CC BY
219
Давно прислуживавший Удаче Дейви в конце концов потерял все, что имел. Моментами вспоминая о былом, он отнюдь не проклинает ту, которой служил (хотя и поминает недобрым словом ее кота), но шлет щедрые благословления за дарование досуга для написания стихов. Очевидно, что благодарность эта не может не уязвить гордости облагодетельствовавшей его особы: внутренняя свобода и снисходительная ироничность Дейви очевидны.
Не это ли - схема идеальных отношений с госпожой? Сэр Томас Мор сознательно выступит из временного потока событий, где при желании легко увидеть круги Фортуны, и имя его будет святиться в вечности, недосягаемой для госпожи Удачи.
Литература
Fox Alistair. Thomas More: History and Providence. — Basil Blackwell, Oxford, 1982. Herbruggen Hubertus Schulte. ‘Sir Thomas Mores Fortuna-Verse: Ein Beitrag zur Losung einiger Probleme’ // Lebende Antike: Symposium fur Rudolf Suhnel / Ed. Horst Meller and Hans-Joachim Zimmermann. 1967.
Lupton J. H. A Life of John Colet. — London, 1909.
More’s Utopia, with Roper’s Life / Ed. Maurice Adams. — London, 1890.
Northbrooke John. A Treatise Against Dicing, Dancing, Plays and Interludes. — London, 1843.
Rollin Patch Howard. The Goddess Fortuna in Medieval Literature. — Cambridge, Mass.,
1927.
Sister Mary Edith Willow. An Analysis of the English Poems of St Thomas More.
— Nieuwkoop: B. De Graaf, 1974.
St Thomas More: Selected Letters / Ed. Elizabeth Frances Rogers. — New Haven and London, 1961.
The English Works of Sir Thomas More, Reproduced in Fascimile from William Rastell’s Edition of 1557 and Edited with a Modern Version of the Same by W. E. Campbell. 2 vols.
— London, 1931.
БИБЛЕЙСКИЕ АЛЛЮЗИИ В РОМАНЕ Т. ХАРДИ «ТЭСС ИЗ РОДА Д’ЭРБЕРВИЛЛЕЙ»
Е.В. Шимина
Ключевые слова: библейские аллюзии, образ лжепророка.
Keywords: Biblical symbolism, idea of a false prophet.
На протяжении многих столетий Библия остается «книгой книг» для европейской культуры. Множество художественных произведений связано с текстами Священного Писания, питается их смыслами, ис-
пользует библейскую символику. Символы в Библии «выступают в роли связующих элементов между двумя мирами противоположного плана — материального (зримого) и идеального (незримого)» [Зубкова 1998, с. 24]. Обращение к библейской символике позволяет писателям вскрыть невидимую связь происходящего в земной жизни с внутренним планом бытия. Исследование библейских символов, аллюзий позволяет раскрыть глубинный смысл произведения. Подтверждением тому может быть роман Томаса Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» («Tess of the d’Urbervilles», 1891). Анализ библейских аллюзий произведения может высветить не изученные пока аспекты творчества английского писателя.
Библейский план романа представлен многочисленными аллюзиями и образами из Ветхого завета. Наиболее значимым из них является сад. Упоминания этого пространства неоднократно встречаются в Библии: в книге Иова (VIII, 16), в III книге Царств (XXI, 2), в книге Песнь Песней (IV, 4—12) и в книге Екклезиаста (II, 5). В христианском искусстве сад, «изобилующий фруктами и цветами, символизировал рай» [Словарь христианского искусства 2000, с. 196], где каждое дерево порождает плоды, пригодные для человека, включая древо жизни, дарующее бессмертие, и древо познания, в роли которого традиционно выступает яблоня. Образ идеального локуса вечного блаженства ассоциируется с Эдемом. Аллюзии райского сада в романе многолики. Это родина главной героини. Блекмурская долина, где Тэсс беззаботно провела детство и юность, — «this fertile and sheltered tract of country, in which fields are never brown and the springs never dry», «daisies in the evening sun», «the faint notes of the band were the only human sounds audible within the rim of the blue hills»1 [Hardy, 1994, p. 862]. Как известно, непременные атрибуты рая — плодовые деревья, цветы, колодцы или ручьи, протекающие через сад. Все это характерно для Блекмурской долины, однако Харди разрушает устойчивый образ. Направляясь на ярмарку, Тэсс и Абрэхэм беседуют о будущем удачном замужестве сестры: «Did you say the stars were worlds, Tess?».
