CC BY
151
Бабайцева B.B. Синтаксис русского языка. - М.: ФЛИНТА; Наука, 2015. - 576 с.
Новая книга доктора филологических наук, профессора Веры Васильевны Бабайцевой, заложившей основы структурно-семантического направления в современной русистике и создавшей общелингвистическую теорию синхронной переходности, названа, как это всегда было принято в отечественной академической науке, лаконично и вместе с тем емко - «Синтаксис русского языка». Подобное название не может не вызвать вполне ожидаемых ассоциаций с одноименными трудами Д.Н. Овсянико-Куликовского, А.А. Шахматова и других выдающихся синтаксистов.
Конечно, было бы весьма поучительно прочитать книгу В.В. Бабайцевой как бы на фоне этих классических трудов, которые почитаются хрестоматийными, но остаются во многом не только непонятыми, но и, к сожалению, непрочитанными. Однако такая увлекательная задача, несомненно, будет поставлена в свое время теми, кто станет изучать соотношение традиционного и инновационного в развитии русской синтаксической науки конца XX - начала XXI в. Наша задача гораздо скромнее: она состоит в том, чтобы представить читателю этот капитальный научный труд В.В. Бабайцевой, в котором обобщен ее почти семидесятилетний опыт плодотворной исследовательской работы в области синтаксиса русского языка.
Синтаксическая концепция, отстаиваемая В.В. Бабайцевой многие годы и обстоятельно изложенная в рецензируемой книге, относится к обобщающе-синтетическому типу: в ней традиционный синтаксис осмыслен как «цельное знание», вбирающее в себя достижения одноаспектных исследований, характерных для современной синтаксической науки. Ценность традиционных синтаксических учений состоит, по В.В. Бабайцевой, прежде всего в том, что «классики отечественного языкознания не стремились к созданию искусственных систем; в их трудах представлен многосторонний и глубокий анализ изучаемых явлений, без схематизма в объяснении их» (с. 38). В этом смысле книга В.В. Бабайцевой «Синтаксис русского языка» обречена стать классическим трудом, так как в ней весь методологический арсенал, накопленный в синтаксических исследованиях от М.В. Ломоносова до наших дней, привлечен для описания и объяснения почти всех явлений русского синтаксического строя, в том числе тех, которые плохо укладываются в очевидные таксономии или по каким-то причинам оказались в кругу неразрешимых, или - иначе - «трудных», вопросов.
В синтаксической концепции В.В. Бабайцевой достойное место занимают психологические и психолингвистические интерпретации синтаксических явлений и процессов. Так, например, здесь в предмет синтаксиса включен не только анализ «готового» предложения, но и анализ его формирования. По В.В. Бабай-цевой, «формирование простого предложения проходит три этапа: 1) выбор вида мысли; 2) выбор структурной схемы; 3) лексическое наполнение схемы. Действительно, предложение образуется тогда, когда есть потребность в выражении мысли. Обычно эта потребность обусловлена актом общения. Выбор схемы определяется формой мысли и степенью ее членимости. Наполнение схемы лексическим материалом... определяется желанием говорящего передать ту или иную конкретную информацию» (с. 179).
Семантика и форма предложения, согласно В.В. Бабайцевой, опосредованы разными типами суждений: логическими, логико-психологическими и психологическими, - отличие которых друг от друга связано, с одной стороны, с характером вербализации предмета мысли/речи и предиката, а с другой стороны, со степенью членимости. Невербализованные компоненты отражаются в форме наглядно-чувственных образов и представлений (с. 53). Посредством такого психологического объяснения В.В. Бабайцева показывает обоснованность традиционной дифференциации предложений на двусоставные и односоставные, а также необходимость включения в предмет синтаксиса нечленимых предложений (с. 206-210).
В трактовке присоединения В.В. Бабайцева прямо учитывает особености порождения речи, инициированного той «порцией» мысли, которая, уже будучи «облечена» в форму предложения, не потеряла актуальности для говорящего/пишущего и побуждает его ввести в высказывание новую рему (с. 29-31; 411-420 и сл.).
Вообще говоря, в «Синтаксисе русского языка» В.В. Бабайцевой первостепенное внимание уделяется методологии синтаксического исследования, представляющей интерес не только для русского, но и для общего языкознания. В основе этой методологии - структурно-семантическое направление, нацеленное на такое постижение синтаксического строя, которое определяется «постулатами» (с. 45) многоаспектности, переходности, учета значения элементов и значения отношений, системности. Кроме того, в русле структурно-семантического направления описание синтаксиса выполняется, с одной стороны, при подходе «снизу» и «сверху», т.е. из чего строятся синтаксические единицы и как они членятся, а с другой стороны, при обращении к щербовской идее об активной/пассивной грамматике, т.е. «от содержания к форме» и «от формы к содержанию».
