CC BY
156
БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД В «АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ЗАПИСКАХ» А. П. ОСТРОУМОВОЙ-ЛЕБЕДЕВОЙ
Алла Александровна СМИРНОВА,
доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории и петербурговедения, проректор по учебной работе Санкт-Петербургского государственного института культуры, г. Санкт-Петербург, Россия
e-mail: allasmir@mail.ru
В статье рассматриваются «Автобиографические записки» военного времени А. П. Остроумовой-Лебедевой, которая была в Ленинграде на протяжении всей блокады, как оригинальный источник для изучения жизни блокадного Ленинграда. Автор показывает, как известная художница создавала свой портрет осаждённого города, открывая в нём новые детали и грани и воздавая должное мужеству и стойкости простых ленинградцев. В статье содержатся также ценные и малоизвестные факты о художественной жизни осаждённого Ленинграда, в которой А. П. Остроумова-Лебедева принимала непосредственное участие. Ключевые слова: Ленинград, блокада Ленинграда, А. П. Остроумова-Лебедева, голод, артиллерийские обстрелы, художественные выставки.
REPRESENTATION OF LENINGRAD IN BLOCKADE IN "AUTOBIOGRAPHICAL NOTES" BY ANNA P. OSTROUMOVA-LEBEDEVA
A. A. Smirnova, Full Doctor of History, Associate Professor, Professor of Department of History and History of Saint Petersburg, Vice-rector for Educational Activity of Saint Petersburg State Institute of Culture, Saint Petersburg, Russia
e-mail: allasmir@mail.ru
"Autobiographical notes" of wartime by Anna P. Ostroumova-Lebedeva are considered in the article. The author of the notes was in Leningrad throughout the blockade. "Autobiographical notes" is an original source for studying the life of Leningrad in blockade. A famous artist created a portrait of a besieged city; discovering new details, showed the courage and resilience of ordinary Leningraders. The article contains valuable and little-known facts about the artistic life of Leningrad in blockade. Anna P. Ostroumova-Lebedeva took a direct part in the artistic life of the city. Key words: Leningrad, blockade of Leningrad, Anna P. Ostroumova-Lebedeva, hunger, artillery shelling, art exhibitions.
Проблема поведения и выживания ленинградцев в экстремальных условиях блокады стала одной из главных в современной историографии [см.: 6; 7; 8]. Однако при изучении этой проблемы исследователи обращаются в первую очередь к вновь опубликованным материалам, оставляя часто без внимания давно известные воспоминания и дневники. Так произошло и с широко известными «Автобиографическими записками»
замечательного графика и живописца А. П. Остроумовой-Лебедевой, которые сразу же после их публикации стали важным источником для изучения русской и советской культуры (первое издание «Автобиографических записок» А. П. Остроумовой-Лебедевой вышло в трёх томах в 1935-1951 годах, автор статьи пользуется изданием 1974 года [см.: 3; 4]). В них отразился богатый жизненный и творческий опыт, накопленный А. П. Остроумовой-Лебедевой за долгие годы жизни. Особое место в «Автобиографических записках» занимает война и оборона Ленинграда. А. П. Остроумова-Лебедева, по её словам, не могла в силу своего возраста (ей было уже 70 лет) «участвовать в энергичной защите своего родного города» и «много раз переживала горечь и боль от этого сознания [4, с. 241]». Хотя блокадные «Записки» А. П. Остроумовой-Лебедевой этого периода и привлекали внимание историков, правда, в большинстве случаев в качестве иллюстративного материала [см.: 2; 5], они не стали ещё предметом специального изучения как оригинального источника жизни блокадного Ленинграда. Значение «Автобиографических записок» военного времени усиливается ещё и тем, что их автор включил в них свои дневниковые записи.
