CC BY
30
6. XI Международная конференция национальных трастов и ее итоги. Вашингтон, D.C., США 19 октября 2005 г. / перев. с англ. М.В. Боганькова ; под ред. Ю.Л. Мазурова. Август 2005 г. Дата вхождения : 04.02.2009 [Электронный ресурс] : [официальный сайт Национальный центр опеки наследия]. - Условия доступа : http://www. IUCN.ru
7. Конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта. Конвенция об охране культурного и природного наследия. Конвенция о мерах, направленных на запрещение и предупреждение ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности. Международная конвенция об охране нематериального культурного наследия. Темы. Культура. Документы. Дата вхождения : 27.01.2009 [Электронный ресурс] : [официальный сайт штаб-квартиры ЮНЕСКО в Москве]. - Условия доступа :. http://www.UNESKO.ru
O.G. LITVINOVA, L.S. ROMANOVA
FOREIGN EXPERIENCE OF THE CONSERVATION OF HISTORY-CULTURAL HERITAGE
The article is devoted to the foreign experience of history-cultural heritage in the countries of Europe, Asia and North America. The authors consider the problem of the conservation, both with legislative sides, and from the point of view of society. The review of normative-legal acts, public organization activity and not state financial funds directed to the conservation of the historic heritage is offered in the paper. The purpose of the paper is to show the new methods of conservation of national wealth on the base of the foreign experience. The material used in article was taken from official sources.
УДК 72:72.01
Е.А. РЕПИНА, jeniarepina@gmail.com СГАСУ, Самара
БИНАРНОЕ СОЗНАНИЕ КАК РЕАБИЛИТАЦИЯ РЕПРЕССИРОВАННЫХ ЗНАЧЕНИЙ КУЛЬТУРЫ В ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ НАУКЕ И ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ АРХИТЕКТУРНОЙ КРИТИКЕ
В статье выживание человечества как вида определяется как необходимость вертикального сдвига культуры, т. е. спешное обретение такой системы ценностей и методологий науки и разных типов деятельности, в том числе и проектной, в основе которых снова окажется человек со всеми субъективными и интерсубъективными значениями. Основной стратегией, ведущей к такому мировоззрению, является реабилитация репрессированных классической парадигмой значений культуры (спонтанное, игра, тело, удовольствие, женское, гротеск, место, Другой) и восстановление равновесия внутри пар оппозиций (бинарное сознание). В статье это носит форму противопоставления: тезис-антитезис, которая рассматривается не как серьезное намерение, а как художественный прием, поскольку конечной целью бинарного сознания является «содержание внутри».
Ключевые слова: постнеклассическая научная парадигма, постмодернистская архитектурная критика, бинарная логика, реабилитация репрессированных значений, «содержание внутри», Другой, субъективность, интерсубъективные значения, спонтанность, гротеск.
© Е.А. Репина, 2009
По мнению Ю.Н. Тарасова, «несмотря на осознание сложности трагичности нависших над человечеством глобальных проблем, будущее в техногенной культуре и науке связывается с ростом научно-технических новаций» [16, с. 20]. Это техногенное мировоззрение опирается на картезианский дуалистический подход, который разделил мир на оппозиции, предпочтя одну часть оппозиции и репрессировав другую половину, перенеся принципы классического научного механицизма на все формы культуры. Вытесненная часть, все глубинные, субъективные измерения, сфера сознания и сам человек, не подчиняющиеся примитивной атрибуции классической науки, лишили современность качеств глубинного, субъективного и интерсубъективного измерения, «вкуса», а самое главное - содержания, что привело современную культуру к экзистенциальному кризису [4, 5]. По выражению Макса Вебера, «мир лишился очарования» [20, с. 83]. Прогресс породил собственность, назвал цену и исчислил то, что, в принципе, является бесценным, неисчислимым и всеобщим, - землю, природные ресурсы, человеческий труд. Эта десакрализация через превращение культуры дара в цивилизацию товара и попутная отмена вертикали субъективных значений превратила мир современности в мир поверхности, «одномерного человека», наркотической радости потребления, аддитивных операций, технологического оптимизма [1].
