Научная статья на тему '«БАЛЛАДА О КАЛМЫЧКЕ» М. ХОНИНОВА В АСПЕКТЕ СИНТЕЗА ЖАНРОВ'

«БАЛЛАДА О КАЛМЫЧКЕ» М. ХОНИНОВА В АСПЕКТЕ СИНТЕЗА ЖАНРОВ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
91
10
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КАЛМЫЦКАЯ ПОЭЗИЯ / ПОЭМА / КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ / БЛАГОПОЖЕЛАНИЕ / СКАЗАНИЕ / СИНТЕЗ ЖАНРОВ / ФОЛЬКЛОР / ПОЭТИКА / ПЕРЕВОД / БАЛЛАДА

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Ханинова Римма Михайловна

В калмыцкой поэзии ХХ в. жанр поэмы занимал лидирующие позиции по сравнению с периферийным положением жанра баллады. Наряду с собственно балладой у калмыцких поэтов выявлен синтез жанров - баллады и поэмы - в творчестве М. Хонинова: «Баллада о битве с ветром» (1967). Предметом данного исследования является «Баллада о калмычке» (1979) М. Хонинова в аспекте синтеза жанров. Актуальность определяется недостаточной изученностью объекта исследования. Цель статьи - определить жанровую природу произведения, рассмотрев элементы жанровых образований, повлиявших на форму и содержание «Баллады о калмычке» как в оригинале, так и в русском переводе. Среди балладных признаков - исключительное событие трагического характера, героический сюжет, гибель трех главных героев, необычные сюжетные коллизии (беспалый младенец, спасение маленького наследника и др.), двоемирие (бесы), связь с фольклором и др. Большой объем (1579 строк) проецирует жанр поэмы: существенная роль фабулы, герой не только субъект изображения, но и его объект, акцентирование близости автору героя, вставные фольклорные элементы (колыбельная песня, благопожелание, сказание, сказки, пословицы), лирические отступления, портрет персонажа и др. Русский перевод поэмы-баллады характеризуется изменением названия и соответственно жанра (сказание), трансформированной строфикой, увеличением количества частей, сокращением объема (900 строк).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

“THE BALLAD OF KALMYK” BY M. KHONINOV IN THE ASPECT OF GENRE SYNTHESIS

In the Kalmyk poetry of the twentieth century, the genre of the poem occupied a leading position in comparison with the peripheral position of the ballad genre. Along with the ballad proper, the Kalmyk poets revealed a synthesis of genres -ballads and poems - in the work of M. Khoninov: “The Ballad of the Battle with the in the aspect of genre synthesis. The relevance is determined by the insufficient knowledge of the object of research. The purpose of the article is to determine the genre nature of the work, to consider the elements of genre formations that influenced the form and content of the “Ballad of the Kalmyk” both in the original and in the Russian translation. Among the ballad features are an exceptional event of a tragic nature, a heroic plot, the death of three main characters, unusual plot collisions (a fingerless baby, the rescue of a small heir, etc.), two worlds (demons), connection with folklore, etc. A large volume (1579 lines) projects the genre of the poem: the essential role of the plot, the hero is not only the subject of the image, but also its object, the accompaniment of closeness to the author of the hero, inserted folklore elements (lullaby, benevolence, legend, fairy tales, proverbs), lyrical digressions, character portrait, etc. The Russian translation of the ballad poem is characterized by a change in the name and, accordingly, the genre (legend), a transformed stanza, an increase in the number of parts, and a reduction in volume (900 lines).

Текст научной работы на тему ««БАЛЛАДА О КАЛМЫЧКЕ» М. ХОНИНОВА В АСПЕКТЕ СИНТЕЗА ЖАНРОВ»

DOI 10.54770/20729316-2022-1-400

Р.М. Ханинова (Элиста)

«БАЛЛАДА О КАЛМЫЧКЕ» М. ХОНИНОВА В АСПЕКТЕ СИНТЕЗА ЖАНРОВ*

Аннотация. В калмыцкой поэзии ХХ в. жанр поэмы занимал лидирующие позиции по сравнению с периферийным положением жанра баллады. Наряду с собственно балладой у калмыцких поэтов выявлен синтез жанров - баллады и поэмы - в творчестве М. Хонинова: «Баллада о битве с ветром» (1967). Предметом данного исследования является «Баллада о калмычке» (1979) М. Хонинова в аспекте синтеза жанров. Актуальность определяется недостаточной изученностью объекта исследования. Цель статьи - определить жанровую природу произведения, рассмотрев элементы жанровых образований, повлиявших на форму и содержание «Баллады о калмычке» как в оригинале, так и в русском переводе. Среди балладных признаков - исключительное событие трагического характера, героический сюжет, гибель трех главных героев, необычные сюжетные коллизии (беспалый младенец, спасение маленького наследника и др.), двоемирие (бесы), связь с фольклором и др. Большой объем (1579 строк) проецирует жанр поэмы: существенная роль фабулы, герой не только субъект изображения, но и его объект, акцентирование близости автору героя, вставные фольклорные элементы (колыбельная песня, благопожелание, сказание, сказки, пословицы), лирические отступления, портрет персонажа и др. Русский перевод поэмы-баллады характеризуется изменением названия и соответственно жанра (сказание), трансформированной строфикой, увеличением количества частей, сокращением объема (900 строк).

Ключевые слова: калмыцкая поэзия; поэма, баллада; колыбельная песня; благопожелание; сказание; синтез жанров; фольклор; поэтика; перевод.

R.M. Khaninova (Elista)

"The Ballad of Kalmyk" by M. Khoninov in the Aspect of Genre Synthesis**

Annotation. In the Kalmyk poetry of the twentieth century, the genre of the poem occupied a leading position in comparison with the peripheral position of the ballad genre. Along with the ballad proper, the Kalmyk poets revealed a synthesis of genres -ballads and poems - in the work of M. Khoninov: "The Ballad of the Battle with the

* Исследование проведено в рамках государственной субсидии - проект «Устное и письменное наследие монгольских народов России, Монголии и Китая: трансграничные традиции и взаимодействия» (регистрационный номер АААА-А19-119011490036-1).

