CC BY
8262
SOCIOLOGICAL SCIENCES / <<Ш1Ш(ШШМ~ЛШ®Ма[к>>#611Ш,2©2©
БССЮЬОВДСЛЬ БСЖЮТБ
Базиева Г.Д.
Институт гуманитарных исследований - филиал ФГБНУ «Кабардино-Балкарский научный центр РАН» Российская Федерация, 360000, Нальчик, ул. Пушкина, 18 РР1: 10.24411/2520-6990-2020-11468 БИЛИНГВИЗМ И ПРОБЛЕМЫ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ
Baziyeva G.D.
Institute of Humanitarian Research - branch of FSBNU "Kabardino-Balkan Scientific Center of RAS" Russian Federation, 360000, Nalchik, Pushkin str., 18
BILINGUALISM AND INTERCULTURAL COMMUNICATION
Аннотация
Билингвизм рассматривается в контексте межкультурной коммуникации между представителями различных культур. В литературе произведения, написанные как на родном, так и на других языках, создают особую художественную стилистику, сформировавшую под влиянием разных традиций, отражая как национально-специфические, так и общечеловеческие черты. Показано, что литература является мощным коммуникативным механизмом, объединяющим различные культурные традиции.
Abstract
Bilingualism is seen in the context of intercultural communication. It is shown that works written in both native and other languages create a special literary style, formed under the influence of different traditions, reflecting both national-specific and universal human features. Literature has been shown to be a powerful communicative mechanism embracing different cultural traditions.
Ключевые слова: балкарская литература, киргизская литература, тюркская мифология, билингвизм, Маштай Кудаев
Keywords: Balkar literature, Kyrgyz literature, Turkic mythology, bilingualism, Mashtai Kudayev
В исследовании проблем билингвизма можно выделить несколько аспектов изучения: педагогический, лингвистический, психологический и литературно-художественный, каждый из который выступает в качестве интердисциплинарной проблемы. Кроме того, литературные тексты, написанные на различных языках, выступают и в качестве вербальной коммуникации, основанной на общении посредством письменного слова. При этом коммуникация может происходить как между представителями моноэтничных, так и полиэтнич-ных групп. В этом смысле литература является мощным коммуникативным механизмом, объединяющим различные культурные традиции: в качестве примера можно привести русскую литературную традицию, в которой важное значение имел французский язык, литературы «младописьменных» народов СССР, в основе развития которых большое значение имел русский язык, и огромный пласт переводных произведений, позволяющих читателям со всего мира познакомиться с классикой мировой литературы.
Художественные и публицистические очерки просветителей Северного Кавказа, написанные в XIX в. на русском языке, и поэтов, творивших как на родном, так и арабском языке, не потеряли своей актуальности и в наши дни, так как проблемы, поднимаемые в данных текстах: необходимость сохранения культурных традиций, духовных ценностей, этнической идентичности и др. стояли в центре
внимания как советской, так и постсоветской прозы [1, с. 359].
