CC BY
107
М.В. ИЛЬИН
БАЛТО-ЧЕРНОМОРСКАЯ СИСТЕМА КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ГОСУДАРСТВ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ*
Концепция Балто-Черноморской системы (БЧС) приобрела отчетливые очертания полтора десятка лет назад в ходе нашей с В. Л. Цымбурским дискуссии о статье Стейна Ларсена о концептуальном картировании Европы С. Рокканом и о возможности использования этой методики в треугольнике «Москва - Вена - Стамбул»1, хотя сама идея возникла еще на несколько лет раньше при совместной работе В. Л. Цымбурского и В.М. Сергеева над изучением конфликтных систем. В наших с В. Цымбурским спорах выявились две альтернативные трактовки БЧС. Одна из них продолжала логику конфликтного взаимодействия между политическими акторами. Эта агентивная (agency) трактовка, акцентирующая чисто военно-стратегические, преходящие аспекты БЧС, была опубликована Цым-бурским2. Вторая - структурная (structure), ставящая во главу угла устойчивое воспроизведение конфигураций геополитического освоения территорий, лишь излагалась в ходе научных дискуссий и целиком представляется только в настоящей публикации.
Разумеется, наши с Цымбурским походы к БЧС во многом совпадали и по ходу обсуждений существенно сблизились. Так, мне удалось убедить своего оппонента, что БЧС не вполне умерла, и он внес изменения в концовку своей статьи. Я принял концепцию тер-
*
Статья подготовлена при поддержке РГНФ.
1 Ларсен С. Моделирование Европы в логике Роккана // Полис. - М., 1995. - № 5.
2 Цымбурский В.Л. Как живут и умирают международные конфликтные системы (Судьба балтийско-черноморской системы в ХУ1-ХХ вв.) // Полис. - М., 1998. - № 4.
риторий-ориентиров, придав ей, однако, не конфликтное, агентивное понимание каналов взаимодействия мощных держав, а структурную трактовку в качестве мест (loci) государственного строительства (state-building). О таком понимании ячеек БЧС и пойдет речь в данной статье. Однако собственно политическим проблемам образования в этих ячейках несовременных и протосовременных политий, а затем и современных, порой лишь условно современных государств необходимо предпослать краткое пояснение о географических и геополитических свойствах Балто-Черноморья.
Географические пространства и политические месторазвития между Черным и Балтийским морями
Балто-Черноморье занимает двойственное положение на сверхматерике Старого Света или, по выражению Х. Маккиндера, на Мировом Острове (World Island). Мной было показано, что данный суперконтинент образован аномальным соединением Внутреннего материкового кольца (Восточно-Европейская и Африкано-Аравийская платформы с более мелкими плитами типа Скифской, Иберийской и т.п.) с тем, что могло бы стать самостоятельными материками Внешнего кольца (Сибирская, Китайская, Индостан-ская платформы), когда бы развился «неудавшийся океан» (выражение В.В. Белоусова) вдоль Урало-Оманского линеамента1. На Великой мировой перемычке, соединяющей два материковых кольца, возникла Материковая Сердцевина Земли (Heartland), к которой примыкают, как лепестки к сердцевине цветка, отдельные субконтиненты - Европа, Малая Азия, Аравия, Индостан, Индокитай, Китай и дальневосточные территории. Лепестковая структура Евразии и сопредельных субконтинентов усложняется вследствие бассейновых и климатических членений. Из территории Мирового
1 Модель структурной основы глобальной геополитики намечена мной в неопубликованной работе 1991 г. «Россия, Запад, Восток». Сжатое описание геоморфологических аспектов модели, касающихся соотношения Европы и Евразии, можно найти в публикациях: Ильин М.В. Геохронополитические членения (cleavages) культурно-политического пространства Европы и Евразии: сходства и различия / Под ред. И.М. Бусыгина, М.В. Ильина // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. - М.: МОНФ, 1999; Ильин М.В. Геохронополитика / Под ред. А.И. Соловьева // Политический лексикон. -М.: РОССПЭН, 2007.
Острова средиземноморский бассейн с юга и псевдосредиземноморский бассейн Балтики на севере вычленяют Европу. Между ней и собственно коренной Евразией (Heartland) пролегает достаточно широкая переходная полоса в основном территорий черноморского и балтийского стоков. Таким образом, Балто-Черноморье является сочленением Европы и коренной Евразии.
С географической точки зрения можно также выделить своего рода большое Балто-Черноморское Междуморье. Его образуют две полосы территорий, принадлежащих к бассейнам Балтийского и Черного морей, которые разделены меридиональным массивом высоких Карпат. К востоку от них лежат речные стоки Черного моря (Днестр, Южный Буг, Днепр), которые прямо соседствуют с реками балтийского бассейна (Неман, Западная Двина и протекающие сквозь озера длинные реки Великая с Нарвой и Ловать с Волховом и Невой). Это своего рода малое междуморье, предкар-патское предмостье Евразии. К западу от Карпат расположен бассейн Дуная, который через широтную полосу малых Карпат или, точнее, Бескид примыкает к бассейнам Вислы и Одры. Это географически более сложное и разнообразное пространство, распадающееся на ряд связанных друг с другом территорий. Это закарпатское предмостье Европы.
В обеих географических нишах - предкарпатской и закарпатской - политические и хозяйственные усилия людей создают ме-сторазвития, которые исторически связаны с процессами европейского и евразийского цивилизационного развития. Иными словами, освоение этих пространств получает геополитическое самоопределение благодаря взаимодействию двух цивилизационных общностей - Европы и России-Евразии. Возникает междумирье - интерфейс двух цивилизаций. В этом междумирье два пояса - западный, центрально-восточноевропейский и восточный, собственно восточноевропейский.
В самом общем виде БЧС может быть определена как специфическое геополитическое образование, которое расположено на стыке двух больших геополитических пространств1 Западной Ев-
1 Идея большого пространства (Огс^гаиш) была выдвинута К. Хаусхо-вером для концептуализации предполагаемых зон глобальной экспансии. В данном случае большое пространство трактуется в более строгом смысле как геомор-
ропы и Северной Евразии. Она становится интерфейсом двух глобальных месторазвитий. Географический стык становится геополитическим взаимоналожением месторазвитий. БЧС не только лежит между Западной Европой и Северной Евразией, но и соединяет их, выступая в качестве ключевой связки двойной цивилизационной системы «Европа - Россия».
Путь из варяг в греки и древнекиевская предыстория
Малое Балто-Черноморское междуморье стало превращаться в месторазвитие по мере становления инфраструктуры взаимодействия между постоянно населявшими его племенами славян, фин-ноугров, балтов и тюрков1. Такое взаимодействие легче всего было осуществить путем освоения речных путей. Для такого освоения условно автохтонным племенам требовалось совершить серьезное усилие. При этом угрофинны и балты вполне уютно чувствовали себя в лесах, тюрки - в степях. Славяне же, хоть и тяготели к рекам и озерам, создавали вокруг водных урочищ своего рода «островные», относительно изолированные зоны расселения2 и не слишком стремились к освоению речных путей. На роль создателей инфраструктуры требовались «водяные кочевники». Эту роль взяли на себя пришельцы - скандинавские варяги-ушкуйники. Весьма вероятно, что благодаря их усилиям уже в эпоху великого переселения народов возникает путь «из варяг в греки» через бассейны Днепра и Невы с Волховом и Ловатью. Как известно, Тьмутаракань (Тамань) была черноморской факторией викингов. Возможно, что Старая Ладога, Рюриково городище, Старая Русса и ряд других поселений могли быть также связаны с местами стоянок варягов на речных путях. Существуют археологические данные о поселениях викингов на Верхней Волге. Это не случайно. Важным ответвлением пути из варяг в греки было также волжское направление (путь
фологическая и бассейновая ниша, которая может быть освоена и, как правило, осваивается геополитически.
1 Гуннов, готов, мадьяр и некоторые другие эносы, «проследовавшие» сквозь Балто-Черноморское междуморье в течение веков, можно исключить из перечня постоянно расселившихся условных «автохтонов».