** The study was conducted as part of the state-subsidized project "Oral and written heritage of the Mongolian peoples of Russia, Mongolia and China: cross-border traditions and interactions" (state registration number AAAA-A19-119011490036-1). 400

Wind" (1967). The subject of this study is "The Ballad of Kalmyk" (1979) by M. Khon-inov in the aspect of genre synthesis. The relevance is determined by the insufficient knowledge of the object of research. The purpose of the article is to determine the genre nature of the work, to consider the elements of genre formations that influenced the form and content of the "Ballad of the Kalmyk" both in the original and in the Russian translation. Among the ballad features are an exceptional event of a tragic nature, a heroic plot, the death of three main characters, unusual plot collisions (a fingerless baby, the rescue of a small heir, etc.), two worlds (demons), connection with folklore, etc. A large volume (1579 lines) projects the genre of the poem: the essential role of the plot, the hero is not only the subject of the image, but also its object, the accompaniment of closeness to the author of the hero, inserted folklore elements (lullaby, benevolence, legend, fairy tales, proverbs), lyrical digressions, character portrait, etc. The Russian translation of the ballad poem is characterized by a change in the name and, accordingly, the genre (legend), a transformed stanza, an increase in the number of parts, and a reduction in volume (900 lines).

Key words: Kalmyk poetry; poem, ballad; lullaby; benevolence; legend; synthesis of genres; folklore; poetics; translation.

В жанровой системе калмыцкой поэзии ХХ в. [Очиров 1987; Очиров 1990; Пюрвеев 1988; Пюрвеев 1996; Ханинова 2008; Мукабенова 2009; Санджиев 2014 и др.] поэма доминировала, в том числе над лирическими и лироэпическими жанрами малой формы, в частности, над балладой, занимавшей периферийное положение в литературном процессе [Ханинова 2021b]. В то же время синтез жанров - баллады и поэмы - отмечен в «Балладе о битве с ветром» («Салькнла бээр бэрлдснэ туск баллад»,1967) Михаила Хонинова (1919-1981) [Ханинова 2021a, 147-167].

«Баллада о калмычке» («Хальмг куукнэ туск баллад», 1979) М. Хонинова продолжает авторскую тенденцию в том же жанровом синтезе. И в этом плане произведение не было объектом и предметом исследования в калмыковедении. Единичные обращения к хониновской «Балладе...» связаны с рассмотрением в ней отдельных жанровых образований и мотивов - йоряла-благопожелания, колыбельной песни [Ханинова 2004; Хани-нова, Очирова 2011]. Произведение базируется на фольклорном материале. Созданное в 1979 г., оно было опубликовано вначале в газете «Хальмг Yнн» («Калмыцкая правда») [Хоньна 1979], затем в книге поэта «Баh насн, хан^анав» [Хоньна 1981], составленной автором, но изданной после его ухода, в разделе «Поэмы».

Оригинальный текст, состоящий из трех частей, обозначенных римскими цифрами, структурирован восьмистрочными строфами, выстроенными «лесенкой». В русском переводе - десять неравномерных частей без «лесенки» с разной строфикой.

Предметом рефлексии лироэпического жанра баллады и ее фабульной основой является исключительное событие трагического, драматического или комического происхождения. «Отстраненное отношение субъекта поэтической рефлексии к событию обусловливает минимализм жанрового

стиля (сюжетного и речевого) и его объективированность в повествовательной или диалогической (реже монологической - от имени персонажа) форме. К общим стилевым признакам балладного сюжета, варьируемым национальной традицией или временной пропиской, относятся его, во-первых, фрагментарный (эпизодный) и динамический характер, сближающий Б. с новеллой, во-вторых, невероятность происходящего, типологически сходная с анекдотом, и, в-третьих, его фантастичность, родственная волшебной сказке» [Иванюк 2014, 30-31].

Авторское обозначение - баллада - уже с названия произведения указывает на его жанровые признаки. Во-первых, это героический сюжет (война), во-вторых, гибель главных героев (Улан Бюргюд, Цаган Баин, Хар хан), в-третьих, необычные сюжетные коллизии (погоня, ранение беременной женщины и младенца в ее чреве - утрата им безымянного пальца из-за вражеской стрелы; рождение и чудесное спасение этого новорожденного ребенка в дупле дерева; обычай выбора наследника государства с помощью ханского сокола; поединок Гесера-богдо-хана с младенцем-шул-мусом - двоемирие: здешний и иной мир; демонологические персонажи: бесовка-шулма и ее сын), в-четвертых, диалоги персонажей, демонстрирующие движение сюжета от завязки к развязке, в-пятых, неопределенное историческое время.

Большой объем произведения, не характерный для баллады, проецирует жанр поэмы: существенная роль фабулы, герой не только субъект изображения, но и его объект, акцетирование близости автору героя [Поэтика 2008, 181], вставные фольклорные элементы (колыбельная песня, йорял-благопожелание, сказки о мудрой деве и о девушках-лебедях, сказание о Гесер-богдо хане и др.), замедляющие развитие действия, но значимые в сюжетно-типологическом плане; лирические отступления (например, о войне, о времени), портрет персонажа.

Отмечено, что в калмыцкой литературе жанр поэмы в наибольшей степени выявил свои теснейшие связи с народнопоэтическими традициями, продемонстрировав две авторские тенденции: 1) литературная обработка сказок, легенд, преданий и т.п., 2) создание поэмы на фольклорной основе [Очиров 1987, 1990; Лиджиев 2006; Ханинова 2008; Мукабенова 2009].

Жанровая валентность баллады, способной скрещиваться с иными жанровыми формами [Иванюк 2014, 35], определила экспериментальную задачу М. Хонинова - синтез баллады и поэмы - после первого его опыта в 1967 г.

Сюжетный конфликт «Баллады...» основан на войне, начатой черноморским Хар ханом против калмыцкого хана Улан Бюргюда. Поводом для военного столкновения стал проигрыш гостя хозяину за шахматной партией. Победить в шахматной игре помогла мужу Улан Бюргюду его жена Цаган Баин. Известны фольклорные шахматные истории о том, как женщина помогает мужчине одержать победу (у калмыков сказка о мудрой жене, легенда о мудрой снохе) или освободить его из плена (древнерусская былина «Ставр Годинович»). В калмыцкой сказке мудрая жена иносказа-

