CC BY
340Бмблемстмка
Иерей Алексий Белецкий, кандидат богословия
Библейские мотивы в сюжетах языческих мифов о сотворении мира
Исторической науке давно известен факт сходства повествований о сотворении мира в литературных памятниках разных народов древности. Похожие сюжеты и общие идеи, выражаемые иногда одними и теми же словами, в письменных документах древних государств, находившихся за много сотен километров друг от друга, вызывают неподдельный интерес и заставляют задуматься о причинах такого сходства. В первую очередь, этот факт наталкивает на мысль о едином источнике происхождения всех этих легенд и мифов. Родственные по смыслу места в них говорят о едином основополагающем идейном ядре этих произведений, послужившем фундаментом для дальнейшего развития сюжетов, которые были связаны с особенностями жизни и сознания каждого отдельного
народа. Различия сюжетов значительны, но даже они не разорвали при-кновенную связь мыслей о сущности космогонического процесса.
С другой стороны, сходство повествований о творении можно объяснить взаимным влиянием различных верований древних народов. В таком случае можно предположить, что изначально представления о появлении мира радикально отличались у разных племен. Таким утверждением закрывается вопрос об общем первоисточнике религиозных воззрений. Различия верований признаются первичными, а общность идей — появившейся со временем, вследствие завоеваний, ассимиляций, политических и экономических связей. Но, так или иначе, факт смыслового единства в дошедшем до нас эпистолярном наследии древних религий неоспорим. А гипотеза о первичности различий еще требует доказательства.
Немаловажным остается соотнесение общих идей древних сказаний о появлении мироздания с повествованиями, которые являются популярными в настоящее время и принимаются на веру многими людьми. Наибольшей известностью и распространением пользуется рассказ Библии о творении мира и человека. Именно на Библию чаще всего ссылаются ученые при исследовании артефактов религиозного назначения у племен, ушедших в небытие.
Привязка к Библии вполне объяснима. Эта книга имеет древнее происхождение, и история ее написания известна (по крайней мере, в ней эти сведения имеются). Но, самое главное, библейский сюжет творения перекликается в нюансах с аналогичными повествованиями языческих религий. Для этого достаточно ознакомиться с мифами древних Египта, Месопотамии и Скандинавии. И тогда встает вопрос: как соотнести библейский рассказ с подобными легендами древности? Какое положение в отношении к предполагаемому первоисточнику занимает Библия?
Древнеегипетская космогония
Важное место в исследованиях ученых занимают мифы древнего Египта. Сохранившиеся памятники письменности практически в полном виде донесли до нашего времени религиозные представления народа этой страны на ранних этапах ее существования. Среди них особенно подробно изложены мифы о творении мира. Действительно, в древнеегипетской космогонии имеется несколько мифов творения. Каждый из них появился в свое время и в отдельном месте. Такой ассортимент легенд объясняется тем, что в Египте существовало несколько религиозных центров, которые выделялись почитанием какого-либо своего бога из всего древнеегипетского пантеона и доминировали в свое время, будучи столицами фараонов.
Однако всем этим мифам присущи общие фундаментальные идеи. Древние египтяне определяют состояние до момента сотворения мира как Хаос, который характеризуется взаимодействием восьми стихий, четырех божественных пар. Они воспроизводятся друг от друга и продолжают сосуществовать даже после установления космического порядка, занимая отведенное им место1. Из хронологического рассмотрения всего этого ряда повествований выявляется постепенное развитие идеи творения.
Самое простое изложение встречается в Термопольском мифе о Великой Восьмерке. Великая Восьмерка — это четыре божественных пары, свойства первичного хаоса. В бездне, имя которой Наунет, заключены первобытные воды Нун. Их характеристиками являются Бесформенность и Беспредельность (супруги Хух и Хахухет). Мрак и Тьма (супруги Кук и Каукет) покрывают беспредельную без-образ-ную пустоту. Неуловимость и непостижимость Хаоса олицетворяется супружеской парой Амон-Аманет (Амон — «сокрытое»)2. Вселенная получает благоустроенный вид во взаимодействии этих пар и дальнейшем рождении от них новых богов.
Описание хаоса в гермопольском мифе находит параллель в первых стихах Библии. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною,
и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2). «Земля», подобная «воде» и «бездне», безвидная, пустая и темная, — отчетливая ассоциация на идею хаоса в данном египетском мифе. Однако древнеегипетская мифологическая параллель, описывающая то, что предшествовало сотворению мира, отличается от библейского сказания большей точностью и последовательностью. На ее фоне логика в библейском тексте явно нарушена. На первый взгляд, непонятна связь «тьмы и бездны», «вод, земли, неба», при уже сотворенных земле и небе. Если предположить, что подобная идея хаоса была распространена в мифологии народов всего Ближнего Востока, то нарушенный порядок в библейском акте творения можно объяснить наложением нескольких версий концепции создания мира, оригинальной древнееврейской и заимствованных у сопредельных народов3.