2 Об исконно русском «островитянстве» см.: Ильин М.В. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины // Полис. - М., 1998. - № 3.
из варяг в хвалысы). Надо полагать, что еще одним ответвлением был двинский путь от Балтики к Оковскому лесу - ключевому водоразделу Западной Двины, Днепра и Волги.
Для осуществления миссии связывания варяги нуждались в том, чтобы была субстанция для политического оформления, к тому же обладающая потребностью в таком оформлении. Фактически процесс образования политических форм, политогенез уже начался снизу и без скандинавов. Для популяций живших вперемежку славян, финноугров и балтов в эпоху переселения народов стало характерно образование племенных объединений - прототипически из десяти племен - и межплеменных центров в виде протогородов или больших городищ. Постепенно начинает проявляться тенденция для более широких объединений. В «Повести временных лет», например, упоминается союз четырех племенных объединений -двух угрофинских (чуди, т.е. эстов и веси) и двух славянских (сло-вен и кривичей). Военно-политическую инфраструктуру этого союза обеспечили дружины викингов. На их основе и возникает так называемое дружинное государство, которое точнее было бы характеризовать как дружинное владычество - разновидность экзо-политарной системы властвования.
Первоначальная логика построения дружинного владычества - контроль над речными путями и развитие опорных пунктов такого контроля на местах славянских городищ и городов. Характерно, что скандинавским названием Руси стала Гардарика - страна городов. В этом названии, вероятно, отражалось не обилие городов на соответствующей территории, а их ключевое значение как центров политического господства.
После установления контроля над Киевом дружинное владычество Рюриковичей становится экзополитарной скрепой федерации племенных союзов на всем протяжении пути из варяг в греки. В течение Х-Х1 столетий оно перерастает в протоимперию - Киевскую Русь, которая сохраняет структурную организацию по оси «север - юг». Соответственно, Скандинавия и Византия остаются ключевыми структурными ориентирами.
По мере политического развития для структурной организации протоимперской Киевской Руси одной лишь цепочки факторий по рекам недостаточно. Устанавливается политический контроль над волоками, а затем и над водоразделами, шеломянями. Важной структурной осью становится общерусский шеломянь - Средне-
русская возвышенность. Создаются и чисто антропогенные структурные связи, например путь из Болгар в Киев1.
Горизонтальная экспансия через шеломяни и по сухопутным путям дает мощное развитие новым землям на западе (Галицко-Волынское княжество в Прикарпатье и на водоразделах Западного и Южного Буга) и на востоке (Владимирское княжество в верховьях Волги).
Месторазвитие Киевской Руси характеризуется большей интенсивностью и более быстрыми темпами развития в сравнении с оставшимися вне его постоянного контроля землями балтов в Прибалтике и тюрков в Приченоморье. Здесь племенные и межплеменные федерации разного рода остаются основной формой политической организации. Для имперской православной Руси они остаются зонами варварства. Она, как свидетельствует легенда о Крещении Руси, отчетливо самоопределяется по отношению ко всем своим цивилизованным соседям: европейской Respublica Christiana на западе и православной Ромейской империи на юге, иудаистскому Хазарскому каганату на юго-востоке и мусульманской Булгарии на востоке. Наличие подобных внешних центров, как будет показано ниже, со временем найдет структурное соответствие.
Таким образом, контуры еще только складывающегося Бал-то-Черноморского месторазвития создают ядро Киевской Руси и две приморские периферии. Эта формула надолго сохранится как структурный алгоритм БЧС. В ней уже фиксируются два устойчивых направления внешнего проникновения в Балто-Черноморское междуморье - через Прибалтику и через Причерноморье. Это проникновение началось еще в древнекиевские времена, однако стало важнейшим фактором дележа киевского наследства после падения Киевской Руси в середине XIII столетия.
Раздел киевского наследства на украинах Европы и Евразии
В первой половине XIII столетия на огромных пространствах Евразии складывается держава Чингисхана2. Еще при жизни ее основателя передовые отряды монгольского войска под предводи-
1 Рыбаков Б.А. Путь из Булгара в Киев. - М.: Наука, 1968.
2 Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-хана. - М.: Восточная литература, 2006.
тельством Джебе и Субэдэя проникают в Причерноморье - южную периферию Балто-Черноморского междуморья. В 1223 г. на реке Калке они разгромили объединенное войско половцев и их русских союзников. В 1236-1242 гг. внук Чингисхана Батый осуществляет мощный поход «к последнему морю» - Атлантике ради утверждения вселенской империи от моря и до моря. Натиск евразийской империи чингизидов достигает пределов европейской Respublica Christiana. Монгольские войска проникают в западный сектор Бал-то-Черноморского междуморья, осаждают и покоряют города Польши, Венгрии, Чехии и через Хорватию и Сербию достигают Адриатики, исполнив тем самым завет основателя своей империи и первой евразийской цивилизации. На обратном пути монголы устанавливают свой окончательный контроль над причерноморскими степями и Крымом.
Натиск евразийской империи чингизидов сметает Киевскую Русь. В 1236-1238 гг. разорению подвергается крайний евразийский сектор - сначала Булгар, а затем русские княжества в бассейнах Волги и Дона. В 1240 г. уничтожаются Киев и остальные княжества юга за исключением Галицко-Волынского княжества, которое сумело выстоять под многочисленными ударами. Хотя север и запад Киевской Руси остались вне предела прямого монгольского завоевания, она как целостное образование распадется на четыре зоны.
Восток, принадлежащий к крайнему западу собственно евразийской зоны, вполне ожидаемо становится феодализованной периферией Золотой Орды.
Север (Новгородская и Псковская республики) признает номинальный вассалитет от Золотой Орды, но фактически занят отпором прибалтийскому проникновению немцев. De facto эти земли становятся частью прибалтийской периферии, что вполне отвечает их географическому положению в Балто-Черноморском междумо-рье. Именно древнекиевская история, начало владычества Рюриковичей в Новгороде присоединило эти географически периферийные земли к ядру.
Юг - Киевщина и прилегающие к ней территории - подвергается депопуляции и оказывается политически дезинтегрирован.
Запад, куда после утраты контроля над нижним и средним течением Днестра и Прута можно отнести и Галицко-Волынское княжество, т.е. бассейны Днестра, Южного и Западного Буга, Двины и Верхнее Поднепровье, сохраняет относительную самостоя-
тельность при нарастающей феодализации. Она вызвана ликвидацией скрепляющего центра. А это означает, что потребность в центре есть. Начинается соперничество за роль такого центра. Претенденты расположены на так называемой парадоксальной периферии1. Это Галич и Вильнюс. Кривечские Полоцк и Смоленск, которые при определенных условиях также могли бы претендовать на роль лимесных воссоз-дателей киевской империи, попросту не обладали необходимыми возможностями.
Наиболее успешным оказался новый центр власти - Литва, которая уже в середине XIII в. при Миндовге консолидируется в мощное владычество, построенное на самодержавном принципе устранения всех субъектов власти кроме великого князя. Усилившееся вмешательство Польши и Венгрии, а главное - пресечение в 1323 г. галицкой княжеской династии, решает вопрос о гегемонии. Волынь достается Литве, Галич - Польше, а южными прикарпатскими землями завладевают посланные на завоевание венгерскими королями трансильванские румыны, которые в середине XIV в. создают на восточных склонах Карпат Молдавское господарство. Среднее и нижнее течения Днестра, Прута и Сирета, где прежде были русские города Малый Галич (ныне Галац), Белгород (потом Аккерман), ордынская, точнее, практически ничейная земля - окраины «Дикого поля». Еще дальше на юге возникает Крымское ханство.
К исходу XIV столетия в Балто-Черноморском междуморье восстанавливается структура, в основном конгруэнтная конфигурации двухсотлетней давности: ядро и две периферии. Ядро образует Великое княжество Литовское, объединившее большую часть западных, центральных и южных земель Киевской Руси. Северная периферия включает Тевтонский орден в Пруссии и Ливонию -федерацию одного орденского и четырех церковных владычеств, а также Новгородскую и Псковскую республики. Южная периферия включает Молдавское господарство и Крымское ханство.