На страницах своих «Автобиографических записок» А. П. Остроумова-Лебедева с первых же дней войны стала писать новый портрет Ленинграда. «Город стал быстро менять свой облик: окна запестрели всевозможными бумажными узорами, - отмечает она. - Объявлена неукоснительная светомаскировка. Улицы погрузились в полную темноту, пронзаемую синими, сильно притушенными фарами проезжающих машин [4, с. 242]». С каждым днём на этом портрете появлялись новые предметы и краски. Зоркий глаз художника замечает, как ранним утром солнце, ещё не освещавшее сам город, ярко блестело на висевших в небе аэростатах: «Они, как серебряные корабли, плавали в нежно-голубом эфире. Тросы не были видны, и казалось, аэростаты свободно парят в небе... [4, с. 243]». Наблюдая за укрытием памятников, А. П. Остроумова-Лебедева старалась запечатлеть в своей памяти их новый облик. «Зарисовать побоялась - город на военном положении, - признавалась она в своих "Записках" 4 августа 1941 года. - Пришла домой и набросала по памяти вид закрытого Петра Великого. Через два дня я поехала к памятнику проверить мой рисунок. Но деревянные укрепления так изменились, что мой рисунок уже устарел [4, с. 245]».
И таких наблюдений в «Записках» содержится немало. «Но как город сейчас изменился! - замечает А. П. Остроумова-Лебедева. - Его характер, его стиль. В его величии, в его пленительной суровости остро чувствовалась напряженность, большая настороженность и больше ... страстная ненависть к врагу. Он весь ощетинился и как бы говорил: "Ну, попробуй меня взять! Только попробуй!" [4, с. 276]». Страницы дневника сохранили
и поразившую художницу неожиданную встречу с «быками» скульптора Демута-Малиновского, которые, будучи перемещёнными на полозьях со своих постаментов у скотобойни, теперь оказались в Некрополе [4, с. 311], и мальчишек, которые сосредоточенно ловили рыбу в момент налёта [4, с. 277-278] (А. П. Остроумова-Лебедева вырежет гравюру, изображающую юных рыболовов [4, с. 290], и назовёт её «Не тот квадрат»), и многое другое, привлекшее её внимание.
Глубокий художник живёт в её каждодневной блокадной жизни. Она постоянно обращает внимание на красоту даже в малом. «На нашей улице, вдоль тротуаров, на их склонах, растёт трава. Кустики белого или розового клевера, желтый лютик, курослеп - радуют глаза ... Всегда стремлюсь идти между тротуарами и мостовой. Здесь есть немного земли, и кажется мне, идя рядом с тротуаром, что я иду по свободной земле, где-то в поле. Под ногами мягкая земля без камней и асфальта. Только ... только не надо смотреть вверх и в стороны, иначе кошмар нашей действительной жизни уничтожает все иллюзии [4, с. 318]».
В блокадных дневниках ленинградцев содержится немало красноречивых свидетельств о варварских обстрелах и бомбежках, от которых так страдали жители города с первых же дней его блокады. Пишет об этом и А. П. Остроумова-Лебедева, взгляд которой зафиксировал нечто особенное: «огромные стаи птиц, ворон, как только началась бомбежка, с громкими резкими криками перепугано метались в воздухе то туда, то сюда. Несколько времени спустя их совсем не стало в городе. Они его покинули [4, с. 249]».
Труднее оказалось покинуть осаждённый Ленинград застигнутым в нём беженцам из области и пригородов, а также из Прибалтики и Карелии. «Тяжело бывать на тех улицах и в тех районах, особенно около вокзалов, где скопляются тысячами беженцы из окрестностей города, - писала с горечью и с состраданием 11 сентября 1941 года А. П. Остроумова-Лебедева. - Вся душа перевёртывается от этого тяжелого зрелища. Дети в повозках или на узлах, женщины с грудными младенцами, коровы, козы. Все шевелится, дышит, страдает. Все выбиты из колеи [4, с. 249250]». Многим из них так и не суждено было выбраться из осаждённого Ленинграда.
