CC BY
141
Б.К. Мартыненко БИОГЕНЕТИЧЕСКАЯ (ЭТОЛОГИЧЕСКАЯ) ТЕОРИЯ НАСИЛИЯ
Можно предположить, что существуют некие врожденные склонности и инстинкты (инстинкт смерти, сексуальный инстинкт), подталкивающие человека к насилию. Анализ работ, посвященных исследованию поведения животных [1; 2; 3; 4], показывает, что некоторые аналоги агрессивной деятельности человека имеются в животном мире, но в целом агрессивность не характерна для других живых существ. У подавляющего большинства представителей животного мира популяционный инстинкт препятствует уничтожению особей своего вида. Межвидовую борьбу животных нельзя считать деструкцией, так как она служит сохранению вида. Внутривидовая агрессия (борьба между представителями одного вида) также выполняет видосохраняющие функции.
Агрессия помогает улучшить генетический фонд вида за счет того, что оставить потомство сумеют только наиболее сильные и энергичные индивидуумы. Наконец, сильные животные лучше защищаются и обеспечивают выживание своего потомства [2, с. 78-95].
В отличие от внутривидовой агрессии деструктивная деятельность не выполняет функций сохранения вида. У животных явления, напоминающие деструктивную деятельность, крайне редки и наблюдаются в основном у насекомых. Так, пчелы, муравьи, термиты знают членов своей колонии по запаху и убивают любого вторгшегося к ним «инородца» [1, с. 109; 2, с. 168]. У высокоорганизованных животных отношение к чужакам становится терпимее. У них иерархические и территориальные проблемы обычно решаются с помощью ритуальных боев и демонстрационного поведения. Не случайно К. Лоренц указывает, что чем больше возможностей имеется у животных для нанесения серьезных повреждений особям своего вида, тем сильнее развита у них способность сдерживать свои деструктивные стремления [2, с. 218-220].
М.Л. Бутовская отмечает, что у шимпанзе самцы предрасположены к тому, чтобы объединяться в группировки и совершать набеги на соседние территории, убивая соперников (самцов) [5, с. 152]. Причем шимпанзе убивают лишь представителей иного сообщества, не причиняя вреда членам своей общности [6, р. 284-301]. Возможно, такое поведение представляет собой прообраз войн, которые ведут между собой люди.
У многих народов, находящихся на крайне низкой ступени развития, средством регулирования численности своей социальной группы служило убийство детей и стариков. Это подтверждается многочисленными этнографическими наблюдениями. Так, австралийские аборигены во время голода или засухи убивали новорожденных младенцев и бросали в пустынях стариков, обрекая их на верную смерть [7, с. 107, 155]. В других регионах земного шара инфантицид практиковался более широко. По данным Д. Фрезера, полинезийцы из года в год убивали 2/3 своих детей. Воинственные ангольские йаги, чтобы не обременять женщин в походных условиях, умерщвляли всех детей, без исключения, а южно-американские мбайа - всех, кроме последнего или того, которого считали последним [8, с. 329-330].
Однако на этом сходство в поведении людей и других высших млекопитающих, пожалуй, заканчивается. Только люди способны не просто убивать представителей своего вида, но и употреблять их мясо. У теплокровных позвоночных, констатирует К. Лоренц, каннибализм наблюдается крайне редко. Мясо своего вида кажется им невкусным. Это обнаружили многие полярники при попытках скормить мясо умерших или забитых по необходимости собак оставшимся в живых [2, с. 143]. А у человекообразных обезьян склонность пожирать представителей собственного вида не имеет места вообще [9, с. 45].
К. Лоренц в своей работе «Так называемое зло» отметил, что агрессия и насилие произошли у человека от врожденного инстинкта борьбы за выживание. Именно агрессия стимулировала выживаемость видов: «Прежде всего, надо отметить, что губительная энергия агрессивного инстинкта досталась человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора, который длился многие тысячелетия... и оказал серьезное влияние на наших предков» [10, с. 38]. Согласно теории агрессии К. Лоренца этот инстинкт развился в процессе эволюции благодаря естественному отбору и борьбе видов за распространение в географическом пространстве и права на размножение. Инстинкт агрессии способствовал накоплению в человеке (группе лиц) энергетической напряженности, для разрядки которой человечество и провоцировало конфликтные ситуации, акты борьбы и различные формы насилия.
