CC BY
296
ФИЛОСОФИЯ
ББК Ю6-61+Ю95 УДК 129
Н.Д. Субботина
г. Чита
Естественные и социальные предпосылки человеческой агрессии
Статья посвящена философскому и психологическому анализу такой важной формы человеческого поведения, как агрессия. Рассматривается также смех как форма проявления агрессии. В статье дается критический анализ взглядов З. Фрейда, К. Лоренца и других авторов. Делается вывод, что агрессия имеет как естественные, так и социальные основы, дается их подробный анализ.
N.D. Subbotina
Chita
Natural and Social Preconditions of Human Aggression
The given article is devoted to the philosophical and psychological analysis of such an important form of human behavior as aggression. It also regards laughter as a form of aggression. The author of the article presents a critical analysis of the views of Z. Freud, K. Lorentz and other scientists. The author also concludes that aggression is based both on social and natural principles and makes a detailed analysis of them.
В 1900 г. американский промышленник Эндрю Карнеги, известный своей благотворительностью, сказал, что в двадцатом веке человекоубийство будет считаться столь же отвратительным, сколь отвратительным кажется нам сегодня каннибализм. Сейчас, после завершения двадцатого века, приходится с горечью признать, что Карнеги оказался не прав.
Примерно в то же время была опубликована статья Георга Зиммеля «Человек как враг», где с позиции «философии жизни» была предпринята попытка объяснить враждебность человека [1, с. 501 —508]. Зиммель считает потребность во враждебности изначальной. В подтверждение этого он приводит примеры смехотворных поводов самой серьезной борьбы, а также легкую внушаемость враждебного настроения. «В общем, среднему человеку гораздо труднее удается внушить другому такому же доверие и склонность к некоему третьему, прежде ему
безразличному, чем недоверие и отвращение» [1, с. 503].
Проблема агрессии в человеческом обществе занимает большое место в современной философской и психологической литературе. Взгляды вокруг этой проблемы, в основном, сводятся к двум крайностям. В отечественной литературе традиционно утверждалось, что агрессия обусловлена исключительно социальными причинами. Например, В.В. Денисов отмечал, что человек в развитии своего сознания и бытия настолько далеко ушел от животного мира, что распространять закономерности последнего на человеческое поведение, его мотивы и механизмы с научной точки зрения абсолютно бесперспективно [3]. По поводу данного утверждения можно привести единственное, но важное возражение: человек обладает биологическим телом и инстинктами, которые пока еще никто не отменил; следовательно, закономерности животного мира не могут не оказывать воздействия на человеческое поведение. В психологическом словаре 1990 г. говорится, что агрессивное поведение животных и агрессия в обществе относятся к качественно разным категориям явлений. С этим можно согласиться, но нельзя не видеть и связи между ними. По крайней мере очевидно, что животная агрессивность является естественной предпосылкой социальной агрессии, хотя в психологии человека значительное место занимает не только социальная, но и собственно естественная агрессивность. Другое дело, что общество сдерживает животное проявление агрессии.
О наличии естественной стороны агрессии говорит хотя бы факт связи степени агрессивности как животных, так и человека с уровнем содержания мужского гормона тестостерона. «У подопытных животных, которым вводился тестостерон, повышалась агрессивность. В человеческом обществе у мужчин, совершивших преступления, сопряженные с насилием, уровень тестостерона превышал норму, равно как и у игроков Национальной футбольной лиги и членов «шумного братства»» [4, с. 243].
В то же время отечественный психологический словарь, определяя уровни агрессии, ни слова не говорит о том, что люди в разной степени генетически предрасположены к ней: «Уровни агрессивности определяются как научением в процессе социализации, так и ориентацией на культурно-социальные нормы, важнейшими из которых выступают нормы социальной ответственности и норма возмездия за акты агрессии»
[5, с. 10]. Действительно, эти социальные факторы влияют на степень агрессивности индивида, но если бы дело сводилось только к ним, то все люди, воспитанные в одинаковых условиях, проявляли бы одинаковую степень агрессивности, а это не так.
Другая крайность в решении данной проблемы заключается в преувеличении роли агрессии в человеческом поведении. Еще Т. Гоббс, как известно, сравнивал человека с волком. О. Шпенглер в 1931 г. опубликовал работу ("Der Mensch und die Technik”), в которой утверждал, что «человек — это хищный зверь» и вся его «жизнь построена на убийстве». На основе такого понимания человека Шпенглер объясняет причину войн, полностью игнорируя социальные факторы данного явления: «Хищный зверь — враг каждому. Он не терпит в своей округе себе подобных. ...Из поединков между отдельными хищными зверями возникает "война"... Характер свободного хищного зверя в основных чертах от одиночки перешел к организованному народу». При этом существуют «народы, чья сильная раса сохранила характер хищного зверя, разбойничьи, агрессивные народы-господа.» [Цит. по: 2, с. 111 — 112].
Действительно ли характерной чертой человека является «хищность», или агрессивность, и имеют ли войны естественные причины своего возникновения? Для ответа на эти вопросы необходимо более подробно проанализировать проявления агрессии у людей, ее причины и сравнить агрессивность животных и агрессивность человека.
Биологи выделяют два вида агрессии в животном мире — социальную агрессию, которая начинается с демонстративной вспышки ярости (чаще всего, этой вспышкой она и ограничивается), и молчаливую — когда хищник подкрадывается к своей жертве и убивает ее. Доказано, что эти виды агрессии связаны с функционированием разных отделов головного мозга.