Появляются, однако, и новшества. В первую очередь, это -изменение общего функционального смысла структуры ядра и двух периферий. Из язычества, самоопределяющегося относительно четырех цивилизационных образцов по соседству - западного христианства на западе, православия на юге, иудаизма на юго-востоке и
1 Ильин М.В. Очерки хронополитической типологии. - М.: МГИМО, 1995. - Ч. 2. Хронополитическая перспектива. - С. 57.
ислама на востоке, или самоопределившегося «сверхправославия»1 с двумя языческими перифериями, - это Балто-Черноморское пространство теперь становится лимесом Европы и Евразии - Respublica Christiana и Золотой Орды. Как показал Стейн Роккан, на концептуальной карте Европы возникает обращенная к континенту периферия, где начинают формироваться окаймляющие империи.
Вторая новация состоит в том, что на востоке, в бассейне Верхней Волги образуется московский центр политического могущества, одновременно бросающий вызов Орде и принимающий на себя роль своего рода дублера великой евразийской державы в отношениях и с Respublica Christiana, и с промежуточными лимитрофными землями.
Первая БЧС
В течение XIV столетия происходят не только восстановление ядерно-периферийной конфигурации Балто-Черноморья и структурирование лимесного пространства между Золотой Ордой и Respublica Christiana, но появляются контуры собственно БЧС. Она формируется лимесным связыванием внешних центров силы, которые тем самым включаются в эту систему. Как удачно сформулировал это В. Л. Цым-бурский, в Балто-Черноморском междуморье возник пояс территорий-ориентиров, который, «составляя меридиональный стержень БЧС, по сути совпадал с землями былой Киево-Новгородской державы (включая Херсонес и Тмутаракань), фокусы же БЧС лежали по сторонам этого стержня» [Цымбурский 1998: 58].
Что это за фокусы? Это центры имперского господства. Действуя через территории-ориентиры в Балто-Черноморском междуморье, эти империи создают основные силовые линии политической организации. Внешние центры господства отчетливо делятся на две группы. Первую составляют окаймляющие империи, расположенные в основ-
1 Выражая господствующие идеи реформаторов Киевской Руси, Иларион в «Слове о законе и благодати» подчеркивает, что подвиг Владимира состоял в обретении качественно более глубокого, чем в традиционном православии, понимания христианства. Анализ предания об «испытании вер» как формулы завоевания и преобразования православия дан в: Ильин М.В. Призвание России / Отв. редактор Г.Ю. Семигин // Национальная идея: история, идеология, миф. - М.: Современная экономика и право, 2004.
ном в западном секторе Балто-Черноморского междуморья или в Центральной Восточной Европе и в Скандинавии. Вторую - внешние империи, расположенные за собственно Балто-Черноморским между-морьем в Северной Евразии и на Балканах. Эти империи отсутствуют на концептуальной карте Стейна Роккана.
Можно, разумеется, усмотреть в этих центрах модифицированное воспроизведение структуры четырех цивилизаций-ориентиров Киевской Руси. Однако это будет сильной натяжкой. Для Киева это были действительно внешние цивилизационные образцы, которые дополнили первичную структурную ориентацию: варварская Скандинавия (Балтика) - православная Византия (Черноморье). При этом по оси «запад - восток» Европа представлялась одним образцом - Римом, а Евразия двумя - Булгаром и Итилем.
В ситуации, возникшей после столкновения Европы с Евразией, происходит структурирование их междумирья. Теперь речь идет не о внешних ориентирах некоего политического образования в Бал-то-Черноморском междуморье, а о формирующих все это пространство и его окружение центрах силы. Вновь появляется ось «север -юг», но на этот раз это ставшая христианской Скандинавия и превратившийся в Стамбул прежний Царьград. Это Сарай на востоке и Краков на западе. Венгрия и Австрия еще только готовятся к консолидации центра силы, который свяжет Османскую империю и затем станет играть заметную роль в воздействии на конфигурацию БЧС.
Вырисовывающуюся системную логику характеризует взаимодействие имперских центров через территории-ориентиры, которые превращаются в предмостья держав-центров или каналы их проникновения в Балто-Черноморье. Действуя через территории-ориентиры, империи создают основные силовые линии политической организации, которые связывают их друг с другом и в значительной мере гасят экспансионистские устремления, прикрывая Западную Европу с востока своего рода двойным замком взаимно сковывающих друг друга империй.
На начальном этапе существования Первой БЧС, охватывающем примерно XV в., выделяются следующий состав имперских центров и структура их взаимного связывания. По старой оси «север - юг» намечается, но не актуализируется контрапункт державы балтийской и черноморской. Это объединенная в результате Кальмарской унии (1397 г.) скандинавская империя и расширяющая свое господство на Балканах империя турков-сельджуков.
На западе после Кревской унии (1385 г.) и Грюнвальдской битвы (1410 г.) возвышается Польша. Главным восточным центром остается Золотая Орда, а затем сменившая ее Большая Орда. Номинально Большая Орда продолжает существовать до 1516 г., но фактически роль главного центра силы после 1438 г. берет на себя Казань. Да и у той хватает мощи только на то, чтобы воздействовать на отношения в треугольнике «Вильнюс - Москва - Тверь». Фактически к концу XV столетия в годы правления Ивана III евразийским центром становится Московия.
На юго-западе Венгрия остается мощнейшей державой в По-дунавье и Закарпатье, но в дела БЧС не способна вмешаться. Австрия к этому времени окаймляющей империей в полной мере еще не стала, хотя герцог Альбрехт ненадолго объединил три короны и стал императором Священной Римской империи в 1438 г. Однако этот потенциальный центр БЧС лишь связывает другой потенциальный центр, появляющийся на юге, на Балканах. Это Османская империя, возвышение которой на протяжении всего XV столетия увенчивается взятием Константинополя (1453 г.). Ее фактическое превращение в фокус БЧС происходит после установления сюзеренитета над Крымским ханством в 1475 г.
На втором этапе существования Первой БЧС, охватывающем примерно XVI в., состав имперских центров и структура их взаимного связывания несколько меняются, но это не ведет ни к кризису системы, ни к ее качественной перестройке. Швеция после ликвидации Кальмарской унии в 1523 г. значительно активизирует свое проникновение в Прибалтику. У Дании остаются лишь небольшие владения на эстонских островах. С востока им противостоит уже не Золотая Орда, а Московия, ставшая одной из ее наследниц. Польша при последних Ягеллонах Сигизмунде Старом (1506-1548 гг.) и Сигизмунде II Августе (1548-1572 гг.) вступает в свои «золотые века». Ей удается существенно расширить свое влияние и продвинуться вдоль Карпат на юг. Это продвижение приводит к прямому столкновению с Османской империей. Венгрия и Австрия после битвы при Мохаче (1526 г.) окончательно превращаются в центр связывания Османской империи. Сил на борьбу с Ягеллонами не остается: на западе их силы целиком поглощают итальянские войны. Московия после «стояния на Угре» (1480 г.) окончательно самоопределяется как главный восточный центр БЧС.
Кризис Первой БЧС начинается во второй половине XVI столетия и нарастает к рубежу веков. Его выражением становится Ливонская война (1558-1582 гг.). Она была осложнена целым рядом дополнительных конфликтов, породивших всеобщую войну вокруг Первой БЧС. В ходе войны произошло существенное изменение конфигурации территорий-ориентиров, а главное - их статуса и политического устройства. В первую очередь это коснулось Прибалтики, где федерацию орденских и церковных территориальных владычеств сменяют в основном секуляризованные территориальные государства небольшого размера, находящиеся в разной, нередко меняющейся степени зависимости от имперских центров. Здесь доминирует Речь Посполитая. Под ее властью оказались город Рига с полисной хорой (с 1581 г.), Видземе, Латгалия и южная часть Эстонии, частично сохранившие свою административную автономию и политическое своеобразие. Вассалами Речи Посполи-той стали секуляризовавшиеся государства - Курляндское и Зем-гальское герцогства, а также герцогство Пруссия. Дания сумела сохранить за собой лишь остров Саарема, а Швеция - Северную Эстонию. Правда, при этом Швеция закрепила за собой отвоеванные у России земли на побережье Финского залива.