Дж. Уилсон обратил внимание, что «это способ выражения того, о чем говорит Библия в книге Бытия, что до творения „земля была безвидна и пуста, и тьма была над бездной"»4. Но ученый не стал развивать свою мысль далее. Действительно, велик соблазн поставить библейское сказание в зависимость от египетского мифа, как более совершенного по изложению. К этому подталкивает и история. Около полутысячелетия провели евреи в Египте, так и оставаясь малообразованным народом. Моисей, автор книги Бытия, получил образование опять-таки в Египте. Как еще он мог изложить учение о творении, если бы не объединил в простой форме предания своего народа и развитые идеи египетских верований?
Однако с точки зрения церковной науки возможен иной ответ на этот вопрос. Несомненно, Моисей был знаком с египетскими верованиями. Но сорок лет, проведенные вне родины, духовный облик пророка, дух Синайского Завета говорят как раз об обратном — полном отречении от прошлого. Откровение Бога праотцев, Бога единого, Ревнителя, жесткость требований Закона — все это должно было содействовать только более глубокому проникновению в предания Израиля. Для биб-леистики главным остается свойство богодухновенности Священного
Писания. В свете этого свойства книги Моисея представляют собой озаренное божественной благодатью, наиболее полное и точное изложение Предания не только израильского народа, но и всего человечества. Моисей, как Бытописатель, адекватно, с точки зрения человеческого языка, описал процесс творения мира. Его рассказ потому кажется дробным и несвязным, что перед его духовным взором раскрылась картина, для которой трудно подобрать слова. Как можно описать появление вселенной из хаоса, если еще не существовало предметов, которые можно обозначить словами? Первые стихи книги Бытия — это нащупывание, поиск нужных понятий. И тут на помощь приходят термины, принятые в египетской космогонии: «земля, вода, бездна, пустота, тьма». Но и они имеют лишь поверхностное определение, как легкое прикосновение к сути происходящего. Повествование Моисея сохраняет тайну творения, указывает на нее. Поэтому оно не понятно до конца, вызывает новые вопросы, тогда как мифология пытается любую тайну раскрыть, сделать все доступным для понимания, логичным и стройным. Следовательно, египетские мифы о творении, как и легенды всех остальных народов, нужно ставить в зависимость от библейского рассказа о творении, как наиболее точной, пусть и более поздней, фиксации общечеловеческого предания о появлении мира, от которого произошла и по-своему развивалась вся языческая космогония.
Древнеегипетская космогония получает развитие в Телиопольском мифе о рождении Эннеады. Великая Девятка богов, или Эннеада, символизирует утверждение космического порядка, сменившего Хаос. Великую Восьмерку венчает бог солнца Атум. Этот светоносный бог возникает сам по себе на вершине «первобытного холма» и начинает творение. Намек на «первобытный холм» можно допустить и в первых словах книги Бытия, когда речь идет о сотворенной в начале «земле». Однако никаких серьезных выводов в этой связи делать не приходится. Бог Библии творит «землю», а к тому же еще и «небо», тогда как мифический Атум появляется на «холме». И на протяжении всего повествования первой
главы Бытия Бог представляется отдельным от Своего творения, чего нельзя сказать об Атуме.
«Я — Атум, когда я был один в Хаосе; я — Рэ в его первых воссияниях, когда он начал править, как царь, тем, что он создал... Атум выплюнул то, что было Шу (воздух). Атум отрыгнул то, что было Тефнут (влага). Он простер над ними руки, как руки Ка, ибо твое Ка было в них»5. Этим строчкам можно увидеть соответствие в библейской фразе: «И Дух Божий носился над водой». Точное словесное соответствие. Но если в Библии Творец наделяет жизнью материю, то Атум создает себе богов-помощников.
Говоря о появлении сотворцов, миф открывает важную параллель между древнеегипетской и древнееврейской мыслью: акт произнесения имени — это и есть акт творения. Все боги Эннеады возникают из Атума, когда он дает наименования частям своего тела, что находит подтверждение в трактовке рождения богов, приведенной в Книге Мертвых (II тыс. до н. э.). В Библии об этом говорится лаконично: сначала следует изъявление воли Бога («Да будет свет!»), потом возникает явление («И стал свет»); далее явлению дается название («И назвал Бог свет днем»), чем и заканчивается акт творения.
Далее в мифе бог воздуха Шу приподнялся и оторвал небо от земли. Бог земли Геб сочетался браком с богиней неба Нут, и они произвели на свет богов плодородия и плодовитости, растительной силы Осириса и Исиду, а также Сета и Нефтиду.
