CC BY
76Безугольный А.Ю., Бугай Н.Ф., Кринко Е.Ф.
ГОРЦЫ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945: ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ, ИСТОРИОГРАФИИ И ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ. -
М.: Центрполиграф, 2012. - 479 с.: ил.
(Реферат)
В монографии канд. ист. наук А.Ю. Безугольного, д-ра ист. наук Е.Ф. Кринко и д-ра ист наук Н.Ф. Бугая рассматривается одна из самых сложных проблем истории Отечественной войны 19411945 гг. - судьба горских народов Северного Кавказа. Авторы попытались восстановить целостную, исторически достоверную картину взаимоотношений между горцами, советским государством и нацистской Германией, включая особенности службы горцев в Красной армии, их участие в боевых действиях, жизнь оккупированных районов, коллаборационизм и партизанское движение, наконец, депортации карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей в 1943-1944 гг. За рамками исследования остались такие темы, как «перестройка народного хозяйства автономных областей и республик Северного Кавказа на военный лад, социально-экономическое развитие региона, различные формы помощи населения фронту, ратные и трудовые достижения горцев» (с. 6-7), поскольку эти вопросы, не отягощенные памятью о сталинских репрессиях и не связанные с современными политическими баталиями, изучены уже достаточно подробно. Структура монографии выстроена по проблемно-тематическому принципу и включает предисловие, шесть частей (глав) и заключение. Поскольку изучение выбранной авторами проблематики до сих пор находится лишь на начальной стадии, в отдельной - второй - части книги детально анализируется
комплекс доступных источников по истории горцев в годы войны. В первой части так же детально разбирается историография вопроса.
Авторы отмечают, что к настоящему времени наиболее глубоко исследованы не только социально-экономическая история северокавказских республик в рассматриваемый период, но и история национальных частей и соединений Красной армии, вклад горских народов в победу над Германией (включая число награжденных за героизм, погибших на фронте и т.д.). В постсоветский период, с отменой цензурных запретов, началось также активное изучение истории оккупации, коллаборационизма и сталинских депортаций. Продуктивному научному поиску способствуют расширение ис-точниковой базы в результате «архивной революции», активизация международного научного диалога, применение новых методологических подходов (антропологическая история, социальная история, культурная история, история повседневности и др.). Как положительное явление авторы отмечают и эволюцию научной терминологии, отказ от пропагандистской стилистики советского времени в пользу более нейтрального академического языка.
Вместе с тем многие вопросы изучены еще далеко не полностью. Работы современных исследователей по истории Северного Кавказа в годы войны остаются чрезвычайно политизированными, слабо развито сотрудничество между историками, принадлежащими к разным этническим группам, корректный научный поиск нередко подменяется взаимными обвинениями: «Как признают современные чеченские исследователи, "когда чеченцу или калмыку говорят о том, что его деды сотрудничали с немецкими фашистами, он начинает искать данные об армии генерала Власова, о казачьих военных формированиях, воевавших на стороне немцев, т.е. начинаются поиски компромата и негатива"» (цит. по: с. 25). Ситуацию дополнительно усугубляют попытки таких авторов, как И.В. Пыхалов, оправдать сталинскую политику, представив депортации как якобы «справедливое» и даже «гуманное возмездие» (с. 63-64). По-прежнему ощущается дефицит источников (до сих пор, к примеру, почти не используются материалы устной истории), а недостаточное внимание к источниковедческим и методологическим вопросам не позволяет в полной мере использовать потенциал тех материалов, которые уже стали доступными. К числу малоизученных принадлежат и такие темы, как повседневность кавказских народов в годы войны, их духовная жизнь и др.
Источниковую базу исследования составили документы целого ряда центральных (ГАРФ, РГАСПИ, ЦАМО и др.) и местных
архивов, а также германские документы, периодическая печать изучаемого периода (советская и оккупационной администрации), листовки, источники личного происхождения и т.д. Это позволило авторам проследить не только процесс выработки и принятия решений в Москве, но и ход их реализации на местах, реакцию населения. Как показано в книге, массив источников по истории горцев в годы войны имеет серьезные лакуны: до сих пор не завершено рассекречивание документов того времени, затруднен доступ историков в ведомственные архивы, под разными предлогами (включая расширительное толкование законодательства о персональных данных и неприкосновенности частной жизни) не выдаются исследователям целые категории документов, отражающих различные нелицеприятные стороны истории советского государства и Красной армии; утрачены или уничтожены многие документы 19411942 гг., погибли во время боевых действий в 1994-1996 гг. архивы на территории Чечни, неясно, сохранились ли вообще какие-либо документы, возникшие при подготовке и обсуждении важнейших политических решений на уровне ближайшего окружения Сталина. Тем не менее авторы настаивают, что доступные на данный момент материалы довольно обширны и позволяют восстановить подробную и многостороннюю картину событий на Кавказе в рассматриваемый период, «при условии их более полного вовлечения в научный оборот, а также соответствующего источниковедческого анализа» (с. 106).