Будучи не в силах, по её собственному признанию, «участвовать в энергичной защите своего родного города [4, с. 241]», А. П. Остроумова-Лебедева всем сердцем была вместе с его активными защитниками, восхищалась их мужеством и самоотверженностью. «Какой чудесный наш русский народ! - восторгалась она в октябре 1941 года. - Живя в осаждённом городе, я оценила его: мужественный стойкий, жизнеспособный народ. А наша молодёжь! Наши храбрые женщины! Я поражалась девушкам, которые остались в городе. Ведь надо признать, что наибольшие
тяготы осаждённого города легли на их плечи. Где какое случалось несчастье - рушился ли дом во время бомбежки, завалило ли бомбоубежище, вспыхнул ли пожар, через несколько минут приезжали бригады женщин с ломами, кирками и, не теряя лишнего мгновения, начинали очень опасную работу - расчистку обвалившихся стен и извлечение погребённых людей из-под обломков [4, с. 256]». Неудивительно поэтому, что А. П. Остроумова-Лебедева оказалась в критические месяцы блокады с большинством ленинградцев, убеждённых в необходимости защищать свой город до конца, каким бы он ни был. «... Я всем существом своим, умом, душой и сердцем сознаю, что нам сдавать Ленинград нельзя, - записала она в дневнике 16 ноября 1941 года. - Погибнуть, но не сдаваться! [4, с. 259]».
Конечно, нельзя не признать, что среди населения осаждённого города были и такие, кто, поддавшись на немецкую агитацию, искренне считали, что в случае сдачи Ленинграда закончатся их голодные страдания. Участник обороны Ленинграда Д. Н. Альшиц, впоследствии видный историк и писатель, свидетельствовал по этому поводу: «Разумеется, фашисты без устали агитировали жителей Ленинграда сдать город, сулили всех хорошо накормить, и обогреть. На передовой они постоянно выставляли из окопов на шесте круг колбасы и буханку хлеба с целью приманить наших бойцов. Поддавшихся на эту приманку были единицы. Остальные, по существу все жители города и все его защитники, с гневом и презрением отвергали эти "гуманные" предложения [1, с. 309]».
Как видно из «Автобиографических записок», их автору, также отвергавшему возможность сдачи своего любимого города ненавистному врагу, пришлось познать блокадный голод. Она отмечает в дневнике, как ей с большими затруднениями «выхлопотали на один месяц право получать один раз в сутки тарелку супу - вода с плавающими в ней черными листьями капусты. [4, с. 256]».
19 декабря 1941 года А. П. Остроумову-Лебедеву навестил её старый друг - заведующий графическим отделом Русского музея П. Е. Корнилов. «Они были очень рады видеть друг друга, - пишет биограф П. Е. Корнилова. - Петр Евгеньевич передал в подарок от мамы стакан квашеной капусты, а от неё получил два кусочка сахара [10, с. 163]». После встречи с А. П. Остроумовой-Лебедевой он записал: «19.XII.41 г. Бодрость духа - присущая ей черта. Сидел у ней, закутавшись в её зелёный парижский плед, а она в меховой шапке, в ряде тёплых одежд, а сверху - в Средне-Азиатском халате, но глаза блестят и светятся, как всегда. Не хочет покидать Ленинград и просила передать моей маме, что она верит в Бога. Ушёл от неё сильнее духом и даже телом, так как шёл быстрее и легче [10, с. 163]».
Скоро в блокированный город пришло «смертное время». 1 января 1942 года А. П. Остроумова-Лебедева сделала в своем дневнике следующую запись: «... Страшный голод, неотвратимый, беспощадный, как кле-
щами зажал Ленинград. Огромное количество покойников скопилось на всех кладбищах. Некоторые несчастные измученные граждане привозят своих умерших к больницам ... Едим столярный клей. Ничего. Схватывает иногда нервная судорога от отвращения, но я думаю, что это от излишнего воображения. Он, этот студень, не противен, если положить в него корицу или лавровый лист. Едим рыбий клей и варим щи из лечебной беломорской капусты. Посетил меня сегодня мой друг Петр Евгеньевич. Принёс горсть овсяной муки для киселя, а Иван Емельянович принес три кильки. [4, с. 264-265]». 4 января 1942 года А. П. Остроумова-Лебедева пишет П. Е. Корнилову: «Мы свидетели "великого" Ленинградского голода. Как бы я хотела увидеть мой любимый город в его будущие светлые дни! [10, с. 170]».