Но на сегодняшний момент мир попадает в зреющую постнаучную ситуацию, в точку бифуркации, в которой, как известно, ветвятся направления возможного развития. Вопрос в том, какое направление выберет западная цивилизация - снова в сторону изощрения технических инноваций и, по сути, в сторону усугубления классического детерминизма, называемого Уилбером «миром поверхности», «флатландией», обрекающего культуру, другие типы сознания и бытия на новые репрессии, или на приятие равноправия различных моделей реальности и способов бытия [17, 19]. Вопрос не в том, насколько будет совершенствоваться комфорт потребительского общества, а насколько могут быть разрешены противоречия между непримиримыми полюсами - «золотым миллиардом» и третьим миром, глобализацией и местной идентичностью, между сознанием и бессознательным, между гуманитарными и точными науками, между философией и повседневностью, между мужским и женским, между «Я» и «Другим», между культурой и природой. А самое главное - насколько будет заполнена экзистенцинальная пустота, т. е. насколько будет возможен вертикальный сдвиг культурной и социальной реальностей.
По инерции современная культура ищет основания в новой научной парадигме. Та, действительно, шокирующе противоречит предыдущим воззрениям [2, 6, 7, 8, 9]. Но не все философы и культурологи оптимистичны и по этому поводу, поскольку, несмотря на то, что открытия квантовой физики полностью переворачивают классическое сознание, включая поразительное сближение качеств и принципов существования человеческой психики и законов субатомного мира, общее направление этой науки, включая системные методы и синергетику, носит все тот же, по выражению Уилбера, характер «поверхности», «тонкого редукционизма», поскольку представляет мир хотя как и очень сложную, и склонную к саомоорганизации сеть тотально связанных объектов, все еще видит его как объективный, предзаданный, не завися-
щий от субъективных измерений сознания, доступный внешнему наблюдению и репрезентации [19, 22]. Егоров в «Философии открытого мира» также называет эти подходы субстанциональными, мономатериалистичными [3]. Все это говорит в пользу того, что даже самые свежие научные идеи подвергаются критике, концепции реальности постоянно прогрессируют, и прямой перенос научных доктрин на какую бы то ни было сферу деятельности, включая проектирование, не кажется уже более предписательным.
Итак, самый главный укор прогрессистскому взгляду на мир - вытеснение человека и всего человеческого, вытеснение глубинных и субъективных значений, подавление всех неопределенностей, монологический взгляд на вещи, идеологизация знания. В классической науке, которая включает три аспекта: деятельность, систему научных знаний и социальный институт, воплощено фундаментальное, верифицируемое и строгое. Но все три аспекта содержат массу случайных факторов, погрешностей, «шумов», самым главным из которых является субъект познания, человек [14]. На протяжении всей истории развития науки ученые боролись с этими случайностями для того, чтобы осуществить поиски «объективной» истины, которая предъявлялась и до сих пор предъявляется как «очищенный», идеальный продукт. Поразительным образом от них ускользал факт естественности, т. е. включенности в целое, и, следовательно, значимости всех этих «побочных» явлений. Но возможно ли человека включить в этот список плохо контролируемых, а значит, необходимых к исключению факторов? - просто непонятно, где это исключенное пространство, куда ссылают все нежелательное, все упрямо противостоящее магистральным направлениям. Архитектурный критик Диана Агрест уверенно отвечает - на костер, в сумасшедший дом, под замок [25, с. 541-551]. Фрейд бы сказал - в подсознание, а радикально настроенный политик традиционалистского толка обострил бы массовый аспект - в камеру смертников, где ожидает казни серийный маньяк, в пыточную, т. е. в места, материализующие ад коллективного бессознательного, сформированного из вытесненных, отвергнутых частей целого.
Предпочтение лежит в основе любой репрессии. Как становится ясно из квантовых теорий противоположности, это лишь абстрактные понятия из области мышления, порождения нашего измеряющего и классифицирующего сознания, что обусловливает их относительный характер [9]. Противопоставление возникает в тот самый момент, когда мы сосредоточиваем внимание на любом единичном [21].
По нашему мнению, смысл инноваций - в поиске путей выживания, что, как считают некоторые авторы, означает срочное восстановление равновесия между двумя членами оппозиции. Для начала необходимо актуализировать смыслы репрессированной части с помощью кардинально новых подходов, некоторые из которых предлагаются современными естественными науками (квантовая физика, теория хаоса и пр.) [11], а часть не является строго обоснованными как в пределах точных наук (теория бутстрапа), так и за их пределами (постмодернистская философия, психоанализ, гештальтпсихология, традиционная философская мистика Востока и пр.) [9]. Инновация может взять на себя роль необходимого противоположного полюса как символа всех ре-
прессированных значений культуры - спонтанности, тела, Другого, женского, бессознательного, удовольствия, гротеска, игры, нелинейности, нелокально-сти, природы, странного, традиционного, вернакуляра, неопределенности, повседневности, временного, маргинального, дионисийского, смутного, рискованного, субъективного, относительного, двусмысленного, т. е. всего «слишком человеческого».
