрофа» счастливое свидание с возлюбленной возможно только в мечтах, а затем - галлюцинациях героя.
Образ Клары становится еще одной модификацией «таинственной Девы». Эскизность образа не противоречит глубине заложенного в нем смысла, который отчасти раскрывает семантика имени, Клара - «светлая». В описании героини использована реминисцентная цветовая гамма: зеленое шелковое платье, рыжие волосы, бледное лицо. Повествователь акцентирует внимание на волосах героини, на их цвете, используя метафоры и сравнения: рыжий пожар, рассыпанный по подушке; яркие волосы, цвета абрикосового варенья; рыжий пух. Рыжий, абрикосовый цвет - разновидности золотого.
В поэзии символистов актуализировано ар-хетипическое значение золотого цвета. В. Топоров указывает на то, что в европейско-американской традиции цветовой символики «желтый или золотой - божество, солнце, высшая мудрость, высочайшие ценности» [Топоров, 2014, с. 440]. Исследователи отмечают распространенность цве-тономинации «золотой» у многих поэтов-символистов, в творчестве которых золотой ассоциируется с солнцем и солнечным светом. Солнце представлено в творчестве А. Блока в религиозно-мистическом аспекте, символика золотого цвета восходит к традициям В. Соловьева, в соответствии с которыми «золотой» - «вечноженственное начало мира» [Скрипкина, 1990, с. 7].
Цветовая символика отражает особенности модификации образа героини. У символистов, особенно А. Блока, с миром Софии ассоциируется лазурный, голубой, синий:
В этой бездонной лазури В сумерках близкой весны Плакали зимние бури Реяли звездные сны (Блок. Ветер принес издалёка).
Бог лазурный, чистый, нежный Шлет свои дары (Блок. Моей матери).
Небесное умом не измеримо Лазурное сокрыто от умов (Блок. Небесное умом не измеримо).
Мешали слиться с неизвестным, Твоей лазурью процвести (Блок. Сегодня шла Ты одиноко).
В. Набоков сознательно, на наш взгляд, расходится с этой традицией и вводит в портрет Клары повторяющуюся деталь - зеленое платье. Напомним о бледновато-зеленых, цвета стеклянных осколков, выглаженных волнами глазах жены Чорба. Зеленый цвет - обозначение «плодовитости, надежды, процветания, жизни, бессмертия» [Топоров, 2014, с. 440]. Зеленый ассоциируется с цветом растений, листвы, травы. Автор акцентирует принадлежность героини к живому и земному, ее присутствие в том же пространстве, к котором находится герой, и в то же время недосягаемость для него. Последнее в рассказе «Катастрофа» объясняется тем, что Клара до помолвки с Марком любила другого. иностранца, проходимца какого-то и продолжает любить его сейчас.
Образ героини скорее набросок, созданный из штрихов-деталей, однако их достаточно для того, чтобы увидеть присущие Кларе поэтичность, возвышенность, способность к любви. В Марке же подчеркиваются противоположные черты: практичность, приземленность. Влюбляясь, Марк становится сентиментален, мечтателен, любопытен.
Любовь Марка к Кларе безответна, однако он не замечает этого и принимает за слезы счастья ее рыдания после того, как он рассказал ей о том, как уютно и нежно они будут жить.
Призрачность своего счастья герой так и не осознает, в предсмертном бреду он представляет, как Клара счастлива рядом с ним. Описание предсмертных видений героя вновь создает «ложный сюжет». Марк так никогда и не узнает о том, что вернулся бывший возлюбленный Клары, «и Клара потеряла голову. не хочет больше никогда видеть своего жениха» (Набоков. Катастрофа).
Иллюзия счастья оказывается для Марка самым сокровенным и подлинным в жизни, единственным, чему он придает абсолютный и безусловный смысл.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, ранняя поэзия А. Блока - важный для понимания авторского замысла реминисцентный фон рассказов сборника «Возвращение Чорба».
Отсылки к мотивам и образам «Стихов о Прекрасной Даме» А. Блока приобретают смыс-лообразующее значение. Повторяются и рифмуются в сборнике мотивы поиска высокого идеала в любви, ожидания встречи-свидания с возлюбленной; разлуки; визионерства. Один и тот же мотив, например ожидания встречи героя с возлюбленной, представлен в разных модусах художественности: трагическом («Возвращение Чорба»), драматическом («Катастрофа»), ироническом («Сказка»). Появляются новые смысловые нюансы: разлука обусловлена смертью молодого героя или героини; сон, видение, галлюцинация представлены как попытка разрешения драматического противоречия.
Создавая женские образы, В. Набоков сохраняет семантическое ядро мифа о Вечной Женственности. С помощью аллюзивных деталей, символики цветообозначений и чисел обозначены чистота, одухотворенность, близость к божественному началу, вместе с тем подчеркнуты «земной» характер героини, ее принадлежность профанно-му миру. Контраст и сопоставления обнаруживают противоречивость и амбивалентность, заложенные в женской природе.
Существенным представляется то, что В. Набоков уже в ранних произведениях помещает знаковый для культуры Серебряного века образ в контекст игровой поэтики, целью которой является манипуляция вниманием читателя, создание эффекта неожиданности, балансирование на тонкой грани, разделяющей серьезное и игровое, «высокий» код модернистского искусства и прото-постмодернистскую стратегию.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Бойл Ч. Пило. Набоков и русский символизм (история проблемы) // В. В. Набоков: Pro et Contra / сост. Б. Аверина. СПб.: РХГИ, 2001. C. 532-550.
