CC BY
176
Центр изучения творчества Ф.М. Достоевского
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 252-256.
УДК 821.161.1+УДК 82-94+ УДК 821.111 О.Л. Гиль
БИОГРАФИЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОСТИ
Освещается один из наиболее актуальных вопросов - воссоздание истории жизни и творчества Ф.М. Достоевского. Рассматриваются особенности жанра биографии, кратко характеризуется его история. Анализируются различные представления современных зрителей и читателей, а также два жизнеописания Достоевского.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский, биография, жанр, автор, читатель, герой, образ.
Жанр биографии, несмотря на почтенный возраст и славную историю, до сих пор остается недостаточно изученным и привлекает внимание отечественных и зарубежных ученых. По сей день ведутся споры о том, какой должна быть биография, существуют ли образцы, достойные подражания, и необходимо ли это подражание.
Вопрос о том, следует ли обращаться к жизнеописаниям знаменитых людей, задавать бессмысленно, так как ответ на него заведомо очевиден. Поэтому вопрос необходимо переформулировать: зачем следует обращаться к жизнеописаниям? Во имя чего предпринимается биографическое исследование и с какой целью читатель открывает книгу? Следовательно, наличие двух участников коммуникативного акта (автора и потенциального читателя) изначально предполагает совпадение/несовпадение целей и ожиданий, влияя на результат этой коммуникации.
В преддверии юбилея Ф.М. Достоевского возник повышенный интерес к жизни и творчеству писателя. В ряду множества запланированных мероприятий оказалось и создание биографического сериала «Достоевский», показанного на телеэкранах в мае 2011 г. Не только ученые и деятели культуры, но и далекие от сферы науки и искусства люди с интересом ждали его появления. Свидетельство тому - развернувшаяся вскоре после показа полемика. Наше внимание привлекли не только и не столько отзывы исследователей творчества Достоевского, сколько высказывания «обычных» телезрителей, пожелавших на сайтах Интернета выразить свое отношение к увиденному.
Как и следовало ожидать, мнения оказались диаметрально противоположными. Положительные отзывы доминируют над отрицательными: «фильм не только интересный, но и познавательный»1; «сериал достойный»; «шикарнейшее кино», «подарок для киномана», «это фильм - наслаждение»; «прекрасный сериал»; «добротно сделанный сериал»; «фильм очень хороший - замечательный!!!»; «картина очень драматургична, смотрится замечательно»; «на фоне всей остальной шняги, идущей по ящику, этот сериал, как глоток свежего воздуха»; «хотелось видеть ЧЕЛОВЕКА. И я его увидела. Человека глазами авторов, ну а как же иначе?»; «сам дух Достоевского и его эпохи передан верно»; «огромная благодарность всем создателям фильма за доставленное эстетическое удовольствие» [1]. Эти и подобные высказывания позволяют заметить, что эмоциональность практически полностью подменяет собой аналитику.
Симптоматично то, что лишь четыре человека из данной группы написали: «очень хочется теперь прочитать все те его произведения, которые до этого не читала»; «очень захотелось почитать еще непрочитанное из Достоевского»; «лично мне после просмотра захотелось взять книги Достоевского Ф.М. и прочесть их снова»; «мне захотелось почи-
© О.Л. Гиль, 2012
тать Достоевского, а такого желания у меня еще никогда не было» [1]. В то время как выводы иных зрителей (из этой же группы, оставивших свои положительные отзывы) кажутся неожиданными лишь на первый взгляд: «Кино <...> о простой человеческой жизни писателя, а вовсе не о формировании его убеждений и политических взглядов. Вот и не нужно было нарушать единство жанра, мешать все подряд»; «Я многое узнала нового о Достоевском. Несколько раз меняла свое мнение о нем. И всё же он был подлецом! <...> Больше бы таких фильмов!»; «мне очень понравился фильм. Я в шоке был, когда увидел человека, на которого нашему поколению вбивали - равняться» [1]2. Эти и подобные высказывания оказываются вполне предсказуемыми, если принять во внимание форму подачи биографического материала в «Достоевском». Именно эта форма и вызвала ряд негативных оценок разочарованных сериалом зрителей: «сценарий не выдерживает никакой критики»; «сценарий сырой», «аллегории на уровне самодеятельности»; «не понравился сценарий - много разврата»; «очень разочаровал, столько ляпов»; «режиссер имеет право на авторскую трактовку <...> в том случае, если эта трактовка не есть искажение <...>. На вранье не имеет права» [1].