«Yes».
«All like ours?»
«I don t know; but I think so. They sometimes seem to be like the apples on our stubbard-tree. Most of them splendid and sound - a few blighted».
«Which do we live on - a splendid one or a blighted one?»
1 «Плодородная и защищенная область, где поля никогда не бывают сожжены солнцем, а источники никогда не пересыхают», где росли «маргаритки, золотившиеся в лучах заходящего солнца», где «звуки оркестра возвещают о присутствии людей в этой долине, окаймленной синими холмами» [Харди 2007, с. 12—13].
«A blighted one».
«Tis very unlucky that we didn’tpitch on a sound one, when there were so many more of‘em!»
«Yes».
«Is it like that really, Tess?.. How would it have been if we had pitched on a sound one?»
«Well, father wouldn’t have coughed and creeped ... and mother wouldn’t have been always washing, and never getting finished».
«Andyou would have been a rich lady ready-made, and not have had to be made rich by marrying a gentleman?»2 [Hardy 1994, p. 875—876].
Так в романе появляется образ яблока. В христианском искусстве этот плод был одновременно «символом греха и символом спасения» [Словарь христианского искусства 2000, с. 247]. «Подгнившее яблоко»,
о котором рассуждает Тэсс, актуализирует представление о рае ненастоящем, несостоявшемся, испорченном, «подгнившем».
Образ яблока в романе может иметь ритуальную трактовку — как символ, посвященный Церере, римской богине, насылающей на людей безумие и влечение к противоположному полу, которое зачастую оборачивается трагедией. Первая встреча Тэсс и ее будущего мужа Энджела произошла именно во время праздника в честь этой богини, когда девушка беззаботно танцевала, не подозревая о будущей драме. Вынужденная отправиться в поместье к богатым родственникам, Тэсс первым делом оказывается в саду усадьбы д’Эрбервиллей. Фруктовый сад, куда Алек направляется с молодой кузиной, ассоциируется с раем. Предварительно осведомившись о пристрастиях юной особы, молодой человек угощает Тэсс клубникой. «Selecting a specially fine product of the “British Queen” variety, he stood up and held it by the stem to her mouth.In a slight
2 «— Ты говорила, что звезды — это миры, Тэсс.
— Да.
— И все такие же, как наш?
— Не знаю, но думаю, что такие же. Иногда они похожи на яблоки с нашей яблони. Почти все красивые, крепкие, но есть и подгнившие.
—А мы на каком живем — на красивом или подгнившем?
— На подгнившем.
— Вот уж не повезло, что мы не попали на хороший, раз их больше, чем плохих!
— Да.
— А это и в самом деле так, Тэсс?.. Как бы оно было, если бы мы очутились на хорошей звезде?
— Ну, отец не кашлял бы и не волочил ноги, ...матери не приходилось бы стирать и стирать на людей без конца.
— А ты бы уже так родилась богатой и не нужно было бы тебе выходить за джентльмена, чтобы разбогатеть?» [Харди 2007, с. 33—34].
distress she parted her lips and took it in»3 [Hardy 1994, p. 882—883]. Именно этой ягоде суждено было сыграть роковую роль в судьбе юной девушки. Источником этой сцены мог послужить эпизод из «Потерянного рая» Дж. Мильтона: Алек похож на Сатану, который впервые в поэме явился Еве во сне и поднес к ее губам запретный плод. Падение Тэсс было предопределено. Как и первые люди, она видела мир прекрасным и «for since her eyes had fell upon it she had learnt that the serpent hisses where the sweet birds sing»4 [Hardy 1994, p. 911].