Чтобы помочь А. П. Остроумовой-Лебедевой, П. Е. Корнилов решается обратиться к первому лицу блокированного Ленинграда А. А. Жданову: «Уважаемый товарищ Андрей Александрович! - писал он. - 1-го января с.г. я посетил художника Анну Петровну Остроумову-Лебедеву (живёт она в доме Военно-медицинской академии - Выборгская сторона, Нижегородская ул., д. 10-г, кв. 4) и нашел её, несмотря на присущую ей бодрость, в довольно тяжелых условиях. Я беру на себя смелость довести до Вашего сведения, как представителя Партии и Правительства, и как историограф её творчества и друг решаюсь просить Вас об оказании ей немедленной помощи, как представлением, в первую очередь, РАБОЧЕЙ КАРТОЧКИ (на что она, безусловно, имеет право, больше чем кто-либо. [10, с. 170-171]».
20 января 1942 года А. П. Остроумова-Лебедева записала в своем дневнике: «Под вечер стук во входную дверь. Входит женщина в белом халате поверх шубы и вносит ящик, наполненный продуктами. Она их выложила на стол. Это были сливочное масло - 400 г, мясо - 500 г, мука 2 кг, горох -400 г и сахар 400 г. Можете себе представить, как мы все были обрадованы. Нам можно будет немного отдохнуть от наших суррогатов. [4, с. 267]». 17 апреля 1942 года начальник Управления культуры Ленгорисполкома Б. И. Загурский и П. Е. Корнилов приехали к Остроумовой-Лебедевой и вручили ей академический паёк и продовольственную карточку I категории. Она была спасена [10, с. 171]. «С этого дня началось мое физическое возрождение, - отмечала в своем дневнике А. П. Остроумова-Лебедева. -Я, хотя и очень медленно, стала восстанавливать свои ослабевшие силы. Академический паёк был невелик. Он строго рассчитан на одного едока. А нас было двое и потому продуктов хватало только на две недели. Да и сам паёк выдавался с задержками больше чем на месяц, и потому всё-таки частенько приходилось голодать [4, с. 275]».
Увы, голодали в это «смертное время» многие деятели культуры, в том числе и художники. Созданная в январе 1942 года Продовольственная комиссия Военного Совета Ленинградского фронта, рассмотрев в феврале
1942 года представленные учреждениями науки, культуры и искусства списки на оказание продовольственной помощи, прикрепила к спецмагазину «Ленгастроном» 440 работников науки, культуры и искусства. Это была лишь небольшая часть остро нуждавшихся в продовольственной помощи, но ограниченная установленным лимитом. Продовольственная комиссия была вынуждена отказывать в многочисленных просьбах [9, с. 8-14]. В своих «Автобиографических записках» А. П. Остроумова-Лебедева фиксирует смерть целого ряда известных художников в это критическое время. «Умер от истощения Иван Яковлевич Билибин, - отметила она 7 февраля 1942 года. - Ни один из художников не сумел так почувствовать и воспринять русское народное искусство, которое широко распространялось и цвело среди нашего русского народа. Иван Яковлевич его любил, изучал, претворял его в своих прекрасных, графических произведениях [4, с. 270]».
