CC BY
73
Центр изучения творчества Ф.М. Достоевского
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 268-270.
УДК 82
Ю.В. Петрова
ОБРАЗ «ВЕЛИКОГО ПИСАТЕЛЯ»
В НЕКЛАССИЧЕСКОЙ БИОГРАФИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЕ:
БИОГРАФИИ ДОСТОЕВСКОГО КОНЦА XIX В.
Освещается анализ биографий Достоевского, которые были написаны в конце XIX в., принадлежат к неклассической биографической традиции и стали основой для формирования биографического образа «великого писателя».
Ключевые слова: биография, морально-риторическая культура, неклассическая культура, образ биографического героя.
Биография - это жанр литературы и «жанр самой культуры» [1]. Культурологический анализ показывает, что развитие биографии не одномерно, работая с биографией в разные эпохи, мы имеем дело с разными формами культуры. «Под культурой мы <...> понимаем не что иное, как совокупность всего того, что человеческое сознание в силу присущей ему разумности вырабатывает из данного ему материала» [2]. Культурная форма - это институализированное содержание, выработанное сознанием в результате его разумного отношения к миру. По мере движения от классического идеала рациональности к неклассическому вариантов культурных форм становится всё больше. Сознание включает в сферу культуры, культурного отношения всё большее число своих проявлений. Степень осознанности разных элементов существования возрастает. В русской культуре XVIII век становится эпохой, когда в число культурных форм входит личная жизнь как сознательно направленная организация форм социального и бытового взаимодействия. XIX век осознал, что описание и постижение личной жизни, формы которой усложнились, не может быть подчинено кодифицированным морально-риторическим формулам, характерным для традиции жизнеописаний. Биография усложняется как жанр литературы. «Этот переход знаменует качественно новый этап становления биографической литературы - этап, на котором изображение героя уже не определяется использованием риторических схем, а предполагает создание образа» [3].
С точки зрения культурологии можно сказать, что происходит смена биографического сознания, отделяющая многовековую традицию жизнеописаний, в которой герой описывался «с точки зрения отвлечённого, гипостазированного идеала» [4], от нового понимания биографического письма, нацеленного на постижение внутреннего мира личности - героя биографии, мира, которого в жизнеописании не существовало. Этот процесс происходил в русской культуре не однонаправленно, существовала мощная традиция противостояния новациям. Именно эта традиция породила форму «нормативной» [5], или «традиционной биографии», которая строилась как классическое фактографическое повествование о жизни. «Нормативная биография», как правило, тяготеет к рубрицированной регламентации социальной и личной жизни биографического героя. Но эта рубрикация уже не носит морально-риторический характер, как это было в античной
© Ю.В. Петрова, 2012
Образ «великого писателя» в неклассической биографической парадигме..
269
биографии и житийной традиции; она основана на понимании героя как образа, идеала. Таким образом, есть идеал врача, идеал государственного деятеля, идеал первопроходца и т. д.; для каждого образа-идеала есть определенный набор топосов, «общих мест», соответствующих представлениям об идеале творческого человека/ученого/т. д., которые помогают выстроить биографическое повествование.
В биографической серии Ф. Павленко-ва «Жизнь замечательных людей» указание на систему топосов задано еще в названии: «Ы (Достоевский, Лаплас, Пирогов, Линкольн и т. д.): его жизнь и литературная/государственная/научная и т. д. деятельность». Большая часть биографий этой серии соответствует нормативным идеалам. Однако в серии появляются биографии нового типа, в которых автор предпринимает попытку выстраивания образа героя, что предполагает наличие индивидуальной авторской позиции по отношению к герою и неоднозначность оценок поступков героя.
Выстраивание героя как образа, личности, а не как системы топосов в конце XIX столетия предпринималось на основании новой для этого времени науки психологии с ее особенным интересом к отклонениям (а творческий человек - это почти идеальный вариант для исследования психических отклонений, и даже если их нет в герое биографии, автор так или иначе находит какие-либо проблемы у него. Поэт - это совершенно особая картина личности и жизни, с трудом описываемая в категориях обыденного опыта, отсюда следует потребность понять поэта исходя из новейших научных изысканий с точки зрения религиозной практики и лишь иногда - с позиции самой поэзии).