К. Лоренц утверждал, что существует связь между «естественной историей агрессии», описывающей влечение к борьбе у животного, влечение, направленное против своих сородичей, и «агрессиями в истории человечества». Более того, он ясно высказался в пользу биогенетической природы агрессивности человека, заявляя, что «пагубный по своим размерам агрессивный инстинкт, который как дурное наследие и по сей день сидит у нас, людей, в крови» был пронесен через многие тысячелетия как результат генетической селекции. Человеческая агрессивность питается из постоянного энергетического источника и не обязательно является результатом реакции на некое раздражение; специфическая энергия, необходимая для инстинктивных действий, постоянно накапливается в нервных центрах, и, когда накапливается достаточное количество этой энергии, может произойти взрыв, даже при полном отсутствии раздражителя. Правда, и люди, и животные обычно находят возбудитель раздражения, чтобы сорвать на нем зло и тем самым освободиться от энергетической напряженности. Им нет нужды пассивно дожидаться подходящего раздражителя, они сами ищут его и даже создают соответствующие ситуации. Лоренц называет это «поведенческой активностью», в силу которой человек создает политические партии, чтобы обеспечить себе ситуации борьбы, в которых он может разрядиться (освободиться от излишков накопившейся энергии); но сами политические партии не являются причиной агрессии. Однако в тех случаях, когда не удается найти или создать внешний раздражитель, энергия накопившейся инстинктивной агрессивности достигает таких размеров, что сразу происходит взрыв, и инстинкт «срабатывает» in vacuo. «Даже самый крайний случай бессмысленного инстинктивного поведения, внешне ничем не обусловленного и не имеющего никакого объекта (своего рода бег на месте), дает нам картину таких действий, которые фотографически точно совпадают с биологически целесообразными действиями нормального живого организма, - и это является важным доказательством того, что в инстинктивных действиях координация движений до мельчайших деталей запрограммирована генетически.
Для Лоренца агрессия не является реакцией на внешние раздражители, а представляет собой собственное внутреннее напряжение, которое требует разрядки и находит выражение, невзирая на то, есть для этого подходящий внешний раздражитель или нет. Главная опасность инстинктов - в их спонтанности» [11, с. 34].
Можно утверждать, что теория Лоренца покоится на двух фундаментальных посылках: первая - это гидравлическая модель агрессии, указывающая на механизм возникновения агрессии. Вторая - идея, что агрессивность служит делу самой жизни, способствует выживанию индивида и всего вида. В общем и целом Лоренц исходит из предположения, что внутривидовая агрессия (агрессия по отношению к членам своего же вида) является функцией, служащей выживанию самого вида. Лоренц утверждает, что агрессивность играет именно такую роль. Прежде всего надо отметить, что губительная энергия агрессивного инстинкта досталась человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора, который длился многие тысячелетия и оказал серьезное влияние на наших предков. Лоренц соединил в своей теории два элемента: первый состоит в утверждении, что звери, как и люди, наделены врожденной агрессивностью, которая способствует выживанию вида и особи. В этой связи заметим, что оборонительная (защитная) агрессивность не спонтанна и не постоянна, а представляет собой реакцию на угрозу витальным интересам соответствующего живого существа. Второй элемент - тезис о гидравлическом характере накопившейся агрессии - помогает К. Лоренцу объяснить жестокие и разрушительные импульсы человека; но для доказательства этого предположения у него не так уж много аргументов и фактов. Как способствующая жизни, так и разрушительная агрессия подводятся под одну категорию, и единственное, что их объединяет, - это слово «агрессия».
Мы полагаем, что с помощью сложных и порой сомнительных конструкций Лоренц пытается обосновать и упрочить свою гипотезу о том, что оборонительная агрессия у человека превращается в постоянно действующую и саморазвивающуюся интенцию, заставляющую его искать и находить условия для разрядки или же ведущую к взрыву, если нет возможности найти подходящий раздражитель. Отсюда следует, что, даже если в обществе, с точки зрения социально-экономического устройства, отсутствуют подходящие возбудители серьезных проявлений агрессии, все равно давление самого инстинкта столь сильно, что члены общества вынуждены изменять условия или же - если они к этому не готовы - дело доходит до совершенно беспричинных взрывов агрессивности... Исходя из этого, Лоренц приходит к выводу, что человека от рождения ведет по жизни жажда разрушения.