тельно подсказывает мужу: «Чем закладывать мое приданое (по обычаю родители невесты давали в приданое коня), лучше бы отдали телегу. Хоть остались бы не пешим. Бог дал бы - телегу нажили, теперь вместо моего приданого попросите барашка на ужин гостям. Муж понял иносказание, сделал ход - и выиграл партию» [Древняя игра 1998, 2]. Название и форма калмыцких шахмат отличаются от международных: «Хан изображался в виде сидящего в величественной позе владыки народа. Ферзь изображался военачальником в боевых доспехах. Фигура слона была заменена на привычную в повседневной жизни фигуру верблюда, а ладью заменила телега, правда, вместо нее изображали быка. Пешки - многочисленные фигуры на шахматной доске - ассоциировались с самым массовым скотом в хозяйстве калмыков и потому их изображали в виде овец. Единственная фигура, оставшаяся без изменения по названию и форме, - конь» [Древняя игра 1998, 2], пешек могли изображать и в виде мальчиков [Омакаева 2010, 373]. В хониновской «Балладе...» жена, открыв дверь наружу, таким образом, подсказала мужу шахматные ходы: «Мана кун! / Мерэн бэртн. / Му шар темэhэн кендэтн. / Куунэ альвн кевYДиг кеетн, / кендлц зогс^ах терг автн!..» [Хоньна 1981, 102]. («Наш человек! Возьмите коня. Погоните плохого желтого верблюда. Разгоните чужих озорных мальчишек. Заберите телегу, стоящую у вас на пути». Здесь и далее наш смысловой перевод -Р. Х.). В нашем художественном переводе: «Дверь распахнула наружу она / и закричала: "Что делать? Пора! Наш человек, придержите коня! Ждет ваших рук только желтый верблюд, вмиг разгоните мальчишек вокруг. / Надо телегу вам вскоре убрать, чтобы в дороге могла не мешать"» [Хонинов 2002, 54]. Отметим, что у калмыков не принято было жене обращаться к мужу по имени, и Улан Бюргюд, поняв намек Цаган Баин, исправил ситуацию и выиграл партию. «Для автора важно показать, как игровая ситуация влияет на судьбы властителей и их народов, как проигрыш в шахматном (умственном) состязании выявляет гипертрофированное самолюбие человека, не желавшего ни в чем уступать могущественному соседу. Авторская интенция направлена на раскрытие психологии завоевателя, готового использовать любую ситуацию в нужном ему направлении. Недаром хан Улан Бюргюд в своем ответе дает понять, что ему внятна враждебная настроенность гостя» [Ханинова, Очирова 2011, 144]. Подчеркнем семантику имен заглавных героев, передающих их характеристику: Хар хан (букв. Черный хан), Улан Бюргюд (Улан БYргYД, букв. Красный Беркут), Цаган Баин (Цаhан Байн, букв. Белое Богатство). Семантика черного цвета однозначна в плане беды, несчастья, горя, семантика красного цвета, связанная с жизнью, отсылает и к эпическому богатырю Алому Льву Хонгору, семантика белого цвета означает сакральное, благородное, чистое.

Объявленная Хар ханом война против Улан Бюргюда включила механизм баталий двух войск, в которой приняла участие и беременная жена Цаган Баин. Поединок между ханами завершился гибелью Улан Бюргюда. Умирающему мужу жена дала обещание отомстить захватчику и разгромить его армию, успела ранить стрелой Хар хана. Но погоня Зоркого Мер-

гена за Цаган Баин по приказанию Хар хана привела к драматическому развитию событий: вражеская стрела ранила женщину, она сумела, сойдя с коня, затеряться в камышах, родить сына. Этот необычный мотив беспалого младенца отсылает к известному калмыцко-ойратскому литературному памятнику о войне монголов с ойратами - «История Убаши хунтайджи и его войны с ойратами», в устной версии и в переводе («Убуши хун тяд-жи»), к образу монгольской ханши-воительницы, родившей после боевого ранения беспалого ребенка [Лунный свет 2003, 37-78]. Эта история в стихотворном русском переводе К. Новоспасского включена в сборник «Народное творчество Калмыкии», изданный в 1940 г. в Сталинграде. Книга эта из семейной библиотеки поэта хранит его пометы на страницах. При общей схожести условий ранения младенца в материнском чреве различно дальнейшее поведение женщин. В хониновской «Балладе.» сразу обозначен мотив беспалости: «Саадгин сумн / дуулж, нисэд, / сээхнэ киисн дораhур орв. / Нилх hарл / болж; йовсна / нер уга / хурhинь тусв» [Хоньна 1981, 34]. («Стрела, со свистом прилетев, вошла красавице в живот ниже пуповины. Попала в безымянный палец еще не родившегося ребенка»). В «Убуши хун тяджи»: «В цель попала ойрата тройная стрела. / Поразила в живот ханшу злая стрела» [Народное творчество Калмыкии, далее - НТК 1940, 145]. Цаган Баин ранила простая, а не тройная стрела: замысел Зоркого Мергена - убить без страданий. Стрелок ослушался своего властелина, приказавшего захватить ханшу в плен. Поэтому женщине удалось вытащить стрелу из раны, родить в одинокой степи сына и успеть спасти его. Ср. в ойратской версии монгольская правительница требует помощи от врагов: «От летящей стрелы рану я получила, / Уступаю ойратам - воевать я не в силах. / Уступаю ойратам в жестоком бою. / Присылайте эмче лечить рану мою. / (У ойратов издревле обычай таков: / Победители лечат раны врагов). / Рану мудрые эмче вмиг излечили» [НТК 1940, 145] (эмче -калм. лекарь).

В «Балладе.» мать объяснила новорожденному причину его увечья: «Нер уга / хурЬта hарвч. / Намаг, экэн, бичэ гемнич. / Хурhичн —дэн / гесндм таслла, / хээр угаЬан / чамд YЗYллэ» [Хоньна 1981, 136]. («Родился ты без безымянного пальца. Не вини в этом меня, твою мать. Палец оторвала война, показав свою жестокость»). Монгольская ханша подросшему сыну рассказала историю его рождения: «Твой отец в ойратском бою погиб - / Одолели враги в далеком краю. / Кровь мщения тогда закипела во мне, / Женщин знатных собрав в нашей стране, / Повела их отважных во мстительный бой. / (Я была тяжела тогда, мальчик, тобой). / В роковую минуту, в последний срок / Поразил меня меткий ойратский стрелок, / Он тройную стрелу пустил в меня, / Он тройною стрелою пронзил меня. / Остался без пальца ты, мальчик мой» [НТК 1940, 146].

Беспалость в обоих случаях дифференцирована. В ойратском варианте: «Только не было пальца на правой руке, / Большого пальца на правой руке. [НТК 1940, 146]. Монголо-ойратский обряд инициации уделял большое внимание большому пальцу руки юноши-воина как главному в

стрельбе из лука [Кичиков 1976, 25], а правосторонность всегда определялась как основополагающая в действиях человека. Если проецировать это знание на ойратский сюжет, то, несмотря на одержанную вначале победу, монгольский наследник потом потерпел поражение.

В «Сказании о калмычке» Цаган Баин также поведала сыну о его родословной. И если она пожелала ему быть верным своей земле, своему народу [Хоньна 1981, 138], то монгольская правительница злобно грозила: «Подрастет мой сын, отомстит вам за хана, / Лишь тогда заживет навсегда моя рана» [НТК 1940, 145]. Народное понимание справедливого возмездия, а не родовой мести, когда спустя много лет ойраты, с помощью военной хитрости одолев противника, вернулись домой, заявлено в литературном памятнике: «Так закончен последний кровавый поход, / Ханом начатый старым, без славы поход, / Ханшей мстительной, сыном беспалым поход! / И спокойно зажил ойратский народ» [НТК 1940, 148].

