CC BY
8
С. И. Белов
Беженцы из западных губерний Российской империи в Иваново-Вознесенском промышленном районе: размещение и снабжение (1914-1917 годы)*
S. I. Belov
Refugees from the Western Provinces of the Russian Empire in the Ivanovo-Voznesensk Industrial District: Accommodation and Supply (1914-1917)
Длительное время проблема беженцев из Западных губерний на территории России в годы Первой мировой войны оставалась вне поля зрения отечественных историков. Как справедливо отмечает А. Н. Курцев, «в советское время гуманитарная проблема беженства оказалась вне внимания историков»1. Именно его статья 1999 г. во многом открыла эпоху изучения беженства в современной историографии.
С тех пор появилось немало работ, посвященных самым разным аспектам истории «беженства» в Российской империи 1914-1917 гг.2 Большинство этих работ, особенно тех, авторы которых сосредоточились на изучении вопросов размещения и снабжения беженцев, опираются на документы региональных архивов и охватывают территории от одного города до крупных регионов, включающих в себя несколько губерний. Промежуточные итоги «регионального» этапа в беженской историографии подведены в статье Е. В. Николаевой. Она отмечает, что общим для работ подобного характера является признание возникновения в результате потока беженцев определенных социальных проблем на «принимающих территориях», но в то же время исследователи не находят места «для оценки участия переселенцев в экономической жизни регионов»3.
В действительности оценка «места в экономической жизни регионов» находится в центре большинства региональных работ по проблеме беженства. Причины этого просты: главной проблемой местных властей было размещение беженцев и обеспечение их продовольствием, одеждой и медицинской помощью. Но в условиях военного времени государственные кредиты на это отпускались в значительно урезанном виде. То же касалось привлечения к обеспечению беженцев частных благотворителей — большинство сумм
* Исследование выполнено при поддержке Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия». 30
на эти нужды выделялось «по остаточному принципу». В результате ключевой проблемой на местах было снятие беженцев с государственного баланса, которое могло произойти лишь в результате их трудоустройства. Одновременно это способствовало и социальной адаптации беженцев4.
К сожалению, проблема трудоустройства беженцев как ключевой проблемы их адаптации была осознана далеко не сразу. Решалась она зачастую «принудительным способом» — путем снятия с пайка трудоспособных и, в конечном итоге, в большинстве регионов ликвидирована так и не была. Это было обозначено еще А. Н. Курцевым, который писал, что с весны 1916 г. «началось свертывание политики государственного призрения эвакуированного населения в сочетании с принуждением трудоспособных к обеспечению своего существования самостоятельным трудом». В рамках этой политики уже с осени 1916 г. «пайковые суммы» сократились в два раза — они выделялись лишь самым нуждающимся семьям, не имеющим кормильца. Это вызывало «острое недовольство и брожение» беженцев, особенно в самом заселенном ими регионе страны — Центральном5.
Именно эта тема и стала ключевой в постановке проблемы нашей статьи. В фокусе нашего внимания будет размещение и обеспечение беженцев в двух уездах соседних губерний — Шуйском Владимирской губернии и Юрьевецком Костромской губернии. Оба они входили в состав так называемого Иваново-Вознесенского промышленного района, который послужил территориальной основой создания в июне 1918 г. первой советской губернии — Иваново-Вознесенской. Как писал в своей программной статье основатель губернии М. В. Фрунзе, этот район, насчитывающий 1,1 млн. населения, представлял собой «однородное экономическое целое», а именно — центр хлопчатобумажной промышленности6. В действительности район был далеко не столь однороден. В Иваново-Вознесенске, по данным 1909 г., работали 68 промышленных предприятий с числом рабочих 30 тыс. и годовым оборотом 87,5 млн. руб. В Шуе, также входившей в экономическое ядро района, работали 296 предприятий (26,7 тыс. рабочих), их годовой оборот составлял без малого 46 млн. руб. А вот Юрьевецкий уезд носил явно периферийный характер: в самом городе имелось лишь 15 мелких предприятий с числом рабочих 957 и объемом производства 875 тыс. руб. Своему включению в Иваново-Вознесенский промышленный район он обязан фабричному селу Родникам, в котором имелась огромная фабрика А. М. Кра-сильщиковой7. Таким образом, если Шуйский уезд по преимуществу представлял собой «промышленный», то население Юрьевецкого в основном занималось сельских хозяйством и крестьянскими промыслами.
Исходя из этого, статья посвящена анализу размещения и обеспечения беженцев в двух уездах — Шуйском и Юрьевецком. Но территориальный признак является не единственным критерием анализа.
Вторым (а для беженцев — безусловно, первым) критерием было распределение переселенцев из Западных губерний на «сельских» и «городских». Городские и земские управы при решении вопросов размещения и обеспечения беженцев исходили из своих материальных возможностей, которые серьезно отличались. В центре нашего внимания стоит преимущественно судьба «городских» беженцев, расселенных городах Шуйского уезда — Шуе и Иваново-Вознесенске, а также Юрьевецкого уезде — Юрьевце, Пучеже и Лухе. Такой подход позволит провести корректное сравнение особенностей работы с беженцами в промышленном мегаполисе (Иваново-Вознесенск), развитом промышленном городе (Шуя) и в глубоко провинциальных, живущих за счет мелкотоварного производства городах (Юрьевец, Лух, Пучеж).