Образ змеи в романе встречается неоднократно, но писатель сознательно использует различные слова для его обозначения (serpent в библейском смысле, а также слово snake при описании героини: «she had not heard him enter, and hardly realized his presence there. She was yawning, and he saw the red interior of her mouth as if it had been snake’s»5 [Hardy 1994, р. 980]). Как известно, змея — многогранный мифологический символ, в библейской традиции он имеет смысл искушения. Алек, приехав в гости к новым родственникам, постоянно подкручивает тоненькие черные усы, демонстрируя при этом перстень с огромным бриллиантом. Черный цвет и смуглая кожа героя ассоциируются со змеей (змей традиционно изображают черными). Наблюдая за первыми неудачными шагами девушки при обучении пению снегирей, Алек прячется в плюще, затянувшем ограду. Плющ обвивает изгородь, с которой герой спрыгивает, чтобы поговорить с девушкой. Курятник его матери, состоящий из кур редких пород, находился в старом, покрытом соломой, домике, также заросшем плющом. Труба на здании «being enlarged by the boughts of the parasite to the aspect of a ruined tower»6 [Hardy 1994, p. 894]. Называя плющ растением-паразитом, Харди «предполагает, что изъяны дарвинистской природы отражаются в пороках человека и его примитивных инстинктах» [Pinion 1990, p. 238]. Алек словно обвивает своими коварными сетями Тэсс и ее семью. Змий (змей) — пресмыкающееся, отличающееся хитростью и наводящее панический страх на человека и животных. В ветхозаветной истории грехопадения Адама и Евы Дьявол называется «змием». Прельщая Еву вкусить запретный плод, он при-
3 «Выбрав крупную ягоду сорта “британская королева”, он выпрямился и, держа ее за стебелек, поднес к губам девушки... С легким смущением она приоткрыла рот и взяла ягоду губами» [Харди 2007, с. 44—45].
4 «. познала с тех пор, как видела его в последний раз, что змея шипит там, где нежно поют птицы» [Харди 2007, с. 84].
5 «Она не слышала, как Клэр вошел, и не сразу его замет-ила. Она зевала, и он видел ее открытый рот, красный как у змеи» [Харди 2007, с. 184].
6 «. увитая густыми плетями плюща, казалась разрушенной башней» [Харди 2007, с. 62].
нимает вид змеи. В христианском искусстве змей «символизировал злого искусителя в Эдеме» [Словарь христианского искусства 2000, с. 84]. Вражда человека и змея стала одной из наиболее распространенных мифологем у христианских народов. На протяжении всего романа «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» именно эта вражда разворачивается между Тэсс и Алеком.
Сад на мызе, сохраняя связь с Эдемом, ассоциативно соотнесен с Раем до грехопадения. Тэсс часто находилась в дальнем конце сада, где «with tall blooming weeds emitting offensive smells — weeds whose red and yellow and purple hues formed a polychrome as dazzling as that of cultivated flowers»1 [Hardy 1994, p. 945]. Главной задачей писателя становится «не передача топографических подробностей, не ландшафт, а впечатление от него» [Абилова 2006, с. 308]. Состояние блаженства, которое испытывала там девушка, подчеркивается тем, что «Tess was conscious of neither time nor space»8 [Hardy 1994, p. 945]. Луг, который был частью мызы Тэлботейс, сильно воздействовал на героиню и ее возлюбленного: «impressed them with a feeling of isolation, as if they were Adam and Eve»9 [Hardy 1994, p. 950]. Сад становится символом чувств героев, визуализацией их внутреннего мира. Вспоминая о своем прошлом, после одной из встреч с Энджелом, Тэсс «Atfirst she would not look straight up at him, but her eyes soon lifted, and his plumbed the deepness of the ever-varying pupils, with their radiating fibrils of blue, and black, and gray, and violet, while she regarded him as Eve at her second walking might have regarded Adam»10 [Hardy 1994, p. 980]. Как известно, первые люди «блаженствовали, пребывая в любви и общении с Богом» [Библейская энциклопедия 2005, с. 10]. Энджел и Тэсс встречались ежедневно, наслаждаясь каждой минутой совместного пребывания на ферме. Казалось, ничто не может разрушить их идиллии.