Цаган Баин, сближая прошлое с настоящим, знакомит сына со сказанием о Гесер-богдо-хане [Селеева 2019; Хабунова, Цеценбат 2021; Хабунова 2021]. «Сюжет, имея генетические схождения с тибетскими и монгольскими эпическими версиями, на почве калмыцкой фольклорной традиции претерпел трансформации и модификации на содержательном и сюжетно-мотивном уровнях, с признаками сказочного переосмысления» [Селеева

2019, 230]. Включение этой истории в «Балладу.» обусловлено как военным мотивом, так и архетипическим поединком отца с сыном, в данном случае рожденном от шулмы-бесовки. В эпической традиции «Джангара» богатыри сражались с бесовскими малышами на равных, в хониновском произведении в поединок вступает новорожденный, выпавший из чрева разрубленной Гесером пополам бесовки. Ср. в синьцзян-ойратской версии эпоса «Джангар» «богатырь Хонгор рассекает тело ханши Шигтин Улан, из чрева которой выпадает мальчик с тянувшейся за ним пуповиной» [Ха-бунова, Дампилова, Алимаа 2020, 784], сын мангаса вступает в бой с Хон-гором и погибает [Джангар 2005, 269-270]. В малодербетовской версии калмыцкого эпоса трехмесячный мальчик-шулма, сидя в железной люльке, грозит Джангару: «Ьурвн сарта / Темр елгэтэ кевYн: / - Эцквдур эк мини алад, / Эндр долан ах мини алад, / Мини герYP юн нуурэр / ордгв чи?» («Вчера мою мать жизни лишив, / Сегодня семерых моих братьев убив, / В мой дом как посмел / Войти ты?») [Калмыцкий героический эпос.

2020, 350-351]. В «Балладе.» новорожденный, обмотав трижды на мизинец пуповину, бился на равных: «Киисэн эркэдэн / hурв орасн / кевYн, бийэн / еглго бээв» [Хоньна 1981, 137]. Долгий бой в эпосе сопровождался угрозой маленького шулмуса, у Хонинова такой бой 7 дней продолжался в молчании. Победу в противостоянии Гесер одержал благодаря хитрости, тем самым актуализирован мотив детскости врага. По старинному обычаю хан-победитель на десятый день предложил побежденному высказать последнее желание; ответ ребенка подчеркнул его мистическую связь с ма-терью-шулмой, лазутчицей в стане Гесера: сын заявил, что если бы успел трижды глотнуть материнского молока (букв. молозива), то искрошил бы

его печень: «Экиннь уурган / Ьурв оочлсн / болхнь эм^л / цаЬан элкндчн / эрэс эрх билэв» [Хоньна 1981, 138], букв. оставил бы узоры на его белой печени. Ср. в синьцзянской версии эпоса «Джангар» побежденный богатырь в последнем своем слове говорит о том, что если бы три месяца пососал грудь своей матери, то сделал бы из противника зубочистку [Хабу-нова 2006, 158]. А в монгольской версии «Джангара» последнее желание богатыря - мгновенная смерть, при этом он просит оставить целым его тело для возможного воскрешения или перерождения, например: «Раз так случилось, / Темно-красную мою печень / Не искрошив, убей!» [Хабунова 2006, 158]. Здесь определение печени ближе к натуральному цвету; у калмыцкого поэта речь идет о печени белого цвета (цаЬан элкн), эта метафора, вероятно, передает ханский статус Гесера (ср. цаЬан ясн - букв. белая кость, т.е. человек знатного происхождения).

В малодербетовской версии эпоса «Джангар» богатыри клянутся своему хану, в том числе и собственной печенью: «Эм^л нертэ элкэн / Эзндэн йуулэд егий!» [Калмыцкий героический эпос 2020, 172] («Отдадим искрошенную печень по имени Эмжил нашему властителю»). «По представлениям калмыков, печень отражает эмоциональное состояние человека. <...> У калмыков бытовало обозначение близкого родства - родство по печени, выраженное в словосочетании элгн-садн. Отдавать раскрошенную печень в данном случае - это выражение особой преданности владыке-эзе-ну Джангару» [Борджанова 2007, 293]. Фразеологизм «Элкэн йуртэд егх» означает «отдать жизнь до конца» [Фразеологический словарь 2019, 273].

Заметим, что архетипического мотива поединка отца с сыном нет в известных нам калмыцких версиях сказания о Гесере.

Ср. в художественном переводе «Баллады.» эта история оформлена как «Богатырская колыбельная». Напевая эту колыбельную, мать, вероятно, размышляла о том, что сыну не суждено увидеть погибшего отца, а ее мужу не дано было познать долгожданную радость отцовства, да и сама она не насладится взрослением наследника. Так текст колыбельной экстраполируется в текст произведения и, будучи вставным элементом, несет важную сюжетообразующую функцию. Таким образом, переводчик конта-минирует здесь жанры колыбельной песни, богатырской сказки и героического сказания [Хонинов 2002, 69-72].

Цаган Баин потом убаюкивает своего младенца, но эта песня прямо не обозначена автором как колыбельная. Мать поет о том, как черноморский хан пришел с войной в калмыцкую степь, но его недоброжелательный ум обернулся против него самого. Улан Бюргюд остался в народной памяти, белый курган стал для него караулом. Одна стрела сократила его годы, но его душу принял сын. Калмыцкая степь вечно будет цвести, кровь, пролитая чашей, все же не была напрасной. То, что это именно колыбельная песня, подтверждается далее: «Экин дун / саатуллЬн болад, / ээ^-тег / дуувднь болад, / Нер уга / хурЬтл унтна, / нарн алтн / толян суцЬна» [Хоньна 1981, 140] («Материнская песня была колыбельной, мать-степь была люлькой, уснул тот, у кого не стало безымянного пальца, / солнце золотые

лучи протянуло»). Колыбельная песня, состоящая из трех куплетов, не имела припева. В тексте она структурно не выделена.

Умирая, Цаган Баин спрятала ребенка в дупле ивы. Балладный мотив чуда проявляется в том, что после такого ранения младенец не умер, выжил в полевых условиях, был найден людьми. Калмыцкие легенды о происхождении рода Цорос от мальчика, найденного под деревом [Семь звезд 2004, 177-181], в хониновском произведении определены мотивом нахождения ребенка в дупле дерева, где уселся сокол, что также актуализирует включение фольклорного материала в балладный жанр. Этот мотив обнаружения наследника ханской птицей акцентировал сиротство ребенка: «Удн модн / эктэ, / Уулын шовун эцктэ» [Хоньна 1981, 138]. («Ива - ему мать, сокол - ему отец»).

