CC BY
249
И. Р. Монахова
БЕДМнСкий и ГОГОЛЬ. штрихи к двойному ПОРТРЕТУ
Среди современников В. Г. Белинского, с которыми он больше или меньше общался, особое место занимает Н. В. Гоголь. Хотя их знакомство близким не назовешь: они встречались всего несколько раз в жизни, и переписка их невелика (по два отправленных письма со стороны каждого и одно неотправленное письмо Гоголя Белинскому), но это лишь внешняя часть такого феномена в истории русской культуры, как отношения Гоголя и Белинского. Несмотря на все разделяющие обстоятельства, было между этими двумя личностями, этими двумя великими деятелями русской культуры какое-то глубинное внутреннее сходство (в чертах характера, свойствах души), которое определило их взаимосвязь на более глубоком уровне, чем если бы это были внешние приятельские отношения, выражающиеся в большом количестве личных встреч и писем.
Белинский стал, наверное, самым чутким и наиболее глубоко понимающим читателем и критиком художественных произведений Гоголя. Но интересен и другой аспект темы «Белинский и Гоголь» — соотношение самих по себе этих двух личностей, что не могло не сказаться на их общении — личном и творческом. При некоторых существенных различиях между ними, в их характерах и обстоятельствах жизни, есть основательный пласт сходства, близких, родственных моментов — внешних и внутренних, о чем могут поведать их письма и воспоминания современников о них.
Они были почти ровесниками, оба ушли в расцвете лет: Белинский — не дожив нескольких дней до своего 37-летия, Гоголь — не дожив нескольких недель до своего 43-летия. Оба они имели слабое здоровье, что смолоду дало о себе знать. Белинский часто болел еще в юности, что во многом было связано с нуждой, плохим жильем, скудным питанием, одеждой не по сезону. Подобно гоголевскому Башмачкину, он хорошо знал, как это ходить морозной зимой в тонкой прохудившейся шинели. 20-летний Белинский — студент Московского университета — сокрушался в письме родителям: «Я весь обносился; шинелишка развалилась, и мне нечем защититься от холода, а новой никогда не дадут. <.. .> Мне непременно нужно запастись каким-нибудь сюртучишком и прочим, принадлежащим к нему платьем»1. В таком же духе и 21-летний Гоголь, будущий автор
1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — М., 1956. — С. 57.
«Шинели», недавно поселившийся в Петербурге, жаловался матери на недостаток средств: «До сих пор я не в состоянии был сделать нового не только фрака, но даже теплого плаща, необходимого для зимы. Хорошо еще, я немного привык к морозу и отхватал всю зиму в летней шинели»2. Гоголь чувствовал слабость своего здоровья тоже еще в юности.
Жизнь и того и другого как бы оборвалась на полуслове. Так и не создан был второй том «Мертвых душ» — таким, каким его хотел видеть автор. Так и не был осуществлен грандиозный замысел Белинского, о котором он упоминал в статьях и письмах, — большие циклы статей о Лермонтове и Гоголе, подобные циклу статей о Пушкине, — ему просто не хватило для этого времени.
Было много общего и в них как в личностях, в их человеческой природе. Это, прежде всего, искренность, распахнутость. Правда, с одной существенной разницей. У Белинского это свойство проявлялось во всем: его характере, взаимоотношениях с людьми, стиле его статей. У Гоголя, который в своей частной жизни был, наоборот, довольно сдержанным и даже порой скрытным, тем не менее родственное Белинскому свойство в полной мере проявилось в его творчестве. Гоголь-художник, жадно вбирающий впечатления на своем пути и умеющий, как никто до него, откровенно рассказать о жизни, о человеке (в том числе на основе исследования своей души), был предельно искренним и в восприятии жизни, и в изображении ее в своих произведениях.