Восстановленную модель «тезис-антитезис» предлагается (см. ниже) рассматривать в качестве художественного приема, а не в качестве бинарной логики, неприятия противоречий.
Сравнительный анализ подходов и представлений двух типов рациональности (тезис - классическая наука; антитезис - А. Неклассическая и постнеклассическая наука; Б. Постмодернистская архитектурная критика).
I. Тезис - редукционизм: мир постигаем, т. к. он состоит из частей. Чтобы понять целое, необходимо понять каждую из частей (аддитивное мышление). Антитезис - А. Целое больше суммы частей. Систему нельзя понять с помощью анализа. Биологи столкнулись с нередуцируемой целостностью в организмах, квантовая физика - в атомных явлениях, гештальтпсихология -в восприятии, экологи - в изучении сообществ животных и растений [8]. В основе этих систем лежат понятия связанности, взаимоотношений и контекста.
Теории атомной и субатомной физики сделали существование элементарных частиц практически невозможным. Они выявили принципиальную взаимосвязанность различных аспектов существования материи, обнаружив, что энергия движения может переходить в массу и предположив, что частицы представляют собой скорее процессы, чем объекты [9].
II. Тезис - фундаментализм: допущение предельных основ, образующих для познавательного разнообразия незыблемый базис, содержащий производные единицы знания. Полученное знание обладает качеством внутренней самоочевидности и неопровержимости и является зеркальнонепосредственным отражением действительности.
Антитезис - А. Реальность гетерогенна, полиморфна, не опосредуется ни структурно, ни генетически каким-либо базовым комплексом. Реальность способна на самоорганизацию, автоэволюцию. Наиболее радикальное воззрение квантовой физики заключается в том, что частей нет вообще, то, что мы называем частью, - лишь паттерн в неделимой картине взаимоотношений. Это соответствует переходу «фигура-фон» гештальт-психологии. В системном мышлении метафора здания (по отношению к знанию) заменяется метафорой сети, т. е. знание - сеть понятий и моделей, в которой ни одна часть не более фундаментальна, чем другая. И восприятие заключается не в пассивном приеме сигналов, а в активной их интерпретации, т. е. не пассивных ре-акциях, а творческих транс-акциях, т. е. невозможно исключить наблюдателя из акта наблюдения. Наблюдатель создает наблюдаемую вселенную. Ученые осознали, что все их теории, описывающие явления природы, включая и описание «законов», представляют собой продукт человеческого сознания, следствия понятийного структурирования нашей картины мира, а не свойства самой реальности. Б. Постмодернистская революция заключалась в смене структуралистского интереса к конструированию значения как отношения между знаками и внутри знаков
постструктуралистским и деконструктивистским выводом о том, что убедительное и окончательное значение невозможно [24].
Согласно «(Пост) Модернистской полемике» Хола Фостера постструк-туралистская парадигма ставит два вопроса, касающихся постмодернистской архитектуры: статус субъекта и его языка и статус истории и ее репрезентации. Оба создаются социальной репрезентацией. В действительности объектом постструктуралистской критики является демонстрация того, что реальность созидается (производится и поддерживается) с помощью репрезентации более, чем отражает ее [25, с. 35]. Подобным же образом постструктуралист-ское мышление проблематизирует вопрос автора, бросая вызов его статусу и силе в таких дискуссиях, как «Смерть автора» Р. Барта и «Кто есть автор?» М. Фуко. Оба считают, что «индивид» (автор) в действительности существует в условной системе, которая «им говорит».
III. Тезис - количественный взгляд на мир: предпочтение для изучения тех объектов, которые можно исчислять, измерять (концепция Галилея). Порядок размера вместо порядка значения. Весь научный язык, нейтральный по отношению к качеству, описывает количественную вселенную.
