CC BY
24XX век: страницы истории
«Белка», «Лютра» и «Кокушка»
(Общественно-политическая деятельность женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях Казани в начале XX в.)
В годы первой российской революции женщина, посещавшая университет или высшие женские курсы, стала для Казани привычным явлением. На 1 января 1908 г. в городе насчитывалось от 700 до 800 курсисток**
*** л 7
и универсанток . Учащуюся девушку можно было отличить уже по внешнему виду. Слушательницы Казанских высших женских курсов и вольнослушательницы Казанского университета предпочитали носить практичную, неброскую одежду черного цвета, избегали украшений и других аксессуаров, привлекавших внимание1. Подобного рода «униформа» уравнивала женщин различного материального достатка между собой, свидетельствуя об общности интересов и причастности к определенному социальному кругу.
Активная студенческая среда способствовала формированию политической позиции учащихся девушек. Однако женская инициатива, ввиду отсутствия легальных возможностей участия в политическом процессе, была ограничена исключительно протестными форма-
* Публикация подготовлена при финансовой поддержке Gerda Henkel Stiftung грант AZ 10/SR/10.
** На Казанские высшие женские курсы в 1906 г. было зачислено 242 слушательницы, в 1907 г. — 402 (см.: Хвостов М. М. Казанские Высшие женские курсы // Труды 1-го Всероссийского съезда по образованию женщин. - СПб., 1914. - Т. 1. - С. 171-192).
*** В 1906 г. Казанский университет принял 117 вольнослушательниц, в 1907 г. — 205 (см.: Руднева Я. Б. Вольнослушательницы Казанского университета 1905-1908 годов // Ученые записки Казанского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. - Казань, 2010. - Т. 152. - Кн. 3. - Ч. 2. - С. 57-68).
ми поведения. В итоге, учившиеся в высших учебных заведениях женщины либо пополняли ряды революционных организаций, либо подключались к студенческому движению.
Какое место занимала политика в жизни провинциальной студентки или курсистки? В автобиографическом романе О. А. Ильиной (ур. Боратынской), поступившей на курсы в 1913 г., одна из героинь так описала традиционную «студенческую вечеринку», в которой принимала непосредственное участие: «Страстные споры на обычные темы: подготовление к революции, подпольная работа, материализм, мистика, загробная жизнь — чего хочешь, того просишь. Декламировали стихи, пели студенческие песни, ну, словом, полное веселье. Ужин — сыр и колбаса, поданные прямо на оберточной бумаге, полное презрение ко всем, так называемым приличиям». Один из студентов, произнося речь «о зле капитализма», «так рванул себя за ворот рубахи, что все пуговицы полетели на пол». Нешуточные страсти подогревались слухами о том, что большинство студентов «или подпольные работники, или сочувствующие им»2.
Действительно, бурное обсуждение вопросов, связанных с политикой, открытые акции протеста, нелегальные студенческие сходки и собрания — все это в первое десятилетие XX в. было необходимым компонентом студенческой корпоративной культуры. Женщинам демонстрация активной гражданской по-
зиции давала возможность «вжиться» в среду наиболее деятельной части студенческой молодежи.
В 1908 г. состоялось несколько крупных несанкционированных собраний с участием студентов Казанского университета и Ветеринарного института. Таким способом студенчество защищало право на свободу слова и существование различных форм самоорганизации. Неоднократно на студенческих сходках поднимались вопросы о бесправном положении вольнослушательниц университета3 и отстаивании их чести4. В контексте женской активности самой представительной оказалась февральская акция протеста, на которую собралось около 300 человек. Среди 61 участника, задержанного полицией, оказалось 11 вольнослушательниц Казанского университета. Возраст пяти из них колебался от 17 до 20 лет. В списках задержанных фигурировали представительницы юридического (С. И. Вольская, О. И. Дамперова, К. Н. Знаменская, С. Ф. Поплавская), физико-математического (В. И. Дамперова, Ф. А. Земляницкая, Б. Х. Кроль) и историко-филологического факультетов (Р. А. Авербух, Р. Л. Евзерова, В. И. Львова, А. И. Малыгина)5. «Медички» акцию проигнорировали.