По обычаю предков старший из ханских приближенных, нашедших младенца, произнес йорял новорожденному: «Удн модн / мет эн / уудан ут / наста болтха. / Ж¡ирhлд дурта / хальмг нутган / нойншц / hард^

йовтха. // Дээни эвдрлтиг / эвин медрлэр / дацгин дандл / уга хаИлтха. / Хальмг эмтн / ни-негэр / хеен-хеенэн / ^ирhх болтха!» [Хоньна 1981, 147] («Подобно иве, пусть живет долгие годы. Пусть станет для калмыцкой страны правителем, равным хану Джангару. Пусть он обеспечит мир и благоденствие, не зная разрушительной войны. Пусть калмыцкий народ дружно живет во веки веков!»). В этом обряде пожелания новорожденному направлены на его будущее, а также на будущее его народа, поскольку он - ханский наследник. Как положено, присутствующие закрепляют услышанное благопожелание традиционной формулой для его исполнения: «Йорял бYттхэ! - г^эд, хальмгуд / йирн йисн / хогтан нээрлв...» [Хоньна 1981, 147] («Пусть сбудется благопожелание!» - сказав, калмыки праздновали девяносто девять дней.»).

Стратегия переводчика, несколько отступившего от оригинального текста, построена на близости к фольклорному йорялу «с его константными формулами (крепкое дыхание; пыльные ножки; прославление своего рода; предков; ноги, достающие стремян, и т.п.)» [Ханинова, Очирова 2011, 371]. Ср. «Кинь ак^, / Келнь шорат^, / Эк-эцктэн елзэтэ Yрн бол^, / ЭрYл-менд естхэ! / Ут наста, бат кишгтэ бол^, / Олн эгчнр-дуунр / Ар-дан дахултха!» («Шин hарсн бичкн куукдт тэвдг йерэл») [Устное народное творчество 2007, 278]. В переводе В. Еременко: «Да крепнет дыхание новорожденного, / Пусть будут в пыли ножки его. / Пусть родителям на радость живет. / Пусть сильным и здоровым растет. / Пусть будет неутомим. / Пусть не знает бед. / Пусть братья и сестры за ним / Родятся вслед!» («Йорял новорожденному») [Калмыцкое устное народное творчество 2007, 278].

Другим примером включения фольклорного материала стала калмыцкая сказка о трех лебедях - дочерях Солнца. Ее вспомнил Зоркий Мерген в погоне за Цаган Баин: ханша оглянулась, свет, струящийся от ее лица, как будто ослепил на время преследователя, он даже зажмурился. Эту сказку Зоркому Мергену рассказала его тетя, а он в свою очередь - своему хану.

О том, как молодой рыбак увидел на озере трех лебедей, обернувшихся девушками, как спрятал птичье одеяние одной из них, как та вынужденно была остаться с земным юношей, стала его женой, как люди поняла, что она - дочь Солнца, потому что ночами из дома исходил свет. И теперь Зоркий Мерген подумал, не гонятся ли они за родственницей той сказочной девушки. Такое детальное воспроизведение фабулы сказки характерно для поэмы, повествование которой может прерываться подобными вставными элементами.

Ср. в погоне за Улан Бюргюдом Зоркий Мерген, зная о том, как калмыцкий богатырь Мазан победил татарского богатыря Иштыка, попав тому в шею, хотел бы сам повторить такой маневр, но калмыцкий хан не расстегнул свой воротник, не оглядывался: «Мергн генн / мектэ. Хальмг / Мазн мацЬдын / Иштг баатриг / Меерсэрнь хаЬад / уцЬасиг меднэ, / Маз-ниг дурахар / гернэж йовна. // Зуг БYргд / мацЬдын Иштгшц / Захан тээлж / хэрY хэлэхш...» [Хоньна 1981, 113-114]. В этом случае автор ограничился лишь намеком на легендарный мотив [Семь звезд 2004, 279-287], в то время как сказочный сюжет о лебедях все же ввел в сцену преследования. Переводчик же обошел вниманием эти два примера, посчитав их замедляющими эпизод погони. Ср. со сказкой Хасыра Сян-Белгина «Мазн-баатр» («Мазан-богатырь», 1959) на основе исторических преданий, легенд и песен о знаменитом богатыре [Мукабенова 2009, 13].

Лирические отступления, характерные для жанра поэмы, касаются фабульной канвы. Это, во-первых, лаконичные авторские размышления о войне, продиктованные чувством сострадания к Цаган Баин, потерявшей мужа: «Ьазр! Кемр / чини гуунд / Ьолта ЗYркн / бээсн болхнь, / Теегин куукнэ / Ьашун Ьундлд / Тесж бээж / чадх билчи?» [Хоньна 1981, 124]. («Земля! Найдется ли такое сердце, которое смогло бы перенести горькую тоску степнячки?»). Во-вторых, это авторские размышления о Времени и Человеке: «...Цаг ^н хойр / емэрлнэ, / цогнь улан / хоюрн йовна. / Усн булгас эклж урсна, / ухан эмтнэс / терж делгрнэ» [Хоньна 1981, 148]. («.Время и Человек идут вперед, пылкие оба идут. Вода начинаются с родников, ум людской, родившись, расширяется»). Во второй сентенции поэт, обратившись к народной пословице, перефразировал ее. Ср. «Ьолын экн булг, куунэ экн нЛцнр», т. е. «начало реки - родник, начало человека -родственники (по материнской линии)» [Калмыцко-русский словарь 1977, 117].

В хониновском произведении часто встречаются пословицы и поговорки, способствующие пониманию событий и персонажей, что тоже характерно для калмыцкой поэмы. Так, пословица о свадьбе введена при сообщении о женитьбе Улан Бюргюда на Цаган Баин: «Хумха толЬа келврм хYрм / Хальмг теегт хан кенэ» [Хоньна 1981, 99]. («Хан в калмыцкой степи устроил такую свадьбу, на которую катятся даже черепа»). Ср. «хYрм гихлэ, хумха толЬа келвYPДг» [Калмыцко-русский словарь 1977, 618]. («При слове "свадьба" туда катятся и черепа»). Цаган Баин, предостерегая Улан Бюргюда от опасного гостя Хар хана, говорит мужу: «Куунэ эрэнь дотрнь