Мыза совсем не похожа на Блэкмурскую долину, даже реки здесь другие: «the Froom waters were clear as the pure River of Life shown to the Evangelist, rapid as the shadow of a cloud, with pebbly shallows that prattled
7 «... цвели высокие сорняки, распространяя резкий аромат, и эти красные, желтые и пурпурные цветы являли такую же яркую красочную гамму, как цветы садовые» [Харди 2007, с. 135].
8 «Тэсс потеряла представление о времени и пространстве» [Харди 2007, с. 136].
9 «... он внушал им чувство оторванности ото всех, словно они были Адамом и Евой» [Харди 2007, с. 143].
10 «. сначала не смотрела ему в лицо, но вскоре подняла глаза, и он заглянул в глубь вечно меняющихся зрачков, окруженных радужной оболочкой с голубыми, черными, серыми и фиолетовыми волоконцами, а она смотрела на него так, как могла смотреть Ева на Адама после грехопадения» [Харди 2007, с. 185].
to the sky all day long»11 [Hardy 1994, р. 932]. Это слова из книги Откровения Иоанна Богослова: «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца» [Откр. 22: 1]. В Евангелии река воды жизни означает дары престола Духа Святого, а также неисчерпаемый источник благодатных даров Духа Святого. Река — символ амбивалентный. Автор подчеркивает духовную чистоту героев, ведь река традиционно несет очищающую функцию, в водах рек смываются грехи. Энджел не раз будет вспоминать реку Вар, думая о Тэсс. Река символизирует и «необратимое течение времени, и, как следствие, потерю или забвение» [Кэрлот 1994, с. 437].
Ферма Флинтком-Эш, куда попадает девушка после разрыва с мужем, становится в романе олицетворением падения, утраты и смерти. В душе героини уже нет гармонии и счастья, поэтому и деревня выглядит по-иному: «Every leaf of the vegetable having already been consumed, the whole field was in colour a desolater drab; it was a complexion without features, as if a face, from chin to brow, should be only an expanse of skin. The sky wore, in another colour, same likeness; a white vacuity of countenance with the lineaments gone. So these two upper and nether visages confronted each other all day long, the white face looking down on the brown face, and the brown face looking up at the white face, without anything standing between them but the two girls crawling over the surface of the former like flies»12 [Hardy 1994, p. 1065]. Самым страшным для Тэсс становится не необычайно тяжелая работа, а потеря Энджела. Лишенная главной ценности в жизни, она становится вершителем приговорившего себя к смерти мира.
Харди неоднократно прибегает к прямому цитированию Библии. Надписи библейского характера делает религиозный фанатик, встречи которого с Тэсс, а затем и Алеком являются важными составляющими сюжета. Они приводят к печальному завершению романа, усиливая трагизм ситуации.
После ночи, проведенной с Алеком, Тэсс направляется в Марлотт с тяжелой корзиной и узелком. Харди при этом подчеркивает: «lugged
11 «Воды Вара, прозрачные, как Река Жизни, увиденная евангелистом, были стремительны, словно облака, и что-то лепетали небесам с утра до ночи на усыпанных галькой отмелях» [Харди 2007, с. 114].
12 «Так как от зеленых листьев не осталось и следа, то ровное коричневое поле имело вид унылый и отталкивающий — словно лицо, плоское от подбородка до лба. И небо напоминало поле, только было другого цвета — белое плоское лицо со стертыми чертами. Эти два лица, наверху и внизу, целый день взирали друг на друга; белое смотрело вниз на коричневое, и не было между ними ничего, кроме двух девушек, ползавших, словно мухи, по темному лицу» [Харди 2007, с. 334].
them along like a person who did not find her especial burden in material things. Occasionally she stopped to rest in a mechanical way by some gate or post; and then, giving the baggage another hitch upon her full round arm, went steadily on again»1 [Hardy 1994, р. 911]. Использование наречия «машинально» («in a mechanical way») в данном контексте указывает на отсутствие у героини эмоций, ее бесчувственность, хотя сочетание «снова (шла) вперед» («went steadily on again») характеризует юную Тэсс как сильную личность, способную противостоять враждебным силам. Корзина и узелок становятся для героини легкими, не доставляющими неудобства. Гораздо больше ее тяготит ноша духовная, тем более что девушка уже не та, что прежде «the simple one she was at home»14 [Hardy 1994, р. 911], теперь она «she was bowed by thought»15 [Hardy 1994, p. 911] об уроке, который получила от жизни.