* * *
Резкое увеличение беженского потока летом 1915 г. стало следствием того, что Ставка верховного главнокомандования пошла на крайнюю меру — опустошение оставляемой неприятелю территории, включавшее принудительное выселение крестьянства. До этого в качестве беженцев выступали преимущественно представители «сомнительных» этнических групп (немцы и евреи), а также семьи служащих гражданских и тыловых военных учреждений8. Поток польских и белорусских крестьян был сравнительно слабым. Тем не менее, уже в августе 1914 г. в Петрограде был создан Польский комитет, целью которого было оказание помощи «жертвам войны» польской национальности: семьям военнослужащих и беженцам.
А уже в ноябре того же года филиал этого комитета был создан в Иваново-Вознесенске, где существовал значительная польская диаспора. Большей частью она была составлена из химиков и инженеров, работавших на иваново-вознесенских текстильных фабриках, — людей далеко не бедных и готовых оказать содействие единородцам. Всего в состав Иваново-Вознесенского отделения Польского комитета вошло 42 человека, возглавил его известный колорист Куваев-ской мануфактуры В. С. Плужанский. Члены комитета ежемесячно вносили определенные суммы в кассу организации. Всего было собрано 12 877 руб., но более 80% этих денег было отправлено в другие отделения Комитета — в Варшаву, Петроград и Оренбург. А оставшейся суммы хватало, чтобы «призревать» вплоть до августа 1915 г. не только поляков, но и беженцев всех национальностей. К этому времени на содержании этого отдела находились до 200 человек9.
Лишь 18 августа 1915 г. Польский комитет обратился за поддержкой к городским властям. Те моментально пошли навстречу: уже через пять дней появилась городская комиссия по оказанию помощи беженцам (Беженская комиссия), включавшая несколько отделов — от санитарно-статистического до отдела по снабжению 32
вещами. Этой комиссией были организованы для приема беженцев врачебно-санитарный пункт, регистрационное бюро и юридическая консультация10. Все эти учреждения располагались в особом санитарно-питательном пункте в центре города (под него был арендован дом Е. И. Терехова). Там принимались партии беженцев, которые там же и жили вплоть до подыскания квартиры, там же беженцы могли питаться, устраиваться на работу и получать медицинскую помощь. Всего пункт вмещал до 150 человек, но наибольшая нужда в нем возникала зимой в связи с трудностью в это время «приискания квартир» для беженцев11.
На первый взгляд, столь внушительный индустриальный мегаполис, как Иваново-Вознесенск, мог принять до нескольких тысяч беженцев. В действительности официальная их численность оказалась не слишком высока. К 20 октября 1915 г. их было зарегистрировано 1 226 человек, к новому году число беженцев возросло до 1 553, а к 1 июня 1916 г. — до 1 992. Вскоре городской голова А. К. Семенов сообщил губернатору, что город беженцев больше принять не может, хотя их насчитывалось всего 2 220. Анализируя данные Беженской комиссии, можно отметить два всплеска «беженского потока» — в декабре 1915 г. и мае 1916 г.
К середине 1916 г. беженцы были в основном распределены властями по местам расселения. Но они пытались изыскивать лучшие условия жизни, передвигаясь в другие места. Пресечь эту практику (с точки зрения властей — весьма порочную) должно было предписание МВД от 20 октября 1916 г.: согласно ему, осуществлявшие самовольное передвижение беженцы лишались продовольственного пайка, за исключением «особо уважительных причин»12. По тем данным что имелись на июль 1916 г. о национальном составе беженцев в Иваново-Вознесенске, 62% составляли русские (216 мужчин, 432 женщины, 620 детей), 29% поляки (150 мужчин, 208 женщин, 241 ребенок), 7% евреи (32 мужчины, 44 женщины, 72 ребенка) и 2% латыши (8 мужчин, 15 женщин, 11 детей). Половой состав был таким: 20% мужчин, 34% женщин и 46% детей. Больше всего половая диспропорция была выражена в русской беженской диаспоре13.
Учитывая приведенное выше соотношение, становится ясным, что значительная часть беженцев нуждалась в материальном вспомоществовании. Часть беженцев была расселена городскими властями на платных квартирах (200 человек), часть — по бесплатным (110). Остальные получали «квартирные пайки», и на эти деньги они должны были сами подыскать квартиру. Всего с сентября по декабрь 1915 г. их получали 843 беженца. Таким образом, примерно треть беженцев оказалась размещена городскими властями, остальные должны были приискивать себе жилье самостоятельно. Всего квартирные расходы властей составили 1 553 руб., около 80% из них — «квартирные пайки». Можно видеть, что соотношение расходов на городское расселение и «пайковых» денег, выдаваемых беженцам, в расчете
на одного человека было примерно равным14.
