CC BY
31
УДК 821.512.141.09
АВТОБИОГРАФИЧСКИЕ ПОВЕСТИ МАЖИТА ГАФУРИ - БЕСЦЕННЫЙ ВКЛАД В СТАНОВЛЕНИЕ БАШКИРСКОЙ ПРОЗЫ 20-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА
© Т. А. Кильмухаметов*, Г. С. Кунафин, И. К. Янбаев
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (34 7) 273 93 1 2.
*Emai: kafedra.jurnalistiki@gmail. com
Во второй половине 20-х и в начале 30-х гг ХХ века М. Гафури написал повести «Черноликие» (1926), «Ступени жизни» (1928), «На золотых приисках поэта» (1930), закладывающие основы башкирской прозы советского периода [1].
В этих произведениях М. Гафури всецело предстает как писатель-реалист, как мастер реалистической прозы. И предмет изображения, и художественные средства раскрытия предмета содержания - вся содержательная и изобразительная структура повестей прозрачно жизненна и напоминает жизнь в ее многообразных проявлениях.
Самое общее для всех повестей - автобиографичность. Повествование от начала до конца ведется от имени рассказчика-повествователя.
За ним легко угадывается персона самого писателя Мажита Гафури, но в разные годы его жизненного пути: в основном в годы его учебы в медресе. Например, шакирд Гали в повести «Черноликие» и безымянный шакирд в повести «В золотых приисках поэта».
Данная особенность повести «Черноликие» подробно анализируется в первой части статьи [5].
В структуре произведения формируется образ рассказчика-повествователя. В его повествовании находят опосредованное образное отражение детские и юношеские годы самого писателя, его душевные впечатления и переживания от увиденного и пережитого.
Образ рассказчика-повествователя - творческая находка писателя.
Живой рассказ о пережитом и увиденном самим Мажитом Гафури мог бы быть изложен в форме произведения мемуарного жанра. Но в том случае произведение потеряло бы свою эмоциональность, непосредственность и искренность. А повествование от имени свидетеля-рассказчика широко открывает возможности исповедальной прозы.
Здесь уже повествование заполняется не только фактами и предметами, а и переливами чувств радости и печали, думами, размышлениями об увиденном и пережитом.
В повести «На золотых приисках поэта», которая подробно исследуется во второй части статьи, шакирд-повествователь искуссно излагает занимательную, почти приключенскую жизнь шакирдов медресе, которая совершается с ними во время летних каникул [2].
Художественный прием, успешно использованный в первой повести, в данном случае совершенствуется далее и уже служит расскрытию новых реалий жизни и новых пластов социально-классовых формирований.
Ключевые слова: повесть, средства, стиль писателя.
жанр, рассказчик-повествователь, художественные
Творческая жизнь повести «Черноликие» (1926 г.) за более чем восемь десятилетий дает право уверенно утверждать: ей выпала счастливая судьба - она «перевоплатилась» в драматические, оперные, балетные, кукольные спектакли, в картины, песни, стала музой актеров, композиторов, режиссеров, художников. В то же время для миллионов читателей несколько поколений она остается как популярная книга, заставляющая глубоко сопереживать за жизнь и судьбу героев и персонажей писателя. «Чероноликие» - самое хрестоматийное произведение Мажита Гафури и по праву занимает достойное место в учебных программах общеобразовательных школ, средних и высших учебных заведений [3].
Произведение получило достойную оценку в трудах критиков и литературоведов, историков литературы и культуры. Автор монографического исследования о жизни и творчестве М. Гафури
доктор филологических наук Гилемдар Рамазанов, в частности, писал: «Повесть М. Гафури «Чер-ноликие», дающая реалистическое изображение тяжелой дореволюционной действительности, глубоко раскрывающая всю душевную драму ее главной героини, по праву вошла в советскую литературу как одно из лучших произведений о суровом прошлом нашего народа» [4].