Е.А. Соловьев, автор биографических очерков о Д.И. Писареве, И.С. Тургеневе,
А.И. Герцене, Л.Н. Толстом, Ф.М. Достоевском (1891), Карамзине, Гегеле, Кромвеле, Сенковском, Ротшильдах и Иване Грозном в серии Ф. Павленкова «Жизнь замечательных людей», не раз ссылается на Н.К. Михайловского, увлекавшегося психологией и в связи с этим предложившим радикально новый подход к великим людям, заключавшийся в исследовании их со стороны психических отклонений. Так родилась формула «Достоевский - жестокий талант»: «Жестокость и мучительство всегда занимали Достоевского и именно со стороны их привлекательности, со стороны как бы заключающегося в мучительстве сладострастия» [6]. Е.А. Соловьев, процитировав Н.К. Михайловского, добавляет: «У
Достоевского были ярко выражены признаки мнительности и истеричности характера» [7]. Однако биограф не отказывает, в отличие от критика, писателю ни в духовной основе его художественных интересов: «Жизнь <...> представлялась Достоевскому как религиозная проблема, прежде всего» [8], ни в счастливом детстве: «<...> детство Достоевского - самая счастливая пора его жизни. Строгость отца умерялась ласками матери, однообразие городской жизни скрашивалось летними деревенскими впечатлениями, неровный, обидчивый характер мальчика не встречал в семье сурового и жесткого отпора» [9].
В сущности, читая эту биографическую работу, мы присутствуем при возникновении совершенно особого для русской биографии культурного кода - образа «великого писателя». С этих пор в русской биографии образ «великого писателя», как правило, связан с жертвенностью, страданиями, лишениями. Недаром появились такие строки:
«Поэт в России - больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться лишь тем, в ком бродит
гордый дух гражданства, кому уюта нет, покоя нет» [10].
Эта невозможность найти «покой и уют» становится поводом для идеализации, для выстраивания образа «великого писателя», «поэта». Плюсом к этому становится ранняя смерть Пушкина и Лермонтова, лишения, преследовавшие Достоевского всю жизнь, - всё, что заставляло страдать писателей, становится основанием для создания своеобразной эстетики «святого поэта».
И эта установка на «мучение» в судьбе Достоевского становится центром образа Достоевского как «великого писателя». Послушаем самого Е.А. Соловьева:
«Болезненное недоверие к себе и другим делает мучительной жизнь среди людей» [11];
«Вечное безденежье - его хроническая мука» [12];
О мнительности Достоевского: «Это была болезнь не тела, а духа: Достоевский был не столько болен в действительности, сколько воображал себя больным. Он постоянно лечился. То ему казалось, что он сходит с ума, то полагал в себе чуть ли не чахотку» [13];
«О жизни в остроге: «Достоевскому предстояло одиночество, убийственная по своему однообразию каторжная жизнь, полная материальных неудобств и тяжелых мыслей» [14];
270
Ю.В. Петрова
«Но напрасно Достоевский, а за ним и другие полагали, что каторга исцелила его от душевной болезни. Достоевский остался таким же нетерпеливым, мнительным, истеричным, неуверенным в себе, как и до ссылки» [15].
И вся эта сложная мучительная жизнь вела к апофеозу последних лет жизни великого писателя и апофеозу его похорон:
«Похороны Достоевского представляли явление, которое всех поразило. Такого огромного стечения народа, таких изъявлений уважения и сожаления не могли ожидать самые горячие поклонники покойного писателя. Можно смело сказать, что до того времени еще не бывало на Руси таких похорон» [16].
«Великий писатель» особенно велик после его смерти.