Польская гегемония усилилась практически по всем направлениям. Заключение Люблинской унии (1569 г.) привело не только к созданию Речи Посполитой - «республики двух народов». Была сформирована общая имперская зона господства: на северном направлении в Прибалтике и на южном в прежней зоне литовского контроля, в основном совпадающей с пространством современной Украины. После смерти Стефана Батория объединенная корона «республики двух народов» перешла к Сигизмунду III (15871632 гг.) из шведской династии Ваза. Появляется возможность интеграции в суперимперию Швеции. Речь Посополитая разворачивается и на юг, ведя активную борьбу против турок. Габсбургам сначала наносится военное поражение, а затем они связываются политически-династическими браками. Здесь также маячит, пусть даже крайне зыбкая, возможность объединения корон. Усиление польской гегемонии фактически создает перспективу поглощения БЧС Польшей.
Польская попытка поглощения БЧС и первая русская смута
В результате Люблинской унии (1569 г.) и последовавшего нарастания польской гегемонии по всем направлениям логика связывания имперских центров через территории-периферии оказалась подорванной. Полномасштабный кризис БЧС разразился, когда Польша перешла от подчинения фактически всего пространства территорий-ориентиров к попыткам подчинения Стокгольма и Москвы.
В 1593 г. освободившуюся после смерти Юхана III шведскую корону его сын Сигизмунд III Ваза прибавил к польской и литовской. Он стал правителем державы, которая простиралась от Лапландии на севере до причерноморского «дикого поля» на юге, от предгорий Бескид на западе до Среднерусской возвышенности на востоке. Балтика стала ее «внутренним озером». Австрийские Габсбурги были ближайшими союзниками и сородичами. Вместе с ними Ваза развернул мощный натиск контрреформации. Оставалось покорить Москву и Стамбул. Однако подобный поворот вызвал противодействие противников польской гегемонии и католической контрреформации. В 1599 г. Сигизмунд Ваза был низложен со шведского престола.
На следующий год началась война со Швецией, растянувшаяся с перерывами почти на три десятилетия. Вскоре, в конце 1503 г., группа польских магнатов1 во главе с Мнишеками начала вооруженное вмешательство во внутренние дела России под предлогом поддержки Лжедмитрия I. Организованная ими интервенция завершилась поражением самозванца под Дробничами осенью 1604 г. Однако Лжедмитрий I сохранил свои силы, опираясь на помощь казаков и «протоконфедерации» Мнишеков. Это позволило самозванцу после смерти Бориса Годунова летом 1605 г. вступить в Москву и взять власть. Московский имперский центр стал зависим от Польши. Стокгольм получил нового соперника.
Правление Лжедмитрия I продолжалось, впрочем, недолго. Весной 1606 г. он был свергнут и убит. Это не остановило Мнишеков и их союзников. Весной 1607 г. они начали новую интервенцию под знаменами Лжедмитрия II. Через год его войска оказались
1 Это пример зарождающейся формы внетерриториальной политической консолидации «суверенного» центра силы, который впоследствии в виде так называемых конфедераций станет характерен для Речи Посполитой.
в Тушине под Москвой. Однако и эта кампания завершилась поражением поляков.
В 1609 г. началась полномасштабная война Речи Посполитой с Россией. Царь Василий Шуйский был свергнут. С избранием на престол польского королевича Владислава в Москве должна была воцариться польская ветвь династии Ваза. Тем самым под ее контроль попала не только огромная территория, но и структурная ость «запад - восток». Однако это торжество было недолгим. В 1612 г. русское ополчение во главе с Мининым и Пожарским изгнало польский гарнизон из Москвы. На следующий год Земский собор избрал нового царя - Михаила Романова. Однако война с Россией закончилась лишь в 1618 г. По Деулинскому перемирию, заключенному в 1619 г., к Литве отошел Смоленск, к Польше -Новгород-Северский и Чернигов. При этом королевич Владислав не отказался от своих притязаний на русский престол.
Вторая БЧС
Завершение первой русской смуты (1607-1613 гг.) и восстановление московского имперского центра позволили вернуться к логике противоборства этих центров через территории-ориентиры. Вокруг лимесной зоны и отчасти за счет нее выстраивается новая структура отношений между имперскими центрами: Речь Посполи-тая, Швеция, Габсбургская империя, Османская империя и Московское царство.
На первом этапе существования Второй БЧС Швеция и Габсбургская империя сковывают себя прямой конфронтацией за пределами Балто-Черноморского региона, став основными соперниками в Тридцатилетней войне. Собственно 1618 и 1648 гг. можно было бы считать границами первого периода, когда бы ни более очевидное выделение середины 50-х годов как времени решительного изменения и динамики и логики соперничества имперских центров - фокусов системы за территории-ориентиры.
В связи с польско-шведской интервенцией в Россию военные действия между Речью Посполитой и Швецией были приостановлены и вновь возобновились в 1617 г. Эта фаза войны была выиграна шведами. По условиям Альмаркского перемирия Рига и большая часть Видземе до реки Айвиексте перешли к Швеции, а Латгалия
осталась под контролем Речи Посполитой. Швеции также достались Эльблонг и некоторые порты Восточной Пруссии.
После неудачной для России Смоленской войны в 1634 г. был заключен Поляновский мир, подтвердивший польские территориальные приобретения. При этом получивший к тому времени польскую и литовскую короны Владислав отказался от притязаний на московский престол.
Ключевые для Балто-Черноморской системы события разыгрались в середине XVII в. В 1648 г. началось восстание на Украине, возглавляемое Богданом Хмельницким, которое вскоре перекинулось на Белоруссию. Богдан Хмельницкий обратился за помощью к России, и 1 октября 1653 г. Земский собор согласился принять Украину в состав России. Вскоре, 18 января 1654 г., Переяславская рада провозгласила воссоединение Украины с Россией. Русская армия начала военные действия против Речи Посполитой. Были взяты Гомель, Могилев и Смоленск.
Воспользовавшись сложившейся ситуацией, войну против Речи Посполитой начала и Швеция (1655-1660 гг.). Переяславская рада и начало шведско-польской войны выявили логику Второй БЧС - свертывание гегемонии Речи Посполитой и борьба внешних центров за формально принадлежащие ей территории-ориентиры ядра Балто-Черноморья.
Другая особенность Второй БЧС связана с изменением ее динамики в начале XVIII столетия. Первоначальное усиление господства Швеции в Прибалтике, а Османской империи в Причерноморье сменяется на противоположную тенденцию и ведет к вытеснению их оттуда.
В ходе маргинализации Польши как имперского центра начинается перекройка пространств Среднего Поднепровья. Сложное противоборство Варшавы, Стамбула и Москвы ведет к появлению множества зависимых и полунезависимых территорий (украин) в образуемом между ними треугольнике. Складывается внутренняя геополитика будущей Украины, включающая три большие имперские периферии и ряд особых территорий1.
С эпохи ранних Романовых начинается последовательная «европеизация» прежней Московской (евразийской) державы пу-
1 Ильин М.В. Этапы становления внутренней геополитики России и Украины // Полис. - М., 1998. - № 3.
тем ее «украинизации» и превращения тем самым в российскую. Ее заметными вехами становятся сначала никоновское исправление веры по византийским, а фактически малороссийским образцам, а затем перенос столицы в устье Невы, на дальнюю северную территорию-ориентир. Это двусмысленно превращает задворки Новго-родщины в столичную округу, а сами новгородские и псковские концы утрачивают свой лимесный характер. Зато в число территорий-ориентиров в ходе и после Великой Северной войны попадает зажатая между Россией и Швецией Финляндия.