Творчество балкарского поэта Маштая Куда-ева (1927-1988), прожившего большую часть жизни в Киргизии, и впервые опубликовавшего свои произведения на киргизском языке, заслуживает анализа с точки зрения билингвизма, а также влияния общетюркских традиций на процесс формирования его поэтического мира. М. Кудаев родился в высокогорном живописном месте - селении Верхний Чегем(Булунгу) Кабардино-Балкарии, в тяжелые годы депортации родного народа в Киргизию работал старшим чабаном колхоза «Заветы Ленина» Кантского района, и тогда же стал писать стихи, которые были по достоинству оценены киргизской писательской организацией. В начале творческого пути поэзия Маштая Кудаева выходила в переводе на киргизский язык, а впоследствии М. Кудаев и сам стал писать на киргизском языке. Киргизы считали М. Кудаева своим родным поэтом, ибо его стихи часто публиковались на их родном языке и даже были положены на музыку [5, с. 241]. Неслучайно, первые сборники его стихов, вышедшие во Фрунзе, носили киргизские названия: «Ар-ноо» («Посвящение»), «Жайлоодо» («На пастбище», 1965 г.), «Тоо гюлдеру» («Горные цветы», 1969 г.), далее - «Кыргыз жерим - ёз жерим» («Земля Киргизии - моя родина», 1972 г.). В 1965 году поэт был принят в союз писателей Киргизской ССР, а в 1974 году награждён Почётной грамотой
<<ШУШетиМ~^©и©Мак>>#6(1!Ш,2©2© / БОСЮЬООТСЛЬ 8С1Б1ЧСБ8
Верховного Совета Киргизской ССР. За активное участие в пропаганде и развитии киргизской советской литературы получил медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
Вернувшись на Родину в 1976 году, поэт начинает издаваться на родном языке «Тауланы кю-згюсю» («Зеркало гор», 1980), «Тауланы кюзгюсю» («Дороги жизни», 1985). Впрочем, в 1968 году в Нальчике на родном языке был издан его поэтический сборник «Туугъан элим» («Родное село»), что говорит о том, что поэт никогда не терял духовной связи с исторической Родиной. Как писала Ф. А. Урусбиева в эссе «Возвращение всадника», Маштай Кудаев «по праву вписался в сегодняшнюю балкарскую поэзию, одарив ее читателей чуть выпавшей из времени, чуть запоздалой и оттого особенно острой и свежей радостью встречи с родиной, которую мы уже успели обжить, сделав эту радость обыденностью» [9, с. 98-99].
В творчестве М. Кудаева умение ощутить красоту природы как самой высшей ценности мироздания, видеть ее неповторимую прелесть позволяет почувствовать ослепительную красоту горных вершин и ущелий Кавказа, насладиться восточным колоритом Киргизии и ощутить чувство сопричастности к каждому явлению природного мира. Об этом убедительно и эмоционально написал В. Логвинов, переводчик книги «Ущелье Чегема» на русский язык, сравнив стихи поэта с восходом и закатом солнца, весенним цветением, так как создавались они не за письменным столом, а на природе, «сочинялись в седле» [3, с.3].
Пейзажная лирика М. Кудаева полна эмоционального, экспрессивного отражения природы, так как прожив долгое время на чужбине, поэт не прерывал духовной связи с родиной. Но, возвратившись в родные места, поэт не мог забыть и Киргизию, ставшую ему второй Родиной. Посредством восхищения или удивления передавая красоту окружающей его природы, поэт воспринимал ее важную часть мироздания, позволяющую отразить все тонкости человеческого бытия. Неслучайно великие поэты иногда даже ассоциируются с определенными деревьями-символами: к примеру, общеизвестны ассоциации с елью и кедром (Н. Клюев, Н. Рубцов), кленом и березой (С. Есенин, Н. Заболоцкий), рябиной ( М. Цветаева), ивой (А. Ахматова) и др.
Дерево в поэтическом творчестве М. Кудаева становится прообразом Мирового Древа, воплощает универсальную концепцию мира, реализующуюся в различных вариантах и трансформациях. Мировое Древо (Байтерек) в тюркской мифологии выступает доминантой, определяющей формальную и содержательную организацию вселенного пространства, корнями оно удерживает землю, а ветвями подпирает небосвод, тем самым сохраняя равновесие мира.
В тюркской флористике важным символическим значением наделялся ряд деревьев и цветов,
63_
но особое значение придавалось вязу (тюрк. «карагач»). Назым Хикмет в стихотворении «Старый вяз» сравнивает себя с вязом:
Я - старый вяз, что в парке Гюльхане, Моя листва - сто тысяч моих рук -дотронусь до тебя и до Стамбула. во власти лиственного гула обнять тебя хочу ста тысячами рук.
Я - старый вяз, что в парке Гюльхане Перевод Б. М. Канапьянова. Известный казахский поэт и писатель Олжас Сулейменов также обращается к изображению дерева с прочными и крепкими корнями: Смотри - над курганом, где ветер поет, где слышится волчий плач, вцепившись корнями в сердце мое, шатаясь, стоит карагач.