Все эти допущения в их взаимодействии позволяют добиваться в полной мере объективной интерпретации синтаксических явлений. Поэтому-то В.В. Ба-байцевой предложены взвешенные и непротиворечивые трактовки синтаксической природы таких «спорных» предложений, как двусоставные структуры со сверхсхемным словом это в абсолютном начале, модели типа Пароходов было два и др., показана «многослойность» дифференциации присоединения в системе синтаксических связей, ведущая к раскрытию синтаксического механизма присоединения, обоснована система синкретичных членов предложения и т.д.
Познавая синтаксические единицы как структурно-семантические образования, лингвист опосредованно имеет дело не с «автономными» синтаксическими структурами, порождаемыми во внеконтекстном «вакууме» (ср., например, генеративную грамматику Н. Хомского), а с отображенными в синтаксических формах словосочетаний, предложений и т.д. результатами коммуникативно-речевой деятельности и с теми их семантическими, актуализационными, стилистическими качествами, которые отработаны в социуме для создания высказываний (и текстов) разного композиционно-смыслового оформления и коммуникативного предназначения. По-видимому, вовсе не случайно В.В. Бабайцева настоятельно подчеркивает связь развиваемой ею синтаксической концепции с коммуникативной лингвистикой, в которой синтаксис рассматривается (и моделируется) в его речевом генезисе и, что особенно важно отметить, в его коммуникативно-функциональной перспективе.
С учетом всех «постулатов» структурно-семантического направления в «Синтаксисе русского языка» В.В. Бабайцевой выполнено системное описание словосочетания, простого, осложненного и сложного предложения, сложного синтаксического целого. Исчерпывают ли эти структуры синтаксическую систему русского языка? И да, и нет. Например, с одной стороны, отсутствует анализ способов выражения чужой речи, без которых невозможно представить связную речь, в том числе и преимущественно с эстетической установкой. С другой же стороны, по своей синтаксической фактуре та же прямая или косвенная речь воспроизводят определенные типы сложных бессоюзных и сложноподчиненных предложений соответственно в их особой функции.
Кстати говоря, сама В.В. Бабайцева никак не разъясняет, почему в ее книге нет раздела, посвященного чужой речи в сугубо синтаксическом ракурсе описания ее форм. Между тем во второй половине XX в. синтаксис конструкций с чужой речью стал полноправной отраслью русской синтаксической науки, в его развитие внесли вклад такие ученые, как Г.В. Валимова, М.К. Милых, С.Г. Ильенко, Г.М. Чумаков и др., всецело осознававшие свою причастность к отечественной синтаксической традиции.
В.В. Бабайцева отмечает в XX в. определенную этапность познания русского синтаксиса. Так, по ее мнению, «исключительное внимание к словосочетаниям в 50-60-е годы XX в. сыграло, несомненно, положительную роль в познании структуры и семантики компонентов словосочетания, но при этом было утрачено (или ослаблено) представление об их месте в общей системе синтаксических единиц. Неудивительна поэтому утрата интереса к словосочетаниям, поиски иных предметов для синтаксических исследований» (с. 159).
Несмотря на этот факт, В.В. Бабайцева уделяет словосочетанию серьезное внимание, причем не столько излагает известное, сколько ставит новые вопросы и предлагает новые интерпретации, стремится увеличить эмпирическую массу этой синтаксической категории. Так, например, простота/сложность в сфере словосочетания, по В.В. Бабайцевой, - исключительно квантитативный признак, основанный на «учете количества знаменательных слов, входящих в состав словосочетания» (с. 144). Наряду с подчинительными словосочетаниями - на одном уровне таксономии - выделяются сочинительные, что, согласно В.В. Бабайцевой, обусловлено изоморфизмом связей и отношений на разных уровнях синтаксической системы (с. 112-118; с. 130-134). Уточняющие конструкции типа на околице, у самого леса, по В.В. Бабайцевой, - словосочетания (с. 158). Предложен глубокий и всесторонний анализ цельных словосочетаний, в которых ощутимо представлены явления синтаксической переходности (с. 134-140).
В сфере простого предложения дифференцированы членимые/нечленимые, двусоставные/односоставные, полные/неполные предложения, показано не только семантическое, но и структурное своеобразие каждого типа в его разновидностях, раскрыта специфика актуального членения как двусоставных (чем обычно ограничиваются), так и односоставных предложений. Для членимых предложений развернута полномасштабная картина функционирования их структурно-семантических компонентов - членов предложения - с учетом типичных и синкретичных реализаций. Правда, отдельные случаи синкретизма кажутся далеко не очевидными. Например, в предложении Весь день стоит как бы хрустальный... (Ф. Тютчев), где
налицо координация его главных членов, обнаруживается «окказиональное... сочетание подлежащего и обстоятельства времени» (с. 306).