После того как Алек уезжает, оставив Тэсс, к ней снова приближается мужчина: «some footsteps approached behind her, the footsteps of a man; and owing to the briskness of his advance he was close at her heels and had said “Good morning” before she had been long aware of his propinquity»16 [Hardy 1994, p. 913—914]. Этому приятному внешне мужчине суждено было глубоко ранить героиню, затронуть ее самые сокровенные чувства.
Он был похож на ремесленника, «carried a tin pot of red paint in his hand» 17 [Hardy 1994, p. 914], который спросил девушку: «in a businesslike manner if he should take her basket, which she permitted him to do»18 [Hardy 1994, р. 914], якобы понимая, что вещи слишком тяжелы для юной крестьянки. Желая облегчить материальную ношу героини, он утяжеляет ее душевное состояние. С холодностью наемного убийцы, заказчик которого — его собственная вера, он пытается ранить девушку в сердце своими острыми словами. По-деловому, не испытывая ни малейшей жалости, он прокладывает людям путь к своей религии. Заносчиво, самодовольно он хвалится тем, что работает в воскресение в то время, когда другие отдыхают: «When most people are at rest from their
13 «. она тащила их, как человек, который не обращает особого внимания на материальную ношу. Иногда, чтобы отдохнуть, она машинально останавливалась у какой-нибудь калитки или столба, потом, подхватив вещи полной, круглой рукой, снова шла вперед» [Харди 2007, с. 83].
14 «... не та, что жила в родном доме» [Харди 2007, с. 84].
15 «... склонилась под бременем мыслей» [Харди 2007, с. 84].
16 «Но вот чьи-то шаги послышались за ее спиной — шаги мужчины; а так как шел он быстро, то догнал ее и сказал “доброе утро”, едва она успела заметить, что за ней идут» [Харди 2007, с. 88].
17 «. нес жестянку с красной краской» [Харди 2007, с. 88].
18 «. деловым тоном, не помочь ли ей нести корзину» [Харди 2007, с. 88].
week’s work. I do more real work to-day than all the week besides»19 [Hardy 1994, p. 914]. Религиозный фанатик уже определил место духовных и материальных ценностей в жизни: «All the week I work for the glory of man, and on Sunday for the glory of God. That’s more real than the other — hey?»20 [Hardy 1994, p. 914].
Этот «художник от Бога», по сути, является средоточием враждебных по отношению к Тэсс сил, старается сделать и без того несчастную девушку еще несчастнее. Характер надписей, которые он наносит на стены, ворота и перелазы, где часто бывают люди, не оставляет сомнений, что ремесленник — человек религиозный, но роль его в развивающихся событиях отнюдь не положительная. Персонаж этот обретает зловещий облик, когда выводит «large square letters on the middle board of the three composing the stile, placing a comma after each word, as if to give pause while that word was driven well home to the reader’s heart — THY, DAMNATION, SLUMBERETH, NOT. 2PET.ii.3»21 [Hardy 1994, р. 914]. Заглавными буквами, красной краской фанатик хочет привлечь внимание местных жителей. При этом он намеренно искажает содержание библейского послания, заменяя местоимение «их» словом «твоя».
