CC BY
155
УДК 94(41/99) ББК 63.3(29=)
Ю. А. Борисёнок Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова (Москва, Россия)
Белорусские земли в составе Российской империи (1772-1917): поиск новых научных подходов
Грамадска-палгтычнае жыццё у Беларуси 1772-1917 гг. / А. У Унучак [1 шш.]; рэдкал.: В. В. Датлов1ч (гал. рэд.) [1 шш.]; Нац. акад. навук Беларуа, 1н-т гiсторыi. — Мiнск: Беларуская навука, 2018. — 573 с.
В рецензии анализируются и обобщаются характерные для белорусской исторической науки 2010-х гг. попытки оформления новых научных концепций в отношении непростого периода пребывания белорусских земель в составе Российской империи (1772-1917). Представляют значительный интерес усилия современных белорусских историков по осмыслению особенностей государственного управления в белорусско-литовских губерниях, мероприятий властей по решению польского вопроса на различных этапах его развития, а также генезиса белорусского национального движения и динамики политической активности в регионе. Ключевые слова: имперская политика, белорусско-литовские земли, социально-политические процессы, белорусская историография, Институт истории НАН Беларуси.
В 2018 г. Институтом истории НАН Беларуси был опубликован объемный обобщающий труд, посвященный общественно-политической жизни на белорусских землях 1772-1917 гг. и написанный усилиями представительного авторского коллектива из 17 белорусских историков. Монография продолжает традиции современного этапа развития белорусской исторической науки, рельефно обозначившиеся уже в 2010-е гг. и предполагающие интенсивный поиск новых исследовательских решений как для традиционного проблемного ряда, так и для сравнительно новых вопросов, возникающих при более детальной разработке особенностей социальной адаптации и политических ориентаций длительного, без малого 150-летнего периода пребывания
DOI: 10.31168/2073-5731.2019.1-2.8.02
белорусских территорий в составе Российской империи, начавшегося в 1772 г. при Екатерине II с первого раздела Речи Посполитой.
Как представляется, новейшее обобщающее исследование уже на этапе замысла было призвано пойти дальше оценок, сформулированных в 2011 г. в первом томе подготовленного там же, в Институте истории НАН Беларуси, масштабного исследования по истории белорусской государственности1. Как отмечает автор введения и заключения к книге А. В. Унучек, «на новом этапе развития исторической науки целесообразно вновь обратиться к анализу обозначенных проблем, используя новые методологические подходы, новые источники, переосмысливая реальный когнитивный потенциал уже известных, наполняя политические события звучанием с иной тональностью и свежей интерпретацией. Например, в контексте историко-антропологического подхода придать политическим реалиям так называемый «очеловеченный образ» через показ отношений, мотиваций общественно-политической активности либо пассивности населения белорусско-литовских губерний. Тем самым нарушить традиционную схему восприятия событий в регионе только как цепную реакцию и копию того, что происходило в центрах (Петербург, Вильно, Варшава), поднимая на поверхность специфику региональной политической жизни» (с. 60).
Знакомство с монографией несомненно убеждает в том, что реально наступил действительно новый этап развития исторических исследований в Республике Беларусь, на котором уже не только отцеплен вагон квазимарксистских штампов, но и невозможны работы, зримо отличавшие десятилетие 2000-х гг., примером чему служат разгромные по адресу самых разных точек зрения «Очерки новейшей историографии Беларуси» яркого представителя предыдущего поколения белорусских историков П. Т. Петрикова (1927-2007)2. Перехлест эмоций сменился поиском новых научных подходов к имперскому периоду белорусской истории, что ощущается с первых страниц книги.
Уже во введении логично и одновременно сдержанно артикулируются заявленные новые подходы: «История Беларуси в период нахождения в составе Российской империи имеет два главных измерения: первое — политика российских властей относительно белорусско-литовских земель; второе — реакция общества этих земель на полити-
1 Гюторыя беларускай дзяржаунасщ у канцы XVIII — пачатку XXI ст. Кн. 1 / А. А. Каваленя ^ шш.). Мшск, 2011.
2 Петриков П. Т. Очерки новейшей историографии Беларуси (1990-е — начало 2000-х годов). Минск, 2007.