Интересны наблюдения В.В. Бабайцевой над нечленимыми предложениями (с. 252-262). «Нечленимые предложения, - пишет В.В. Бабайцева, - предоставляют исследователям бесценный речевой материал, позволяющий осознать некоторые мыслительные процессы, понять причины частотности нечленимых предложений в речи» (с. 261). Нечленимые предложения, подобно детским «голофразам», могут оказаться полезными для психолингвистического анализа речи.
В составе осложненных предложений описаны однородные члены предложения, полупредикативные/непредикативные обособленные члены предложения, вводные, вставные и присоединенные компоненты, а также обращение. Наряду с причастным, адъективным, деепричастным, сравнительным оборотами в рамках полупредикативных обособленных членов предложения рассматривается инфинитивный целевой оборот (с. 377-380).
Довольно необычно как таксономическое объединение «непредикативные обособленные члены предложения», так и отнесение к нему отдельных прецедентов обособления. Так, в предложении Пьер, как законный сын, получит все (Л. Толстой) имеется обособленное приложение с союзом как, обладающее семантическим оттенком причины (с. 389). Ср.: Пьер получит все, потому что <он> законный сын. Обособленное приложение свободно трансформируется в придаточное предложение с семантикой причины. Почему же это обособленное приложение не полупредикативная конструкция, а непредикативная? И еще одно: раз перед нами хотя и обособленный, но непредикативный член предложения, то получается, что Пьер, как законный сын - словосочетание. Но так ли это?
По В.В. Бабайцевой, обособленные обороты, в частности причастные, с одной стороны, выступают как единый второстепенный член предложения, реализующий валентность опорного слова, а с другой стороны, допускают внутреннее синтаксическое членение (с. 366). Причем как необособленный причастный оборот, так и обособленный - это сложное словосочетание (с. 154-155).
В сфере сложных предложений В.В. Бабайцева во многом следует традиции их описания, хотя в термине «сложные бессоюзные предложения» совершенно оправданно меняет местами неоднородные определения. Однако классификация сложноподчиненных предложений строится по принципу функционального тождества придаточных предложений и членов предложения, восходящему к Ф.И. Буслаеву (с. 475-485). Эта классификация сопоставляется с так называемой многомерной (Л.Ю. Максимов), не имеющей единого таксономического основания (с. 486-494). Ни одна из этих классификаций не исключает другую, они находятся, если так можно выразиться, во взаимно-уточняющих отношениях, показывают принцип дополнительности в действии.
Специфика сложного синтаксического целого раскрыта В.В. Бабайцевой также путем сопоставления этой комплексной единицы, с одной стороны, со сложным предложением, а с другой стороны, с текстом (с. 537-542 и сл.). И здесь точно так же, как и применительно к простому, осложненному и сложному предложению, обнаруживаются переходные случаи, структурный и/или семантический синкретизм.
Нет никаких сомнений, что «Синтаксис русского языка» В.В. Бабайцевой - заметное явление в русской словесности начала XXI в., непреходящее по своей
ценности достижение как самого ученого, так и стоящей за его плечами русской синтаксической традиции. Безусловно, не со всеми частными трактовками В.В. Ба-байцевой можно согласиться, что-то потребует критического осмысления и вызовет дискуссии, тем более что разумная критика, как известно, никогда не возбранялась в отечественной науке. Особая перспектива для дискуссий заложена, как кажется, в представлениях В.В. Бабайцевой о словосочетании, но, насколько это предсказание справедливо, покажет лишь время.
В «Дневнике» К.И. Чуковского есть такая запись: «Тынянов, молодой студент, пришел к Шахматову и говорит: "Я интересуюсь синтаксисом". Шахматов скромно: "И я"» (24 августа 1925 г.). Вера Васильевна Бабайцева - и Мастер, и пытливый труженик науки, который, обобщая все то, что было добыто и передумано за многие десятилетия жизни в русской синтаксической традиции, по-шахматовски скромно ставит перед нами и, главным образом, перед собой и вопросительные знаки, и многоточия. Несмотря на то, что «Синтаксис русского языка» В.В. Бабай-цевой - цельный и законченный научный труд, на память приходят слова, сказанные Е.С. Истриной о «Синтаксисе русского языка» А.А. Шахматова: «...в "Синтаксисе" нет конца».
К.Я. Сигал