Еще одна, не менее яркая черта, которая была свойственна и Гоголю, и Белинскому, — самоотверженность в служении российской словесности. Характерны слова, сказанные Гоголем в беседе с провинциальными актерами в 1851 г.: «Искусство требует всего человека. Живописец, музыкант, писатель, актер — должны вполне, безраздельно отдаваться искусству, чтобы значить в нем что-нибудь»3. Его собственная жизнь вполне соответствовала этому правилу. Еще с довольно молодых лет он почувствовал, что готов отречься от личного, семейного счастья, будучи призванным служить искусству, и, подобно монаху, остаться навсегда в одиночестве и вообще вдали от «внешней», суетной жизни. Он так и не создал свою семью, не женился, возможно опасаясь, что страсть к женщине и семейные заботы будут препятствовать выполнению главной задачи его жизни. Еще в юности он осознал опасность таких увлечений для себя: «Это пламя меня бы превратило в прах в одно мгновенье»4.
Белинский столь же самоотверженно относился к своему литературному творчеству — как к служению: «Литературе расейской моя жизнь и моя кровь»5; «Я могу работать, стало быть, могу жить»6. С этим его высказыванием перекликается гоголевское признание: «Работа — моя жизнь. Не работается — не живется»7. И тот и другой воспринимали свою деятельность как нечто высшее. «Я ощущу в себе присутствие Божие, мое маленькое я исчезнет»8, — говорил Белинский о моментах своего творческого вдохновения. «Быть апостолами просвещения — вот наше назначение»9, —
2 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. X. — М., 1940. — С. 170.
3 Толченов А. П. Гоголь в Одессе. 1850-1851 гг. Из воспоминаний провинциального актера // Гоголь в воспоминаниях современников. — М., 1952. — С. 417.
4 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. X. — М., 1940. — С. 252.
5 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — М., 1956. — С. 494.
6 Там же. — Т. XII. — М., 1956. — С. 427.
7 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XIV. — М., 1952. — С. 213.
8 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — М., 1956. — С. 169.
9 Там же. С. 151.
писал он в одном из писем. В том же духе говорил и Гоголь о своем творчестве — как об особом предназначении: «Ныне я чувствую, что не земная воля направляет путь мой»10, «Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом»11. Белинский по существу своего характера тоже был, подобно Гоголю, в мире скорее отшельник. «Как попристальнее и поглубже всмотришься в жизнь, то поймешь и монашество, и схиму»12, — писал он 1841 г. Так же как и Гоголь, он признавал: «Всякая попытка любить для меня — ад»13, «Мне заперты все пути к человеческому счастию»14.
Самоотверженность в служении своему делу не способствовала материальному благополучию Белинского и Гоголя. «Моя забота — что-нибудь делать, быть полезным членом общества. А я делаю, что могу. Я много принес жертв этой потребности делать. Для нее я хожу в рубище, терплю нужду, тогда как всегда в моей возможности иметь десять тысяч годового дохода с моей деревни — неутомимого пера»15, — писал Белинский. Таким же бескомпромиссным отношением к своему долгу художника отличался и Гоголь. Издатели советовали ему продолжать выпускать все новые и новые малороссийские повести в духе «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Гоголь от этого отказался. После выхода «Мертвых душ» Гоголю предлагали выпустить эту книгу с иллюстрациями, но он отверг и это предложение. Отрицательно он отнесся и к попыткам ставить «Мертвые души» на сцене. Не соглашался он и печатать недостаточно совершенные, по его мнению, произведения. Например, так ожидавшийся всей читающей публикой второй том «Мертвых душ» он сжег в 1845 г., затем написал новый вариант и сжег его в 1852 г. Еще в молодости Гоголь четко определил свою позицию: «Я вижу только грозное и правдивое потомство, преследующее меня неотразимым вопросом: “Где же то дело, по которому можно было бы судить о тебе?” И чтобы приготовить ответ ему, я готов осудить себя на все, на нищенскую и скитающуюся жизнь, на глубокое, непрерываемое уединение, которое отныне я ношу с собою везде»16.