ку Российской империи. Главной целью российского правительства, которую оно стремилось достичь в своей политике, являлась интеграция белорусско-литовских губерний в общеимперский организм. Цель общества присоединенных земель была противоположной — сохранить свою самобытность, с тем чтобы в соответственный момент восстановить утраченное государство» (с. 3).
Целью исследования называется «системный анализ истории Беларуси конца XVIII — начала ХХ вв.» с акцентом на «вызревание условий для белорусской государственности», существенной новацией для белорусской историографии представляется и то, что «значительное внимание уделено анализу деятельности институтов самодержавия всех рангов, их идеологии и практической политике» (с. 4).
По-новому строится и хронология рассматриваемой обширной эпохи. 145 лет, на наш взгляд, логично разделены на три периода с выделением основного содержания: «1) конец XVIII в. — 1831 г. (период конфронтации между "старым" и "новым" строем жизни с преобладанием элементов общественного строя бывшей Речи Посполитой); 2) 1831 г. — начало революции 1905 г. (переходный период, который характеризовался стремлением правительства Российской империи к полной общественно-политической унификации белорусско-литовских земель с российскими); 3) 1905-1917 гг. (период преобладания элементов российской политической системы во внутренней жизни этих земель, а вместе с тем кризиса имперской идеи, консолидации национальных движений, вызревания идеи белорусской государственности)» (с. 5).
Авторы изначально ориентированы на строгую корректность формулировок. Вот один такой очень важный акцент: чтобы не поднимать вопрос о белорусском/литовском/польском Вильно применительно к исследуемой эпохе, употребляется термин «белорусско-литовские земли», объяснение его таково: «По-разному называлась и современная территория Республики Беларусь. На основе географического (а не этнического) критерия Витебская и Могилевская губернии назывались белорусскими, Минская (до второй половины Х1Х в.), Гродненская, Виленская (значительная часть которой входит в состав Республики Беларусь) — литовскими» (с. 5).
Принципиально отказываясь от акцентации на боевые действия во время войн и восстаний, коллектив авторов нацелен на анализ динамики настроения умов: «Весьма интересной является эволюция целей, что ставили перед собой различные поколения местной элиты. Если в первой половине Х1Х в. альфой и омегой было достижение политической независимости от России земель бывшей Речи Посполитой в границах
до 1772 г., то во второй половине Х1Х в., и особенно в начале ХХ в., политическое обособление от Российской империи уже рассматривалось как средство, при помощи которого должно состояться национально-культурное возрождение белорусского народа» (с. 4).
Обозначенные во введении масштабные задачи реализовывают-ся на пространстве шести глав монографии. При этом даже первая из них, адресно посвященная историографии и источникам (с. 6-73), содержит и ряд любопытных концептуальных установок. В частности, утверждается, что в плане политики имперской унификации «комплексность и последовательность мероприятий на территории белорусско-литовского региона начали наблюдаться только во второй половине XIX в.» (с. 8). Представляется, что это весьма дискуссионная точка зрения; еще в 2000 г. А. И. Миллер в своей известной монографии об украинском вопросе в Российской империи убедительно доказал, что ни комплексности, ни последовательности в политике имперского центра по отношению к не менее опасным для стабильности монархической государственности XIX — начала ХХ в. проблемам фактически не просматривалось никогда3.
Известным исключением для белорусской ситуации были ситуативные (наследие восстания 1830-1831 гг.), но действительно комплексные и последовательные мероприятия властей по ликвидации унии, поддержанные верхушкой униатского духовенства и увенчавшиеся решениями Полоцкого собора 12 февраля 1839 г. В монографии эта тема излагается отдельно в 6-м параграфе гл. 3 (с. 285-301), и представленный там подход отличается уже упомянутой выше строгой корректностью. В частности, убедительно развенчивается популярный в польской эмиграции 1840-х гг. миф о преследованиях униатов со ссылкой на дело Макрены Мечиславской, которая летом 1848 оказалась в Познани, а в сентябре в Париже, — справедливо указано на отсутствие такой монашки в списках базилианок за 1836 г. (с. 299-300).