Согласно постулатам К. Лоренца, агрессия проистекает из врожденного инстинкта борьбы за выживание: агрессивная энергия генерируется в организме спонтанно, непрерывно, накапливаясь с течением времени. И выливается в действие в ответ на определенные сигналы извне. Чем больше агрессивной энергии накопилось, тем меньшей силы нужен стимул, чтобы агрессия выплеснулась вовне;
когда же ее накопится слишком много, агрессия может начаться и безо всякого к тому повода («немотивированная агрессия»).
Лоренц полагает, что «вообще каждый представитель современной цивилизации страдает от недостаточной возможности проявления инстинктивно-агрессивных действий». Он приходит к представлению о человеке как о существе с постоянно возникающей агрессивно-деструктивной энергией, которая не может долго находиться под контролем. И если у животных энергия такого рода - всего лишь «так называемое зло», то у человека она превращается в настоящее зло, хотя, по Лоренцу, и не имеет злокачественных корней [11, с. 36].
Вместе с этим один из самых важных выводов Лоренца стал достоянием культуры: все живые существа наделены возможностью сдерживать, подавлять свои стремления к насилию. И чем сильнее животное «вооружено» (когтями, клыками), тем сильнее в нем сдерживающее начало. Львы, тигры, волки, представляющие опасность не только для жертвы, но и друг для друга, умеют сдерживаться в драках с себе подобными специальными ритуалами, когда более слабый противник, подставляя сильному спину или незащищенную шею, может незамедлительно прекратить борьбу. А голуби, если их поставить перед необходимостью отстаивать территорию (в клетках и тесных вольерах), могут заклевать друг друга до смерти.
Люди - не очень опасные существа, от природы они слабо вооружены и совершают гораздо больше насилия к себе подобным, чем животные. Создание оружия массового поражения представляет угрозу выживания человека как вида. Но, к счастью, формы сдерживания тоже совершенствуются. С концентрацией оружия и власти наибольшую опасность представляют мировые лидеры. Лоренц объяснял стремление национальных лидеров подвергать целые нации риску самоуничтожения как раз тем, что у человека способность к насилию превалирует над сдерживающими началами.
Однако, если говорить о микроуровне проявления агрессивности людей, то представляется верным утверждение Р. Мертона о том, что всякое отклонение от культурной нормы (например, насилие над другим) есть нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия. Иными словами: «Насилие укоренено и в телесности человека, и в его социокультурной сущности, а потому пронизывает и одновременно соединяет обе его природы. Оно представляет собой средство, которое выводит человечество из естественного состояния и благодаря которому может опять деградировать в это состояние... Этим объясняются и фундаментальное значение насилия, и его амбивалентная роль в человеческой практике» [12, с. 26].
Рене Жирар в своем исследовании «Насилие и сакральность» развивает идею чисто биологической предрасположенности к насилию. Насилие иррационально, слепо, подчинено глубоким инстинктам. Некоторые этологические разработки устанавливают стремление к конкуренции и господству, утверждая, что подавление и экспансия принадлежат самой сущности жизни [13]. Более того, Р. Жирар пишет: «энергетика и субстанция насилия таковы, что пользоваться им обдуманно и дозировано крайне трудно. Будучи однажды применено, насилие превращается в блуждающий эффект, умножающийся в геометрической прогрессии» [14, с. 68]. Следовательно, насилие есть в большей мере реакция человека на условия, препятствующие удовлетворению человеком каких-то своих потребностей, интересов, нежели проявление врожденного инстинкта агрессивности.
Ряд ученых разных стран мира - представители различных отраслей наук, оспаривая обоснованность биологизаторских теорий по оправданию насилия и войн, осознавая особую общественную опасность этих явлений, приняли Заявление о насилии. В нем изложена позиция ученых в форме пяти утверждений.
Во-первых, учеными утверждается, что принципиально не правильно с научной точки зрения мнение о том, что люди унаследовали предрасположенность к насилию, вооруженным конфликтам от животных предков. Действительно, среди животных имеют достаточно широкое распространение нападения друг на друга. Но что касается гибельной борьбы отдельных групп животных в рамках одного вида, то таких случаев отмечено немного. Добывание же пищи одними видами животных за счет других видов не может относиться к внутривидовой агрессии. Широкомасштабное насилие, геноцид, войны, насильственная преступность - это исключительно человеческие феномены, не имеющие аналогов в животном мире. Тезис о врожденной агрессивности людей опровергается фактическими историческими данными о существовании таких народов, которые не участвовали в войнах столетия, а также народов, которые часто воевали в одни периоды времени и очень редко - в другие.