В отличие от авторов восторженных отзывов, по большей части ограничившихся лаконичным «прекрасный сериал», некоторые их оппоненты поясняли, в чем видят обман своих ожиданий: «не раскрыт здесь мир Достоевского ничуть»; «хотелось увидеть духовные искания, муки творчества, взаимоотношения с другими литераторами (всё это было, но мельком), а не подглядывать в замочную скважину»; «такое ощущение, что Достоевский только гулял и играл, больше ничего не делал»; «может сложиться впечатление, что Достоевский всю жизнь бегал за юбками, играл в азартные игры, а в перерывах, между делом, пописывал свои великие произведения». Наряду с эмоциональными высказываниями («слава богу, что Достоевский этого никогда не увидит»; «за Федора Михайловича больно до слез») встречаются и иные, аккумулирующие зрительские пожелания: «Какой бы он ни был порочный человек, оттого, что всё же - гений, надо было фильм снять сообразно атмосфере его произведений» [1].
Итак, сериал не остался незамеченным. Жизнь и судьба Достоевского продолжают привлекать внимание потомков. Просмотр киноверсий по-прежнему не заменяет чтения художественной и документальной литературы. Не вызывает сомнения и то, что интересен Федор Михай-
лович прежде всего как писатель, а затем уже как личность3. Всё это подводит нас к тому, с чего мы начали свои размышления: каким должно быть жизнеописание знаменитого человека? Что требуется современному читателю? Как можно рассказать о выдающемся человеке прошлого, чтобы его жизнь и деятельность заинтересовали тех, кому выпало жить в России в начале XXI в.? Нельзя ответить на эти вопросы, не обратившись к истории жанра биографии.
Интерес к жизнеописаниям возник уже в античности, однако долгое время биографии воспринимались как исторический труд и критерии их оценки были иными, чем современные. Лишь с XVII столетия биография в Европе получает статус самоценного жанра литературы. Расцвет биографии приходится на ХХ в. -время, когда возникают новые разновидности жизнеописаний, обусловленные новыми требованиями. Двадцатый век уделяет пристальное внимание человеку, рассматривая его в разных проявлениях, анализируя его социальную роль и одновременно (в связи с активным развитием психологии и психоанализа) исследуя внутренний мир индивидуальности, ее сложность и глубину, мотивы поступков и действий. Уже на рубеже Х1Х-ХХ вв. к созданию биографий обращаются не только историки, но и писатели.
В ряду причин, вызывающих интерес к жизнеописаниям, отмечают следующие: биографические книги - книги о выдающихся людях, познавательные и поучительные. Биография, с нашей точки зрения, интересна еще и потому, что порой помогает читателю приблизиться к пониманию самого себя, определению своего места в мире, влияет на выбор жизненного пути. Размышление об успехах и неудачах выдающейся личности, сильных и слабых сторонах ее натуры позволяет больше узнать не только о ней, но и о ее окружении, об эпохе, в которую ей довелось жить. Интерес к жизни знаменитости может быть вызван и стремлением читателя приобщиться к новому для него, манящему, но недоступному по ряду причин миру. Сами биографы справедливо утверждают, что история жизни реальных людей не менее важна и интересна, чем повествование о вымышленных персонажах.
Ф.М. Достоевский, как известно, принадлежит к числу тех выдающихся мыслителей и писателей, чье творчество оказало и продолжает оказывать влияние на развитие мировой литературы. Об особенностях этого влияния писала в начале ХХ столетия В. Вулф, обращая внимание англичан на «простоту и гуманность» рус-
ской литературы, оговариваясь при этом, что «понятие гуманности и простоты <...> в высшей степени сложно» [2, с. 283]. Достоинство русской литературы и творчества Достоевского, в частности, Вулф видит в том, что на первый план выходит душа, оказывающаяся «одним из главных действующих лиц». «Романы Достоевского
- бурлящие водовороты, самумы, водяные смерчи, свистящие, кипящие, засасывающие нас. Душа - вот то вещество, из которого они целиком и полностью состоят. Против нашей воли мы втянуты, заверчены, задушены, ослеплены - и в то же время исполнены головокружительного восторга. Если не считать Шекспира, нет другого более волнующего чтения. <. > Важна только душа, ее страсть, ее смятение, ее удивительное сплетение красоты и порока. <...> Для души нет преград. Она перехлестывает через край, разливается, смешивается с другими душами. <...> Ничто не остается за пределами мира Достоевского <...>. И обрушивается на нас -раскаленная, жгучая, противоречивая, великолепная, ужасная, гнетущая - человеческая душа» [2, с. 285-287].