У людей психологи также различают два типа: враждебная агрессия и инструментальная агрессия. Как определяет Д. Майерс: «Враждебная агрессия проистекает из злости. Ее единственная цель — причинить вред. В случае инструментальной агрессии причинение вреда не самоцель, но средство достижения какой-либо иной позитивной цели» [4, с. 485]. Изучение агрессии на физиологическом уровне показало наличие участков нервной системы, ответственных за агрессию и у животных, и у человека.
В жизни можно наблюдать два вида агрессивных людей — тех, что постоянно грубы с окружающими и при определенных обстоятельс-
твах способны нанести им физический вред, и тех, что внешне подчиняются общественным нормам, но имеют тайную страсть — патологическую потребность в садизме. Некоторые из них становятся серийными убийцами. Поэтому можно привести еще одно деление агрессии на открытую и скрытую.
Проведенный краткий анализ форм агрессивного поведения дает возможность утверждать, что не все определения агрессии охватывают все эти формы, и одновременно под эти определения могут попадать неагрессивные виды поступков. Например, А. Басс определял агрессию как «реакцию, наносящую вред другому организму» [Цит. по: 6, с. 17].
Но вред может быть случайно нанесен и неагрессивным поступком. С другой стороны, это определение не охватывает агрессивные поступки, «случайно не принесшие вреда»; например, когда стрелявший промахнулся, а также оно не охватывает проявления инструментальной агрессии. Более удачным является подход Р.А. Барона и Д.Р. Ричардсона, которые предлагают использовать термин «агрессия» для описания «любого вида поведения, нацеленного на причинение вреда или оскорбление другого живого существа, которое стремится избежать такого обращения» [Цит. по: 6, с. 18]. Здесь также возникает вопрос: относятся ли к агрессивным дисциплинарные меры в семье, школе и армии и являются ли агрессией действия самообороны? Обычно считается, что агрессивными являются только поступки, нарушающие социальные нормы. Однако Л. Бер-ковиц верно отметил, что нормативная оценка поступка часто противоречива и зависит от взглядов участвующих в конфликте сторон [6, с. 19]. Поэтому, на мой взгляд, если дисциплинарные меры заключаются в ограничении свободы, то это — насилие, если же они сопровождаются причинением вреда и оскорблением, то это — агрессия. Нанесение вреда в процессе самообороны является ответной агрессией. Этическая же оценка дисциплинарной и ответной агрессии может быть различной.
Зигмунд Фрейд обосновывает существование естественной склонности людей к убийству (равно как и к кровосмесительству) наличием у первобытных народов табу на эти действия: «.Там, где имеется запрещение, за ним должно скрываться желание. Мы должны будем допустить, что это желание убивать фактически существует в бессознательном, и что табу, как и запрещения морали, психологически, безусловно, не излишни, а объясняются и оправдываются амбивалентной направленностью импульса убивать» [7, с. 399]. Фрейд считает, что под дав-
лением культуры происходит вытеснение этих желаний.
Говоря о причинах человеческой агрессии, исследователи часто сводят это сложное многофакторное явление к какой-либо одной причине. Н. Олкок и Р. Ардри видят эту причину в желании защитить свою территорию. «Основной национальной ценностью у людей, — пишет Олкок, — является территория их обитания и именно от этого фактора следует отталкиваться при исследовании агрессивного поведения людей и возникновения различного рода конфликтов в общественной жизни» [8, с. 100].
Р. Ардри показывает связь поведения такого рода с биологической природой человека, утверждая, что людям присущ инстинктивный «территориальный императив». «Когда мы защищаем права или независимость своей страны, мы действуем под влиянием побуждений, которые ничем не отличаются от соответствующих побуждений у более низкоорганизованных животных. Эти побуждения являются врожденными и неискоренимыми» [9, с. 103]. Английский зоолог Д. Моррис считает, что к агрессии приводит естественная потребность во власти над другими людьми: «Господство является подлинной целью агрессивного поведения и в этом отношении человек ничем не отличается от всех других живых существ» [10, с. 175].
Большое внимание роли агрессии как в животном мире, так и в обществе уделял «отец социальной этологии» австрийский биолог и философ Конрад Лоренц. Анализируя поведение животных в природных условиях, он сделал вывод, что агрессия у большинства животных проявляется не только в отношении представителей других видов, при определенных обстоятельствах они нападают и на своих. Такую форму агрессии Лоренц назвал внутривидовой и считал, что она является одним из необходимых условий для сохранения вида. В то же время Лоренц признает и наличие в животном мире противовеса агрессии. Еще в 1910 г. Джулиан Сорелл Хаксли обнаружил особые тормозные механизмы у тех животных, которые вооружены зубами, рогами и т.п., механизмы, не позволяющие им убивать или калечить особей своего вида. Нападению чаще всего предшествуют своеобразные предупреждающие жесты или звуки. Препятствуют этому и жесты подчинения, выработанные животными. Поэтому агрессия у животных подразделяется еще на два вида: на истинную, способную привести к гибели объекта агрессии, и мнимую, ритуализированную.
Лоренц находит много общего в агрессивности животных и человека. Он считает, что
современный человек еще не сформировался окончательно и является промежуточным звеном между животным и истинно гуманным человеком. Лоренц видит опасность для будущего человечества в сочетании агрессивных эндогенных инстинктов и современного оружия массового уничтожения. Наши предки, по его мнению, не выработали механизмы противодействия агрессии, аналогичные животным. Это утверждение он основывает на том факте, что у людей не было естественного оружия, принадлежащего их телу, следовательно, не было и селекционного давления, которое бы выработало запреты убийства. «Когда же изобретение искусственного оружия открыло новые возможности убийства, — прежнее равновесие между относительно слабыми запретами агрессии и такими же слабыми возможностями убийства оказалось в корне нарушено» [11, с. 19].