После февральских событий женская активность снизилась. В отличие от февральской сходки, в марте-апреле активность проявили вольнослушательницы старшей возрастной группы (23-24 года). Следует отметить, что ни одна вольнослушательница не приняла участие во всех трех собраниях. Всего в 1908 г. за участие в студенческих сходках было привлечено к ответственности 22 женщины, что составляло 8-10 % от общего числа вольнослушательниц, обучавшихся в университете6. Подавляющее большинство девушек провело в стенах университета не более полугода. После выхода 16 мая 1908 г. циркуляра Департамента народного просвещения, запретившего принимать женщин в университет, оставшиеся вольнослушательницы прекратили посещать собрания, стараясь не привлекать внимание. В списках студентов, задержанных полицией на сходке 30 сентября 1908 г., лиц женского пола не было.
В разряд политически неблагонадежных лиц попадали и индифферентные к политике девушки. Поводом могли послужить не только их контакты с подозреваемыми в нелегальной деятельности студентами, но и национальная принадлежность.
Во второй половине XIX — начале XX вв. тесно взаимосвязанными способами самовыражения женщин являлись «медицина и радикализм»7. Однако в 1908-1911 гг. «медички» Казанского университета редко попадали в поле зрения жандармского управления, а вот «юристки» не только состояли на учете в полиции, но и регулярно привлекались к дознанию. В сентябре 1907 г. была подвергнута обыску вольнослушательница юридического факультета Наталья Константиновна Клепцова. Девятнадцатилетняя дочь приват-доцента Ветеринарного института К. З. Клепцова состояла в социал-демократической организации в качестве секретаря и казначея8. Самого К. З. Клепцова в молодости за участие в студенческих беспорядках дважды исключали из высших учебных заведений.
В конце января 1909 г. в результате оперативных мероприятий по ликвидации РСДРП в Казани была арестована двадцатидвухлетняя курсистка Розалия Левидова. Семья Левидовых, выходцев из Виленской губернии, владела в Казани аптекой по левой стороне Булака. Розалия и ее старшая сестра София — выпускницы Казанской Мариинской женской гимназии, подали в 1906 г. прошение о зачислении на юридический факультет Казанского университета. Несмотря на то, что обе сестры окончили гимназию с золотой медалью, старшую из сестер зачислили на желаемый факультет, а младшую — нет. Розалия подала документы на историко-филологический факультет. В 1908 г., прослушав два курса университетской программы, она была вынуждена перейти на отделение историкообщественных наук Высших женских курсов. По агентурным сведениям, аптека Левидовых являлась явочной квартирой для приезжавших в Казань иногородних социал-демократов. Розалия давала «им надлежащие указания к кому обратиться дальше». Осенью 1908 г., благо-
даря Р. Левидовой, познакомились «старый партийный работник» Шая Лерман (кличка «Максим») и студент университета Евгений Сеньковский, которые решили возобновить деятельность социал-демократической партии, ликвидированной в Казани летом 1908 г. Цель организации заключалась в создании комитета «из булочников, портных и столяров» с целью пропаганды марксистской тео-рии9. Пока осуществлялось дознание о причастности Левидовой к деятельности группы Сеньковского-Лермана, ее содержали в одиночной камере. Через два месяца, согласно постановлению прокуратуры, все обвинения с Розалии были сняты, и она смогла продолжить высшее образование. В 1914 г., по результатам государственного экзамена, Розалия Михайловна Левидова была удостоена диплома II степени.
Политические предпочтения
Н. Клепцовой и Р. Левидовой, несмотря на их юный возраст, сформировались до поступления в университет. Впрочем, радикализм мог стать и следствием длительного пребывания в среде революционизированного студенчества. Между демонстрацией активной гражданской позиции и политическими убеждениями «юристов» существовала прямая зависимость. По данным статистического семинария, проведенного в 1907 г., 63 % студентов юридического факультета Казанского университета обозначили собственные политические убеждения как социалистические, из них 23 % признали себя сторонниками учения К. Маркса10.