Читатели романов Достоевского именно эту душу и ищут в книгах о писателе. Литературоведческие статьи и монографии в основном привлекают специалистов, так как имеют своим предметом изучение различных аспектов творческого наследия писателя. Однако если мы ведем речь о его судьбе, об истории жизни и творчества, то прежде всего необходимо назвать следующие тексты: «Достоевский» Л.П. Гроссмана и «Достоевский» Ю.И. Селезнева4.
В 2011 г. в серии ЖЗЛ вышла в свет биография с таким же названием, принадлежащая перу современного исследователя творчества Достоевского - Л.И. Са-раскиной5. Одно из отличий своего варианта жизнеописания знаменитого человека от созданного Ю.И. Селезневым Л.И. Сараскина видит в том, что «Юрий Селезнев не имел тех источников, без которых сегодня невозможна ни одна работа о Достоевском. Это прежде всего трехтомная “Летопись жизни и творчества”6 писателя, вышедшая в Санкт-Петербурге в 1993-1995 гг. Да и Академическое собрание сочинений Достоевского в 30 томах к началу восьмидесятых было осуществлено только наполовину» [3]. Однако нельзя сбрасывать со счета и тот факт, что биографы в Советском Союзе столкнулись с ситуацией, напоминающей ту, в которой оказались в XIX столетии авторы викторианских биографий: необходимо было соблюдать ряд непреложных правил. По цензурным соображениям герой жизне-
описания должен был быть представлен практически идеальным человеком, его ошибки и заблуждения - обойдены вниманием либо истолкованы в его пользу.
В Англии эта традиция возникла благодаря стремлению королевы Виктории увековечить память принца Альберта и изобразить его едва ли не ангелом, спустившимся на грешную землю7. Целый ряд викторианских биографий создавался под строгим контролем родственников героя жизнеописания либо ими самими. Исправление тех или иных документальных свидетельств, включение второстепенных деталей, кажущихся важными заказчикам, непрофессионально написанный текст -всё это порождало не только не достоверные, но и малохудожественные произведения. Думающий читатель понимал, что его в очередной раз обманывают.
Англичане нарушили традицию в начале ХХ в., когда были опубликованы «Знаменитые викторианцы» Л. Стрэчи, а вслед за ними - ряд биографий, авторы которых стремились к яркому и правдивому рассказу об избранном ими герое. Повествование оказывалось подчас непочтительным, но подбор ярких фактов, удачная компоновка материала, увлекательное повествование позволяли мыслящим читателям самим составить мнение
об интересующей их личности. Так называемые «биографии развенчания» своему появлению на свет обязаны полемике с викторианской традицией, желанию биографов рассмотреть жизнь знаменитого человека с разных точек зрения.
В Советском Союзе ситуация была не столь критичной в силу того, что созданием жизнеописаний знаменитых личностей занимались профессионалы - ученые, мастера слова. Подчинение цензурным требованиям серьезно сковывало творческие силы, но не уничтожало мастерство изложения. Поэтому и полемика в годы ослабления цензуры была не столь острой, как в Англии. Примером этого могут служить жизнеописания Достоевского, принадлежащие перу Л.П. Гроссмана и Ю.И. Селезнева. На первый взгляд эти биографии схожи: одинаковые заглавия, деление повествования на части, главы и подглавки, использование иллюстративного материала, вынесенные в приложение «Основные даты жизни и творчества Достоевского» и библиография. Однако на этом сходство заканчивается.
Л.П. Гроссман выстраивает повествование о Достоевском в соответствии с хронологией, свидетельство тому - заглавия частей («Юность Достоевского», «В литературном мире», «Общество пропаганды», «Годы изгнания», «Шестидесятые
годы», «На повороте», «Новая жизнь», «Последнее десятилетие», «Эпилог Достоевского»). Рассказ ведется в соответствии с планом: о родителях, роде, а затем уже и о самом Федоре Михайловиче. Жизнеописание оканчивается не просто рассказом
о смерти писателя и проводах его в последний путь: биограф считает нужным подвести итоги, прямо заявляя об этом. Составленный в духе времени и традиции советской риторики текст служит любопытным примером «оправдания» писателя, к которому долгое время весьма настороженно относились власть предержащие: «Сложным и противоречивым был творческий путь Достоевского. В его романах подчас находят образное выражение реакционные положения, но обычно они преодолеваются глубоким сочувствием художника человеческому страданию. Исключительное дарование помогло ему преодолеть многие спорные течения его философской и политической мысли. Своим замечательным искусством Достоевский сумел создать бессмертные типы, в ряду которых выдающееся место занимают раздавленные жертвы того режима, который под конец жизни отстаивал писатель: <...> затравленные и отверженные беспощадным ходом развития капиталистического государства. <...> Как Шекспир, как Вольтер, как Гете и Бальзак, Достоевский преодолевал утопизм, консерватизм и метафизичность своего мышления могучим размахом творческого гения.» [4, с. 591].