Общей чертой Белинского и Гоголя была способность к стремительному развитию: у Белинского — в идейной сфере, у Гоголя — в художественной. Им обоим был отведен судьбой довольно краткий период активной творческой жизни, сопровождавшейся публикацией их сочинений в печати: Белинскому — около 15 лет (с первой значительной работы «Литературные мечтания» до последней — «Русская литература в 1847 году»), Гоголю — немногим более 15 лет (с «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до «Выбранных мест», опубликованных в начале 1847 г.). И за такое короткое время и тем и другим был пройден огромный путь. И тот и другой каждый в своей сфере стали властителями дум своего поколения, да во многом и будущих поколений. Причем в обоих случаях развитие было настолько стремительным, что порой не только публика, но и близкое окружение и того, и другого автора поражалось совершающимся переменам.
Белинский в своем идейном развитии нередко отказывался, отталкивался от вчерашних идей, как от пройденных этапов, чтобы тем более полно и страстно увлечься новой идеей. Таким в определенной степени был и творческий путь Гоголя. Он также
10 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XI. — С. 46.
11 Там же. С. 75.
12 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — С. 40.
13 Там же. С. 346.
14 Там же. С. 503.
15 Там же. С. 316.
16 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XI. — С. 78.
нередко охладевал к своим старым произведениям, работая над новыми. Для него это тоже были пройденные этапы и, отталкиваясь от них, он полностью предавался новым замыслам.
Оба они, ускоренно развиваясь, стремились увидеть и осмыслить жизнь с разных сторон, с разных точек зрения, как будто следуя совету самого же Гоголя «обращать на все стороны предмет и открывать возможности всякого дела». При этом на каждом этапе как Белинскому, так и Гоголю необходимо было оттолкнуться от прошлого периода, как бы покончить с ним, чтобы полнее предаться новому этапу развития. Оба они обращали особое внимание на способность человека к развитию, к внутренней жизни, к духовному пути. Белинский подчеркивал: «Я больше всего ценю в людях эластичность души, способность ее к движению вперед. Вот беда, когда эта божественная способность утрачена»17. Гоголь очень дорожил своей способностью идти по жизни духовным путем, не увлекаясь внешними явлениями и видя «сквозь все одну пристань и берег — Бога»18, и, таким образом, идти к истине: «В конце дороги этой Бог; а Бог есть весь истина»19.
При способности к стремительному внутреннему развитию и у Гоголя, и у Белинского были неизменные всю жизнь ценности, обусловившие постоянное направление этого развития. Такой неколебимой основой у Гоголя была христианская вера, а у Белинского — неизменная всю жизнь, всепоглощающая любовь к человеку, уважение к личности. Все идейные перемены, произошедшие с Белинским, нисколько не затронули этой его главной мысли, главной идеи — о счастье человека, о таком устройстве общества, которое способствовало бы, а не препятствовало счастью личности в нем. В сущности, это было истовое следование одной из основных христианских заповедей — любви к ближнему.
Еще одно примечательное сходство в личностных свойствах Белинского и Гоголя — своего рода фатализм, признание господствующей воли свыше над своей судьбой и вообще участью человека на земле. Для Белинского это фатум: «В жизни человека есть фатум, и простые люди справедливы, боясь суеверно идти против судьбы»20. Для Гоголя — воля Бога: «Богу угодно — и я сей же час мертв в своей комнате, не пускаясь ни в какую опасную дорогу, Богу угодно — и я невредим среди всех ужасов»21.
Стоическое отношение к жизни и готовность все преодолеть ради высшей цели — эта общая черта характеров Гоголя и Белинского проявилась еще в самом начале творческого пути каждого. 22-летний Белинский, пережив полосу трудностей и неудач, писал: «Я нигде и никогда не пропаду. Несмотря на все гонения жестокой судьбы — чистая совесть, уверенность в незаслуженности несчастий, несколько ума, порядочный запас опытности, а более всего некоторая твердость в характере не дадут мне погибнуть. Не только не жалуюсь на мои несчастия, но еще радуюсь им: собственным опытом узнал я, что школа несчастия есть самая лучшая школа. Будущее не страшит меня»22. В том же духе (и почти теми же словами) написано и письмо Гоголя, тоже почти 22-летнего: «Как благодарю я вышнюю десницу за те неприятности и неудачи, которые довелось испытать мне. Ни на какие драгоценности в мире не променял бы
17 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — М., 1956. — С. 209.