После майского циркуляра 1908 г., изгнавшего женщин из университетов, на юридическом факультете Казанского университета продолжили образование одиннадцать вольнослушательниц. Следует отметить, что юридическое образование для российских женщин являлось самым бесперспективным с точки зрения будущей профессиональной деятельности. В дипломах, которые женщины получали после сдачи экзаменов в испытательных комиссиях, отсутствовали пункты о правах, даваемых высшим юридическим образованием. Вплоть до 1917 г. для них оставались недоступными судейские и прокурорские должности, а
также государственная служба по ведомству Министерства юстиции. Попытки нескольких женщин-юристов в 19081909 гг. пробиться в присяжные поверенные закончились неудачей, а в 1913 г. Государственный Совет отклонил принятый Государственной Думой законопроект о допуске женщин в адвокатуру.
Представляется, что оставшиеся в Казанском университете «юристки» сделали свой выбор осознанно: большая часть из них была замужем и относилась к старшей возрастной группе (средний возраст составлял 30 лет). Выбор ими юридической специальности мог быть продиктован как интересом к юриспруденции, так и определенными политическими убеждениями. Дело в том, что более половины «юристок» значилось в отчетах жандармского управления и подозревалось в принадлежности к социал-демократической организации Казани. Однако до 1909 г. ни одна из этих женщин не была связана с деятельностью РСДРП, так как революционерки со стажем сразу бы попали под наблюдение жандармерии, которая весьма эффективно при помощи разветвленной агентурной сети контролировала деятельность радикальных групп и кружков, каждые полгода ликвидируя очередной социал-демократический комитет. В связи с этим, как признавали сами представители революционного движения, в Казани вести нелегальную деятельность было чрезвычайно трудно11.
За лицами, подозревавшимися в принадлежности к социал-демократической партии или партии эсеров, Казанское губернское жандармское управление устанавливало наружное наблюдение, результаты которого оформлялись в виде ежемесячных отчетов. В отчетах «по партии социал-демократов» женщины фиксировались под оперативными кличками. В 1909-1911 гг. в отчетах фигурируют птицы («Цесарка», «Куропатка», «Кукушка», «Сова», «Гусыня», «Утка»), животные («Куница», «Лютра», «Белка», «Норка», «Кенгуру») и цвета («Зелёная», «Голубая», «Алая», «Светлая»)12. В ноябре 1909 г. по подозрению в причастности к деятельности социал-демократической организации в поле
зрения жандармского управления попали «Белка» и «Брюнетка». «Белка» и «Брюнетка», соответственно Мария Александровна Илговская и Роза Яковлевна (Рей-зил Янкелевна) Ротенберг, являлись слушательницами четвертого курса юридического факультета Казанского университета. Обе были в уже достаточно зрелом возрасте, замужем и проживали в Казани в течение нескольких лет. Мария Илговская (ур. Григорьева) среднее образование получила в Омске, восьмой дополнительный класс окончила в Казанской Ксенинской женской гимназии, вышла замуж за врача Осипа Михайловича Илговского и служила учительницей рисования в городском начальном женском училище им. В. Г. Белинского13. Попала в список политически неблагонадежных лиц на основании перлюстрированной жандармским управлением частной переписки.
Роза Ротенберг (ур. Балаховская) — выпускница Киевско-Подольской гимназии, перебралась в Казань вслед за мужем Александром Федоровичем Ротен-бергом, служившим присяжным поверенным. В Казани, кроме учебы в университете, постоянных занятий не имела. Состояла в семейно-педагогическом кружке, деятельность которого носила исключительно благотворительный и
Р. Ротенберг.
НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44169, л. 12 б.