Лоренц приводит примеры малообоснованной агрессии людей, добавляя, что ее проявлению способствует и такое «изобретение» человечества, как отгораживание от результатов своих агрессивных действий. Человек, открывающий бомбовый люк самолета, избавлен от наблюдения гибели людей, поэтому на такое действие способны даже «добропорядочные» отцы семейств. Лоренц ссылается на эксперименты Милграма, когда испытуемые, подчиняясь приказам, готовы были жестоко наказывать за ошибки, благодаря возможности перенести ответственность за содеянное зло на приказ начальства, инструкции, интересы науки и т.п. Фрейд описывает подобное проявление реализации потребности в агрессии, существовавшее уже в первобытном обществе. Нарушителей табу там всегда ждало наказание со стороны соплеменников, «.и наказание дает нередко возможность тем, кто его выполняет, сделать со своей стороны тот же греховный поступок под видом исправления вины. В этом состоит одно из основных положений человеческого уложения о наказаниях, и оно исходит из предположения, безусловно, верного, что сходные запрещенные душевные движения имеются как у преступника, так и у мстящего общества» [7, с. 401].
Действительно, общество наказывает не за намерения, а за реализацию намерений. В наше время также существуют «легальные» способы реализации потребности в агрессии. Но думается все же, что такая потребность существует не у всех людей, а только у тех, кто имеет соответствующую психическую патологию. Давно замечено, что садистов можно обнаружить в милиции, среди санитаров в психбольницах, порой в школах, детских домах и т.п., то есть
там, где человек получает большую власть над людьми. Поэтому необходим более жесткий отбор на эти должности. Кроме того, реализованная потребность в агрессии приводит к еще большему ее развитию, подобно потребности в наркотиках. Значит, время работы, связанной с возможностью «легальной» агрессии, следует ограничивать с помощью законов.
Лоренц считал, что человек обладает «гипертрофированным агрессивным инстинктом». Это явное преувеличение. Но насколько развит у человека этот инстинкт? Трудно дать однозначный ответ. Возможности экспериментального поиска ответа на этот вопрос ограничены, поэтому остается делать вывод на основании наблюдений и исторических фактов. В обыденной жизни, в спокойных условиях люди, как правило, решают свои проблемы мирным путем, но в стрессовых ситуациях агрессия не исключение. Что же касается войны, то там убийство себе подобных не только обычное дело, но даже приравнивается к геройству. Здесь мы явно уступаем животным. Возможно, для совершения первого убийства человек с трудом преодолевает невидимый барьер, но эта преграда, как видим, преодолима!
И все же есть аргументы, противостоящие теориям Лоренца и Фрейда. Отсутствие инстинктивного запрета на убийство, если бы оно на самом деле было, должно было бы привести человечество к гибели уже давно. Лоренц признает этот факт и пытается объяснить его. «Если человек не погиб в результате своих собственных открытий (по крайней мере, до сих пор), он обязан этим способности поставить перед собой вопрос о последствиях своих поступков и ответить на него» [11, с. 19]. Это объяснение выглядит неубедительным. Люди до сих пор мало задумываются о последствиях своих действий, данная черта присуща лишь небольшому проценту современных субъектов. Что же касается истории, то она практически вся слагается из действий или непродуманных, или продуманных недостаточно. Хотя в психологии само по себе сознание часто определяется как возможность предвидения, это предвидение практически всегда ограничено выявлением одной, реже — нескольких тенденций. Будущее же складывается как результат множества тенденций и закономерностей. Отсюда можно заключить, что инстинкт агрессии у человека и его животных предков никогда не был гипертрофированным и всегда уравновешивался противоположными инстинктами и способами регуляции индивидуального поведения.
Лоренц говорит, что у детей двух-трех лет, а иногда и старше порой проявляется сильная
агрессия: «... Никакой инстинктивный или моральный запрет не удерживает их от того, чтобы изо всей силы бить друг друга по голове тяжелыми предметами, которые они едва могут поднять» [11, с. 22]. Думается, однако, что ребенка такого возраста уже удерживает моральный запрет, основанный на суггестии. Иначе в яслях наши дети давно перебили бы друг друга, ведь поводы для конфликта возникают довольно часто. Если же им не объяснять, что драться плохо и не следить за ними, возможны трагедии.
Прав ли О. Шпенглер в том, что некоторые народы обладают большей агрессивностью по сравнению с другими? Психиатр Сидней Мар-голин, наблюдающий за жизнью в резервации индейцев племени юта, считает, что они страдают от избытка агрессивных побуждений. Войны и грабежи, по мнению Марголина, в течение нескольких столетий привели к тому, что селекционное давление заметно усилило их агрессивность. Интересно, что в проводившихся экспериментах с мышами выяснено, что с помощью селекции можно вывести потомство как совершенно спокойных особей, так и потомство крайне агрессивных. Что же касается индейцев юта, то, возможно, они генетически действительно более склонны к агрессии. Но возникла эта особенность благодаря не столько естественному отбору, сколько половому, социально-естественному. Агрессивные мужчины у этих племен считались, видимо, лучшими мужьями.
Лоренц обращает также внимание на соотношение инстинкта взаимного притяжения и внутривидовой агрессии. Он считает, что в условиях первобытного общества такое соотношение было лучшим. Люди, объединенные в небольшое сообщество, взаимно помогали друг другу, а агрессию направляли на соседние племена. Увеличение количества индивидов в современных сообществах нарушает это «равновесие между важнейшими инстинктами взаимного притяжения и отталкивания». «Возрастающая готовность к агрессивному поведению является характерным следствием скученности; социологи-экспериментаторы это давно уже знают. К этим нежелательным последствиям увеличения нашего сообщества добавляется и невозможность разрядить весь объем агрессивных побуждений, "предусмотренный” для вида» [11, с. 23]. Эти утверждения Лоренца вызывают ряд возражений.