гидг, / Куунэ хаанас сагар бээтн» [Хоньна 1981, 99-100]. («Говорят, что пестрота человека внутри, будьте осторожным с чужим ханом»). Она приводит начало калмыцкой пословицы, которая гласит: «Куунэ эрэнь дотрнь, моhан эрэнь hазань», т.е. «пестрота человека внутри, пестрота змеи снаружи», иначе говоря, «душа человека - потемки» [Калмыцко-русский словарь 1977, 701]. Когда разгневанный черноморский хан отправился в свою страну, автор сравнил его с плохим быком, посыпающим пылью свою голову: «Му бухшц толhа деерэн / Тоос цацад хан хэрв» [Хоньна М. 1981, 105]. («Подобно плохому быку, посыпающему пыль на свою голову, уехал хан»). Ср. калмыцкая поговорка: «Му бух толhа деерэн шора цацдг погов. Плохой бык-производитель посыпает пылью свою голову» [Калмыцко-русский словарь 1977, 124]. Размышляя о превратностях судьбы, Цаган Баин, ссылаясь на калмыцкую поговорку, говорит мужу: «Ода авдрт бээх шаhан / Алц, тааЬинь яh^ медий?» [Хоньна 1981, 107]. («Как узнать, какой стороной лежат в сундуке альчики?»). Каждая сторона альчика (калм. шаhа) называлась по-разному, название имело значение при игре в альчи-ки (в данном случае упоминаются две стороны: алц и та). «Хуучан хатхсн урн гидг, / Хееткэсн сансн цецн гидг» [Хоньна 1981, 107] («Говорят, что чинящий старое - мастер, говорят, думающий о будущем - мудрец»), -напоминает о калмыцкой пословице Цаган Баин, призывая мужа жить во имя ребенка, который должен родиться, изгнать врага со свой земли. «КYрзэр дарснь ирдго гилднэ, / Келэр одснь ирдм гилднэ» [Хоньна 1981, 108] («Говорят, зарытый лопатой не возвращается, говорят, ушедший человек возвращается»), - так калмыцкой пословицей характеризует автор сборы войска хана Улана Бюргюда. Другую калмыцкую пословицу автор использует при описании сражений: <^кдгог эк эс hарhдгт, / Элдгог урн эс кедгт» [Хоньна 1981, 117] («Бессмертного не рожает мать, неизносимого не создает мастер»). Подчеркивая народный афоризм, автор актуализирует его смысл, сравнив йорял с маслом, в эпизоде благословения найденного наследника ханства. «Йерэлин экн - тосн, харалын экн - цусн» [Калмыцко-русский словарь 1977: 281], т.е. «Источник благопожелания - масло, источник проклятия - кровь». Нетрудно заметить, что введение пословиц и поговорок в текст произведения отведено героине (тип мудрой девы) и автору.

Таким образом, «Баллада о калмычке» (1979) Михаила Хонинова является поэмой-балладой, тяготеющей к лироэпической поэме, «в которой при сохранении ориентации на балладу ближе становится связь с эпической поэмой» [Теория литературы 2004, 323]. Жанровый синтез поэмы-баллады, в целом не характерный для калмыцкой поэзии ХХ в., в творчестве М. Хонинова носил экспериментальный характер, продолженный после первого опыта («Битва с ветром», 1967).

В художественном переводе «Сказание о калмычке» при определенном сохранении балладных и поэмных признаков актуализирует жанр стихотворного сказания, в котором события национального прошлого основаны на сохраненных устных рассказах-сказаниях.

Новый филологический вестник. 2022. №1(60). --

ЛИТЕРАТУРА

1. Борджанова Т.Г. Обрядовая поэзия калмыков (система жанров, поэтика). Элиста: Калм. кн. изд-во, 2007. 592 с.

2. Джангар. Героический эпос синьцзянских ойрат-монголов. На калмыцком языке: в 3 т. Т. 1. Элиста: Джангар, 2005. 856 с.

3. Древняя игра // Элистинские новости. 1998. 19-25 сентября. С. 2.

4. Иванюк Б.П. Баллада: словарное описание жанра // ФИЛОLOGOS. 2014. № 22(3). С. 30-36.

5. Калмыцкий героический эпос «Джангар»: Малодербетовский цикл. М.: Первая Образцовая типография, Чеховский Печатный Двор, 2020. 544 с.

6. Калмыцкое устное народное творчество / Сост. Н.Ц. Биткеев. Элиста: Джангар, 2007. 440 с.

7. Калмыцко-русский словарь / сост. Б.Д. Муниев. М.: Русский язык, 1977. 768 с.

8. Кичиков А.Ш. Исследование героического эпоса «Джангар» (вопросы исторической поэтики). Элиста: Калм. кн. изд-во, 1976. 156 с.

9. Лиджиев М. А. Фольклорные традиции в калмыцкой поэзии (1920-1980-е гг.): автореф. дис. ... к. филол. н. Майкоп, 2006. 22 с.

10. Лунный свет: Калмыцкие историко-литературные памятники. Пер. с калм. / Сост., ред., вступ. ст., предисл., коммент. А.В. Бадмаева. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2003. 477 с.

11. Мукабенова М.А. Мифологические и фольклорные основы калмыцкой литературной поэмы-сказки: автореф. . дис. к. филол. н. Майкоп, 2009. 22 с.

12. Народное творчество Калмыкии / сост. И. Кравченко. Сталинград - Элиста: Областное книгоизд-во, 1940. 316 с.

13. Омакаева Э.У Народные игры // Калмыки. М.: Наука, 2010. С. 364-374.

14. Очиров В.У Идейно-художественное своеобразие современной калмыцкой поэмы (60-80 гг.): автореф. дис. ... к. филол. н. М., 1990. 27 с.

15. Очиров В. Проблема фольклоризма поэмы // Литература Калмыкии на современном этапе: проблемы идейно-художественного развития. Элиста: КНИИ-ФЭ, 1987. С. 64-81.

16. Поэтика: словарь актуальных терминов. М.: Издательство Кулагиной, 2008. 358 с.

17. Пюрвеев В.Д. Жанровое движение: эволюция жанровых форм и внутренние закономерности развития калмыцкой поэзии XX века. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1996. 322 с.

18. Пюрвеев В.Д. Октябрь и калмыцкая литература: эволюция идейного содержания и жанровых форм литературы 20-30-х гг. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1988. 190 с.

19. Санджиев Н.Д. Калмыцкая поэзия первой половины XX века: становление и развитие нравоописательных жанров // Региональная научно-практическая конференция «Традиции и новаторство калмыцкой национальной художественной культуры: литература, фольклор, искусство», посвящ. 25-летнему юбилею кафе-

дры калмыцкой литературы и журналистики: материалы. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2014. С. 252-262.

20. Селеева Ц.Б. Сказание «О Гэсэре Богдо хане» в фольклоре калмыков // Бюллетень Калмыцкого научного центра РАН. 2019. № 3. С. 230-252.

21. Семь звезд: калмыцкие легенды и предания / сост., вступ. ст. и коммент. Д.Э. Басаева. Элиста: Калм. кн. изд-во, 2004. 415 с.

