CC BY
39
\ АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ \
Любая
о
воина
кем-то
оплачена
По мнению Юрия Шафраника, председателя Совета Союза нефте-газопромышленников России, председателя правления Международной группы компаний «СоюзНефтеГаз», Ливию ждет многократный передел в системе недропользования, что, впрочем, не означает прямого нарушения заключенных ранее контрактов.
Юрий
Шафраник,
председатель Совета Союза нефтегазо-промышленников России, председатель правления Международной группы компаний «СоюзНефтеГаз»
Не спать
— 1 сентября Россия признала Переходный национальный совет действующей властью в Ливии. По словам спецпредставителя президента по сотрудничеству со странами Африки Михаила Маргелова, руководители оппозиции заверили его, что все бизнес-соглашения будут соблюдены. Каков ваш прогноз на этот счет? Произойдет ли передел в нефтегазовом секторе Ливии?
— Непременно. Война сама по себе есть передел, и уже идет передел политический. Но политики без экономики не бывает. Любая война кем-то обязательно оплачивается. Когда Ирак напал на Кувейт, ответной ударной силой была Америка, много денег потратившая затем на восстановление Кувейта и изоляцию Ирака. Но, в конечном счете, все было с лихвой оплачено Кувейтом и Ираком — их нефтью.
Что касается обещаний новой власти, то представьте, что вы заложили свою квартиру и получили деньги. Вы стали бы их вкладывать под уверения Переходного совета?
Дело ведь не только в Ливии, а в общем процессе, охватившем в разной степени все арабские государства, от Марокко до Бахрейна. И процесс этот будет длиться не год, не два, а минимум десятилетие, усиливаясь или ослабевая в зависимости от многих факторов. Сегодня государственное устройство, структура власти, механизмы управления, сформированные в этих странах в 50-60-е годы прошлого века, достигли пика противоречий — в первую очередь, с религиозно-этническими и социальными запросами населения. В Египте, к примеру, не стало Мубарака. Но теперь там требуют устранить от власти военных. Уберут военных, будут воевать между собой гражданские группировки. И пока все это не переварится в социальном котле, люди не успокоятся. Дай Бог им лет за десять эту беду перенести и преодолеть — и без большой крови.
В Ливии, с учетом ее истории, внутренние конфликты и разбирательства были предрешены, поскольку «единство» племен скрепляла только диктаторская власть
ирина
воробьева
В Ливии идет процесс оформления новых сил. (На фото внизу умеренный исламист, председатель ПНС Муста-фа Абд аль-Джалиль).
лидера. Его не стало, а опыта договорного сосуществования нет (разве что на пару дней по частному поводу). Так что племена и религиозно-политические группировки еще долго будут разбираться между собой.
Там нет даже партий (или иных выразителей не только племенных, кланово-классовых, но и общегосударственных интересов). А когда появятся, то и между ними, безусловно, начнется борьба за сферы влияния.
Означает ли это, что завтра отменят контракты, заключенные при Каддафи? Нет. Но это и не значит, что они будут легко реализовываться, поскольку, повторяю, идет процесс оформления новых сил, их договоренностей между собой. Но чтобы не остаться в стороне от этого процесса, надо активно — но не лихорадочно, а последовательно — заниматься проектами в Ливии. И на политическом уровне, что уже происходит, и, особенно, на уровне компаний. Ведь политики могут договориться, а компании в это время будут «спать», и тогда у них, естественно, отберут то, что есть.
— А почему у «СоюзНефтеГаза» нет проектов в Ливии, несмотря на то, что вы руководите Российско-Ливийским деловым советом?
— У нас были планы относительно Ливии, но к конкретным проектам мы так и не перешли. Я склонен рисковать, но если что-нибудь происходит при Джамахирии, нельзя понять, по какой причине. Кто, допустим, может снять министра? Народное собрание министерства, народное собрание района, народное собрание города, народное собрание страны. Кто может назначить министра? Те же собрания. А кто за этим решением реально стоит? Отвечают: «Народ». Мне это непонятно.
— Что вы посоветуете российским компаниям, которые имеют контракты, активы в Ливии? Не потеряют ли они свои позиции?