18 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. VIII. — М., 1952. — С. 196.
19 Там же. С. 196.
20 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — С. 160.
21 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XII. — М., 1952. — С. 167.
22 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — С. 104.
их. <...> Зато какая теперь тишина в моем сердце! Какая неуклонная твердость и мужество в душе моей!»23
А вот другой пример такого внутреннего созвучия, хотя и противоположный по настроению. В тяжелый период своей судьбы, и творческой, и человеческой, — после громкого провала «Выбранных мест», Гоголь писал Белинскому в 1847 г. (в ответ на его гневное «зальцбруннское» послание): «Душа моя изнемогла, все во мне потрясено, могу сказать, что не осталось чувствительных струн, которым не был<о> бы нанесено поражения еще прежде, чем получил я ваше письмо»24. За девять лет до того Белинский почти точно такими же словами выразил в письме другу Н. В. Станкевичу свою душевную боль, связанную с переходным, кризисным моментом своей жизни: «Я <...> во все это время находился в ужасных внутренних переделках, в мучительных процессах выхода из детства в мужество, со всеми переругался, был истерзан, исколесован так, что на душе моей не осталось ни одной целой струны, ни одного здорового места»25.
Приведенные цитаты показывают важное сочетание свойств, общее для Гоголя и Белинского, — сочетание тонкой душевной организации, способности к утонченному чувству, и в то же время незаурядной силы характера, без которой не могли бы состояться их творческие судьбы.
Белинский и Гоголь были не только литераторами, но и философами, т. е. стремились осмыслить действительность и постичь смысл всего происходящего (в произведениях и письмах). Это придавало особую глубину и масштабность литературнокритическому творчеству Белинского и духовному творчеству Гоголя. При этом Белинский зачастую основывался или отталкивался от научно-философских идей, но в истоках его мировоззрения все же было христианство. У Гоголя же его взгляд на мир имел прочное и однородное религиозное основание. Разность их путей не мешает глубинному созвучию в их философских размышлениях о смысле жизни человека. Вот пример из их писем позднего периода, когда, казалось бы, их идейные позиции были далеки друг от друга. В 1847 г. Белинский писал: «Совершенство есть идея абстрактного трансцендентализма, и потому оно — подлейшая вещь в мире. Человек смертен, подвержен болезни, голоду, должен отстаивать с бою жизнь свою — это его несовершенство, но им-то и велик он, им-то и мила и дорога ему жизнь его. Застрахуй его от смерти, болезни, случая, горя — и он — турецкий паша, скучающий в ленивом блаженстве, хуже — он превратится в скота»26. «Довольство во всем нам вредит. Мы сейчас станем думать о всяких удовольствиях и веселостях, задремлем, забудем, что есть на земле страданья, несчастья. Заплывет телом душа — и Бог будет позабыт. Человек так способен оскотиниться, что даже страшно желать ему быть в безнуждии и довольствии. Лучше желать ему спасти свою душу. Это всего главней»27, — писал Гоголь в 1849 г.
Белинский и Гоголь — натуры, безусловно, цельные в своем творческом развитии и целеустремленные. Но они в то же время были натурами сложными и в чем-то двойственными. Известно гоголевское: «Видный миру смех и незримые, неведомые ему
23 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. X. — М., 1940. — С. 192.
24 Там же. Т. XIII. — М., 1952. — С. 360.
25 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — С. 177.
26 Там же. Т. XII. — М., 1956. — С. 330-331.
27 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XIV. — М., 1952. — С. 115.
слезы». И в жизни Белинского была своя двойственность: «Моя жизнь сама апатия, зевота, лень, стоячее болото, но на дне этого болота пылает огненное море»28.