просветительский характер. Основанием для установления наружного наблюдения за Р. Ротенберг послужили агентурные сведения о ее принадлежности к социал-демократической организации. Круг ее общения в основном состоял из представителей еврейской диаспоры, многие из которых также попали под подозрение. В 1909 г. от «Брюнетки» были взяты под наблюдение студент Казанского университета Ицко-Хаим Беклин («Клоп»), доктор Казанского военного госпиталя Тимофей Гликман («Угольный»), Хаим Лепский («Резвый») и курсистка Ливша Долгопольская («Голу-бая»)14. Ливша Мееровна Долгопольская, уроженка Витебской губернии, проживала в Казани с 1907 г., поступив сразу после окончания Смоленской гимназии на филологическое отделение Высших женских курсов.
Полицейские отчеты содержат не только словесный портрет наблюдаемых, но и фиксируют передвижения женщин по городу. Например, Р. Ротен-берг в течение ноября-декабря 1909 г. посещала университет всего пять раз15. М. Илговская совмещала учебу в университете и работу в Белинском училище им. Б. Г. Белинского16. Л. Долгопольская присутствовала на Высших женских курсах ежедневно, давала частные уроки и была замечена в библиотеке17.
В течение 1909-1910 гг. в список политически неблагонадежных лиц, кроме Л. Долгопольской, попали еще несколько курсисток. Среди них: М. С. Астахова («Бабочка»), сотрудничавшая, по мнению агентов, с «Голубой»; А. А. Архангельская («Алая»), оштрафованная за участие в несанкционированной властями студенческой сходке; А. К. Гляд-кова («Светлая») и Е. П. Космодами-анская («Кенгуру»), водившие знакомство с неблагонадежным студентом университета И. Ф. Халиным («Великан») и др.18 Большинство курсисток, попавших под наблюдение полиции, были приезжими, являлись представительницами либо мещанского, либо духовного сословий. Их участие в деятельности нелегальных партийных организаций нередко было мнимым, однако попадались и по-настоящему «партийные» курсистки.
Например, А. В. Антонова, несмотря на свою кличку «Зелёная», была дамой со значительным революционным стажем: состояла под надзором полиции с 1903 г., неоднократно подвергалась обыскам, арестам и высылкам в связи с принадлежностью к социал-демократической организации19.
Весной 1910 г. внимание жандармов вновь привлекла «юристка» Казанского университета. В окружении студента Н. Лотова («Аскольда»), организовавшего кружок из лиц, «сочувствующим социал-демократической программе», была замечена вольнослушательница четвертого курса юридического факультета Лидия Богородицкая, за которой с 17 марта 1910 г. было установлено наружное наблюдение под оперативной кличкой «Кокушка» («Кукушка»)20. Филеры зафиксировали в отчетах за март-май 1910 г., что Л. А. Богородицкая ежедневно посещала университет и зарабатывала на жизнь частными уроками. Проживала она в доме Стародубцева по Армянской улице (ныне ул. Спартаковская) вместе с братом Владимиром, студентом юридического факультета Казанского университета, и сестрой Юлией, слушательницей Высших женских курсов. Как показал обыск, произведенный 28 апреля 1910 г., интерес к деятельности радикальных политических партий проявляли обе сестры Богородицкие.
В конце января 1911 г. инициативная группа курсисток обратилась к директору Казанских высших женских курсов Е. Ф. Будде за разрешением на проведение 7 февраля политической сходки. Профессор Е. Ф. Будде обещал дать ответ в течение нескольких дней, предварительно согласовав его с губернатором и попечителем учебного округа. Перед отъездом директора к губернатору 3 февраля Юлия Богородицкая «горячо говорила речь», в которой призывала слушательниц курсов начать забастовку, не дожидаясь окончательного решения ад-министрации21. В ответ на запрет губернатора проводить какие-либо собрания в здании курсов, 8 февраля курсистки Ольга Пиликина и Зинаида Пинегина в присутствии полиции начали подстрекать «других к совершению массовых беспо-
Л. А. Богородицкая.
НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44304, л. 9 а.