Продовольственная помощь на первых порах оказывалась преимущественно посредством питательного пункта в доме Терехова, а также аналогичных пунктов Благотворительного общества. В день они могли накормить до 1 500 человек (правда, ужин выдавался лишь на центральном питательном пункте). Стоимость дневного пайка для беженцев не превышала 20 коп. При невозможности «столоваться» в питательных пунктах эту сумму беженцы могли получить и деньгами (правда, семья из пяти человек не могла претендовать на сумму более 60 коп. в день). До конца 1915 г. на питательные пункты было истрачено 4 974 руб., а «пайковых» беженцы получили 2 859 руб.15 Заметим здесь, что в октябре на питательном пункте было выдано 8 703 обедов и ужинов, в ноябре — 9 512 обедов и ужинов, а в декабре — 9 67516. Таким образом, в среднем питательным пунктом в ноябре и декабре пользовались 315 человек, хотя число беженцев в Иваново-Вознесенске за эти месяцы увеличилось не менее чем на 25%. Это свидетельствует о том, что вновь прибывшие беженцы постепенно переводились на пайковое довольствие.
С нового 1916 г. иваново-вознесенские власти пошли на радикальные изменения — все беженцы переводились исключительно на денежные пайки. Здесь сказались три основные причины: невозможность питательных пунктов обслуживать всех желающих, стремление упорядочить расходы на беженцев и необходимость определения «опытным путем» категории нуждающихся. Уже с февраля 1916 г. прекращалась выдача пайка всем трудоспособным, не получавшим работу17. Этот шаг должен был заставить активизироваться желающих трудиться (власти полагали, что в связи с мобилизацией мужского населения на фронт, они без особых проблем найдут работу). Всего к 1 января из 1 554 человек работали 294 беженца (19%). На первый взгляд, этот процент не слишком велик, но здесь нужно учитывать, что число беженцев-мужчин (включая нетрудоспособных стариков) не превышало 20%, а значительная часть женщин имела на руках малолетних детей.
Попытка городских властей заставить работать «тунеядствующих» беженцев не слишком удалась. В январе расходы на продовольствие для беженцев составили 14 512 руб., в феврале упали сразу на 75% (3 618 руб.), а в марте — вновь поднялись более чем вдвое (до 8 400 руб.)18. Это свидетельствует о том, что февральское снижение было попыткой «опытным путем» выяснить численность реально нуждавшихся беженцев. Вследствие этого к марту смету удалось сократить более чем на 40%, но это было сделано с помощью лишения в феврале пособия значительной части нуждавшихся. Явно нетрудоспособные вновь были возвращены в продовольственную смету в марте. Таким образом, заставить беженцев «приискать» себе работу удалось лишь частично. Всего к концу мая 1916 г. на фабриках города работали 364 беженца19. Приведенные данные свидетельствуют
о том, что в целом процент «тунеядствующих» беженцев в городе был не слишком велик. Просто большое число беженцев, прибывших в город в течение мая (178 человек), пока не сумело найти работу.
До марта 1916 г. местные власти делили беженцев на три категории: взрослые (паек 7,5 руб.), подростки (5 руб.) и дети до 5 лет (3 руб.). Согласно изданным в марте 1916 г. общегосударственным правилам, «подростковый» паек упразднялся, взрослый составлял 8 руб., а детский — 5 руб. По данным за ноябрь 1915 г., пособие получали 1 285 человек, за январь 1916 г. — 1 628. С апреля 1916 г. в течение трех месяцев иваново-вознесенским беженцам выдавалось 1 191 взрослый и 134 детских пайка, с июля 1916 г. — 1 344 взрослых и 163 детских пайка20. Нужно отметить резкое снижение числа снабжаемых беженцев: даже к июлю 1916 г., когда их число увеличилось сравнительно с началом полугодия, как минимум, в полтора раза, пайковое довольствие для них снизилось. Все это также свидетельствует о том, что в погоне за сокращением сметы власти первоначально исключили из нее действительно нуждавшихся беженцев. А лучше всего об их экономическом положении свидетельствует резкое сокращение процента пайков на малолетних детей (до 5 лет). Если в ноябре 1915 г. — январе 1916 г. на малолетних выписывалось от 15 до 16% пайков, то в апреле и июле 1916 г. — уже от 10 до 11%. Как нам представляется, это говорит о том, что большая часть малолетних детей просто не перенесла первых месяцев на новом месте жительства. В целом содержание получали около 70% беженцев, а работали не более 30%.
В Шуе не было столь могущественного отделения Польского комитета, как в Иваново-Вознесенске. Поэтому обеспечением беженцев изначально занимались городские власти. Комитет по обследованию и помощи беженцам был образован городской Думой 29 июля 1915 г.21 Всего к концу декабря 1915 г. Комитетом было зафиксировано 460 беженцев, а к июню 1916 г. — 608 беженцев22. Таким образом, численность беженцев в Шуе за первое полугодие 1916 г. выросла в 1,3 раза — несколько меньше, чем в Иваново-Вознесенске.
В целом же численность размещенных в городах беженцев вполне согласуется с общим соотношением городского населения Шуи и Иваново-Вознесенска: по данным губернского отчета за 1914 г., в первой проживало 30 836 человек, во втором — 118 779 человек23 Таким образом, доля беженцев в обоих городах составляла примерно 2%. По данным на декабрь 1915 г., численность мужчин среди беженцев составляла 14% (62 человека), женщин — 34% (157), детей — 52% (241). Таким образом, в Шуе оказалось намного меньше трудоспособных мужчин, чем в Иваново-Вознесенске. В ведомости за июль 1916 г. половозрастное деление беженцев заменено исключительно возрастным: из 608 человек 46% составляли дети (281), 48% — взрослые (289), а 6% — старики (38). Можно видеть, что в течение 1916 г. возрастная ситуации несколько подравнялась. Что касается национального состава, то 73% составляли русские,
10% — поляки, 16% — евреи и лишь 1% — латыши. Преобладание евреев (как поляков — в Иваново-Вознесенске), судя по всему, было обусловлено наличием в городе достаточно старой и многочисленной еврейской диаспоры. В результате городская управа после прибытия евреев в город просто отказалась содержать их, и беженцы были приняты на полное попечение местного еврейского общества. Таким образом, хотя они и были зарегистрированы, никаких сумм от казны на их содержание не отпускалось.