Литературовед Ж. Лесеркль считает, что «самое необычное в предложении “ПОГИБЕЛЬ, ТВОЯ, НЕ, ДРЕМЛЕТ” — это запятые, отделяющие слова, которые превращают цитату в слоган» [Lecercle 1993, с. 149]. Исследователь Дж. Харви отмечает необычную расстановку пауз, констатируя, что «запятая является знаком препинания, который регулирует ритм прочтения текста, что позволяет лучше донести его идею до читателя. Каждый эпизод в романе, как слова в надписи, отделен от другого, но когда они вместе, в них можно усмотреть четкий смысл, заложенный внутри слов. Такая сила установленной заранее синтаксической последовательности дает возможность самостоятельно закончить незавершенную фразу» [Harvey 2003, с. 95]. В ужасе Тэсс вспоминает продолжение второй надписи: «THOU, SHALT, NOT, COMMIT»22 [Hardy 1994, р. 195].
Находясь в поместье родственников, девушка постоянно окружена «вьющимися» предметами (плющ на ограде, плющ на курятнике). Известный критик Хиллис Дж. Миллер отмечает, что «запятые по форме
19 «Народ еще спит после трудовой недели... Я делаю настоящее дело сегодня, а не в будни» [Харди 2007, с. 88].
20 «Целую неделю я работаю во славу людей, а по воскресениям — во славу божию. Это стоит большего, а?» [Харди 2007, с. 88].
21 «. большие квадратные буквы на средней из трех досок перелаза, ставя после каждого слова запятую, словно желая дать передышку, чтобы слово проникло в сердце читающего: ПОГИБЕЛЬ, ТВОЯ, НЕ, ДРЕМЛЕТ. 2-е Посл. ап. Петра, II, 3» [Харди 2007, с. 88].
22 «ТЫ, НЕ, СОТВОРИШЬ» [Харди 2007, с. 89].
чем-то походят на усы Алека и шипы роз, которые случайно укололи подбородок героине» [Miller 2001, p. 27]. Таким образом, все острые предметы напрямую или образно пронзают Тэсс, впиваются в нее, причиняя нестерпимую боль. Тэсс говорит художнику, что слова его «crushing! Killing!»23 [Hardy 1994, p. 914]. «That’s what they are meant to be!’ he replied in a trade voice. But you should read my hottest ones — them
I kips for slums and seaports. They’s make ye wriggle!» [Hardy 1994, p. 914]. Множество восклицательных знаков, употребление глагола to wiggle (изгибаться, извиваться) указывает на извращенность удовольствия, которое получает автор надписей. Действия ремесленника обусловлены отнюдь не желанием помочь людям, не добротой или милосердием, а стремлением показать значимость своей личности, жаждой насытиться человеческими страданиями.
Художник продолжает атаковать: «the old gray wall began to advertise a similar fiery lettering to the first, with a strange and unwonted mien, as if distressed at duties it had never before been called upon to perform»24 [Hardy 1994, p. 914]. Вторую надпись, как говорит он Тэсс, «it will be good for dangerous young females like yerself to heed»25 [Hardy 1994, p. 914]. Даже стена, будто наделенная чувством ответственности, противится бесстыдной надписи, которая делала героиню коварной соблазнительницей. Писатель с сарказмом именует художника «веселым другом» героини («her cheerful friend»), хотя боль и страдания, которые он причиняет Тэсс, не имеют ничего общего с весельем и радостью.
Подобный художественный прием Ж. Лесеркль называет «жестокостью языка» («the violence of language») [Lecercle 1993, p. 12]. Исследователь Дж.Т. Лэрд считает, что «негативное отношение писателя к лицемерному, машинальному подходу к религиозным обязанностям некоторых героев встречалось в романе и ранее: в диалоге Тэсс и священника о возможности окрестить Горе» [Laird 1975, p. 168]. Писатель в данном случае отступает от обычного для себя положительного описания деревенских жителей. Художник, возомнивший себя религиозным учителем, предстает здесь жестоким и невежественным, заставляющим страдать юную крестьянку.
По сути дела, Харди создает в романе образ лжепророка. Ни собственные слова художника, ни слова Господа, написанные этим человеком, не заслуживают доверия, не могут считаться истиной. Вместо того
23 «... жестоки! Убийственны!» [Харди 2007, с. 89].