22. Теория литературы / Под ред. Н.Д. Тамарченко. Т. 2. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М.: Академия, 2004. 368 с.

23. Фразеологический словарь калмыцкого языка / под ред. Г.Ц. Пюрбеева. Элиста: РИА Калмыкия, 2019. 286 с.

24. Хабунова Е.Э. Героический эпос «Джангар»: поэтические константы богатырского жизненного цикла (сравнительное изучение национальных версий). Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. 256 с.

25. Хабунова Е. Э. «Сказание о Гесере-богдо» в записи от Шарлда Дорджие-вича Дорджиева, 1893 г.р.: общая характеристика, текст, комментарий // Монголоведение. 2021. № 2. С. 382-398.

26. Хабунова Е.Э., Дампилова Л.С., Алимаа А. Мотив «богатырский поединок (сражение)» и его вариативный ряд в эпосах монгольских народов // Oriental Studies. 2020. Т. 13. № 3. С. 779-789.

27. Хабунова Е.Э., Цеценбат Ц. Сюжетные звенья калмыцкого «Сказания о Гесер-богдо» в записи от Ш.Д. Дорджиева (1893-1984): содержательный состав // Oriental Studies. 2021. Т. 14. № 5. С. 1111-1121.

28. (a) Ханинова Р.М. Баллада в калмыцкой поэзии ХХ в. в аспекте синтеза жанров // Монголоведение. 2021. Т. 13. № 1. С. 147-167.

29. (b) Ханинова Р.М. Поэтика лирических и лироэпических жанров малой формы в калмыцкой поэзии ХХ века. Элиста: КалмНЦ РАН, 2021. 504 с.

30. Ханинова Р.М. Давид Кугультинов и Михаил Хонинов: диалог поэтов. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2008. 185 с.

31. Ханинова Р.М. Об одном эпическом сюжетном мотиве в «Сказании о калмычке» Михаила Хонинова // «Джангар» в евразийском пространстве (к 200-летию первой публикации калмыцкого героического эпоса «Джангар»): материалы междунар. научно-практ. конф. Элиста: КалмГУ, 2004. С. 149-154.

32. Ханинова Р.М., Очирова Э.Б. Йорял новорожденному в поэме Михаила Хонинова «Сказание о калмычке» // Современная филология: теория и практика: материалы VI международной научно-практической конференции. М.: Спецкнига, 2011. С. 368-372.

33. Хонинов М. Баллада о калмычке // Хонинов М.В., Ханинова Р.М. Час речи: стихи и поэмы. Элиста: Джангар, 2002. С. 45-79.

34. Хоньна М. Хальмг куукнэ туск баллад // Хоньна М. Баh насн, ханжанав: шYлгYД болн поэмс. Элст: Хальмг дегтр hарhач, 1981. Х. 97-149.

35. Хоньна М. Хальмг куукнэ туск баллад // Хальмг Yнн. 1979. Апрелин 20. Х. 4; Апрелин 26. Х. 4; Апрелин 27. Х. 4.

REFERENCES (Articles from Scientific Journals)

1. Ivanyuk B.P. Bailada: slovarnoye opisanie zhanra [Ballad: Dictionary Description of the Genre]. PHILOLOGOS, 2014, no. 22(3), pp. 30-36. (In Russian).

2. Seleeva Ts.B. Skazaniye "O Ge'se're Bogdo khane" v fol'klore kalmykov [The Legend "About Gesar Bogdo Khan" in the Folklore of the Kalmyks]. Byulleten' Kalmytskogo nauchnogo tsentra RAN, 2019, no. 3, pp. 230-252. (In Russian).

3. Khabunova E.E., Dampilova L.S., Alimaa A. Motiv "bogatyrskiy poyedinok (srazheniye)" i ego variativnyy ryad v eposakh mongol'skikh narodov [Motif "Heroic Duel (Battle)" and its Variable Series in the Epics of the Mongolian Peoples]. Oriental Studies, 2020, vol. 13, no. 3, pp. 779-789. (In Russian).

4. Khabunova E.E. "Skazaniye o Gesere-bogdo" v zapisi ot Sharlda Dordzhiyevicha Dordzhiyeva, 1893 g.r.: obshchaya kharakteristika, tekst, kommentariy ["The Legend of Gesar-bogdo" in the Entry from Sharld Dordjievich Dordjiev, born in 1893: General Characteristics, Text, Commentary]. Mongolovedeniye, 2021, no. 2, pp. 382-398. (In Russian).

5. Khabunova E.E., Tsetsenbat Ts. Syuzhetnyye zven'ya kalmytskogo "Skazaniya

0 Ge-ser-bogdo" v zapisi ot Sh.D. Dordzhiyeva (1893-1984): soderzhatel'nyy sostav [Plot Links of the Kalmyk "Tales of Gesar-Bogdo" Recorded by Sh.D. Dordzhiev (1893-1984): Content Composition]. Oriental Studies, 2021, vol. 14, no. 5, pp. 11111121. (In Russian).

6. Khaninova R.M. Ballada v kalmytskoy poezii XX v. v aspekte sinteza zhanrov [Ballad in the Kalmyk Poetry of the 20th Century in the Aspect of Genre Synthesis]. Mongolovedeniye, 2021, vol. 13, no. 1, pp. 147-167. (In Russian).

(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)

7. Omakaeva E.U. Narodnye igry [Folk Games]. Kalmyki [Kalmyks]. Moscow, Nauka Publ., 2010, pp. 364-374. (In Russian).

8. Ochirov V. Problema fol'klorizma poemy [The Problem of Folklore of the Poem]. Literatura Kalmykii na sovremennom etape: problemy ideyno-khudozhestvennogo razvitiya [Literature of Kalmykia at the Present Stage: Problems of Ideological and Artistic Development]. Elista, Kalmyk Research Institute of History, Philology and Economics Publ., 1987, pp. 64-81. (In Russian).

9. Sandzhiyev N.D. Kalmytskaya poeziya pervoy poloviny XX veka: stanovleniye

1 razvitiye nravoopisatel'nykh zhanrov [Kalmyk Poetry of the First Half of the 20th Century: The Formation and Development of Moral Genres]. Regional'naya nauchno-prakticheskaya konferentsiya "Traditsii i novatorstvo kalmytskoy natsional'noy khudozhestvennoy kul 'tury: literatura, fol'klor, iskusstvo", posvyashchennaya 25-letnemu yubileyu kafedry kalmytskoy literatury i zhurnalistiki: materialy [Regional Scientific and Practical Conference "Traditions and Innovations of the Kalmyk National Artistic Culture: Literature, Folklore, Art", Dedicated to 25th Anniversary of The Department of Kalmyk Literature and Journalism: Materials]. Elista, Kalmyk University Press, 2014, pp. 252-262. (In Russian).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10. Khaninova R.M. Ob odnom epicheskom syuzhetnom motive v "Skazanii o kalmychke" Mikhaila Khoninova [About one Epic Plot Motif in Mikhail Khoninov's "The Tale of Kalmyk"]. "Dzhangar" v evraziyskom prostranstve (k 200-letiyu pervoy publikatsii kalmytskogo geroicheskogo eposa "Dzhangar": materialy mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii ["Dzhangar" in the Eurasian Space (to the 200th Anniversary of the first Publication of the Kalmyk Heroic Epic "Dzhangar"): Materials of the International Scientific and Practical Conference]. Elista, Kalmyk State University Press, 2004, pp. 149-154. (In Russian).