Для распределительного пункта сначала было решено устроить один из флигелей при строящемся здании женской гимназии. Но оказалось, что это помещение для этих целей не годится. Тогда в сентябре 1915 г. было начато строительство специального барака на 100 человек, но беженцам он так и не достался: после окончания строительства сразу был передан военному ведомству. Для распред-пункта пришлось, как и в Иваново-Вознесенске, нанять специальное помещение в доме С. И. Коковина24. В связи с небольшим количеством беженцев, городская Дума не стала организовывать для них питание и подыскивать казенное жилье, ограничившись выдачей продовольственных пайков (4,5 руб. на человека), а также «квартирных» и «топливных» денег (по 1 руб.). При этом в течение декабря 1915 г. беженцы получили пособий лишь на 409 руб. (в расчете на полный паек ими оказалось обеспечено всего 65 человек). Со следующего месяца продовольственный паек выдавался на 170 человек, квартирные деньги — на 137, топливные — на 141. Таким образом, пайком обеспечивалось чуть более трети беженцев — вдвое меньше, чем в Иваново-Вознесенске25.
После введения МВД в марте 1916 г. новых правил обеспечения беженцев с пайкового довольствия были сняты все трудоспособные беженцы. Согласно смете от 12 мая 1916 г., шуйский Комитет выплачивал продовольственное пособие всего 89 детям и 23 взрослым. Спустя месяц число детей увеличилось до 93, взрослых — до 48. Все они получали по 6 руб. А в августовской ведомости фигурирует уже 157 детей и 46 нетрудоспособных взрослых. Причем на сей раз размер пособия был сильно снижен — до 4,5 руб. Таким образом, фактически новые правила МВД шуйскими властями выполнены не были. «Квартирный паек» так и был привязан к продовольственному, а в августе был снижен и размер пайка. Причина тому бала прозрачна: Комитету не хватало сумм, выделенных казной, и для расширения численности получающих помощь беженцев пришлось прибегнуть к снижению размера довольствия26. Примеры снятия «трудоспособных» беженцев с пайкового довольствия достаточно многочисленны. Ограничимся одним. В семействе Ф. А. Сивик состояли сыновья 23 и 17 лет, а также дочери 24, 19, 14 и 11 лет. Одна из них работала на фабрике, получая 17 руб., а еще 25 руб. семья получала от отца. Поскольку нетрудоспособных лиц в ней выявлено не было, в пособии было отказано.
В дальнейшем число «призреваемых» было даже расширено, поскольку размер пособий не изменялся, а деньги стремительно обесценивались. В ноябре 1917 г. Комитет доносил в управу, что в городе проживает до 700 беженцев. Продовольственный паек получали только дети и нетрудоспособные — немногим более 200 человек. Еще 90 семей нуждающихся получали квартирное пособие — по 2 руб.27 А уже в начале 1918 г., в Шуе значилось 470 беженцев, «призревались» из которых сразу 305 человек (65%). Продовольственный паек был повышен до суммы, определенной правительством еще в марте 1916 г. (6 руб.), к нему прибавлялись «топливные» и «квартирные» деньги (по 1 руб.)28. Таким образом, шуянам удалось вывести обеспечение беженцев на «достойный» уровень только в результате инфляции, фактически обесценившей беженское пособие.
* * *
В Юрьевецкий уезд, как и в Шуйский, беженцы начали поступать с конца лета 1915 г. Уже в августе Юрьевецкий уездный Комитет по оказанию помощи беженцам принял решение подготовке квартир для 430 человек — в Юрьевце, Лухе, Пучеже и селе Фи-лисове. По данным Всероссийской переписи 1897 г., численность населения в Юрьевце составляла 4 776 человек, в Пучеже — 2 497, в Лухе — 1 965. Таким образом, концентрация беженцев в этих городах должна была оказаться вдвое выше, чем в промышленных Шуе и Иваново-Вознесенске. Однако к августу 1915 г. в уезде имелось лишь 23 беженца29. К ноябрю 1915 г. в Юрьевце и Лухе проживало 340 беженцев, а к июлю 1916 г. — всего 378 (часть их была переведена в Пучеж)30.