24 «...старая серая стена начала покрываться огненными письменами, и вид у нее был странный, непривычный, словно ее угнетала эта новая обязанность, которая возлагалась на нее впервые» [Харди 2007, с. 89].
25 «. полезно помнить опасным красоткам вроде вас» [Харди 2007, с. 89].
чтобы цитировать слова Священного Писания, фанатик позволяет себе вольности с ними. Он не только вносит лишние знаки препинания, но и искажает смысл высказывания, заменяя слова. В Библии слова апостола Петра иные: «And through covetousness shall they with feigned words make merchandise of you: whose judgement now of a long time lingereth not, and their damnation slumbereth not»26 [The Holy Bible 2QQ2, p. 135Q], Художник считает себя вправе интерпретировать отрывок по-своему, не обращая внимания на запрет Апостола: «Knowing this first, that no prophecy of the scripture is of any private interpretation»21 [The Holy Bible 2QQ2, p. 1348].
Персонаж вовсе не стремится помочь людям, дать им возможность осознать ошибки. Его волнует не столько истинный смысл слов, сколько возможность их броского преподнесения. Герой словно торговец, который пытается продать испорченный товар, поместив его в красивую упаковку. Ему не важны последствия подобных сделок, поэтому и не случаен его тон в разговорах с Тэсс. В словосочетании «make merchandise of you» («сделать из вас товар») можно увидеть начало особой «деловитости» художника, его «тона профессионала». Таким образом, герой становится лжеучителем, о котором предостерегал апостол.
Второе Послание апостола Петра, по-видимому, вдохновило на создание образа лжепророка, ведь он сознательно указывает в тексте источник цитаты. Согласно библейскому словарю, «Петр является свидетелем деяний Иисуса, тем, кто может исправить ошибки в толковании слов Иисуса Павлом. Главная опасность, как говорится в данном послании, исходит от лжеучителей и разночтений. Петр же представлен как страж христианской веры и борец против лжепророков» [The Anchor Bible Dictionary 1992, p. 262].
Героиня не может принять слов художника: «Pooh — I don t believe God said such things!»28 [Hardy 1994, p. 915]. Убежденность в том, что Бог не может быть жестоким, не позволяет девушке принять эти слова на свой счет. Тэсс олицетворяет светлое, чистое начало в романе, в то время как художник являет собой полную противоположность девушке. Харди сожалеет о том, что «отвратительное искажение» («hideous defacement»), которое несут в себе его надписи, уродует «мирный пейзаж» («peaceful landscape»). Автор стремится показать образ «the last grotesque phase of a creed which had served mankind well in its time»29
26 «.. .и из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами; суд им давно готов, и погибель их не дремлет» [2-е Петра 2: 2].
27 «. зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою» [1-е Петра 1: 2Q].
28 «Вздор! Не верю я, чтобы бог говорил такие вещи!»[Харди 2QQ7, с. 9Q].
29 «Последней нелепой фазы религии, которая в свое время хорошо послужила человечеству» [Харди 2QQ7, c. 88].
[Hardy 1994, p. 914]. Он допускает, что в его время религия могла оказывать пагубное, разрушительное влияние.
Образы ремесленника и д’Эрбервилля, несомненно, объединены влиянием благочестивого мистера Клэра. Однако оба они разорвали отношения с духовником. Ремесленник расходится с ним в некоторых вопросах веры, Алек же возвращается к прежней жизни, вновь встретив Тэсс. Преподобный отец утратил влияние на своих духовных чад. Священник с супругой — люди добрые, сострадательные, милосердные (достаточно вспомнить эпизод с отданной беднякам кровяной колбасой), но они неспособны передать свои качества детям. Феликс и Катберт, старшие братья героя, представлены в романе как ревностные верующие, но люди они бесчувственные. Ставя себя выше других, они отказываются танцевать на празднестве, мотивируя это необходимостью прочитать главу из книги «Отпор агностицизму»; при этом они осуждают младшего Клэра за женитьбу на простолюдинке. Феликс и Катберт не способны сочувствовать. Да и Энджел, возлюбленный Тэсс, не находит в себе сил простить молодую супругу. Отправляясь в Бразилию он, по сути, бросает жену, оставляя ее на произвол судьбы. А вернувшись, доводит девушку до такого отчаяния, что она убивает Алека.