— Будут спать — потеряют. Чтобы не отобрали, надо выдвигать лоббистов, объединяться. И тогда органы российской государственной власти смогут целенаправленнее помогать компаниям. Сейчас политическое руководство страны, МИД делают достаточно много для создания благоприятной атмосферы за рубежом. В большинстве
готошк/др
стран за десять лет сформировано нормальное отношение к российскому бизнесу — в одних чуть лучше, в других хуже. Вопрос в игроках. В нашем бизнесе, если говорить о прямых инвестициях, все еще преобладает иждивенчество, засевшее в сознании с советского времени, когда государство обеспечивало даже не содействие, а международную организацию проектов. Это первая наша беда.
Нефтегазовые ресурсы в мире, по большому счету, уже поделены, и входить в проекты становится все тяжелее. А мы все ждем, когда президент поедет, что-то подпишет, и тогда кто-то что-то получит. Нигде в мире нет подобного подхода. На Западе компания сначала сама обеспечивает возможности для работы за рубежом, а потом идет за политической поддержкой. Для достижения результата надо прикладывать огромные усилия. Мы жили наследством Союза, который много вкладывал в развитие производительных сил, учил людей и обеспечивал — в целом — хорошее отношение к нам за пределами страны. Но сейчас уже сами компании должны направлять деньги в инвестиции, кадры, образование, лоббирование...
«СоюзНефтеГаз», например, оплачивает учебу туркменских студентов, «ЛУКОЙЛ» учил и учит иракцев. Но этим мало кто занимается. Наша группа все проекты на Западе осуществила на западные деньги. Купить же компанию на средства, заработанные в России, — небольшое достижение.
Почему на Кипре образцовая судебная система, а в России ее нет?
— и какая же вторая беда препятствует прямым инвестициям?
— Запущенный в конце 80-х — начале 90-х годов процесс дележки, названный приватизацией. Он нас настолько захватил, что мы пока не можем от него избавиться.
У нашего бизнес-сообщества, да и у журналистов, пишущих об экономике, все еще есть два, я бы сказал, фетиша. До кризиса 1998 года российский бизнес, СМИ, чиновники говорили преимущественно о важности банков и финансов, хотя и раздавались предупреждения, что деньги ради денег не нужны. Когда финансовый пузырь лопнул, бизнес пошел в производство, начался раздел активов, подъем экономики. Тем не менее, 2008 год выявил, что мы ничему не научились. Во всех публикациях октября — ноября 2008 года, посвященных кризису, звучали призывы спасать финансовый рынок. Но спасать ту же российскую биржу, вливая в нее государственные средства, — ошибочно и даже преступно по той простой причине, что у нас лишь 1% населения связан с биржевыми операциями. В США — 80%, и там биржу спасают из-за сотни миллионов акционеров паевых, пенсионных, инвестиционных фондов, фондов медицинского страхования. Зачем же нам равняться на американцев? Нам нужно спасать рабочие места, производство, направляя в него прямые инвестиции.
Второй фетиш — отсутствие денег на проекты. Я начал бизнес с нуля, взяв 10 млн руб. под свое имя. Если есть хороший проект, имя, то нет проблем с деньгами. И в мире, и в России денег много. Если кто-то сразу говорит о деньгах, значит, у него нет проекта.
\ТРЕНДЫ И ПРОГНОЗЫ \
прямые инвестиции / № 10 (114) 2011
13
\ АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ \
То, о чем пишут сегодня многие журналисты, — это не прямые инвестиции, а прямое государственное финансирование. Для инвестиций чрезвычайно важны отлаженные правовая и судебная системы. Где мы только ни судились — и в Москве, и в Лондоне. Суды — это нормальная практика бизнеса.
Но почему все оффшоры выбирают Кипр? Потому что там невозможно договориться с судом ни о чем, что противоречит законодательству, нормам гражданского права. Лучше даже не пробовать. Почему же на Кипре
и
Через десять лет усилий «ЛукоИЛ» выиграл тендер на разработку месторождения «Западная курна-2».-
В послевоенном Багдаде уже не почувствуется уникальный-арабский дух (на фото Багдад до 2003 года).