При этом непропорционально значительное число беженцев было размещено в наемных квартирах. По данным на июль 1917 г., в Юрьевце для беженцев снимались три дома, в которых проживало 119 человек, тогда как квартирный паек получали всего 55 человек. В Пучеже и вовсе все беженцы (по данным на июль 1916 г. — 100 человек) размещались на квартирах, нанимаемых городскими вла-стями31. Это приводило к непропорциональному увеличению сметы на содержание квартир для беженцев. Только в июле 1917 г. на содержание юрьевецких «беженских домов» ушло 1 388 руб., а на квартиры в Пучеже — 247 руб. Выплата беженцам обычного квартирного пайка обходилась в разы дешевле: поселенный на квартиры беженец в июле 1917 г. обходился почти в 7,5 руб., тогда как квартирный паек составлял всего 2 руб. (к этому моменту в уезде его получали 63 че-ловека)32. Не в последнюю очередь столь внушительная разница была обусловлена «дровяным кризисом», заставлявшим власти вкладывать значительные суммы в отопление «беженских домов». Расходная смета на дрова постоянно росла33.
С другой стороны, уездные власти были вынуждены считаться
с постоянной нехваткой отпускаемых на беженцев денежных сумм. Например, в июле в Юрьевецком уезде в число «призреваемых» было включено 388 беженцев (стоимость содержания — 18 коп. в день). Через два месяца число призреваемых снизилось до 296, в результате чего расход на человека удалось поднять до 20 коп. А к декабрю 1916 г. расход на человека снизился сразу на четверть (до 15 коп.), при том что число «призреваемых» даже уменьшилось (282 человек). Все это свидетельствует об одном: нехватка «беженских сумм» заставляла власти снимать с довольствия как можно большее число беженцев, а на оставшихся «в смете» сокращать ассигнования до минимума. В Юрьевце в феврале 1916 г. было выдано 225 продовольственных пайков, а уже в декабре — всего 159 (число их сократилось на 30%)34. Сокращение «призреваемых» производилось, естественно, за счет «трудоспособных», которых администрация таким способом пыталась «выдавить» с государственного обеспечения на работу.
Вот только большинство этих лиц составляли вовсе не мужчины, а женщины с малолетними детьми, оставить которых было просто не с кем. В Пучеже, например, в число «призреваемых» попали 98 человек, но уездные власти выделяли для них всего 49 продовольственных паев. Местные власти отмечали, что в числе призреваемых «много таких семей, которые работать на стороне не могут по семейным условиям». Снятие с них пайка могло привести просто к голодной смерти. Впрочем, и выделяемого пособия беженцам хватало исключительно на приобретение самых необходимых продовольственных товаров — крупы и муки. О покупке на эти деньги других продуктов, не говоря уж об одежде и бытовых предметах, речи даже и не шло35. Но губернские власти оставались глухи к этим просьбам уездных
властей и органов самоуправления.
* * *
В этой связи важнейшим представляется вопрос о поиске работы для беженцев.
В Шуйском уезде особенных проблем с этим не было: фабричная промышленность могла принять и намного большее число новых работников. А вот в слабо развитом в промышленном отношении Юрьевецком уезде таким проблемы должны были возникнуть неминуемо. В городах (где и были размещены беженцы) места приложения для их труда практически не было. Тогда в августе 1916 г. была предпринята попытка подыскать для беженцев места приложения труда в волостях. Квартиры для беженцев согласились предоставить практически все обследованные волости: они соглашались бесплатно заселить 420 человек, а еще более 1 600 могли принять на платной основе. А вот с работой было намного хуже: фактически значительный контингент требовался лишь для работы на родниковских фабриках (500 человек). Еще 350 беженцев могли быть приняты в разные во-
лости Юрьевецкого уезда на сельскохозяйственные и лесозаготовительные работы (фактически — сезонные)36.
В связи с этим представляется неясным, почему большая часть беженцев оказалась сосредоточена в городах, где фактически не имела возможности для приложения труда, тогда как единственный промышленный пункт уезда (село Родники) оказался свободен от беженцев. Правда, квартирная плата, установленная для приезжих волостным правлением (3 руб. в мес.), — была весьма высока. Но отсутствие попыток направить юрьевецких беженцев в Родники все же выглядит странно.
В сентябре 1916 г. было проведено полное обследование всех расселенных в Юрьевецком уезде беженцев. В результате было выяснено, что работу из них нашли 51 человек (из них 27 — на фабрике). В то же время число не работавших без уважительных причин (даже исключая лиц, не имевших возможности выйти на работу по семейному положению) весьма велико — 13 937.
Что же мешало беженцам, оказавшимся в Юрьевецком уезде, «приискать» себе работу? Сами они, как и большинстве других регионов, объясняли отказ от предложенных им рабочих мест «непо-сильностью» работы (не забываем, что большинство из них представляли собой женщин) и профессиональным несоответствием. Власти, естественно, полагали, что причина эта кроется не иначе, как в «сносных условиях жизни» при получаемом пайке38. Это замечание кажется мало соответствующим истине: расчеты городских органов власти и самоуправления показывали, что денежный паек с трудом обеспечивал даже минимальные потребности. Говорить о «безбедной жизни» на пайковые суммы ни в коем случае не приходится. Следовательно, причины нужно искать в другом. В данном случае весьма важным представляется тот факт, что большая часть «приискавших» работу беженцев оказалась на фабриках в селе Родники. В то же время отсутствие такой возможности в пунктах их основного расселения (Юрьевец, Лух, Пучеж) обрекало большую часть беженцев на бесплодные поиски работы.
* * *
Подводя итоги раскрытию экономического положения беженцев в Иваново-Вознесенске и в городах Шуйского и Юрьевецкого уездов, отметим целый ряд важных особенностей.