Стиль повести соответствует особенностям «исповедальной прозы» в мировой литературе: все, что вошло в произведение - события, человеческие отношения, мир вещей и природы - излагается устами шакирда Гали.
Но по тому, как искусно все это делается, угадывается натруженная рука опытного писателя. Это заметно уже в первом абзаце повести, где в плотных строках частично обозначены время, место и участники предстоящих событий: «Это происходило тридцать лет тому назад. Мы,
младшие шакирды, вышли раньше других после вечерней молитвы и вернулись в медресе» [3].
Именно в медресе и разворачивается событие, за которым и начинается стремительный поток эпизодов, разрушающий судьбы главных героев, приносящий невыносимые душевные страдания их родителям и близких к ним людям.
С появлением Сафи хазрета младшие и старшие шакирды, «сложив на коленях руки и нагнув головы, устремили глаза в книги». В тот момент, когда урок был в самом разгаре, дверь медресе распахивается и с громкими криками вваливается группа местных крестьян. Они делают громкое заявление: «Поймали сына Шакира Закира вместе с дочерью Фахри ...». Разъяренная толпа считает, что Закир и Галимэ совершили большой грех и требует их жестоко наказать. Главным судьей становится по обычаю, Сафи хазрет. Начинается острый диспут о виновности и невиновности молодых. Они сами не признают свою вину.
- Нет, хазрет, они говорят правду, - проговорил Закир тихо, испуганным голосом, -мы только сидели и разговаривали. Эти люди из мести.
- О, Аллах мой! Ведь напрасно клевещут на нас!... Никакого греха на нас нет!
Из толпы слышатся слова молодого парня:
- Нет, хазрет, они только сидели и разговаривали. Дело было не так, как говорят эти. - он кивнул на Сайфуллу и его товарищей.
Но толпа продолжает решительно стоять на своем.
«Сайфулла, Гайфулла, Салим, Гарей и их единомышленники зашумели, заорали, налетая на этого парня.
- По-вашему выходит, что можно ночью сидеть наедине с девушкой, которая уже на выданье? Что это за разговоры?»
Противостояние толпы и шакирдов затягивается. По велению Сафи хазрета Закира и Галимэ разводят и закрывают в отдельные места под караул до следующего дня. А на утро перед взором Гали шакирда Закир и Галимэ предстают уже в виде понесших суровое наказание: «Я выглянул за ворота и увидел человеческий поток, двигавшийся в нашу сторону. Впереди всех вели Галимэ и Закира. Платок ей повязали так, чтобы он не закрывал лица. Оно было вымазано сажей, левая рука девушки была привязана к правой руке Закира, а его лицо так густо вымазано сажей, что виднелись одни глаза.
- Я обомлел от страха. Галимэ ступала безвольно, слепо, как лунатик. Поток людей нес их, будто щепку. Когда они приблизились к дому Фахри, народ задержал их, оглашая утренний воздух криками:
- Глядите на их черные лица!
- Пусть это послужит уроком!
- Губители народа!
- Попиратели шариата!
- Развратники!»
Ситуация становится все более безысходной и угнетающей: «В толпе стучали камнями по доскам, в Галимэ и Закира летели старые лапти. Девушка согнулась, теряя сознание, но ее подхватили и подтолкнули вперед. Галимэ и Закира снова повели по улице. С новой силой возобновились выкрики и издевательства».
Сгущение черных красок, безусловно, осознанное иедейно-творческое решение автора произведения. М. Гафури, как писатель-реалист, с пронзительной откровенностью обнажает самую распространенную социальную сторону дореволюционной жизни - судьбу простого баззащитного человека на фоне общественной несправедливости и религиозного фанатизма. Трагедия Галимэ ярко высвечивает невежество, кровожадность толпы. Для нее слово «шариат» является как некий зловещий символ, под прикрытием которого вдребезги рушатся любые святыни и благородные идеалы, человеческие судьбы и сердца.