Во-первых, существует разница между «увеличением количества индивидов» и «скученностью». Последняя действительно может приводить к негативным последствиям: увеличению раздражительности, агрессивности, к нервным
и соматическим заболеваниям. Происходит это, по-видимому, потому, что скученность не дает возможности удовлетворения биологической потребности в индивидуальном пространстве и вызывает естественное недоверие к посторонним. В то же время известно, что многие северные народы, вынужденные долго находиться с членами своей семьи на небольшом пространстве, не проявляют никаких признаков агрессивности по отношению друг к другу. Поэтому ясно, что если человек расширяет представление о членах своего «рода», начиная относить к нему не только близких родственников, но и всех представителей своей нации или даже всех представителей человечества, то это — шаг на пути к всеобщему миру.
Во-вторых, едва ли у человека существует некий «объем агрессивных побуждений», который ему обязательно нужно истратить. Агрессия — это норма реакции на неблагоприятные условия, используется она также для защиты своей жизни, жизни близких, своей собственности вообще и территории в частности. И если у индивида нет перечисленных причин, то нет и повода для агрессии.
В психологии известна теория, объясняющая агрессию переживанием фрустрации. Джон Доллард считал, что фрустрация всегда порождает агрессию, в экспериментах же Леонарда Берковица было показано, что фрустрация ведет к агрессивным поступкам лишь в определенных случаях: когда тот, кто вызвал фрустрацию, мог этого не делать, если попыткам человека сдержать гнев противостоят агрессивные «подначки» и когда в его поле зрения находится оружие. Последний факт является серьезным аргументом против свободы владения оружием. Явления подобные фрустрации наблюдались и в экспериментах над животными.
Таким образом, теория фрустрации экспериментально доказывает, что агрессия является нормой реакции на неблагоприятные условия. Эти исследования не противоречат теории естественного происхождения агрессии Фрейда и Лоренца, но уточняют, в каких ситуациях человек поступает агрессивно.
Если рассмотренные теории показывали воздействие естественного на социальное в феномене агрессии, то теория социального научения показывает обратное воздействие социального на естественное. Ее сторонники основываются на том, что агрессия часто приносит людям плоды. Когда животных в экспериментах вознаграждали за агрессивные действия, они становились все более драчливыми. Альберт Бандура отмечает также, что наблюдение за агрессивным поведением других увеличивает агрессив-
ность наблюдающего. Примеры агрессивности можно наблюдать в семье, в субкультуре, в средствах массовой информации. Другие эксперименты показали, что дети, наблюдающие агрессивное поведение взрослого, когда тот, к примеру, бьет молотком куклу, повторяют эти действия. Хотя такое поведение ребенка можно объяснить не агрессивностью, а просто инстинктивным подражанием взрослому, оно представляет большую опасность для общества. Ребенок, подражая агрессивному поведению, начинает рассматривать такое поведение как норму.
Особенно опасными в этом отношении оказываются современные средства массовой информации. «Национальное исследование телевизионного насилия» в США показало, что 57% программ на 53 каналах в 1994 и 1995 гг. содержало эпизоды насилия [6, с. 116]. Существуют достоверные данные, подтверждающие связь насилия в средствах масс-медиа и возрастанием агрессивности поведения. Эта связь выше у мужчин, чем у женщин, и выше у детей и подростков, чем у взрослых людей. Эта связь проявляется как в копировании показанного агрессивного поступка, так и в общем возрастании уровня агрессивности.
При этом один выявленный факт на первый взгляд кажется удивительным. Оказывается, сцены насилия в мультфильмах и фантастических программах приводят к более сильному возрастанию агрессии, чем реалистичные программы в новостях и криминальных передачах. Но это можно объяснить тем, что документальные передачи показывают негативные последствия агрессивных поступков, вырабатывая у зрителя соответствующее отношение к ним. В мультфильмах же отрицательные последствия или не показываются вовсе, или представляются как обратимые, что приравнивает их к безобидной шалости. То же самое «Национальное исследование» обнаружило, что во многих фильмах агрессивное поведение не влечет за собой наказания. Только 19% агрессивно действовавших субъектов были за свои действия наказаны; еще 8% получали по ходу событий как вознаграждения, так и наказания [6, с. 121].
Исследования новейшего явления — видеоигр — также показывает их опасность. Андерсон и Дилл считают их еще более опасными, чем телепередачи, так как здесь играющий является активным участником и в большинстве игр выполняет роль агрессора [6, с. 119—120].
Говоря о социальной стороне агрессии, следует согласиться с В.Н. Сыровым, утверждающим, что она является культурным конструктом, создаваемым и используемым культурой,
ставкой в культурной игре для решения самых разнообразных задач [См.: 12]. Причины агрессии у людей значительно разнообразнее, чем у животных. Помимо биологических, которые выработались на досоциальном уровне и сохранились до сих пор (инстинкт самосохранения, голод, желание защитить близких, особенно детей), общество порождает множество социальных причин. Это и стремление к власти, потребность в собственности, желание скрыть от других свои аморальные и незаконные поступки и множество других. Многие из этих причин не чисто социальные, так как в них проглядывают биологические предпосылки. Существует также, в виде исключения, и патологическая страсть к насилию. В то же время, люди выработали гораздо больше способов сдерживания агрессии. Это, прежде всего, мораль, основанная на суггестии, правовые механизмы, государственное регулирование человеческих отношений. Противовес агрессии обнаруживается у людей и на инстинктивном уровне: чувство заботы, взаимопомощи, эмпатии. Кстати, этологи обнаружили проявление этих чувств и у высших животных. Следовательно, эти два противоположных чувства необходимы в функционировании общества, в его устойчивости и изменчивости.