Шуйский уезд являлся местом притяжения беженцев на протяжении практически всего периода 1915-1917 гг. Многие из них прибывали туда благодаря слухам о возможности хорошего заработка на местных фабриках39. Уже 21 августа 1917 г. Шуйская земская управа уведомляла, что «вследствие совершенного отсутствия заработков по случаю сокращения работ на фабриках, а также недостатка предметов продовольствия и топлива приезд в Шуйский уезд беженцев
нежелателен»40. Тем не менее, именно в шуйских городах беженцы, способные к труду, могли найти ему наилучшее применение. В связи с этим меры по ограничению размеров выдачи продовольственного пайка оказывались в Шуе и Иваново-Вознесенске достаточно эффективными.
Невероятно высокий процент беженцев, обеспечиваемых пособием в Иваново-Вознесенске, объясняется тем, что в отличие от Беженских комитетов других городов, которые вынуждены были довольствоваться исключительно государственными ассигнованиями, касса Иваново-Вознесенского комитета в значительной части пополнялась из частных средств. Путем организации кружечных сборов, благотворительных концертов и подписных листов к началу 1916 г. ивановцы собрали для беженцев денег 19 152 руб., а вещей — на 3 676 руб. Естественно, в других городах также организовывались благотворительные сборы, но бедность местного населения просто не позволяла им аккумулировать столь значительные суммы. Беженцы же, оказывавшиеся в Юрьевецком уезде, оказывались в условиях не только перманентной нехватки средств ввиду значительной экономии уездных властей на пайках, но и были лишены возможности приложения труда.
Большое количество безработных беженцев в юрьевецких городах объясняется вовсе не «сносными условиями жизни», а банальной нехваткой рабочих мест, на которых могли бы трудиться беженцы. В этой связи большое удивление вызывает факт размещения в юрье-вецких городах большего (в процентном отношении к местному населению) числа беженцев, чем в Шуе и Иваново-Вознесенске. В этом смысле показательными являются выводы А. Ю. Гулидова об основных проблемах размещения беженцев на территории Владимирской губернии. Автор показывает, что основную роль в определении количества принимаемых на месте беженцев играла отнюдь не центральная администрация, а местные комиссии41. А. С. Щетинина объясняет большой процент безработных среди беженцев «неэффективным распределением трудоспособных между городом и деревней, и низкой социальной активностью» последних42. Заметим здесь, что ждать «высокой социальной активности» от людей, никогда до этого не покидавших родные края, довольно наивно. А вот просчеты властей при размещении беженцев на территории страны виды невооруженным глазом. Беженцам приходилось самим «исправлять» ошибки властей, перебираясь ближе к промышленным центрам, даже с риском потери продовольственного пособий.
Примечания Notes
1 Курцев А. Н. Беженцы первой мировой войны в России (1914-1917) // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 98.
2 Белова И. Б. Беженцы Первой мировой войны из западных районов Российской империи: обеспечение жизнедеятельности в местах временного проживания // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2013. № 12. С. 51-62; Шилова Р. Р. Оказание помощи беженцам в Уфимской губернии в годы Первой мировой войны // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2017. Т. 22. № 2 (166). С. 106-111; Алферова И. В., Фишер Е. С. «Принять», «организовать», «устроить»...: Беженцы в Орловской губернии (июль — август 1915 г.) // Вестник Брянского государственного университета. 2018. № 1 (35). С. 9-18; Корнелюк В. Положение беженцев из Беларуси в центральных губерниях России в годы Первой мировой войны (1915-1917 гг.) // Вестник РГГУ. Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2018. № 10-1 (43). С. 96-105; Белова И. Б. «Людские волны»: Дневниковые записи Ф. А. Кудринского о беженцах Первой мировой войны: 1915 г. // Вестник архивиста. 2022. № 1. С. 229-241.
3 НиколаеваЕ. В. Историография российского беженства периода Первой мировой войны (региональный аспект) // Культурный ландшафт регионов. 2021. Т. 3. № 2. С. 64.
4 Алферова И. В. Беженцы Первой мировой войны: проблемы аккомодации (на материалах Орловской губернии) // Вестник Брянского государственного университета. 2018. № 3 (37). С. 11, 12.
5 Курцев А. Н. Беженцы первой мировой войны в России (1914-1917) // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 110-113.
6 ФрунзеМ. В. Почему и как образовалась Иваново-Вознесенская губерния // Сборник статей и материалов по истории образования Иваново-Вознесенской губернии. Иваново-Вознесенск, 1918. С. 4.
7 Климохин С. К. Иваново-Вознесенская губерния в промышленном отношении // Сборник статей и материалов по истории образования Иваново-Вознесенской губернии. Иваново-Вознесенск, 1918. С. 19.
8 МихалевН. А., Пьянков С. А. Беженцы Первой мировой войны в Российской империи: численность, размещение, состав // Уральский исторический вестник. 2015. № 4 (49). С. 95.
9 Балдин К. Е. Польская диаспора в Иваново-Вознесенске в годы Первой мировой войны // Краеведческие записки. Вып. 6-7. Иваново, 2001. С. 72-74.
10 Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. 2. Оп. 1. Д. 5499. Л. 3, 7, 11-12, 25-27, 40-47, 188-189.
11 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5528. Л. 240, 510, 514.