Гали шакирд, еще раз обозревая эти дикие события, говорит: «Вот какова жизнь, - думал я, пораженный. - Девушка с парнем не могут остаться наедине хотя бы на минуту, не могут поговорит сердечно!.. Несчастье Галимэ и отвратительное уличное зрилище поселили в нашем доме могильную тишину и уныние. Всегдашней радости не было и в помине, и казалось, что отныне навеки наступила безотрадная, тяжелая жизнь. В ушах звучали гнусные голоса обвинителей Галимэ, перед глазами стояли их омерзительные лица».
Изнемогая от боли за любимую сестру, он одновременно высказал слова, где содержится идейный замысел произведения: «Нет, лица ее истязателей, хоть их не коснулась сажа, были чернее лица Галимэ».
***
Впечатления от повести будут неполными, если оставить без внимания образы родителей Гали шакирда. О них он размышляет так: «Отец -мягкосердечный и кроткий человек. Ни в какие скандальные дела деревни он не вмешался. Он всегда оставался спокойным, уравновешанным и не бранился, что бы ни случилось. Рядом с отцом мать казалась женщиной особенно расторопной, подвижной и говорливой. Но и у нее был добрый характер». И именно они становятся опорой для Галимэ в самые тяжелые дни. Когда после случившегося родной отец Фахри отказался от своей дочери, Бадри со своей женой решили взять Галимэ в свой дом. Бадри заявляет: «Мы возьмем ее к себе. Я знаю Галимэ, она не из тех девушек, что способны на блуд. Пусть болтает не только вся деревня, но и весь мир! Я не верю!». Услышав это Гали шакирд гордо, как настоящий мужчина восклицает: «Вот, именно так, Отец! Мы так и
сделаем». В образах Бадри, его жены и сына воплощены человечность, доброта, мудрость, которые составляют социально-душевную суть основной части трудящегося народа.
В воплощении творческого замысла произведения заметную роль играет логика развития персонажей, составляющие группу служителей шариата во главе с Сафи хазретом. Внешне он выдает себя за соблюдение чистоты мусульманской морали. Когда толпа требует наказать молодых «распутников», он принимает солидную позу и изрекает:
- Вы горячитесь и мешаете установить истину. Я знаю, что закон запрещает нам применять телесные наказания... В наших краях нельзя исполнять велений шариата. Но если мы не хотим погрязнуть в распутстве, то нельзя оставлять безнаказанным такие дела. Осуществление велений шариата - наша обязанность, об этом ясно говорят священные книги.
А затем уже под предлогом высокой «обязанности» придумывает изощренную форму наказания - лица Галимэ и Закира густо вымазать сажей, покрыть в черный цвет.
Цинизмом наполнено поведение Сафи хазрета, муэдзина на чтение Корана за выздоровление Галимэ в ее родительском доме. После того как завершили обряд чтения молитвы, они собрались в хлеву и начали обмениваться своими впечатлениями. Одному понравилась рука девушки, другому - ее ноги, третьему - ее груди. Габдрахман-хальфа открыто признается:
- И правду говорят, что самое лучшее яблоко ест червь. Такая красивая, а пропала, бедняжка, из-за неуча-мужика. Если ей уж так хотелось гулять, то следовало дать знать. Передала бы нам письмо через Гали, уж мы знали бы, как обойти шариат.
В данном случае гротеск становится художественным приемом, чтобы высветить двуличие служителей шариата. Они для Гафури всегда подразделялись на два типа: истинные ученые-муллы и муллы-невежды. Такова была реальность в самой жизни. В произведениях Акмуллы, Тукая, Бабича часто встречаются образы служителей ислама, по знаниям и внутреннему совершенству не соответствующие своему назначению. Поэтому сатирическая характеристика служителей религии - это не нападка на саму суть ислама, а критика отдельных его недостойных представителей.
Повесть «Черноликие», активно утверждающая гуманистические принципы народного писателя Мажита Гафури, продолжает свою творческую жизнь в золотом фонде башкирской и татарской литератур.