Если в поэтических строчках Назыма Хикмета автор идентифицирует себя с одиноким деревом, и посредством данного приема передает свою ностальгию по исторической Родине, у О. Сулейме-нова вяз служит символом стойкости и непоколебимости, то в стихотворении М. Кудаева крепкое дерево становится добрым собеседником, старинным и верным другом, с которым можно разделить как радостные, так и горькие воспоминания: О вяз мой с кроною большою Не откажи мне как вчера Прильнуть, обнять тебя душою -Как оголенный ствол кора. Под майским деревом, в его большой тени Я вижу детства все ручьи и реки, Все черные и розовые дни Всех земляков, что канули навеки [2, с. 97]. В стихотворении «Дерево нартов» М. Кудаев пишет проникновенные строчки о чинаре, также многократно воспеваемом тюркскими поэтами дереве:
Я слышу: стариков идет совет, Я вижу: птицы вновь летят к гнездовью... Люблю тебя, чинара, с малых лет Немногословной горскою любовью [2, с. 82]. В цитируемом стихотворении создается мифологический образ дерева, но предстает реальная картина природы и передаются живые человеческие эмоции, воспоминания о прошлом и настоящем. В стихотворении «Чинара» поэт скорбит о гибели дерева, но надеется, что «живой росток, идя от корневища, ухватится за вешние лучи».
Одной из существенных составляющих образа Древа являются цветы - отдельный многозначный образ, символизирующий красоту, совершенство, гармонию. Цветы в мифологической картине тюркских народов ассоциировались с радостью и восхищением. «На утро впервые Умай проснулась не в слезах печали, а в слезах радости, и с тех пор слезы радости Умай появляются каждое утро в виде утренней росы, от этой радости появились на земле первые цветы и деревья -подарок Великого Тенгри Умай» [7].
Безмолвие ночное и цветы, Облитые росой и лунным светом, -
64
SOCIOLOGICAL SCIENCES / <<Ш1Ш(ШШМ~ЛШ®Ма[к>>#6(11Ш,2©2©
Непередаваемое чувство красоты! [2, с. 122].
Цветы - как идеал красоты и гармонии - выступают в творчестве М. Кудаева в качестве самодостаточного образа, с помощью которого автор выражает различные эмоции: благоговейный трепет и тревогу, восхищение и печаль.
Желтеет вид пригожего цветка,
Вот-вот покроет иней землю снова
И жалкая согбенность стебелька
О близкой смерти говорит нам снова [2, с. 148].
Проблемы сохранения Человека в творчестве М. Кудаева осмысливаются прежде всего через мир живой природы: он глубоко сочувствует и погибшей чинаре, и раненому архару, и, как пишет поэт в стихотворении «Земля после пожара», «каждой былинке».
Течет, поет из века в век вода,
Деревьев, трав купаются в ней тени.
К ней человек и зверь идут всегда
И преклоняют гордые колени [2, с. 119].
Особое отношение к природе в творчестве М. Кудаева непосредственно связано с родом деятельности («и даже там в Киргизии, всегда / я чабаном работал на Памире»), с тонким ощущением взаимосвязи между всеми явлениями мироздания. В тюркской мифологии человек, понимающий язык животных, пользуется особым почтением и наделяется такими дарами как способность к искусствам, возможностью проникать в космические тайны вселенной.
В поэтическом наследии М. Кудаева, посвятившего свою жизнь воспеванию природы в ее первозданной чистоте, трудно выявить чисто этнические образы и символы, однако налицо архетипы художественного сознания - мифологические мотивы и концепты, которые, по мнению Ф.Т. Узде-новой, лежат в основе формирования этнической картины мира [8, с. 104-105].
Литература, как особое средство коммуникации, позволяет посредством различных языков выйти на более высокий уровень взаимодействия и взаимообогащения национальных культур, личностей, мировоззрения, культурных ценностей. Иноязычная культурная среда оказала на творчество М. Кудаева мощное эстетическое воздействие, сформулировала его поэтический язык в рамках общетюркской поэтической традиции, а в переводе на русский язык его стихи вышли на новый коммуникативный уровень.