12 ГАИО. Ф. 160. Оп. 1. Д. 3311. Л. 101-102.
13 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5528. Л. 391.
14 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5499. Л. 453, 492.
15 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5528. Л. 12, 62, 397.
16 Бутрин Е. С. Беженцы в Шуе и Иваново-Вознесенске в годы Первой мировой войны // Государство, общество, церковь в истории России ХХ в. Иваново, 2014. С. 392.
17 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5499. Л. 442-442об.
18 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5528. Л. 240, 305.
19 Бутрин Е. С. Беженцы в Шуе и Иваново-Вознесенске в годы Первой мировой войны // Государство, общество, церковь в истории России ХХ в. Иваново, 2014. С. 395.
20 ГАИО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5499. Л. 321, 441, 475, 477.
21 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 2588. Л. 1-1об.
22 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 2588. Л. 169, 278.
23 Обзор Владимирской губернии за 1914 г. Владимир, 1915. С. 84.
24 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 2610. Л. 2-25.
25 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 2588. Л. 171, 188, 190, 213, 239, 240.
26 Бутрин Е. С. Беженцы в Шуе и Иваново-Вознесенске в годы Первой мировой войны // Государство, общество, церковь в истории России ХХ в. Иваново, 2014. С. 397.
27 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 2588. Л. 108, 109, 392.
28 ГАИО. Ф. 369. Оп. 1. Д. 3455. Л. 123
29 ГАИО. Ф. 911. Оп. 1. Д. 8. Л. 2.
30 ГАИО. Ф. 162. Оп. 3. Д. 364. Л. 25; ГАИО. Ф. 162. Оп. 2. Д. 2573. Л. 1-2.
31 ГАИО. Ф. 162. Оп. 3. Д. 365. Л. 43.
32 ГАИО. Ф. 162. Оп. 3. Д. 364. Л. 29-33.
33 ГАИО. Ф. 162. Оп. 2. Д. 2572. Л. 227.
34 Бутрин Е. С. Беженцы в Юрьевецком уезде Костромской губернии в годы Первой мировой войны // Государство, общество, церковь в истории России ХХ-ХХ1 вв. Иваново, 2015. С. 261.
35 ГАИО. Ф. 162. Оп. 2. Д. 2574. Л. 291, 326, 327, 368, 369.
36 ГАИО. Ф. 162. Оп. 2. Д. 2446. Л. 1-33об.
37 ГАИО. Ф. 162. Оп. 2. Д. 324. Л. 1-37об.
38 ГАИО. Ф. 162. Оп. 3. Д. 364. Л. 120.
39 ГАИО. Ф. 160. Оп. 1. Д. 3558. Л. 77-82об.
40 Бутрин Е. С. Беженцы в Юрьевецком уезде Костромской губернии в годы Первой мировой войны // Государство, общество, церковь в истории России ХХ-ХХ1 вв. Иваново, 2015. С. 264.
41 Гулидов А. Ю. Размещение беженцев на территории Владимирской губернии в годы Первой мировой войны // Ярославский педагогический вестник. 2011. Т. 1. № 1. С. 35.
42 Щетинина А. С. Профессиональный состав беженцев Первой Мировой войны в Томской губернии // Историческое профессиоведение: источники, методы, технологии анализа. Барнаул, 2008. С. 237-238.
Автор, аннотация, ключевые слова
Белов Сергей Игоревич — докт. полит. наук, канд. ист. наук, доцент, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова (Москва) ORCГО ГО: 0000-0002-1464-040Х Belov2006s@yandex.ru
В статье на основании документов Государственного архива Ивановской области исследуются особенности размещения и снабжения беженцев из Западных губерний Российской империи в годы Первой мировой войны в городах Иваново-Вознесенского промышленного района (Иваново-Вознесенск, Шуя, Юрьевец, Пучеж). Дается сравнительная характеристика размещения беженцев, с одной стороны — в крупных индустриальных центрах, а с другой — в провинциальных городах, практически лишенных развитой промышленности. Основное внимание продовольственному снабжению беженцев, организованному городскими властями, органами городского и уездного самоуправления, а также благотворительными организациями. В условиях постоянного сокращения казенных сумм, выделяемых на помощь беженцам, городским властям приходилось постоянно сокращать число выдаваемых пайков, лишая пайков тех беженцев, которые действительно нуждались в помощи. Подобные действия приводили к сильному ухудшению материального положения беженцев, поскольку большую часть их составляли женщины и дети. Городские власти полагали, что отказ от выдачи пайков всем трудоспособным в скором времени заставит беженцев трудоустроиться и перейти на самостоятельное обеспечение. Но ввиду отсутствия продуманного плана эвакуации населения, значительная часть беженцев оказалось в районах, где они просто не имели шансов найти работу. Поэтому беженцы были вынуждены перемещаться в районы с более развитой промышленностью и более емким рынком труда. Автор статьи делает вывод, что в Иваново-Вознесенском промышленном районе местом притяжения для беженцев стал Иваново-Вознесенск.
Первая мировая война, беженец, Иваново-Вознесенский промышленный район, самоуправление, продовольственное снабжение, благотворительность, трудоустройство, социальная адаптация.