Антитезис - А. Каждая новая степень сложности имеет иное качество. Открытый в первой половине XIX в. фундаментальный закон энергетической эквивалентности и взаимопревращаемости всех видов движения и взаимодействия показал, что в развитии природы возможны качественные изменения. Б. Феноменология в архитектуре требует возобновления интереса к чувственным свойствам материала, света, цвета и символического тактильного значения узла. Архитектурный критик Перез-Гомез (Perez-Gomez) продолжает концепцию Хайдеггера об обитании (Dwelling) в «экзистенциональ-ной ориентации» («existential оrientation»), культурной идентификации и контакте с историей. Обретая точку опоры в «аутентичной» архитектуре, человек может иметь дело со смертью через трансценденцию «обитания» [25, с. 30]. Находясь под влиянием представителя феноменологии Гадамера, Перез-Гомез заявляет, что признание значения архитектуры требует «метафизического измерения». Это измерение обнаруживает присутствие «бытия, присутствие невидимого в мире повседневности» [Там же]. Финский представитель феноменологии Юхани Паласмаа (Juhani Pallasmaa) обращается к физическому постижению архитектуры. Он говорит об «открытии взгляда на вторую реальность восприятия, мечты, забытых воспоминаний и воображения» [Там же]. Теории места, возникающие на почве феноменологии, подчеркивают специфичность пространственного опыта и в некоторых случаях идею genius loci, или уникального духа места. Место предлагает способ противостоять релятивизму модернистских теорий истории с помощью вовлечения тела и его восприятия конкретных качеств участка. Частично основанный на феноменологии, критический регионализм Фремптона находится в поиске возможностей обитания в архитектуре эмпирического значения. Он отдает должное региональным, вернакулярным зданиям и их чувствительности к свету, ветру, температурным условиям, всему, что вызывает ответ конкретному месту. Другой известный аспект критического регионализма - критическое отношение к массовому производству зданий [25, с. 50].
IV. Тезис - дуализм: мир состоит из бинарных оппозиций, существующих по принципу «или-или».
Антитезис - А. Двойственность материи и излучения стала поразительным и непонятным открытием квантовой теории. Пример объединения противоположных концепций в современной физике можно видеть на субатомном уровне, где частицы одновременно разрушимы и неразрушимы, где вещество одновременно прерывисто и непрерывно (квантово-волновой дуализм), а сила и вещество являются лишь двумя равноправными аспектами одного и того же явления - принцип «дополнительности» Нильса Бора. Он рассматривал картину частицы и картину волны в качестве взаимодополняющих описаний одной и той же реальности, каждое из которых истинно лишь частично и имеет ограниченное применение. Для полного описания атомной действительности необходимы оба образа. То же самое происходит и с категориями пространства и времени, которые всегда казались ученым совершенно самостоятельными, однако релятивистская физика объединила и их - пространству и времени отводится лишь субъективная роль элементов языка, которым тот или иной наблюдатель пользуется при описании явлений природы, каждый наблюдатель будет описывать явления по-своему [6, 9]. Б. Современный интерес к телу, как вытесненному участнику архитектуры, проявляется в нескольких формах: феноменологической, постструктуралистской и феминистской.
Феминизм 60-х привлек внимание к тому, что внутри внешне демократических обществ существуют целые группы, лишенные гражданских прав, объединенные по половому, расовому или сексуальному признаку. Критические подходы, призывающие к равенству, включению и отсутствию предвзятости, известные как «критика Другого», распространились и на архитектуру [25, с. 38]. Агрест в статье «Архитектура извне: тело, логика и пол» пишет о том, что тело женщины подавляется «системой» архитектуры. Восстановление в архитектуре женского тела как центральной темы требует открытия системы, например сдвижением рычага, трансформирующего тело в геометрию, а природу (ассоциированную с женщиной) в архитектуру [25, с. 48]. Также тело и природа, две органические системы, существуют в антагонистических отношениях с модернизмом. Как пишет Грейвз: «В своем отрицании человеческой или антропометрической репрезентации в архитектуре прошлого, современное движение разрушило поэтическую форму в пользу нонфигуратив-ной абстрактной геометрии». В феноменологии Перез-Гомез заявляет, что «аутентичный интерес к архитектурному значению в наше время может сопровождаться сознательным или бессознательным восстановлением тела». Перез-Гомез сделал феноменологическое предложение «восстановления тела, как нашего индивидуального владения, обеспечивающего доступ к реальности, которая определяется как телесно-мировой континуум и предъявляется миру через проецирование».