«Созвучие» душ двух классиков в сфере «высоких материй», в области внутренней жизни логично продолжалось и в некоторых внешних, бытовых аспектах, хотя и служивших, наверное, отражением свойств глубоких и существенных. В обыденной жизни оба они отнюдь не были «светскими» людьми с безупречными манерами. Об их странном поведении в некоторых ситуациях, об их неловкости в светском общении мемуаристами написано много. Оба несколько стеснялись некрасивости своего лица. Их внешность и манеры порой казались окружающим странными, если не комичными. Людей малознакомых, видевших Гоголя или Белинского впервые, мог поражать контраст: могучие таланты, оказывавшие своими произведениями огромное влияние на современников, они в жизни вовсе не были людьми богатырских сил, не имели солидного, важного вида, а, наоборот, удивляли иногда нелепостью своего поведения. Но и Белинский, и Гоголь в моменты вдохновения могли своим красноречием завораживать слушателей. Незабываемое впечатление производило артистичное, мастерское чтение Гоголем своих произведений. Пламенным оратором становился Белинский, когда дело касалось его убеждений, отстаивания истины. Характерная черта и Белинского, и Гоголя — резкий контраст между их общением с близкими и посторонними людьми. Оба они могли быть очень душевными и просто осчастливливать своим общением людей в близком кругу — в непринужденной обстановке, но в присутствии посторонних лиц сразу замыкались, уходили в себя.
Однако и Гоголь, и Белинский, прекрасно осознавая свою некоторую неловкость во внешней, бытовой жизни и, по-видимому, страдая от этого, все же никогда не придавали этой внешней сфере важного значения. Ведь их видимая неловкость происходила от избытка внутренней жизни, внутреннего содержания, поэтому им порой явно тесны были жесткие рамки «светских приличий», и вообще сфера этого поверхностного блеска, внешнего преуспевания была им чужда. Поэтому оба они и не стремились достичь успеха в чуждой им области. Словом, будучи, что называется, «не от мира сего», они оба смиренно несли свой крест — крест бедности, бытовой неустроенности. Жизнь Белинского закончилась буквально в нищете. После смерти Гоголя у него из имущества оказались в основном только книги и старые вещи из одежды.
Еще одна общая особенность их личностей и судеб. Оба они, при их интенсивной духовной и творческой жизни, как бы сгорали каждый от своего внутреннего огня. Характеризуя личность и судьбу Белинского, В. Г. Короленко отмечал как главную особенность «пламенное сгорание нервов среди окружающей тьмы, которого и одного достаточно для объяснения, “почему он так скоро сгорел”»29. В Гоголе то же самое свойство внутреннего горения с виду не так бросалось в глаза, а больше таилось внутри. Но сущность их натур, их жизни была одна — невозможно было просто существовать, не совершая постоянно творческого подвига. Поэтому их ранний уход, их быстрое сгорание стало хоть и трагическим, но логическим следствием этого свойства.
И Гоголь, и Белинский оба имели огромное влияние на современников. И это один из основных аспектов сходства их творческих личностей и биографий. Наверное, никакой другой писатель в России не имел такого влияния на современную ему публику именно как художник — т. е. самим художественным миром своих творений, их стилем, языком,
28 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. ХП. — М., 1956. — С. 52.
29 Короленко В. Г. Собр. соч. — Т. 8. — М., 1955. — С. 10.
образным строем. И уж точно никакой критик в истории России не владел умами читателей в такой степени, как Белинский. Об этом свидетельствовали многие современники.
Их роли в истории русской литературы похожи, и в личностях их много общего, а «Выбранные места» и «зальцбруннское» письмо Белинского стали, наверное, главными документами своего времени, выразившими в максимальной степени боль и надежду современного им общества. Неслучайно в истории русской литературы их имена (каковы бы ни были перипетии их взаимоотношений) объединены в чем-то более важном, чем разделившие их разногласия, как в стихах Н. А. Некрасова: «Эх! эх! придет ли времечко <...> // Когда мужик не Блюхера // И не милорда глупого — // Белинского и Гоголя // С базара понесет?»