Во-вторых, также неверна, как справедливо заявляют ученые, точка зрения о том, что насильственное поведение человека генетически запрограммировано в самой человеческой природе. Гены, действительно, тесно связаны с деятельностью высшей нервной системы, но они представляют собой лишь определенный потенциал развития, который в конечном счете может быть реализован только во взаимодействии с
социальной средой. Хотя индивиды различаются в большей или меньшей степени по своей предрасположенности, тем не менее решающим фактором в формировании личности индивидов является взаимодействие генетического фонда и условий социализации. За исключением случаев явной патологии, гены не создают людей, в обязательном порядке предрасположенных к насилию. Не могут гены предопределять и обратное. Будучи сопричастными к формированию поведенческих актов человека, гены сами по себе не определяют его поведения.
В-третьих, неверным является, по мнению ученых, утверждение о том, что в процессе эволюции человека происходит естественный отбор таких индивидов, у которых агрессивное поведение преобладает над другими типами поведения. Насилие не заложено ни в человеческом эволюционном наследстве, ни в генах современных людей.
В-четвертых, неверно, с точки зрения ученых, утверждение о том, что люди обладают умом, ориентированным на насилие. Несмотря на наличие у человека нервного аппарата, позволяющего совершать насильственные действия, тем не менее характер человеческих поступков определяется тем, как человек социализирован, воспитан, к чему приучен. В самой же нейрофизиологии людей (за исключением болезненных отклонений психики) нет ничего такого, что заставляло бы действовать насильственным способом.
В-пятых, ученые полагают, что неверно утверждение о том, что вооруженные конфликты, войны порождаются инстинктом человека или каким-либо одним мотивом. Путь к современным войнам происходит от преобладания эмоциональных и мотивационных факторов. Биология, заключается в Заявлении, не приговорила человечество к войнам и насилию [15, с. 18-20].
В связи с этим мы полагаем, что объяснять совершение криминального насильственного посягательства только особенностями человеческого темперамента настолько же ненаучно и бездоказательно, как и объяснять развязывание войн инстинктом драчливости людей.
Односторонний биологизаторский подход в объяснении истоков насилия пренебрегает существенными качественными различиями в поведении животных и людей, совершенно игнорирует содержательную сторону социальных отношений в человеческом обществе. Но вместе с этим, а это нельзя не отметить особо, он явился отправной точкой для многих последующих объяснений и теорий человеческой агрессивности и насилия.
Литература
1. Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир, 1981.
2. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998.
3. Меннинг О. Поведение животных: Вводный курс. М.: Мир, 1982.
4. Шовен Р. Поведение животных. М.: Мир, 1972.
5. Бутовская М.Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека // Общественные науки и современность. 1998. № 6.
6. Nishida T., Haraiwa-Hasegawa M., Takahata Y. Group Extinction and Female Transfer in Wild Chimpanzees in the Mahale National Park, Tanzania // Zeitschrift fur Tierpsychologie. 1985. V. 67.
7. Берндт Р.М., Берндт К.Х. Мир первых австралийцев. М., 1981.
8. Фрезер Дж. Золотая ветвь: Исследования магии и религии. М.: Политиздат, 1986.
9. Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963.
10. Лоренц К. Агрессия. М., 1994.
11. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.
12. Рене Жирар. Насилие и священное. М., 2000.
13. Проданов В. Проблема выбора: монистическое, плюралистическое или системное объяснение насилия? // http://lib.socio.msu.ru/l/library?e=d-000-00-0kongress-00-0-0-0prompt-10-4-0-1l-1-ru-50-20-
preferences-00031-001-1 -0windowsZz-1251-00&a=d&c=kongress&cl=CL1&d=HAS
H4da6619819d0634162a159.1.2#_edn2
14. Психология и психопатология терроризма. Гуманитарные стратегии антитеррора. СПб., 2004.
15. Заявление о насилии. Позиция ученых в форме пяти утверждений // Психологический журнал. 1987. № 2.