рядков в учебном заведении, стремясь прекратить правильный ход учебных занятий, а Пиликина, кроме того, позволила себе дерзкую выходку против чинов полиции»22. Екатерина Мясникова, прервав лекцию приват-доцента Н. А. Васильева, обратилась к сокурсницам с требованием начать референдум по вопросу о проведении забастовки. В этот же день в восемь часов вечера в здании собралось около 50 слушательниц. За начало забастовки проголосовало только тридцать человек, остальные воздержались. Большинство курсисток не отреагировало на требование бойкотировать лекции и экзамены. Забастовка приняла «вялотекущий характер».
Следствие по делу о беспорядках слушательниц Высших женских курсов установило, что «душой забастовочного движения» и «главным активным деятелем по произведению беспорядков на курсах» являлась Юлия Богородицкая23. На запрос администрации курсов предоставить свидетельство о политической благонадежности, которое входило в перечень обязательных документов, или хотя бы письменное заявление о том, что она «предприняла ходатайство о выдаче ей такового свидетельства», Юлия отве-
тила решительным отказом. Этот инцидент послужил официальным поводом для ее отчисления с курсов 23 февраля 1911 г. В этот же день в здании курсов появились листовки с угрозами в адрес курсисток, продолжавших посещать занятия: «Товарищи. Занятия прекращены. Чувство солидарности запрещает всем нам посещать лекции. Пусть будут исключены из товарищеской среды те, которые не желают подчиняться решению большинства. Список их фамилий будет распространен среди товарищей и среди всего общества. В случае недействительности этого морального воздействия будут приняты активные меры борьбы»24. Одно из таких воззваний получил директор В. Ф. Будде.
25 февраля группа курсисток, выступавшая против забастовки, распространила собственное воззвание с призывом не саботировать учебные занятия. По мнению полиции, конфликт между забастовщицами и «антизабастовщицами» «подогревался» Ю. Богородицкой, которая продолжала бывать в здании курсов, всячески поддерживала забастовочное движение и препятствовала «восстановлению нормального течения учебной жизни»25. Дело дошло до губернатора, потребовавшего «принятия по отношению к этой личности (Юлии Богородицкой. — Я. Р.) мер, могущих поставить ее в невозможность вести дальнейшую агитацию, после того как она уже уволена с курсов распоряжением учебного началь-
ства»26.
Жандармским управлением был выдан ордер на обыск и арест Юлии Богородицкой. 28 февраля 1911 г. полицейские обыскали не только комнату Лидии и Юлии, но и комнату Владимира и Петра Богородицких. Владимир, служивший после окончания университета младшим кандидатом на судебные должности при Казанской судебной палате, вынужден был подать жалобу на незаконные действия и некорректное поведение производившего обыск помощника пристава Астрова27. У Юлии изъяли запрещенную литературу, в том числе известный рассказ народовольца П. С. Поливанова «Кончился» о заключенных Петропавловской крепости, и
две фотографии. На первой были изображены известные эсерки М. Спиридонова, А. Измайлович, А. Биценко, М. Школьник, Л. Еврезерова, Р. Фиалка, отбывающие срок на каторге за террористическую деятельность, на второй — Совет рабочих депутатов28. Интересовал Юлию и женский вопрос, на что указывали несколько брошюр, опубликованных «Союзом равноправности женщин». После окончания следствия 27 мая 1911 г. Ю. Богородицкая была выслана в Оренбург.
Вместе с Юлией Богородицкой по делу проходила девятнадцатилетняя Екатерина Мясникова, уроженка Астраханской губернии. По информации Астраханского жандармского управления, Е. Мясникова являлась социал-революционеркой и, «живя в Астрахани, вела знакомства с себе подобными». Однако по постановлению прокурора Мяс-никову освободили, приняв во внимание ее «весьма слабое» участие в беспорядках и тот факт, что «курсистки за ее взбалмошный характер ей не доверяли, и вообще она, Мясникова, не пользовалась с этой стороны успехом у своих под-
руг»29.