Рассмотрев моменты сходства, говорящие о глубоком внутреннем созвучии, родстве этих двух натур, следует отметить в них и черты противоположные. Например, Белинский был по преимуществу человеком открытым в общении, во всяком случае в кругу своих друзей и близких знакомых. «Я всегда и весь наруже — такова моя натура»30, — замечал он в письмах. Он предпочитал прямо, откровенно высказывать свое мнение, не боясь противоречий, конфликтов. Гоголя скорее можно назвать скрытным человеком. Он не любил рассказывать не только о своих чувствах и настроениях, но и о своих планах и намерениях, полагая, что другим людям не нужно знать все подробности его жизни.
Что касается конфликтов, споров, то хотя они и случались в жизни Гоголя, но ему все-таки было свойственно скорее избегать их, чем открыто разрешать. Скорее его любимой мыслью было примирение. Гоголь даже считал, что в России должен быть человек, примиряющий всех — людей разных взглядов, убеждений, слоев общества. Более того, он хотел бы сам быть таким человеком, о чем написал в «Авторской исповеди». Он также считал, что разногласия, недоразумения между людьми закономерны: «Мы все идем к тому же, но у всех нас разные дороги, а потому, покуда еще не пришли, мы не можем быть совершенно понятными друг другу. <...> У всякого лежит какая-нибудь правда»31. С этими размышлениями Гоголя перекликаются мысли Белинского: «Полная и совершенная истина не есть удел человека (исключение остается за одним, но то не человек, а Богочеловек)»32.
Впрочем, и у Белинского было понимание некоторой суетности и бесполезности споров, потому что и он при всей своей «неистовости» тоже считал, что споры не нужны, во всяком случае журнальные: «Все споры смешны. Возразите на чужое мнение, да и замолчите»33. Но, по-видимому, это относилось к тем, чьи позиции были от него безнадежно далеки. О спорах же с друзьями он писал как о чем-то важном и полезном: «Отрадно встретить человека, самобытное и характерное мнение которого, сшибаясь с твоим, извлекает искры»34. Что же касается роли примирителя, то по поводу одного литератора, имевшего бесконфликтный характер, Белинский заметил: «Ему хотелось бы всех нас свести и помирить. <...> Роль его жалка: обе крайние стороны смотрят на него как на половину своего, а в сущности ничьего»35. Но при этом Белин-
30 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — С. 411.
31 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XIII. — С. 382-383.
32 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — С. 312.
33 Там же. С. 356.
34 Там же. С. 154.
35 Там же. С. 353-354.
ский имел в виду прежде всего роль этого человека как сотрудника журнала. Что же касается человеческих отношений, то к Белинскому как раз тянулись многие люди, даже те, кто между собой конфликтовал и, значит, на деле он сам своей личностью их как бы примирял друг с другом.
Белинский не боялся конфликтов: «Я рожден, чтобы называть вещи их настоящими именами; “я в мире боец.” И за то меня искренно любят человек десять и ненавидят сотни людей»36. Гоголь, наоборот, избегал конфликтов, но это не означает, что жизнь его складывалась ровно и гладко и его окружало лишь восхищение поклонников. Как и Белинского, его многие любили, но были и те, кто ненавидел. После постановки «Ревизора» в 1836 г. Гоголь писал: «Грустно, когда видишь, в каком еще жалком состоянии находится у нас писатель. Все против него, и нет никакой сколько-нибудь равносильной стороны за него»37. Вскоре, приступая к созданию «Мертвых душ», он отметил: «Огромно велико мое творение, и не скоро конец его. Еще восстанут против меня новые сословия и много разных господ; но что ж мне делать! Уже судьба моя враждовать с моими земляками»38.