В библейском тексте можно проследить подобную последовательность творения: появилась твердь-небо, отделившая небесные воды от земных, вода под твердью сгустилась — появились суша и водоемы, а затем земля рождает растительность и животный мир. Единственное отличие египетского текста от библейского, что все порождения бога-творца — сами боги, а в Библии — это только «проявления величия Бога» — обнаружение Его качеств. Но и вообще египетскую космогонию невозможно отделить от теогонии, эта черта присуща всем языческим учениям о творении. Только Библия излагает чистый творческий процесс.
В Древнем Египте космогония получает окончательное завершение в «Мемфисском трактате». Сам памятник относится к 700 г. до н. э. Однако высеченный на камне текст был скопирован с более древнего документа, который по архаике стиля и другим характеристикам относят к III тысячелетию до н. э., возможно, к основанию Мемфиса — столицы Древнего Царства, покровителем которого был бог Птах.
В этом тексте Птах отождествляется с первобытным океаном. Он рождает Атума, бога солнца, и творчески действует через него. «Птах — великий; он — сердце и язык Девятки богов..., который зачал богов... Воплотилось в сердце и воплотилось на языке нечто в образе Атума... Велик и могуч Птах, который вселил силу во всех богов равным образом и в их души посредством этого сердца и этого языка... Случилось, что сердце и язык управляют всеми членами тела посредством учения, что он (Птах) — в каждом теле (в виде сердца) и в каждых устах (в виде языка), всех богов и всех людей и всех животных, и всех гадов и всего, что есть живого, посредством его (Птаха) замысла (в виде сердца) и приказания (в виде языка) всего того, что он желает»6.
«Хотя „Мемфисский трактат" использует мифы о творении — рождении Атума из Нун и создание Атумом Эннеады, но придает им более возвышенный характер. Птах творит мыслью и повелением: замысел, рожденный божественным разумом, осуществляется через речь»7. Из уст Птаха выходят боги Шу и Тефнут. Утонченное понимание космогонического процесса послужило тому, что мысль и речь уже в древности стали атрибутами власти в Египте, олицетворяемые в ранней литературной традиции как божества. Они являются атрибутами бога солнца: «Ху» — повелительное высказывание, «Сиа» — познание, мысленное осознание предмета, представление.
Академик Б. А. Тураев заявил, что «мемфисский богослов в 3 тыс. до н. э. измыслил монотеистическую систему и объяснил весь мир как результат мысли и слова божества»8. Этим высказыванием ставится вопрос об оригинальности и независимости библейского сказания о творении. В самом деле, в трактате приведена близкая аналогия библейскому
повествованию: Бог-Творец осуществляет Свой замысел, творит словом, присутствует Своей благодатью в каждой твари, поддерживая ее бытие. Трактат указывает на то, о чем говорит и Библия: разумное устройство вселенной, логосность сотворенного как отображение Премудрости Божьей. Все в этом мире носит на себе отпечаток Божественного Разума. Но если утверждать первичность и правдивость Шестоднева, то стоит порадоваться за «мемфисского богослова», который смог в такие давние времена подняться до столь возвышенного описания начал бытия.
Гераклеопольскиймиф о сотворении мира включен в «Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикару». Памятник (папирус №ш6а, хранящийся в Государственном Эрмитаже) датируется XXII в. до н. э. Переписан с подлинника в период Нового царства.
«Заботься о людях, пастве бога. Сотворил он для них небо и землю. По их желанию уничтожил он мрак вод («И тьма над бездной»). Создал он для них воздух, чтобы жили им их носы («и вдунул в лице его дыхание жизни»). Это (люди) — подобия его, которые вышли из его тела («И сотворил Бог человека по Образу Своему и образу Божьему»). Восходит он на небо по их желанию. Он создал для них растения, скот, птиц, чтобы питать их (=Быт. 1: 28, 29). Он сотворил свет по их желанию (= Быт. 1: 3). Он убил врага и уничтожил детей его за их замыслы враждебные»9.
В уста фараона Ахтоя III вложен текст, максимально приближенный к библейскому. Нельзя не отметить поразительное сходство идей об образе и подобии Божьих в человеке и его царском достоинстве во вселенной. Создается впечатление, что древние египтяне в I Переходный период (ХХШ-ХХ! вв. до н. э.) чтят единого Бога и живо хранят общечеловеческое Предание, ставшее, в конце концов, достоянием лишь Израиля. Но опять-таки под творцом в данном документе можно понимать верховного бога, ставшего прародителем всех последующих поколений богов, что вполне сродни всем языческим доктринам. Намеки на это имеются в следующем.