Ситуация осложнялась двойственной ролью Речи Посполитой -как центра и как комплекса территорий-ориентиров. Это политическое образование удобнее всего можно описать как федерацию с рамочным суверенитетом. Это своего рода восточноевропейская версия Священной Римской империи. Структурное сходство Священной Римской империи и Речи Посполитой создается принципом организации - суверенная рамка для суверенов. В случае империи внутренние суверены организованы преимущественно структурно (рационально и территориально), в случае с Польшей - преимущественно агентивно (волевым образом вокруг центров силы).
Одновременно с данной новацией происходит формирование трех новых типов политий. Это новые территориальные бюрократические империи - Россия, Австрия, Пруссия. Это территориальные государства в Прибалтике - герцогства Прусское, а также Кур-лядское и Земгальское. Это военные владычества - реестровые и запорожские казаческие «полки», аналогичные орденским владычествам в Прибалтике ранней эпохи.
Происходят и изменения в конфигурации силового противоборства имперских центров. Прежде всего, речь идет о вытеснении прежнего гегемона Варшавы. Сначала на это претендовала Швеция, попытавшаяся добиться гегемонии в северо-западном секторе двойного имперского кольца в ходе войн начала XVII столетия, Тридцатилетней войны, «Потопа» 1655-1660 гг. В ходе Великой Северной войны и после нее на эту роль стала претендовать Саксония, а с середины XVIII в. - Пруссия.
Консолидация Европы в XVI-XVII вв. создала новую ситуацию, когда Европа в целом стала искать свое «alter ego». Структурно этому способствуют кольцо империй вокруг БЧС и включенный в него комплекс лимесных территорий-ориентиров. Образование Вестфальской системы в Западной Европе в середине XVII столе-
тия ведет к рационализации БЧС. Она становится своего рода «замком» Западной Европы на востоке за счет двойного кольца империй, которые сковывают друг друга. Европейские гегемоны Швеция и Австрия вместе с Речью Посполитой образуют западную часть этого кольца, Россия и Османская империя - восточную.
В течение XVIII в. меняется конфигурация двойного кольца. Сначала Швеция, а затем и Османская империя фактически оттесняются за пределы БЧС, сохраняя лишь косвенное, культурное и торговое влияние. Функциональное место Речи Посполитой переходит к Пруссии, а само польско-литовское государство подвергается разделу.
Разделы Речи Посполитой и поглощение БЧС Россией
Пять разделов Речи Посполитой, включая Тильзитский мир и Венский конгресс, привели в конечном счете к поглощению БЧС Россией.
Первый раздел Речи Посполитой скорее следует трактовать не столько как раздел, сколько как лишение ее обременительного груза, оставшегося со времен гегемонии конца XVI и начала XVII в. Россия и Австрия «вползали» в собственно Балто-Черноморское пространство. Россия присоединила ряд украинских и белорусских земель, которые были ее давними территориями-ориентирами. Австрийская империя получила Прикарпатье. На этих землях бывшей Галицкой Руси было создано так называемое «Королевство Галиции и Лодомерии». Тем самым аннексировалась территория-ориентир, которая издавна была сферой интересов Венгрии.
В остальном полученная конфигурация оказалась достаточно двусмысленной. Идее восстановления польского статуса внешнего имперского центра противоречило сохранение за Речью Посполи-той не только исторической Литвы, но и Белоруссии и некоторой части украинских земель. При этом Пруссия приобрела Поморье за исключением Гданьска и значительную часть Великой Польши. Тем самым остатки польско-литовской политии как бы «вталкивались» внутрь Балто-Черноморья и превращались из имперского центра в комплекс территорий-ориентиров. Пруссия же недвусмысленно вытесняла Польшу из функциональной ниши имперского центра БЧС и пыталась занять ее место.
В данной ситуации и полякам, и литовцам следовало задуматься о целесообразности сохранения «республики двух народов» и
о поисках новых оснований для того, чтобы найти свое место как в БЧС, так и в Европе. Это, однако, потребовало бы не только разделения единой рамочной политии, но и внутренних преобразований в целях создания консолидированных суверенных территориальных государств или в случае Литвы федеративной государственной конструкции. Подобный образ мышления был чужд, однако, и польским, и литовским политикам, находившимся под обаянием привычных великодержавных схем «золотых веков». Были предприняты попытки укрепить центральную власть в Варшаве, но одновременно усилилась деятельность неформальных полусуверенных конфедераций. Эти конфедерации осложняли дело явственно выраженным тяготением к различным внешним центрам силы, прежде всего к России и Пруссии. Это превращало их в аналог территорий-ориентиров, построенных на ином, нетерриторальном принципе, в своего рода центры-ориентиры.
Принятие 3 мая 1791 г. Конституции было направлено на укрепление центральной власти и ликвидацию системы конфедераций. Именно они сорвали процесс конституционализации. Тарго-вицкая конфедерация прямо пригласила Российскую империю вмешаться накануне второго раздела Речи Посполитой. В январе 1793 г. Россия и Пруссия подписали соглашение о новом разделе. Россия получала украинские и белорусские земли. Пруссии достались часть Великой Польши и Куявия, а также Гданьск.
Последний в истории Речи Посполитой Сейм 1793 г. был вынужден признать результаты второго раздела и ратифицировать соответствующие договоры с Россией и Пруссией. Одновременно была принята новая конституция, которая фактически ставила остатки Польско-Литовского государства (исторические «ядра» двух политий - Малую Польшу с Подляшьем и Мазовией и собственно Литву) в зависимость от Российской империи. Место Польши в БЧС полностью и безоговорочно переходило к Пруссии.
Частью осуществленных в 1795 г. размежеваний стало и присоединение к России Курляндии. Происходящие в БЧС процессы подтолкнули курляндское дворянство выступить с инициативой присоединения герцогства к России. В конце марта 1795 г. Петр Бирон вынужден был отречься от престола, а 27 мая его бывшее герцогство стало Курляндской губернией Российской империи.
Четвертым разделом Польши стал Тильзитский мир 1807 г. Пруссия лишилась части польских земель, на которых было созда-
но Великое княжество (герцогство) Варшавское. По Конституции 1807 г. княжество объявлялось наследственной конституционной монархией. В 1809 г. в состав княжества по мирному договору с Австрией вошли Западная Галиция и Замойский округ.
Пятым разделом Польши стал Венский конгресс. Еще в ходе войны с Наполеоном русский император в марте 1813 г. назначил временное правительство княжества Варшавского. На Венском конгрессе Александр I выступал за воссоздание польского государства под скипетром России. Тем самым, с одной стороны, он стремился, - возможно, безотчетно - не только поглотить БЧС, но и установить полный контроль над осью «восток - запад», а с другой стороны, довольно сознательно хотел получить «европейское» предмостье для Российской империи. Ему, однако, пришлось пойти на уступки. Часть польских земель была присоединена к России и составила Королевство (Царство) Польское, которое должно было быть «неразрывно связано с Россией по конституции» в форме унии, олицетворяемой особой Российского императора, который получал титул короля Польши.
Российская латентная фаза существования БЧС
Отчасти на фоне Наполеоновских войн, отчасти в результате их завершения Россия полностью вбирает в себя территории-ориентиры и даже создает своего рода стратегическое предмостье в Центральной Восточной Европе в виде Польши. Тем самым Польша фактически превращается в территорию-ориентир вплоть до восстановления ее государственности после Первой мировой войны. Однако не менее значительным, особенно в долгосрочной перспективе, было поглощение Российской империей фланговых пространств - Финляндии и восточной части Молдавии, так называемой Бесарабии. Но фокус политических решений, связанных с поглощением Балто-Черноморского пространства, был сосредоточен в Польше.
За полгода, прошедшие после Венского конгресса, была полностью подготовлена конституция Королевства Польского. Александр I осуществил свою мечту, которая была невозможна для него в России. Пусть не в Петербурге, а в Варшаве, но 27 ноября 1815 г. царь подписал документ, дарующий его подданным конституцию.