В начале июня 1942 года А. П. Остроумова-Лебедева получила предложение Комитета по делам искусств эвакуироваться в числе других видных художников блокированного города в Ярославль на базу Академии художеств. Однако в письме Б. И. Загурскому она отказалась от этого предложения, поблагодарив при этом за заботу, которая придаёт ей «бодрость работать и жить [4, с. 281]». И, действительно, в это время А. П. Остроумова-Лебедева приняла живейшее участие в оформлении альбома для женщин Шотландии, в котором были помещены её 12 гравюр и 4 литографии. Как отмечала сама Остроумова-Лебедева, художники, получившие из Смольного здание подготовить такой альбом в качестве ответа на присланный из Шотландии приветственный альбом с несколькими тысячами подписей, «работали с большим напряжением и усилием, так как нас торопили, а главное, все мы были голодные дистрофики [4, с. 284]». В самом деле, в это же время она записывала в дневнике: «За последние три недели я потеряла в весе три килограмма. Сильно худею. После бесконечных моих хлопот выяснилось, что меня по ошибке вычеркнули из списка получающих академический паёк, но это всё равно, так как пайка не давали уже два месяца. Трудно с продуктами. Ладожская трасса не действует, так как она растаяла. Мы уже второй месяц не видим мяса. Дают ржавую воблу или скверные кильки. Чувствую себя чрезвычайно слабой. Вялость у меня непобедимая к какому-либо действию или движению [4, с. 286]».
Тем не менее, учитывая, что «кругом идёт напряженнейшая жизнь осаждённого города [4, с. 286]», А. П. Остроумова-Лебедева соглашается выступить 5 июля 1942 года в помещении Общества камерных концертов с чтением ещё неопубликованных глав из своих «Автобиографических записок». Отмечая с удовлетворением, что «публики было довольно много, и слушали внимательно», в своём дневнике она писала: «Во время чтения, когда я говорила о Ленинграде, я всеми силами удерживалась, чтобы
не заплакать. Причиной был недавний разговор с Борисом Ивановичем Загурским, который был у меня и настаивал на необходимости мне выехать из Ленинграда. Я отказалась. Я думаю, уехать из него было бы для меня самым тяжелым несчастьем. Ведь я кожей моей приросла к его стенам! Ни за что не поеду! [4, с. 286]».
Ко дню этого необычного события в культурной жизни осаждённого Ленинграда была открыта, там же, в помещении Общества камерных концертов, выставка произведений А. П. Остроумовой-Лебедевой, которую подготовил П. Е. Корнилов. На выставке было представлено 43 работы художницы (масло, акварель, гравюры, литографии), созданные в 18961942 годах [4, с. 446].
Прорыв блокады Ленинграда в январе 1943 года А. П. Остроумова-Лебедева встретила с ликованием: «... Какое счастье, какая радость. Мы уже не оторваны от Родины! У нас общая пульсация! [4, с. 299]» Этому великому для всех ленинградцев событию она посвятила свой альбом литографий видов Ленинграда, исполненный в 1942 году.
15 февраля 1943 года А. П. Остроумова-Лебедева отметила свой 72-й год рождения. «По случаю моего дня рождения получила много поздравлений, - записала она в этот день. - Несмотря на обстрел, приходили племянницы, друзья, которых в городе осталось немного. Получила подарки, хотя их было немного, но мне кажется, они характерны для нынешнего времени. Нюша подарила мне кусок кухонного мыла. Юлия Васильевна преподнесла стеариновую свечку и пол-литра молока, за которым ходила пешком к Мечниковской больнице. А это составляет не менее пяти километров в один конец. Моя племянница принесла восьмушку чаю, а В. В. Милютина - коллективный подарок - три конфетки и две столовые ложки кофе. Все подарки приятные и полезные. Я была в это день очень счастлива. Волкова и Милютина не говорили со мной о еде, о пайках, о хлебе, о дистрофии и т.д., а говорили о литературе, о творчестве, об искусстве, о том, что так близко моей душе, чем я живу. [4, с. 303-305]».