Обращает на себя внимание последняя фраза о победе, одержанной богом-творцом над врагом. В «Поучении» речь идет о поединке бога
солнца Атума-Ра со змеем Апопом, воплощением водного, подземного, потустороннего мира. В Библии этот мотив не исключен, но ушел на периферию. Он действительно получил третьестепенное значение и бывает узнаваем в книге Иова и Псалтири. В книге Иова говорится о «морском чудовище, над которым Бог поставил стражу» (Иов 7: 12). «Преисподняя обнажена перед Ним, и нет покрывала Аваддону... Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его. Силой своей волнует море,
И разумом Своим сражает его дерзость...» (Иов 26: 6-12) В такой форме рассказывает Иов о битве Бога с Авадонной (Сатаной, Змеем). В Псалтири описание творения касается той же мысли: «<Это — море великое и пространное: там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими; там плавают корабли, там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем» (Пс. 103:25, 26). «Ты расторг силою Твоею море, Ты сокрушил головы змиев в воде; Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни» (Пс. 73:13,14). В книге Бытия сатана также предстает в образе Змея, искушающего первых людей, Адама и Еву. Но в ней стерты воспоминания о его поединке с Богом.
Изложенный факт наводит на мысль, что библейские писатели и древнееврейские богословы по-разному относились к первичному космогоническому мифу, восходящему к ностратическому периоду, что до переработки первоначальные материалы, использованные составителями Ветхого Завета, содержали первый космогонический миф, приближенный к древнеегипетскому варианту. Однако такому выводу необходимо возразить. Борьба бога-творца со своим антиподом, олицетворением хаоса и разрушения, является неотъемлемой частью космогонического процесса в языческих представлениях. В этом противостоянии и победе бога и происходит становление мира во всей гармонии и красоте. Бытописатель отказывается от этого сюжета, так как, в его ввде-нии, Творец создает из небытия что-то совершенно новое, непорочное,
прекрасное, что никоим образом не вяжется с идеей какой-либо борьбы и представлением о материи как вместилище зла. Несмотря на высоту созерцаний, данный миф не смог преодолеть общей для всех языческих учений тенденции признавать вечной материальную основу бытия и ставить творца в зависимость от хаоса.
Говоря о противодействии Бога и сатаны, Библия подчеркивает совершенно иной его характер. Находясь в противлении Богу, Левиафан, или Змей, все-таки является Его творением. Пытаясь разрушить дела Божьи, сатана бессилен что-либо сделать, потому что сам по себе не является Хаосом. В отличие от мифа, «морское чудовище» Библии не столько онтологический, сколько нравственный антипод Бога. Поэтому противостояние Творца и Змея, как намечено в той же книге Бытия, происходит именно в мире людей, в сфере морального выбора и личностного самоопределения. Человеку как венцу творения во многом вручена судьба мироздания, и от направленности его воли зависит соответствие остального творения божественному утверждению «вот, хорошо весьма» (Быт. 1:31). В таком переплетении аспектов бытия становится понятным употребление священными писателями речевых оборотов экзистенционального характера, подобных понятиям языческой космогонии. В качестве примера обращает на себя внимание выражение пророка Исайи: «В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и Левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Ис. 27: 1). Ясно, что в этом отрывке речь идет не о переустройстве мира, а о спасении людей, избавлении их от греха, зла и искушений.
О появлении человека в древнеегипетской мифологии говорится, что Хнум, бог первобытного океана Нун, создал богов и вылепил людей на гончарном круге10. Интересно, что в тексте Библии имеется прямая аналогия этому выражению, несущему, впрочем, метафорический смысл. В книге пророка Иеремии народ Израилев уподоблен горшку, который лепит горшечник (под ним надо понимать Бога) на своем кружале (Иер. 18: 2-6).
Месопотамская космогония
Если египетские верования не сыграли решающей роли в формировании библейской картины творения мира, если Моисей зафиксировал предание своего народа, которое имеет такое же древнее происхождение, то можно задаться вопросом о происхождении данного предания. И возможно ли, в самом деле, признать это предание общечеловеческим? Около 1000 лет предки древних евреев жили в Южном Двуречье, более 500 лет из них — в окружении или по соседству с шумерами. В некоторой степени это соседство могло повлиять на библейское сказание о творении мира и людей.
Шумерский миф о появлении мира, богов, жизни и человечества. «Когда-то небеса и земля были слиты, и не было на них ни травы, ни тростника, ни деревьев, ни рыб, ни зверей, ни людей. И была в пространстве одна гора» (холм творения в древнеегипетском мифе). Вокруг были вечные воды дочери океана Намму, праматери всего сущего. Она произвела из себя Ана (небо) и Ки (землю). Супружеская пара Ан и Ки породили на свет Энлиля, бога ветра, без которого не было бы облаков, собирающих и отдающих влагу, ни трав, ни деревьев, дающих плоды. Из горы, где обитали боги, Ан и Энлиль сделали небо, где стал обитать Ан, и землю, где носился Энлиль, наполняя ее дыханием жизни. В Библии это может соответствовать действию Духа Божьего, который «носился над водой».
Супружеская пара Энлиль и Нинлиль породили светило — бога луны Нанну, который показывал смертным смену времен11. В книге Бытия отделению света от тьмы сопутствует появление светил «на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов» (Быт. 1: 14).