Одной из первых выпускниц Казанского университета, получившей диплом медицинского факультета в возрасте 42 лет, была Ольга Алексеевна Аносова. Она обучалась в университете с 1907 по 1912 г. и за это время ее имя ни разу не упоминалось в отчетных документах жандармского управления. Однако О. А. Аносова принадлежала к числу женщин, для которых партийная работа была не просто отдельным эпизодом биографии. Ольга Алексеевна отдала революционной деятельности более пятнадцати лет своей жизни.
Впервые О. А. Аносова приехала в Казань в сентябре 1903 г. к высланному из Нижнего Новгорода брату Николаю*. За несколько дней до приезда Аносовых в Казань прибыла состоявшая под осо-
* Аносов Николай Алексеевич (1874-1918) — в 1900 г. окончил политехническую высшую школу в Шарлот-тенбурге (Берлин), в 1901-1902 гг. один из руководителей Петербургского комитета РСДРП (подпольная кличка «Аристов»). 27 апреля 1903 г. арестован в Нижнем Новгороде на собрании, где обсуждался вопрос о праздновании 1 мая. По окончании следствия в сентябре 1903 г. выслан в Казань под надзор полиции.
бым надзором полиции Лидия Александровна Фотиева (впоследствии личный секретарь В. И. Ленина). Она сняла квартиру в доме Багаутдиновой по Рыбнорядной улице и несколько раз встретилась с Ольгой и Николаем Аносовыми.
По агентурным данным, именно «по указаниям Фотиевой» Аносовы решили принять на себя «дело созидания прекратившего свои действия Казанского социал-демократического комитета и восстановить его деятельность по организации рабочих кружков и пропаганды в таковых»30. Через Л. А. Фотиеву состоялось знакомство Аносовых с Варварой Симоновой, которая в свою очередь познакомила Аносовых с Николаем Фир-совым. Так был организован новый Казанский комитет РСДРП, «причем дело пропаганды и дальнейшей организации рабочих кружков приняли на себя только Ольга Аносова и Николай Фирсов»31. Фирсов пропагандировал среди рабочих Алафузовского, Свешниковского и Порохового заводов, а завод братьев Кре-стовниковых взяла на себя Аносова.
По свидетельству одного из участников событий П. И. Полонского, в целях «усиления долговечности комитета» они с Ольгой Алексеевной пришли к заключению, «что необходимо широко всколыхнуть казанские слои путем распространения прокламаций к рабочим, обществу и студентам, но сделать это в один день, чтобы бдительность жандармов не проснулась раньше време-ни»32. Полонский взял на себя составление текста прокламаций, Аносова — редактирование и распечатку. «В конце октября, — вспоминал П. И. Полонский, — О. А. Аносова при свидании со мной заявила, что она хочет уехать в Петербург, так как в Казани, насколько возможно, дело налажено, а в Питере большая нужда в работниках. Перед отъездом она передала свой кружок на Крестовни-ковском заводе Вере Михайловне (Гороховой. — Я. Р. ), а мне — нити организации, бывшие у ней в руках»33.
В конце октября 1903 г. О. Аносова уехала в Санкт-Петербург, где продолжила нелегальную деятельность по распространению агитационной литературы в рабочих районах34. В ночь на 18 ноя-
О. А. Аносова.
НА РТ, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44271, л.15 б.
бря прокламации на русском и татарском языках, составленные П. И. Полонским и О. А. Аносовой, были распространены не только на крупных предприятиях Казани, но оказались в почтовых ящиках губернатора и жандармского управления. Через месяц по делу Казанского социал-демократического комитета были обысканы и арестованы 25 человек. Н. Аносов, Н. Фирсов, П. Полонский и В. Горохова содержались до окончания следственных мероприятий в одиночных камерах. В. Горохова, страдавшая пороком сердца, после освобождения скончалась.