Самое существенное различие в натурах Белинского и Гоголя — отношение к религии, вере, Церкви. Это различие со временем только возрастало, во многом тайно, потому что духовный путь Гоголя долгое время проходил скрыто от общества, хорошо знавшего и любившего его как художника. Гоголя-христианина, искренне верующего и даже стремящегося осуществлять христианскую проповедь, знало только его близкое окружение. Когда эта тайная (для многих) сторона его жизни стала явной для всех после выхода «Выбранных мест», оказалось, что расхождение между Гоголем и Белинским в этой области разрослось до катастрофических (для их взаимоотношений) размеров и превратилось в тот момент буквально в пропасть.
Почему люди, имевшие так много общего в своих качествах человеческих и творческих, оказались так далеки друг от друга в отношении к религии (Гоголь был уверен, что она способна преобразить общество, Белинский отрицал это)? Конечно, исчерпывающего ответа на этот вопрос быть не может — не все объясняется внешними обстоятельствами. Но многое становится ясно, если сравнить условия, в которых формировалась личность того и другого в самом начале жизни.
Гоголя с детства в семье окружали искренне верующие люди, которые создали в доме атмосферу любви и старались не только на словах декларировать христианские заповеди, но и воплощать их в жизнь. И во многом под влиянием этих детских впечатлений его собственная вера тоже была не абстрактной, а деятельной. Поэтому он и писал так убежденно в «Выбранных местах» о том, что надо «призвать Христа к себе в домы», что каждому на своем месте нужно руководствоваться Христовым законом и именно таким путем преобразовывать жизнь. Он был убежден, что такой путь не только должен быть (как самый лучший: прямой и действенный), но и может быть в действительности.
Совершенно другие впечатления в начале жизни повлияли на Белинского. Хотя его родители тоже были люди православные и с формальной точки зрения делали то, что должно, — ходили в церковь, совершали обряды. Но, будучи знакомыми с законом Христа теоретически, они не следовали ему практически в своей жизни. Их вспыль-
36 Там же. С. 76.
37 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XI. — С. 45.
38 Там же. С. 75.
чивый, неуживчивый характер и нежелание укротить свои бурные страсти — все это сделало их семейную жизнь мучительной, что стало для Белинского одним из самых тяжелых воспоминаний его детства. Это, конечно, не единственное обстоятельство в жизни Белинского, основательно повлиявшее на его мировоззрение, но, возможно, самое яркое из тех, которые заставляли его задуматься о несправедливости и пороках людей, сосуществующих в них одновременно с «формальной» религиозностью. Однако, критически относясь к церкви и ее роли в обществе, Белинский серьезно и почтительно относился к самой по себе религии и ее значению для духовного развития человека. Для Гоголя же вера, религия, Церковь — вещи нераздельные.
Таким образом, путь к бездне, по краям которой они оказались в последние годы жизни, начался в самом начале их биографий. Однако, говоря об этих существенных расхождениях в их мировоззрении, следует учитывать, что не сами по себе они в данном случае важны и не сами по себе они высказывались в их «споре» — «Выбранных местах» и «зальцбруннском» письме. Это не просто их мысли, их кредо. Это проповедуемый каждым из них путь к преобразованию российской действительности, которая каждому из них представлялась весьма несовершенной, у каждого из них вызывала тревогу и боль. И в этом их взгляды и чувства совпадали.
Выдвигая различные, но не противоположные идеи (Гоголь — духовно-нравственного совершенствования человека и на этой основе общества в целом, Белинский — демократических реформ), они предлагали, по существу, разные пути к одной и той же цели. Сочетание и того, о чем писал Белинский, и того, о чем писал Гоголь, — внешних реформ и внутреннего совершенствования человека и общества — это единственно действенный, благотворный путь. И если смотреть из сегодняшнего дня на идеи Гоголя и Белинского, учитывая накопленный с тех пор исторический опыт, то и существовавшая тогда между ними пропасть исчезает. Они уже представляются очень схожими в самом важном качестве: и те и другие для нас ценны, и те и другие желательно усвоить как урок для собственной же пользы, для движения вперед.