Чуми также комментирует отсутствие тела. В «Архитектуре и границах 3» он критикует «обычное исключение тела и его опыта из всего современного дискурса логики формы» как характеристику редукционистской (формалистской) архитектуры. Вместо редукции Чуми предлагает диониссий-
ское «излишество» и нарушение рациональных границ для обнажения бесполезного, неумеренного эротизма пространства. Некоторые аспекты его эссе «Удовольствие архитектуры» имеют феноменологические обертона: он описывает телесную ориентацию в пространственно различных ситуациях плоскости и пещеры, улицы и гостиной и допускает, что «взятое в своей экстремальной точке удовольствие от пространства ведет к поэтике бессознательного» [25, с. 63]. Представители контекстуализма и исторического эклектизма заняты восстановлением значения обоих членов оппозиции. Роэ и Коэттер, основываясь на формальном анализе организации Рима XVII в. и виллы Адриана, пришли к «запутанному смешению размещения и приспособления... что одновременно является диалектикой идеальных типов плюс... эпмириче-ский контекст». Это объединение оппозиций включает порядок/беспорядок, простое/сложное, частное/общественное, инновационное/традиционное, которое может быть подытожено как «приспособление и сосуществование». Роэ, Коэттер и Вентури находились под положительным влиянием амбивалентности гештальт-теории, которая позволяет множественность прочтений. Имперский Рим иллюстрирует то, что Роэ и Коэттер называют «бриколлажной ментальностью», ненаучное, несистематическое соединение, сопротивляющееся любой опасности со стороны тоталитарных импульсов в городском планировании. Среди прочих феноменов они критикуют попытку применить позитивистскую логику к чему-либо, напоминающему архитектуру или градостроительство [24]. Книга Роберта Вентури «Сложности и противоречия» предписывала необходимость использования архитектурной истории в современном проектировании. По сути, манифест исторического эклектизма предлагал пары бинарных оппозиций: гибридный/чистый, неясный/прямой, двусмысленный/артикулированный. Вентури был занят коммуникацией со значением на множестве уровней и опирался на ассоциации, основанные на знакомстве с историей архитектуры. Его включающая теория сложностей и противоречий «оба/и» («both/and») признает явную и скрытую функции, буквальную и символическую и подразумевает множество интерпретаций.
V. Тезис - детерминизм: все явления предопределены строгими законами причинности. Предшествующее состояние объекта описывает его будущее положение. Природные и общественные связи реализуются в условиях силового воздействия.
Антитезис - А. Мир склонен к хаотическим состояниям, а случай -конструирующий фактор вселенной, наиболее характерные свойства которой - процессы самоорганизации. Например, кинетическая теория газов Больцмана и Максвелла показывает вероятностный характер микроскопических массовых явлений, означающий статистический тип причинности, породивший новую картину мира, где системы образовывают порядок из хаоса вследствие коллективных эффектов согласования множества подсистем на основе нелинейных, неравновесных упорядочивающих процессов. На смену движущимся материальным точкам классической рациональности пришло понимание многомерной, поливариантной действительности с элементами самоиндукции, са-модействия, где целое является не агрегатом разрозненных частей, а обладает собственными законами. Теорема Белла нанесла сокрушительное поражение
позиции Эйнштейна, доказав, что понимание действительности как сложной структуры, состоящей из отдельных частей, соединенных при помощи локальных связей, несовместимо с идеями квантовой теории - за локальными связями существуют некие нелокальные связи, которые характеризуются мгновенностью установления вне зависимости от расстояния.
VI. Тезис - функционализм: жесткое, прагматичное целеполагание. Капиталистическое товарное производство породило ценностную переориентацию познания на получение прагматического, полезного знания. Классика объясняет, чтобы утилизировать.
Антитезис - Б. Начиная с эпохи промышленной революции совершенные технологии отменили насущность борьбы за выживание, поэтому деконструктивисты предложили отменить оппозицию природа/культура вместе со всеми другими бинарными оппозициями. Если это так, то необходимо ли вообще отказаться от бинарности? Некоторые возражают, что, покорив природу, культура получает вызов с другой стороны: от человеческого знания, вооруженного технологией. Так, вместе с технологическим совершенством человечество создало экологический кризис. Чтобы создать убежище, архитектура буквально и символически преодолела природные силы. В доиндустриальную эпоху создание архитектурного значения опиралось на конструктивные отсылки и ассоциации с природой. Современная архитектура воспользовалась машинной метафорой вместо органической. Несмотря на то, что машины часто проектировались на основе природных систем, ее использование в качестве аналога освободило архитектуру от прямых ссылок на природу. Это является достаточно проблематичным, т. к., несмотря на технологическое совершенство, символизация положения человека по отношению к природе остается одной из ролей архитектуры [25, с. 48]. Искусство играет более важную роль в постмодернистской архитектурной теории, чем технология. Вайлдер (УПёег) говорит: «Вопрос искусства архитектуры, закрытый функциональной этикой, снова может быть открыт, со всеми его тревожащими выводами. Позитивистская утопия современной архитектуры в этом смысле опиралась на подавление смерти, разложения и «принципов удовольствия»» [25, с. 40].