11. Khaninova R.M., Ochirova E.B. Yoryal novorozhdennomu v poeme Mikhaila Khoninova "Skazaniye o kalmychke" [Yoryal to the Newborn in Mikhail Khoninov's Poem "The Tale of the Kalmyk"]. Sovremennayafilologiya: teoriya ipraktika: materialy VI mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii [Modern Philology: Theory and Practice: Materials of the 6th International Scientific and Practical Conference]. Moscow, Spetskniga Publ., 2011, pp. 368-372. (In Russian).

(Monographs)

12. Bordzhanova T.G. Obryadovaya poeziya kalmykov (sistema zhanrov, poetika) [Traditional Poetry of the Kalmyks (The System of Genres, Poetics)]. Elista, Kalmyk Book Publishing House, 2007. 592 p. (In Kalmyk, In Russian).

13. Bitkyeev N.Ts. (comp.) Kalmytskoye ustnoye narodnoye tvorchestvo [Kalmyk Oral Folk Art]. Elista, Dzhangar Publ., 2007. 440 p. (In Kalmyk, In Russian).

14. Khabunova E.E. Geroicheskiy epos "Dzhangar": poeticheskiye konstanty bogatyrskogo zhiznennogo tsikla (sravnitel'noye izucheniye natsional'nykh versiy) [The Heroic Epos "Dzhangar": The Poetic Constants of the Powerful Circle of Life (Comparative Studies of National Versions)]. Rostov-on-Don, North Caucasian Scientific Center of Higher Education Publ., 2006. 256 p. (In Russian).

15. Khaninova R.M. David Kugul'tinov i Mikhail Khoninov: dialog poetov [David Kugultinov and Mikhail Khoninov: A Dialogue of Poets]. Elista, Kalmyk State University Press, 2008. 185 p. (In Russian).

16. Khaninova R.M. Poetika liricheskikh i liroepicheskikh zhanrov maloy formy v kalmytskoy poezii XX veka [Poetics of Lyrical and Lyroepic Genres of Small Form in The Kalmyk Poetry of the 20th Century]. Elista, Kalmyk Scientific Center of the Russian Academy of Sciences Publ., 2021. 504 p. (In Russian).

17. Kichikov A.Sh. Issledovaniye geroicheskogo eposa "Dzhangar": voprosy istoricheskoypoetiki [The Study of the Heroic Epic "Dzhangar" (Questions of Historical Poetics)]. Elista, Kalmyk Book Publishing House, 1976. 156 p. (In Russian).

18. Muniev B.D. (ed.). Kalmytsko-russkiy slovaf [Kalmyk-Russian Dictionary]. Moscow, Rysskiy yazyk Publ., 1977. 768 p. (In Kalmyk, In Russian).

19. Pyurveyev V.D. Oktyabr'i kalmytskaya literatura: evolyutsiya ideynogo soder-zhaniya i zhanrovykh form literatury 20-30-kh gg. [October and Kalmyk Literature: The Evolution of the Ideological Content and Genre Forms of Literature of the 20-30s]. Elista, Kalmyk Book Publishing House, 1988. 190 p. (In Russian).

20. Pyurveyev VD. Zhanrovoye dvizheniye: evolyutsiya zhanrovykh form i vnutrenniye zakonomernosti razvitiya kalmytskoy poezii XX veka [Genre Movement:

Новый филологический вестник. 2022. №1(60). ----

The Evolution of Genre Forms and Internal Patterns of Development of Kalmyk Poetry of the 20th Century] Elista, Kalmyk Book Publishing House, 1996. 322 p. (In Russian).

21. Tamarchenko N.D. (ed.). Poetika: slovar' aktual'nykh terminov i ponyatiy [Poetics: A Dictionary of Actual Terms and Concepts]. Moscow, Kulagina Publ., Intrada Publ., 2008, 358 p. (In Russian).

22. Tamarchenko N.D. (ed.). Teoriya literatury [Theory of Literature]: in 2 vols. Vol. 2. Broytman S.N. Istoricheskaya poetika [Historical Poetics]. Moscow, Academia Publ., 2004. 368 p. (In Russian).

23. Pyurbeyev G.Ts. (ed.) Frazeologicheskiy slovar' kalmytskogo yazyka [Phraseological Dictionary of the Kalmyk Language]. Elista, RIA Kalmykia Publ., 2019. 286 p. (In Kalmyk, In Russian).

(Thesis and Thesis Abstracts)

24. Lidzhiyev M.A. Fol'klornyye traditsii v kalmytskoy poezii (1920-1980-e gg.) [Folklore Traditions in Kalmyk Poetry (1920-1980s)]. PhD Thesis Abstract. Maykop, 2006. 22 p. (In Russian).

25. Mukabenova M.A. Mifologicheskiye i fol'klornyye osnovy kalmytskoy lite-raturnoypoemy-skazki [Mythological and Folklore Foundations of the Kalmyk Literary Poem-Fairy Tales]. PhD Thesis Abstract. Maykop, 2009. 22 p. (In Russian).

26. Ochirov V.U. Ideyno-khudozhestvennoye svoyeobraziye sovremennoy kalmytskoy poemy (60-80 gg.) [The Ideological and Artistic Originality of the Modern Kalmyk Poem (60-80 gg.)]. PhD Thesis Abstract. Moscow, 1990. 27 p. (In Russian).

Ханинова Римма Михайловна, Калмыцкий научный центр РАН.

Доктор филологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник отдела фольклора и литературы. Научные интересы: поэтика, русская литература, калмыцкая литература и фольклор, калмыцкая поэзия, перевод.

E-mail: khaninova@bk.ru

ORCID ID: 0000-0002-0478-8099

Rimma М. Khaninova, Kalmyk Scientific Center of the RAS.

Doctor of Philology, Associate Professor, Leading Research Associate, Department of Folklore and Literature. Research interests: poetics, Russian literature, Kalmyk literature and folklore, Kalmyk poetry, translation.

E-mail: khaninova@bk.ru

ORCID ID: 0000-0002-0478-8099

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.