Итоговый вывод автора этого параграфа Е. Н. Филатовой также предельно логичен: «Полоцкий собор 1839 г. явился итогом политики правительства Российской империи. Основной удар этой политики пришелся на духовенство. Что касается верующих, то волнений с их стороны было зафиксировано немного, и притом происходили они при подстрекании прихожан духовенством. Для практически не-
3 Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000.
грамотного крепостного крестьянства все тонкости отличий между основными конфессиями территории оставались малоизвестными либо вовсе неизвестными. Для исполнения святых таинств и обрядов у них долгое время оставался всё тот же храм, тот же священник и те же молитвы» (с. 301).
Заметим, что значение мероприятий по ликвидации унии воспринималось верховной властью значительно шире чисто конфессионального аспекта. В этом плане чрезвычайно характерно личное письмо Николая I наследнику престола цесаревичу Александру Николаевичу от 26 февраля — 3 марта 1839 г., в котором император говорил о решениях Полоцкого собора патетическим тоном: «Считаю, что в последнем столетии вряд ли было что важнее для нашей матушки-России!»4 То есть непротестное в своей основе решение вопроса о переходе в православие восточнославянского крестьянства с «польского пограничья» империи было для императора значительнее итогов предоставивших империи обладание теми же крестьянами разделов Речи Посполитой и крупнее результатов русско-турецких войн и выше победы над Наполеоном.
Представляется, что на том, собственно, власти успокоились и в продолжение 75 лет после Полоцкого собора не предпринимали ни комплексных, ни системных мероприятий в отношении сельского белорусского населения. На ликвидации унии фактически закончилась и реальная русификация широких масс белорусов, при этом нужно учитывать, что и сам Полоцкий собор — это явление из разряда консервативной модернизации — «тот же храм» и т.д. Именно отсутствие масштабных мероприятий и тем более финансовых вложений по части «обрусения» белорусского аграрного пространства и позволило к 1880-м гг. появиться собственно белорусским проектам будущей государственности и развиться на базе интеллигентов в первом поколении с сельскими корнями белорусскому общественному движению различных направлений вплоть до «Нашей нивы» и братьев Луцке-вичей. На наш взгляд, в будущих работах историков на темы белорусского XIX в. необходимо разобраться не только в том, что удалось сделать в своей политике имперским властям (в монографии много важных подробностей на этот счет), но и в том, что самодержавие не осуществило, обозначив соответствующие намерения или вообще от них воздержавшись.
4 Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839. М., 2008. С. 336.
Анализ изложения гл. 2-6, составляющих основу работы, показывает, что изначально заявленный «системный анализ» проведен лишь на ряде действительно важных, узловых и редко попадавших в фокус предшествующих исследований белорусской историографии проблем «большого XIX века» на этих землях. Весьма характерно стремление исследователей идти своим путем, опираясь в написании текстов преимущественно на источники. В итоге, например, при обращении к польским сюжетам белорусской истории ни в разделе историографии, ни в основных главах монографии мы не встретим системообразующих работ, среди которых книги С. Кеневича, Е. Борейши, А. Новака, О. Латышонка, А. Хвальбы, Е. Здрады, В. А. Дьякова, И. С. Миллера, С. М. Фалькович и мн. др., а также крайне существенно изменивших российскую историографию польского XIX в. обобщающих работ Института славяноведения РАН, увидевшие свет в 2010 и 2016 гг.5 В данном исследовании мы, таким образом, встречаем не так уж и редкое ныне явление, когда поиск новых подходов в исторической науке сопровождается умолчанием о подходах прежних, вплоть до вежливой забывчивости об их устарелости либо хотя бы частичной пригодности.