Богиня-праматерь Намму говорит богу Энки о творении помощников богам: «Избавь богов от терзаний! Сделай людей. Пусть они будут по виду на братьев твоих похожи, но бессмертья не знают. Сделать их надо из моей плоти. Эту плоть называют глиной. От себя я ее отделю,
насыплю рядом с водой. Пусть Нинмах тебе лепить поможет, а ты дай им примененье (т. е. назначь судьбы)»12.
В первой главе книги Бытия говорится, что Бог создал Адама и Еву по Своему образу и подобию. Во второй главе книги Бытия приведен другой вариант творения человека: из праха земного, из глины, отсюда и имя Адама («красный, земля»). Обе идеи находят созвучие в мифе. К тому же женщина создана из ребра мужчины (Быт. 2: 21). В мифах Двуречья есть богиня Нинту, владычица ребра, и библейский рассказ о рождении первой женщины из ребра первого мужчины имеет параллель с месопотамским мифом об этой богине.
Энки освобождает богов от бремени деятельности, перекладывая его на человека. Это явно перекликается со словами Писания, что в седьмой день Бог почил от Своих трудов и заповедал человеку возделывать Рай. «Ивзял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2:15). Когда Адам и Ева вкусили запретный плод с Древа познания, Бог изгнал их из Рая и лишил бессмертия. Отнять бессмертие у людей — это мотив, характерный и для мифа.
Миф аккадцев и вавилонян о сотворении мира и людей изложен в месопотамской поэме «Энума элиш» («Когда вверху»)13, которая датируется X в. до н. э., хотя восходит к правлению вавилонского царя Агума II (XVI в. до н. э.).
Когда вверху не названо небо,
А суша внизу была безымянна,
Апсу первородный, всетворитель,
Праматерь Тиамат, что все породила,
Воды свои воедино мешали.
Когда из богов никого еще не было,
Ничто не названо, судьбой не отмечено,
Тогда в недрах зародились боги,
Явились Лахму и Лахаму и именем названы были.
Тогда родились Аншар и Кишар,
Они дни копили, множили годы.
Содержание поэмы напоминает древнеегипетский миф о Великой Восьмерке. Обнаруживаются сходства как в представлении исходного материала для творения, так и в выделении божественных пар. Кроме того, месопотамская традиция напоминает древнеегипетскую в том, что не названное и не имеющее имени не существует. Подчеркнем, что Тиамат, по-аккадски, — «море» и созвучно древнееврейскому «Теомот», что означает «бездна». В целом эта часть поэмы соответствует описанию состоянию мира, которое в Ветхом Завете передается строчками Быт. 1: 1-2. Далее, по тексту «Энума элиш», у Энки рождается сын-Солнце, Мардук (от шум. Амар-Уту, «теленок Уту», бога Солнца). Мардук возглавил молодое поколение богов в битве со своими прародителями. Его победа определила творение мира, в котором он становится главным деятелем.
Из основного библейского повествования о творении демиурги-ческая битва исключена. Процесс творения совершается мирно, из пассивной водной стихии первобытного начала, что отличает библейский рассказ от аккадо-вавилонского.
Из убитой Тиамат создаются материальные небо и земля, звезды, суша и водоемы. Мардук устанавливает светила и календарь. В Библии движение светил также ознаменовывает смену времен и лет.
Разрубил пополам тело Тиамат, словно ракушку.
Взял половинку — покрыл ей небо,
Звезды-планеты, подобья богов, он сделал.
Отделил половинку ее — поставил землю.
Так создавал он небо и землю.
Венчает творение Мардука создание человека из порождения Тиамат, что можно понимать как «из праха земного» (Быт. 2: 7). Однако Мардук создает человека, замешивая глину с кровью убитого бога Кингу, чем утверждается, что человек по природе двусоставен, в нем присутствует божественное начало. Это напоминает библейское повествование о даровании жизни созданному из земли человеку через вдохновение Бога, передачи «частицы» Божества. К тому же поэма являет более тесную
сущностную связь души и крови в живых существах. В Библии эта связь утверждается только у животных, в запрете вкушать их кровь.
Аккадо-вавилонский миф о сотворении мира богат большим количеством деталей, чем библейский и древнеегипетские. Однако во всех трех вариантах выдержана одна схема, что, во-первых, позволяет применить выше изложенную аргументацию в пользу истинности библейского описания творения, а во-вторых, заставляет предположить происхождение их из одного источника — общечеловеческого предания, оформленного в полном и истинном виде в Библии.