Степень агрессивности поступков зависит от уровня возбуждения и от того, какие последствия ожидает человек от агрессивного поведения: насколько они представляются безопасными и несут ли они выгоду. В экспериментах на уровень агрессивности участники, находящиеся в группе, показывали более высокий уровень, чем отдельные участники. Здесь мы видим проявление естественно-групповой психологии.
Психологические эксперименты показали, что в случаях, когда использовалось, как думали участники, физическое наказание для тех, кто дает неправильный ответ, наблюдатели этих сцен часто принижали жертву, утверждая, что жертва сама виновата. Та же оценка характерна и для многих реальных жертв насилия. Например, значительный процент мужчин считает, что женщины — жертвы сексуального насилия — виноваты сами, провоцируя действия мужчин.
Мелвин Лернер считает, что унизительное отношение к жертвам проистекает из нашей потребности верить в то, что мы живем в справедливом мире, и поэтому любое наказание всегда заслужено. Можно предложить и другое объяснение этому феномену. Возможно, наблюдатели сцен, связанных с эмоциональными отношениями, испытывают потребность определиться, к какой группе они относятся сами.
Для самосохранения выгодно идентифицироваться с более сильной группой, тем более, если ей противостоит меньшая группа или всего один человек — жертва.
В качестве примера можно привести такое явление, которое скандинавы называют «mobbing», наиболее часто встречающееся в подростковой и школьной среде, когда группа издевается над самыми слабыми и беззащитными учениками. Как ведут себя случайные зрители? Они либо присоединяются к издевающимся, либо молча наблюдают. Более распространенный термин для обозначения данного явления — «третирование», которое присутствует как в подростковой среде, так и у взрослых на работе. Д. Ольвеус отмечает, что человек подвергается третированию, «когда по отношению к нему неоднократно и в течение длительного времени производятся негативные действия со стороны одного или более других людей» [6, с. 149-150].
Ольвеус обнаружил, что мальчики чаще, чем девочки, являются как субъектами, так и жертвами жестокого обращения и чаще, чем девочки, используют физическую агрессию. Это также служит подтверждением того, что в основе тре-тирования лежат естественно-групповые закономерности. Инициатором третирования чаще всего выступает лидер группы, или человек, который «делает короля»: всячески подчеркивает неоспоримость руководящей роли лидера, его несомненное превосходство перед другими членами группы. Жертвой третирования является либо ребенок самый слабый физически, либо подросток с заниженной самооценкой, либо просто человек, имеющий другие ценности и не желающий вступать в данную группу и подчиняться ее правилам.
Можно предположить, что человек, присутствующий на стадионе впервые, незаметно для себя начинает болеть за команду, которая в настоящий момент выигрывает. Позднее он может стать ее фанатом, идентифицировать себя с ней и болеть за нее даже в случае проигрыша. Идентификация с незнакомой группой, применяющей насилие, происходит, по-видимому, на подсознательном уровне, а поскольку немотивированное насилие противоречит моральным нормам, возникает желание его оправдать. Наблюдаемое насилие над близкими или членами своей группы никогда не вызовет таких взглядов.
Подобное объяснение можно применить и к оценке сцен насилия по телевидению. Доказано, что просмотр таких сцен приводит к росту преступности, к принижению порога чувствительности зрителей к насилию и формирует не-
верные взгляды на реальность. Другими словами, сцены насилия приносят социальный вред. Но почему их смотрят и многие люди смотрят с удовольствием, хотя другие зрители испытывают при этом возмущение?
Здесь, видимо, имеются две причины. Первая состоит в том, что люди от рождения имеют большую склонность либо к эмпатии, либо к насилию. И вторая — реакция зависит от того, с какой группой идентифицируют себя зрители. Многие фильмы поставлены так, что зритель начинает испытывать симпатию к насильнику. Чаще всего его насилие оправдывается «необходимостью» мести. Показав сцены насилия над близкими людьми главного героя, создатели фильма объединяют зрителей с ним в одну группу желанием мести. После этого любые жестокости героя оправдываются зрителем, который сам не может осуществить подобного, ввиду морального запрета, но его естественная потребность в мести получает удовлетворение.
Лоренц размышлял о способах преодоления негативных последствий агрессивности человека. Поскольку он считал, что агрессия постоянно «вырабатывается» психикой человека, то был уверен, что ее «наверняка нельзя исключить, избавляя людей от раздражающих ситуаций» [11, с. 30]. Однако опыт показывает, что даже очень грубые люди ведут себя приличнее в спокойной обстановке.
Лоренц считает также, что моральный запрет на агрессию бесполезен, он подобен затяжке предохранительного клапана на постоянно подогреваемом котле. И это положение вызывает возражение: если бы это было так, мы были бы постоянными свидетелями «взрывов агрессии». Но такого не наблюдается, по крайней мере в настоящее время. Следовательно, большинству людей в мирное время достаточно морального запрета, если нет непрерывных раздражающих факторов.