2. Сендерович С. Я., Шварц Е.М. Александр Блок в балаганчике Владимира Набокова // Russian Literature. 2000. Т. 48(4). С. 471-493.
3. Нива Ж. Русский символизм // История русской литературы ХХ век. Серебряный век / под ред. Ж. Нива. М.: Прогресс, 1995. С. 73-105.
4. Лебедев В. Ю., Федоров А. В. Метатекст «Вечной женственности»: репрезентации в некоторых текстах отечественной культуры // Вестник славянских культур. 2015. № 2 (36). С. 29-45.
5. Набоков В. В. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Правда, 1990. Т. 1.
6. Минц З. Г. Об одном способе образования новых значений слов в произведении искусства: (Ироническое и поэтическое в стихотворении Ал. Блока «Незнакомка») // Блок и русский символизм. Избранные труды: в 3 кн. СПб.: Искусство-СПб., 1999. Кн. 1. Поэтика Александра Блока. С. 532-539.
7. Топоров В. Н. Мифология: Статьи для мифологических энциклопедий: в 2 т. М.: Языки славянской культуры, 2014. Т. 2.
8. Постнова М. А. «Фигура обмана» в новеллистике Набокова // Australian Slavonic and East European studies. 1999. Vol. 13. Number 1. C. 111-126.
9. Гинзбург Л. Я. О лирике. Л.: Советский писатель, 1974.
10. Скрипкина В. А. Принципы лирической циклизации в поэзии символистов. Структурообразующая функция символики цвета (А. Блок, А. Белый, С. Соловьев): автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1990.
REFERENCES
1. Boyle, Ch. Pilo. (2001). Nabokov i russkij simvolizm (istorija problemy) = Nabokov and the Russian symbolism (the history of the problem). V. V. Nabokov: Pro et Contra, B. Averina (drafted) (pp. 532-550). St. Petersburg: Russian Christian Humanitarian Institute. (In Russ.)
2. Senderovich, S. Y. Shvarts, E. M. (2000). Aleksander Blok v balaganchike Vladimira Nabokova = Alexander Blok in Vladimir Nabokov's carrousel. Russian Literature, 48(4), 471-493. (In Russ.)
3. Niva, Zh. (ed.) (1995). Russkij simvolizm = Russian symbolism. Istorija russkoyj literatury XX vek. Serebryanij vek = The history of Russian literature in XX century. The Silver Age (pp. 73-105). Moscow: Progress. (In Russ.)
4. Lebedev, V. Y., Fedorov, A. V. (2015). Metatekst "Vechnoj zhenstvennosti": reprezentacii v nekotorykh tekstakh otechestvennoj kultury = Metatext of "Eternal Femininity": representations in some texts of the Russian culture). Vestnik slavjanskikh kultur, 2(36), 29-45. (In Russ.)
5. Nabokov, V. V. (1990). Sobranije sochinenij = Collected edition: in 4 vols. Vol. 1. Moscow: Pravda. (In Russ.)
6. Mints, Z. G. (1999). Ob odnom sposobe obrazovaniya novykh znachenij slov v proizvedenij iskusstva: (Ironicheskoje i poeticheskoje v stikhotvorenii A. Bloka "Neznakomka") = On one way of forming new meanings of words in a work of art: (Ironic and poetic in A. Blok's poem "The Stranger"). Blok i russkij simvolizm. Izbranniye trudy (vol. 1. Poetika Aleksandra Bloka, pp. 532-539): in 3 vols. St. Petersburg: Iskusstvo-SPb. (In Russ.)
7. Toporov, V. N. (2014). Mifologija: Statyi dlya mifologicheskikh jentsiklopedij = Mythology: Articles for encyclopedias of mythology (vol. 2): in 2 vols. Moscow: Yaziki Slavjanskoj kultury. (in Russ.)
8. Postnova, M. A. (1999). "Figura obmana" v novellistike Nabokova = "The figure of deception" in novels by Nabokov. Australian Slavonic and East European studies, 13(1), 111-126. (In Russ.)
9. Ginzburg, L. Y. (1974). O lirike = On lyric poetry. Leningrad: Sovetskij pisatel. (In Russ.)
10. Skripkina, V. A. (1990). Printsipy liricheskoj tsiklizatsii v poezii simvolistov. Strukturoobrazuyushchaja funktsija simvolistiki tsveta = The principles of lyrical cyclization in the poetry of the Symbolists. The structure-forming function of color symbolism (A. Blok, A. Bely, S. Soloviyev): abstract of PhD in Philology. Moscow. (In Russ.)
информация об авторах
Егорова Ольга Геннадьевна
профессор, доктор филологических наук, профессор кафедры переводоведения и практики перевода английского языка
Московского государственного лингвистического университета
Романовская Ольга Евгеньевна
кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры литературы
Астраханского государственного университета
information about the authors
Egorova Olga Gennadievna
Professor, Doctor of Philology (Dr. habil.), Professor at the Department of Translation Studies and English Translation &
Interpreting, Moscow State Linguistic University
Romanovskaya Olga Eugenievna
PhD (Philology), Associate Professor at the Department of Literature,
Astrakhan State University
Статья поступила в редакцию 29.11.2021 The article was submitted 29.11.2021
одобрена после рецензирования 20.12.2021 approved after reviewing 20.12.2021
принята к публикации 25.12.2021 accepted for publication 25.12.2021