ДРУГАЯ МОДЕЛЬ МИРОЗДАНИЯ В КНИГЕ
Бытия — Мировое древо
Иная модель мироздания, «Мировое древо», присутствует в мифологии почти всех известных древних народов мира. Описание Мирового древа сохранили египетские папирусы и клинописные таблички шумеров, а изображения его встречаются на предметах изобразительного искусства (цилиндрические печати, стеатитовые вазы)14. Та же идея прослеживается в мифах финно-угров и других уральских народов, в легендах индейцев Америки и туземцев Австралии. В мировидении древних славян Мировое древо всегда первично. Мировое древо — самая устойчивая модель из всех созданных когда-либо человеком. Многие народы сохраняют воспоминание о Мировом древе, хотя меняются представления об устройстве Вселенной.
Сад с мировым древом в центре — это древнее представление об устройстве мироздания, онтологической сути всего бытия. В этой живой конструкции мир людей занимает свой уровень. Главный признак Мирового древа — трехчастность, указание на существование трех миров. В верхней части, кроне, обычно обитает орлиноподобное божество. Его антипод, Змей или Дракон, размещается в нижней части. В ветвях селятся младшие боги, или духовные существа. Корни дерева
ориентированы в пространстве, из-под них вытекают источники или реки.
В Библии следы этого мифа можно усмотреть в рассказе о райском саде, Эдеме, и грехопадении человека. Во второй главе книги Бытия упоминается сад с деревом жизни посредине, четыре реки, вытекающие из сада, и искушающий первых людей змей. Этот отрывок можно сопоставить с отдельными и наиболее полными вариантами данного мифа.
Шумерский миф о деревеХулуппу известен из архаических текстов ХХУ-ХХШ вв. до н. э. Он входит в цикл поэм о Гильгамеше, правителе Первой династии Урука (XXVI в. до н. э.).15
В нем говорится о том, как богиня любви и войны Инанна вырастила в своем саду дерево Хулуппу. Однако в корнях его завелась Змея, а в дупле поселилась орлиноподобная птица Анзуд, а в середине дерева — дева Лилит. Инанна просит Гильгамеша срубить это дерево, за что обещает ему символы власти. Дерево Хулуппу имеет все признаки Мирового древа: птица Анзуд — наверху и олицетворяет Верхний мир; Змея — внизу как олицетворение Нижнего (подземного) мира. В мифе также фигурирует «сад Инанны» как место произрастания дерева. Дерево мешает Инанне. Боги Раннединастического Урука уже не удовлетворены этим деревом: оно не отвечает их представлениям об устройстве мира. Гибель Мирового древа связана с гибелью старого мира. Другими словами, в шумерской мифологии зафиксирована смена старой модели мира с появлением новых богов.
Миф древних германцев о Мировом древе позволяет нам лучше представить первую модель мира, созданную человечеством. Авторы этого текста — древние исландцы, родственные германцам и народам, говорящим на индоевропейских языках16. Согласно этому сказанию, некто король Гюльви, переодевшись странником, идет искать асов, племя богов, чтобы получить ответ на ряд вопросов, в том числе и об устройстве мира. Асы рассказали ему о ясене Иггдрасиле.
«Тот ясень больше и прекраснее всех деревьев. Сучья его простерты над миром и поднимаются выше неба. Три корня поддерживают это
дерево, и далеко расходятся эти корни. Один корень тянется к асам. Другой — к инеистым великанам (племя, которое жило до прихода асов). Третий имеет под корнем поток, называемый Кипящий котел. А под тем корнем, который протянулся к инеистым великанам, находится источникМимира, в котором сокрыты знание и мудрость. Под тем корнем, что находится на небе, почитаемый за самый священный источник, Урд находится. Там место судьбища богов. Под тем ясенем у источника стоит прекрасный чертог, и из него выходят три девы, которые сулят людям судьбы. В ветвях ясеня живет орел, обладающий великой мудростью. Белка Грызозуб снует вверх и вниз по ясеню и переносит бранные слова, которыми осыпают друг друга орел и дракон....И нет чисел змеям, что живут в потоке Кипящий котел...»
Если проводить параллели с библейским повествованием, то в нем, наряду с указанными выше сходствами, можно выделить и отличия. Мировое древо в Библии как бы разделено на две части: одно — Древо жизни и бессмертия, другое — Древо познания. Ни одно из них не является постоянным обиталищем Бога или иных существ. Реки, опоясывающие землю в известных для того времени пределах, берут начало не из-под корней, а все-таки из сада. И вообще, описание происходящего касается только одного уровня бытия — мира людей, наиболее важного для Библии.
Миф о «мировом древе», с точки зрения общей исторической науки, имеет более раннее происхождение и более широкое распространение в древней мифологии, чем миф о «первичном океане». Если последний датируется 8 тысячелетием до н.э., то первый восходит к 30 тысячелетию17. Оба мифа в этнически и культурно обработанном облике заняли свое место в религиозных воззрениях древних народов библейского ареала, на той территории, где сформировались книги Священного Писания. Поэтому на страницах Библии, по научному мнению, эти мифы не могли не запечатлеться — конечно же, в соответствующей обработке. И первый из них, миф о творении из хаоса, отражен в первой главе книги Бытия, а второй, миф о «мировом древе»,
нашел свое применение во второй главе, в повествовании о сотворении человека и его грехопадении.