Таким образом, сразу после интеграции Балто-Черноморских земель начинает использоваться модель анклавной модернизации в виде предоставления имперским автономиям - Царству Польскому и Великому княжеству финляндскому - права осуществлять свою внутреннюю политику на принципах самоуправления и представительства. В первом случае результаты были довольно скромными. Постоянные «национально-освободительные» демонстрации провоцировали ограничение и свертывание автономии Польши, а с ней и соответствующих модернизационных практик. Более успешным был финский опыт. Здесь не только удалось развернуть достаточно современную структуру политических институтов, но к концу первого десятилетия нынешнего века придать ей параметры, отвечающие стандартам полиархии, т.е. современной демократии1.
В более скромных масштабах особый режим осуществлялся и в других регионах Балто-Черноморского междумирья. В 1816 г. Александр I утвердил разработанный эстляндским дворянством проект освобождении крестьян без земли. Аналогичные законы были приняты для Курляндии в 1818 г., а для Лифляндии - в 1819 г. В Латгалии, остававшейся Двинской провинцией Псковской губернии, крепостное право сохранилось.
На остальных балто-черноморских территориях от литовского Северо-Западного края до молдавской Бесарабии кроме периода с 1812 по 1828 г. формально действовали общие порядки административного управления Российской империи. Однако и тут, включая многие местности Украины и Белоруссии, сохранилось множество специфических институтов и практик решения повседневных вопросов, т.е. политики на базовом уровне. Весьма успешно продвигались, например, модернизационные процессы в причерноморской Новороссии и в Крыму, в Донбассе и некоторых других территориях.
Можно констатировать, что все прежние территории-ориентиры - пусть в разной степени и разным образом - отличались отклонением к «европейскости» по сравнению с общеимперскими стандартами. Здесь постепенно формировалась питательная среда для усвоения и переработки идущих с запада импульсов развития.
1 См.: Даль Р. Демократия и ее критики. - М.: РОССПЭН, 2003. - С. 359-367.
Вторая русская смута и возникновение Третьей БЧС
В результате вызванного мировой войной кризиса начинается вторая русская смута, которая приводит к переструктурированию пространства территорий-ориентиров БЧС.
Процессы высвобождения латентных структур начинаются еще в ходе войны. Русское наступление в Галиции ставит вопрос о будущем прикарпатских земель. Уже в августе 1914 г. великий князь Николай Николаевич призвал поляков к объединению «под скипетром русского царя» на условиях предоставления Польше полного самоуправления. Оккупация польских территорий центральными державами позволила им в ноябре 1916 г. провозгласить создание на входивших в состав России польских землях независимого государства - конституционной монархии.
Право Польши на самоопределение было признано Временным правительством, а в сентябре 1917 г. в Париже сформировался Польский национальный комитет. В пику этим решениям в ноябре
1917 г. на оккупированных центральными державами территориях создается регентский совет. В условиях германской оккупации в Литве 21 сентября 1917 г. созывается конференция общественности. Она избирает так называемую Литовскую Тарибу, которая 11 декабря 1917 г. приняла решение о восстановлении литовской государственности и заключении союза с Германией. В феврале
1918 г. Тариба декларировала независимость Литвы, в июле провозгласила ее «королевством, находящимся под покровительством Германской империи».
В ноябре 1917 г. на свободной от немецкой оккупации части Латвии была создана Советская Латвия, которой советское правительство передало Латгалию. Страна впервые обрела нынешние границы. Советское правительство признает независимость Финляндии. На Украине формируется Центральная рада. Национальные движения на многих территориях-ориентирах ставят вопрос об обретении ими государственной самостоятельности.
Ноябрьская революция в Германии стала поворотным моментом для формирования новых государств в Балто-Черноморском меж-думорье, включая и Польшу. Характерна в этом отношении ситуация в Латвии, где возникают сразу три центра силы: национальный, советский и прогерманский. Остротой и сложностью отличались перипетии гражданской войны на Украине. Помимо воздействия внешних сил -
Берлина, затем Антанты, Польши и Москвы - существенно сказалась сложная геополитическая структура сочленения трех разных имперских украин и промежуточных территорий. Здесь одновременно сосуществовали, сражались друг с другом или вступали в союзы различные центры власти, армии и государственные образования.
Важнейшее значение приобрела советско-польская война. Мощное наступление польской армии привело к оккупации обширных территорий в исторических границах Речи Посполитой. Контрнаступление Красной армии достигло Варшавы. Благодаря четкому контрапункту Москва - Варшава и завершению войны спонтанные процессы размежевания привели к воссозданию в основном структуры территорий-ориентиров.
Третья БЧС и ее Центрально-Восточноевропейский двойник
Сложившаяся к началу 20-х годов конфигурация размежеваний в новой БЧС привела к обретению рядом территорий-ориентиров статуса суверенных государств и к передвижению на восток границ контроля евразийского властного центра - теперь СССР. Советский Союз частично сохранил контроль над рядом территорий-ориентиров. В его составе были образованы Белорусская и Украинская СССР, Молдавская и Крымская АССР. Был утрачен контроль над Прибалтикой, где возникли три новых государства: Эстония, Латвия и Литва. Была утрачена в пользу Румынии Бесара-бия, точнее, Молдавия между Прутом и Днестром. Польша установила контроль над западными землями Белоруссии и Украины, а также над Вильнюсским краем, отторгнутым от Литвы в 1919 г. Свое традиционное присутствие в Пруссии сохранила Германия, хотя и уступила в 1923-1939 гг. Клайпедскую область Литве.
Тем самым конфигурацию БЧС определяют четыре центра мощи: ослабленные, но сохранившие свои традиционные места СССР и Германия, восстановленная Польша и впервые выдвинутая на эту роль Румыния. Все эти центры в той или иной степени «вползают» внутрь лимесного Балто-Черноморья, оккупируя ряд территорий-ориентиров. Новые игроки, Польша и Румыния, создают две фланговые квазиимперские структуры, ориентированные на соперничество с Москвой. Только на севере в Прибалтике территориям-ориентирам удалось в полной мере самоопределиться и соз-
дать суверенную государственность. Все остальные территории-ориентиры непосредственно подчинены центрам мощи.
Характерно, что вытесненные из Второй БЧС на исходе ее существования в XVIII в. скандинавский (Швеция) и анатолийский (Турция) центры мощи на этот раз не претендуют на место в системе и никем не рассматриваются как кандидаты на эту роль.
Структура Центрально-Восточноевропейского двойника Третьей БЧС включает помимо Польши и Румынии новообразованные «составные» государства Чехословакию и Югославию, которые охватывают и замыкают территорию Австрии и Венгрии, лишенных имперского статуса и не способных в связи с этим стать центрами мощи в БЧС.
Для большинства центрально-восточноевропейских и восточноевропейских стран характерны поверхностность межпартийного соревнования и жесткость политических размежеваний. Так или иначе, их политическое развитие в значительной степени определяется размежеванием города и села, а также последующим торжеством политических сил, связанных с селом. Отступления от этой схемы, пожалуй, лишь подчеркивают ее значимость. Другой важной характеристикой является появление института «начальника государства» (президента) в формально парламентских республиках. В Польше это феномен Ю. Пилсудского (временный начальник государства в 19181922 гг., премьер-министр в 1926, 1930 гг., президент в 1926 г., фактический глава режима санации в 1926-1935 гг.), в Финляндии -К. Маннергейма (регент в 1918-1919 гг., фельдмаршал и главнокомандующий финской армии, президент в 1944-1946 гг.), в Латвии -К. Ульманиса (премьер-министр в 1918-1919, 1919-1921, 1925-1926, 1931, 1934-1940 гг., президент в 1936-1940 гг.), в Эстонии - К. Пятса (премьер-министр в 1918-1919, 1931-1932, 1933-1938 гг., президент в 1938-1940 гг.), в Литве - А. Сметоны (президент в 1919-1920, 19261940 гг.). Это явление на свой лад подтверждает более широкое сочетание фактической склонности к гегемонии (самодержавный синдром), с одной стороны, и уважение формальных правил - с другой.