Итак, герои романа, ступившие на путь религиозного служения, преступают слова Второго послания апостола Петра, где говорится: «Которыми дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы чрез них соделались причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью, — То вы, прилагая к сему все страдание, покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность. В рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие. В благочестии братолюбие, в братолюбии любовь» [2-е Петра 1: 4].
Таким образом, писатель лишает своих героев качеств, которые присущи подлинно верующему человеку: смирения, милосердия, чистоты. Он наделяет ими Тэсс, дитя природы, которой удается сохранить милосердие (сцена с ранеными фазанами) и чистоту (подзаголовок романа). Проблема истинной и ложной веры в романе незримо связана с отношением самого писателя к вере. Он посещал мессы, но «перестал верить в церковные догматы» [Jones 1994, p. 49]. Для обозначения своей позиции Харди использует уклончивое определение «церковный» («churchy»), и кавычки, в которые он ставит это слово, не проясняют отношения писателя к церкви и религии. В дневниковой записи, датированной 29 января 1890 года, Томас Харди признается в тщетных поисках Бога: «Пятьдесят лет посвятил я поискам Бога, и, думаю, что, если бы он существовал, я давно бы обнаружил его как существующую поми-
мо нас личность, Бога, в единственно возможном значении этого слова» [Hardy 1962, p. 224]. Однако во многих романах писателя прослеживается и внешняя, и глубинная связь с текстами Священного Писания. Ху -дожественное мышление Харди проникнуто библейскими аллюзиями. Их преломление в произведениях писателя, как можно убедиться по роману «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», — неотъемлемая часть осмысления морально-эстетической, экзистенциальной проблематики.
Литература
Абилова Ф. Мифологема сада в Уэссекском цикле романов Т. Гарди // Стиль. Жанр. Поэтика. — Махачкала, 2006.
Библейская энциклопедия. — М., 2005.
Зубкова Е.А. Библейская символика Дилана Томаса в контексте английской метафизической поэии: дисс. .канд. филол. наук. — М., 1998.
Кэрлот Х.Э. Словарь символов. — М., 1994.
Лихачев Д. С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст.
— Л., 1991.
Словарь христианского искусства. — Челябинск, 2000.
Харди Т. Собрание сочинений в 8 т. Т. 7: Тэсс из рода д’Эрбервиллей. — М., 2007.
Энциклопедия символов, знаков, эмблем. — М.; СПб., 2006.
The Anchor Bible Dictionary. 6 vols. Vol.5. — New York, 1992.
Hardy F.E. The life of Thomas Hardy. — London, 1962.
Hardy Thomas. Selected novels. — Glasgow, 1994.
Holy Bible. The James King Version. — London, 2002.
Jones D. The One Believed-in Thing // The Thomas Hardy Journal. — 10.3. — 1994.
Lecercle J.J. The violence of Style in «Tess of the d’Urbervilles». — Houndmills, 1993.
Laird J.T. The Shaping of «Tess of the d’Urbervilles». — London, 1975.
Miller J.Hillis. Fiction and repetition. — Cambridge, 1982.
Pinion F.B. Symbolism // Hardy the writer. — Houndmills, Basingstone, Hampshire, London, 1990.
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИКИ Г. ЗУДЕРМАНА В КОНТЕКСТЕ ЕГО ЭПОХИ
Г.И. Родина
Ключевые слова: Герман Зудерман, поэтика, повествование, «новая
драма».
Keywords: G. Zuderman, poetics, narration, «new drama».
Немецкий писатель, драматург, публицист, общественный деятель Герман Зудерман (1857—1928) является ярким представителем немецкой литературы рубежа Х1Х—ХХ веков. На протяжении более сорока лет он активно участвовал в литературно-театральной и общественнополитической жизни Германии, оставив обширное творческое наследие,