В таком случае, в первой и второй главах книги Бытия говорится об одном и том же, но с позиций разных мифологем. В том и другом месте речь идет о творении мира, в образе шестоднева и насаждении сада, о появлении человека, вместе с животными и отдельно, «из праха земного». И связь между этими главами нужно признать надуманной: попыткой искусственно объединить два не связанных по сути повествования. Следовательно, обе главы свидетельствуют о двух авторских редакциях книги Бытия (Элохист и Яхвист), о творческом синтезе самых древних мифов. А в конечном итоге, о мифичности самой книги Бытия, появившейся всего лишь за полторы тысячи лет до нашей эры.
Приведенные аргументы общей исторической науки требуют серьезного исследования книги Бытия. Действительно, в описании творения Библия, может быть, и проигрывает в богатстве деталей, красочности изображения и разнообразии идей. Но единственное ее превосходство и самое главное преимущество — в истинности повествования, правдивости изложения сути начала истории вселенной. Как и в случае с мифом о «первичном океане», так и в отношении мифа о «мировом древе» есть основания утверждать, что сюжет второй главы Бытия первичен, так как выражает общечеловеческое предание об истоках и судьбе человечества. Это предание в словах богодухновенного писателя нашло свое воплощение. Произошло это во времена пророка Моисея, примерно в середине 2 тысячелетия до н. э.
Стоит еще раз задаться вопросами: мог ли Моисей использовать мифы для написания книги Бытия? Да, мог. Могли ли эти мифы проникнуть в Библию и в более позднее время? Могли. Но зачем это священным писателям? Зачем им нужно было пользоваться языческой мифологией для выражения своих воззрений? Пророк Моисей идеологически и духовно созрел в изгнании; на протяжении всего ветхозаветного текста звучит призыв к «изоляции»: «отделитесь», «не общайтесь», «уничтожьте». Если вера Израиля предполагала заимствования, то почему
только в учении о творении? В обрядах и обычаях древних евреев обнаруживается очень много похожего на традиции соседних народов. Но нельзя назвать все это заимствованием, так как при всем подобии основное содержание веры и жизни избранного народа было регламентировано Законом. То же самое можно сказать и о сюжете творения. Даже если предположить, что бытописатель заимствовал какие-либо идеи знакомой ему мифологии, то только в том объеме и качестве, которые соответствовали Преданию и могли быть санкционированы Божественным Откровением.
Но, с другой стороны, возникает недоумение: почему, сказав о творении человека в первой главе, автор снова возвращается к этой теме во второй? Здесь можно заметить противопоставление одного другому.
Действительно, бытописатель дважды упоминает творение человека, но, как можно заметить, в разных контекстах. По рассказу первой главы Бытия, Бог сотворил человека в шестой день и тем самым окончил творение материального мира. Без данного уточнения описание появления вселенной было бы неполным, неоконченным, так как человек является частью этого мира, венцом творения, царем и целью существования материального бытия. Материальный мир призван к бытию, чтобы служить человеку. Но для чего существует человек? Ответ на этот вопрос находится во второй главе Бытия, где более детально описывается творение человека, который предстает уже не как часть природы, но как образ и подобие Божье, как носитель Богом данного «дыхания жизни». Человек по своей душе близок Богу, отличен от мира, стал причастником мира духовного. Он призван не только владычествовать над тварью, но и заботиться о ней, «возделывать» ее. В итоге, в двух главах даны две дополняющие друг друга позиции видения человека и его предназначения.
Бытописатель выделяет момент появления человека в отдельный сюжет, так как он не вписывается в общую картину шестоднева — в связи с этим сюжетом становится понятной история грехопадения. И, самое
главное, богодухновенный писатель намеренно ограничивается только одной главой для описания начал вселенной, так как вся остальная священная история посвящается им лишь человеку и его судьбе.
Чрезвычайно соблазнительно в метафизических экскурсах отдаться только природе, только окружающему миру, такому близкому и безграничному, знакомому и опасному, податливому и не подвластному. Языческая мифология полностью предана зависимости от метафизики. Главное внимание в мифах посвящено богам, покровителям стихий и сил природы. Боги вечны, как неизменны устои и устроение вселенной. Человеку же (в мифах) дано лишь подчиниться закономерностям жизни и безропотно двигаться в вечном круговороте бытия.
Автор книги Бытия избегает этого соблазна. И, окончив шестоднев, переходит к самому важному — к человеку, его истории, к участию Бога в этой истории. Значение человека, его судьба, его вера и спасение — вот что является главным в Библии с самых первых ее глав.