Жизненный опыт и наблюдения, накопленные в нелегкие годы юности и возмужания, продолжали стимулировать Гафури к активной
творческой деятельности и в начале 30-х гг. Свидетельство тому повесть «На золотых приисках поэта» (1930).
В ее основу положены те люди и события, которых увидел сам на золотых приисках братьев-золотопромышленников Рамеевых. Здесь пришлось ему потрудиться в бытность шакирда медресе знаменитого Зайнуллы ишана (1898). Один из братьев - Закир Рамеев был поэтом, печатался под псевдонимом Дардеманд.
В поисках заработка М. Гафури попал на прииск поэта, гнул спину в его темных, низких шахтах добывая гроши, чтобы осенью продолжить учебу в медресе.
Мастерство художественного обобщения дает о себе знать уже в начальных страницах повести. После отъезда богатых шакирдов занятия в медресе закончились и шакирды-бедняки оказались без заработка и учения. Они решают ехать на золотые прииски «Восьмой», хозяева которого мусульмане. У шакирдов возникает уверенность: «Разве там, где добывают золота, нет работы? Я иду непременно! Там вот еще что бывает, - продолжал Зин-нат, - после сильных дождей люди ищут золото в кучах промытой за зиму глины, некоторые счастливчики находят вот такие куски золота, - он показал свой большой палец. - Хозяева прииска тут же покупают его по два рубля золотник.
Рассказ Зинната привел нас в восторг.
- Вот это да! Вот где хорошая работа!
Если, на счастье мы найдем кусок золота, продадим его и деньги поделим между собой. Тогда мы избавимся от необходимости ставить самовар для сыновей баев ., - говорили мы наперебой, возбужденно, словно уже нашли самородки. Будущее казалось нам светлым и радостным».
Реальная жизнь шакирдов под пером писателя, как видно, легко становится крутым сюжетооб-разующим фактором повести. Затем сюжет этот не менее захватывающе развертывается. Сразу же возникает вопрос: как раздобыть деньги на дорогу? Попросить у ишан-хазрета взаймы? Но он дает только тем, у кого богатые отцы. А если продать учебники? Ведь Фахри-хальфа покупает их. После немыслимых препирательств он действительно купил у них книги, но за полцены. «Ну и скряга же! - подумали мы. - дал всего пятьдесят копеек. Ведь осенью он продаст эти книги по 60-70 копеек каждую... На такие-то доходы он и построил себе двухэтажный дом.»
Самородок, о котором говорят шакирды и мечтает каждый старатель, реально предстает под пером писателя где-то в конце повести. Его находит безымянный башкир Урала. Картина предстает в следующем описании: «Мы протиснулись к середине круга и взглянули на небольшую площадку в центре. Наш взгляд упал на баев, сидящих на красном персидском ковре.
Действительно, перед баями придавив ковер, лежал красноватый камень с лошадиную голову. Около него еще какие-то камни того же цвета, один с величиной с кулак, другие поменьше».
Однако, башкир с Урала, нашедший их, богатым не становится. Ему «отстегнули» в награду только сто рублей - в тысячу раз меньше положенного.
- Мало, очень мало! - заговорили наперебой рабочие. - Разве сто рублей подходящая награда человеку, нашедшему такое сокровище? Нужно было дать, по крайней мере, тысячу.
Старатели огорчены безмерно. Известие о том, что башкира наградили ста рублями, огорчало всех. Рабочие поражались жадности баев:
- Бессовестные! Чем совать подачку уж лучше бы ничего не давали!
- Да и он хорош! Он не должен был брать, бросил бы деньги им в лицо!
- Подумай-ка! В то время как баи бездельничали, бедняга-башкир нашел им такой клад, а они сунули ему сто рублей».
Повесть завершается в элегических тонах.