VII. Тезис - аристотелевская парадигма «истинное-ложное»: предполагает объективную реальность и идентификационность (все формы слов «быть» и «являться»). Имперсональность: субъективная отрешенность знания как следствие погружения последнего в область безличного объективного сущего, чуждого индуцируемых субъектом аксиологических измерений.
Антитезис - Б. Релятивизм и плюрализм: ницшевское «Бог умер» интерпретируется как непрерывное создание каждой нервной системой собственной модели мира. «Истинная сущность вещей - глубокая иллюзия» (Ницше) [12]. А как хорошо известно из квантового принципа дополнительности, каждый инструмент создает собственную модель мира, а система не концептуализируется с каких-то преимущественных позиций. «Нет никаких фактов, есть лишь интерпретации» (Ницше). Любая картина или модель реальности демонстрирует ментальность ее создателя и ментальность общества, в котором он живет, а также его лингвистические системы, т. е. семантическую среду. «Пределы языка - это пределы мира» (Витгенштейн). Фон Нейман предла-
гает трехзначную логику вероятности: «может быть» вместо «либо-либо», Борланд - язык-прим, в котором отсутствуют все идентификационные глаголы («быть», «являться»). Уилбер противопоставляет язык «я» (язык эстетических категорий, сознания, пережитого опыта, «жизненного пространства», субъективности, самовыражения) вместе с языком «мы» (язык герменевтики, возвышенного, этики, интерсубъективного значения, контекста, культурного соответствия, мировоззрения) языку «это» (нейтральный, безразличный к качеству) язык, описывающий внешние поверхностные явления и создающий «зеркало природы» (Рорти) - карту реальности, равную ей самой, язык функционального соответствия) [22]. Феноменологическая парадигма выдвигает на передний план фундаментальные эстетические вопросы, включая возвышенное. Новые определения возвышенного (такие, как ужасное (безобразное/гротескное)) дают форму современному эстетическому дискурсу и совпадают с постмодернистской мыслью. Переоценка возвышенного может быть использована для изменения архитектурного дискурса и движения за пределы формализма. В архитектуре ХХ в. любое упоминание возвышенного или прекрасного кажется принудительно репрессированным теоретиками и проектировщиками, пытающимися отделить себя от недавнего прошлого. Модернистская полемика призывает к эстетической tabula rasa (абстракции) и применении научных принципов проектирования. Позитивистский акцент на рациональности и функции маргинализирует прекрасное и возвышенное как субъективные архитектурные вопросы. Следуя психоаналитическим и де-конструктивистским моделям, некоторые теоретики (Вайлдер и Эйзенман) считают, что источник обновленной теории требует обнаружения ее репрессированных аспектов, например, гротеска и безобразного как составляющих частей возвышенного. В терминах Вайлдера «безобразное в этом контексте... будет возвращением тела в архитектуру, которая подавила его сознательное присутствие» [25, с. 31]. В исследовании «Architectural Uncanny» («Странное в архитектуре») Вайлдер отмечает, что главная тема - это идея человеческого тела во фрагментах. Его ужасное, таким образом, - другая сторона прекрасного, страх лишения целостности тела. Вайлдер видит «принудительную попытку обращаться к статусу тела в постмодернистской теории», обусловленную фактом того, «что дезинтегрированное тело в очень реальном смысле образ гуманистического прогресса в смятении» [Там же]. Роль безобразного в эстетической архитектурной программе - идентифицировать и критиковать волнующие вопросы современности: имитацию, повторение, связь символического и возвышенного, забытых в феноменологии. Вайлдер признает использование неузнавания (defamilirizing), «разоблачающего эстетические нормы и замену гротеска прекрасным», в качестве авангардных формальных стратегий, адресующих к отчуждению. Возможно, этим можно объяснить эйзенма-новское исследование гротеска «как манифестации неопределенности в физическом» [Там же]. Он претендует на то, что гротеск предлагает вызов долгому доминированию прекрасного, начиная с эпохи Ренессанса. В работах и теориях Эйзенмана прекрасное возникает в контексте оппозиции к возвышенному (гротесковому). Он предлагает «содержание внутри» («containing within») вместо изменения текущей иерархии, когда один термин (гротеск) все еще