В этом споре проявилось как различие, так и сходство между Белинским и Гоголем — в человеческом и творческом плане. Оба они выступили со страстной проповедью гуманизма: Гоголь — с христианских позиций, Белинский — с просветительских. И со стороны Гоголя, и со стороны Белинского это был подвиг. На автора «Выбранных мест» ополчилась почти вся читающая публика (а вовсе не только Белинский). Люди разных взглядов и убеждений дружно осуждали его, высмеивали, упрекали, называли сумасшедшим. Попал он в немилость и у властей, так как в этой книге решил всех учить как жить, в том числе и царя. По его мнению, монарх «неминуемо должен, наконец, сделаться весь одна любовь. <...> Там только исцелится вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье свое — быть образом того на земле, который сам есть любовь»39. Даже после смерти Гоголя, даже в некрологе его имя запрещалось упоминать в печати. Белинского, по-видимому, только смерть спасла от преследований.
Таким образом, в «роковых» опусах Гоголя и Белинского — «Выбранных местах» и «зальцбруннском» письме гораздо больше общего, чем это может показаться на первый взгляд. Оба эти сочинения — оппозиционные, каждое по-своему. Раньше стереотипно считалось, что Белинский здесь выступал как революционер, а Гоголь — как реакционер. Формальный повод для подобных оценок был такой: главный пафос «зальцбруннского» письма — необходимость отмены крепостного права, а в «Вы-
39 Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. VIII. — С. 255-256.
бранных местах» о каких-либо политических переменах речь вообще не идет. Однако высшая власть в России давно уже шла к отмене крепостного права, и в годы создания письма Белинского этот путь уже подходил к концу — к реформе 1861 г. Так что революционным его письмо, по существу, назвать трудно. Оппозиционным — да, так как, не дожидаясь спущенных сверху реформ, он осмелился четко сказать, какова общественно-политическая ситуация в России и какие реформы ей необходимы.
«Выбранные места», хотя никаких политических реформ не предлагали, по существу, стали не менее оппозиционным сочинением, но оппозиционным не только и не столько к власти, сколько ко всему обществу: всем соотечественникам Гоголь высказал упрек, что они живут далеко не по-христиански. Всем без исключения, в том числе и царю, он дал советы, как устроить жизнь по закону Христа (а по тону книги — скорее поставил такую задачу). Этот подход при ближайшем рассмотрении реакционным назвать нельзя. Это призыв к развитию, к движению вперед. Но только основой для этого развития, по Гоголю, должны быть не политические реформы, а духовно-нравственное преобразование человека и общества.
Так чьи идеи более кардинальны — Гоголя или Белинского? Определенно царю легче было отменить крепостное право, выполнив тем самым главную из обозначенных Белинским в «зальцбруннском» письме задач, чем выполнить совет (наказ), высказанный Гоголем, и «сделаться весь одна любовь». Но в любом случае два связанных между собой факта русской литературы и общественной мысли — «Выбранные места из переписки с друзьями» и «зальцбруннское» письмо Белинского к Гоголю — это вещи, в сущности, настолько же сходные, сколько и различные, потому что обе в основе своей оппозиционные, обе представляющие собой проповедь, обе выражающие главные для развития России идеи — каждая свою. Таким образом, некоторые разрозненные сходные черты личностей, характеров Гоголя или Белинского дополнились сходством, в чем-то гораздо более важном, общественно значимом. Без преувеличения можно назвать оба эти произведения гражданским подвигом каждого из них и уроком для нас — их отдаленных потомков.
литература
1. Толченов А. П. Гоголь в Одессе. 1850-1851 гг. Из воспоминаний провинциального актера // Гоголь в воспоминаниях современников. — М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1952.
2. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XI. — М., 1956.
3. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. — Т. XII. — М., 1956.
4. Короленко В. Г. Собр. соч. — Т. 8. — М., 1955.
5. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. VIII. — М., 1952.
6. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. X. — М., 1940.
7. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XI. — М., 1952.
8. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XII. — М., 1952.
9. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XIII. — М., 1952.
10. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. — Т. XIV. — М., 1952.