Самый простой способ обезвредить агрессию, по мнению Лоренца — переориентировать ее на эрзац-объект. «Уже древние греки знали понятие катарсиса, очищающей разрядки; а психологи-аналитики прекрасно знают, какая масса похвальнейших поступков получает стимулы из "сублимированной” агрессии и приносит добавочную пользу за счет ее уменьшения» [11, с. 31]. Лоренц говорит о роли спорта (его «рыцарственности») в преодолении агрессии: «эта культурно-ритуализированная форма борьбы выполняет задачу, важность которой не с чем сравнить: она учит людей сознательному контролю, ответственной власти над своими инстинктивными боевыми реакциями» [11, с. 31—32]. Это действительно так. Здесь, видимо,
выявляется один из факторов возникновения спорта как общественного феномена. Но, думается, вопрос надо рассматривать шире. Прежде всего, спорт удовлетворяет потребность человека в физических движениях и в умеренных стрессах. Помимо спорта в обществе уже давно сформировались и другие средства удовлетворения потребности в умеренных стрессах. К ним относятся опасные путешествия, охота, азартные игры, фильмы ужасов, некоторые виды музыки и т.д. Если же возникают и культивируются виды спорта, связанные с агрессией, то это опасно для общества, потому что, как уже говорилось, участие в агрессивных действиях и их наблюдение порождают новую агрессию.
Агрессия — это одна сторона, одна из возможных форм проявления естественно-групповых отношений. Спорт позволяет если не преодолевать полностью естественность этих отношений, то хотя бы заключать их в культурно-социальные рамки. На спортивных состязаниях не убивают, как на войне (хотя известно, что и здесь бывают исключения). Но в последнее время возникла другая опасность — борьба фанатов. Подростки, молодежь развивают и удовлетворяют в ней свою потребность в агрессии. Чем более агрессивны игроки на поле или на ринге, тем более агрессивны их зрители. А так как социальный контроль над болельщиками более сложен, чем над спортсменами, противостояние фанатов порой выливается в кровопролитие.
Здесь следует привести возражения социальных психологов против теории катарсиса Фрейда и Лоренца. После экспериментов, в которых участников вынуждали вести себя или высказываться агрессивно, уровень их агрессивности не снижался, а, напротив, повышался. «Армс, Рассел, и Сэндилендс ... обнаружили, что после просмотра состязаний по борьбе (стилизованная агрессия) или матча по хоккею на льду (реалистическая агрессия) испытуемые проявляли б льшую враждебность и одобрение карательных действий, чем зрители соревнования по плаванию (неагрессивное контрольное состязание)» [6, с. 166]. Приводятся также факты, что не только после матчей болельщики ведут себя более агрессивно, но и после войн всегда бывает больше убийств. Поэтому следует уточнить, что потребность в стрессах и потребность в агрессии различаются между собой. Первая социально приемлема, вторая — нет. Но дело еще в том, что первая может перерастать во вторую. В спорте это может происходить в двух случаях. При наблюдении агрессивных видов спорта (типа бокса, рестлинга) происходит заражение зрителей агрессивным настроени-
ем. А в командных состязаниях (футбол, хоккей) агрессия возникает на основе естественногрупповых отношений, как в самих командах, так и в группах их болельщиков. Это подтверждают и ответы самих участников «футбольного хулиганства». На вопрос о причине их буйного поведения основной мотив, который они называют, — «солидарность с фан-клубом» [6, с. 167]. Поскольку естественно-групповую психологию отменить нельзя, общество стоит перед необходимостью совершенствования правил спортивных соревнований и, возможно, запрета некоторых их видов.
С агрессией связано и такое явление, как смех. Это объясняется тем, что насмешка является одним из способов контрсуггестии, как отмечал еще Б.Ф. Поршнев. В наше время смех может быть вызван остроумными замечаниями, но может быть результатом просто пренебрежительных, оскорбительных высказываний, направленных на какого-либо человека или группу людей. Для того чтобы в такой ситуации возник смех, необходимо, чтобы это оскорбление поддерживалось слушателями.
Остроумие — приобретение цивилизации и интеллекта; следовательно, логично предположить, что смех как результат остроумия возник позднее, вначале же он использовался лишь как метод контрсуггестии и как заменитель агрессии. Зигмунд Фрейд говорил: «Острота позволяет нам использовать в нашем враге все то смешное, которого мы не смеем отметить вслух или сознательно» [7, с. 101].
А что является для нас смешным? Изначально смешным было (да и остается) то, что значительно отличает другого от нас. Для представителей какого-либо этноса смешными кажутся все отличные от них этнические черты. До сих пор в народе смеются над рыжими (в отличие от блондинов или брюнетов) потому, что рыжих меньше. Смеются над всеми крайностями и во внешности, и в одежде, и в поведении. Первоначально не требовалось никаких ухищрений в остроумии. Просто обнаруженное отличие называлось вслух как недостаток, и слушатели смеялись.
З. Фрейд занимался изучением остроумия и его связью с бессознательным у человека. Он обратил внимание на то, что безобидная острота, не направленная ни на кого, вызывает лишь умеренное удовольствие. Смех вызывает лишь тенденциозная острота, которую Фрейд связывает с вытеснением. «Благодаря вытесняющей работе культуры оказываются потерянными первичные, но отвергнутые нашей цензурой, возможности наслаждения. Но для психики человека каждое отречение очень тяжело, и мы,
таким образом, находим, что тенденциозная острота возвращает средство упразднить отречение, вновь получить потерянное» [7, с. 99].
Фрейд имеет в виду, прежде всего, вытеснение половой потребности в ее агрессивной форме: «. Сальность первоначально направлена на женщину и должна быть приравнена к попытке совращения... Кто смеется над слышанной сальностью, тот смеется как очевидец сексуальной агрессивности» [7, с. 95]. Другим вытесненным инстинктом Фрейд считает агрессивность: «Враждебные импульсы против ближних подвержены, начиная с нашего индивидуального детства, равно как и с детских времен человеческой культуры, тем же самым ограничениям, тому же прогрессирующему вытеснению, что и наши сексуальные стремления» [7, с. 100].