подавляет другой (прекрасное), или наоборот. Его альтернатива противостоянию двух категорий признает существование прекрасного внутри гротескового: «представление об уродливом, деформированном и предположительно неестественном» [25, с. 32]. Применение этой расширенной эстетической категории лежит в обычной эйзенмановской программе: он видит возможность изменения архитектуры в сторону гуманистических идей красоты с помощью их сложности. В постпозитивизме широко обсуждается вопрос научной истинности. Фальсифицируемость теории Поппера [13] - научной является та теория, по отношению к которой всегда найдется факт, ей противоречащий. Если теория фальсифицирована, она должна быть целиком видоизменена или заменена более ценной, т. е. мы должны стремиться не к спасению теории, а к ее опровержению. Принцип полиферации Фейерабенда - необходимо размножение альтернативных теорий, которые невозможно сравнивать, поскольку каждая теория порождает собственный язык. Полани - общая теория рациональности невозможна - наука не является простым описанием наблюдений, здесь неизбежны суждения, основанные на вероятности как результате личностной оценки. Кроме того, каждый ученый уникален в том, что получаемая им информация намного больше той, которая проходит через его сознание. Ученые - носители периферийного знания, т. к. существует два типа знания: центральные (явные - теории, законы, факты) и периферические - навыки, традиции, ценностные ориентации [16].
VIII. Тезис - эпистемологический принцип: знание - цель.
В науках о человеке, возникших в XVIII в., люди стали «объектами информации, а не субъектами коммуникации» (Фуко).
Антитезис - А. Антропный принцип: знание - средство (при любых обстоятельствах познавательная экспансия должна получать гуманитарное оправдание). Для вопросов выживания нет иного пути, как соотносить знание и ценности, истину и идеал, этику и технологию, которые, наконец-то, перестают противостоять. Наука заинтересована теперь вопросом, олицетворяют ли наши истины высшее и конечное предназначение человека. Науке теперь указано ее новое соподчиненное место - в более значимом ценностном контексте. Научная революция XVII века отделила ценности от фактов, и с тех пор мы склонны верить, что научные факты не зависят от того, чем мы занимаемся, и, следовательно, не зависят от нашей системы ценностей. В действительности научные факты возникают из целого конгломерата представлений, ценностей и поступков, т. е. от парадигмы, от которой они не могут быть отделены. Эти представления еще носят название «человекоразмерности» (Степин) и «антропологического поворота» (Хоружий) [10].
IX. Тезис - Основной вопрос - Что оно делает?
Антитезис - Основной вопрос - Что это значит?
Итак, мы выяснили, что принципиальными и последовательными задачами современной культуры, которые, возможно, позволили бы цивилизации выжить, являются: 1) реабилитация репрессированных частей всех возможных оппозиций; 2) снятие напряжения внутри оппозиции через разрешение их противостояния. Для решения второй задачи в современной культуре предложено несколько стратегий. Базовыми (философскими) являются: 1) динамиче-
ское равновесие внутри оппозиции, т. е. способность увидеть в каждой категории зреющую в ней противоположность; 2) снятие противостояния через поиск третьего значения, т. е. выход из бинарного описания ситуаций и объектов в иную плоскость восприятия; 3) рассмотрение событийного потока как поля, в котором играющий ум выделяет то одни, то другие паттерны. Но это только методологические предпосылки свободы, которые, как бы ни был совершенен их механизм, могут служить пользе лишь в ответе на вопрос «для чего?» - как бы ни была совершенна машина, ее красота бессмысленна без движения, которому нужно задать направление.
Библиографический список
1. Гидденс, Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь / Э. Гидденс ; пер. с англ. - М. : Изд-во «Весь Мир», 2004. - 120 с.
2. Глейк, Д. Хаос: Создание новой науки / Д. Глейк ; пер. с англ. М. Нахмансона, Е. Барашковой. - СПб. : Амфора, 2001. - 398 с.
3. Егоров, В.С. Философия открытого мира / В.С. Егоров. - М. : Московский психологосоциальный институт ; Воронеж : Изд-во НПО «МОДЭК», 2002. - 320 с.
4. История и философия науки : учебное пособие для вузов / под общ. ред. проф. С.А. Лебедева. - М. : Академический Проект ; Альма Матер, 2007. - 608 с.