Поэтому можно утверждать, что не миф о «мировом древе» стал прототипом для содержания второй главы Бытия, а история грехопадения, как наиболее существенная для судьбы человечества трагедия, послужила основой для данного мифа и таким образом получила широкое употребление. Мотив «потерянного рая», «золотого века» весьма характерен для древней мифологии.
Учение Библии о творении появилось во 2 тысячелетии до н. э. и поэтому, с исторической точки зрения, должно было претерпеть влияние аналогичных концепций, уже существовавших в то время и получивших распространение в библейском ареале. К тому же невозможно научно обосновать богооткровенность этого, как и любого другого текста Библии. В результате, библейское повествование чрезвычайно сложно признать независимым от подобных изложений в языческих верованиях.
С другой стороны, такую зависимость можно оценить иначе. Существуют основания для того, чтобы признать ее обратной. Прежде всего необходимо согласиться с тем, что сюжет о творении в книге Бытия выражает общечеловеческое Предание о началах мироздания, которое
сохранилось в памяти человечества и в наиболее полном виде дошло до Бытописателя через патриархов народа израильского. Пророк Моисей был не только носителем египетской учености, но, что важнее всего, стал наследником отеческих преданий. Тяжелый опыт его жизни доказывает его моральную привязанность к традициям своего народа. Именно он с применением всего научного потенциала того времени, достигнув глубокой духовной и интеллектуальной зрелости, изложил в совершенстве Предание о творении. Иначе говоря, это Предание и есть изначальное и общечеловеческое, ставшее первоисточником и общим смысловым ядром для всех учений подобного рода в иных верованиях.
Для христианской науки истинность первых глав книги Бытия бесспорна уже по одному свойству богодухновенности этой книги (что, повторимся, труднодоказуемо для общей исторической науки). Но важность и убедительность всех приведенных утверждений открывается христианству, науке и вообще всем людям в очевидном факте: учение Библии о творении пережило все подобные мифы и легенды, остается актуальным в настоящее время, признается истинным миллионами людей разных поколений и национальностей и, следовательно, может быть признано общечеловеческим. Универсальный характер Библии и обращенность ее к любому человеку неизменны во все времена.
Примечания и библиографические источники
1. Сама идея возникла еще на ностратическом уровне, в 8 тыс. до н. э., когда в Переднюю Азию вошли европейские племена охотников на северного оленя, имевшие оформленную идею возникновения мира из первобытного океана, состоящего из воды и воздуха. В их мифах сначала Творцом выступает богиня-Дева, которая, превратившись в птицу, сносит Мировое яйцо, а по поздним вариантам этого мифа Творцом является мужское божество, воссиявшее над миром и появившееся из золотого яйца. Этот сюжет был творчески переработан и древнеегипетской мифо-поэтической мыслью: первобытный океан приобрел свои характеристики, а бог-Творец появляется или на холме творения, или из яйца, и он светоносен. См.: Сафронов В.А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. М.: «Русская панорама», 2003. С. 86.
2. Рак И. В. Мифы Древнего Египта // www.gumer.info.
3. ШифманИ. Ш. Западно-семитская мифология // Мифы народов мира. Т. 1. М., 1991.
4. Франкфорт Г., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. М., 1984. С. 61.
5. Рак И. В. Цит. соч.
6. Там же.
7. Франкфорт Г., Уилсон Дж., Якобсен Т. Цит. соч. С. 67.
8. Сафронов В.А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. Указ. изд. С. 88.
9. Рак И. В. Цит. соч.
10. Немировский А. Н. Мифы Древнего Востока. М., 1994. С. 10.
11. Там же. С. 33.
12. Там же. С. 39.
13. Афанасьева В. К. Энума элиш. Поэма о сотворении мира (перевод) // Литература Вавилонии и Ассирии. М., 1981.
14. Древнейшие изображения Мирового древа происходят из верхне-палеоли-тической пещеры Ласко во Франции (17 тыс. лет), где Мировое древо — это стержень с двумя перекладинами, увенчанный птицей. Мы имеем право называть его так, поскольку сибирский народ — долганы — аналогичным образом изображал в своих рисунках и амулетах Мировое дерево и также его называл // Сафронов В.А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. Указ. изд. С. 99.
15. Афанасьева В. К. Гильгамеш и Энкиду. М., 1979. С. 85-119.
16. Сафронов В.А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. Указ. изд. С. 98.
17. Тот факт, что Мировое древо есть у австралийцев, у индейцев Америки, говорит о большей древности этой модели мира. Австралия была отделена от Азии еще 30 тыс. лет назад, а первые контакты с ней начались после великих географических открытий. Поэтому возраст мифа о Мировом древе — как минимум, 30 тыс. лет // Сафронов В.А., Николаева Н. А. История Древнего Востока в Ветхом Завете. Указ. изд. С. 99.