В межвоенное двадцатилетие представители народов Северного Кавказа в армию почти не призывались, поскольку военный бюджет был крайне ограниченным. Горскую молодежь начали направлять в войска лишь после принятия нового Закона о всеобщей воинской обязанности 1 сентября 1939 г. Летом 1941 г. в северокавказских автономиях, как и в других регионах СССР, была проведена всеобщая мобилизация, однако уже с осени призыв горцев в армию был постепенно свернут. Согласно целому ряду нормативных актов, изданных в конце 1941 и в 1942 г., призыву подлежали лишь представители «европейских национальностей» (в некоторых документах присутствует даже такая категория населения, как «европейские евреи», в противоположность горским евреям, также освобожденным от воинской повинности). Отчасти подобная практика стала продолжением довоенного курса, в рамках которого «неблагонадежными» признавались этнические группы, связанные с иностранными государствами - потенциальными противниками СССР. Кроме того, в определенной степени это была реакция на неспокойную обстановку в регионе, где в 1942 г. усилился банди-
тизм, широко распространилось уклонение от призыва и т.д. Авторы отмечают, однако, что и в 1943 г., когда указанные проблемы были в основном преодолены, призыв горцев в армию так и не возобновился. Вместо этого началась тщательно засекреченная подготовка к массовым депортациям.
«В то же время нельзя не отметить, - пишут авторы, - что кавказские национальные регионы внесли свой весомый исторический вклад в дело Великой Победы над фашизмом. В общей сложности они дали действующей армии почти 2 млн человек, включая лиц славянских и прочих национальностей» (с. 165). Несколько сотен чеченцев и ингушей приняли участие в обороне Брестской крепости. Отказ от призыва частично компенсировался вербовкой добровольцев (на практике она нередко принимала принудительный характер). Анализ национального состава отдельных соединений и объединений советских войск показывает также, что командование армий, воевавших в 1942 г. на территории северокавказских автономий, по-видимому, мобилизовало некоторое количество местных жителей в обход существовавших запретов.
Отдельно авторы останавливаются на таком болезненном вопросе, как уровень дезертирства в немногочисленных национальных формированиях, укомплектованных представителями горских народов. Он действительно был довольно высоким, выше средних показателей по Красной армии, и это, несомненно, провоцировало предвзятое отношение в целом к соответствующим этническим группам, хотя на самом деле ситуация в национальных частях была обусловлена общими факторами, прежде всего длительным пребыванием в тылу при недостаточном снабжении и к тому же вблизи тех мест, где постоянно проживало большинство бойцов. В подобных условиях число дезертиров возрастало во всех соединениях, независимо от их национального состава.
Планы оккупации Кавказа и Закавказья разрабатывались в Германии с самого начала подготовки операции «Барбаросса», однако различные группировки внутри нацистского руководства придерживались неодинаковых взглядов по этому вопросу. Фактически немцами в 1942 г. была занята лишь часть территории Северного Кавказа, продолжительность оккупации различалась от района к району, но не превышала пяти-шести месяцев. Предполагалось, что в целом оккупационный режим в регионе будет мягче, чем в европейской части СССР. Тем не менее население оккупированных территорий в полной мере испытало все ужасы нацистского вторжения, включая грабежи, изнасилования, произвол оккупаци-
онной администрации, угон местных жителей в Германию в качестве «восточных рабочих», карательные операции и т.д. Все эти обстоятельства, а также непоследовательность и несогласованность действий германского руководства привели к тому, что в полной мере задействовать имевшиеся возможности по привлечению местного населения на сторону Рейха нацисты так и не смогли. Не удалось сформировать и по-настоящему сильное коллаборационистское движение. В общей сложности на стороне Германии воевали около 28 000 выходцев с Северного Кавказа, коллаборационистские части комплектовались главным образом бывшими военнопленными и эмигрантами.
Развертывание партизанского движения на Северном Кавказе происходило с трудом, проводившиеся операции принесли лишь ограниченный результат. Сказались не только ошибки местной советской администрации, но и то, что театр военных действий, покрытый в основном степями, вообще довольно плохо подходил для партизанской войны. Успешным действиям в предгорьях мешало отсутствие у значительной части партизан необходимой подготовки и снаряжения.
Обстановка в прифронтовых районах, а также на вновь освобожденных территориях оставалась довольно напряженной, особенно в Чечено-Ингушетии, где в годы войны произошла определенная консолидация антисоветского подполья. Рост недовольства подогревался не только тяготами военного времени и просчетами местной администрации, но и воспоминаниями о событиях конца 1920-х - 1930-х годов, когда регион пережил коллективизацию (в горных районах она воспринималась особенно болезненно) и несколько волн репрессий. Советское руководство в этой ситуации прибегло к поголовному выселению «провинившихся» народов с мест их компактного проживания как к самому «простому» с бюрократической точки зрения решению. Уже в ноябре 1943 г. из Ставропольского края были депортированы около 70 тыс. карачаевцев, с упразднением Карачаевской автономной области. 23 февраля 1944 г., после многомесячной подготовки, началась операция «Чечевица» по переселению примерно 400 тыс. чеченцев и 90 тыс. ингушей; депортация продолжалась до конца марта, Чечено-Ингушская АССР была ликвидирована. В ходе выселения имели место жестокие расправы над населением ряда аулов. Параллельно из Кабардино-Балкарии были депортированы 37-38 тыс. балкарцев, республика переименована в Кабардинскую, часть ее территории передана Грузии. Репрессиям подверглись и некоторые другие эт-
нические группы. Представители этих народностей, служившие в Красной армии, были демобилизованы и также переселены на восток. Розыску и переселению подлежали их соплеменники, проживавшие в других регионах Союза; исключение делалось лишь для лиц, состоявших в браке с представителями других национальностей. Из-за нечеловеческих условий переезда и проживания на новом месте смертность среди депортированных приняла катастрофические масштабы: только с 1944 по 1948 г. умерли свыше 144 704 человек, 23,7% всех выселенных с Северного Кавказа. Рождаемость в те же годы была на порядок ниже. Конфликты, основу для которых заложила эта варварская акция, продолжаются по сей день.
М.М. Минц