5. История мировой философии: учеб. пособие / А.И. Алешин, К.В. Бандуровский, В.Д. Губин [и др.] ; под ред. В.Д. Губина и Т.Ю. Сидориной. - М. : Изд-во АСТ: Астрель : ХРАНИТЕЛЬ, 2008. - 494 с.
6. Канке, В.А. Концепции современного естествознания : учебник для вузов / В.А. Канке ; изд. 2-е, испр. - М. : Логос, 2004.- 368 с.
7. Капра, Ф. Скрытые связи / Ф. Капра ; пер. с англ. - М. : ООО ИД «София», 2004. -
336 с.
8. Капра, Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем / Ф. Капра ; пер. с англ. / под ред. В.Г. Трилиса. - Киев : «София» ; М. : ИД «София», 2003. - 336 с.
9. Капра, Ф. Дао физики [Электронный ресурс] / Ф. Капра. - Условия доступа : www.koob.ru/capra/dao_physics.
10. Князева, Е.Н. Основания синергетики. Человек, конструирующий себя и свое будущее / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов ; изд. 2-е, стереотипное. - М. : КомКнига, 2007. - 232 с.
11. Никонов, А.П. Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности / А.П. Никонов. - М. : НЦ ЭНАС, 2007. - 352 с.
12. Ницше, Ф. Рождение трагедии из духа музыки / Ф. Ницше ; пер. с нем. Г.А. Рачинско-го. - СПб. : Азбука-классика, 2005. - 2008 с.
13. Поппер, К. Логика научного исследования / К. Поппер ; пер. с англ. / под общ. ред. В.Н. Садовского.- М. : Республика, 2005. - 447 с.
14. Спонтанность и детерминизм / В.В. Казютинский, Е.А. Мамчуп, Ю.В. Сачков [и др.] ; Ин-т философии РАН. - М. : Наука, 2006. - 323 с.
15. Талбот, М. Голографическая вселенная / М. Талбот ; пер. с англ. - М. : ИД «София»,
2004. - 368 с.
16. Тарасов, Ю.Н. Философия науки: общие проблемы / Ю.Н. Тарасов. - Воронеж : ВИВТ, 2008. - 212 с.
17. Томпсон, М. Философия науки / М. Томпсон ; пер. с англ. А. Гарьковского. - М. :
ФАИР-ПРЕСС, 2003. - 304 с.
18. Уилбер, К. Никаких границ: Восточные и западные пути личностного роста / К. Уилбер ; пер. с англ. В Данченко и А. Рыгина. - М. : Изд-во АСТ и др., 2004. - 283 с.
19. Уилбер, К. Краткая истории всего / К. Уилбер ; пер. с англ. С.В. Зубкова. - М. : Изд-во АСТ: Астрель, 2006. - 476 с.
20. Уилбер, К. Интегральная психология: Сознание, Дух, Психология, Терапия / К. Уилбер ; пер. с англ. / под ред. А. Кисилева. - М. : Изд-во АСТ и др., 2004. - 412 с.
21. Уилсон, Р.А. Психология эволюции / Р.А. Уилсон ; пер. с англ. - М. : ООО ИД «София», 2005. - 304 с.
22. Уилсон, Р.А. Квантовая психология / Р.А. Уилсон ; пер. с англ. - М. : ООО ИД «София»,
2005. - 208 с.
23. Философия социальных и гуманитарных наук : учебное пособие для вузов / под общ. ред. проф. С.А. Лебедева. - М. : Академический Проект, 2006. - 912 с.
24. Theories and Manifestoes of contemporary architecture. 1997. Academy Editions, Great Britain. - 312 p.
25. Theorising a new agenda for architecture. An anthology of architectural thepry 1965-1995. Kate Nesbitt, editor. Princenton architectural press, NY.199. - 606 p.
E.A. REPINA
BINOMAL PERCEPTION AS REHABILITATION OF REPRESSED CULTURAL MEANINGS IN POSTNONCLASSICAL SCIENCE AND POSTMODERN ARCHITECTURAL CRITICS
The survival of humanity is defined as necessity of vertical displacement of culture, i.e. urgent discovery of such system of valuables in science and other types of activity, including design, in the centre of which we again can find a man with all his subjective and intersubjective meanings. The main strategy, leading to this ideology, is rehabilitation of cultural meanings (spontaneity, game, body, pleasure, grotesque, place, the Other) repressed by classical paradigm and reconstruction of the balance between oppositions. In the article it is organized like artificial method of contrasting, not pretend to be a serious intention, because the final goal of binomial perception is «containing within».