В самом начале 1904 г. в Санкт-Петербурге была обыскана и арестована О. А. Аносова. До мая того же года она находилась в местном доме предварительного заключения, а затем была выслана под надзор полиции в Казань. По заключению прокурора по делу Казанского комитета социал-демократической партии от 8 августа 1904 г. обвинения с О. А. Аносовой были сняты за недостаточностью улик35. До своего очередного ареста 1 апреля 1905 г. Ольга Аносова вела подпольную работу в Киеве и Ека-теринославле. Как и брат, она была идейной меньшевичкой.
Осенью 1907 г. Ольга Алексеевна, в возрасте 35 лет, приняла решение посту-
пать на медицинский факультет Казанского университета. Однако прием документов на этот факультет из-за отсутствия свободных мест был закончен еще в августе. Надеясь на возможность последующего перевода, Ольга поступила на естественное отделение физикоматематического факультета. Она стала одной из самых «старых» студенток, учитывая, что средний возраст ее сокурсниц составлял 22 года. К учебе вольнослушательница О. А. Аносова относилась с такой же самоотдачей, как и к революционной деятельности, в течение трех лет выполняя учебную программу физико-математического и медицинского факультетов одновременно. Кроме того, обучение в университете с 1909 г. О. А. Аносова совмещала с преподава-
нием немецкого языка на женских курсах. В 1910 г. она получила официальное разрешение перевестись на медицинский факультет. Через два года, после успешной сдачи государственных экзаменов О. А. Аносова была удостоена степени лекаря с отличием (те&сш сит ехітіа ІаМе). После окончания университета она переехала в Санкт-Петербург и устроилась врачом Коммерческого института Общества распространения высших коммерческих знаний и внештатным ординатором в детской больнице им. принца Петра Ольденбургского. То обстоятельство, что О. А. Аносова не упоминалась в течение 1907-1912 гг. в ежемесячных отчетах жандармского управления, является косвенным подтверждением ее отказа от активной революционной деятельности.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. НА РТ, ф. 199, оп. 1, д. 566, л. 18-38.
2. Ильина О. А. Канун Восьмого дня. - Казань, 2003. - С. 84.
3. НА РТ, ф. 199, оп. 2, д. 958, л. 55-57.
4. Там же, д. 1071, л. 42.
5. Там же, д. 957, л. 1-41.
6. Там же.
7. Стайтс Р. Женское освободительное движение в России: феминизм, нигилизм и большевизм, 1860-1930. - М., 2004. - С. 127.
8. НА РТ, ф. 199, оп. 2, д. 1070, л. 289.
9. Там же, д. 97, л. 4.
10. Емельянова И. А. Юридический факультет Казанского университета. 1805-1917. Очерки. - Казань, 1998. - С. 95.
11. Лившиц С. Очерки истории социал-демократических организаций в Казани // Пути революции. - Казань, 1922. - № 2. - С. 75-76.
12. НА РТ, ф. 199, оп. 1, д. 566, оп. 2, д. 974, 1069, 1192.
13. Там же, ф. 977, оп. Личные дела студентов за 1907-1916 гг., д. 44059.
14. Там же, ф. 199, оп. 1, д. 566.
15. Там же, оп. 2, д. 974, л. 60-60 об.
16. Там же, л. 65 об.-66.
17. Там же, л. 63 об.-64.
18. Там же, л. 18-38.
19. Там же, л. 80-84.
20. Там же, д. 1069.
21. Там же, д. 1197, л. 65.
22. Там же, л. 2.
23. Там же, л. 11.
24. Там же, л. 9.
25. Там же, л. 11.
26. Там же.
27. Там же, л. 23.
28. Там же, л. 40.
29. Там же.
30. Там же, оп. 1, д. 200, л. 115-126 об.
31. Там же.
32. Полонский П. И. Социал-демократическая организация в Казани в конце 1903 г. // Каторга и ссылка. - М., 1928. - № 8-9. - С. 50-56.
33. Там же.
34. НА РТ, ф. 199, оп. 1, д. 199, л. 306-307.
35. Там же, л. 297-298 об.
Яна Руднева,
кандидат исторических наук
; «з