В августе 1943 года А. П. Остроумова-Лебедева побывала на открывшейся в залах Ленинградского союза художников персональной выставке одного из старейших ленинградских художников В. М. Конашевича, который, не переставая заниматься своим любимым делом, работал ещё и в Институте переливания крови над «Атласом по переливанию крови». Симпатизировавшая творчеству этого замечательного художника А. П. Остроумова-Лебедева отметила в своем дневнике: «... Открылась выставка картин В. М. Конашевича, чудесного художника. Собралось много народу. Было празднично и оживленно. Все любовались и наслаждались прекрасными вещами. Многие забыли, что они в осаждённом городе, что вокруг горе и несчастье! Вот такие чудеса творит искусство. Оно даёт радость и покой [4, с. 338]».
Однако пройдёт ещё пять месяцев, прежде чем «радость и покой» восторжествуют в освобождённом Ленинграде. Еще 18 января 1944 года А. П. Остроумова-Лебедева засвидетельствует в своем дневнике: «. Все последние ночи и дни продолжается артиллерийская канонада. Даже днём, при ярком свете, дома с западной стороны освещались отблесками выстрелов. Вспышки пламени озаряли небо, заставляя бледнеть дневной свет. Было жутко. Всю ночь 16 и 17 января падали вражеские снаряды и разрывались в центре города. Снаряды падали на Невском и Садовой. Госпитали переполнены ранеными военными. [4, с. 344]». Наконец, как пишет Остроумова-Лебедева, наступил «. Великий день всей нашей страны! 27 января наш героический Ленинград совсем освобождён от тисков фашистских разбойников. Сегодня по радио сообщили приказ войскам Ленинградского фронта. Что после этого было! Все обнимались, целовались, кричали, плакали. Потом начался салют ленинградским войскам, освободившим Ленинград [4, с. 347]».
Заканчивая свои «Автобиографические записки» этим «незабываемым радостным днём», А. П. Остроумова-Лебедева писала: «Я счастлива, что была свидетельницей героической, победоносной борьбы и победы нашего великого народа, великого в своем терпении, мудрости и героизме [4, с. 348]».
Автобиографические записки А. П. Остроумовой-Лебедевой позволяют увидеть блокадный Ленинград глазами художника, который обратил внимание на ускользнувшие от многих существенные факты жизни осаждённого города.
Литература
1. Альшиц Д. Н. За нами был наш гордый город : подвигу Ленинграда - правдивую и достойную оценку. - Санкт-Петербург : Наука, 2010. - 404 с.
2. Ломагин Н. А. Ленинград в блокаде. - Москва : Эксмо Яуза, 2005. - 536 с.
3. Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки : в 3 томах. Том 1-2. - Москва : Изобразительное искусство, 1974. - 631 с.
4. Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки : в 3 томах. Том 3.
- Москва : Изобразительное искусство, 1974. - 494 с.
5. Пянкевич В. Л. Люди жили слухами : неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда. - Санкт-Петербург : Владимир Даль, 2014.
- 478 с.
6. Соболев Г. Л. Ленинград в борьбе за выживание в блокаде : в 3 книгах. Книга 1 : Июнь 1941 - май 1942 / Санкт-Петербургский государственный университет. - Санкт-Петербург : Изд-во СПбГУ, 2013. - 695 с.
7. Соболев Г. Л. Ленинград в борьбе за выживание в блокаде : в 3 книгах. Книга 2 : Июнь 1942 - январь 1943 / Санкт-Петербургский государственный университет. - Санкт-Петербург : Изд-во СПбГУ, 2015. - 525 с.
8. Соболев Г. Л. Ленинград в борьбе за выживание в блокаде : в 3 книгах. Книга 3 : Январь 1943 - январь 1944 / Санкт-Петербургский государственный университет. - Санкт-Петербург : Изд-во СПбГУ, 2017. - 748 с.
9. Соболев Г. Л., Ходяков М. В. Продовольственная Комиссия Военного Совета Ленинградского фронта // Новейшая история России. - 2016. - № 1 (15). - С. 8-20.
10.Харшак А. А. Петр Евгеньевич Корнилов (1896-1961) // Новейшая история России. - 2015. - № 2 (13). - С. 152-191.