Сами же упомянутые узловые проблемы в большинстве своем отражены в работе ярко и по-исследовательски свежо. Остановимся подробнее на одной из них. Так, в гл. 2 (с. 74-184), посвященной государственно-правовому статусу белорусско-литовских земель, в 4-м параграфе (авторы Т. В. Гришкевич, А. П. Житко, С. А. Толмачева) подробно прослеживается причинно-следственная основа решений властей в Петербурге, осознанно затормозивших введение земства в белорусских губерниях вплоть до 1911 г. Политика в отношении одной из важнейших реформ Александра II, способной непосредственно повлиять на личные судьбы и вектор развития многомиллионного белорусского крестьянства, не менялась в течение более 40 лет, несмотря на обсуждения этого вопроса во властных коридорах. Очень уместно в этой связи мнение комитета министров, сформулированное уже в марте революционного 1905 г.: «Основная цель нашей политики в девяти западных губерниях должна оставаться неизменной и исходить из укрепления русского преимущества и ослабления здесь польского влияния» (с. 158). Под русским преимуществом имеется в
5 Польша и Россия в первой трети XIX в. Из истории автономного Королевства Польского. 1815-1830 / отв. ред. С. М. Фалькович. М., 2010; Меж двух восстаний. Королевство Польское и Россия в 30-50-е годы XIX в. / отв. ред. С. М. Фалькович. М., 2016.
виду не преимущество этнических великороссов, а преимущество православное на основе триединства; весьма характерно, что у сменивших самодержавие большевиков та же цель, только очищенная от конфессиональной окраски и выкрашенная в цвета «коммунистической веры», прослеживается уже в 1920-е гг. при проведении политики белорусизации и украинизации.
Авторы параграфа весьма точно указывают, что решающим аргументом для невведения земств на белорусских землях было мнение М. Н. Муравьева, четко сформулированное еще в 1864 г., году окончания второго в XIX в. крупного восстания с участием местных шляхетских элит: «"Общее выборное начало, положенное в основание земских учреждений, поставило бы все хозяйственное управление в зависимость от враждебного нам, большей частью, дворянства, мелкой шляхты и городского сословия польского происхождения и римско-католического вероисповедания и тем самым подчинило бы и крестьянское сословие их влиянию, которым поляки [...] не преминули бы воспользоваться ко вреду нашему". Именно поэтому Муравьев считал нецелесообразным в это время проводить земскую реформу в губерниях края, с чем согласился и Государственный совет» (с. 175-176).
В последующие почти полвека в политике самодержавия на белорусских землях усматривается почти что марксистский, экономический мотив. Властями руководил именно «инстинкт счетовода», когда они избрали вариант консервативной модернизации с вынужденной по причине отсутствия земских школ как более эффективного по сравнению с школами церковно-приходскими русификационного инструмента имитацией русификации в сфере образования. В «толщу народную» на белорусских землях Минской, Витебской и Могилев-ской губерний русский язык попадал вплоть до 1911 г. избирательно, в то время как за полвека (1861-1911) формат народолюбия в отношении белорусского крестьянина сменился, теперь преобладают уже не местные хлопоманы типа А. Г. Киркора, Е. Тышкевича, В. Дуни-на-Марцинкевича и их радикальное крыло, представленное К. Кали-новским и др. повстанцами 1863-1864 гг., а благонамеренные и, что очень нравится самодержавию, антипольски настроенные этнографы, краеведы и родоначальники белорусской литературы на кириллице, их уже не утопишь «в ложке воды», хотя Янка Купала в полемике с крайне правыми в начале 1910-х гг. именно этого и опасался.
В результате вплоть до 1914 г. ментальная основа белорусского народного самосознания имперской политикой во всех ее областях была
затронута избирательно, нечасто, триединство великороссов, малороссов и белорусов воспринималось как естественный процесс. Отсутствие в течение полувека, начиная с 1864 г., конкуренции с польской триадой (со знаменами Белого орла, Погони и Михаила Архангела) не влекло за собой осознания властями необходимости дальнейших унификационных мероприятий. Сэкономив на земских структурах, имперские администраторы не испытывают на белорусских землях даже те сомнения, которые, как показал А. И. Миллер в упомянутой монографии 2000 г. по украинскому вопросу, приходилось испытывать, наблюдая полемику украинофилов с москвофилами.
В книге отчетливо представлены и явственно обозначившиеся для сельского общества белорусов вызовы, связанные со введением с 1911 г. земств в Минской, Витебской и Могилевской губерниях. Это и явный отход от прокрестьянского курса Муравьева 1864 г., когда отныне «правительство не отказывалось и от опоры на землевладельцев римско-католического вероисповедания и обеспечило им достаточно высокое представительство в земствах, а в "польской" курии — полное превосходство над крестьянами» (с. 180).