Кризис и разрушение БЧС в ходе Второй мировой войны
Внутреннее развитие Германии и СССР и их изменившееся международное положение вновь вернули им роль главных центров силы БЧС, которые создают основную структурную ось «запад - вос-
ток». Можно сколько угодно фантазировать по поводу упущенных возможностей советско-германского альянса, но нельзя не признать, что предпринятые СССР и Германией в конце 30-х годов перекройка и перестройка пространства БЧС отнюдь не делали их союзниками. Напротив, они выстраивали не просто границу непосредственного соприкосновения, а фактически линию фронта.
Основой передела БЧС становится так называемый пакт Мо-лотова - Риббентропа, т.е. подписанный 23 августа 1939 г. договор между СССР и Германией о ненападении и секретные соглашения о разделе сфер влияния, которые 28 августа были дополнены дополнительными соглашениями. Эти соглашения позволили Германии оккупировать Польшу, а СССР «освободить» западные территории Украины и Белоруссии. Советский Союз с помощью довольно простой комбинации сначала заключил серию договоров с государствами Прибалтики, а затем инкорпорировал их в качестве союзных республик. Наконец, восстановление контроля Москвы над Бессарабией стало платой за распространение германского влияния на Румынию и всю Центрально-Восточноевропейскую зону.
В ходе войны Германия производит полную перестройку как БЧС, так и ее Центрально-Восточноевропейского двойника. Она интегрирует их в структуру Третьего рейха в качестве зависимых территорий имперской экспансии. Удар наносится по СССР как по противолежащему структурному центру. Гитлер рассчитывал поглотить БЧС, как это удалось Александру I. На деле, однако, ему пришлось сыграть роль Наполеона. Роль же царя-победителя взял на себя Сталин. В Ялте и Потсдаме, как некогда русский царь в Вене, советский вождь определял контуры международного порядка. Все Балто-Черноморье, включая Пруссию, вошло в состав Советского Союза. Здесь Сталин пошел дальше Александра. Все лимитрофы вошли в состав единственной имперской державы. Более того, к ней было добавлено маленькое, но стратегически крайне важное предмостье в виде Закарпатья. Наконец, все пространство геополитического двойника БЧС - Центральной Восточной Европы было превращено во внешнюю лимитрофную оболочку СССР. Однако ни БЧС, ни Центральная Восточная Европа не прекратили своего существования как структурные политические образования. Они просто перешли в очередную фазу своего латентного существования.
Советская латентная фаза существования БЧС
После Второй мировой войны Балто-Черноморская зона была практически поглощена СССР за исключением Финляндии и западной, запрутской части Молдавии. Пространство территорий-ориентиров, однако, не только не утратило своего лимесного характера, но, напротив, прорисовалось во многих отношениях четче, чем в межвоенный период. Калининградская область, Эстонская, Латвийская, Литовская, Белорусская, Украинская и Молдавская союзные республики, а в течение первой послевоенной декады еще и Крымская АССР отчетливо воспроизводили коренную конфигурацию БЧС. Структура территорий-ориентиров несколько затемнялась, пожалуй, за счет образования Украинской ССР. Она поглотила несколько краев с вполне определившейся спецификой, включая автономный Крым. Кроме того, продолжилось исключение из числа территорий-ориентиров пространств прежних Новгородчины и Псковщины, теперь Ленинграда с округой.
Внутри Советского Союза проводилась политика симуляции государственности союзных республик. Этой политике способствовало членство Украины и Белоруссии в ООН. В условиях хрущевской оттепели, а в еще большей мере в брежневские времена относительная самостоятельность республик получила все более отчетливое выражение. В этом процессе противоречиво сочетались две политические линии. Одна - назовем ее условно национализа-торской1 - предполагала усиление национального характера республик, поддержку развитию культуры титульной нации, продвижению ее представителей в руководящие органы соответствующих республик. Вторая - по аналогии ее можно назвать советизатор-ской2 - ставила во главу угла укрепление советского патриотизма, акцентирование «дружбы народов» и консолидацию «новой исторической общности советских людей».
1 Не следует смешивать с выдвинутым Х. Линцем и А. Степаном понятием национализаторская политика (Linz J., Stepen A. Problems of democratic transition and consolidation: Southern Europe, South America and post-communist Europe. -Baltimore; L.: The John Hopkins univ. press, 1996. - P. 35) или с понятием национализирующее государство Р. Брубэкера, хотя она содержательно близка к ним.
2 В более точном смысле эту линию можно было бы определить как разновидность империализаторской политики.
Национализаторская политика получила относительное преимущество в республиках Прибалтики и в Молдавии. В каждой из республик она отличалась своими специфическими особенностями и проводилась с разной степенью интенсивности, менялись ее динамика и соотношение с советизаторской политикой. Курс на усиление советского патриотизма возобладал в Белоруссии. На Украине обе линии не только сочетались, но порой вступали в конфликт или производили неожиданные эффекты. Главное - их контрапункт заметно отличался во времени и в пространстве. Фактически на разных территориях-ориентирах, сбитых в УССР, складывались свои традиции соединения национализаторской и советизаторской политик.
Обе политические линии пусть не прямо, но вполне закономерно соответствовали размежеванию «город - село». Наиболее активными агентами национализаторской линии чаще выступали представители гуманитарной «национальной интеллигенции», защитники национальной «почвы», а также партийные выдвиженцы из глубинки. Советизаторскую линию склонны были принимать и отстаивать слои, затронутые урбанизацией, и партийные выдвиженцы из индустриальных центров.
Своеобразные сочетания национализаторской и советизатор-ской политик, менявшиеся в течение десятилетий, послужили созданию своего рода формул размежеваний, которые во многом определили природу и ход политического процесса на этапе формирования независимых государственных образований.
В советских республиках процесс эмансипации имел догоняющий характер в сравнении и с Москвой, и со странами Центральной Восточной Европы. Однако он получил мощное ускорение в ходе подготовки нового Союзного договора. Следствием стала ускоренная суверенизация 1991 г.
Политический процесс в новых независимых странах получил разные траектории развития в зависимости от начальных условий, которые вопреки устойчивым предрассудкам отнюдь не были равными. Можно выделить три разновидности «балтийского пути», белорусскую и молдавские модели, а также постоянные коллизии альтернативных украинских моделей. В результате в едином Балто-Черноморском пространстве возник небывало пестрый набор весьма своеобразных решений проблемы государственного строительства и формирования наций.
Четвертая БЧС и ее Центрально-Восточноевропейский двойник
Вылупливание Четвертой БЧС из недр советского имперского пространства наложило отпечаток и на ее конфигурацию, и на ее природу. Прежде всего, крайне упростился имперский контрапункт. По сути дела, его создают Москва и Брюссель. Отдельные державы Запада, даже США, существенной роли не играют. Важны скорее исторические традиции. Именно они позволяют влиять на бывшие территории-ориентиры, ставшие независимыми странами, Германии, Швеции, Польше и даже Венгрии. Особый случай - Румыния, которая удерживает за собой западную часть территории-ориентира Молдавии и возможность влиять на неполное, разделенное государство Республика Молдова.
Общую конфигурацию БЧС образуют эксклавная Калининградская область, Эстония, Латвия, Литва, Белоруссия, Украина и Молдавия с важными «ответвлениями» в виде Финляндии и - в некоторых отношениях, связанных с ее квазиимперскими притязаниями, - Польши. Петербург с округой при всей их особости и бал-тийскости фактически в систему не включен, хотя стертый, но не уничтоженный его долгой столичностью потенциал одной из территорий-ориентиров еще может быть возрожден и использован.
На внутреннее устройство независимых государств Балто-Черноморья наносит существенный отпечаток то, что в течение почти пяти веков они входили в качестве территорий-ориентиров в состав пограничий или украин Швеции, Пруссии (Германии), Австрии, Великой Порты и России. Для этой зоны характерна также более или менее длительная гегемония России и/или СССР, связанная, например, с укоренением формул государственного строительства, образованных контрапунктом национализаторских и им-периализаторских политик.