Создавая свой вариант жизнеописания Достоевского, Ю.И. Селезнев не просто учитывал написанное Л.П. Гроссманом: сопоставление текстов позволяет говорить о полемичном использовании опыта предшественника. Биография, принадлежащая перу Селезнева, делится на три части: «Судьба человека», «Житие великого грешника», «Мгновения, которые стоят всей жизни»8. Открывая книгу, прочтя слова «часть первая», мы немедленно обращаем внимание на два эпиграфа: из Лермонтова («История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно. когда она писана без тщеславного желания возбудить участие и удивление») и из самого Достоевского («Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком») [5, с. 5]. Так задается тема и направление исследования.
Первая глава - «Голгофа» - открывается подглавкой «Истоки», название которой настраивает на рассказ о детстве будуще-
го писателя и предположительно об истории его рода, однако уже во втором абзаце читаем: «Вот и грянул последний день его недолгой вечности, и он на пороге перед вратами неведомого» [5, с. 6]. Читатель вместе с героем биографии оказывается на Семеновском плацу, отсчитывая минуты в ожидании казни. И лишь вопрос, на который нет и не может быть подлинного ответа («Что увиделось, что вспомнилось ему тогда, в эти несколько мгновений?» [5, с. 9]), переводит повествование в иную плоскость. Биограф начинает рассказ о роде и предках Достоевского.
Повествуя о судьбе своего героя, его успехах и неудачах, друзьях и недругах, прозрениях и ошибках, Ю.И. Селезнев опирается на многочисленные документы, однако явные и скрытые цитаты, сливаясь с авторским текстом, служат созданию художественной биографии. Читатель слышит голос самого Федора Михайловича, на многое смотрит именно его глазами - так возникает необходимое автору и многим читателям сопереживание.
В этом же ключе ведется рассказ и о последних минутах жизни Достоевского, завершающийся фразой, словно одновременно принадлежащей биографу и герою биографии: «В восемь часов тридцать восемь минут он был уже за чертой неведомого» [5, с. 538]. Немногословное повествование о похоронах Достоевского оканчивается не панегириком, не определением места писателя в истории русской и мировой культуры. Лаконичное сообщение и краткий диалог позволяют подвести итоги, несут надежду на то, что душа человека, выполнив свое предназначение на земле, отправилась в иной - более добрый и справедливый мир: «Его похоронили на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Рядом с могилами Карамзина и Жуковского оказалось свободное место. <...> Похороны вылились едва ли не во всенародное шествие. Особенно много было молодежи. Какая-то старушка спросила, крестясь:
- Никак генерала хоронят?
- Не генерала, а писателя, учителя.
- То-то, я вижу, столько молодежи-то. Значит, большой и хороший был учитель. Царство ему небесное» [5, с. 538].
Итак, смещение акцента в сторону духовных исканий писателя, его религиозных убеждений, несобственно-прямая речь, эмоциональность повествования позволяют Ю.И. Селезневу приблизить героя биографии к читателям, делают его живым. В то же время повествование требует от читателя интеллектуальных усилий, предполагает его собственную духовную работу, внутренний рост. И в этом смысле биографии, созданные Ю. И. Селезневым
и Л.П. Гроссманом, вновь оказываются схожими, выполняя одну и ту же важную задачу.
Возвращаясь к началу наших размышлений, попытаемся предположить, биография какого типа требуется современному читателю, каким может быть современное жизнеописание художника XIX столетия. Отталкиваясь от процитированных нами мнений телезрителей, можно уверенно утверждать, что и требования читателей не могут полностью совпасть: разный культурный уровень, степень информированности и доверчивости, вкусовые предпочтения - это и многое другое необходимо учитывать современному биографу, если его сочинение предназначено для широкой аудитории. Временная дистанция, смена типа культуры и мировосприятия создают еще одну степень сложности.