Не менее тревожной для устоявшихся традиций была ускоренная динамика развития земской системы народного просвещения. «В 1914 г. в Минской губернии было 1753 школы, в которых обучалось 100,4 тысячи человек. На 100 жителей губернии (без городов) приходилосвь 4,5 ученика, а в 1911 г. — только 2,94. Минское губернское земство планировало расширить сеть школ, поэтому оно уделяло большое внимание подготовке педагогических кадров для них. Оно ходатайствовало перед Министерством народного просвещения об открытии учительских семинарий в Бобруйске, Борисове, Пинске, а также в Минске — сельскохозяйственного института. В 1914 г. в Минске по инициативе земства был открыт учительский институт» (с. 182).
Скорый эффект от подобных преобразований сказался бы уже в ближайшей перспективе, если бы не катаклизмы, связанные с Первой мировой войной, а затем и с революционными событиями 1917 и последующих лет. В этой связи очень важен грамотный вывод, завершающий гл. 2: «Обычно реформы в крае проводились со значительным опозданием и в урезанном виде в сравнении с внутрироссийскими губерниями» (с. 184). Добавим, что это именно тот случай, когда от отсутствия и нединамичности реформ традиционное общество белорусов только выиграло, а темнота без особой иронии оказалась на перспективу другом белорусской молодежи в ситуации, когда имперская унификация во многом осталась лишь на бумаге.
В этом плане любопытны содержащиеся в монографии наблюдения над польской политикой Российской империи начиная с 1772 г. В гл. 3 (с. 185-344), к примеру, прямо не говорится о политике культурной полонизации Александра I, которая однозначно и достаточно глубоко проводилась в среде образованного общества белорусско-литовских земель. М. А. Соколова в анализе ситуации 1815-1830 гг. отмечает следующее: «Польский язык в определенной степени господствовал в общественной, образовательной и даже административной сферах, особенно в той части белорусско-литовских земель, где существовала развитая сеть учебных заведений. Так, в первой трети Х1Х в. в северо-западных губерниях было напечатано 16 книг на русском языке, что составляло 2% от общего числа изданий» (с. 245).
На этом фоне ценной представляется намеченная совместными усилиями авторов книги линия, позволяющая в известной степени абстрагироваться при изложении событий эпохи от польских по своей сути оппозиционных течений. Отказ от приоритетного взгляда на эпоху сквозь концепцию революционного демократизма при отрицании напрочь этой опции в теории способен привести примерно к тем же результатам, что и характерная для советского времени точка зрения о «проклятом царизме» как не подлежащей более пристальному изучению проблеме. Но на практике весьма перспективным в исследовательском плане представляется вывод М. А. Соколовой со ссылкой на польскую исследовательницу А. Барщевскую-Крупу о том, что организации заговорщиков, отмеченные «политическим иррационализмом», неопределенными, хаотическими представлениями, существенно не влияли на политическую ситуацию на белорусских землях (с. 249-250).
Для дальнейших исследований «большого белорусского XIX столетия» в этой связи очень важны отсутствующие ныне исследования механизмов деполонизации в регионе в период 1830-х — 1870-х гг., в том числе роль в этом процессе двух крупных шляхетских восстаний, направленных против Российской империи. Как представляется, побочным продуктом именно состоявшейся и укоренившейся в образованных слоях не только православной, но и католической элиты края к началу 1880-х гг. в значительной степени объясняется и появление именно в это время (1883-1884 г., идейная линия круга нелегального издания «Гомон»), первых проектов белорусской государственности на федеративной основе. В историографическом разделе монографии справедливо указывается, что деятель белорусского национального
движения А. И. Луцкевич еще в межвоенные годы включал в этот круг и народовольца И. Гриневицкого, одну из главных фигур покушения на Александра II в марте 1881 г.: «В лице Гриневицкого мы имеем настоящего творца белорусского самостоятельно-федералисти-ческого направления, идеологию которого формулировал после его смерти "Гомон"». Луцкевич подметил и отличие этих «новых людей» от прежних поколений радикально настроенных деятелей: «.. .у них есть уже вера в национальное возрождение белорусов — вера, которой не имел еще ни Чечот, ни, кажется, Калиновский» (с. 56).