Двойственное положение лимитрофных политий Балто-Черноморской зоны способствовало возникновению ряда общих институциональных черт, связанных своим происхождением с гегемонией в северной части Польши, Швеции и Германии, с одной стороны, России и СССР - с другой, а в южном секторе - Австрии, Турции и России.
В самом общем виде палитра государственных форм Балто-Черноморья выглядит следующим образом.
На севере устойчиво развивается Финляндия, совершившая медленное, компромиссное и крайне «соглашательское» выделение из недр, а затем и из сферы имперской гегемонии. Успех обеспечивается политикой «финляндизации», которая фактически зародилась еще в начале XIX в. и до сих пор приносит добрые плоды, как Финляндии, так и России.
В Эстонии создана близкая к нормативной парламентская республика, а в Латвии - ее более своеобразный вариант. В обоих случаях, однако, государственность осложнена сохранением пережиточных форм самодержавного синдрома и осуществлением национализатор-ской политики в радикальных, напоминающих апартеид формах. На этом фоне Литва, с одной стороны, отступает от парламентаризма и сдвигается в сторону президентско-парламентской системы, чреватой опасностями суперпрезиденциализма, а с другой - поощряет широкий плюрализм и автономность неформальных сегментов своей политии. И то и другое связано, возможно, с усвоением некоторых российских и польских традиций.
Белоруссия дает яркий пример суперпрезиденциализма. Структурно в его основе лежит президентско-парламентская система, а с точки зрения повлиявших традиций - доминирование советизаторской политики. Недаром политической системе Белоруссии понадобилось имперское подкрепление в виде Союзного государства. Впрочем, при ином раскладе создание общей рамки можно было бы осуществить с Варшавой или даже с Брюсселем.
Наибольшие трудности вызывает интерпретация украинской государственности. Основная проблема была порождена созданием еще в советские времена сверхобъемной унитарной государственности для целого набора разнородных территорий-ориентиров. Конечно, все эти территории в этнокультурном и языковом отношениях были довольно близки друг другу, несмотря на очевидные, устойчивые и принципиальные различия. Уже более века существует и продолжает укореняться украинская идентичность при всей ее противоречивости и неуклюжести. Однако данные обстоятельства ни в коей мере не извиняют прямолинейного стремления решить все (!) проблемы государственного строительства и формирования нации только с помощью одной-единственной рамки псевдогосударственности советского образца. Даже для более простых ситуаций типа эстонской жизнь потребовала развития куда более сложных и богатых институциональных решений. Украинские же политики все как один
уперлись в «священную корову» унитаризма, а точнее, в конструкцию столичного центра и искусственной административно-территориальной нарезки. Без усвоения сложных форм политической организации, включая принципы территориального (федеративного или автономистского), консоциального и корпоративного распределения власти, без учета исторического разнообразия нынешнего политического пространства Украины, неоднородности ее населения и его различных политических культур невозможно продуктивное и осмысленное государственное строительство на Украине, ее превращение из искусственно сложенного пространства в целостное государство.
В Молдавии удалось получить достаточно сбалансированное и устойчивое сочетание парламентаризма с авторитетной и способной к национальной интеграции президентской властью. Это не означает, конечно, отсутствия серьезных пробелов в государственном строительстве, а тем более в формировании нации. Однако все эти проблемы решаемы. В немалой степени, возможно, за счет давления неблагоприятных условий, заставляющих политиков и граждан мириться с необходимостью находить согласие и получать малые, но надежные результаты.
Трудности консолидации государственности Республики Молдова заключаются в том, что это неполная, разделенная страна. Западная Молдавия принадлежит Румынии, Буковина разделена между Румынией и Украиной, а традиционное приднестровское ядро экономического, культурного и политического развития страны отринуто от нее и превращено в Приднестровскую Молдавскую Республику.
Даже беглый обзор позволяет понять, что при всем разнообразии путей развития стран Балто-Черноморья их объединяет общая системная близость. Данное обстоятельство означает, что решение многих проблем государственного строительства, порожденных в свое время соперничеством имперских центров, может быть оптимизировано за счет межгосударственного сотрудничества.
Перспективы БЧС и ее Центрально-Восточноевропейского двойника как интерфейсов Западной Европы и Северной Евразии
Определение БЧС как междумирья акцентирует ее функциональную роль как соединения, точнее, взаимного «наложения» ев-
ропейской и евразийской цивилизационных общностей. Впрочем, в самом общем виде это справедливо и по отношению к Центрально-Восточноевропейскому продолжению междумирья. Как показал краткий обзор, подобное наложение существенно влияет: 1) на формирование отдельных территорий - самостоятельных политий или регионов внутри них; 2) на отношения между ними; 3) на их политическое устройство и природу.
Неясными остаются три вопроса. Во-первых, в какой мере политики и граждане аналитически выделяемых зон и/или составляющих их территорий способны концептуализировать их существование, «свое предназначение» в более широких и основательных терминах, чем «мост между Востоком и Западом» и «возвращение в Европу»?
Во-вторых, что могут предложить миру политии Восточной и Центральной Восточной Европы кроме поучительного опыта просчетов, ошибок и столкновений с неожиданными проблемами политического развития? Какие уроки извлечены? Какие достижения можно предъявить как образцы для подражания политикам и гражданам других частей мира?
В-третьих, какое самостоятельно место в мировой политике могут занять политии Восточной и Центральной Восточной Европы по отдельности и как особые сообщества?
Ответ на эти вопросы должна дать не политическая наука, а практика. Именно она покажет, остаются ли политии Восточной и Центральной Восточной Европы, населяющие их народы, политико-культурные общности и отдельные лица всего лишь материалом, который оформляется наложением европейских и евразийских воздействий, или они способны стать субъектами собственного и мирового развития. Лично мне было бы крайне приятно, если развиваемый в статье структурный подход удалось бы дополнить новой модификацией агентивного, позволяющего увидеть помимо влиятельных держав растущие по всем направлениям субъекты развития самых разных масштабов и природы. В этом случае, разумеется, пришлось бы существенно уточнить, а то и пересмотреть также и структурный подход.
Что касается нынешних возможностей политической науки, то данная статья всего лишь предлагает аналитический и концептуальный инструментарий для придания большей четкости и осмысленности трем поставленным здесь вопросам. Обработка с помощью пред-
ложенного концептуального аппарата привлеченных для обзора исторических данных позволяет выдвинуть некоторые предположения. В длительной эволюционной перспективе можно усмотреть аналогии между БЧС и ее Центрально-Восточноевропейским двойником, с одной стороны, и европейским «поясом городов» - с другой. В целом просматриваются не слишком четкие, но вполне заметные основания для обретения двуединой зоной европейско-евразийского взаимоналожения своего цивилизационного и политического предназначения, аналогичного тому, которое осуществил «пояс городов» в Европе. «Пояс городов» интегрировал «цивилизованное» романское и «варварское» германское «крылья» Европы. Сейчас он выступает в качестве структурного ядра ЕС, средоточия его агентивности. По аналогии можно, вероятно, размышлять об интеграции Европы и Евразии, о структурных и агентивных аспектах этого длительного эволюционного процесса.
Многое, разумеется, зависит от того, насколько успешно удастся преобразовать зону цивилизационного взаимоналожения в интерфейс более современного по своему характеру взаимодействия между политическими пространствами Европы и Евразии. Это в решающей мере зависит от ответов на поставленные здесь вопросы. Не менее важно, однако, и то, насколько готовы будут и более широкие сообщества Европы и Евразии использовать данный интерфейс для преобразования в основном конфликтной двойной системы «Европа - Евразия» в систему кооперативную и способную обрести не только структурное, но и агентивное единство. Структура -ОБСЕ - налицо. Дело за тем, чтобы составляющие ее политии по-новому оценили открываемые ею возможности. Политическая наука способна помочь этому, если удастся развернуть исследование различных аспектов политических образований, подобных БЧС.