«Прошли годы. Остались далеко позади дни, проведенные на прииске. Но до сих пор перед моими глазами стоят невыразимые тяжелые картины жизни на шахте: тяжкий труд рабочих, голод, увечья, смерти, сокровище, брошенное башкиром на кравово-красный ковер, стоны изувеченного старика Салима и жизнь баев, проходящая в утехах.
Только спустя многие годы я узнал, что автор стихов, подписанных именем «Дардеманд», - хозяин приисков Закир Рамеев. Оказывается, мы работали на золотых приисках поэта. Тысячи изнуренных, падавших от усталости рабочих обогащали поэта Дардеманда.
Но он в своих стихах ни разу не вспомнил о них. Видно, сердце его, горевшее «восточной страстью», билось не для них. Огонь поэта согревал лишь тех, кто был богат».
На завершающих страницах повести писатель развертывает наглядную контрастную картину, которая надолго врезается в сознание: на трех экипажах взмыленные тройки лошадей вихрем несли хозяев приисков Шакира и Закира Садыковечей Рамеевых. «Они пронеслись на прииск «Балкан», даже не замечая старателей».
Далее следует многозначительный монолог шакирда-повествователя: «Мои товарищи разговорились со штейгером о баях, но я не слушал. Я опять погрузился в свои мысли.
Перед моими глазами возник прииск «Восьмой», сумрачная казарма, землянка, необыкновенный самородок, лица рабочих, с которыми я трудился, старик Сибагат и его семья, нежная Хадича и заботливые женщины, чинившие нам белье.
Казалось, что в ушах еще раздаются тихие, терзающие душу стоны старика Салима, звучат не утихая.
Что это? Звон колокольчиков байских экипажей, скрывшихся вдалеке или эхо стонов старика Салима? Не знаю, не могу различить.»
Повести «Черноликие» и «На золотых приисках поэта» напоминают произведения Максима Горького «Мои университеты», они автобиографичные - повествование ведется от имени самых будущих писателей. Несправедливости в жизни, увиденные и изложенные из уст молодых Гафури и Горького, предметно и живописно передают этапы путей будущих писателей, их возмужание как гуманистов и защитников бедных и обездоленных.
Повести «Черноликие» и «На золотых приисках поэта» ценны тем, что руками писателя-реалиста воссозданы несколько выразительных «точек» противоречий, глубинной народной, уже сильно разделенной на бедных и баев, жизни населения Башкортостана начала ХХ столетия. Повести важны для понимания гуманистического мировоззрения Мажита Гафури и его художественного стиля как писателя-реалиста. При этом надо всегда помнить: эти произведения вышли из-под пера народного поэта Башкирской АССР уже в конце 20-х гг. послеоктябрьского столетия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гафури М. Писатели земли башкирской. Справочник / сост.: Р. Н. Баимов, Г. Н. Гареева, Р. Х. Тимергалина. Уфа: Китап, 2015. С. 197-201.
2. Гафури М. Повести / Перевод с башкирского А. Борща-говского. М.: Советский писатель, 1981. С. 139.
3. Гафури М. Писатели земли башкирской. Справочник / сост.: Р. Н. Баимов, Г. Н. Гареева, Р. Х. Тимергалина. Пе-рераб. и доп. Уфа: Китап, 2015. С. 197-201.
4. Гафури М. Повести / Перевод с башк. А. Борщаговского. М.: Советский писатель, 1981. С. 15.
5. Кильмухаметов Т. А. С болью о прошлом. Творчество Мажита Гафури - источник идей справедливого общества и мира. (К 130-летию со дня рождения Мажита Гафури: Сб. мат-лов Межрегиональной научно-практ. конф., посвященной 130-летию со дня рождения классика башкирской и татарской литератур, первого Народного поэта Башкортостана Мажита Гафури (16 декабря 2010 г.). Уфа: Ватандаш, 2010, С. 124-130.
Поступила в редакцию 30.10.2017 г.