1. Базиева Г.Д., Узденова Ф.Т. Карачаево-балкарская литература и проблемы этнической идентичности // Полилингвиальность и транскультурные практики. 2019. Т. 16. № 3. С. 358—365. БО1 10.22363/2618-897Х-2019-16-3-358-365.
2. Кудаев М.Х. Ущелье Чегема. Нальчик, 1989. 222 с.
3. Логвинов В. От переводчика // Кудаев М.Х. Ущелье Чегема. Нальчик, 1989. С. 3.
4. Минц 3.Г, Лотман Ю.М. Образы природных стихий в русской литературе (Пушкин — Достоевский — Блок) // Типология литературных вза-
имодействий: Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение / Отв. ред. 3.Г. Минц. Тарту, 1983. (Учен. зап. Тартусского гос. ун-та. Вып. 620). С.35-41.
5. Приставкин А. Ночевала тучка золотая. М., 1989.
6. Сарбашева А. М. Маштай Кудаев // Писатели Кабардино-Балкарии [XIX - конец 80-гг. ХХв.). Нальчик: Издательскиий центр «Эльфа», 2003. С. 240-242.
7. Тюркский миф // URL: http: ayimcin-ema.blogspot.com/2011/10/blog-post_27.html (Дата обращения: 1.02.20).
8. Узденова Ф.Т. Карачаево-балкарская поэзия: генезис и жанровое своеобразие. Нальчик,
2018. 232 с.
9. Урусбиева Ф. А. Возвращение всадника // Портреты и проблемы. Нальчик, 1990. C. 96-98.
10. Эстетика природы // Под ред. К.М. Долгова. М., ИФРАН, 1994. 230 с.
References
1. Bazieva G.D., Uzdenova F.T. Karachaevo-balkarskaya literatura i problemy ehtnicheskoj iden-tichnosti // Polilingvial'nost' i transkul'turnye praktiki [Karachai-Balkaк literature and problems of ethnic identity] //Polilinguiality and transcultural practices].
2019. T. 16. № 3. S. 358—365. DOI 10.22363/2618-897X-2019-16-3-358-365.
2. Kudaev M.KH. Ushhel'e CHegema [Gorge of Chegem]. Nal'chik, 1989. S. 7. Logvinov V. Ot perevodchika // Kudaev M.H. Ushhel'e CHegema. [From translator / Gorge of Chegem // Nal'chik, 1989. 222 s.
3. Mints 3.G, Lotman YU.M. Obrazy prirod-nykh stikhij v russkoj literature (Pushkin — Dostoev-skij — Blok) // Tipologiya literaturnykh vzaimodejst-vij: Trudy po russkoj i slavyanskoj filologii. Litera-turovedenie [Images of natural elements in Russian literature (Pushkin - Dostoyevsky - Block)//Typology of literary interactions: Works on Russian and Slavic philology. Literary criticism]. Otv. red. 3. G. Mints. Tartu, 1983. (Uchen. zap. Tartusskogo gos. un-ta. Vyp. 620). S.35-41.
4. Pristavkin А. Nochevala tuchka zolotaya. [Gold duck was overnighted ] M., 1989. S.25.
5. Sarbasheva А. M. Mashtaj Kudaev // Pisateli Kabardino-Balkarii [XIX - konets 80-gg. XXv.). [Writers of Kabardino-Balkaria] Nal'chik: Izdatel'skiij tsentr «EHl'-fa», 2003. S. 240-242.
6. Tyurkskij mif [Turkic myth] URL: http: ayimcinema.blogspot.com/2011/10/blog-post_27.html (Data obrashheniya: 1.02.20).
7. Uzdenova F.T. Karachayevo-balkarskaya poeziya: genezis i zhanrovoye svoyeobraziye [Kara-chai-Balkan poetry: genesis and genre originality]. Nal'chik, 2018. 232 s.
8. Urusbieva F. А. Vozvrashhenie vsadnika // Portrety i problemy [Return of rider//Portraits and problems]. Nal'chik, 1990. 96 - 98 s.
9. Ehstetika prirody [Nature esthetics]. M.,
1994.