Универсальная, объемлющая все документы и события биография в принципе не может быть создана уже в силу того, что любой писатель, историк - прежде всего человек. Но если нет смысла говорить о всеведении, можно ожидать от ученого добросовестности, отсутствия стремления искажать истину, подгоняя ее под свою концепцию. Помимо хорошего владения материалом требуется умение преподнести его так, чтобы читатель не изнывал от скуки, пробираясь сквозь дебри фактов и документальных свидетельств. Ставя цель понять и показать, как происходил духовный рост героя жизнеописания, как возникал и осуществлялся замысел художественных произведений, биограф должен выстроить повествование так, чтобы у читателя не оставалось сомнений: перед ним сложный, многогранный человек, чье творчество оказывается созвучным современности, также имеет своим предметом не только злободневные, но и вечные вопросы - те, что заставляют людей размышлять о мире и о себе. Читатель должен осознать, что человеческие слабости не затмевают гениальные прозрения выдающейся лично-сти9. Все эти требования не исключают, а, наоборот, предполагают наличие и возникновение самых разных форм жизнеописаний.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь и далее цитаты приводятся согласно авторской лексике, орфографии и пунктуации.
2 Высказывания такого типа заставляют вспомнить слова А.С. Пушкина из письма к П.А. Вяземскому: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в вос-
хищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе» // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 17 т. Т. 13. М., 1996. С. 243-244.
3 В автобиографическом очерке «Я сам»
B. В. Маяковский вполне справедливо сказал: «Я
- поэт. Этим и интересен» // Маяковский В.В. Собрание сочинений : в 12 т. Т. 1. М., 1978.
C. 43.
4 Оба исследования вышли в серии ЖЗЛ : Гроссман Л. П. Достоевский. М. : Молодая гвардия, 1962. 473, [3] с., ил. (Жизнь замечательных людей: ЖЗЛ: сер. биогр.: осн. в 1890 г. Ф. Павлен-ковым и продолж. в 1933 г. М. Горьким; вып. 302); Селезнев Ю. М. Достоевский. М. : Мол. гвардия, 1981. 541 с., ил. (Жизнь замечательных людей: ЖЗЛ: сер. биогр.: осн. в 1890 г. Ф. Пав-ленковым и продолж. в 1933 г. М. Горьким; вып. 621).
5 К сожалению, текст данной биографии на сегодняшний день еще недоступен читателям, живущим в провинции (в том числе и омичам).
6 Речь идет о «Летописи жизни и творчества Ф.М. Достоевского», выходившей в 1993-1995 гг. под редакцией Н.Ф. Будановой и Г.М. Фридлен-
7 дера.
7 В результате неукоснительного следования требованиям королевы биографы представили читателям «безупречную восковую куклу», и, «когда публика увидела выставленную на всеобщее восхищение фигуру, напоминающую скорее слащавого героя поучительных рассказов, нежели реального человека из плоти и крови, она отвернулась с недоумением, улыбкой и легкомысленными восклицаниями. <...> в действительности Альберт был куда более интересным персонажем» // Стрэчи Л. Королева Виктория. Ростов н/Д, 1991. С.262-263.
8 Таким образом, уже названия частей настраивают читателя на игру со смыслами, на неодномерность текста, создавая определенный ассоциативный ряд.
9 Вспомним пушкинское «Пока не требует поэта / к священной жертве Аполлон.».
ЛИТЕРАТУРА
[1] Отзывы телезрителей [Электронный ресурс].
Ш1_: http://films.imhonet.ru/element/1133217/
ортюпБ/?раде=1; http://www.kinomania.ru/ movies/d/Dostoevskiy/rev.shtml; http://www.rg.ru/ 2011/05/27/dostoevskiy.html, свободный (дата обращения: 11.10.11).
[2] Вулф В. Русская точка зрения // Писатели Англии о литературе Х1Х-ХХ веков : сб. ст.: пер. с англ. / ред. М. П. Тугушева. М., 1981. С. 282288.
[3] Басинский П. Время «Бесов»: Уроки Федора Достоевского от автора новой биографии великого писателя Людмилы Сараскиной [Электронный ресурс] // Российская газета. 2011. 7 сент. Ш1_: http://www.rg.ru/gazeta/rg/2011/09/ 07.html, свободный.
[4] Гроссман Л.П. Достоевский. М., 1965. 473, [3] с., ил. (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; вып. 4 (357)).
[5] Селезнев Ю. И. Достоевский. М., 1985. 543 с., ил. (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; вып. 1 (621)).