Author, abstract, keywords
Sergey I. Belov — Doctor of Political Sciences, Candidate of History, Associate Professor, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia)
ORCID ID: 0000-0002-1464-040X
Belov2006s@yandex.ru
Based on the documents of the State Archives of the Ivanovo region, the article dwells on the accommodation and supply of the refugees from the Western provinces of the Russian Empire during World War I in the towns of Ivanovo-Voznesensk industrial district (Ivanovo-Voznesensk, Shuya, Yuryevets, Puchezh). A comparative description of the allocation and accommodation of the refugees is given both in large industrial centers and in provincial towns, practically devoid of developed industry. The main focus is placed on the food supply of the refugees organized by the municipal authorities, municipal and uyezd self-government bodies, as well as charitable organizations. As government funds allocated to help the refugees were constantly reduced, the municipal authorities
had to constantly limit the number of rations issued, depriving of the rations those who really needed the aid. Such actions led to a sharp deterioration of the refugees' financial situation, as most of them were women and children. The municipal authorities believed that the failure to issue rations to all able-bodied people would soon force the refugees to find a job and switch to self-support. But due to the lack of a well-thought-out evacuation plan, a considerable part of the refugees ended up in areas where they simply had no chance of finding work. Therefore, the refugees were forced to move to areas with developed industry and a more capacious labor market. The author of the article concludes that Ivanovo-Voznesensk was a place of attraction for the refugees in the Ivanovo-Voznesensk industrial district.
World War I, refugee, Ivanovo-Voznesensky industrial district, self-government, food supply, charity, employment, social adaptation.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Alferova, I. V. Bezhentsy Pervoy mirovoy voyny: problemy akkomodatsii (na materialakh Orlovskoy gubernii) [Refugees of the First World War: Problems of Accommodation (Based on the Materials of Orel Province).]. Vestnik Bryan-skogo gosudarstvennogo universiteta, 2018, no. 3 (37), pp. 9-16. (In Russian).
2. Alferova, I.V. and Fisher, E.S. "Prinyat", "organizovat", "ustroit"...: Bezhentsy v Orlovskoy gubernii (iyul — avgust 1915 g.) ["Accept", "Organize", "Arrange".: Refugees in Orel Province (July — August 1915).]. Vestnik Bryan-skogo gosudarstvennogo universiteta, 2018, no. 1 (35), pp. 9-18. (In Russian).
3. Belova, I. B. Bezhentsy Pervoy mirovoy voyny iz zapadnykh rayonov Rossiyskoy imperii: obespechenie zhiznedeyatelnosti v mestakh vremennogo prozhivaniya [World War I Refugees from the Western Regions of the Russian Empire: Sustaining Life in the Places of Temporary Residence.]. Vestnik Balti-yskogo federalnogo universiteta im. I. Kanta, 2013, no. 12, pp. 51-62. (In Russian).
4. Belova, I.B. "Lyudskie volny": Dnevnikovye zapisi F. A. Kudrinskogo o bezhentsakh Pervoy mirovoy voyny: 1915 g. [The "Human Waves": F. A. Ku-drinsky's Diary Entries about the Refugees of the First World War (1915).]. Vestnik arkhivista, 2022, no. 1, pp. 229-241. (In Russian).
5. Gulidov, A. Yu. Razmeshchenie bezhentsev na territorii Vladimirskoy gubernii v gody Pervoy mirovoy voyny [The Accommodation of Refugees on the Territory of Vladimir Province in the Years of the First World War.]. Yaroslavskiy pedagogicheskiy vestnik, 2011, vol. 1, no. 1, pp. 32-35. (In Russian).
6. Kornelyuk, V. Polozhenie bezhentsev iz Belarusi v tsentralnykh guber-niyakh Rossii v gody Pervoy mirovoy voyny (1915-1917 gg.) [The Plight of Refugees from Belarus in the Central Provinces of Russia during the First World War (1915-1917).]. VestnikRGGU. Seriya: Istoriya. Filologiya. Kul'turologiya. Vostokovedenie, 2018, no. 10-1 (43), pp. 96-105. (In Russian).
7. Kurtsev, A. N. Bezhentsy pervoy mirovoy voyny v Rossii (1914-1917)
[Refugees of the First World War in Russia (1914-1917).]. Voprosy istorii, 1999, no. 8, pp. 98-113. (In Russian).
8. Mikhalev, N.A. and Pyankov, S. A. Bezhentsy Pervoy mirovoy voyny v Rossiyskoy imperii: chislennost, razmeshchenie, sostav [World War I Refugees in the Russian Empire: Number, Placement, Composition.]. Uralskiy istoriches-kiy vestnik, 2015, no. 4 (49), pp. 95-105. (In Russian).
9. Nikolaeva, E. V. Istoriografiya rossiyskogo bezhenstva perioda Pervoy mirovoy voyny (regionalnyy aspekt) [The Historiography of Russian Refugees during the First World War (The Regional Aspect).]. Kulturnyy landshaft re-gionov [Digital Journal], 2021, vol. 3, no. 2, pp. 59-71. (In Russian).
10. Shilova, R. R. Okazanie pomoshchi bezhentsam v Ufimskoy gubernii v gody Pervoy mirovoy voyny [Assistance to Refugees in Ufa Province during the First World War.]. Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki, 2017, vol. 22, no. 2 (166), pp. 106-111. (In Russian).