Несколько иной способ выстраивания образа «великого писателя» предпринял
В.В. Розанов в критико-биографическом очерке к собранию сочинений, изданному в приложении к журналу «Нива» (1893), главным концептом которого выступило понятие «гений». Сущность гения состоит «ни в чем другом, как в обширности духовного опыта, которым он превосходит других людей, зная то, что порознь рассеяно в тысячах их, что иногда скрывается в самых темных, невысказывающихся характерах, знает, наконец, и многое такое, что никогда еще не было пережито человеком, и только им, в необъятно богатой его внутренней жизни было уже испытано, измерено и оценено. <...> миры созданий проходят через его сердце <...>»
[17]. Это дает Розанову основание для воссоздания образа его биографического героя через образы героев произведений Достоевского: «Биографические черты,
чрезвычайно значащие для объяснения склада самого Достоевского, мы находим в четырех его произведениях - в “Игроке”, в “Униженных и оскорбленных”, (и его прототипе “Белых ночах”), “Идиоте” и в “Записках из подполья”. Можно сказать, что повсюду в письмах, воспоминаниях, в самом художественном творчестве он является с чертами которого-нибудь из главных выведенных здесь лиц» [18].
Таким образом, гениальный синтетизм Достоевского - это и часть образа «великого писателя», и ключик для интерпретаторов его жизни и творчества.
Другой, не менее значащий в реконструкции личности писателя концепт, также связанный с образом «великого писателя», - это концепт учительства. Писатель в идеале - это учитель и пророк (см. у Пушкина): «Помоги мне разобраться в мо-
ей жизни, освети, научи» - вот самая серьезная мысль, с какою может читатель обратиться к писателю; думаем даже, что это есть единственно серьезная мысль, на которой может истинно скрепиться их общение» [19].
Все перечисленные концепты - «мучение», «учительство», «гениальность» - столь глубоко вошли в биографический образ Достоевского, что сформировался своеобразный миф о «великом писателе» Ф.М. Достоевском, задавший новую систему нормативной риторической биографии - биографии советского периода, ярким образцом которой является работа Л. Гроссмана о Достоевском в серии ЖЗЛ [20].
ЛИТЕРАТУРА
[1] Эпштейн М. Парадоксы новизны: О литературном развитии Х1Х-ХХ вв. М., 1989. С. 380.
[2] Виндельбанд В. Философия культуры и трансцендентальный идеализм // Виндельбанд В. Избранное: Дух и история. М., 1995. С. 12.
[3] Калугин Д. Искусство биографии: изображение личности и ее оправдание в русских жизнеописаниях XIX века // Новое лит. обозрение. Теория литератры, критика и библиография. 2008. № 91.
[4] Винокур Г. О. Биография и культура. М., 2007.
[5] Калугин Д. М. Искусство биографии: Изображение личности и ее оправдание в русских жизнеописаниях середины XIX века // Новое литературное обозрение. Теория и история литературы, критика и библиография. 2008. № 91. С. 88.
[6] Михайловский. Н. К. Жестокий талант // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов. М., 1990. С. 62.
[7] Достоевский: Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк Е.А. Соловьёва. СПб., 1891. С.11.
[8] Там же. С.10.
[9] Там же. С.12.
[10] Евгений Евтушенко. Молитва перед поэмой [Электронный ресурс]. Ш1_: http://www.litera.ru/ з^уа/аиШогз/е'Лиз11епко/рое^у-гоззП.Мт1.
[11] Достоевский: Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк Е. А. Соловьёва. С.13.
[12] Там же. С.16.
[13] Достоевский: Его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк Е.А. Соловьёва. С. 20.
[14] Там же. С. 36.
[15] Там же. С. 51.
[16] Там же. С. 94.
[17] Розанов В. В. Ф.М. Достоевский (Критикобиографический очерк) // Ф.М. Достоевский. Полное собрание сочинений. СПб.: Издание А.Ф. Маркса, 1894. С. VII.
[18] Там же. С. VIII.
[19] Там же. С. II.
[20] Гооссман Л. П. Достоевский. М. : Молодая гвардия, 1962. 473, [3] с., ил. (Жизнь замечательных людей: ЖЗЛ: сер. биогр.: осн. в 1890 г. Ф.Павленковым и продолж. в 1933 г. М. Горьким; вып. 302).