Отметим, что в данных ситуациях большую роль играет стремление смеющихся подтвердить собственную принадлежность к группе. Если эта острота связана с сальностью, то — к группе, объединяющей всех мужчин; в других ситуациях реальная или мыслимая группа объединяется по другому принципу — этническому, классовому, по возрасту, по интересам, по уровню интеллекта, состоянию здоровья и по другим. (Всегда приятно чувствовать что «наша группа» умнее «чукчи», чистоплотнее «Петьки с Чапаевым», щедрее представителей какой-либо национальности, которую мы взяли за образец скаредности и т.п.).
Правильность такого предположения подтверждается и анализом структуры действующих лиц тенденциозной остроты, который произвел Фрейд. «Для тенденциозной остроты нужны в общем три лица: кроме того лица, которое острит, нужно второе лицо, которое берется как объект для враждебной или сексуальной агрессивности, и третье лицо, на котором достигается цель остроты, извлечение удовольствия» [7, с. 97 — 98].
Здесь, прежде всего, надо обратить внимание на то, что первоначальная причина удовольствия от остроты заключается не в созерцании агрессивности, как считает Фрейд, а в переживании единства, единомыслия с группой; и вторая причина удовольствия состоит в том, что другой или другие — не такие, как мы. Предполагается, что другие — хуже. Для членов групп существует постоянная потребность в изгоях или в представителях других групп. Их наличие позволяет идентифицировать себя как отличного от другого, роль которого исполняет изгой и сходного по определенным признакам с остальными членами группы. Поэтому кандидаты на роль изгоя порой подбираются искусственно, по мало существенным признакам. Потреб-
ность в изгоях часто удовлетворяется необычным способом. Порой добровольно, порой принудительно, некоторые члены общества играют роль объекта насмешек или «мальчика для битья». В истории такими были шуты при царях, а сейчас — клоуны в цирках. Возможно, большое количество агрессивных инопланетян в литературе и фильмах последних лет — результат потребности в самоидентификации человечества в целом.
Далее, поскольку автор остроты объединяется с одним или несколькими свидетелями события против объекта остроты, который может быть или представителем другой, враждебной группы, или изгоем данной группы, можно уточнить, что здесь присутствуют не просто три человека, а две группы или одна группа и ее изгой. Переживание удовольствия от тенденциозной остроты основано на том же механизме, что и удовольствие от наблюдения сцен насилия по телевидению, рассмотренное выше.
Следовательно, смех не только служит коллективной суггестии и контрсуггестии, но и представляет своеобразную социальную ритуализированную агрессию.
Остановимся на другом чувстве, имеющем также биологическую предпосылку и связанном у животных с агрессивностью, — чувстве собственности. Выше говорилось о том, что внутривидовая агрессия у животных часто направлена на защиту индивидуального и группового жизненного пространства. В результате такого поведения на определенной территории расселяется строго определенное количество особей животных данного вида, не больше, чем способна прокормить данная территория.
Отсюда можно сделать вывод, что агрессия у животных может быть связана и с инстинктивным чувством собственности. Лоренц говорит только о собственности на территорию, но, скорее всего, сюда можно добавить и инстинктивное чувство собственности на продукты питания и на полового партнера, проявляемое представителями доминирующего, чаще всего, мужского пола. Логически можно предположить, что собственность на территорию вторична и возникла она у животных потому, что территория может обеспечить им пропитание.
Подобная агрессивность проявляется у животных уже на относительно низком уровне развития. И часто это связано с охраной территории, которую они «считают» своей. Например, отмечается, что рыбки хромисы проявляют большую агрессивность, охраняя выбранную для выведения потомства территорию. Так же ведут себя и мыши. Инстинкт собственности на территорию приводит к агрессии не всегда,
а только при повышенной плотности животных на данной местности.
Кстати, использование собак как охранников территории или стада возможно благодаря их инстинкту собственности. А факт охраны стада или какой-либо вещи, принадлежащей хозяину, говорит о том, что инстинкт собственности направлен не только на территорию.
Последователь К. Лоренца американский социолог Роберт Ардри, преувеличивающий естественность отношений в обществе, опубликовал ряд работ, посвященных собственности у животных и человека. Он считает, что у человека существует собственнический инстинкт, или инстинкт землевладения. Ардри также связывает собственнический инстинкт с агрессией. Вообще агрессия, считает он, служит для удовлетворения потребностей в пище, половых потребностей и инстинкта землевладения: животные используют ее для борьбы с соперниками. Отсюда Ардри выводит и психологию современного человека: «... Все первоначальные инстинкты приматов стали значительно интенсивнее, когда жизнь поставила новые требования в связи с занятиями охотой. Конфликты перешли в сражения не на жизнь, а на смерть, споры из-за территории — в кровопролитные войны» [Цит. по: 12, с. 336].
Противники Ардри приводят два аргумента для опровержения его взглядов. Прежде всего, они указывают на то, что агрессивность при защите своей территории животные проявляют не всегда, а лишь при определенных условиях внешней среды. «Таким образом, условия среды порой играют решающую роль в проявлении территориального поведения у определенного коллектива организмов или отсутствия такового. Следовательно, такое поведение нельзя рассматривать как неизменное свойство вида.» [2, с. 121].
Второй аргумент заключается в том, что наши ближайшие родственники из животных — шимпанзе и гориллы — не имеют территориального инстинкта, по крайней мере, утверждают они, он у них не обнаружен. Дж.Х. Крук говорит о том, что шимпанзе живут открытыми группами, часто смешиваются друг с другом и сообща пользуются обширной территорией [13, с. 168].
По поводу первого возражения можно сказать следующее: условия внешней среды не порождают агрессию, а лишь являются пусковым механизмом для нее. Если бы животное не имело внутренней предрасположенности для агрессии, оно бы никогда ее не проявило. А внутренняя предрасположенность скрывается в такой наследственной биотической характеристике,
как норма реакции, в которой закреплены возможные ответы на возможные условия среды.