ISSN 1998-4812
BeciHHK EamKHpcKoro yHHBepcHTeTa. 2017. T. 22. №4
1121
AUTOBIOGRAPHY STORIES BY MAZHIT GAFURI AS A PRECIOUS CONTRIBUTION TO THE FORMATION OF BASHKIR PROSE OF THE 1920s
© T. A. Kilmukhametov*, G. S. Kunafin, I. K. Yanbaev
Bashkir State University 32 Zaki Validi Street, 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (34 7) 273 93 12.
*Email: kafedra.jurnalistiki@gmail. com
In the second half of the 20s and the beginning of the 30s of 20th century, M. Gafuri wrote the stories "The Dark-faced" (1926), "Steps of Life" (1928), "At the Golden Mines of the Poet" (1930) laying the foundations of Bashkir prose of the Soviet period. In these works, M. Gafuri is perfectly represented as a realistic writer, as the master of realistic prose. Both the subject of depiction and the artistic means of interpreting the contents, the whole artistic canvas of the stories, are transparently vital and reflect life in its different forms. The common thing about all the stories by M. Gafuri is their autobiographical character. From the beginning up to the end, they are the first person narratives. The person of the writer himself is obviously seen in the background, representing different periods of his life: mainly the years of madrasah studies. For example, the shakird Gali in the story "The Dark-faced" and the nameless shakird in the story "At the Golden Mines of the Poet". The autobiographical character of M. Gafuri's story "The Dark-faced" is analyzed in details in the first part of the article. The image of the author-narrator is formed in the structure of the work. In his narration, the virtual artistic depiction of the childhood and young years of the writer himself, his spiritual impressions and emotions of watched and experienced life are given. The image of the author-narrator can be regarded as a creative masterpiece of the writer. The vivid story of life watched and experienced by Mazhit Gafuri could be told in the form of the memoirs. However, in this case, the work would have lost its emotional component, its spontaneity and sincerity. The narration from the first person, from the witnessing narrator provides vast possibilities for confessional prose. In this case, the narration is filled not only with facts and objects, but also with fluxes of joy changing to grief, thoughts and reflections of the watched and experienced. In the story "At the Golden Mines of the Poet", which is studied in details in the second part of the article, the shakird-narrator artfully unravels the entertaining, almost adventurous life of shakirds in the madrasah, which surrounds them during the summer holidays. The artistic means, masterfully used in the first story, is being improved in this case and forthwith serves the exposing of new life realities and the new layers of social-class formations.
Keywords: story, genre, author-narrator, artistic means, writer's style.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Gafuri M. Pisateli zemli bashkirskoi [Writers of the Bashkir land. Reference book]. Spravochnik. Comp.: R. N. Baimov, G. N. Gareeva, R. Kh. Timergalina. Ufa: Kitap, 2015. Pp. 197-201.
2. Gafuri M. Povesti [Stories] / Perevod s bashkirskogo A. Borshchagovskogo. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1981. Pp. 139.
3. Gafuri M. Pisateli zemli bashkirskoi. Spravochnik [Writers of the Bashkir land. Reference book]. Comp.: R. N. Baimov, G. N. Gareeva, R. Kh. Timergalina. Pererab. i dop. Ufa: Kitap, 2015. Pp. 197-201.
4. Gafuri M. Povesti [Stories] / Perevod s bashk. A. Borshchagovskogo. Moscow: Sovet-skii pisatel', 1981. Pp. 15.
5. Kil'mukhametov T. A. S bol'yu o proshlom. Tvorchestvo Mazhita Gafuri - istochnik idei spravedlivogo obshchestva i mira. (K 130-letiyu so dnya rozhdeniya Mazhita Gafuri: Sb. mat-lov Mezhregional'noi nauchno-prakt. konf., posvyashchennoi 130-letiyu so dnya rozhdeniya klassika bashkirskoi i tatarskoi literatur, pervogo Narodnogo poeta Bashkortostana Mazhita Gafuri (16 dekabrya 2010 g.). Ufa: Vatandash, 2010, Pp. 124-130.
Received 30.10.2017.