образцовая судебно-правовая система, а в России ее нет? Мы что — хуже Кипра? Я бы этот вопрос размещал на обложке каждого номера вашего журнала.
В Багдаде спокойнее
— Когда заходит речь о ближайшем будущем Ливии, о перспективах российского бизнеса в этой стране, очень часто проводят параллели с Ираком. Мол, Россия многое потеряла с крушением режима Саддама Хусейна...
— Имела ли Россия прежде приоритет в Ираке? Да, безусловно. Мы его потеряли? Разумеется. При пересмотре контрактов, как это происходит после любой войны, наши проекты подвисли. Но политическое руководство страны, МИД, Российско-Иракский деловой совет прилагали много усилий, чтобы в Ираке не было откровенного антироссийского настроя. И его нет. Кому-то нравятся русские, кому-то нет, кому-то американцы не нравятся, но в целом условия равные. Поэтому те, кто занимался возобновлением своей деятельности
(«ЛУКОЙЛ», «Газпром нефть»), или уже получили, или имеют шансы получить проекты.
— Вам удалось возобновить работу, в частности, на месторождении «Рафидейн»? (Балансовые запасы нефти здесь — более 100 млн тонн. В 2002 году «СоюзНефтеГаз» подготовил технико-экономическое обоснование его разработки и подписал соглашение, но начало военных действий привело к замораживанию проекта. — Ред.)
— Мы все еще ведем переговоры, и не только по «Ра-
фидейну». У нас с иракцами отличные отношения, жаловаться грех, но «Рафидейн» и ряд других месторождений в силу сегодняшней политики страны
не попадают в ранг запуска. Иракцы замахнулись на крупные проекты, не запустив в работу ни одного среднего и мелкого месторождения. И это, на мой взгляд, серьезная ошибка. Оптимально разрабатывать два-три крупных и 200 мелких, что оживило бы экономику страны. Мелких, конечно, условно: 120 млн тонн извлекаемых запасов нефти — разве это мелочь? Иракское руководство свой просчет сегодня осознает, а вот пять лет назад не понимало, решив раздать крупные месторождения. Но из больших компаний, выигравших тендеры, мало кто сегодня активно работает, разве что китайцы. Также видны последовательные действия «ЛУКойла»: компания построила отличный полевой городок, туда уже прибыли люди, наладили транспортную логистику. Словом, начинается реальная работа, а не просто обустройство.
В целом оживление чувствуется, особенно по сравнению с тем, что было три-четыре года назад, но настоящей активности, когда утвержден график работ и пошли деньги, нет. Многие боятся рисковать людьми. В стране еще идет настоящая гражданская война между политическими, этническими и религиозными группами. Очень сильна Аль-Каида.
— Что, на ваш взгляд, подтолкнуло Ирак к проведению самостоятельной политики в нефтегазовой сфере в 2009 году?
— Я бы такую черту не проводил: до 2009 года и после. Идет внутреннее развитие Ирака. Вначале он находился под прямым американским протекторатом. На восстановление инфраструктуры, электростанций шли американские деньги. Затем иракцы подписали с США два соглашения о переходе от прямого протектората к достаточно свободному во внутренней политике государству. Американские войска из городов были выведены, а если оставлены, то только по просьбе самих жителей, для поддержания стабильности. Тот факт, что они после восьми месяцев митингов все-таки сформировали коалиционное правительство, дает повод для некоторого оптимизма: пройдя через большую кровь, невзгоды, диверсионные акты, общество пытается создать форму госуправления в виде коалиционного компромисса. Пока эффект невелик, но худо-бедно шажки в нужном направлении делаются.
И даже внешний вид Багдада свидетельствует в пользу сегодняшнего дня: 2007 год, когда я впервые туда приехал после войны и ужаснулся увиденному, и 2011-й — это, как говорится, «две большие разницы». Хотя арабского духа, который мне импонировал непосредственно, а многим — благодаря литературным произведениям (и его сохранял довоенный Багдад), там уже нет.