Второе возражение выглядит серьезнее. Дело в том, что работа Крука была написана уже после того, как была опубликована работа Джейн Гудолл о жизни шимпанзе, в которой утверждается, что последние живут в джунглях группами на строго определенных участках. Р. Шовен отмечал, что такие же отношения есть и у гиббонов: «Четко определенный участок охраняется криками и жестами от вторжения соседей» [14, с. 117].
По поводу того, почему территориальная агрессивность у шимпанзе проявляется не так заметно, как у других животных, можно сделать два предположения. Во-первых, на основании того, что такая агрессивность проявляется уже у животных низших уровней, можно предположить, что это приобретение эволюции сохраняется в скрытом виде у всех животных и проявляется только при определенных ситуациях. Во-вторых, мы знаем, что не шимпанзе и гориллы являются нашими прямыми предками, и можно предположить, что они именно в силу своей большой дружелюбности не стали людьми, а наши прямые предки, не исключено, были более агрессивны и более территориальны.
Можно согласиться с Ардри в том, что в нас есть инстинкты собственности и инстинктивное стремление использовать агрессию для удовлетворения своих естественных и социальных потребностей. Об этом говорят наблюдения над маленькими детьми, подтверждается это и рядом экспериментов. Например, когда детям грудного возраста, у которых свободна только одна рука, предлагают на выбор два куска хлеба, все дети выбирают больший кусок. Родители знают, что очень трудно научить детей делиться с другими. Многие маленькие дети также проявляют агрессивность при попытках достичь своей цели.
Эти качества проявляются у всех детей, но в разной степени, поскольку люди рождаются с разной готовностью повиноваться или повелевать. Общество посредством суггестивного воздействия вкладывает в сознание (частично и в подсознание) людей господствующие на данный период нормы морали. Это воздействие корректируется той микросредой, в которой
растет ребенок. Мы знаем, что если это преступная среда, то нормы поведения могут быть противоположны общепринятым.
Если говорить о территориальности, то она постоянно проявляется в поведении человека. Американский социолог Д. Стэй отмечает, что «каждый индивид обычно обладает несколькими «территориальными единицами» — на работе, дома, на отдыхе и т.д., которые он склонен удерживать и защищать от посторонних посягательств» [15; 14]. Современные психологи обнаружили, что у человека проявляется и инстинктивное «уважение» к чужой территории: если человек как-либо обозначил свое присутствие, например, оставил на сиденье стула свою вещь, то этот стул (в обычных обстоятельствах) другими заниматься не будет.
Таким образом, можно сделать вывод, что агрессивное (или неагрессивное) поведение человека является результатом факторов, способствующих агрессии, и факторов, сдерживающих ее. Причем как первые, так и вторые, могут иметь и естественное, и социальное происхождение. К естественным факторам, порождающим агрессию, относятся фрустрация и генетически запрограммированная реакция на возникновение фрустрации. Думается, что, вопреки мнению К. Лоренца, человек обладает и естественным инстинктивным запретом на агрессию. Социальной основой агрессивного поведения являются социальные конфликты и осознанное обучение агрессивному поведению в ряде ситуаций. Сдерживающим социальным фактором является нравственный запрет агрессивного поведения.
Можно согласиться с Фрейдом и Лоренцем в том, что агрессия имеет биологическую инстинктивную основу, так как она связана со сложными биохимическими процессами организма. Но следует возразить против утверждения, что любой нормальный человек испытывает постоянную потребность в агрессивности, требующую выхода. Инстинкт агрессии у человека и его животных предков никогда не был гипертрофированным и всегда уравновешивался противоположными инстинктами и способами регуляции индивидуального поведения, вырабатываемыми обществом.
Библиографический список
1. Зиммель, Г. Человек как враг [Текст] / Г. Зиммель // Избранное. Созерцание жизни. — М.: Юрист, 1996. — Т. 2.
2. Холличер, В. Человек и агрессия [Текст] / В. Холличер. — М., 1975.
3. Денисов, В.В. Агрессия: генетический инстинкт или социальный феномен? [Текст]: вступ. ст. / В.В. Денисов // Холличер Вальтер. Человек и агрессия. — М., 1975.
4. Майерс, Д. Социальная психология [Текст] / Д. Майерс. — М., 1997.
5. Психология. Словарь. — М.: Политиздат, 1990.
6. Крэйхи, Б. Социальная психология агрессии [Текст] / Б. Крэйхи. — СПб.: Питер, 2003.
7. Фрейд, З. Остроумие и его отношение к бессознательному; Страх; Тотем и табу [Текст]: сборник / З. Фрейд. — Минск, 1998.
8. Science Forum. — Ottawa, December, 1968.
9. Ardrey, R. The Territorial Imperative. — N. Y., 1969.
10. Morris, D. The Naked Ape: A Zoologist's Study of the Human Animal. — N. Y., 1968.
11. Лоренц, К. Агрессия (так называемое Зло) [Текст] / К. Лоренц // Вопросы философии, 1992. — № 3.
12. Красиков, В.И. Социальная агрессивность и гуманитарные исследования [Текст] / В.И. Красиков // Вестник РФО. — 2004. — № 3.
13. Ardrey, R. Adam kam aus Africa. — M nchen, 1969.: J.H.Crook. The nature and function of territorial aggression // Man and aggression. — Oxford University Press, 1968.
14. Шовен, Р. Поведение животных [Текст] / Р. Шовен - М., 1972.
15. Stea, D. Space, Territory and Human Movements // Landscape, 1965. — № 15.