Примеры присутствия в коллективной монографии Института истории НАН Беларуси действительно новых подходов к изучению непростого и противоречивого периода в истории белорусских земель можно предметно продолжать и далее, но и краткий обзор узловых моментов содержания книги однозначно указывает на то, что в белорусской историографии наметились весьма позитивные процессы по осмыслению истории «большого XIX века», способные привести к дальнейшему углублению и интенсификации этих направлений научного поиска.
Источники и литература
Псторыя беларускай дзяржаунасщ у канцы XVIII — пачатку XXI ст. Кн. 1 / А. А. Каваленя (1 шш.). Мшск, 2011. 583 с.
Грамадска-палпычнае жыццё у Беларуа, 1772—1917 гг. / А. У Унучак р шш.]; рэдкал.: В. В. Данiловiч (гал. рэд.) р шш.]; Нац. акад. навук Беларуси 1н-т псторьи. Мшск: Беларуская навука, 2018. 573 с.
Меж двух восстаний. Королевство Польское и Россия в 30-50-е годы XIX в. / отв. ред. С. М. Фалькович. М.: Индрик, 2016. 776 с.
Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб.: Алетейя, 2000. 260 с.
Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839. М.: РОССПЭН, 2008. 744 с.
Петриков П. Т. Очерки новейшей историографии Беларуси (1990-е — начало 2000-х годов). Минск: Белорусская наука, 2007. 292 с.
Польша и Россия в первой трети XIX в. Из истории автономного Королевства Польского. 1815-1830 / отв. ред. С. М. Фалькович. М.: Индрик, 2010. 583 с.
References
Kavalenia, A. A., et al. Historyia belaruskai dziarzhaünastsi ü kantsyXVIII — pachatku XXI st., kn. 1. Minsk, 2011, 583 s.
Mezh dvukh vosstanii. Korolevstvo Pol'skoe i Rossiia v 30-50-e gody XIX v. Otv. red. S. M. Fal'kovich, Moscow: Indrik, 2016, 776 s.
Miller, A. I. 'Ukrainskii vopros' v politike vlastei i russkom obshchestvennom mnenii (vtoraiapolovinaXIXv.). Saint Petersburg: Aleteiia, 2000, 260 s.
Perepiska tsesarevicha Aleksandra Nikolaevicha s imperatorom Nikolaem I. 1838-1839. Moscow: ROSSPEN, 2008, 744 s.
Petrikov, P. T. Ocherki noveishei istoriografii Belarusi (1990-e — nachalo 2000-kh godov). Minsk: Belorusskaia nauka, 2007, 292 s.
Pol'sha i Rossiia v pervoi treti XIX v. Iz istorii avtonomnogo Korolevstva Pol'skogo. 1815-1830. Otv. red. S. M. Fal'kovich, Moscow: Indrik, 2010, 583 s.
Unuchak, A. U., et al. Hramadska-palitychnae zhytstsio üBelarusi, 1772—1917hh.. Ed. V. V. Danilovich [et al.], Nats. akad. navuk Belarusi, Insitut historyi, Minsk: Be-laruskaia navuka, 2018, 573 s.
Yuriy A. Borisyonok LomonosovMoscow State University (Moscow, Russia)
The Belarusian territories in Russian Empire (1772-1917): in search of new academic approaches
This review analyzes and generalizes the attempts to shape new academic conceptions specific for the Belarusian studies of history in the 2010s that take into consideration the non-unproblematic period when the Belarusian territories were absorbed by Russian Empire (1772-1917). Contemporary Belarusian historians make significant and very interesting efforts to reflect upon the specifics of state management in Belarusian and Lithuanian governorates, the events that the authorities organized to solve the Polish question on different stages, as well as the genesis of the Belarusian national movement and the dynamics of the political activity in the region.
Keywords: imperial politics, Belarusian and Lithuanian territories, socio-political processes, Belarusian studies in history, the Institute of History, National Academy of Sciences of Belarus.
